Текст книги "Жажда/water (СИ)"
Автор книги: kissherdraco
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)
И именно так Гарри видел это. В конце концов, однажды он убедит каждого в их неправоте. Он не будет осознавать своих действий, просто чисто механически будет следовать по стопам своего отца. Закончит то, что тот начал. То есть ничего хорошего. Только алчная потребность в развращающем ощущении власти.
– Нам следует проведать её сегодня, – пробормотал Рон.
– Угу.
Это было реальностью – целиком и полностью. Гермиона. Единственная девушка, которую он любил, о которой заботился, которая была ему нужна.
Гарри отдал бы свою жизнь за многих людей. И это не было геройством. Героизм – это всего лишь избитое веками выражение, всего лишь клише. Это просто еще один мираж, аллегорическое чудо, созданное, чтобы искушать людей мыслями о триумфе, чести, народном восхищении. Ага, пусть другие думают так: типа, это и есть план. Что-то вроде безопасной иллюзии. За исход битвы будем бороться и у нас есть наш собственный герой. НАШ герой. Он принадлежит светлой стороне. Даже не себе. Борьбе. И это так ужасающе трагично.
Нет. Это не имеет ничего общего с героизмом. Это просто любовь. Ну и что-то ещё. Смысл жизни. Необходимость защищать. Оберегать. Он не мог понять этого. Но, тем не менее, так оно и было. Он не мог просто наблюдать, как другие мучаются. Он должен сделать всё, что в его силах, чтобы спасти их. Таков его принцип.
И говорить, что он отдал бы свою жизнь за таких людей, как Гермиона и Рон, было бы не достаточно. Потому что есть разница. Такая смутная и почти не ощутимая, но всё же она была. Гарри отдал бы свою жизнь ради них, не только чтобы спасти их. Ведь со знанием того, что он не смог… что они погибли… он просто не сможет жить дальше. Это будет не просто неудачная попытка защитить. В нём словно что-то умрёт. Словно что-то сломается и будет гнить глубоко в нём.
Вот почему это имело смысл. Вот почему вся эта ситуация бесила, раздражала, действовала на нервы. Гермиона находилась рядом с одним из самых опасных людей во всей школе. И она была в опасности. Совершенной и абсолютной опасности. Возможно, ей не грозит ни смерть, ни даже физический вред, но он достанет её. Малфой найдёт способ навредить ей.
И спросите его: почему бы это? Потому что есть причины. Явные, бросающиеся в глаза причины, почему Гарри знал, что между Гермионой и Малфоем что-то происходит.
– Что-то происходит между ними.
Рон взглянул на него. Они сидели молча довольно долгое время. Солнце уже ярко светило в окно, и ребята могли видеть свет, пробивающийся через покрытое инеем стекло, и бледное солнце, светящееся на ярком, голубом небе.
-Ты прав.
Гарри был почти удивлён. По крайней мере, он ожидал услышать усталый вздох. Слабый намёк на то, что Рону реально осточертело обсуждать эту тему. Не то чтобы он не был этому рад, но это немного смутило Гарри. Простое согласие Рона прибавило ещё больше сомнений.
– Нужно что-то с этим делать, – сказал Гарри.
– Ну, мы вроде уже попытались, разве нет?
– И всё ещё не имеем ни малейшего понятия, что происходит, – ответил он. – Если бы мы могли, хотя бы выяснить что-то, тогда возможно мы бы могли со всем разобраться
– И как ты себе это представляешь? – переспросил Рон. – Мерлин знает, сколько раз я пытался расспросить ее. И, раз уж на то пошло, крики и кулаки здесь – тоже не вариант.
– Я просто пошёл искать её, когда они вышли из зала.
– О чем это ты?
– Ну, ты знаешь. После того, как Малфой хотел поговорить с ней прошлой ночью. Во время бала.
– А… Ну, да.
– Всё выглядело так, словно я им помешал, прервал что-то важное.
Рон пожал плечами.
– Не знаю, Гарри, по-моему, пора кончать с этим.
– Она была расстроена. Почти напуганная.
– Да ладно тебе, ты постоянно это говоришь. Тоже самое ты говорил в тот раз, когда вы с Малфоем чуть не расквасили друг другу морды в подземельях.
– И? Я ведь не врал.
– Уверен, что нет, – ответил Рон. – Я просто пытаюсь донести до тебя, что мы ходим кругами. Это, чёрт побери, бессмысленно.
– Едва ли, это можно назвать так.
– Уж поверь, можно.
– И что ты тогда предлагаешь? – нахмурился Гарри. – Просто забыть об этом?
-Само собой – нет!
-Тогда что?
– Слушай, ну, не знаю я! – вздохнул Рон. – Я просто пытаюсь объяснить, что на данный момент у нас нет ничего, что помогло бы нам разобраться в ситуации.
Гарри нахмурился сильнее.
Единственное, что у нас есть, – ответил он, едва клацнув зубами. – Та фигня, что несла Панси.
Боковым зрением он заметил, как Рон напрягся.
-Да, – пробормотал он. – Но я абсолютно уверен, что если Малфой… ну, ты понял… – Рон неловко заерзал в кресле, – … попытался что-нибудь… – она бы нам рассказала, ведь так?
Эти слова. Только этих слов было достаточно, чтобы заставить его кровь закипеть.
– Если Малфой, конечно, не угрожал ей, – рыкнул Гарри. – Что вполне вероятно.
– Гермиона не стала бы этого терпеть, – ответил Рон. – Ну,… она бы не стала, ведь так?
Гарри почувствовал неуверенность в голосе Рона.
– Без понятия, – пробормотал Гарри. – Но… ладно. Есть ещё одна важная вещь, – он запнулся. Гарри просто хотел сказать это до того, пока еще не стало слишком поздно, чтобы, вообще, была необходимость это говорить. В любом случае, банальность. Просто глупая ложь. Но, тем не менее, он хотел, чтобы это услышал Рон. – Просто… хм … фигня в чистом виде. Ну, то, о чем говорила Панси.
Брови Рона поднялись вверх: – И что же?
– Полный абсурд, но всё же, – Он немного колебался. – Просто какая-то хрень относительно того, что Гермионе он тоже нравится.
– Кто?
– А как ты думаешь, Рон?
– Ну…
Гарри уставился на друга в ожидании. Но Рон, кажется, всё ещё не уловил сути.
Гарри вздохнул, явно огорчённый. Снова придётся говорить это.
– Панси говорила что-то о том, как они смотрят друг на друга. Я не знаю. В смысле, это заметно…
– Чушь собачья!
– Именно.
– Истеричка чертова.
-Я просто подумал, что должен тебе рассказать. О том, какие весёлые мыслишки роются в голове Паркинсон.
– Ну, это все курам на смех.
– Что-то типа того.
– Нет, на самом деле!
– Да знаю я, – нахмурился Гарри, немного раздраженный. – Не вижу смысла, верить в эту хрень. Ни грамма правды.
– Это и есть единственный возможный ответ, – лицо Рона малость перекосило. – Я не удивлюсь, если она уже начала распускать идиотские слухи по этому поводу.
– Вряд ли, – возразил Гарри. – Сомневаюсь, что она предпримет что-то подобное. Сам понимаешь, это унизит её собственное достоинство. Ну,… идея о том, что Малфою… нравится, хм, Гермиона.
– Но это не так, Гарри, – сказал Рон. – В смысле, что он мог бы думать о ней как о привлекательной девушке или что-то подобное. Многие ребята так думают. Ну а что, если Панси поймала его на том, как он пялится дольше обычного? Всего лишь гормоны, ведь так? Ведь это сплошная биология. Это же не должно что-то значить.
Рон словно в первую очередь убеждал самого себя.
Гарри покачал головой: – Ну, а как насчёт остального?
– Чего именного?
– О, Мерлин, Рон! – воскликнул Гарри, закатывая глаза. – Не заставляй меня говорить это вслух.
– А, ну да. Ну, ещё одна ложь.
– Ты так считаешь?
– Так должно быть.
Гарри заскрипел зубами. Он хотел, чтобы всё это оказалось лишь ложью, действительно этого хотел. Но тогда какой резон Панси выдумывать что-то подобное. Ну, какая девушка отважилась бы признаться в том, что ее – так называемый бойфренд – в постели кричал чье-то имя?
– Не знаю, Рон.
Рон явно чувствовал себя крайне неловко. Между бровями залегла глубокая морщинка, и от его постоянных ерзаний в кресле Гарри уже трясло. В целом, вся эта ситуация действовала ему на нервы. Он даже в точности не знал, что хочет услышать от Рона, но был почти уверен, что это фразы, наподобие: – Да, Гарри, ты абсолютно прав. Давай пойдём, вытащим Малфоя из гостиной старост и набьём ему морду бессчетное количество раз. – По крайней мере, этот план мог бы быть эффективным.
– Мы должны быть бдительными и проследить, – пробормотал Рон, забираясь в кресло с ногами и устраиваясь в нем поудобнее.
– За кем?
– А как ты думаешь? – переспросил Рон. – За Малфоем, конечно. Может, узнаем что-нибудь его странных делишках.
– Что я и пытался сделать, – нахмурился Гарри. – И ты, кстати, начал плести что-то о том, как далеко я зашёл.
– Слушай, друг, – Рон серьёзно посмотрел на Гарри. – Я всего лишь беспокоюсь за Гермиону…
– А мне, по-твоему, на неё плевать?
– Ты просто не видел её той ночью в библиотеке. Она была так расстроена, Гарри. Я даже не знал, что сказать.
– Неужели не понятно почему?»
– По-твоему я идиот?!
– Почему она плакала, Рон?
– Я не знаю. Она сказала, что это из-за обязанностей старосты, но…
– Вряд ли.
– Тоже самое и я сказал.
– Значит из-за него.
– Возможно.
– Нет, Рон. Никаких возможно, а так оно и есть!, – Гарри был дико раздражён. – Я не понимаю тебя. Неужели ты не замечаешь этих их сглазу-на-глаз разговоров? Это напряжение между ними или недосказанность? Гермиона очень изменилась с тех пор, как стала делить одну гостиную с этим ублюдком, и ты знаешь это. Я жутко устал от того, что только меня это волнует!
– Думаешь, меня это не волнует? – огрызнулся Рон, возвращая ноги обратно на пол. – Конечно, да! И мне тоже чертовски хочется врезать ему при всяком удобном случае, но кто-то же должен трезво оценивать ситуацию, и этот кто-то явно не ты, согласен?
– Ну и что ты хочешь этим сказать?
– Ты знаешь, что вы с Малфоем в чём-то схожи. Ты знаешь, что это так, не правда ли? Так хотя бы не веди себя так, как будто не знаешь этого.
– Но ведь и ты его ненавидишь, Рон! – прорычал Гарри. – Или ты забыл?
– Конечно, я его ненавижу… И с трудом сдерживаю себя… Но если я позволю ему достать меня, так же как он достает тебя, тогда мы трое застрянем в таком дерьме, что потом сложно будет из него выбраться. Я пытаюсь сдерживаться, Гарри, действительно пытаюсь. Поэтому не надо делать вид, будто я ничего не делаю. Возможно, меня это беспокоит ещё больше, чем тебя.
– О чём это ты?
– О Гермионе. Пока ты одержим навязчивой идеей о Малфое, я стараюсь выяснить, что к чему, просто разговаривая с ней.
Гарри опустил взгляд. Глубоко вздохнув и потёр лоб рукавом.
– Возможно ты и прав, – выдохнул он. – Как будто я не пытался вести с ней задушевных разговоров. Как будто, чёрт побери, есть возможность, что она будет говорить со мной об этом.
– Гермиона увидит, что ты пытаешься действовать разумно.
– Но как я могу заставить её увидеть это?
– Понятия не имею, – пожал плечами Рон. – То есть, я думаю, она всё понимает. Как считаешь? В смысле, мы оба знаем, что если бы у тебя реально отсутствовала бы причина действовать подобным образом – никаких шансов на то, что она все еще разговаривала бы с тобой. С нами обоими, если быть точным.
– Думаешь, она… и в самом деле всё понимает?
– Надеюсь.
– Значит, действительно что-то происходит.
– Видимо так. Но мы ведь знали об этом.
Гарри снова потёр лоб, делая продолжительные и глубокие вздохи. Он снова уставился на огонь.
– Не думаю, что я смогу долго оставаться в стороне, Рон, – выдохнул он. – Зная, что что-то не так. И не имея понятия, что именно.
Рон согласно кивнул.
– Думаю... Думаю, ты прав, – промямлил он. – Мы определенно должны что-то сделать. Ей не становится лучше. И она падает всё ниже. Она словно больна.
– Может, мне следует сказать Дамблдору, – предложил Гарри. – Рассказать ему о непомерных нагрузках, возложенных на нее как на старосту девочек. В любом случае, это оградит ее от присутствия Малфоя.
– Она прикончит тебя, Гарри, – ответил Рон. – Совершенно точно и с особой жестокостью.
– Это точно, – выдохнул Гарри. – Думаю, я не смогу так поступить с ней.
– Должен представиться удобный случай.
– Может быть. Я на это надеюсь…, – он оборвал себя, кивая головой.
– На что?
– На то, что причиной ее ангельского терпения меня и моих, хм, моих эмоциональных всплесков не является чувство ее вины, – Гарри сглотнул.
– Чувство вины? – переспросил Рон, явно смущенный. – С какого ей чувствовать что-то подобное?
– Не знаю, – пробормотал Гарри. – Может она сделала что-то… или чувствует что-то?
-К Малфою?
Он пожал плечами.
– Гарри, мы уже это проходили…
– Да знаю я, знаю. Просто мысли сами лезут в голову.
Рон покачал головой.
– Тогда я с полной уверенностью могу назвать тебя душевнобольным, если ты считаешь, что она способна на такое. Мы же говорим о Гермионе.
– И это я тоже знаю.
Он и знал. Он знал, что это была их Гермиона, и, может, именно поэтому сердце ныло настолько сильно. Именно потому, что это была Гермиона. И он был настолько близок к тому, чтобы потерять её. Это ужаснуло его ещё больше.
Гермионе подвластны различные вещи. Ей – одной из немногих – присуща рассудительность. Порой она сдавалась, порой плакала, но она всегда могла собраться и сосредоточиться в нужный момент. Она всегда будет рядом с правильными суждениями и острым умом. Всегда рядом. Но сейчас она очень отдалилась от Гарри и Рона. Была такой отстраненной. Между ними тремя возникла дистанция, которую можно увидеть, почувствовать. Такая явная и очевидная, и доставляющая боль. И Гарри понимал настолько чётко, насколько была безнадёжна эта ситуация, что они должны что-то предпринять.
Нужно было спасти Гермиону
Как же так получилось, что она потеряла контроль. Должны же быть причины, почему она сказала всё это Драко. Но, даже не понимая своих слов, она чувствовала их необходимость. Ведь они такие правильные, такие точные и вполне обоснованные. И она ничего не могла поделать, как бы ни старалась. Мысли о том, как Драко схватил её, повалил на стол в общей гостиной, а затем оборвал этот возбуждающий, пропитанный влагой момент… Она не могла забыть то чувство. И то, что думала, что это была просто игра. Время его триумфа и её унижения. Такое страшное и омерзительное мгновение, когда Драко был уверен, что мог поиметь её. Смог бы взять её, если б только захотел.
Но она знала: прошлой ночью всё было иначе. Знала по тому, как это звучало, как чувствовалось. По его стонам, гулко отражавшимся внутри нее, выворачивая наизнанку. Она никогда не сможет забыть этих слёз. Слёз злости, отчаяния и абсолютного поражения. Слёз, которые переполнили её с избытком, а теперь осушили полностью. Опустошённая, потрясённая и жаждущая – Мерлин! – жаждущая почувствовать его рядом.
Сделать что-нибудь. Что угодно, лишь бы они оба смогли забыть – пусть на краткий недопустимый миг – забыть и потеряться друг в друге. Это был единственный выход. Единственный выход, чтобы не сидеть там, умирая вместе с ним.
И всё это она знала. Но никак не могла понять. Не могла понять, что же случилось с контролем. Она не знала, почему позволила ему трахнуть её, да ещё так грубо, жестко, больно. Ведь на самом деле – абсолютно точно – если бы не потеря контроля, этого никогда не случилось бы. Она бы не склонилась к его лицу с поцелуем. Не выкрикивала бы его имя.
Но это не вина Драко. Он не виноват. Если бы она не потеряла контроль, то он ничего бы не стал предпринимать. В таком состоянии он вряд ли пытался сыграть в какую-то извращенную игру, не жаждал испытать чувства триумфа, не искал возможность, в конце концов. Она знала это, и, возможно, это и было причиной. Причиной – почему она позволила этому случиться. Причиной – почему поцеловала его. В конце концов, она сделала это первой. Просто, чтобы почувствовать эту непреодолимую тягу прижиматься губами к его губам, ощущать кончиками пальцев его плоть и кости, тепло его разгоряченной кожи, накачанных мускул.
Гермионе не нравилось думать об этом. Не нравилось думать, что оба потеряли контроль над собой. Потому что это пугало. Настолько, что при одной мысли об этом, её бросало в дрожь. Это то, чего она так опасалась. Это было причиной – по крайней мере, одной из многих – очень многих – почему она хотела выбраться из всего этого. Из этой грязи, жажды, необходимости, бешено бьющихся в унисон сердец. Потому что она боялась той единственной минуты, что сбивала дыхание, отбрасывала все запреты, затыкала голос разума, давая возможность навязчивой идеи полностью завладеть ею. Неудержимо, опасно и так необъяснимо…мерзко.
Ведь, по сути, она не была такой уж и беспомощной, какой себя чувствовала. Значит, она лгала. Или просто притворялась. А может и нечто среднее: потому что они подразумевали почти одно и то же.
Я отдавала себе отчет в своих действиях.
Но ведь это не так, верно? Если бы она всё ещё хотела этого, даже если бы она сделала это снова и снова, и всякий раз, когда представляет это в своём искажённом сознании. Она не могла врать себе.
И разве не ясно? Ты можешь врать кому угодно, только не себе.
Гермиона приподнялась и оперлась спиной о подушку. В голове шумело, и она почувствовала странное недомогание, охватившее тело. Нет, только не это. Не хватало только, чтобы её сейчас вырвало. Это слишком напоминало о нём. О нём и его собственной неразберихе.
Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась выровнять бешеный ритм сердцебиения и замедлить стремительное движение крови под пульсирующей кожей. Только сейчас она начала ощущать эффект лечащих чар. Синяки исчезли, но боль всё ещё нещадно отзывалась в костях. У нее кружилась голова, и все было словно поддернуто дымкой. Пожалуй, только сейчас она поняла одну вещь: если и можно было что-то изменить с помощью магии, то явно не то, что окружало ее.
На какой-то краткий миг мысли Гермионы вернулись к словам Драко. Словам о желании забыть всё это. Теперь они не имели смысла. Не после тех слов, что «ее не заботит». И тех, что она не выказывала этого. Тех, где он думал, что это его вина. Думал, что опоздал.
Она даже не наорала на него, не выплеснула на него грязь, потому что не могла найти в себе сил, сделать это. Она была зла, напугана, дрейфуя в обрывках воспоминаний о разбитом стекле и именах, но не смогла заставить себя ответить тем же. Опустошение – вот, что она почувствовала, когда говорила о ничтожности ее желания прибраться в ванной. Она почувствовало это мгновенно, осознав, что былого контроля не вернуть. Не было никакого контроля. Ситуация стала абсолютно неуправляемой. А его слова лишь подтвердили это.
И было что-то ещё. Что-то на задворках сознания подсказывало ей, что он совсем не это имел в виду. Он просто добивался от нее конкретной реакции, которую она усиленно прятала.
Чёрт. И это сработало. Она почувствовала, что владеет ситуацией. Но лишь до тех пор, пока он не ушёл, хлопнув дверью и уносясь вниз по лестнице. Оставил её внезапно наедине с затяжным и утомительным наказанием в виде собственных мыслей.
Время, видимо, близилось к полудню. Наверняка, многие семикурсники пропустили завтрак, поэтому проблем из-за ее отсутствия с Дамблдором скорее всего не возникнет. Она бы удивилась, если бы Драко вышел из комнат старост. Но за последний час, она несколько раз слышала его через стену. Он не спал. Это она знала точно.
Гермиона медленно потянула ноги на себя, чтобы осторожно спустить их с кровати. Подождала пару минут: вдох – выдох – всем сердцем желая, чтобы головокружение прекратилось. Драко был прав: никаких шансов на то, что сегодня она сможет кого-нибудь увидеть. Даже Гарри и Рона, независимо от того, насколько они могли быть на неё злы.
Она поддалась вперёд и поднялась, ухватившись за спинку кровати. Убедившись, что может уверено стоять на ногах, она направилась в ванную. Возможно, всплески холодной воды приведут её в чувство. Это непонятное головокружение вызывало, куда большую реакцию, чем просто «дискомфорт».
Гермиона открыла дверь и замерла.
Здесь ничего не изменилось. Словно ковёр, осколки стекла покрывали пол, отражая крошечные блики солнечного света на стены и потолок. На её бледную кожу. Их было намного больше, чем она помнила. Она мельком взглянула в угол рядом с раковиной. На секунду закрыла глаза и вспомнила. Просто вспомнила, прежде чем открыла глаза и снова взглянула на пол.
Почему он всё ещё не прибрался тут? Она бы сделала всё сама, будь у неё волшебная палочка. Гермиона вспомнила о ней пару часов назад, корчась в постели от боли. Бесит, что он не потрудился все исправить, и Гермиона не могла понять почему. Но снова встала необходимость контролировать ситуацию. Хоть кому-то из них. Разобраться с беспорядком.
Обойдя острые осколки на полу, она остановилась напротив двери в спальню Драко. Решено: ей нужно вернуть свою палочку. Ей нужна магия. Даже чтобы принять душ, переодеться.… На мгновение она опустила взгляд на своё разорванное платье, не веря, что спустя столько часов оно всё ещё на ней.
Ей стало противно. И Мерлин знает, почему она только сейчас подумала об этом.
Гермиона тихонько постучала в дверь. В такие моменты она старалась действовать осторожно. Ее мнимое хладнокровие решило помахать ей ручкой, оставляя в подарок нервную дрожь. Стоять под его дверью и только…
Дверь открылась намного раньше, чем она ожидала. Драко стоял перед ней, широко раскрыв глаза. Он был удивлён.
– Грейнджер…
-Почему ты всё ещё не убрал тут? – она отступила на шаг от неожиданной близости с ним, возникшей как только он распахнул дверь.
Драко взглянул на пол: – Я как раз собирался.
– Не считаешь, что это надо сделать побыстрее?
-Я сказал, что сделаю это. И я сделаю, – она заметила, что даже в такой ситуации он ухитрился держаться в своей исключительной Малфоевской манере.
Гермиона прикусила губу. Ей просто необходимо сделать это. Убрать всё это. Изменить. И даже если ей придется провести весь следующий день в одиночестве, поправляясь, это не значит, что она не способна с этим разобраться. Прямо здесь и сейчас.
– Малфой, я хочу свою палочку.
– Она в кабинете у МакГонагалл,– она заметила его взгляд, прикованный к потускневшему синяку на ее плече.
-Тогда, не мог бы ты, пожалуйста, пойти и забрать её для меня? – она нахмурилась.
Драко снова посмотрел ей в глаза. Просто молча смотрел. И она смотрела в ответ. Гермиона подождала несколько секунд, но ответа так и не получила.
-Малфой? – позвала она, – Не могу же я сама пойти за ней. Я рискую…
– Я понял, Грейнджер, – пробормотал он, – Хорошо.
Коротко кивнув, она произнесла тихим голосом:
– Ну,…в общем…спасибо.
– Что если я увижу Поттера и Уизли?
– Просто скажи им, что я всё ещё плохо себя чувствую.
– Они захотят увидеться с тобой.
– Потерпят, – ответила она, ощущая чувство вины. – Я… Я все еще не могу увидеться с ними. По крайней мере, сегодня. Скажи им, что я заперлась и никому не открываю, – она запнулась на секунду. – Пожалуйста?
Драко неодобрительно нахмурился.
– Они не сильно обрадуются.
– Знаю.
– Чудно. Тогда прошу не винить меня, если на их рожах будут красоваться несколько синяков.
-Не смей, Малфой, – сказала она, кинув на него презрительный взгляд.
– Погоди, то есть ты и вправду считаешь, что они успокоятся, если я им скажу, мол, сегодня вы не увидитесь?
– Просто держись от них подальше и тебе не придется беспокоиться об этом.
Гермиона развернулась и направилась к своей двери.
– Погоди, Гренджер, – она слышала его тихий голос за спиной.
Она притормозила и слегка обернулась.
Он взглянул на нее, затем неловко опустил глаза, немного приоткрыл рот и снова закрыл.
– Что? – спросила она.
– Просто… – он колебался. – Приведи себя в порядок…ну… ванну прими… или там…
Аррр.
Глаза Гермионы сузились. Она хотела быть выше этого, но чёрт, как же это было трудно.
– Ублюдок! – Она развернулась и стремительно направилась в комнату.
Она слышала, что он ответил: – «Да, это про меня…»; и ещё что-то похожее на – «Спорим, тебе жаль…», когда хлопнула дверью, оборвав его на полуслове. Спотыкаясь, она направилась к постели.
Это было так важно. Настолько, что ситуация кажется начала проясняться.
***
Просто иди за ней. Ворвись в ее спальню и скажи, что она все не так поняла. Что, чёрт бы её побрал, это совсем не то, что ты имел ввиду.
Драко громко зарычал.
«А может, это было к лучшему», – думал он, пока его ноги неосознанно пересекали пол в ванной, а его кулак замахнулся для громкого стука в дверь ее спальни, прежде чем он осознал свои действия.
– Гренджер, открой эту грёбанную дверь.
– Что ты…
– Просто открой ее.
Он услышал вздох. Да – он на самом деле услышал ее вздох через чертову дверь.
– Открыто.
Рука Драко тотчас же потянулась к ручке. Он открыл дверь и вошел.
– Что еще? – снова спросила она, слегка сбитая с толку.
– И что, теперь будет так?
Ему хватило какой-то доли секунды осознать, что все это приобрело оттенок внезапности. Драко и сам был весьма озадачен тем, что ему было просто необходимо снова выкрикивать слова ей в лицо. Анализировать вещи. Лицом к проблеме. Что-то, что становилось для него все более привычным. Может, он еще больше съехал с катушек, а может, паранойя постучалась в гости. В любом случае, это было в высшей степени не по-Малфойевски.
– О чем это ты?
Нет уж. Хрен с этим. Хрен с этим тупым гребаным замешательством, плескавшимся на ее дурацком грязнокровном лице. Она не может делать вид, будто не знает.
Драко хлопнул дверью.
Гермиона сидела на краю кровати. До чего жутко занимательный факт: они оба были все еще в тех же нарядах. Почти печальное и постыдное зрелище. Сильная физическая боль мешала ей делать резкие движения; а какое у него было оправдание?
– Я только хочу разобраться во всём. Прямо сейчас, пока не затянулось, хрен знает, насколько.
– А я только хочу свою палочку, Малфой.
– Ты ее и получишь, когда поговоришь со мной, Грейнджер.
И было абсолютно не важно, как низко он пал – Драко все еще наслаждался приливами власти, охватывающие его всякий раз, когда он бросал угрозы или условия прямо в ее упрямое маленькое личико. Ему почти нравилось видеть гнев или отчаяние, мелькавшее в ее взгляде. Это напоминало ему о прошлом. Об ублюдке, которым он был; о том, что тот все еще был ох**нно хорош в действии. Некий крошечный элемент контроля, который так впечатался в его мозги, что было бы той еще задачкой избавиться от него, даже в свете последних событий.
– Ну и о чём же?
– Если ты не перестанешь делать вид, что не имеешь никакого гребанного понятия о чем – тогда можешь смело забыть о своей палочке!
Она сузила глаза.
– Прекрасно, – она нахмурилась. – Знаешь, Профессор МакГонагалл, вероятно, решит принести ее сама, если по какой-то причине никто ее не заберет для меня. Я – Староста Девочек и я больна, между прочим. А у Старосты должна быть палочка.
– В таком случае, Староста Мальчиков будет, вероятно, тем, кому она отдаст ее, раз уж она все равно припрется сюда, не так ли?
Гермиона открыла рот, но так и не издала звука. Драко почувствовал едва ли не упоение. Это было почти знакомое чувство.
– И что, Малфой? – пробурчала она, снова обретая уверенность. – Неужели этот вопрос настолько важный? Разве ты не видишь, что есть вещи, которые мне нужно сделать?
– К примеру?
– Например, принять ванну, – выплюнула она. Её щёки стали пунцовыми от гнева.
– Ты меня не так поняла, Грейнджер.
– О, да неужели?
– Я в том смысле, что это помогло бы унять боль. И совсем не потому, что ты выглядишь невероятно грязно. Это явно не то, что ты можешь исправить.
И как прикажите реагировать на такой комментарий? Это его характерное смешивание заботы с оскорблением. Но ее внимание снова было отвлечено тем фактом, что он сделал к ней шаг.
– Тогда давай покончим с этим, – почти шепотом сказала она. – Что ты хочешь сказать?
– Я хочу правду, Грейнджер, – также тихо ответил он, низким голосом с мягкой угрозой. – Я хочу знать что, черт возьми, ты имела в виду, желая мне наслаждаться твоим сожалением?
Она уставилась на него, не мигая: – И это мы должны выяснить прямо сейчас?
– А ты что думала? Я, типа, так это и оставлю?
– Мы обычно склонны оставлять все как есть, по крайней мере, часов на двенадцать, до следующей серии нашей трагедии, Малфой. Полагаю поэтому, я и надеялась на перерыв.
– Перерыв?
– Мне больно. Я устала. Мы оба устали. Мы можем поговорить об этом завтра?
– Нет.
– А еще лучше, вообще, не говорить.
– Принимая во внимание мое «нет» на первое предложение, я думаю, мы оба можем считать…
– Но ведь это не только тебе решать!
– Грейнджер, ты хочешь свою палочку?
– Не будь скотиной, Малфой.
– Поздновато.
– Кто бы спорил.
Создавалось ощущение, что минуло целое десятилетие с тех пор, как все случилось. Хотя это и пряталось за важностью и всем тем, что должно было быть сказано. А незначительная борьба, бесполезные, в конце концов, фразы и бесчисленное закатывание глаз со стороны Грейнджер – было почти именно тем, почему он скучал. Почти. Если бы не тот факт, что это было бы охренительно немыслимо. Ещё бы – скучать, вообще, по чему-нибудь, имеющем отношение к ней.
Ага, разбежался. Не хватало ещё признаться себе, что он скучал по тому, как она закатывала глаза. У него язык не мог повернуться сказать – люблю.
«Что было почти забавным», – мысленно добавил он, – «учитывая то, что он позволил себе вытворять с ней прошлой ночью. У него было, мать его… с Грейнджер… и… не повернуть вспять. Оставалось только догадываться, почему, на хер, у него всегда теплело на сердце, когда она по-идиотски закатывала глаза.
И абсолютно неуместно, учитывая ситуацию.
– … и ты до сих пор не сделал этого. Что-то не похоже, чтобы это отняло много времени. Как я, по-твоему, должна принять ванну, когда там везде по чертовому полу разбитое стекло, Малфой?
Она снова говорила о проклятой ванной. Вполне очевидно. Она сделала хороший ход, но крайне некстати, учитывая тему диалога, которую Драко мечтал затронуть в настоящий момент.
– Ты можешь забыть о ванной на одну гребанную секунду, Грейнджер?
Она нахмурилась еще сильнее – как будто это было возможно.
– Это – беспорядок.
– Я знаю.
– И я просто хочу с ним разобраться.
Они уставились друг на друга. Она тяжело дышала. Да и он, в принципе, тоже – и мог бы это заметить, если бы не тот факт, что был полностью загипнотизирован тем, как вздымалась и опадала ее грудь. Каждый раз. Почему это случалось каждый раз по мере того, как ее дыхание становилось чуть глубже?
– Малфой?
– Ммм?
Гермиона все еще выглядела сбитой с толку. Это было оправданным, но теперь, судя по всему – еще и сбивало с толку. Словно попытка проглотить огонь. Когда он осознал абсурдность всех слов, которые еще совсем недавно были такими мощными и четкими на языке. А Драко просто стоял и пялился на нее.
Все задумывалось как очная ставка. Но нет, куда там?! – сейчас всё так нелепо и бессмысленно. Этот ее поток слов о ванных, палочках и тому подобных вещах, которые в данный момент не имели никакого значения.
Драко внутренне встряхнулся. Образно говоря, сдавил свое сердце в попытке заставить его отбивать ритм в более привычном русле – для того, чтобы он мог произнести слова. Любые слова.
