Текст книги "Сумерки разума (СИ)"

Автор книги: in-cognito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– М-да, – вид у папы почему-то был виноватый, когда мы сели в машину, – еще кое-что… Ты уж извини…

– Что? – насторожилась я.

– Позвони Рене, хорошо?

– Чёрт, – простонала я, – ты сказал маме…

– Прости, – искренне произнес он. – Я очень перепугался за тебя.

– Ладно, я успокою ее.

Я готова отвечать за свои поступки. Я хочу знать правду, я могу поплатиться за это очень жестоко, и морально подготовлю себя к этому, как следует. Впервые в моей скучной, пресной жизни правильной девочки есть что-то настоящее. Это очень страшно, это может быть опасно… но какая разница? Жизнь, в принципе, очень опасная штука.

Рене уговаривала меня вернуться в Финикс. Я слышала, как она плачет, извиняется и говорит, что была плохой мамой. Она говорила, что зря отпустила меня и что никогда меня не бросит. Раньше ее слезы всегда повергали меня в ступор и отчаяние, но сейчас я слушала спокойно. Каким-то не своим голосом я произнесла:

– Мам, послушай, всё действительно хорошо. Ничего серьезного со мной не случилось, и я не хочу возвращаться в Финикс. Знаешь, что?… Кажется, я полюбила снег.

Комментарий к Диалоги со сфинксом. Часть третья – Сфинкс загадывает загадку

Из плейлиста Эдварда:

Fiordmoss – Maud

========== Диалоги со сфинксом. Часть четвёртая – Сфинкс молчит ==========

Они не люди. Они опасны и имеют отношение к пропажам людей (но это предстоит проверить). Быть посвященной в их тайну, значит, отказаться от прошлой жизни. Я готова, что бы это ни значило. Пусть мне грозит самое ужасное, унизительное, отвратительное – это лучше, чем ничего не знать.

Ночью после аварии с моим бедным пикапом мне впервые приснился Каллен, и сон был кошмарным. Я помню, как он аккуратно взял мои руки в свои. Я держала в ладонях хирургические инструменты. Я должна была вырыть себе могилу, лечь в неё и умереть.

– Ты знаешь, каково это – потерять своего ребёнка? – шептал мне на ухо Эдвард, – Но твои родители потеряют единственную дочь. Такова цена, Белла… Помни, на свету правда уродлива. На свету она уродлива… Лучи солнца вскроют правду, – он улыбнулся мне безумной, загадочной улыбкой злого Чеширского кота.

– Что это значит? – спросила я, роя себе могилу. – Мам? Пап?

Они стояли подле могилы и не видели меня. Мама – сильно похудевшая, вся в чёрном обнимала словно окаменевшего папу. Папа был бледен, моя смерть сломала его. Он был неподвижен, но я слышала его крик.

– Ты готова заплатить цену, Белла? – улыбался Эдвард, шепча у меня над ухом. Он ещё больше напоминал Мефистофеля. – Готова?

Я проснулась от ощущения удушья…

Следующие три дня отец действительно катал меня в школу. Я терпеливо ждала ответа Эдварда. Он иногда пересекался со мной. Чаще всего на его лице была маска заносчивого негодяя, но редкими секундами, когда никто не видел нас, он снова снимал маски.

– Терпи, это решение зависит не только от меня. Продолжай молчать.

Я верила ему. Я должна была, он не оставил мне выбора.

Каждый день я порой ловила на себе взгляды Калленов, и их сложно было назвать дружелюбными. Сильнее остальных, судя по всему, меня невзлюбили Джаспер и Розали.

Меня не волновала дурацкая популярность, которую я обрела после аварии. Я была бы о себе очень невысокого мнения, если бы меня беспокоили такие мелочи. Тайлер восхищался моим мужеством и, кажется, я начала ему нравится. Меньше всего в тот период своей жизни я могла думать о романах. Если Эдвард не лжет, то в скором времени у меня не останется прав, возможно, на нормальные отношения с кем-либо.

К счастью, я не нравилась Тайлеру до такой степени, чтобы он ходил за мной хвостиком. Поняв, что я не понимающее намеков существо, выпиленное из цельного куска дерева, он понемногу перестал за мной ухаживать.

Я совершенно точно знала одно – Эдвард жалеет о том, что спас меня. К счастью, и на это мне было плевать. Хотя он вёл себя вежливо и просил подождать, я прекрасно видела, что он настроил против себя хотя бы часть своих родных. Я видела, что ему непросто, и что он не привык распылять силы и энергию на существ, вроде меня. Меня это не удивляло и не сердило. Может, на его месте я бы тоже казалась себе ничего не значащей букашкой.

В течение всего месяца после аварии местом нашей встречи был урок биологии и две минуты перед звонком. По большей части Каллен молчал, и я не прерывала это молчание, как бы оно ни было мне неприятно.

Я перестала испытывать и благодарность. Спас, значит, сам виноват. Поздновато жалеть о сделанном. В конце концов, он может и убить меня в любую секунду. Иногда рука его вновь сжималась в кулак, и я была уверена, что он думает о том же самом.

Но месяц спустя я начинала приходить в отчаяние. Ничего не менялось. Он ничего мне не говорил. Это могло продолжаться бесконечно, в то время, как я уже была готова принять любую правду при условии, что он докажет ее.

– Привет, Эдвард, – впервые за всё время я первая с ним поздоровалась.

Ноль эмоций.

«Чёрт, но так не может дальше продолжаться…» – подумала я в страшной досаде, глядя, как он невозмутимо рассматривает доску перед собой.

– Спорим, тебе плевать, что там намалевал мистер Баннер, – сухо добавила я.

– Белла, оставь меня в покое, ладно? – не глядя на меня, процедил он.

Каждый день он приходил на урок со мной, как на казнь – бледный, напряжённый, всё существо его выражало упрямство. Я не понимала его. Я не понимала, почему конкретно он продолжает меня так сильно ненавидеть.

У меня получилось не напомнить ему о его обещании. Но я понимала, что надолго меня не хватит. Думаю, это чувствовал и он.

Хуже всего то, что в последнее время перед биологией ко мне подсаживался Майк. Мы с ним болтали, и он не замечал, как мне не хочется сейчас ни с кем разговаривать.

Так прошло до марта. Надо ли говорить, что за это время я укоренилась в тихой и искренней ненависти к Каллену? Мне порой казалось, что ему нравится мучить меня. Я успела заметить, что за месяц его глаза медленно, но неуклонно темнели. Теперь они уже не становились ярко-желтыми, как раньше. И выглядел он всё хуже. Порой я снова начинала по-животному бояться его. Теперь я почти не сомневалась – что-то терзает его изо дня в день. Когда-то хуже, когда-то лучше. Иногда мне казалось, что это всё мои домыслы, ведь мимика у Каллена совершенно не читаемая.

Когда он думал, что я не вижу его, он опускал голову на руку, ладонь его вцеплялась в край парты. Мне всерьёз казалось, что Эдварду хочется кричать.

В первую рабочую неделю марта мне позвонила Джессика и спросила, кого я намерена пригласить на танцы.

– Чего? – хмуро переспросила я.

– Ну… весенние танцы же. Девушки приглашают парней по традиции. Я собиралась Майка пригласить.

– И что? – не поняла я.

– Ты не возражаешь?

– Нет, – очень удивилась я. – Танцы – это не моё.

– Не будь такой скучной, там будет весело, – протянула Джессика. – Ты в последнее время выглядишь хуже мертвеца.

«О, мне снятся, знаешь, такие восхитительные кошмары, главная роль в которых отдается проклятому Эдварду Каллену… загляденье».

Вслух я ответила:

– Вот я и высплюсь в это время. Повеселитесь там без меня, ладно? – и повесила трубку.

Школа – пора интриг и различных любовных приключений, а не учебы, что бы там ни говорили учителя. К сожалению, это так. Поэтому я не поняла, как, но оказалась втянута в довольно мелочную и неприятную историю, здорово испортившую мне настроение. Если вкратце, то Джессика пригласила Майка, но тот сказал, что подумает. А потом он ошарашил меня новостью о том, что ждет, когда я приглашу его.

– Зачем? – глупо поинтересовалась я.

– Ну…

– Ньютон, – вздохнула я, – мы оба знаем, что тебе нравится Джесс.

– Она вряд ли захочет, чтобы я приглашал её, – цокнул он.

– Я думала, ты не страдаешь неуверенностью в себе.

– Я тоже так думал, – пробурчал он недовольно.

– На мой взгляд она собирается пригласить тебя.

– Ты так говоришь, чтобы меня утешить, – недоверчиво произнёс он.

– Нет, я вполне серьёзно. И, кстати, я вообще не иду на эти танцы.

– Почему? – удивился он.

– А ты видел, как танцует старая беременная бегемотица? – я нелепо изобразила отрывок танца маленьких утят, подняв локти. – Вы оба со мной там умрете, если не от стыда, то от смеха. К тому же, я уже наметила себе планы и собралась в Сиэтл.

– Танец не засчитан, все напьются, и им будет плевать на беременных бегемотов, – не сдавался Ньютон. – Что тебе понадобилось в Сиэтле?

– Там нормальная библиотека, – я со злорадной улыбкой посмотрела на то, как вытянулась еще более разочарованно лицо Ньютона.

– Белла, тебя надо спасать. И мы с Джессикой обязательно этим займемся. После танцев.

– Восприняла, как угрозу, – предупредила я.

Мы с Майком говорили перед уроком биологии. Я привыкла уже игнорировать Эдварда и сидеть на краешке стула. Я привыкла, переводя взгляд, начинать его ненавидеть. Сколько можно пытать меня неведением?

Когда я села подле него, он взглянул на меня холодно-изучающе.

– Эдвард, перестаньте глазеть на мисс Свон и ответьте на вопрос, – нетерпеливо произнес мистер Баннер.

– Цикл Кребса, – ответил он лениво.

Я подняла брови, но решила это не комментировать.

После урока я ожидала, что Эдвард, как обычно, умчится так, словно я его преследую, но он неторопливо сложил свои вещи, а потом требовательно позвал меня по имени. Подождав секунду, я на пяточках к нему повернулась.

Я молчала, проглатывая язвительные комментарии. Народ понемногу рассасывался, Эдвард колебался, продолжая сосредоточенно изучать моё лицо. Поразительно, бесчувственным может быть направленное на тебя внимание.

– Похоже, ты не слишком терпелива. Есть… некоторые правила, которым я должен следовать. И ты тоже.

– Ничего ни о каких правилах не знаю.

– У меня не получится тебе всё рассказать в ближайшее время.

Я села за парту и, буравя его ненавидящим взором, прошипела в лицо:

– Не смей так говорить.

– У меня нет выхода.

– А меня это не интересует. Я согласилась молчать, ждать и терпеть. Мне нужны ответы.

– Я постараюсь их дать, но не сейчас, – вздохнул он.

– Почему?

– Не могу сказать. Сейчас это довольно непросто.

– Ты извини, я не слишком тебе сочувствую. Видишь ли, ты сам виноват. Если бы ты меня не спасал, не пришлось бы сейчас оправдываться и жалеть.

– Ни слова не понял из этого потока эмоций, – медленно и негромко произнес он.

– Ты определённо жалеешь, что спас мне жизнь. Я это знаю, но мне наплевать, понятно? Я слишком долго ждала…

– Ты слишком сильно головой ударилась? – склонив голову, очень тихо спросил Эдвард.

Он поинтересовался так спокойно и с таким искренним любопытством, что я поняла – он не притворяется.

– Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моих мотивах. Если я спас, значит, надо было. Если я молчу, значит, уверен, что так будет лучше. И если я говорю тебе еще немного потерпеть, значит, лучше бы тебе меня послушать.

– Да, пошел ты к чёрту, – с яростью прошептала я, затем резко забрала свою сумку и выбежала из кабинета.

Самое мерзкое, что я не могу припереть его к стене и выпытать ответ. Я беспомощна. Беспомощна… Он может обманывать, и я проглочу это, потому что он сильнее. Он может заставлять меня ждать, и я обязана буду ждать, потому что не останется выбора. И он знает это. И так демонстративно тычет мне этим фактом под нос…

Я думала, что задушу его своими руками.

В тот день на физкультуре я была словно одержима. Уже довольно длительное время я изо всех сил стараюсь на занятиях, но у меня не было серьезных сдвигов. После занятий с учителем я ворвалась в раздевалку и зарыдала.

– Ненавижу, – прошептала я, глядя на своё отражение, – слабая и беспомощная… Ты не сможешь добиться ответа, потому что для этого нужна сила. Где ее взять?!

Я глубоко вздохнула, опустила голову.

Надо сказать, возвращаясь на стоянку к своему пикапу, я была сильно не в себе от бессильной злости.

– Белла, привет, у меня вопрос.

«Только не это», – я беспомощно обернулась и почти затравленно посмотрела на Эрика:

– Привет…

– Слушай, насчет танцев…

– Я еду в Сиэтл, – брякнула я. – Ужасно занята.

Эрик удивленно поднял брови, а потом несмело улыбнулся:

– Я, вообще-то, хотел спросить, не знаешь ли ты, пригласила ли кого-нибудь Джесс…

– Да, – я обрадованно выдохнула, – она пригласила Майка.

– Ясно, а ты, значит, едешь в город?

– Да, день по минутам расписан.

Эрик попрощался со мной, но взглянул на меня слегка удивленно, точно недоумевая, что со мной происходит.

Мимо меня, гнусно улыбаясь, прошел Каллен. Ему словно доставляло удовольствие моё состояние, хотя сам он изо дня в день не выглядел лучшим образом.

«Соберись, – подумала я. – Либо Эдвард дурит тебя, либо нет. Если да, то придется самой искать информацию по крупицам».

Я мысленно перечисляла:

– у них меняется цвет глаз,

– они живут очень обособленно от других,

– они почти ничего не едят в столовой,

– их кожа слишком бледная,

– они невероятно сильные и быстрые.

Кто это?

Я решила теперь всерьез перечислять даже самые невероятные варианты, какими бы они ни были безумными. Неизвестность довела меня до ручки, я сходила с ума…

Они – часть мира, в который я всегда хотела попасть. Они – часть истины.

Наша реальность устроена довольно жестоко. Истинной ценностью обладает лишь информация. Кто владеет знанием, владеет миром. Есть различный уровень информированности, и большинство пребывает в неведении. Это не результат какого-то глупого заговора, просто люди и не хотят ничего знать. Они хотят отдыхать после работы, читать книги, смотреть телевизор, ходить в театр. Это не плохо. Это просто не мой выбор.

Однажды я читала биографию Греты Гарбо, и она с детства произвела на меня очень сильное впечатление. Это была прекрасная актриса, секс-символ своего поколения. Но однажды по заданию спец-служб ей пришлось участвовать в покушении на жизнь Адольфа Гитлера. Она обучалась, подготавливалась, она из обыденности окунулась в мир, где вертятся шестеренки реальности. К сожалению, покушение провалилось, как и многие до него, но… когда Грета вернулась в кино, она не смогла там оставаться. Она не смогла продолжать играть на экране, потому что она видела настоящую жизнь и смерть. Она неожиданно взвесила всё и поняла, где мишура, а где истинная реальность. И она была вынуждена отказаться от славы и знаменитости, ей это опротивело. Агентом она не стала, но и оставаться актрисой не могла.

Так и я лишь мельком прикоснулась к тайне мира. Я была самую малость информирована. А теперь от меня прячут истину. И я не могу жить без нее.

Где-то там за тонкой пеленой обыденности, завтраков перед телевизором и мечтами стать популярной в школе есть настоящая жизнь. Я всего лишь подросток с неуемным эго и амбициями. Я неуклюжа, люблю классику и вкусно поесть. Я слаба. Силен лишь мой разум. Это он обладает стремлениями, силой, моё тело неуклюже и отказывается мне повиноваться.

В Сиэтле есть неплохая библиотека. Я доберусь до нее и отыщу всё, что только возможно на тему того, кем могут являться Каллены. Так или иначе, я докопаюсь до правды. Моё терпение лопается.

«Но сначала домой, – думала я. – Приготовлю себе что-нибудь, отвлекусь, потом займусь систематизированием того, что мне известно».

Но дома меня постоянно отвлекала Джессика. Она позвонила мне, чтобы поделиться потрясающей новостью – Майк принял ее приглашение на танцы. Я поздравила ее без всякого энтузиазма, и она стала допытываться у меня, не ревную ли я. Честно говоря, я была так увлечена своими мыслями, что не поняла ее вопроса, а потом положила трубку.

Мне было плохо и очень-очень одиноко.

Меня окружали друзья, у меня любящий отец, а я чувствовала себя в вакууме. Это и есть взросление? Довольно паршивая штука.

Я ела цыпленка по-мексикански, почти не чувствуя вкуса нежной птицы, и жалела о том, что не родилась мужчиной. Всё было бы совсем-совсем иначе.

Еще как было бы просто, если бы я была влюблена. В кого угодно. Хотя бы в мистера Баннера или Джессику. Представляете масштаб трагедии? Тогда я смогла бы как-то заполнить голод бездны внутри всего моего существа. Но она переваривала меня, ела, не отпускала ни на мгновение.

Когда вернулся отец, я усадила его за ужин. Чарли убедился, что мексиканская кухня способна быть безопасной для здоровья.

Этот разговор должен был начаться давно, но чёрт дёрнул начать его именно в этот день. Не знаю, чего я добивалась. Наверное, мне нужно было убедиться в собственных страхах, посмотреть им в глаза. Сказать себе, что я должна отныне верить в себя в полном одиночестве.

– Пап… – тихо сказала я, – а что, если я поступлю в Куантико?

Чарли закашлялся, затрясся, потом поднял на меня глаза:

– Прости, что ты сказала?

– В академию ФБР. Я всё распланировала. Будет сложно, но… я постараюсь справиться. У меня есть небольшой шанс.

Некоторое время он смотрел на меня, пытаясь удостовериться, действительно ли это я. Наконец, он негромко, но внушительно вымолвил:

– Изабелла, ты же умная девочка…

Ненавижу, когда он начинает разговор этой фразой.

– Ты должна понимать, что это значит. Может, всё выглядит красиво в этих… сериалах и фильмах, но в реальности всё иначе. Тебе нужно думать о чём-то более вероятном… и возможном.

– Это как? – тихо спросила я.

– Ну… – он развел руками, – получишь какое-нибудь образование, найдешь надежного сильного человека, создашь семью, тебе не до того будет.

– Потому что я буду занята материнством? – тихо спросила я.

– Да, в том числе.

– А если я не хочу детей?

– Мы это обсуждали. У тебя сейчас возраст такой, романтика, ветер в голове… Не нужно загадывать наперёд. Через лет пять будешь смеяться над своими словами.

Я проглотила ком в горле, чувствуя, как нахожусь в невидимой клетке. Я родилась в этой клетке, потому что родилась девочкой.

“Это всё мои личные стереотипы, – говорила я себе. – Нет никакой клетки”.

Не знаю, зачем я продолжала этот разговор, ведь всё было ясно…

– Я не стану смеяться над своими словами, – произнесла я. – Я твёрдо решила, что не хочу детей, на это есть причины. Я могу объяснить…

– Так, – вздохнул Чарли. – Послушай. Я не знаю, что тебе там наговорила Рене, но долг любой женщины перед Богом и обществом – воспитать ребёнка. Это и твой долг тоже. Я служил, ты знаешь. Моя роль в обществе предопределена. Мир так устроен, и ты не можешь просто пойти против него.

– Да, нас на планете миллиарды…

– Каждая жизнь ценна, Белла. Каждая. Без исключений. И не смей мне говорить, что у меня не будет внуков. И никакого Куантико. Я говорю тебе это, желая тебе добра, ты просто физически не способна туда поступить.

– Это не правда…

– Ты сама понимаешь, что это правда, – он печально посмотрел на меня. – Белла, мне совсем не нравится говорить тебе это, понимаешь? Ты думаешь, у меня не было амбиций? Но если бы я пошёл у них на пути, тебя бы не было на свете. Ты – самое родное, что у меня есть. Было ли время, когда я жалел, что не стал кем-то более свободным и успешным? Да, когда-то было это время. Но с каждым годом я благодарил небо за то, что я нашёл в себе силы и мозги свернуть с этого пути. У меня есть ты. Так… я был бы совсем один в этом мире.

“Не говори так, – думала я, понимая, что сейчас заплачу. – Пожалуйста. Кричи на меня. Запрещай. Ругайся. Но не говори со мной… так”.

– Не отказывайся от семьи. Поверь мне, она – это смысл рождения любого человека. И твой смысл в первую очередь, потому что ты будущая мать.

Я молчала. Ему всегда удавалось меня заткнуть и я чувствовала себя виноватой просто за то, что, вообще, о чём-то заговорила.

Он не понимал, что ранит меня. Он искренне думал, что просто говорит мне неприятную правду и делает, как лучше. Он ломал меня, но его и самого так воспитали. Я не могла винить Чарли, но понимала, почему моя мама сбежала от него. Хороший, честный, прямолинейный, прекрасный отец, заботливый, внимательный, терпеливый. Он всегда был на стороне Рене. Защищал её и потакал каждой её прихоти. Но если у него есть стереотип или мнение, то, увы, нет на свете способа переубедить его. Он не переехал за Рене, хотя и любил её. И будет любить до конца своих дней.

Такой светлый цвет кожи мне достался именно от него и глаза тоже. Я очень любила своего отца, мы с ним во многом ладили лучше, чем с мамой. Нам проще вместе. Но когда мы соприкасались в вещах, в которых имели несогласие, это причиняло боль нам обоим.

Вот только упрямая я тоже в него…

– Через пару недель я еду в Сиэтл, – вяло промолвила я, спустя десять минут молчания.

Не спросила, а поставила перед фактом.

– Зачем? – спросил Чарли.

– Прогуляюсь по книжным, – я всё еще говорила негромко.

– Может, поехать с тобой?

– Тебе будет скучно. Я еду одна.

– Не забудь взять с собой карту и проверь, где тебе придется заправляться, пикап ест много горючего…

На другое утро я нарочно припарковалась как можно дальше от «вольво». Я больше не собиралась украдкой бегать за Калленом и заглядывать ему в глаза в поисках ответа.

Шел дождь. Форкс стал серо-зеленым, будто сделался смертельно болен. В туманной, влажной пелене впереди тонули школьные корпуса. Едва я вышла, в нос ударил запах ледяной влаги. Я собиралась запереть машину, но уронила ключи в лужу. Собралась их поднять, но неожиданно кто-то гораздо более ловкий и быстрый поднял их за меня.

Эдвард стоял, опираясь на мой пикап. В руке он сжимал ключи. Я молчала, глядя в его лицо. Но поняла, что Эдвард даст сто очков вперед любому в игре в молчанку.

– Отдай, – мрачно произнесла я, глядя на ключи.

Он неторопливо вложил их в мою ладонь, и когда он меня коснулся, я содрогнулась от холода.

– Одевайся теплее, у тебя руки ледяные, – нахмурилась я.

– Мне мерещится, или ты обо мне заботишься?

– Что тебе нужно, Эдвард?

– Разве я не могу поболтать с одноклассницей?

Я развернулась к нему и подошла вплотную, отчего лицо его неожиданно переменилось, и он аккуратно шагнул назад. Сегодня его глаза опять были желтые. Сделав над собой усилие, я подавила желание ударить его. Это было бы смешно. Если этот тип может останавливать на ходу машину рукой, то о его скулу я сильно расшибу ладонь.

– Мне казалось, ты намерен меня игнорировать, – сказала я.

– Да… – он посмотрел в небо, – и нет.

Я покачала головой и снова собралась уходить.

– Я изучаю тебя, – добавил Эдвард. – Очень-очень внимательно.

– О, а мне казалось, ты задался целью меня уничтожить, – в бессильной ярости произнесла я. – Взгляни на меня. Взгляни очень внимательно, раз ты наблюдаешь. Что ты видишь?

Он молчал, глядя в моё лицо.

– Ты думаешь, я шутила, да? Мне действительно нужно знать… А ты просто пытаешься заморить меня, задушить. Потому что у Тайлера убить меня не вышло, видимо.

Тогда он впервые за долгое время посмотрел на меня так же, как в первый день встречи.

– Ты не знаешь, что говоришь.

– Может, ты и сильный, но наглухо туп и слеп. Иначе бы понял, что мне можно доверять.

Он, молча, смотрел на меня.

– Мне можно верить, понимаешь? – повторила я, и голос мой дрогнул. – Если бы ты мог читать мои мысли, всё бы понял.

Он скривился, точно я причинила ему боль, губ его коснулась ироничная улыбка.

– Но я не могу читать твои мысли.

– Вот именно. Проверяй дальше, Эдвард. Изучай меня.

Большую часть всего времени он смотрел на меня, как на пустое место. В то утро он догнал меня и решительно развернул к себе. Сняв маски, он впервые взглянул на меня с легким интересом. На меня, а не сквозь меня, как объект изучения.

– Прости, если я был с тобой жесток.

– Это дань вежливости.

– Да, но мне и правда жаль, – спокойно ответил он, снова снимая маску подростка.

– Если тебе больше нечего сказать, можешь оставить меня в покое.

– Вообще-то, я собирался кое-что спросить, – в его глазах мелькнула тень улыбки.

Я задумалась:

– Эдвард, у тебя тревожные симптомы диссоциативного расстройства.

– Раздвоения личности у меня точно нет, – покачал головой он с самым серьезным видом.

– Сомнительно. Что ты хотел спросить?

– В следующую субботу, когда будут танцы…

– Не смей, – отрезала я. – Это не смешно. Ты же слышал…

Он вздохнул и поднял взгляд к небу:

– Ты едешь в Сиэтл, верно? Я могу подвезти.

– Что? – не поняла я.

– Можно мне подвезти тебя?

– Зачем? – растерялась я. – У меня есть машина.

– Тебе лучше согласиться. Твоя машина на ладан дышит.

– Нормально она дышит!

– Белла, я хочу подвезти тебя, понимаешь?

– Хорошо, давай поищем логику в твоих рассуждениях, – мягко сказала я тоном человека, который обеспокоен душевным равновесием собеседника. – Ты игнорируешь меня, порой оскорбляешь и явно терпеть меня не можешь. Потом неожиданно спрашиваешь, можно ли меня подвезти до Сиэтла, якобы беспокоясь о моей машине.

Он вздохнул:

– Всё сложно…

– Попытаюсь понять.

– Я не ненавижу тебя. Не сейчас, – аккуратно произнес он. – Я за тобой наблюдаю, и мне осточертело наблюдать издалека. Если мы хотим оба ускорить дело, лучше проводить время вместе.

– Романтично, что скулы сводит. Я не покраснела?

– Я просто хочу понять тебя. И тебе самой же это выгодно. Так понятно?

– Предельно, – подумав, согласилась я.

– Тогда я тебя подвезу. Но… всё-таки держись от меня подальше. Встретимся на биологии. Пока.

По-моему, как минимум биполярное расстройство у него всё-таки у него есть, и оно развивается пугающими темпами. «Я тебя не ненавижу. Не сейчас». Как прикажете понимать? Он ненавидит меня, скажем, по вторникам, а в среду уже готов мне улыбаться? Можно мне расписание, чтобы я ориентировалась?

Комментарий к Диалоги со сфинксом. Часть четвёртая – Сфинкс молчит

Из плейлиста Беллы:

Marilyn Manson – Coma White

Mushroomhead – Sun Doesn t Rise

========== Диалоги со сфинксом. Часть пятая – Сфинкс изучает тебя ==========

На английский я опоздала, что меня нисколько не волновало. С одной стороны, Каллен будет очень мешать мне в дороге, потому что я собиралась, вообще-то, искать о нём информацию в библиотеке. С другой стороны, я могу попытаться дать ему понять, что мне и правда можно верить. Это не мешало мне его ненавидеть. Хотел он того или нет, но он мучил меня. Я не могла простить ему этого.

– Поразительно, Белла, что вы всё-таки явились на урок, – мистер Мейсон иронично проводил меня взглядом, пока я садилась на свое место. Я с безразличным видом стала доставать учебники.

На перемене Майк и Джессика встали по обеим сторонам от меня.

– А я всё видела, – подняв брови, улыбнулась она.

– Как я убиваю и ем младенцев? Ну, вот… – притворно расстроено протянула я. – Опять убирать свидетелей.

– О чём ты болтала с Калленом? – с ухмылкой спросил Майк. – На моей памяти так долго он ни с кем не говорил.

– Чепуха. Его отец обязал поинтересоваться, нормально ли я чувствую себя после аварии, – соврала я.

– Как-то очень долго вы обсуждали самочувствие, – вкрадчиво сказала Джессика. – Неужели, он куда-то тебя пригласил?

– Ничего особенного, – буркнула я.

– Чудеса творятся, Джесс, – вздохнул Майк. – Я заметил, наша Аризона творила с Эдвардом настоящую магию с первого своего дня в школе.

Я только печально улыбнулась. Некоторым нравится видеть романтику там, где ее нет.

Перед ленчем, пока остальные обсуждали грядущие танцы, я мысленно готовилась к поездке в Сиэтл. Как себя вести? Быть собой? А если это его разочарует? Он пытается доверить мне свою тайну, и, не смотря на то, что я не выношу его, мне нужно быть паинькой.

«А я не смогу быть паинькой, – подумала я сумрачно, садясь за столик, – я смогу быть собой. Ну и пусть».

Сердце моё при этом сильно билось. Что мне предстоит узнать? В какую историю я попаду? Если бы мне только удалось стать в этой истории не простым и беспомощным наблюдателем…

– Ты определенно ему интересна. Нет, правда, кроме шуток, – услышала я голос Джессики. Она больше не смеялась. Я растерянно проследила за ее взглядом. Эдвард сел за отдельный столик и смотрел в мою сторону.

– Так, а это совсем странно, – добавила она.

Я, хмурясь, смотрела на то, как Эдвард поднял руку и помахал мне, приглашая сесть за его столик.

– Я всё правильно поняла? Он действительно зовёт тебя? – недоверчиво произнесла Джесс.

– Похоже на то, – я поднялась из-за стола и подошла к столику, ощущая на себе очень удивленные взгляды некоторых одноклассников.

– Сядь, пожалуйста, – сказал Каллен, серьезно глядя на меня.

Я неторопливо уселась напротив него. Похоже, взгляд у меня был очень настороженный и удивленный, потому что он улыбнулся. Затем тихо рассмеялся. Я молчала, продолжая за ним наблюдать.

– Я почти со всеми поговорил, – сказал он. – Теперь пришла пора предупреждений. Ты хорошо подумала о том, о чём я говорил тебе в клинике?

– Да. Я хочу знать правду.

– Хорошо. Ты сделала свой выбор. Вот, что тебе предстоит понять, – улыбка медленно таяла в его глазах. – Тебе ведь известно, что такое государственная тайна?

– Разумеется.

– Государственная тайна бывает нескольких уровней приоритетности. За выдачу одних сведений тебя могут посадить в Гуантанамо. За выдачу других сведений тебя просто убьют, предварительно выпытав, кому именно и в какой форме ты передала информацию. Это понятно?

– Понятно, – сухо ответила я.

– Эта ситуация возникла только потому, что ты являлась прямой свидетельницей моих возможностей. В таком случае есть несколько протоколов сохранения секретности. Все они просты. Первый – устранить тебя в ближайшие двадцать четыре часа. На срочном голосовании было принято это решение, но я вступился за тебя, так что ты выжила. Альтернативный вариант – помещение тебя в изолированное пространство, где ты не сможешь добраться до какой-либо живой души. У нас нет времени реализовывать этот вариант. Не та ситуация. Тогда я предложил третий. Его долго не хотели принимать. Я предложил сделать тебя посвященной. Сказал, что ты талантливая, умная и можешь быть полезной. Я… много чего наговорил своему отцу. Уговорить его было непросто, но в конечном счете все согласились на испытательный срок, чтобы посмотреть, как ты будешь себя вести. Отныне я пока что твой информационный куратор, – он сделал глоток чая, и я заметила, как на мгновение напряглись мышцы его лица в выражении отвращения. Наверняка он привык к более шикарным сортам. Сноб.

Подумав, я посмотрела в окно:

– Похоже, я тебе чертовски обязана.

– Так и есть, – ответил Эдвард.

– Ты спас меня, сделав меня свидетельницей, а потом еще и хлопотал, чтобы со мной всё было нормально. Не понимаю, зачем.

Он задумчиво посмотрел в потолок и произнес:

– Я бы не хотел сейчас говорить об этом.

– Что-то сентиментальное?

Я не слишком боялась ранить его, потому что ранить Эдварда поистине непросто. Он пожал плечами:

– И да и нет. Я действительно расскажу тебе. Ты сказала, что тебе можно верить. Но я не верю. Потому что не имею права, в принципе, верить кому бы то ни было. И тебе не стоит верить мне, Белла.