Текст книги "Сумерки разума (СИ)"

Автор книги: in-cognito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

После занятий, сидя в машине, я постаралась успокоиться и собрать мысли в кучу. Всё, что у меня есть – и правда чепуха. Я абстрагировалась от эмоций и сказала себе: «Нужны факты. Кто пропал, когда, кто является подозреваемым. Потом нужно убедиться в том, что хоть кто-то из Калленов опасен. В конце концов, это только моя интуиция и ничего кроме. А пока что, Белла, возьми себя в руки и думай, где искать информацию».

Я снова вспомнила взгляд Эдварда. О, мне уже приходилось видеть такой. В кадрах оперативной съёмки с террористами. Взгляд из-под бровей, поджатые губы, напряжённый кулак, во всём его существе обещание сломать меня пополам. Сжечь заживо.

Я сдула со лба прядь длинных волос и посмотрела за окно. Над школой далеко впереди на холмах высился густой лес. Всё такой же темный и молчаливый, он казался бесконечным. И каждый, кто входит туда, пропадает навсегда.

Еще до того, как я уехала, с автостоянки плавно выскользнула на дорогу шикарная машина. Вольво принадлежал Калленам. Красота, деньги и, возможно, безнаказанность? Пугающее сочетание.

Попытавшись абстрагироваться, я заехала домой, взяла деньги на продукты и решила сходить в магазин, чтобы приготовить ужин. Шериф полиции города Форкс Чарли Свон был способен приготовить только яичницу.

По дороге в магазин я думала, что именно понадобилось богатой, влиятельной семье в захолустном городке. Они живут, не привлекая внимания. Их отец работает в городской клинике, хотя квалификация может позволить ему строить карьеру в лучших учреждениях страны. Жена не знаменита никакими выходками, и известно только, что она молода и красива.

Когда мой пикап отъезжал от стоянки, кажется, один из Калленов покосился в его сторону.

«Чего смотришь? Динозавра на колесах не видел?»

***

«Миролюбивые представители народа тутси, граждане центральноафриканской страны Руанды, однажды обнаружили, что оружием массового поражения могут быть простые мотыги. Систематическое уничтожение тутси их соседями, хуту, началось весной 1994 г. В течение нескольких месяцев геноцид охватил всю страну. Батальоны смерти, вооруженные мотыгами и дубинками, усыпанными гвоздями, убивали тысячи невинных мужчин, женщин и детей. В отчете Организации Объединенных Наций сказано, что за три месяца было убито от 800 000 до 1 млн руандийцев. Эта резня стала самой жестокой за всю историю Африки. Было уничтожено три четверти населения тутси…»(1)

В духовке пеклась картошка, и я, читая книгу, занималась теперь мясом. Вытерла полотенцем руки и аккуратно перевернула страницу книги Филипа Зимбардо.

«По приказу властей хуту убивали бывших друзей и ближайших соседей. Десять лет спустя один убийца хуту сказал в интервью: «Хуже всего было убивать соседа; мы часто вместе выпивали, его коровы паслись на моей земле. Он был мне почти родственником». Одна женщина хуту описала, как забила до смерти соседских детей, смотревших на нее с наивным изумлением, потому что их семьи всю жизнь жили по соседству и дружили. Она вспоминает, как какой то государственный чиновник сказал ей, что тутси – их враги. Потом он дал ей дубинку, а ее мужу – мотыгу, чтобы они могли устранить эту угрозу. Она оправдывала свои действия тем, что оказывала детям «услугу» – если бы она не убила их, они стали бы беспомощными сиротами, ведь их родители были уже убиты».

Мясо зашипело, и по кухне стал распространяться аппетитный запах натуральных специй.

«Война порождает жестокость и оправдывает варварское обращение со всеми, кто считается «врагом», недочеловеком, демоном, другим. Насилие в Нанкине приобрело печальную известность благодаря ужасающим крайностям, к которым прибегали солдаты, чтобы унизить и уничтожить невинных мирных жителей, «вражеское население». Но если бы эти события были чем то исключительным, а не обычным фрагментом полотна истории бесчеловечного отношения к мирным людям, можно было бы подумать, что это какая то аномалия. Но это не так. Британские солдаты убивали и насиловали мирных жителей во время войны за независимость в Америке.»

Сделав запись, я быстро вернулась к плите, чтобы посмотреть, всё ли готово.

«Предположим, что почти все люди почти всегда следуют моральным принципам. Но давайте представим себе, что моральные принципы – это нечто вроде рычага переключения передач, который иногда оказывается в нейтральном положении. И когда это происходит, мораль «отключается». Если при этом «машина» оказалась на склоне, она вместе с водителем покатится вниз. И тогда все зависит от обстоятельств, а не от умений или намерений водителя…»

У меня всегда вызывало это вопросы.

Допустим, на улице грабят женщину среди бела дня. Вокруг много людей. Вор вырывает у нее сумочку и бежит. Мы все понимаем, что никто не будет ей помогать, если только не найдется Исключение Из Правил.

То есть люди делятся строго на две категории в любой такой ситуации. Первые просто стоят и смотрят или абстрагируются. Вторые – их очень мало – бросятся на выручку, не раздумывая. В любой ситуации – на войне, в быту, в любой стране люди делятся на две категории, указанные выше. Одни послушно стоят или в страхе жмутся к стенам, а вторые действуют и берут на себя ответственность. И вот второе – в очень большом меньшинстве.

Почему? Это передается по наследству? Этому учат? Как оказалось, нет. Тогда это случайный фактор? Но чем он обусловлен?

Всю свою жизнь я пыталась быть одной из тех, кто входит во вторую категорию, но я слишком слабая, слишком нервная…

Эдварду Каллену было достаточно посмотреть на меня, чтобы я чуть не умерла от страха.

Моя мама нормальный человек. Мой отец принадлежит к категории второй группы людей, но даже глядя на него, я не смогла этому научиться, а сам он меня не учил. Я всегда хотела быть человеком, которому не всё равно.

Почему одни на войне беспрекословно выполняют приказ пытать, убивать и насиловать, а другие, рискуя собой, отказываются повиноваться и спасают людей? Почему же вторых так мало? Если бы только их было больше…

“Если бы только у меня был человек, которого я могла бы спросить об этом”.

Закончив с ужином, я пошла в ванную, а затем решила немного посидеть в сети. На почте обнаружились письма от мамы. Все в восклицательных знаках и многоточиях, как ёлка, пестрящая чрезмерными украшениями. В основном, моя мама просила меня написать ей и угрожала позвонить папе, если я немедленно не отвечу. Она назвала меня Изабеллой. Это плохо.

«Мамочка, прости, что не отвечала. У меня всё отлично, школа мне нравится. Папа подарил мне пикап. Правда, он еще бог знает когда выпущен, но мне очень нравится эта машина, и я не согласна менять ее на другую…»

Еще я написала ей про одноклассников и про то, что у меня достаточно теплой одежды.

А потом я снова открыла книгу и стала читать.

На самом деле, я была так сильно увлечена, что не заметила прихода отца, хотя сидела у камина в гостиной. Папа удивленно нахмурился и, помедлив, спросил:

– Э-э-э… Белла?

– Интересно, кого ты ожидал увидеть? – улыбнулась я, вставая с дивана. – С возвращением.

Он отстегнул от пояса кобуру с пистолетом, рассеянно подошел к сейфу у лестницы и запер там свое оружие.

– Беллз, здесь… странно пахнет, – негромко заметил Чарли. Моя мама любила шокировать его своей готовкой, она обожала всё новое, и ее эксперименты далеко не всегда были чем-то съедобным. Точнее, они были иногда несъедобны настолько, что папа не забыл этого за много лет. Он опасался, что мне по наследству досталась эта тяга к экспериментам.

– Спокойно. Картошка с отбивными, – сказала я. Папа мне понимающе улыбнулся и, вероятно, выдохнул с облегчением.

– Пап, – сказала я тихо, – слушай… скажи, а ты знаешь Калленов?

– Знаю, – ответил он, моя руки.

– Что это за люди?

– Ну…обычные, – пожал плечами он. – Живут обособленно, но это и понятно.

– Почему?

– Они образованные, состоятельные люди, Белла. В Форксе просто нет людей их круга.

– Тогда почему они сюда приехали?

– Думаю, чета Калленов хочет воспитывать своих подрастающих детей в более скромной обстановке. Это нормально, учитывая их богатство. Дети иногда помогают отцу в клинике. Вместе они ездят на всякие спортивные мероприятия. А откуда такой интерес?

Мой отец – по-настоящему честный полицейский. Сколько бы денег ни было у Калленов, им не удалось бы его подкупить. Убить проще. Если Чарли считает, что это хорошие люди, значит, он правда верит в это.

– То есть, они ангелы? – спросила я, подняв брови.

– Нет, конечно, есть странности, но это их дело.

– Например?

– Белла, приличной девушке не стоит так нагло интересоваться чужой частной жизнью.

– Но ты же в курсе, – улыбнулась я.

– Я шериф, мне положено всё знать.

– Пап, ты знаешь, что я не сплетница, я просто любопытствую.

Он вздохнул, попробовал приготовленный мной ужин, и улыбнулся:

– Не отстанешь, ведь?

– Нет, – смущенно покачала головой я.

– Ладно. Это только мои мысли. Они почему-то живут в лесу.

Я нахмурилась:

– То есть?

– А вот так. Более неудобного места не придумать. Они живут в самой чаще нашего леса за городом. Там пустовал какой-то старый дом, они его облагородили, и в нём поселились. Им с машинами неудобно, конечно – приходится ехать не по дороге, а по тропе. Она одна всего, и фонарей нет. Далеко и от школы и от работы. У нас в пригороде есть дома и пошикарнее, но они почему-то выбрали этот. Не знаю, зачем.

– Его дети не слишком популярны в школе, – заметила я негромко.

Чарли небрежно фыркнул и неожиданно сердито нахмурился:

– Это не удивительно. Доктор Каллен талантливый хирург, который заботится о своих пациентах, но всем плевать. Все обсуждают его жену и тот факт, что они обособленно живут с детьми. Всем плевать, что их дети ни разу не влипали в неприятности, у них даже нет штрафов за вождение. Местным просто из зависти нравится перемывать кости приезжим, я уже наслушался…

«Так я ничего не узнаю, – разочарованно рассуждала я, поднимаясь в комнату по лестнице. – Что же мне делать? Либо они святые, либо хорошо прячутся. По своему опыту я знаю, что если кто-то кажется тебе слишком положительным, тебе стоит остерегаться его демонов».

К моей немалой досаде, остаток недели прошел скучно до зубовного скрежета. Я пыталась пробраться к папе на работу, чтобы вызнать что-нибудь о пропаже людей, но Чарли и его подчиненные охраняли информацию от посторонних, как военную тайну, и мне ничего не удалось выведать.

К школе я привыкла быстро. А к Калленам нет. Каждый день в кафетерии они собирались, молча сидели за столом, почти ничего не ели, а потом уходили. Эдварда не было, и я начинала сомневаться в том, что он пропал из-за меня.

Возможно, я просто спятила от скуки…

Майк решил организовать поездку в Ла-Пуш, и все обсуждали это, как событие, вроде Олимпийских игр. Я согласилась с большой неохотой. Шумные совместные поездки куда-либо, ровно как и вечеринки, никогда мне не нравились. Но я не хотела пока терять своего положения в классе и отгораживаться от остальных. Мне это не выгодно.

От отчаяния я попыталась заглянуть в местную библиотеку. Увидев, что туда пришла школьница, да еще и по своей воле, библиотекарь вежливо спросил, не ошиблась ли я адресом. Книг там оказалось очень мало, но меня интересовали криминальные хроники. Отдел со старыми газетами нашелся рядом с чуланом. Я чувствовала себя дурой, листая старые пожелтевшие страницы.

Неожиданно на глаза мне попалось кричащее название: «Вы видели Эмили Геймур?» Это случилось полтора года назад. Девушка из неместных приехала навестить резервацию индейцев в качестве экзотики, и пропала. Ее так и не нашли.

«Но отец сказал, что ничего особенного не происходило», – подумала я.

Записав в блокнот кое-какие подробности, я вышла из библиотеки и направилась домой.

Тем же вечером я, разумеется, стала расспрашивать Чарли об этом деле.

– Ах, это… – сказал он. – Это было не в Форксе, и к расследованию я не имею отношения. Она пропала на дорожной трассе далеко от города. Только машина, разбитые стекла, следы борьбы, а самой девушки нет.

– То есть, это было столкновение?

– Столкновения не было, – ответил Чарли.

– Значит, были только разбиты пассажирские окна?

Он пожал плечами:

– Ты задаешь вопросы не тому человеку. А теперь скажи вот что, Изабелла…

«Ой-ой».

– С чего вдруг ты стала интересоваться всей этой… – он развел руками, – Ну, тем, что происходит в Форксе?

– А вдруг я вырасту и стану детективом? – улыбнулась я. Но папа не улыбался.

– Я серьезно, – сказал он.

– Мне просто стало скучно, – пожала плечами я.

– Ладно, – вздохнув, ответил он. Вероятно, Чарли собирался сказать что-то еще, но передумал. Однако, взгляд его был настороженный. Если бы он знал, как мне больно, когда он так смотрит на меня.

В понедельник пошел снег. Я заметила это, когда увидела, как в коридоре школы большинство учеников прилипли носами к окнам. Белые, крупные хлопья медленно и плавно опускались на город. В воздухе становилось прохладнее, и ветер порой морозно кусался за нос. Невозмутимые деревья стояли иррационально зелеными под снегопадом.

Снег неуклонно покрывал асфальт, крыши и проникал в воздух. С ним город стал еще более бесшумным, если это только возможно. Если представить Форкс черно-белым от снега, можно начать выть от тоски. А я почти привыкла к яркой, малахитовой зелени.

– Не любишь снег? – Майк проследил за моим взглядом.

– Как выяснилось, не люблю, – пробормотала я.

Он вызывал у меня глубокую тоску. Хотелось закутаться куда-нибудь и уснуть. Но в снеге было очарование, хотя и бесконечно печальное.

– Раньше видела его только по телевизору.

«Причем, когда тепло, смотреть на него по телевизору приятнее», – но этого решила вслух не говорить.

Потом парни решили затеять игру в снежки, и я поспешила сбежать в спортзал. Снежки – затея для меня почти смертельно опасная. Я шла, поскальзываясь на дороге и проклиная зиму. Вот, о чём еще я думаю, когда вспоминаю снег. Гололед.

«Нужно срочно купить обувь с хорошими шипами», – думала я, отчаянно и неуклюже пробираясь к пункту назначения.

В столовой все обсуждали снег, а я мысленно подсчитывала свои финансы, прикидывая, удастся ли купить в ближайшее время подходящую обувь. Потому что, если серьезно, на гололеде я переломаю себе ноги.

В очереди за едой тоже пахло снегом. Снежинки примерзли к волосам Майка, чьи волосы были уложены гелем, и теперь он напоминал симпатичного ежа. Джессика подкалывала его и, глядя на них двоих, я начинала смущенно понимать, что сейчас меня с ними быть не должно. Я подумала, где мне тогда сесть и огляделась. Потом поднос в моих руках дрогнул. На сей раз Калленов было пятеро, потому что Эдвард вернулся.

«Держи себя в руках. Думай. Что, в связи с этим, можно сделать? Мы с ним сидим на биологии. Что, если…»

– Тебя контузило снежком? – рассмеялась Джессика, увидев моё лицо.

– Нет, – я покачала головой. – Мне просто не по себе. Я только выпью чай, а потом пойду на занятия.

– Что-то ты и правда неважно выглядишь, – заметила она.

– Может, падение гемоглобина. Голова кружится, – ответила я рассеянно. – Пройдет.

«Я должна как-то заставить его говорить. Он меня пугает и раздражает, но я должна наладить с ним контакт. Это единственный способ узнать, что происходит».

Но, сидя за столиком, я понимала, что мне слишком страшно. Тут, пока все едят, разговаривают и проживают свою беспечную жизнь, рыщет голодное чудовище. Можете считать меня безумной, но я чувствую это. Они все – все пятеро – монстры. Пока что лишь один из них мельком проявил ко мне интерес. Пока что…

«Если он опять посмотрит на меня, как в прошлый раз, я не смогу заговорить с ним. Хотя…» – я нащупала в кармане своей кофты электрошокер и нервно облизала губы.

«Я должна понять, что с ними не так. Я же не дура, я же вижу, как всё это подозрительно».

Они смеялись. Снег, похоже, им нравился. Но даже когда парни стряхивали с волос влажные капли, а девушки от них со смехом отшатывались… даже тогда они не могли обмануть меня. Позже ведь я просматривала видео, чтобы сравнить походку, манеру поведения их и профессиональных наемников. Они всегда выбирают столик у окна ближе к пожарному выходу. С их места виден абсолютно весь зал. Они все всегда сидят в пол оборота, как люди, которые в любой момент могут вскочить с места и уйти. Я видела, как Эмметт разлекался тем, что играл с ножом, и этот трюк не был из разряда простых. Он привык управляться с холодным оружием. А потом Элис просто быстро выхватила нож у него из руки, хотя маневр был очень опасным. Я замечала за ними множество мелочей, которые укрылись от глаз других.

Просто скромная семья? Просто вежливые ученики? Как бы ни так.

И Эдвард изменился. Сильное напряжение покинуло его, на щеках появился румянец, и пока что он не пытался убить меня взглядом. Переменилось что-то еще, но они сидели слишком далеко, чтобы я смогла заметить.

– На кого это ты так сосредоточенно любуешься, Белла? – лукаво спросила меня Джессика. Я быстро опустила взгляд. Она протянула:

– Ого. Младший Каллен на тебя смотрит…

– Опять тренируется в способах убийства человека при помощи взгляда? – спросила я слегка нервно.

– Совсем нет. С чего бы ему так злиться на тебя? – удивилась она.

Сердце у меня колотилось в районе горла.

– Видишь ли, я ему очень не нравлюсь, – сдержанно произнесла я.

– Успокойся, им, в принципе, никто не нравится, – махнула рукой она. – Кстати, он всё еще смотрит на тебя.

– Мне это не интересно, – процедила я. – И у меня голова болит.

– У нас баталия, – неожиданно возник перед нами Майк. – Вам, дамы, предлагается сегодня сразиться со мной плечом к плечу в неравной битве против параллельного класса.

Джессика немедленно согласилась, а я сказала, что мне всё еще нехорошо.

Кто бы мог подумать, что я так обрадуюсь дождю. Воздух слегка прогрелся, и снежинки начали стремительно таять, превратившись в крупные, холодные капли.

Всех это, разумеется, огорчило, и баталия отменялась. Однако я шлепала по грязи вполне довольная собой и тем, что под ногами у меня хотя бы относительно твердая земля.

Дойдя до кабинета биологии, я мышкой шмыгнула на свою парту. Пока я размышляла, как вывести Эдварда на разговор, и, нервничая, держала в кармане шокер, мистер Баннер расставлял по столам микроскопы.

«У нас сегодня лабораторная?» – как-то рассеянно пронеслось у меня в голове.

Наплевать. Я всё равно знакома с этой темой.

Пока я ждала, чтобы не нервничать, достала книгу и попробовала читать. Но социальная психология плохо укладывалась в голове, меня подташнивало от страха.

Неожиданно на парту опустилась холодная, темная тень. Потом скрипнул стул, и у окна сел Эдвард. Страничка начала дрожать в моей руке, и я слишком быстро захлопнула книгу, после чего убрала ее в рюкзак.

– Добрый день, – произнес Эдвард.

Сначала я не ответила. Каллен не мог со мной поздороваться, это было бы слишком странно.

– Тебя не учили вежливости? – а это он точно сказал мне.

– Я не могла подумать, что ты заговорил именно со мной, – напряженно ответила я. – В прошлый раз ты очень ясно дал мне понять, как ко мне относишься.

– Я пока никак к тебе не отношусь, мы не знакомы. Меня зовут Эдвард, – тон его голоса напоминал медленно тающий лед. – А ты, вероятно, Белла Свон?

«Это странно. Этого не может быть. И… Стойте-ка…»

– Откуда ты знаешь моё имя? – требовательно спросила я.

Что-то в нём было не так, и это буквально кричало во всём его существе. Что-то изменилось за неделю.

– Все знают имя дочери шерифа, – саркастично произнес он, обжигая меня колючим взглядом, в котором, впрочем, уже не было откровенной ненависти. – К твоему приезду буквально весь город готовился.

«То есть, отсюда ненависть? Потому что я дочь шерифа полиции?»

– Я о том, что ты назвал меня Беллой. Все знакомые, за исключением парочки, зовут меня Изабеллой. Так меня зовут в том числе учителя. Почему ты назвал меня Беллой?

– Ты слишком зацикливаешься на мелочах, – сказал он.

Он заговорил со мной, и это мой шанс прояснить ситуацию. Я не могу находиться в одном помещении с человеком, который постоянно меня пугает.

– Послушай, давай начистоту, ты явно непростой человек, верно? – мягко говорила я. – Вы выглядите, как образцовая семья. Но Эмметт виртуозно владеет холодным оружием. У Джаспера военная выправка, даже не отрицай. У вас у всех поразительная реакция на внешние раздражители. Где вы учились, учитывая, что вы и школу ещё не окончили? Вас кто-то специально тренировал?

Он сощурился, на секунду взгляд его сделался пустым и бездонным, как у куклы.

– Ты ненормальная? – улыбнулся Эдвард.

– Нет, скорее, это все вокруг спятили, – холодно ответила я. – Люди очень невнимательны. Послушай, мой отец, как ты верно заметил, шериф полиции. Я не дура, я заметила, как ты смотрел на меня в прошлый раз. Я всё поняла. Но только если ты хоть что-то со мной сделаешь, то заплатишь на сто процентов.

А вот и взгляд, полный ненависти. Откровенный, не вызывающий никаких сомнений, взгляд. Мы в ту секунду прекрасно друг друга поняли, и теперь он был раздосадован.

– Так мы поняли друг друга? – медленно произнесла я, хотя меня трясло от страха.

– Повторюсь, ты больна на голову, – теперь его голос больше напоминал сдавленное рычание. – Надеюсь, ты не собираешься развивать эту тему сейчас? Урок начался. И, кстати, – он склонился ко мне так близко, что я почувствовала запах его парфюма, сказал вкрадчиво, – этот шокер у тебя в кармане… так себе способ самозащиты. Он не защитит тебя, а только разозлит того, против кого ты его применишь. Советую выбрать другой образец. Посильнее.

Потом улыбнулся и уселся на своем месте поудобнее. Моё сердце превратилось в ледяной тяжелый ком.

Мне никто не поверит, если я скажу, что только что слышала. Про шокер никто не знал, я не вытаскивала его из кармана, и его не видно, когда я вынимаю руку. Чтобы не выдать того, как у меня стучат челюсти, я молчала.

К счастью, в тот момент мистер Баннер начал урок. Точно. Лабораторная работа. Я сейчас должна сосредоточиться на делящихся клетках под линзами микроскопа. Нужно было расположить их в порядке роста деления. Задание, с которым справится, в принципе, любой, потому что фазы деления друг от друга сильно отличаются. Но я была не способна толком даже на это.

Я стояла перед микроскопом, преодолевая очередной приступ тошноты.

– Начнешь первая? – тихо и вежливо спросил Эдвард. Клянусь, в уголках его губ притаилась насмешливая улыбка.

Я молчала.

– Вижу, это задание не годится для уровня твоего интеллекта, поэтому начну я…

– Может, этот электрошокер и не причинит тебе сильного вреда, но сделает очень больно, – мягко сказала я.

– Что-то я в этом сомневаюсь. К тому же, ты блефуешь. Воспитанные девушки так себя не ведут. А ты… этакая скромная псевдоинтеллектуалка, верно?

Я неторопливо положила руку в карман, и Эдвард проследил за этим движением. Он с любопытством склонил голову:

– И тут ты понимаешь, что ударить человека током посреди урока – это как-то слишком…

Я незаметно вытащила шокер и приложила его к его руке, которую он и не думал убирать.

– Почему она такая холодная? – мрачно спросила я.

Эдвард несколько переменился в лице, прищурился.

– В кабинете тепло. Почему у тебя такие ледяные руки?

– В снежки играл.

– Полчаса назад. Снег уже растаял.

– Просто положи свою игрушку в карман и займись уже лабораторной работой. Ты явно ненормальная.

Я хрупкая, неуклюжая, скромная. Но я ненавижу, когда меня дразнят и провоцируют. Я с яростью прижала шокер к его ладони и нажала на кнопку.

– Упс, – Каллен с притворно обиженным видом потер руку, – кажется, он у тебя неисправен… Какая досада.

– Он исправен, – пролепетала я. – Он должен был…

– Что? Не слышу. Ты что-то там щебечешь…

– Он работал, – бормотала я. – Он… был заряжен…

– Ничего, в другой раз ты обязательно поджаришь меня электрическим током посреди урока, а сейчас, может, всё-таки займешься работой?

Всё выше описанное происходило незаметно для глаз и тихо, потому что иногда люди вставали из-за парт, обсуждали свою работу. В классе не было так же шумно, как на перемене, но столько возни обычно ни на одном обычном уроке не встретишь. Мистер Баннер по большей части крутился около проблемных учеников. Наша с Эдвардом беседа маскировалась нашей работой над лабораторной.

– Кто я, по-твоему, такой? – спросил Эдвард насмешливо.

– Чудовище, – выплюнула, посмотрев ему в лицо обвиняюще. – Мне осталось разобраться с классификацией. И я разберусь.

– Уверена? – тихо спросил он.

– Уверена.

– Удачи, – он не улыбнулся, только озадаченно посмотрел на меня.

Он разозлил меня. Теперь я была готова расшибиться в лепёшку ради того, чтобы понять, кто такие Каллены и какого чёрта они забыли в Форксе на самом деле.

Мы раньше других закончили с лабораторной работой, потому что мне уже приходилось ее делать.

Могло показаться, что Эдвард смеётся. Он пытался шутить, высмеивать мою подозрительность. Но он нарочно провоцировал меня. Эта игра была нужна ему, чтобы изучить меня. Он смотрел на меня внимательно, оценивающе, холодно и бесстрастно. В конечном счёте у меня создавалось впечатление, что всё это – какой-то его психологический эксперимент, причем выводы Эдварду не нравятся. И тогда мне показалось, что ему не семнадцать, а тридцать. Я увидела морщинки у уголков его сомкнутых губ. Его точеные черты лица еще сильнее сделали его похожим на мертвеца.

Он играл со мной, чтобы вывести меня из себя и увидеть, что я знаю и на что способна. Если раньше я могла считать себя безумной и капельку сомневаться, то теперь я уверена, в том, что Эдвард и, скорее всего, вся его семейка – опасны. Он знает о моих догадках, но не боится. Ему наплевать.

Думая об этом, я бесстрастно смотрела в его лицо. Почему-то мне стало не по себе от открытия, которое я сделала слишком поздно, потому что анализировать хладнокровно мне изначально помешали эмоции.

– Ты носишь цветные линзы? – медленно спросила я.

Он недоуменно нахмурился:

– Что за чушь? Конечно, нет.

– Тогда твои глаза меняют цвет? В прошлый раз они были черные. Сейчас они почти желтые.

– Ты поразительно внимательна, – заметил он со странным вздохом сожаления.

– Только слепой идиот не заметит такой сильной разницы.

– Значит, все вокруг слепые идиоты.

– Так и есть, – бросила я, не подумав. – И почему твои глаза меняют цвет?

– Глаза-хамелеоны редкость, но не слишком большая, чтобы ей так удивляться.

– Это бред, – отрезала я, – глаза-хамелеоны не меняются на такие контрастные цвета. Я читала о них.

– Тебе нужно меньше читать и больше жить, не мешая другим. У меня они меняются. Не понимаю, почему ты так на этом зациклилась, – он безразлично пожал плечами, но я точно поняла, что вопрос его задел.

Он снова сжал кулак левой руки так сильно, что я увидела вздувшиеся вены. Мне лучше ничего сейчас не спрашивать.

И мой шокер, кстати, был прекрасно заряжен.

Мистер Баннер проявил к нам интерес, заметив, что мы разговариваем. Проверив наши ответы, он удивленно поднял брови:

– Мистер Каллен, неплохо бы и Изабелле дать поработать над микроскопом.

– Ее зовут Белла, – бросил Эдвард, глядя в окно и словно бы отрешившись от происходящего. – И я определил лишь две фазы из пяти.

Учитель вздохнул, глядя на меня:

– Вы уже делали подобную лабораторную работу.

– Или так или она гений биологии, в чём я лично сильно сомневаюсь, – пробормотал Каллен.

– Я действительно уже делала похожу работу, – сказала я.

Не похоже, что Эдвард, в принципе, заметил этот диалог.

Едва учитель отошел, он спросил меня кое о чём. Вопрос невинный, но я по его тону догадалась, что он с подвохом.

– Снег тебе не нравится, не так ли?

– Подслушивать разговоры чужих людей нехорошо, – процедила я.

– И холод тебе не нравится, – продолжал он, начисто игнорируя мой гнев, рука его всё еще была сжата в кулак, и, клянусь, я видела, как темнеют его глаза.

– Сырость я тоже не люблю, – брякнула я, вжав голову в плечи.

– Выходит, Форкс – не лучшее место для такой, как ты…

– Так и есть.

– Так, что привело тебя сюда, Белла? – резко спросил он, и мне показалось, что где-то в его вопросе было опущено какое-то ругательство.

Я очень хотела ответить «Не твоё дело», но не смогла. Его нельзя было злить. Не в ту секунду…

– Семейные обстоятельства, – сдержанно произнесла я.

– Что, конкретно, случилось? – с нажимом спросил он.

Мне почти становилось плохо. Я чувствовала, что от страха деревенеет каждая мышца тела.

– Моя мама опять вышла замуж.

– Когда?

– Причём здесь…

– Когда она вышла замуж? – голос его был тихим, но рука под столом не разжималась, и в этой руке, как я чувствовала, должна была быть моя шея.

– В сентябре…

– И у тебя проблемы с новым отчимом?

– Нет.

– Тогда почему же ты с ними не осталась?

Я молчала.

– Лучше бы тебе ответить, – сказал Эдвард.

– Это не твоё дело, – прошептала я, подняв на него взгляд. Я ожидала, что он прикончит меня на месте, но он только улыбнулся:

– Ты храбрая.

Я молчала, пытаясь понять его реакцию.

– Ты неплохой человек, Белла.

Мне совсем не нравился его тон.

– Но так получается, что иногда очень неплохие люди влипают в неприятности, которые им не по зубам.

– Неприятность – это ты?

– Нет, конечно, – ответил Эдвард. – Я здесь не причем. Ты хотела прямоты, и я с тобой сейчас честен. Перестань совать свой нос. Понимаешь, только в книгах и фильмах такие, как ты, побеждают. В реальности тебя раздавят. Легко, – шептал он мне на ухо, – и непринужденно. И даже не заметят того, что ты дочь шерифа захолустного городка, до которого никому нет дела. Белла, ты умница. Но умей вовремя остановиться, чтобы оценить свои силы. Просто добрый совет.

Снисходительность в его голосе была отвратительной.

– Ты не знаешь, чего я добиваюсь, – сдерживая слезы, пробормотала я.

– И чего? Ну? Скажи… Стать знаменитым журналистом, да? Вытаскивать правду наружу?

– Нет, – ком в горле упрямо не желал рассасываться.

– Ну, тогда кем?

Я молчала.

– Может, тебе лучше оставаться никем?

– Заткнись… – прошипела я, дрожа, чувствуя, как безошибочно и хладнокровно он давит на больное место.

– А мне кажется, эта роль тебе к лицу, так безопаснее будет. Для всех. И для тебя в том числе.

– Я не желаю тебя слушать.

– Может, ты не хочешь признать, что тебе просто скучно и тобой движет праздное любопытство пресыщенной девочки из Аризоны?

– Ты не знаешь меня.

– Нет, я хорошо знаю таких, как ты. Типичные, серые, скромные с пресловутым тихим омутом, в котором якобы что-то кроется, а на деле там пусто и нет ничего, кроме чисто женского тщеславия, эгоизма и желания стать подстилкой для какого-нибудь пафосного красавчика при деньгах. Ты скажешь мне, что ты не такая? – его взгляд физически обжигал насмешкой.