Текст книги "Сумерки разума (СИ)"

Автор книги: in-cognito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Стрелка спидометра медленно поднялась чуть выше. Эдвард не смотрел на меня и молчал.

– Я стала искать информацию в сети…

– О чём? – вкрадчиво и тихо спросил он.

– О вампирах.

– Нашла что-нибудь?

– Только чепуху и домыслы… Эдвард, – я посмотрела на него беспомощно и открыто, признавая свое поражение, – у меня так много вопросов, что это почти меня убивает.

Эдвард нахмурился, потом медленно выдохнул:

– Так. У тебя появились вопросы? Это всё?

– Не совсем, – я решила быть откровенной до конца, – с той поры я совсем тебя не боюсь.

Он перевел на меня полный изумления взгляд:

– Что?!

– Мне всё равно, что вы монстры. Важно совсем не это…

– Чёрт возьми, а что тогда для тебя важно?

– Важно, насколько огромен этот мир и какое место я в нём занимаю. Всю свою жизнь я была тут словно пассивный зритель – чужой всему и вечно скучающий. Теперь у меня слишком много вопросов.

– Я могу убить тебя или использовать, ты понимаешь? Это не шутки, Белла. С чего ты взяла, что можешь положиться на мои моральные принципы? У меня их практически нет – издержки возраста, знаешь ли. Приходит понимание относительности морали.

– Да, – раздраженно сказала я, – всё верно. Ну и что?

Секунду посмотрев на меня, он покачал головой:

– Господи, да ты и правда ненормальная.

Я смутилась и впервые почувствовала, что готова зареветь. Слышать это от него сейчас оказалось болезненно. Но я заметила, что он улыбается – слабо и печально. Эхом пробормотал:

– Да, ты совершенно чокнутая.

– Это хорошо? – неуверенно уточнила я.

– Мне нравится, – ответил он тихо и рассмеялся. – Но ты же не понимаешь, что тебя может ждать…

– О, ты думаешь, я дура наивная? – слегка язвительно поинтересовалась я. – Может, ты думаешь, что я верю в свою исключительность в твоих глазах? Вообще, как только я поняла, кто ты, до меня дошло, в каком смысле я могу тебя интересовать. Это дико неприятно, но я знаю, что может меня ждать. Ты воспользуешься тем, какое место теперь занимаешь в моём мире, и однажды скажешь мне, что тебе нужно немного моей крови. Знаешь, я дам ее тебе хоть сейчас. Я буду знать, что ты просто меня используешь, но я не смогу отказать тебе. Это бесит. И всё же я это хорошо понимаю.

– Тогда почему ты…

– Да, потому что есть нечто большее, чем мои идиотские переживания, чем сама моя жизнь, гордость или судьба. Потому что есть этот мир, есть настоящая жизнь и истина. Я прикоснусь к ней, чего бы мне это ни стоило, – а потом я поняла, что дрожу от слез. – Даже если ты невыносим. Даже если твой интерес ко мне абсолютно хладнокровен. Даже если я умру. Ты меня не интересуешь, мне вообще плевать, что ты такое… Мне нужно понять, как всё устроено. Мне нужна логика происходящего, чтобы ответить, наконец, есть ли в этом мире для меня место или я… просто тень.

Эдвард заговорил тихо:

– Порой по улице бредешь – Нахлынет вдруг невесть откуда И по спине пройдет, как дрожь, Бессмысленная жажда чуда.

Отчего-то эти незнакомые меткие, волшебные строки подействовали на меня так, словно в грудь вонзили кинжал, смазанный сладким ядом. Я зарыдала почти в голос от того, что кто-то понимал меня. От того, что кто-то когда-то создал эти строки, а теперь, спустя много лет, их произносит человек в машине рядом со мной. Он произносит их так, что я совершенно точно понимаю – Эдвард Каллен никогда не убьет меня. А даже если и убьет, я, кажется, не против.

Он остановил машину и, молча, привлек меня к себе, пока я выплакиваю у него на груди годы неведения, слепоты, тщетных попыток понять мир. Не то чтобы это нас сблизило. Скорее, это было элементарным и естественным диалогом между нами.

– Твоя кровь и впрямь притягательна, но это… не особенно верное определение. Я так сильно хочу тебя укусить, что каждую секунду вынужден контролировать собственные рефлексы. Если не сделаю этого, ты умрёшь, – ровно вымолвил он, отпуская меня и давая салфетки. – Вся моя сентиментальность – это привязанность хищника к своей добыче.

– Я так и поняла, – икая, сказала я. Странно. У меня размазалась косметика, опухли глаза, покраснел нос, я выглядела ужасно, но меня это не волновало. Он не воспринимался мной, как симпатичный монстр. Эдвард Каллен – сфинкс. И я отгадываю его загадки.

– Подожди. Как же ты держишься, если влечение настолько сильное?

– У меня есть на это причина, – ответил он твёрдо. – Я должен остаться в Форксе, а убивать тебя нельзя. И мне нужно терпеть, выхода нет.

Теперь мне стало ясно, что его мучило всё это время. Ясно, почему он резко отходил от меня, торопился уйти от меня с каждого урока. Он берёг меня, а я порой…

Что же он испытывает каждый день? Читая чужие мысли, мучаясь от постоянного огня в своих венах, сохраняя невозмутимость или играя роль подростка.

Я смотрела на него с ужасом.

– Мне не стоит пить твою кровь, – добавил он спокойно. – Так что этого никогда не случится, будь уверена. Это не полезно ни для меня, ни для тебя. Мягко говоря… Выходит, у тебя много вопросов?

– Очень, – шепотом призналась я, стараясь отодвинуться от него подальше.

Он только что обнимал меня. И не ради себя, а просто чтобы утешить меня. Я посмотрела ему в глаза. Кто он такой?

– У тебя фантастическая сила воли, да? – спросила я.

– Мне так говорят. Во всяком случае, Эмметт сказал, что я делаю нечто невозможное. Но я всегда был очень упрям. Я решил остаться здесь, пока не решу кое-какие дела. И я останусь. Никакая девчонка с особенно вкусным запахом не должна перебить мои планы.

– Справедливо.

– С каждой минутой я всё сильнее привыкаю к тебе, так что сейчас всё нормально, не нужно так вжиматься в дверь. Хотя если я отойду от тебя хотя бы на три или четыре часа, то привыкать придётся заново, – усмехнулся он. – Давай продолжим о твоих вопросах.

И я приготовилась слушать, полностью отодвинув на задний план реальность. Если бы где-то поблизости прогремел бы взрыв, едва ли бы он меня отвлек.

– Ты произнесла это гламурное словечко «вампир», но по большей части мы упыри. Это и есть то исконное слово, которое в разных вариациях повторяется в легендах.

Я поморщилась:

– Звучит некрасиво.

– В этом и нет ничего красивого, – не смутился он. – Вампиризм – это очень старая, редкая и живучая разновидность бешенства. Наиболее верное обозначение нас – слово «упырь». Или «белый».

– Бешенство? – я выглядела разочарованной, поэтому Эдвард ухмыльнулся.

– Звучит, может, обыденно, но бешенство – не самый простой вирус. Во всяком случае, у вампиризма с бешенством есть родственная связь, хотя и небольшая. Бактерия вируса бешенства очень сложная по своему строению, и бактерия вампиризма по своему строению напоминает огромный запутанный фуллерен – она круглая и почти симметричная. Как и бешенство, вампиризм распространяется по нервным путям, но при этом заражает их по пути своего продвижения. Заражение длится дольше, чем бешенством и протекает тяжелее. В отличие от бешенства, вампиризм устойчив против любого воздействия, включая радиационное. Но прямое попадание солнечных лучей вызывает кратковременную защитную реакцию, которая заставляет вампиров на солнце… несколько преображаться. Это, помимо прочего, причиняет нам невероятную, дезориентирующую боль на короткое время.

– Ты хочешь сказать, что поражается сама способность нервных клеток передавать друг другу информацию?

– Умница.

– И как это происходит? – нетерпеливо спросила я.

– Обычно электрохимическая связь происходит довольно долго. То есть, для человека это быстро, но на самом деле процесс перехода из чисто электрического состояния в химическое – сложная реакция, состоящая из нескольких этапов. Так вот нервная система вампира устроена совершенно иначе, нежели у любого другого живого существа. Между всеми нервными клетками вместо аксонов протянуты молекулярные трубки. До сих пор не известно, что за процессы в них происходят, потому что они слишком быстрые, но благодаря им меняется вся нервная система, скорость ее работы, реакции и взаимодействия с организмом. Мы быстрее, мы можем не спать, наша регенерация полностью контролируется головным мозгом, и она довольно быстрая, поэтому процесс старения для нас невозможен. Наша сила контролируется только нашим сознанием. Существенно страдает только один отдел в голове. Способность сопереживать, любить, привязываться… Потому в древности люди считали, что вампиризм убивает в человеке душу. На ранней стадии заболевания человек впадает в длительные, жуткие припадки бешенства. В этой стадии человек уязвим, смертен и почти не отличим от любого больного бешенством, поэтому его можно убить. Их и убивали.

– Я не понимаю только, каким образом вышло, что никто о вас не знает, – сказала я.

– Еще как знают, – ответил Эдвард. – И довольно давно. Наука шла вперед, Белла, а вместе с ней изучение бешенства. Как только был открыт вампиризм, его немедленно засекретили. Даже я не знаю, кем было создано открытие и где это произошло. С тех самых пор – точнее, лет через пять – вампиры стали частью мира людей.

– Зачем?

– Я расскажу тебе позже и про Договор и про причину его возникновения. Можешь быть уверена, – сказал Эдвард мягко. – Мы почти приехали.

Увидев на моём лице разочарование, он улыбнулся:

– Я буду завтра в школе.

– Надеюсь, – упавшим голосом пробормотала я. – Знаешь, что странно? Я постоянно помню о том, что если хоть кому-нибудь попытаюсь это рассказать, ты меня убьешь.

– Так и сделаю, – подтвердил Эдвард, серьезно глядя на меня, – поэтому будь умницей.

– Хорошо. Слушай, а может как-нибудь всё-таки обойдемся без легенды о том, что мы встречаемся?

– Ты можешь разболтать Тайлеру, что просто крутишь меня за нос, – пожал плечами Эдвард. – Вроде как я от тебя без ума, а ты просто этим играешь.

– Ты отвратительный человек.

– Придумай что-нибудь. Легенду не отменить. Нас видели вдвоем, и завтра уже на ленче вся школа будет думать, что ты избранница небожителей Калленов.

Он еще и издевается.

Машина остановилась. На прощание Эдвард сжал мою руку:

– Ты хорошая девочка, Белла. Давай мы оба постараемся, чтобы из нашей затеи сделать тебя посвященной не вышла трагедия, хорошо?

Он смотрел на меня, как на ребенка. Впрочем, он и видел во мне ребенка. Интересного, талантливого, но всё же дитя. Это вызвало во мне острую печаль, которую я постаралась скрыть.

– Хорошо, – пробормотала я.

– Доброй ночи.

Короткий разговор с отцом, когда я пришла, пролетел мимо моего сознания. Я отвечала ему на автомате.

Напоследок Чарли заметил, что я неважно выгляжу и сказал мне лечь спать. Я солгала насчет того, что девушки утомили меня бесконечными походами по магазинам.

Обыденный разговор казался сухим, ненатуральным, будто я играю роль.

Кое-как переставляя ноги, я добралась до спальни, медленно закрыла за собой дверь, оперлась на нее. Скинула с плеча свою сумочку.

Что-то изменилось сегодня. Словно Эдвард что-то передал мне, как заболевание. Он точно не кусал меня – я проверила свою шею на предмет укусов. Да и зачем бы ему это делать? Наверняка им запрещено просто так по произволу плодить себе подобных.

Но всё-таки что-то поменялось…

На ослабевших ногах я поплелась в ванную, там я стянула с себя одежду и рассматривала свое тело. Ничего. Только ладони поцарапала. Всё нормально.

Потом я долго стояла под горячей водой, пытаясь заставить себя не упасть. Мне было так холодно, словно всё это время я провела на зимнем жгучем морозе. Тело покрылось невидимой коркой льда. Наконец, воде удалось пробиться сквозь нее, и я согрелась. Но когда вышла из ванной, еще сильно дрожала.

У меня не хватало сил, чтобы высушить волосы феном, так что я просто надела спортивные штаны, толстовку и замотала голову полотенцем. Затем я откинула с кровати плотное, тяжелое одеяло и легла под него на бок, поджав под себя ноги. Руки еще казались холодными, но я понемногу расслаблялась. Волны тепла с каждой секундой окутывали моё напряженное тело всё сильнее…

Цветным калейдоскопом в голове проносились события, отрывки произошедшего. Впечатлений было так много, что от них стало плохо, мутило в районе солнечного сплетения, всё еще хотелось плакать. Мне необходимо было как-то подчеркнуть этот хаотический поток мыслей в голове, чтобы успокоиться и уснуть.

«Кажется, я падаю в очень глубокую пропасть. Это всё Сфинкс. Он поймал меня».

______________________________________________________________________

(1) В эти минуты песня в наушниках Беллы Hollywood Undead – “Lion”. Имеют значение строки песни. Внутренняя борьба льва и обычного человека. Лев предсказуемо побеждает. В данном случае стремление Беллы быть львом – существом, которое не боится ни себя, ни правды, какой бы она ни была.

Комментарий к Диалоги со сфинксом. Часть седьмая – Сфинкс поймал тебя

Из плейлиста Беллы:

Hypnogaja – The March

Из плейлиста Эдварда:

The Birthday Massacre – Goodnight

========== Коллапс. Часть первая – блаженство неведения ==========

В мире что-то поменялось. Я поняла это, когда проснулась и ощутила непривычную для меня тяжесть в грудной клетке. Потом вспомнила лица пятерых убитых парней. Проверила себя на наличие жалости, совести, тревоги или печали… Печаль, впрочем, отыскалась. Она выразила себя в мысли: “Они растратили свои жизни на такую глупую убогую деструктивность, а ведь могли бы жить иначе и до сих пор были бы живы”.

И ни капли сожаления о поступке Эдварда. Мало того – если я попаду в такую ситуацию повторно, я снова буду пытаться прикончить тех, кто пытается прикончить меня. Сила действия равна силе противодействия – закон, и точка. У меня не будет времени разбираться, добрый человек или злой– если на меня нападают, я обязана себя защищать.

Похоже, я эмоционально крепче, чем думала о себе.

Я еще не знаю, что мне придется делать и что такое этот Договор. Отныне мне сложно предсказывать свою жизнь. Это не страшно, меня тревожило только какое-то изменение в самой себе, которое я никак не могла уловить.

Волосы у меня густые, под полотенцем они не высохли, а только растрепались и слегка завились. Я раздраженно провела по ним щеткой и сделала на голове пучок. Под глазами пролегли тени, но сами глаза блестели незнакомым мне блеском. Я с трудом узнала свое отражение, в нём появилось нечто хищное. Это уже не тот ленивый, спокойный взгляд существа, которое считает себя умнее всех…

Спотыкаясь, я спустилась в кухню. Витание в облаках однажды будет стоить мне сломанной ноги. Ударилась ногой о порог и чуть не упала, приложившись головой об угол столика…

Есть не хотелось совсем еще со вчерашнего вечера. Обычно у меня вполне стабильный аппетит по утрам, и я заставила себя следовать привычке. Съела один большой круассан и запила его молоком. Мне требовался кофеин, но сейчас я ничего не хотела варить.

Посмотрев на часы, я остолбенела. Побью все рекорды и приеду в школу раньше всех.

«Наплевать», – подумала я и выглянула в окно. Сыро, туманно, Форкс предстал передо мной в своём обычном облике – мокрый, точно масляными красками нарисованный набросок вместо города, нахохлившийся от густой зелени, мрачный, тихий… Я улыбнулась мерзкому, отвратительному, но слабому дождику. Я улыбнулась ему искренне, потому что в безумии этого тихого, странного, скучного городка крылась теперь вся моя жизнь.

Сегодня пасмурно. Это значит, что Эдвард совершенно точно появится в школе.

Я наспех набросила на плечи куртку и вышла из дома, поскользнулась, схватилась за ручку двери и тихо выругалась. В тот момент я расслышала тихий смех. Обернувшись, никого не увидела, но чуть впереди в пелене тумана за оградой стоял Эдвард, я узнала его силуэт.

– Каким образом у тебя получается спуститься из своей спальни, не переломав себе ноги? – спросил он, подходя ко мне.

– Что ты тут делаешь?

– Хотел предложить тебе доехать до школы вместе.

– Отлично, поехали, – решительно согласилась я. – А откуда ты знаешь, где находится моя спальня?

– Я знаю многое.

– Это как-то немного слишком…

– Нет, я обязан знать о тебе почти всё, пока ты не в курсе Договора и не являешься официально посвященной, – покачал головой Эдвард, галантно открывая мне дверь своей машины.

– И давно ты тут находишься?

– Я приехал вовремя, – ответил он. – Услышал мысли твоего отца.

– Безумие… – прошептала я со слабой улыбкой.

– Ты счастлива, – произнес он. – Но скоро это пройдет.

– Почему? – быстро нахмурилась я.

– Потому что ты не коснулась и части правды, – выговорил он тихо.

– Мне можно задавать вопросы? Они тебя еще не раздражают? – спросила я осторожно.

– Вопросы меня не раздражают, – он помедлил. – Но твоя реакция порой удивляет. И ты не должна сейчас улыбаться, учитывая, что ты пережила и в какую историю вляпалась. Но я привыкну.

– Я скучная, Эдвард. Когда ты узнаешь меня лучше, разочаруешься, – с небрежной уверенностью отметила я. – А на какой машине поехали твои родные?

– На машине Розали, – и вздохнул. – Она зла на меня, как и Джаспер. Но если второй весьма хладнокровен, то эта девушка склонна реагировать бурно.

– Почему она зла?

– Переживает за… цель нашего пребывания здесь. Считает ошибкой твоё спасение, а после того, как Джасперу пришлось зачищать следы, наверное, просто в ярости. Но это пройдет. Она перфекционистка, не любит сдвиги в планах и разные непредсказуемые переменные.

Когда мы подъехали ко двору, выяснилось, что мы оказались тут не так уж рано. Треть стоянки была уже занята, а прямо у школы меня ждала Джессика. Засада…

Увидев моё лицо, Эдвард заговорил серьезно, перечисляя пункты:

– Так, это будет непросто, но ты обязана справиться. Представь, что влюблена в меня по уши, и вчера у нас было что-то вроде свидания. Тебе это льстит, но не слишком, потому что ты гордая. Ты смущена тем, что нас видят вместе. Можешь пару раз споткнуться. Я буду прикасаться к тебе – отвечай мне. Можешь не проявлять инициативы, но не отталкивай меня. Всё понятно?

– Да, – буркнула я, глядя в сторону Джессики.

Эдвард вздохнул:

– Привыкай. Это твоя новая жизнь. Ты почти всегда будешь играть роль.

Я посмотрела на него с вызовом:

– Чепуха, я справлюсь.

Он улыбнулся и открыл машину. Джессика шла к нам навстречу, глаза ее блестели от желания порвать меня на тысячи маленьких ответов на ее вопросы, которые так и рвались наружу. Но вместо этого она просто очень четко произнесла:

– Доброе. Утро. Белла.

– Доброе… – промямлила я. Эдвард улыбнулся ей – вежливо и мягко, он снова сделался непостоянным и капризным парнем из богатой семьи, который может быть внезапно снисходителен и добр к кому угодно.

– И тебе доброе утро, Джессика, – сказал он.

Та посмотрела на него с легким удивлением и сдержанно кивнула. А потом с большой неохотой ушла, пообещав, что мы обязательно увидимся на тригонометрии.

– Она устроит тебе допрос с пристрастием, когда вы вместе с ней окажетесь в классе. Мне стоит знать, что ты скажешь, – произнес Эдвард.

Он шел слишком близко ко мне, и это нервировало. Интересно – как это притвориться, что я люблю его? Мне проще притвориться, что я влюбилась в… в кого угодно. Может, начать представлять кого-нибудь вместо него?

– Ну, я буду глупо хихикать, смущенно краснеть и расскажу, что не было ничего особенного. Просто ты пригласил меня поужинать, был очень мил, довез меня до дома, и мы еще не целовались.

– А это зачем говорить?

– Эдвард, ты же читаешь мысли людей. Ну, как ты думаешь, что, в первую очередь, будет интересовать моих подруг?

– Ты права, – кивнул он. – Меня устраивает, так ей всё и скажи. Еще ее интересует, встречаемся ли мы и как ты ко мне относишься.

– Мы не встречаемся, и ты тип, который посвящает меня в важную государственную тайну.

– Только попробуй выкинуть что-то подобное, – нахмурился он, сверкнув на меня глазами.

– Хреново у тебя с чувством юмора, – процедила я. – Я скажу, что мы… встречаемся, и, ой, кажется, я влюбилась, но это не точно, – в конце этой фразы я глупо заморгала и невинно посмотрела на Эдварда.

– Тебе просто ужасно не идет.

– Как так? Разве я не кажусь тебе привлекательной и милой скромницей? Нет? Ничего не поделаешь, привыкай, такая у тебя теперь есть девушка, соответствующая всем канонам жанра, – злорадно ответила я.

Эдвард мстительно потрепал меня по голове, и я хлопнула его по ладони. Он улыбнулся:

– Теперь ты лохматая.

Со стороны, наверное, и впрямь мило выглядело…

– Увидимся на ленче, – сказал он мне на прощание и сбежал, поправив на плече рюкзак.

Первый, кого я увидела в классе, был, к сожалению, Тайлер. Он не смотрел на меня. Выглядел спокойным, расслабленным и, кажется, совсем не расстроился, но не взглянул на меня и краем глаза.

«Ладно, – подумала я, почувствовав, как в груди похолодело, – так для тебя гораздо лучше. Наверное, ты и сам сейчас это понимаешь». Но в то же время я ощутила разочарование. Если бы в этот момент он потащил бы меня в коридор и потребовал бы объяснений, не закатывая истерику, я бы впечатлилась.

На тригонометрии мне пришлось объясняться с Джессикой. Ярким и изящным таранчиком влетев в класс, эта девушка немедленно плюхнулась рядом со мной. Щеки ее были розовыми от воодушевления, а глаза блестели так же, как утром. На губах сияла плотоядная улыбка.

– Рассказывай, – потребовала она.

– Нечего рассказывать, – попробовала упираться я.

Правило женской дружбы – рассказывать всё о нём. Рассказывать в эпитетах, подробно и с выражением. Еще одно правило: этим парнем можно восхищаться, пока подруга с ним встречается. Если встречаться они закончат, то парень автоматически переходит в классификацию некрупного рогатого скота, не слишком обремененного зачатками интеллекта. Еще нужно обязательно поломаться прежде, чем рассказывать. Чтобы услышать:

– Ладно тебе, не тяни… Это было свидание?

– Похоже, да, – ответила я.

– Похоже? Ты не уверена?

– Это было свидание, – сказала я, придав тону уверенности.

– Какой он? Ну… в неформальной обстановке. Просто он вечно такой серьезный. А на самом деле?

Таких вопросов я не ожидала. А еще совсем забыла, что Эдвард слышит ее мысли и, соответственно, знает всё о моих ответах ей. Растерявшись, я решила быть честной.

– Надежный, – сказала я, подумав. – Сильный и уверенный, но без всякого пафоса. Открытый и совсем не высокомерный. Остроумный. Умеет слушать, умеет действовать, когда этого требуют обстоятельства. В то же время он простой и кажется тебе понятным, – я пожала плечами, – но это иллюзия. Я до сих пор понятия не имею, какой он на самом деле.

– Ого… – восхищенно округлила глаза Джессика. – Прямо рыцарь. Таких больше не делают.

– Просто рано сформировавшаяся личность. Знаешь, он психологически взрослее остальных. Дело в этом.

– И ты ему нравишься?

– Честно? – я пожала плечами. – Понятия не имею.

– Но это же было свидание.

– В общем, да.

– Значит, ты ему нравишься! Вы заранее встретиться договорились?

– Нет. Мы встретились случайно… – я подавила дрожь в своих руках. – Наверное, я никогда еще не была так рада видеть его.

– Оно и понятно. Но я думала, он тебе не нравится.

– Он раскрыл себя с другой стороны, – ответила я. – Он вовсе не заносчивый. Просто есть люди, которые очень любят своё одиночество, оно им необходимо. И в этом мы с ним отчасти сходимся.

– Белла, вы целовались?

– Нет, но… – я вспомнила то, что произошло в машине. – Он обнял меня вот так.

Я притянула к себе Джессику, и та даже заерзала на стуле:

– Это даже больше, чем поцелуй!

Я удивилась, отпуская ее:

– Что? Почему это?

– Это настоящая нежность. Белла, ты конкретно влипла! – голос ее от высоких интонаций грозил перейти в ультразвук. – А вы еще встречаетесь?

– Он сказал, что подвезет меня в Сиэтл, потому что боится, что мой пикап не выдержит дороги.

– Ну, вот, я же говорю – заботится, – сияла Джессика.

Странная штука – женская солидарность. Она так радовалась, словно это у нее начались отношения. А вместо этого она просто искренне счастлива за меня. Бедняга. Если бы она знала, как мне было не по себе в те минуты. Если бы она знала, как далека я от того, чтобы быть прежней-собой. Я не любила врать, а врать так явно и отвратительно – совсем не моё. Я покраснела от стыда, но Джесс решила, что я смущена.

– А как ты думаешь, в субботу он… поцелует тебя?

Я резко покачала головой:

– Сильно сомневаюсь.

И тут же представила себе – каково это – целовать его. У него, наверное, просто ужасно холодные губы.

Стало не по себе.

– Белла, ты только скажи мне честно. Он правда нравится тебе? – она вдруг стала серьезной.

– Да, – выдавила я из себя, но такой откровенно лживый ответ меня не устраивал, и я не выдержала, пояснила: – Точнее, он мне нужен. Необходим гораздо сильнее, чем я бы этого хотела. Он нужен мне больше, чем я ему.

Я очень старалась не лгать хотя бы в чём-то.

– Слушай, если он настолько нужен тебе, то не отпускай его и не будь слишком требовательна. Возможно, даже хорошо, что он не торопит события. Он воспринимает тебя серьезно.

– Это я уже поняла, – негромко пробормотала я.

В тот момент, к счастью, прозвенел звонок, и я постаралась сосредоточиться на уроке.

За ленчем мы с ним будем изображать воркующую парочку, пока Эдвард подготавливает меня к какому-то Договору. Судя по всему, это что-то ужасное. Что-то, от чего я навсегда могу перестать быть счастлива.

Не представляю, что это может быть. Я видела убийство, я едва не погибла, я посвящена в государственную тайну. Что дальше?

Перед ленчем Эдвард ждал меня у класса. Вид у него был очень мрачный. Он смотрел в окно в коридоре, положив одну руку на подоконник, и его указательный палец монотонно постукивал по нему. Посмотрев на меня без улыбки и даже с некоторым сожалением, он, молча, пошел рядом со мной в столовую. За этим наблюдал весь класс, и я чувствовала, как спину мне жгут взгляды. Я совсем не боялась этого, но весь этот спектакль показался мне мерзким, грязным и неуместным. Захотелось спрятаться куда угодно. Эдвард осторожно коснулся ладонью моих пальцев и взглянул на меня:

– Всё нормально, ты справилась.

Я едва заметно кивнула и ничего не ответила.

В очереди он всё так же, молча, набрал нам обоим еды. Мне было всё равно, что есть. В его присутствии меня часто оставляет аппетит.

Если я всё сделала правильно, то какого чёрта он так мрачен?

А если что-то случилось?

Я оказалась права. Эдвард сказал, сев со мной за столик:

– Придется всё ускорить.

– Что ускорить? – испуганно спросила я.

– Твоё информирование. Должно быть постепенно, но, как я и сказал, Розали разозлилась. Она сказала, что если всё, что я о тебе говорю, правда, то ты должна доказать это своей адекватной реакцией.

– Так. И что теперь?

– Я хотел дать тебе хотя бы месяц спокойной жизни. Думал, к тому времени мы разберемся… с тем, зачем сюда прибыли, но она хочет быстрее ввести тебя в курс дела. И остальные тоже считают так же. Это опасно, – он опустил взгляд. – Но выхода нет. Ты всё узнаешь раньше. Всё, включая и Договор и цель нашего визита. В этот момент, Белла, правильной реакцией с твоей стороны может быть только одна. Принятие и готовность выполнять Договор, защищать его. А я тебя слишком хорошо изучил… Ты отреагируешь совсем не так, как они хотят.

– А какая разница, как я отреагирую?

– Договор – одна из самых засекреченных вещей в мире, – произнёс Эдвард медленно. – При посвящении неофита о нём проверяется всё до мелочей. Если в круг попадёт ненадёжная личность, это грозит дезинформацией, катастрофой, масштабов которой ты не можешь себе представить. Твоя реакция на Договор говорит о том, насколько ты способна хранить его в тайне и беспрепятственно принимать. Твоя реакция должна быть зафиксирована мной и Джаспером – он читает эмоции. Абсолютный эмпат со способностью в том числе повышать и понижать контроль эмоций. Если от меня ты скроешься, то от него – нет. И единственная причина, по которой я твой куратор, а не он заключается в том, что у Джаспера самый низкий порог самоконтроля при взаимодействии с людьми. Ему нельзя постоянно контактировать с тобой.

– Я попробую притвориться, проконтролировать эмоции, сделать дыхательные упражнения.

– Ты не сможешь притвориться, – прошептал он, покачав головой и посмотрев на меня исподлобья. – Но ты должна морально подготовиться, понимаешь? Изо всех сил. Успокоительные при проверке Джаспером не работают, он чувствует их вмешательство, как искусственные помехи. И он не расположен к тебе, как и Розали. Поэтому, Белла, тебе нужно морально подготовиться к тому, что ты услышишь о самой вопиющей и циничной несправедливости, какая только может быть. Ты должна уметь притвориться, что готова защищать такую систему и оберегать ее тайну. Если ты не сделаешь этого, тебя в лучшем случае изолируют навсегда от общества. В худшем – казнят. Большего я тебе пока не скажу, за нами наблюдают, и тут многовато людей.

– Поняла, – негромко вымолвила я, дрожа всем телом. – Мне изначально было ясно, что просто не будет.

– Не будет, – эхом ответил Эдвард. – Дальше только хуже. Запомни это.

– Ты опечален.

Он молчал.

– Ты обо мне беспокоишься? – негромко спросила я.

– Однажды ты поймёшь, не забивай себе голову. Одно тебе нужно усвоить и хорошенько зарубить на носу. Не только я необходим тебе, – он посмотрел мне в глаза. – Ты мне тоже.

Когда он это сказал, я оцепенела, сердце сладко дёрнулось, и на мгновение я поддалась очарованию его откровенности, с которой он произнёс эти слова. Потом я резко покачала головой:

– Это жестоко, Эдвард, не говори так. Я слишком хорошо понимаю, кто ты.

– Не будь так самонадеянна.

Я молчала.

– Тебе придется мне поверить. Впрочем, лично для меня это значения не имеет. Белла, тебе надо есть, ты похожа на труп даже больше, чем я, – добавил он с невеселой усмешкой. – Я так понял, ты говорила о поездке в Сиэтл, чтобы отмазаться от бала?

Как здорово, что он сменил тему разговора.

– Да, но еще я хотела побольше о вас выяснить, заглянуть в библиотеку.

– В выходные будет солнечно, – сумрачно пробормотал Каллен. – Я должен показать тебе, почему мы прячемся от солнца.

– Ты сказал – это больно.

– Очень, – спокойно признал он.

– Зачем мне это видеть? Мне достаточно знать о вашей трансформации.

– Не достаточно. Ты должна уметь отличать вампира от человека. У тебя и так неплохо может получаться, но я обязан получше натаскать тебя в этом, – сказал он.

– И к чему нужно готовиться?

Он таинственно улыбнулся:

– Показываться перед людьми на солнце запрещено Договором. Потому что после такого зрелища всё выйдет наружу. Наказанием за нарушение является смертная казнь без суда и разбирательств. В последний раз инцидент произошел в Каире три года назад. Вампир снял с себя капюшон в толпе народа. Потом устроили массовую зачистку.

– Что это… значит? – тихо спросила я.

– Тот случай не требовал больших человеческих жертв, – спокойно ответил он. – Ликвидировали только вампира, его девушку и ее подругу. Пять человек пришлось отправить в психиатрические клиники, а дальше действовала лживая пропаганда. Желтые газеты пестрели новостями о том, что какой-то псих распылил в городе газ, из-за которого у некоторых могли начаться галлюцинации, – затем он пробормотал со вздохом, тихо: – Нам нельзя смотреть на солнце. На свету правда уродлива, Белла…