Текст книги "Жажда/water (СИ)"
Автор книги: kissherdraco
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)
А что если так и было. Что если после произошедшего, он действительно сожалел. Ублюдок точно умом тронулся. И эти его внезапные чувства к Гермионе просто сбивали с толку. И всё же, это был Драко Малфой. Тот самый парень, из-за которого кровь в жилах стыла.
Пэнси безостановочно рыдала, сидя на земле.
– Т-ты собираешься рассказать ей? – спросила она, поднимая взгляд на Гарри.
А он и слова вымолвить не мог.
– П-поттер? – дрожащим голосом, – ты… ты скажешь Грейнджер?
Гарри взглянул на неё невидящим взглядом. Он, вообще, ничего вокруг себя не видел. Просто отвернулся и зашагал прочь. Из-за спины всё ещё доносились безудержные рыдания Панси. А он отрешённо, безучастно направился к полю для Квиддича.
В голове крутилась только одна мысль.
В руках Драко пирог казался таким мягким. И это было неожиданно, потому что его пальцы почти утонули в нем. Пирог не был большим, и он как мог, постарался разделить его пополам.
Больший по размеру кусок он протянул Гермионе.
– Мать присылает мне его каждые две недели, – он недоуменно пожал плечами. – Правда, я понятия не имею – зачем.
Он наблюдал, как она поднесла свой кусочек к губам: и сердце пропустило удар, когда он мельком увидел ее язычок, впившись взглядом в то, как она откусывала кусочек.
Она на мгновенье прикрыла глаза.
Когда веки снова открылись, то кусочек она уже проглотила.
– Вкусно, – пробормотала она и быстро добавила: – Еще раз спасибо, – прежде чем направиться в сторону двери.
– Эй… ммм… Грейнджер, – окликнул ее Драко, не задумываясь произнося вслух какие-то обрывки из фраз, лишь бы не дать ей уйти. – На самом-то деле тебе не нужно уходить. Если тебе не хочется.
Гермиона взглянула на дверь, а потом перевела взгляд на Драко, который сидел на кровати.
– Я, наверное, пойду, – ответила она. – Я… я думаю, что мы оба должны воспользоваться возможностью и лечь пораньше.
Драко вздохнул. Потому что это было слишком сложно для него. Сложно вот так же притворяться, как это делала Гермиона. Это выглядело настолько глупо. Это выглядело так невероятно бессмысленно, особенно учитывая тот факт, что их было только двое в комнате. Иногда это все упрощало – не без этого. Иногда можно было сделать вид, что, в принципе, ничего и не было, и что ни один из них не хотел оставаться в одной комнате с другим. А вот порой это не срабатывало. Порой, было поздновато прикрывать происходящее красочным миражом. И он чувствовал, что сегодня один из таких моментов. Чувствовал – не имея на то никаких веских причин – что им нужно побыть вместе еще чуть дольше.
Даже если это заключалось в простых совместных посиделках здесь, приканчивая остатки своих кусочков пирога.
В этот самый момент все имело значение.
– Ты знаешь, – поспешно начал Драко – до того, как она успела дотянуться до дверной ручки, – я возьму, да и избавлюсь от своего куска пирога, если ты не собираешься остаться и заставить меня съесть его. Ты ведь сама хотела этого от меня, помнишь? И ты единственная, кого это заботит.
Гермиона удивленно приподняла бровь.
– Но не до такой степени, чтобы играть в твои «маленькие» игры, Малфой, – ответила она.
– Что еще за «маленькие» игры? – переспросил он, с фальшивым удивлением. – Я просто пытаюсь быть искренним.
– Ага, в такой очень присущей тебе – Малфой-манере, да? – ухмыльнулась она.
Но тут же и перестала, когда он ухмыльнулся в ответ. Возможно, что-то было еще неправильное в том, чтобы вот так запросто улыбаться друг другу.
– Ты можешь сидеть в другом конце комнаты, если мне не доверяешь, – негромко предложил Драко.
– Если бы думала что-то подобное, – нахмурилась Гермиона, – тогда бы меня и в помине здесь не было.
И именно сейчас между ними возник момент. Момент, когда на самом деле они оба осознали, что ей и в правду будет безопаснее на другом конце комнаты. Но, тем не менее, она все еще здесь. С кусочком пирога в одной руке. Все еще в его спальне.
Хотя, что он, в принципе, подразумевал, говоря «в безопасности»? Он не стал бы принуждать ее к тому, чего она не захочет. Он даже с места ни сдвинется. И это будет победное усилие над собой, но… он согласен, чтобы она оставалась там.
Драко был согласен, чтобы Гермиона оставалась там, пусть и на расстоянии нескольких метров от него, чем чтобы ее и вовсе здесь не было.
Это была просто близость. Хотя кое-что и было в этой самой близости. Всякий раз, когда он был рядом с ней, он чувствовал себя живым. Он чувствовал необходимость сделать хоть что-нибудь, сказать хоть что-то. Словно он понятия не имел о том, как себя еще вести. Ну не мог он себе представить, не мог понять, как могут они находиться рядом и не быть при этом вместе.
И в этом не было никакого смысла. Но если бы и был хоть какой-то, то самый наихудший.
Он и Грейнджер.
Самый лучший из наихудших смыслов в его жизни.
– Я думаю, у нас опять будут проблемы с профессором Дамблдором, – шепотом сказала Гермиона. Она разглядывала свой кусочек пирога, нервно комкая его в руках. – Наверняка.
Она стояла. Теперь, во всяком случае.
– Поттер вроде сказал ему, что ты приболела, – Драко пожал плечами. – И ты сказала ему сегодня, что мне не здоровится, не так ли?
Она кивнула: – Я сказала МакГонагалл. Но я не думаю, что этого достаточно. И не думаю, что это прокатит.
Драко опустил взгляд. Он знал. Конечно же, знал. Она была права. Где были они под конец бала? Где были они во время завтрака на следующее утро? И сегодня за ужином?
Вместе. Ответ отвлек его от реальности на миг.
Они были вместе.
Гермиона вернула его к реальности: – Думается мне, что нас вызовут где-то среди недели.
Драко перевел взгляд на кусочек пирога в своих ладонях. Он, и в правду, не сильно был голоден. Даже вовсе не голоден. Да какой аппетит в такой момент?!
А потом он услышал, как Гермиона всхлипнула. Поднял голову.
Она утирала глаза рукавом джемпера. Снова потянулась к двери.
– Грейнджер?
Она покачала головой.
Не понимая, без четкого осознания, Драко отшвырнул свой кусок на кровать и тотчас же вскочил на ноги. На секунду застыл. А потом начал медленно двигаться в ее сторону.
– Не надо, Малфой, – тихо попросила она.
Она плакала.
– Грейнджер… – снова обратился он осторожно, останавливаясь в каком-то шаге от нее. – Что… что не так?
Что не так? Да что может быть не так? Помимо всего происходящего.
– Думаю, все кончится тем, что нас лишат их… – прошептала она сквозь прижатые ладони к лицу.
Ее половинка пирога покоилась на подлокотнике кресла позади нее. Да кому на хрен сдался этот долбаный пирог.
Драко сделал еще один шаг. Он должен, он просто… он должен.
– Лишат чего? – переспросил он, малость встревоженный мягкостью своего голоса.
– Наших должностей, – ответила она, снова всхлипнув. – Старосты Девочки и Старосты Мальчиков. Они отберут их у нас.
Драко опустил взгляд. Что он мог сказать ей? Что он мог сказать, чтобы все исправить? Он не знал, как это сделать. Он понятия не имел, как снова все расставить на свои места.
Он знать не знал, как быть Поттером.
– Они не станут, – это лучшее, что он смог выдавить из себя. – Они не могут.
Но она так и не отняла ладони от лица.
И самое худшее – ее приглушенные слезы медленно убивали его.
Мне жаль, Грейнджер. Мне очень жаль. Я знаю, что это все – моя вина. Я знаю, что никогда не должен был делать ничего из этого с тобой. С нами обоими. С каждым.
Я никогда не должен был вовлекать тебя в мешанину моей жизни. Я никогда не должен был тащить тебя вниз за собой.
Мне очень жаль, Гермиона.
– С чего ты взял это? – она шмыгнула носом. И его сердце слабо екнуло. – С чего ты взял, что они не станут этого делать? Это ж Дамблдор. Он не пропускает даже мелочи. Когда ты последний раз по факту беседовал с кем-нибудь из префектов? Мы забросили это, Малфой. Мы забросили все свои обязанности, им нам некого винить кроме самих себя.
Драко помотал головой: – Нет, Грейнджер, – ответил он. Голос был тихим, но тон оставался решительным. Потому что она не заслуживала этих слез. Он сделал еще один шаг к ней. И вот он уже там. Заступил за черту их близости.
Он чувствовал эту близость.
Медленно дотянулся и нежно обхватил пальцами оба ее запястья.
Гермиона позволила ему мягко отвести ладони от ее заплаканного лица.
– Ты не должна, – выдохнул он, плавно переместив пальцы так, чтобы удержать ее ладошки. А затем поднес их к губам.
Закрыл глаза.
– Ты не должна винить себя, Гермиона.
Он услышал ее приглушенный судорожный вздох. Он не знал то ли это его губы, то ли ее имя.
– Малфой… – тихо позвала она.
Он открыл глаза. Она выглядела такой беззащитной. Совсем изнуренной.
– … скажи мне, почему ты плакал? Той ночью в ванной. Скажи мне, почему?
Сердце Драко замерло. Сказать ей, почему я плакал. В ту ночь. В ту ночь с Панси.
– Разве это имеет значение? – тихо переспросил он, все еще удерживая ее ладони в своих, но медленно отвел их от своих губ.
– Должно иметь, – ответила она, снова всхлипнув и задерживая дыхание, чтобы сдержать слезы. – Должно.
Драко покачал головой: – Грейнджер, я совсем не из тех парней, о которых тебе нужно знать, что они собой представляют, – он опустил взгляд вниз. – Совсем не так.
– Я хочу, чтобы ты мне рассказал, – шепотом сказала она. – Я хочу… я хочу, чтобы ты просто сказал мне что-нибудь. Чтобы стало проще. Чтобы тебе стало легче.
Почему ее это заботило? И он страстно желал, чтобы ей было все равно.
Это причиняло боль.
– Не могу, Грейнджер… – вздохнул он, не найдя смелости снова поднять глаза. – Не могу сказать тебе.
– Но почему? – он слышал, как слезы снова начинают душить ее. – Почему нет, Малфой? Ведь именно ты говорил, что должна остаться только правда. Между нами. Я не могу… я не могу больше выносить этого. Я больше не знаю, на каком я свете.
Он сильнее сжал ее ладони и, глядя ей в глаза: – Не стоит, Грейнджер, – почти полушепотом протянул он в ответ. – Не плачь, – мне не нравится, когда ты плачешь.
– Я ничего не могу с этим поделать.
– Я знаю.
– Я хочу, чтобы ты мне просто сказал.
– Я не могу.
Ему было слишком стыдно. Даже думать об этом. Даже сейчас, даже стоя здесь перед ней с повисшим между ними воздухе вопросом, он не мог ответить даже мысленно. Он не мог признаться, что он… сделал то, что сделал с Панси.
Он не мог признаться в том, что стал похож на отца.
Он не мог признаться в этом. Драко не смог найти слов.
И он не хотел увидеть ее лицо. Он не хотел увидеть выражение ее лица, когда она выяснит, что он бьет девчонок. Когда она увидит, каким злобным ублюдком он был на самом деле. Как он проиграл и никогда не сможет стать никем не лучше, чем отец. У него не было ни единого желания увидеть хоть что-то из этого.
Только не от единственного человека на Земле, который еще мог заставить его чувствовать.
Он снова поднес ее пальчики к губам. Поцеловал их.
– Пожалуйста, не плачь, Гермиона.
И затем он потянул ее за руки очень мягко, осторожно… так, чтобы она прижалась к его груди.
– Я не хочу упустить что-нибудь еще, – прошептала она, уткнувшись ему в шею.
Драко сглотнул.
– Я не дам тебе, – выдохнул он. И хотел, больше чем что-либо в своей жизни, быть именно тем человеком, который может ей это пообещать.
Потому что именно это он и имел в виду. Но он все похерил. То, чем все, в конце концов, кончилось. То, чем всегда кончалось.
И он был как раз той самой причиной, из-за которой она лишилась так много. Как он мог хоть что-то обещать ей, пока это оставалось правдой?
Драко почувствовал что-то. Что-то влажное скользнуло по пульсирующей артерии.
Губы Гермионы прикоснулись к коже на шее.
Он вздрогнул всем телом.
– Гермиона…. – пробормотал он.
Она подняла глаза на него. Взгляд остекленел, а зрачки расширились.
– Ты не хочешь, чтобы я? – прошептала она, и в ее глазах стояли слезы. В ее голосе чувствовалась боль. Хотя и было очевидным, что она пыталась скрыть это от него.
О Мерлин, Грейнджер. С чего бы мне хотеть этого?
Да и как кто-то может сдерживаться рядом с тобой.
Драко попытался сказать вслух. Хоть что-нибудь: – Я только… я не…
Его член мгновенно затвердел. Сердцебиение ускорило ритм. Она не понимала того, что творила с ним. Того эффекта, что возымела над ним. И это пугало его. Это напугает и ее тоже, если она узнает… если она, и в правду, узнает.
– Мне все равно, – прошептала она. – Только не сегодня, – и ее губы двинулись к его. Поймали их. Обведя язычком контур, устремляясь с верхней губы к уголкам его рта.
Драко издал низкий, приглушенный стон. Она подняла глаза, и их взгляды встретились. Ее поцелуи были осторожными, нерешительными, что только усложнило бы попытку остановить ее. Что только возбудило его еще сильнее. Заставило его рукой потянуться к ее затылку, вплестись пальцами в ее волосы, притянуть еще сильнее в поцелуе к себе, приоткрывая ее губы своими… и это труднее, чем он думал. Стремительнее, чем он себе представлял – она так внезапно и отчаянно нуждается в нем….
И все. Именно в тот момент Драко начал терять себя.
С ее губ срывались протяжные стоны. Он кожей ощущал яростный ритм ее сердца.
Ее пальчики пробежались по его мускулам и остановились на груди. Нашли пуговицы. И когда он разорвал поцелуй, его рубашка уже была расстегнута. Ее ноготки впились в его кожу – лишь ее реакция, когда его пальцы начали, скользя, продвигаться вверх по ее бедру. Ее голова запрокинулась назад к двери, и он даже не мог вспомнить, в какой момент припал губами к ее шее, слегка прикусывая кожу. И те звуки, что она издавала, и то, как ткань терлась о его возбужденную и сильно затвердевшую плоть – от всего этого он едва не подавился обжигающим воздухом, который втянул в себя. Другая его рука метнулась к вороту ее блузки и вниз, проворно расстегивая пуговки. Она помогает ему. Ее дыхание сбилось, а пальцы дрожали, но, тем не менее, она помогает ему. Дыхание становилось все громче и затрудненней.
– Грейнджер, ты уверена…
– Да…
И вот уже ее блузка где-то в ногах. Она тяжело дышит. Драко же вовсе не может дышать. Он опускает голову и одну руку заводит ей за спину. Ощутив, как ее тело незначительно напряглось, он снова вопросительно смотрит на нее, и она согласно кивает – один короткий кивок. Бюстгальтер скользит с ее плеч, и он снова переключает внимание на ее грудь. Бледная кожа, гладкая и великолепная – абсолютное блаженство. Она стонет. И это самый красивый звук из всех, что он когда-либо слышал. Губами обхватывает ее сосок и у него перехватывает дыхание от осознания всего происходящего. От того, что они вместе. Зная, что это такое – пробовать ее вот так.
Она что-то сказала, но он не услышал. Его пальцы уже нашли ее трусики, и он, теряя самообладание, сотрясаемый дрожью по всему телу, еле сдерживаясь и сбивчиво дыша, произносит: – Грейнджер, просто… мне нужно…
– Давай, – выдыхает она, закусив губу, – пожалуйста…
И вот уже слезы струятся по ее щеке. Ухватившись за края его рубашки, она стаскивает ее с его плеч. Он отнимает свою руку, и стон разочарования срывается с ее губ. И вот он высвобождается из рубашки и мгновенно возвращает свою руку на прежнее место. Она снова запрокидывает голову и на этот раз его пальцы стремительно продвигаются к резинке ее трусиков. Ухватившись за край, стаскивают их вниз. И в тот момент, когда ее нога нерешительно выскальзывает из влажного хлопка, Драко не может понять, как он мог так долго ждать. Не может понять, как он мог когда-то вообще существовать без нее.
Ее руки вновь скользят по его груди и вниз, пальцами вычерчивая мышцы пресса. Он не поднимает головы в попытке унять дрожь в пальцах, чтобы не промахнуться – отчаянно дергая молнию на своих брюках; отчаянно желая ее. С такой, мать ее, силой нуждаться в ней, что слезы начали жечь глаза.
И вот, как стремительно вырывается наружу желание, Гермиона. И вот, как быстро ты можешь разрушить стену моего хладнокровия. И пожалуйста, не проси меня остановиться. Никогда не проси меня остановиться.
И вот он высвободил свой член, и вздох предвкушения слетает с ее губ. Он знает – она напугана. Она должна быть напугана. Но он сможет притормозить. Не сможет, даже если бы захотел. Драко сгреб руками ее юбку и грубо задрал вверх по ее бедрам, наклонился, потянулся рукой к члену, приноравливаясь, спрашивая в порядке ли она…
… и вот он внутри нее, рукой обхватив бедро и задрав ее ногу. И все так же, как он помнил об этом. Жар, влага. Тугая, и свежая, и горящая вокруг него. Она приглушенно вскрикнула и еще сильнее прильнула бедром к нему. В ответ он прижал ее к стене и, когда она ухватилась за его плечи, начал нашептывать на ушко: «Гермиона», и «Ты нужна мне», и «Так охренительно тесно».
Его толчки становятся более грубыми, и он старается прижать ее сильнее к себе, чтобы ее тело не так сильно сотрясалось, но у него не выходит. Он не мог ничего с этим поделать. Но звуки, слетающие с ее губ, говорили ему о том, что ей все равно. Ей сегодня все равно.
Он стонет.
Еще, снова и снова толкаясь в нее. Трение тел, прилипая влажной кожей друг к другу. Дверь ходила ходуном. Дыхание смешалось.
Столкновение миров.
Драко вскрикнул, последний раз толкнувшись в нее – мгновенно прикрыв веки, и ее имя где-то в обрывках его мыслей. И рядом с ней тело продолжает бить дрожь, содрогаться от эйфории в напряженных мышцах и стиснутых зубах.
Гермиона. Ее имя на кончике языка.
Она ничего не сказала. Но он почувствовал, как ее голова опустилась ему на плечо. Кожей ощутил ее обжигающее дыхание .
Они сползли вниз по обшивке двери.
И все закончилось.
Все закончилось.
Драко открыл глаза и посмотрел на Гермиону. По ее коже разлился румянец, глаза покраснели, а грудь все еще тяжело вздымалась.
– Мне жаль, – пробормотал он. Она не кончила. Снова. И он не ждал этого. Пока что. Хотя и не намеривался кончить так быстро. Не намеривался так беспомощно сдаться жару ее тела.
Вот какую власть она имела над ним. И он понятия не имел, как прекратить это.
– Не стоит, – выдохнула она, все еще удерживая руки на его плечах, и все еще обнаженная. – Просто… не извиняйся. Только не сегодня.
Не сегодня.
*
А где-то за стенами замка, устроившись на задворках квиддичного поля, Гарри начал верить.
Он скажет Гермионе утром.
ГЛАВА 16 (все части)
Гермиона никогда не могла избавиться от этого гнетущего чувства где-то внутри себя, всякий раз, когда они шли туда. Близость к Запретному Лесу. Близость к нарушению правил. Правила и не должны нарушаться, особенно при отсутствии высокоморальных причин для этого, а еще лучше – даже и не пытаться. Принять их, как должное и не пытаться нарушить!
Но, естественно, по сути, они не нарушали правила, а только были опасно близки к этому. Что было уже пределом для Гермионы, знаете ли. Ее пределом, ради Бога!!! Можно подумать, Гарри и Рону требовалось отдельное приглашение, чтобы вляпаться в неприятности. Как в тот раз, когда они уболтали ее пойти к кромке Запретного Леса, чтобы посидеть под мрачным древним деревом, на вид которому триллион лет, а его огромные раскидистые ветви так и тянутся, чтобы заграбастать и одного за другим зашвырнуть прямиком в кабинет к МакГонагалл. Вот так торчать там, не имея на то веских причин? Да Боже упаси. Поэтому Гермиона так и не могла перестать приглядывать за ними. На всякий случай. Потому что это все еще был Хогвартс. И это было едва ли не злостное нарушение этих самых правил.
Они не ходили туда с самого начала седьмого курса. А еще они наведывались туда только в теплые деньки. И Гермиона никогда не знала почему. Она никогда не знала, почему мальчишки так любят это дерево. Рон как-то сказал, что оно напоминает ему дерево с заднего двора Норы. Гарри же обмолвился лишь о том, что оно просто огромное – «большое и клевое». Но этого явно не достаточно, чтобы наведываться туда так часто, как они.
И именно здесь они и проводили ясные деньки. Гермиона с раскрасневшимся лицом и поджатыми губами, Рон, прислонившись к стволу, и Гарри, лежа на животе и теребя травинки.
Гермиона ненавидела это неуютное чувство. Ненавидела. Но причиной, по которой она все равно шла туда, заключалась в царящей там атмосфере. В атмосфере отношений между ними, когда они были именно в этом месте. И, главным образом, она обращала внимание на Гарри. На то, как он переставал слишком часто хмуриться, или чесать затылок, или тереть лицо. Он выглядел расслабленным. Совершенно расслабленным.
После того, как умер Сириус – эти моменты были бесценны.
*
– Я думаю, что… как его там… ага, смысл жизни и прочее, – выдал негромко Рон, отрывая лепестки у ромашки (словно девчонка, гадающая на Гарри), – заключается лишь в том, чтобы хорошо проводить время и т.д.
– Извини? – переспросила Гермиона, малость шокированная философским красноречием Рона. – Хорошо проводить время и т.д.?
– Хотя бы потому, что ты в курсе, что ты здесь не навечно, не так ли? – и указующим жестом руки ткнул в сторону Гарри. – Особенно важно для тебя, приятель.
– Рональд!
– Шучу!
– Не смешно!
– Я лишь высмеиваю то, что сказала старуха Трелони, когда…
– О, я уже поняла, к чему ты это ведешь, Рон, – нахмурилась Гермиона. – Только не думаю, что Гарри оценит это.
Гарри пожал плечами: – Мне все равно, – пробормотал он.
Гермиона закатила глаза: – Как типично, – пробормотала она чуть слышно. Потому что всегда, когда она проявляла озабоченность, Гарри во многих случаях только поощрял безрассудство Рона.
Гарри перекатился на спину и уставился на возвышающиеся над ним ветки: – Думаю, не в этом заключается смысл жизни, – сказал он, позволяя своим очкам соскользнуть с переносицы.
– Предсказания – это чушь собачья. Половина из них просто… просто ерунда, – настаивала Гермиона.
– Это не имеет никакого отношения к предсказаниям, – откликнулся Рон. – Я имею в виду – смысл жизни.
– Я и не говорила этого, – возразила она. – Хотя предвиденье грядущего, судьба и все прочее – выдумка!
– Так значит, ты не веришь в судьбу? – едва слышно спросил Гарри.
Нет, – просто ответила она. – Не верю. Мы – независимые создания. Мы принимаем свои собственные решения. Вот почему каждое из этих решений имеет значение. Мы сами строим свою судьбу. А не какие-то там звезды.
– Ты согласен?
Рон пожал плечами: – Я не знаю, – добавил он. – И все же есть вещи, независящие от нас.
– Ясное дело, – сказала Гермиона. – Но на основании этого нельзя утверждать, что у каждого из нас есть судьба. Это просто жизнь. С чем рождены, с тем рождены; мир дает нам то, что дает, а все остальное зависит от нас, – она отмахнулась от мухи. – И наш конец зависит от нас.
– Так ты думаешь, что смысл жизни заключается в…
– … в принятии своих собственных решений, – закончила фразу Гермиона. – Строить свою жизнь. Принимать ответственность.
Гарри, зевая, проговорил: – Тошнит уже от ответственности.
– Не то слово!
– Это часть жизни.
– И от этой части тошнит.
– Точно.
– Да, конечно.
*
Она никогда не ходила туда без них. Ей и не надо было. И, конечно же, им приходилось подолгу уламывать ее, чтобы уговорить наведаться туда. И никогда сие не было по ее собственной инициативе. Она вполне могла покопаться в мыслях и без того, чтобы сидеть где-то в одиночестве. И для этого ей вовсе не требовался свежий воздух. Ей не нужно было где-то бродить.
В отличие от Гарри.
Где-то в середине шестого курса Гермиона отыскала его все в том же месте – под деревом. Было необычайно тепло, и Гарри сидел, закатив рукава рубашки и сложив руки на коленях.
– Ты в порядке, Гарри?
– Да.
– Я знала, что найду тебя здесь.
Она устроилась рядом.
– А где Рон?
– Я оставила его спорить с Джинни, кому достанется большая часть пирога, что прислала Молли.
Легкая улыбка коснулась губ Гарри: – Джинни выиграет.
– Еще бы.
Откинувшись назад, он прислонился к стволу дерева и медленно прикрыл глаза.
Она посмотрела на него – на какой-то миг пристально разглядывая.
– Хочешь, чтобы я ушла? – тихо, чтобы не потревожить его, спросила она.
Гарри отрицательно помотал головой.
Так в тишине они и сидели еще какое-то время. Гермиона время от времени поглядывала на ветки, в попытке разглядеть поющую над ними птичку или всматривалась в розовые облака на небе. Все что угодно, лишь бы остановить поток мыслей о Гарри.
Гари всхлипнул.
Она посмотрела на него.
Он снова всхлипнул и слегка склонил голову.
И Гермиона уже поняла причину.
Она приоткрыла губы, колеблясь лишь мгновение: – Гарри, – шепотом позвала она. – Гарри…
Но он так и не поднял головы.
– Это нормально – скучать по нему, Гарри.
Когда она увидела скатившуюся слезинку, она потянулась к его руке и, переплетаясь пальцами, сжала ее.
Спустя некоторое время, когда Гарри и Гермиона уже уходили, она наклонилась, чтобы поднять что-то похожее на бумажный лист, который выронил Гарри. Это было фото. Сириуса и его отца.
Они стояли под деревом. Под их деревом.
И тогда она поняла. Поняла, почему он приходил сюда. Почему это успокаивало его. Что было в воспоминаниях, которые даже не были его собственными. Тогда она вложило фото обратно Гарри в руку, а затем притянула его к себе. И крепко обняла его.
– Сириус дал мне его, – пробормотал Гарри, прижимаясь губами где-то в районе ее плеча. – Он… он сказал, что я могу взять его… только…
– Тшш…
После этого случая, ее не приходилось подолгу уговаривать, чтобы присоединиться к ним в их прогулке к краю леса. А еще она перестала спрашивать, куда исчезает Гарри, когда хочет побыть один.
Она решила оставить все, как есть.
*
ГЛАВА 16 (недостающий фрагмент)
– Я думаю, что ты – циник.
– Прости что, Рон?
– Ты цинична – не веришь в смысл того, чтобы жить.
– Смысл жить или смысл жизни?
– Не придирайся, Гермиона.
– Я не придираюсь, Рон, – нахмурилась она. – Это две совершенно разные вещи.
– В то, что у нас нет своего предназначения или чего-то там, – пробормотал он.
Гермиона насупилась: – Я не цинична, спасибо тебе на добром слове, – ответила она. – И если что, я – оптимистка!
– Как так?
– Как так? – переспросила она. – Подумай об этом, Рон. Ты единственный ответственный. Ты единственный, кто может контролировать свою жизнь. Свою жизнь и свою… свою…
– Смерть?
– Ээээ, да. В какой-то степени.
Рон пожал плечами: – Возможно. Но я все еще думаю, есть что-то еще.
– Я согласен с Гермионой, – они оба посмотрели на Гарри, который все так же смотрел на ветки. – Ты можешь выбирать. Иногда половина вариантов отметается, но… у тебя всегда он есть. Выбор, в смысле.
– Ты заблуждаешься, приятель, если думаешь, что абсолютно свободный.
– Ну, по крайней мере, я могу самостоятельно принимать решения, – негромко возразила Гермиона. – Всегда. И всегда буду.
Рон снова пожал плечами и сорвал еще одну ромашку на растерзание.
– Мир вовсе не так устроен, – пробурчал он.
– Именно так, если ты хочешь этого, – ответила она.
А потом все трое сидели в тишине какое-то время.
Гермиона думала об этом выводе. Выводе, подразумевающим стопроцентную ответственность. И это пугало ее. Почти до потери пульса. Но в этом был смысл. Это было важно. Важно, если ты хочешь чего-то добиться в этой жизни.
Было логично – основывать свои решения на идее того, что, может быть – в действительности – вы на самом-то деле и не принимали эти решения? Гермиона не считала этот довод веским. Совсем. Безысходность и беспомощность пугали куда как больше, нежели ответственность.
Ощущение, что выхода, может, и нет…
Что-то отвлекло ее внимание.
– О, Гарри!
– Что?
– Может хватить, так исступленно выщипывать траву?!
– О, ну ради….
ГЛАВА 17 (часть 1)
***
Рон говорил, ну прям, как отец Гарри. Как один из этих дотошных предков, которых ненавидят все подростки. Как его собственная мама, и это было вовсе не то, в чем он мог однозначно признаться себе. (Потому что в нем не было ничего женственного). Но это должно было быть сказано, во всяком случае, следуя логике Рона,
– Я не стану делать вид, будто не заметил, что ты притащился в половине первого ночи.
Рон смотрел, как Гарри застегивает последнюю пуговку на рубашке.
– Гарри?
– Ммм?
– Ты меня слышал?
– Да.
– Отлично. А еще я не собираюсь спрашивать, почему ты вернулся так поздно.
Рон немного нахмурил брови, когда Гарри отвернулся к комоду в поисках галстука.
– Гарри?
– А?
– Я сказал, что не стану спрашивать.
– Прекрасно.
– Прекрасно.
– Ну, тогда ладно.
– И ты не хочешь знать почему?
– Прости? – Гарри недоуменно почесал затылок, явно озабоченный местонахождением своего галстука, нежели серьезностью тона Рона. И это раздражало последнего. Полное безразличие Гарри – мол–я-всегда-прихожу-в-районе-полуночи.
– Почему я не стану спрашивать, – с досадой повторил Рон, но достаточно тихо, чтобы не привлекать слишком много внимания присутствующих в спальне.
– Слушай, Рон, – вздохнул Гарри, поворачиваясь к нему с галстуком в руке, – если тебе есть что сказать, просто скажи. А то как-то рановато поутру для этого.
– Хорошо, – нахмурился Рон. – У меня есть, что сказать. Но я не стану этого делать. Все, что я хочу, так это попросить об услуге. Об услуге для всех нас. Она подразумевает усилие.
Гарри приподнял бровь.
– Давай просто… – Рон немного колебался, – … попытаемся провести день нормально, насколько это возможно.
Бровь Гарри все еще оставалась в той же позиции: – Что?
– Давай попытаемся и забудем обо всем. Только на один день, – ошеломленное выражение лица Гарри только подстегнуло Рона. – И если ты не можешь придумать достаточной причины для этого, тогда я думаю, что наше ментальное состояние вполне может служить такой причиной. Мне все равно, если все это никуда не исчезнет. Мне все равно, если все это возобновится завтра утром. Но мне нужно это, Гарри. И, Мерлин, если мне нужно это, то ты и Гермиона должны тоже, блин.
– Рон…
– Я знаю, что Малфой постоянно будет где-то поблизости. Он всегда рядом. Но я не думаю, что это выше наших сил просто… просто выкинуть все это из головы на двенадцать часов.
– Ты хочешь, чтобы мы вели себя так, словно ничего не случилось?
– Ну да. Так, как было до того, как Гермиона стала Старостой девочек.
Гарри быстро опустил взгляд. Он словно завис на секунду, прежде чем снова поднять глаза.
– Я думал, что ты зол на нее.
– Да, так и есть, – вздохнул Рон. – На самом деле, – он сглотнул. В горле все пересохло. – Но я все еще хочу этого.
Гарри обдумывал сказанное секунды три.
– Думаю, все это малость нереально, – тихо сказал он, по-видимому, снова теряя интерес и отворачиваясь, чтобы закрыть свой ящик.
– Нет, Гарри…
– Да, Рон, – раздраженно отрезал он, с силой захлопывая ящик. Несколько парней посмотрели в их сторону.
– Ну, тогда хотя бы я попытаюсь, – бросил сердитый взгляд Рон.
– Попытаешься? Да ты практически игнорировал ее.
– Ну, я пытался, когда было подходящее время для таких попыток. Но это ни к чему меня не привело. Это ни к чему ее не привело.
