Текст книги "Жажда/water (СИ)"
Автор книги: kissherdraco
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)
Драко тоже поднялся на ноги, и эта знакомая разница в росте снова позволила ему взглянуть на нее сверху вниз.
– Ты сама себя слышишь? – нахмурился Драко, чуть повышая голос до ее тональности. – Для тебя так невыносимо слышать, что я многое о тебе знаю? Спорим, ты угрохала уйму времени на анализ моей сложной душевной организации и на соответствующие выводы. Ты буквально из кожи вон лезла, только чтобы раскрыть мне на это глаза, правильно, Гренйджер? Ты что, в силах понять таких, как я, которые и сами-то понять себя не в силах? Не притворяйся, будто не жаждала постоянно озвучить свои ежедневные заметки на тему моего ментально и психологического образчика.
– В общем-то, я ежедневно борюсь с желанием сказать, чтобы ты взял себя в руки!
– Что за херь? – гаркнул Драко, сужая глаза.
– У тебя есть проблемы. Есть своя история. И ты прав, это комплекс, но я нахожу в крайней степени любопытном тот факт, как человек – такой высокомерный и самонадеянный – может до такой степени заниматься самоуничижением.
Драко внутри аж передернуло. Он буквально почувствовал, как взгляд стал просто свирепым.
– Но суть в том, – продолжала она, – что я не чувствую особой жалости к тебе…
– Вот и отлично, мне твоей жалости и не нужно.
– Я испытываю разочарование по отношению к тебе. И злость. Потому что ты ведёшь себя так, словно больше ни у кого кроме тебя нет проблем.
– Что прости?
– Ведешь себя так, словно ты единственный, кого затронула эта чёртова война! Единственный, кто потерял отца. Единственный, кто оказался между двух баррикад. Словно это бремя, которое никто не в силах понять. Бесценная возможность вести себя как полнейшая задница и, мой Бог, при всех его положительных качествах, я знаю, что Дамблдор уж больно много раз на многое закрывал глаза, хотя ты этого не заслуживал. И всё из-за твоей позиции и прочего дерьма, которое только что и вертится у тебя в сознании. Я рада, что он тебя не исключил. Но лишь из-за эгоистичных и абсурдных суждений. Если судить объективно, то тебя уже давно-давно следовало вышвырнуть из школы.
– Вот опять…ты ведёшь себя так, словно изучила меня вдоль и поперёк! Лицемерием попахивает, не считаешь?
Но Гермиона даже не обратила внимания на его последние комментарии.
– У тебя столько способностей, Малфой! То, чего большинство студентов и мечтать не могут достичь за всю свою жизнь. Ты невероятно умён. Ты можешь быть чертовски обаятельным, если тебе это нужно. Стоит только тебе реально захотеть, и у тебя будет всё или ты можешь делать всё, что угодно! Но ты растрачиваешь себя впустую! Ты выбрал какие-то уму непостижимые способы самореализоваться и оправдываешь себя все время тем, что у тебя, видите ли, всё слишком сложно! Потому что тебе так тяжело! Ты – Драко Малфой, и твой отец умер! Твой отец мёртв, но ты все еще жив!!!
– Заткнись! – не выдержал Драко, перекрикивая её. – Довольно анализировать! Никогда не перестанешь совать свой любопытный нос во все уголки, да, Грейнджер? Будь то книжки или бессмысленные комментарии в отношении других! Кого угодно, только не себя!
– Бессмысленные? Ты говоришь это только потому, что это правда. Потому что знаешь, что это и есть настоящая причина, почему ты так себя ненавидишь. Не из-за того, что ты не можешь отпустить прошлое или на твоём пути стоит какая-то осязаемая преграда. Дело в том, что ты попросту не хочешь сделать этого! Потому что ты боишься. Ты боишься проиграть, но истина в том, что ты уже в проигрыше. И это проигрываешь каждый день, когда сидишь и слушаешь, как сознание тебе настойчиво вдалбливает, что тебе грош цена! Что ты разочаровал своёго отца. Ну и что с того? Ты ведь никогда не станешь тем, кем твой отец надеялся ты станешь, Малфой. И, на мой взгляд, это наилучшее разрешение всей ситуации.
Драко тяжело дышал. Как она смеет?! Как она посмела влезать в его душу, рыться в ней и выкидывать ненужные идеи и мысли вон из его сознания так, словно им больше там не место. Как будто это так просто. Как будто можно с лёгкостью повесить соответствующий ярлычок «прошлое» и встретить с распростёртыми объятиями новое светлое будущее и возрождённое, не понятно как, чувство собственного достоинства.
– Когда ты начала говорить о моём отце, – прорычал Драко сквозь стиснутые зубы, – ты забрела на территорию, на которую твоей маленькой, симпатичной головке лучше не соваться. Потому что ты никогда не могла – даже близко – понять моего отца.
– А оно мне надо?! Все дело в тебе!
– И никогда не в тебе! Или в «нас»! Просто завязывай копаться во мне, Грейнджер! Я не твой гребаный проект! Не твоя обожаемая домашка!
– Но мне приходится, Драко! Я должна хоть как-то разобраться в тебе! Мне жаль, что всё выглядит так навязчиво, вызывающе и лицемерно, но уж прости, ничего не могу поделать! Я боюсь, что наше сближение окажется последним толчком к тому, что в тебе проснётся твоя наихудшая сторона, проснётся твоя ненависть ко всему происходящему! Та твоя часть, которую я попросту бесила! Что если моя реальность просто фонтанирует потоком чувств, и это отразилось на тебе? Знаешь, я не очень-то удивлюсь! Я ни черта тебе не доверяю! Ни капельки. Боже, да я даже себе не доверяю! Я не могу быть уверена в том, что ты останешься верен себе, ты каждый божий день меняешься! Поэтому мне приходится собирать и разбирать тебя, как пазл по кусочкам – иначе я попросту не могу совладать с этим. Я изо всех сил пытаюсь понять тебя, потому что не хочу прыгать в этот омут неосознанно! Не могу ослабить свою защиту, пока не знаю, кто ты на самом деле. Не могу себе этого позволить. Не могу позволить себе доверять тебе, пока едва понимаю!
– Да! Довольна? Да, я меняюсь! Каждую минуту. Мысли перепрыгивают одна к другой и постоянно противоречат друг другу, и я никак не могу остановиться на чем-то одном! И все, что мне остается – просто продолжать испытывать в параллели эти диаметрально противоположные чувства в режиме гребаного нон-стоп. Это изматывает. Но я справляюсь. Я могу справиться. Я всего лишь был с тобой. Ты, Грейнджер. Ты дала мне точку опоры. Дала мне что-то постоянное. В течение последних пары недель. Это оставалось неизменным. Теперь я, наконец, осознаю это.
– О чём ты говоришь? Что оставалось неизменным? Жестокость? Драма? Драко, ничего и не изменилось.
– Ты и в правду так думаешь? – спросил Драко, почти не пытаясь подавить отголоски боли в голосе. – Положа руку на сердце, скажешь, что не заметила во мне разницы? В том, как я разговариваю с тобой? Как себя веду по отношению к тебе?
– Мы всё так же ругаемся. Ну, прекратил ты разбрасываться направо и налево грязными словечками, ну и что с того? Мне покланяться в ножки тебе за это?
– Нет, Грейнджер, тебе не нужно рассыпаться в благодарностях за это. Я не прошу тебя быть благодарной, лишь прошу тебя признать сам факт. И понять, что это значит.
– Это означает лишь то, что это всего лишь очередной этап, пока не начнется следующий. Означает, что я, скорее всего, начинаю доверять тебе, в то время как уверена, что не должна этого делать, – Гермиона покачала головой. – Мне не следует доверять тебе. Чёрт, это всё не со мной происходит. Это…это не я.
– Продолжай убеждать себя в этом, Грейнджер.
– Ха, да я буду дурой набитой, думай я иначе!
– Я понятия не имею, что ты хочешь, чтобы я сказал. Нужны подтверждения? Тебе нужно, чтобы я сказал, что я, мол, теперь «хороший мальчик» и теперь ты можешь верить мне на слово? Даже при том, что знаю – все куда сложнее. Ты уже большая девочка, Гермиона, тебе не нужны мои заверения. Ты сама способна делать выводы. Ты должна их сделать сама. Никто не может тебе указывать.
– Как знакомо! – выплюнула Гермиона. – Опять ты будешь стараться повернуть все так, словно я единственная, кому нужно разобраться во всем! Словно ты уже со своей стороны все уладил, а я до сих пор никак не могу справиться со своими проблемами! Словно ты уже пришел первым, а я все еще где-то затерялась на старте, борясь с собственным отрицанием положения вещей!
– И где это я первым финишировал, Гермиона? – он уверенно шагнул к ней, почти полностью сокращая расстояние между ними. – Давай, скажи мне. Где же я оказался?
Она тряхнула головой и подняла взгляд на него, нахмурившись. Дыхание было сбивчивым.
– Это не имеет значения, – прошептала она, не отрывая от него глаз. – Потому что меня в том месте нет.
– Как ты можешь быть настолько в этом уверена?
Вот он, момент оглушающей тишины между ними, когда воздух вокруг накаляется до предела. Драко не мог больше бороться с желанием полностью погрузиться в неё. Прижать её к себе с такой силой, чтобы они слились воедино.
Он притянул её к себе и прижался губами к ее с такой силой, что приходилось поддерживать ее. Руки вплелись в ее волосы, двигаясь так, чтобы обхватить ее лицо. Но также мгновенно, как это случилось, Гермиона резко оттолкнула его от себя, зажав ладонью рот, словно ее ударили.
Отошла к окну, находящемуся в другом конце комнаты.
Он последовал за ней, с трудом переводя дыхание.
– Скажи мне, – выдохнул он. – Скажи, что, по-твоему, со мной происходит. Ведь если ты уже поняла… если знаешь, значит, ты должна чувствовать тоже самое. Ведь как ты ещё могла бы определить это, Гермиона?
– Ты просто… ты несёшь какую-то чепуху, и ещё ждешь, что я попросту…
– Скажи мне! – его голос эхом прокатился по комнате, разочарованием отражаясь от стен.
– Нет! – выкрикнула она в ответ. – Прошло две минуты, и ты можешь чувствовать что-то диаметрально противоположное! И я не горю желанием попасть впросак, неправильно поняв твой противоречивый всплеск эмоций, Малфой!
– Что ж, отлично! – Драко негодующе вскинул руки. – Тогда я скажу тебе!
– Нет, не надо! – воскликнула она, в голосе чувствовались непрошенные слёзы. – Я не хочу этого слышать, Малфой! Что бы там ни было, не хочу!
– Но ты ведь всё равно уже знаешь!
– Я не хочу!
– Почему ты так боишься услышать это вслух? Почему допускаем все это невысказанное дерьмо, а затем препятствуем словам? Словно от этого реальность станет менее явной, чем она есть на самом деле. Это всего лишь признание самого факта существования этого, Гермиона!
Она направилась к двери, практически переходя на бег. Драко рванул за ней, чтобы перехватить, схватил ее сзади и развернул к себе лицом. Сжав оба ее запястья, он прижал ее к стене, и многочисленных воспоминаний вспышками замелькали перед его глазами. Ее голова затряслась от судорожных рыданий. Слезы капали с такой скоростью, что это встревожило Драко. Эти слезы причинили ему куда больше боли, чем ее нежелание услышать его признание. Подействовали сильнее, чем её попытка сбежать.
– Отпусти меня, – всхлипнула она. – Пожалуйста. Дай мне уйти, – ее слова сливались друг с другом.
– Мне очень жаль, – выдохнул он, с усилием в голосе. – Я лишь… Я не могу больше ждать, Гермиона...
– Пожалуйста, – она снова тряхнула головой, и слезинка упала прямо на каменную плитку пола. – Я устала и… устала. Это не я. Я совсем другая. Я не хотела этого делать, Драко. Ничего из этого. Это моя вина, мне не надо было…
– Нет, – тихо возразил он уже более нежно, мягко отпуская её запястья. – Здесь нет твоей вины.
Руки Гермионы обессилено опустились. Она запрокинула голову к стене, а грудь вздымалась и опускалась от неровного дыхания. Драко наклонился к ней и взял ее лицо в ладони.
– Прошу тебя, Драко, – прошептала она дрожащим голосом.
– Я люблю тебя, Гермиона.
Ей стало трудно дышать, и Гермиона снова замотала головой.
– Нет, ты не…
Как просто. Простота, что обрушилась на него с силой товарного поезда. Отягощенный сложностями и неопределенностью вплоть до этого самого момента. Вплоть до момента, когда он полюбил ее до такой степени, что это стало чертовски очевидным, стало попросту невозможно отрицать.
Любовь была из разряда того, что он полностью не мог выразить словами. У нее просто было имя. Она была тем, чем была. Именно тем, что было между ними. И плевать он хотел, если это отличалось от того, чем должно быть, или от того, как – заверяют люди – это бывает. Просто сошлось в какой-то точке. Не принимая каких-то осознанных решений. Осознание того, что он любит Гермиону Грейнджер, было как признать тот факт, что небо в ясное зимнее утро было голубым. Словно вдруг понять какой у нее цвет глаз или то, на каком языке она говорит. Потому что так было на самом деле, витая в воздухе между ними.
– Да, люблю, – выдохнул он. – Я люблю тебя.
Глава 20, часть 6.
Стук её сердца отдавался в горле. В пальцах, в щеках, в голове. Во всём теле. Вышедшее из под контроля восхитительное и одновременно внушающее ужас.
Она пыталась вникнуть в его слова. Силилась поверить, что он на самом деле произнес их. Драко Малфой. Говорит Гермионе, что любит ее.
Это было как угодно, но ненормально. Это завело все еще дальше, чем было прежде в ее понимании. Со всей очевидностью и жестокостью смотреть ситуации прямо в лицо. Теперь все было именно так. Любовь. Искажённое и извращенное чувство любви.
Именно искаженным все и стало. Искаженным, Гермиона. Помни это. Всё не то, чем кажется. Просто не могло этим быть. Потому что ты это не ты и это вовсе не то, чего ты хотела . Та девушка на полу в ванной, натворившая столько ошибок, уже никогда не поднялась. Вместо неё поднялась ты и продолжаешь совершать ошибки. Так много ошибок, что ты едва узнаешь себя.
Ты не узнаешь саму себя. И значит, ты не можешь доверять себе.
– Я должна идти.
– Что?
– Я должна идти, Драко. Я… Мне нужно идти…
– Гермиона, не надо… ты не можешь… – понимание отразилось на его лице.
Она знала, на что он пошёл. Она понимала, чего ему это стоило. И ей было так жаль. Так жаль, Драко. Она не знала, правда это или нет. Настоящим или притворством. Конечно не правда. Как она могла понять хоть что-то из этого? Всё было искорежено. Она больше не была собой.
Помни это.
– Я не могу, Драко. Мне жаль.
– Но… ты не можешь просто уйти, Гермиона. Ты не можешь… ты не можешь вот так просто уйти. Давай хотя бы поговорим.
Как ей поступить? Что поможет снова стать ближе к той девушке, какой она была прежде до всего этого скопища ошибок?
– Драко… – пробормотала она, тряхнув головой. – Я не... Прости.
Драко осторожно отстранился от нее.
– И что же ты НЕ? – спросил он, недоверчиво повернув голову в сторону.
– Я не люблю тебя, – прошептала она.
Неожиданная боль сковала всё её тело, и к этой волне боли она была не готова. Её тошнило. Она хотела убежать отсюда. Она не хотела столкнуться с ним взглядами.
На мгновение Драко перестал дышать, словно его ударили в живот: – Ты лжешь.
Её щеки были мокрыми от слёз. Она замотала головой.
– Ты лжешь, Гермиона! – настойчивее повторил Драко чуть надломленным голосом. – Я тебя хорошо знаю. В этом вся ты – ты просто отрицаешь это. Как и все остальное. Уверен, так и есть.
Она всё так же качала головой, губы сомкнуты, чтобы сдержать рвущиеся наружу всхлипы.
– Почему ты всё время должна сопротивляться? – спросил Драко, переводя дыхание. Между ними было теперь несколько шагов. На лице Драко застыло выражение полного неверия. Казалось, он задумался над чем-то. Глубоко вдохнул. Окинул комнату взглядом, словно искал какие-то нужные слова. – Я просто… хорошо, – выдохнул он, и, покачав головой, слабо улыбнулся. Отвернулся от неё и встал лицом к окну. – Я не… Я не буду торопить тебя с ответом. Я понимаю. Нужно время.
– Драко… пожалуйста. Не делай этого.
– Я не заберу свои слова назад. Как бы то ни было. Я даже не надеюсь услышать их от тебя. Потому что почувствую, Гермиона. Я почувствую, когда это случится.
Она не проронила ни слова.
Драко кивнул сам себе. Немного с опозданием, но он должен держать лицо. В конечном счете Драко просто был обязан. Она это подметила. Он должен был подняться и, отмахнувшись, рассмеяться над своей первоначальной реакцией. Пусть это для нее покажется в крайней степени бессмысленно.
– Ты не понимаешь… – она остановилась на полуслове.
Он так и не смог повернуться к ней лицом. Она смотрела, как его плечи опускаются и поднимаются в такт дыханию.
– Я не хотела, чтобы ты говорил это, Драко, – продолжила она, постоянно срываясь на слезы. – В этом нет никакого смысла. Ты не знаешь… Ты не знаешь, правда ли это или нет…
Драко резко развернулся.
– Конечно, знаю, Гермиона, – нахмурился он. – Конечно, знаю. Я абсолютно уверен. По-твоему, я бы просто так кидался таким словами? Думаешь, я бы так рискнул? – он пытался выровнять дыхание. – Я вообще считаю, что эти слова звучат… просто непростительно. И в то же время…они звучат так четко. Это самая отчетливая мысль, которая когда-либо приходила мне в голову. Я люблю тебя.
– Прекрати.
– Да почему? – он рассмеялся. – Почему, Гермиона?!
– Потому! Потому что та, которую ты думаешь, что любишь, это не настоящая я! Это не я!
– Что за бред ты несёшь?
– Ты не знаешь меня по-настоящему, Драко! Ты… знаешь эту девушку. Эту девушку, которой я становлюсь рядом с тобой, в которую я медленно превращалась все эти месяцы.
Драко покачала головой.
– Нет, Гермиона, – …глубокий вдох и шаг в её сторону… – Я люблю всё в тебе. Какой бы ты ни была. Раздражительной, счастливой, жутко надоедливой. Масса вещей может туманом клубиться вокруг тебя, но я всё равно смогу разглядеть тебя настоящую. Под всем этим. Ты всё еще там. Вот почему… почему ты нужна мне. Неважно, что ты делаешь, мои чувства к тебе никогда не изменяться и не исчезнут. Я просто… Я точно это знаю. Я абсолютно уверен, что это не изменится. То, что я чувствую к тебе.
– Драко, пожалуйста.
– Нет! – воскликнул он. В голосе злость и напряжение. – Я не жду от тебя ничего в ответ, но не смей плевать на меня! Не веди себя так, словно это неправильно!
– Как ты не понимаешь? Всё это ошибка! Мы ничего не видим за пеленой эмоций! Мы тонем в них! Как ты можешь доверять своим чувства в такой момент?
– Потому что нельзя отрицать столь очевидные вещи! Ты просто знаешь, что они есть. Когда же до тебя дойдёт?
– Это… возможно это просто иллюзия. Как и все это. Я существую, а не живу, не говоря уже о том, чтобы доверять тому, что чувствую.
– Класс, Гермиона! Супер! Если тебе так будет легче, катись в таком случае к Поттеру и притворись, что никогда не слышала от меня тех слов!
– Ты не обязан был говорить мне это! – крикнула Гермиона. – Я пыталась остановить тебя!
– Да неважно! Это ничего не меняет! Скажу я тебе или нет, всё равно так есть! Я ненавижу тебя, но при этом всегда любил! Все вот так обернулось, и я до хера, блин, сожалею об этом, Грейнджер!
– Я не люблю тебя! – …крик сквозь слёзы… – Как я могу полюбить того, кто сотворил все это со мной? Я ненавижу себя! Ты заставил меня ненавидеть себя!
– Ну и вали! Пошла к чёрту, Грейнджер! Иначе ты просто сдохнешь, если не сделаешь этого!
Боль. Невозможной силы боль волной окатила с его бледного лица.
Гермиона с трудом сдерживалась, чтобы ее не вырвало прямо там. В памяти всплывали вспышки картинок былой жестокости. Неистовые поцелуи и крики. Непрекращающиеся крики. Они не перестанут мучить её, не подарив даже минутную возможность перевести дух.
Убраться отсюда.
Дверь за её спиной захлопнулась. Она, сбегая по каменным ступеням из общей комнаты, поскользнулась и упала прямо на колени. Не покидало ощущение, будто её сейчас вырвет. Но так ничего и не случилось. Лишь где-то в желудке все повело от боли.
Любила ли она его?
А какое это имеет значение?
Вот она, новая Гермиона.
ГЛАВА 21.
Перед тем, как оглянуться на прошедшие несколько месяцев, тебе приходится задержать дыхание. Потому что волна боли и тошноты порой бывает просто нестерпимой. А нехватка кислорода каким-то образом облегчает перенести это.
Поэтому перед тем, как оглянуться на прошлое, задержи дыхание.
А потом, когда выдохнешь, ты можешь притвориться – пусть всего на краткий миг – что этих месяцев и вовсе никогда не было.
ЧАСТЬ 1
*
В ту ночь, когда она оставила его в прошлом, Гермиона спала в кровати Джинни. И той же самой ночью она сказала, что не любит его. Она чувствовала, как в голове Джинни роятся незаданные вопросы, и была крайне признательна, что они такими и остались.
Как только Гермиона поняла, что подруга заснула, то дала волю слезам. И в полной тишине, лежа на своей стороне кровати, ее продолжала бить мелкая дрожь. А с наступлением утра она ушла раньше, чем кто-либо в спальне проснулся.
В тот день коридоры были пустынны. Это было воскресное утро, и все еще спали. Но ощущение было такое, что их и вовсе здесь не было. Такое, словно на мили вокруг не было ни души. Она не слышала ни единого звука, за исключением того, как кровь приливала к ушам, в то время как боль водоворотом закружила на дне желудка.
Воскресенье – день, когда он должен был уйти. Он должен был уйти к вечеру. Поэтому Гермиона эти часы провела во дворе замка, слушая ветер, игнорируя растущее чувство голода, которое еще и затуманило сознание. И только лишь с наступлением сумерек она вернулась в башню. Открыла дверь. Пусто. Никого.
Он ушел.
Прошло три дня. Три ночи без него, спящего в соседней комнате.
Боль, что испытывала Гермиона, разъедала ее изнутри. Она шла спать и просыпалась. А боль никуда не девалась. Она обжигала желудок и волной поднималась к груди. И никуда не исчезала.
Она посещала занятия – сидела молча и небрежно что-то записывала. Она избегала показываться на завтраках, обедах и ужинах. Старалась держаться в стороне от большого скопления народа. Она избегала всех. А к концу дня возвращалась в гостиную, усаживалась на верхней ступеньке и пальцами гладила деревянную обшивку двери его спальни, зная, что его за ней нет. И не зная где он. Впустую мысленно повторяя последние сказанные ему слова. Снова и снова. Каждый раз усиливая боль. Каждый раз разражаясь слезами. И все это до тех пор, пока усталость не наваливалась с такой силой, что она больше не могла думать, а потом она возвращалась в кровать. Возвращалась к бессознательному забытью во сне.
Она внезапно проснулась около четырех часов утра. За окном было еще темно, но уже достаточно времени, чтобы окончательно проснуться и снова ощутить слабую пульсацию боли в животе. Уже достаточно, чтобы больше не провалиться в сон и забыть, что его больше здесь нет.
Ее первый урок был с Гарри. Первое совместное занятие на неделе. Первый раз она будет находиться в помещении, где не сможет избежать встречи с ним, даже если Гарри явно предоставлял ей такую возможность в те несколько раз, что они пересекались на этой неделе.
Но что-то в Гермионе противилось сегодня избегать его. Внезапно этим утром Гарри стал ей нужен. Ей был нужен кто-то, кто хоть чем-то заполнит зияющую дыру в сознании. Чем-то, что заретуширует мучительные слова, что она без конца повторяла про себя.
Ей просто необходим кто-то, кто скажет, что она сделала все правильно, и это перестанет казаться таким чудовищно неправильным.
И Гарри станет этим кем-то.
ГЛАВА 21, часть 2.
Драко все продолжал прокручивать в голове, что же он должен был сделать, когда за ней хлопнула дверь.
Он должен был открыть ее снова. Тут же. Он должен был последовать за ней, заключить в объятия, вернуть обратно в комнату. Он должен был заставить ее осознать.
Он должен был заставить ее увидеть.
Он поцелует ее. И все. Он поцелует ее губы, ее глаза, ее щеки. И будет прижимать к себе. И будет подавлять голос в голове, который вещал о том, как это неправильно. Потому что нет такого понятия, как «неправильно», когда он ее обнимает. И возможно, она почувствует тоже самое. Возможно, если он прижмет ее к себе, она, наконец, увидит, что то, что она считает таким правильным, на самом деле ошибочно. А то, что она думает неправильно и есть самое верное. И что она его, даже если пытается делать вид, что это вовсе не так.
Но он не сделал этого. Не сделал ничего из этого. Потому что даже на дне своего отчаяния, лишив себя начисто любого надежного предлога, он все еще чувствовал яростный удар по гордости, который так и пригвоздил его к месту. Словно приковало цепями. И если все чувства кричали ему последовать за ней, то эта тьма и мысли о наказании удерживали его на месте.
Нет, Драко. Не иди за ней. Она оказала тебе услугу. Она предложила тебе такой необходимый выход из этой жуткой неразберихи.
Он проглотил эти мысли, словно кусок колючей проволоки. Они оцарапали ему нёбо.
Вместо этого он думал о тех словах, что сказал ей и о смысле сказанного. О последних использованных ими возможностях.
«Я люблю тебя, Гермиона».
Он имел в виду вовсе не это. Как можно было это вообще выразить хоть приблизительно?
Все те эмоции, что невозможно (увы и ах) выразить словами. Ты не можешь объяснить их никому. Не можешь заставить их открыть глаза так широко, чтобы смогли увидеть каждую причиняющую боль, спутанную нить чувств, паутиной оплетенных вокруг твоего сердца. Они давят на грудь неподвижным бременем, медленно и верно удушая тебя. А ты беспомощен и нем, ты потерялся во всем этом, и продолжаешь цепляться за пустые эпитеты и выражения, которые всего лишь царапают поверхность того, что ты чувствуешь внутри.
Другие вокруг тебя смотрят через искаженное мутное стекло. Они не в силах разглядеть каждую деталь со всей отчетливостью. В плену зазеркалья, сквозь гладь мутной воды ты взираешь на них, беспомощно оседая на дно.
Драко никогда не пытался объяснить свои чувства к Гермионе. Эти причиняющие боль, неописуемые чувства, запертые в грудной клетке. Из-за этого стекла и воды, что отделяла Драко от любого другого, нет никакой возможности, что она когда-нибудь сможет понять.
Он пробовал словами. Но они нисколько не подействовали. Но он продолжал идти намеченным курсом, потому что начало было положено. И если она поймет хотя бы крупицу того, что творилось внутри него – насколько это причиняло боль и какие сильные чувства он испытывает к ней – то это, в конце концов, будет уже хоть что-то. А ему и нужно хоть что-то.
«Любовь».
Что бы это не значило. Что бы ни затрагивало. Просто не соответствовало. Просто слово. И Драко никогда его не понимал. Вся явная сложность чувств внутри него никогда не сможет уместиться всего в одном слове. Это было дурацкое слово – слабая попытка человека избавиться от асфиксии собственного сознания.
Примерно так же они употребляют слово «скорбь», когда ты теряешь кого-то. Драко всегда думал, что для этого нет подходящего слова. Или фразы. Это было только тем, чем было. Абсолютно по-разному для каждого на всецело опустошающем и поглощающем уровне, и нет такого слова или слов, что смогли бы обобщить. Это не просто какое-то действо, это неизменная часть тебя и твоей сущности, которую нельзя вернуть. Кто-то, кто дал тебе жизнь, ушел, и теперь ты вынужден уживаться с кусочком пустоты внутри себя, который ничем нельзя заменить.
И какая-то там «скорбь» не в силах передать этого.
И тоже самое касается «любви». Все о ней ошибочно. Потому что он не хотел покупать Гермионе роз. Он не хотел писать ей любовные письма и держать ее за руку. Он ни разу не задумался о том, чтобы состариться рядом с ней. Или о том, как их отношения сложатся за стенами этого замка. Он вовсе не думал в таком ключе. Не задумывался о будущем. Он мог только думать о том, что переполняло его сейчас. Что происходило в данную секунду.
Он отступился от войны в собственном сознании и в его мире и понял, что есть еще что-то прямо перед глазами. Что-то, что до невероятного превосходит все это. Он знать не знал, что такое возможно, витал в облаках, полагая, что ничего не имеет значения.
Гермиона видела и презирала его, но поняла и пожелала его. Она испытывала частичку той же путаницы чувств, что и он. Она была его. Ее присутствие – это совершенный яд в его теле, отравляющий его мысли и действия. Сложность, которую он никогда не планировал, ситуация, в которую он никогда не поверил бы, пока она не случилась.
Но нет и никогда не было легкого решения для Драко. Он заключен внутри этих ломающих сознание стен, и так будет до тех пор, пока ломать больше будет нечего.
Но не до тех пор, пока он не попытается еще раз. Он был непреклонен доказать ей, что те чувства, что он испытывал, есть и внутри нее.
Последний раз.
А если не сработает?
На нет и суда нет. Он покончит с этим.
Он покинет это бесполезное место и никогда не вернется.
ГЛАВА 21, часть 3.
Гермиона попросила Гарри о встрече после занятий. Едва он успел согласиться, как она развернулась и, проследовав в конец класса, заняла самую дальнюю парту.
По окончании Гарри подождал, пока говорливая толпа рассосется из класса. Она медленно приблизилась к нему и, поймав его взгляд, жестом попросила следовать за ней. Она вышла из класса, пошла по коридору, спустилась по ступеням… опять коридоры, опять ступени… вскоре Гарри понял, что она ведет его на улицу.
Всю дорогу она ни проронила и слова. Она даже не оглядывалась на него, чтобы убедиться, что он все еще идет за ней. И в ответ он тоже молчал. Он был до странности нерешителен. Она казалась какой-то другой.
В конце концов, она остановилась на краю озера. Солнце уже садилось. Воздух был разряженным и холодным.
Она развернулась к нему. Медленно, почти осторожно она подняла голову.
– Гарри…
Одно единственное слово. Оно ему сказало так много. Ее надломленный голос и дрожащие губы, удерживающие что-то болезненное, рвущееся наружу.
Есть кое-что, что вы должны знать о Гермионе – прежде она никогда не была сломлена.
И это было как раз то, что, Гарри надеялся, никогда не случится с ней.
Он ничего не сказал в ответ. Вместо этого Гарри сделал шаг к ней и привлек ее к себе, крепко обхватив руками.
Ее голова упала ему на плечо, в то время как тело сотрясалось от беззвучных рыданий, которые она пыталась сдержать.
Прошло много времени.
– Мне жаль, Гарри.
– Почему ты говоришь, что сожалеешь?
– Потому что. Это были… это были странные несколько месяцев. Это термин, – пробормотала она, – «странный». Ты понимаешь?
Гарри подавил вздох. Он убрал прядь волос, что прилипла к ее щеке.
– Гермиона, – начал он, – не извиняйся передо мной. Это не то… Не этим бы словом я бы окрестил произошедшее. Я знаю это.
– Что ты имеешь в виду?
– Вовсе не так я представлял то, что было между тобой и…, – он запнулся. – Между вами обоими.
– Я не понимаю.
Гарри на краткий миг опустил взгляд.
– Я думал… – он пытался подобрать слова. – Я думал, он использует тебя.
Она сглотнула пару слезинок.
– Я думаю, так и было.
– Не знаю, Гермиона.
– Гарри… он и использовал. Он… и использует. Он изменил меня. Он сделал меня той, кем я вовсе не являюсь.
Гарри клацнул зубами.
– Я вижу, что это изменило ход вещей. И это изменило твои чувства. Но… но ты все еще прежняя Гермиона. Ты все еще здесь.