Текст книги "Сумерки разума (СИ)"

Автор книги: in-cognito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Более трехсот. Триста шестьдесят два года, насколько я помню.

Я кивнула и, подумав, сказала:

– Наверное, рассудок человека теряет большую часть своей человечности после такого срока…

– Как ни странно, нет. Подвижность личности и способность меняться сохраняется до двадцати пяти. Потом становление. Потом кризис среднего возраста. Вместо старости у вампира личность словно бы застывает, как камень. Как правило, мы не меняемся. Это позволяет мне в каком-то смысле оставаться семнадцатилетним. Однако накопление опыта никто не отменял. Груз мудрости тоже играет свою роль. Просто даже трехсот лет мало, чтобы убить в человеке человечность. Во всяком случае, это касается Карлайла. Что до других старых вампиров… я никогда не видел их. Но на них твоя гипотеза распространяется. Это уже практически не люди.

– А кто?

Эдвард ответил с убежденной твердостью:

– Нежить.

Он определенно вкладывал в это слово какой-то другой смысл, и мне захотелось его понять. Разгадав мой вопросительный взгляд, он с готовностью пояснил:

– То, что не привязано к смерти, Белла, и есть нежить. Человек смертен. Смертно каждое биологическое существо. Нежити смерть не грозит, лишь упокоение. Таким образом, получается печальный парадокс. Нежить мертва, но она всё же живее других. Из подсознательной зависти люди твердили, что у нас нет души, потому что ею мы платим за бессмертие. Они говорили, что мы монстры, но мы просто стоим выше них в пищевой цепи и питаемся людьми так же, как лев питается антилопами. Они упрекали нас в том, что мы вампиры и упыри, словно быть бессмертным – страшный порок. Проблема в том, Белла, что люди так боятся смерти, что восхваляют ее в себе, потому что это единственный способ убежать от отчаяния. Они говорят – «живи моментом», влюбляйся с первого взгляда, лучше сделать и пожалеть… и так далее. Они проповедуют спонтанность, глупость, беспричинные эмоции они выдают за вдохновение. И в результате становятся теми, кто не отвечает сами за себя. Нежить – это то, что лишено способности умереть. Во всех смыслах. Бывает, что вампир кажется живым, но личность в нём сгнила. Это и есть упыри, вроде Джеймса. Но таких много и среди людей.

Я слушала его, и эти на первый взгляд жестокие, почти циничные слова словно бы согревали меня. Это показалось странным, я даже удивилась. А потом поняла, что всегда думала так же.

– Тебе может быть неприятно из-за Договора, и я скажу, почему. Ты меряешь всех людей по себе и по тем, кого уважаешь. Ты считаешь, что каждый человек – многогранная интересная личность с огромным потенциалом, – сказал Эдвард.

– Так и есть.

– Это не так, – вымолвил он твердо. – Белла, чтобы быть многогранной личностью с большим потенциалом, его в себе надо вырастить. Себя надо воспитать и точка. Никаких компромиссов. Над собой надо работать. А люди бездумно принимают себя такими, какие они случайным образом получились и нагло требуют от мира – любите меня, понимайте меня…

– Ты жесток, – сказала я тихо. – Не строй из меня великого трудягу. Я не ставила никогда целей над собой работать.

– Но работала ведь. Скажешь, что нет? Ты даже не знала, что делаешь это, но подсознательно шла верным путем.

– Многие так идут.

– Почти никто, – безжалостно улыбаясь, ответил он.

– Не у всех есть возможность строить себя с нуля. Базовые предпосылки не равны. Очень многое решает наследственность и воспитание.

– Не смеши. Взять хотя бы тебя. Может, тебя воспитывали гениальные педагоги? Нет… Может, у тебя был пример для подражания? Нет. Кто-то научил тебя, куда идти? Снова нет, – в глазах его сверкала легкая насмешка. – Ни наследственность, ни общество, полное лености и стереотипов, на тебя почему-то пагубно не повлияли. Ты изначально родилась слабой, пассивной, не сильно умной девочкой, которая однажды решила, что будет жить так, как посчитает нужным. Всё правильно?

Я мрачно молчала. Каждое его слово было способно отравить.

– Человек обладает сокровищем. Оно называется свобода воли. Вспомни, есть те, кто действует и те, кто вечно стоят на месте или в тени. И на это влияет не общество и не наследственность. Только свобода разума и воли. Люди сами считают себя скотом. Иногда они притворяются, стараются замаскировать это глянцевой атрибутикой сытой жизни и быта, закрыть на это глаза… но подсознательно все они понимают, что живут на убой. Этот театр абсурда все они – все, без исключения – могли бы уже давно изменить при помощи собственных мозгов. Но они ждут, когда это сделает кто-то один. Кто-то другой, только не я. Некий безымянный добренький герой, который будет пихать им правду в рот и терпеть, когда они начнут на него шипеть и плеваться. Ты злишься. Но ты поймешь, что я прав, – он посмотрел на меня со странной печалью. – Ты обязательно поймёшь, в тебе хватит мудрости, иначе бы я не…

Он сделал паузу, я нетерпеливо спросила, сдвинув брови:

– Иначе бы ты, что…?

Странное было у него лицо – печальное и лукавое одновременно.

– Эта тема разговора расстраивает тебя, – вымолвил он тоном, который означал конец нашей дискуссии. – Могу рассказать о Карлайле.

– Перестань, ты уже решил перевести тему, так переводи ее, – слегка раздраженно сказала я, глядя на деревянный крест.

– Ты выглядишь невероятно утомленной. Пошли в комнату, – он толкнул дверь своей спальни вперед, и она беззвучно открылась.

Тут было почти пусто. Это помещение больше напоминало камеру запертого в четыре стены мятежного разума. Посередине, как надгробие – письменный стол. Перед столом чуть в полуоборота к большому занавешенному окну – тяжелое кресло, обитое темно-синим бархатом. На столе молчал лишенный работы современный компьютер. В углу стоял большой запертый кожаный саквояж. На стене единственная небольшая копия картины Фредерика Ремингтона «wolf in midnight». Мне не нравился ни сам художник, ни тема Дикого Запада, но эту работу я помнила.

Остановившись на пороге, я пыталась понять, где именно я могу занять место в странной, жутковатой келье. Рядом с саквояжем стояла стереосистема, на ней лежали диски. Эдварда, кажется, не очень волновало моё смущение. Он слегка бесцеремонно усадил меня в кресло, а сам встал у окна.

– Он родился где-то в 1640-м году. Сын простолюдина и ревностного англиканского священника. Его отец был человеком суровым, он служил в церкви и часто возглавлял фанатичные походы против нежити. Чаще всего это были просто люди с отклонениями во внешнем виде или безумцы. На руках этого благочестивого служителя церкви кровь десятков невинных людей, – говорил спокойно Эдвард. – Карлайл не смел противостоять ему и во всём слушался, но сам придерживался другого подхода к охоте на вампиров. Ему, как и тебе сейчас, стало интересно, какие они и существуют ли, вообще, но самым главным мотивом было прекратить кровавые казни, которые устраивал его отец. К слову, страдали не только бедные и больные уродцы, но еще и католики. Так за компанию. Чистота веры, сама понимаешь, – он иронично хмыкнул. – Его вера требовала жертв и страданий. Его бог требовал, чтобы его обожали и почитали. Карлайл нашел логово настоящих вампиров. Это были нищие. Напуганные собственной участью, недавно с ней свыкшиеся и вынужденные ходить на охоту, существа. Они держались вместе, чтобы выжить. Карлайл превосходный аналитик – уже тогда он действовал, как настоящий детектив. Отец его был разочарован неумением своего отпрыска в каждом видеть сатану…

– По всем правилам логики охота на настоящих вампиров не может окончиться успехом, – покачала головой я.

– Она и не окончилась. Старый и дряхлый голодный вампир прикончил пятнадцать крестьян, которых вел за собой на охоту Карлайл. Он и сам едва не погиб, но упырь недостаточно сильно ранил его, только обратил. Некоторое время мой отец скрывался в погребе. Осознав, чем он стал, решил убить себя. Тогда же ему пришлось понять, насколько это сложно. Вымотанный жаждой, Карлайл покинул жилые поселения и сбежал в лес. Там он впервые убил животное и понял, что питаться можно иначе и что свою душу он совсем не потерял. Он решил потратить свою вечность на образование. Хотел использовать медицину, чтобы спасать жизни людей. Сначала учился во Франции, затем отправился в Италию, и там впервые встретил клан Вольтури. На тот момент он возглавлялся тремя амбициозными и самыми древними вампирами. Они живы и сейчас. Именно они являются теми, кто участвовал в составлении и принятии Договора. Они карают, принимают решения, координируют и назначают, – сказал Эдвард. – Но в те времена они тоже были вынуждены скрываться. Им так казалось комфортнее. Они увидели в моём отце потенциал и пригласили в свою семью. Поначалу, спасаясь от одиночества, Карлайл принял это предложение. Он пробыл с ними два десятка лет, но… они не сошлись.

– Почему? – спокойно спросила я.

– Карлайл любил людей. Искренне и по собственному убеждению. Вольтури, спустя столетия жизни, уже людьми не являлись. Их не волновал ни мир, ни люди, только развлечения для разума. Лишь во время правления Муссолини клан вампиров принял окончательное решение вмешаться. Вторая мировая показала, что третья война, если человечество доживет до нее, однозначно будет последней. И это никому не на руку, даже таким вампирам, как они. Как бы там ни было, мой отец их покинул. Его отпустили со словами, что он еще слишком юн, но обязательно одумается. Карлайл до сих пор не охотится на людей, и это, вероятно, немного щекочет им нервы, раздражает. Хотя и недостаточно сильно, чтобы они реагировали. Наконец, он встретил меня. Я был на пороге смерти, когда Карлайл меня обратил. Он учил меня, но мы никогда не могли достичь соглашения. Я был против питаться одними животными. Во мне жили стремления хищника. Моим любимым занятием было искать преступников и негодяев, убивать их и заодно утолять свою жажду. Карлайл называл это сделкой с совестью.

– И ты жалеешь, что так делал?

– Конечно нет. Я спас несколько десятков жизней и просто-напросто был голоден, – холодно ответил он. – Я и теперь не придерживаюсь философии Карлайла, насколько ты видела, – Эдвард намекал на тот случай, когда он разорвал глотки пяти парней, которые меня домогались.

По всей видимости, то, что я не обнаружила никакого возмущения по этому поводу, заставило его только в очередной раз насмешливо нахмуриться.

– Однако, чтобы остаться собой, я обязан был пользоваться диетой Карлайла. Именно так и поступаем мы все.

Неожиданно он опустил голову, и я поняла, что он вернулся к мрачным мыслям, которые одолели его после слов Розали в гостиной.

– Пошли. Нужно зайти в конференц-зал.

Когда я входила за Эдвардом в просторный и печально пустынный конференц-зал, сделанный из столовой, меня постигло осознание парадокса, которое не могло не постигнуть. Именно это чувство я и переживала в гостиной, когда вампиры окружили меня.

Я увидела этих кровожадных монстров за длинным деревянным старинным столом без скатерти. В центре его прямоугольной вытянутой поверхности изображалась распахнутая пасть рычащего льва с желтыми глазами. Чуть в стороне от нее стояла совершенно пустая ваза из горного хрусталя. Вампиры обсуждали, как поймать чудовище, которое убивает людей. Они – сильные, совершенные, красивые, величественные хищники – служили людям, которые подсунули им в качестве корма часть собственной популяции. Они покорились Договору, и это было неправильным, странным. Словно сверхлюди явились к нам, чтобы спасать нас. Словно человек вызвался быть ангелом-хранителем для аквариумной рыбки и поставил это целью своего существования.

“Но так не должно быть…”

– За последние пару лет, – Карлайл начал сразу, как мы вошли, – из леса в районе резервации пропали двадцать три человека. Подтвержденные жертвы – только двенадцать из них. Все найденные несут на себе следы пыток. Всего вампиров трое, – он повернулся в сторону большого экрана телевизора и нажал на пульт. Там я впервые увидела Джеймса. Из-под рваного капюшона старой куртки в сторону воровато смотрело вытянутое бледное лицо плутоватого проповедника. У него были красивые глаза, которые портились из-за хитрого прищура нижних век. В уголках плавно очерченных, но слишком тонких губ крылась усмешка, призванная быть обаятельной, но отталкивающая от себя человека, привыкшего к честности и прямоте суждений.

– Кто именно еще двое – пока не известно, – добавил Карлайл и кивнул мне, протягивая папку: – Ознакомься пока. Это не обязательно, но тебе полезно такое знать.

Я с готовностью взяла папку и стала листать. Там был подробный отчет о характере действий Джеймса, его убийствах и попытках его преследовать. Еще до того, как я изучила отчет, Розали произнесла:

– Теперь понятно, почему я хочу использовать приманку? Он фанат охоты, и это его слабость.

– Белла будет участвовать только на собственной добровольной основе, – сказал Карлайл.

– Это выглядит разумным, – тихо произнесла я. – Он любит выслеживать долго, узнавать свою жертву, подбирать момент. Для него это игра. Мой запах привлечет его внимание.

– Гроза, Карлайл, – напомнила Элис.

– Да, твоё прошлое видение говорило о том, что он появится именно в грозу…

– Это не важно. Использовать Беллу слишком рискованно, – сказал Эдвард, пронзив меня яростным взглядом. По всей видимости, он надеялся, что я хотя бы в этот момент выкажу если не благоразумие, то хотя бы страх.

– С ней останусь я, – сказал Карлайл. – А когда меня не будет, эту роль возьмет на себя Элис. Мы оба меньше всех очарованы запахом крови Беллы.

– Вы рискуете жизнью человека, который более ценен, чем те, кого вы гипотетически пытаетесь спасти. Это несправедливо, – сказал резко Эдвард.

– Ничья жизнь не может быть ценнее другой… – попробовала, было, сказать я, но он посмотрел на меня с жестокой насмешкой:

– Ты становишься уродлива, когда пытаешься так нагло врать себе. Индивидуальности не равны, и мне плевать, что тебе кажется это несправедливым. Ты важна. Так что сделай одолжение – помолчи немного, – он перевел взгляд на отца: – Тебе придется дать слово, что ты убережешь ее.

Карлайл ответил без колебаний:

– Даю слово.

– И ты прекратишь охоту, дашь уйти Джеймсу, если это потребуется, чтобы спасти ее.

Я не ожидала того, какой последовал ответ.

– Да, – Карлайл поднял бровь в легком удивлении тому, что в нём кто-то сомневается.

Эдвард запнулся на полуслове, посмотрел на Элис. Она сказала с мягкой улыбкой:

– И я тоже.

– А мы такого обещать не станем, – вымолвила Розали твердо.

– От вас этого и не требуется. Теперь перейдем к тактическому планированию, – сказал Карлайл. – Джаспер, ты будешь возглавлять охоту. С тобой Розали и Эдвард. Дальше Элис и Эмметт, который ее прикрывает. Я всегда буду рядом с Беллой. Место, которое было в видении Элис, я уже нашел, – он снова щелкнул пультом, и на экране высветилась карта леса. Совсем недалеко от пляжа Ла Пуш, хотя и не на территории.

– Там совсем близко квилеты, – нахмурилась Розали, – Джеймс использует это, чтобы сбежать. Он так уже делал.

– Если будет увлечен Беллой, то вряд ли, – сказал Джаспер. – У меня есть выдержка, и люди для меня примерно одинаковые, но у нее действительно соблазнительный запах. Если я что-то знаю о Джеймсе, он не выдержит. И можно будет угнать его далеко. Вы с Беллой окажетесь в это время в лесу у пляжа. Остальные скроются по периметру.

– Помните о том, что с ними двое, – сказал Карлайл.

– Об этом можно не волноваться, – ответил Эмметт. – Судя по анализу его поведения, который сделала Эсме, эти двое у него в подчинении. Скорее всего, они от него как-то зависят. Они слабее. Даже если и нет. Мы с Джаспером прекрасно управимся.

– Хорошо, – кажется, Карлайл не ожидал другого ответа.

– А если он не клюнет на нашу приманку? – спросил Эдвард.

– Я могу порезать себе руку, – вымолвила я.

В воцарившемся молчании Джаспер покачал головой:

– Слишком опасно. Мы все будем в пылу охоты, и лично я не отвечаю за свои инстинкты в такой ситуации.

– С ней буду я, – очень твердо повторил Карлайл. – Она порежет себе руку, и всё будет хорошо.

Всё-таки какой парадокс. Их называют чудовищами, их очень мало, они однозначно не святые, но мне показалось, что этот Договор для них так же оскорбителен, как для людей. Эти существа защищают нас и убивают. Что-то в происходящем казалось немыслимым. Будто кто-то пытается использовать королевскую печать, чтобы колоть ею орехи. Будто кто-то пытается использовать качественную дорогую ручку, чтобы писать ею ругательные слова на некачественной бумаге…

Они не люди. Они нежить. То, что лишено смерти. То, что выше нас в пищевой цепи. То, что способно накапливать больший опыт, быстрее учиться, быть сильнее и умнее. И они… подчинились позорному Договору только по одной причине – их гораздо меньше. Но если бы их было больше, подчинились бы они? Нет. Потому что они не являются толпой, сколько бы их ни было.

Вот, что казалось абсурдным – вечные, лишенные смерти, создания защищали людей, на которых я была так зла, и покорялись им.

Эдвард постоянно повторял мне: люди не равны. Почему я, вообще, хотела думать иначе? Я выросла на убеждении о том, что общее благо выше блага единиц, но это не так. Общее благо – это благо толпы, которая ничего не делает, чтобы заслужить его. Люди являются толпой не потому, что кто-то такими их сделал. Они таковы, потому что это проще.

Нет…

Мы таковы, потому что это проще. Я – часть этой толпы и не имею права заблуждаться насчёт себя.

Мне было страшно, я опасалась сделать что-то не так, чтобы сорвать их операцию.

– Что именно мне нужно делать? – спокойно спросила я Карлайла.

– Ты не обучена и еще мало информирована, поэтому не имеешь права являться полноценным агентом, – ответил он. – Всё, что от тебя требуется – сохранять хладнокровие и выполнять то, что я скажу. Ты готова к этому?

– Нет, – честно ответила я. – Но я сделаю всё, чтобы в точности следовать вашим указаниям.

– Может, дать ей успокоительного? – с сомнением спросила Эсме.

– Это может сказаться на запахе, – ответил Карлайл. – Лучше подготовь нашу одежду.

– Сейчас, – она быстрым шагом деловито ушла из зала.

– Эсме моя ассистентка, но по части химии меня превосходит, – произнес мне Карлайл. – Она создала специальные блокаторы, которые несколько притупляют наш запах. Полностью его убрать нельзя, но создастся впечатление, что мы были тут давно.

– А тот… другой вампир, который умеет уводить Джеймса от преследования? – спросила я. – Он же может почувствовать нас.

– Но он не лидер. Решение об охоте принимает Джеймс, – сказал Карлайл. – И он примет это решение.

========== Сумерки. Часть первая – приоткрытая тайна ==========

Густой и влажный воздух снова предвещал дождь, но его не было, будто тучи над нашими головами изо всех сил сдерживали воду в готовности лопнуть. Они так темнели, что к четырем часам дня на Форкс опустились тяжелые сумерки.

Эдвард посвятил меня во все подробности их охоты. Я не скрывала того, как мне страшно и как я опасалась «что-то сделать не так». Никогда не доверяла своему телу в чрезвычайных ситуациях.

– Ты имела право отказаться, – вымолвил он, пока я смотрела, как в туманной серости дрожат, как нереальные, дома города. – Но ты почему-то захотела участвовать в охоте. Ты должна была отказаться, имела полное право. Ты сама говорила, что не доверяешь своему телу. Какого чёрта ты согласилась, Белла?

– Знаешь… это и есть жизнь, – сказала я тихо. – Не то чтобы она мне нравится, и я даже не уверена, что справлюсь с ней, но я сделаю что-то значимое, понимаешь?

– Нет, – отрезал он. – Продолжай.

– Ты понимаешь, просто протестуешь против этого, – я ласково улыбнулась, встречая его раздраженный почти презрительный взгляд без трепета и неуверенности. – Я старомодна. У меня нет хладнокровного панциря циничности, с помощью которого я бы сказала себе, что моя единственная цель – семья и карьера. Мир страшен, Эдвард. Ты открыл мне правду, и теперь я должна существовать с этой правдой. Кто-то охотится не по правилам. Он применяет пытки и охотится долгое время на небольшой территории. Некоторые из его жертв были социально значимы. Его нужно поймать, иначе другие вампиры последуют его примеру. Двоих он завербовал.

– Не пытайся меня убедить, что ты делаешь это ради Договора.

– А если бы ради него? – с любопытством спросила я.

– Я бы не поверил тебе или решил бы, что ты лишилась рассудка.

– Верно. Я хочу участвовать в охоте только ради себя одной. Ради того, чтобы испытать себя и быть сильнее. Это моё боевое крещение.

Кажется, он наконец меня понял и посмотрел с сочувствием.

– Хорошо, – промолвил он тихо. – Ты имеешь на это полное право.

– Я знаю.

– Так… – Эдвард вздохнул, машина стала ехать медленнее. – У твоего дома засада. Там Билли Блэк с сыном.

– Но зачем они приехали? Отца же еще нет, – удивилась я.

– Он хочет предупредить тебя, – ответил Эдвард.

– О чём?

– Он обязан говорить сам. Мне нельзя вмешиваться.

Эдвард оказался прав. Когда пикап въехал во двор, под козырьком стояло инвалидное кресло Билли. Джейкоб, увидев меня, радостно мне помахал. Блэк старший смотрел на меня своими блестящими черными глазами. Он только кивнул. Он ни разу не взглянул на Эдварда.

Мы вышли из машины. Эдвард, ничего не говоря, неторопливо пошел по улице прочь. Я смущенно поприветствовала Билли, но он смотрел на меня без улыбки.

– Простите, я не ждала гостей. Долго пришлось стоять здесь? – спросила я.

– Нет. Я просто собирался кое-что завести твоему отцу, но не застал его.

Он лгал и при том не слишком притворялся. Прямо он не мог говорить из-за сына, который стоял рядом и, кажется, не вполне понимал, что он тут делает.

Я открыла дверь ключом и впустила гостей.

– Пахнет вкусно, – я приняла сверток из рук Билли, – спасибо. Сама я рыбу только жарю, а отец ее ловит столько, что можно забить ею весь погреб.

Он посмотрел на своего сына и сказал:

– Принеси-ка из машины фотографию Ребекки, я забыл взять ее. Она должна быть в багажнике. Поищи.

Джейкоб удивленно поднял брови, но только плечами пожал:

– Как скажешь.

Я моментально поняла, почему он спровадил своего сына, и от взгляда Билли мне стало не по себе.

– Чарли мой лучший друг, – неожиданно сказал он.

– Вам не нравится то, что я общаюсь с Калленом, – тихо сказала я.

– Я знаю, что это не моё дело, – абсолютно не смущаясь, сказал он.

– Не ваше, – подтвердила я, – и в то же время на правах лучшего друга вы имеете право поделиться с моим отцом своими беспокойствами.

– Именно так я и поступлю, – у него был мягкий, красивый голос, а улыбающиеся глаза подкупали искренней добротой и беспокойством. – Можешь сердиться. Разумеется, я не смогу сказать твоему отцу, что Эдвард из клана кровопийц, но смогу предостеречь. Не смотри на меня так. Информированные часто узнают друг друга, как правило. Ты ещё мало знала, когда я видел тебя в последний раз, но сейчас я вижу по твоему лицу, что ты уже втянута в какую-то их игру…

– Джейкоб тоже в курсе?

– Пока нет. Его время ещё придёт, – ответил он.

– Понятно. Мой отец на меня не повлияет, вы же должны понимать. Мне уже семнадцать.

– Я сделаю это не для того, чтобы отговорить тебя встречаться с этим… человеком. Просто если твой отец будет осторожен, то и Каллен будет осторожен. Не допустит никаких непозволительных, опасных глупостей. Что касается твоей личной жизни – она меня не касается. Но я рассчитываю, что ты понимаешь, что делаешь.

– Полностью понимаю, – сказала я твердо. – Спасибо.

– И… вот, – он вытащил из нагрудного кармана деревянный цилиндр с закупоренной крышкой. – Это подарок.

– А что это? – удивилась я.

– Папоротник, зверобой и вербена. Пахнет вкусно, – улыбнулся он. – Но очень сильно, так что капай на запястье не больше капельки, хорошо?

Я откупорила крышку и вдохнула аромат луга и лета. Теплый, приятный запах.

– Спасибо.

– Рад, что тебе понравилось.

Он не стал читать мне проповедей или выказывать ненужного лишнего беспокойства.

– Пап, я не нашел мамино фото, – сказал вошедший на кухню Джейкоб.

– Ох… возраст сказывается, – со смехом вздохнул Блэк старший, – забыл фото дома, прости меня. Поехали обратно, пожалуй. Ах, да… Белла, если я не ошибаюсь, ты впервые встречаешь этот запах?

– Да, – удивилась я.

– То есть, он тебе не рассказывал о нём?

– Нет…

– А должен был, – негромко вымолвил он. – Обязан. Расспроси его, если любопытно. Он ведь действительно пытается… быть осторожным, не так ли?

Проницательный и хитрый старый волк помахал мне на прощание.

Когда Билли Блэк уехал, мне впервые стало страшно. Словно мой дом покинуло единственное существо, которое способно показать мне во всём этом аду что-то светлое. Квилеты оборотни и, судя по всему, это касается друга моего отца. Более человечные, дружелюбные, простые… Что было бы, если бы меня информировали именно они?

Оборотни и вампиры враждуют, потому что оба этих вида охотятся на людей. Оборотни вполне могут не питаться человеческими сердцами, но для обретения истинного могущества и здоровья им придётся так делать. Это запрещено, конечно. Оборотни тоже могут охотиться на тех, кто не считается Договором официально за людей, но они этого не делают. Квилеты, во всяком случае, точно. У оборотней и вампиров примерно один ареал обитания, один источник могущества, и на фоне этого между ними складывается вполне объяснимая вражда. Их запах друг другу обычно отвратителен – природа так устроила, чтобы держать оба вида подальше друг от друга.

Я не стала пользоваться духами и рассеянно убрала их к себе в рюкзак.

Мне нужно было переодеться. Я снова собрала волосы в высокий кокон, но надела кофту с воротом, она застегивалась молнией. Под ней была белая майка на бретельках. Учитывая, что придется ходить по лесу, я надела плотные, но слегка бесформенные джинсы с широким ремнем. Потом заставила себя съесть фруктовый салат с йогуртом и была, в сущности, готова.

Сердце быстро-быстро колотилось…

Я стояла на кухне, скрестив руки на груди и глядя в лес, когда в дом вошел отец.

– Привет, – улыбнулась я.

Я впервые видела Чарли после того, как узнала о Договоре. Моя улыбка показалась мне самой натянутой, ненатуральной, сердце безжалостно кололо. Только потому, что он является шерифом полиции, он не входит в число социально незначимых. Но когда придет время пенсии, моя мать от него отдалится, а я, например, в Куантико укачу, он… станет добычей. Точнее, стал бы. Если у потенциальной жертвы среди очень близких знакомых или родни есть посвященный, его трогать категорически запрещено. Хоть что-то положительное было в том, что я в курсе Договора.

– Всё нормально? – спросил отец, когда я обняла его. – Ты… странная.

– Просто очень рада тебя видеть, – пробормотала я, стараясь не показывать, что сдерживаю слезы.

– Хм…

– А Билли привез жаркое из рыбы. Пахнет обалденно, – я постаралась говорить с преувеличенным энтузиазмом.

– Тогда доставай греться, потому что я голоден, – он потрепал меня по голове и слабо улыбнулся. Я знаю, что он жутко переживал из-за нашего разговора про Куантико, но сейчас, кажется, поверил, что всё нормально. Я не собиралась больше выбирать такие опасные темы для разговора.

– Как день провела? – спросил он, пока грелась рыба.

– Прекрасно. Утром ездила к Калленам.

Он посмотрел на меня так, словно я внезапно перешла на вьетнамский язык.

– Куда, прости, ты ездила?

– К Калленам…

– Зачем, солнышко, ты туда ездила? – что-то не нравился мне его голос.

– Просто мы с Эдвардом встречаемся, – я вжала голову в плечи. – И он хотел познакомить меня с родителями.

– Ага. То есть, ни одна девушка его в Форксе не устраивала, вся его семья людей сторонилась, а потом появилась ты, и волшебным образом всё изменилось, – пробормотал отец, очень внимательно на меня глядя.

– Я думала, они тебе нравятся.

– Они порядочные люди, но я же лично их не знаю, – он был серьезен. – Нужно еще посмотреть, какие намерения у этого Эдвина…

– Его зовут Эдвард.

– Один чёрт, – спокойно ответил папа. – Хотя то, что он познакомил тебя с родителями – хорошо. И я тебе верю, – он всё еще смотрел на меня с сомнением.

– Он скоро, кстати, за мной заедет, – смутилась я.

– Восхитительно, – невозмутимо прокомментировал мой отец. – Ты так обескураживающе просто ставишь меня перед фактом…

– Ты ведь не против? – пискнула я.

– Еще бы я был против твоей личной жизни под самый конец учебы, когда на носу экзамены. Разумеется, я только за, – с легкой иронией пожал плечами он. – Благо, ты умница, и со всем справишься. Но ты должна понимать, что я шериф полиции этого города.

– Да, папа.

– Я как бы король местного криминального мира.

– Да, папа…

– И ты – моя единственная принцесса.

– Я понимаю, папа…

– И ты понимаешь, что я сделаю с этим замечательным молодым человеком, если он вдруг заставит тебя совершить какую-нибудь глупость.

– Ты пойдешь к сейфу, достанешь свой пистолет и пойдешь за меня мстить в стиле старого Дикого Запада, папа, – улыбнулась я, потому что глаза моего отца смеялись.

– Ну… я обычно не нарушаю закон без веского повода, – с восхитительной откровенностью ответил он. – Только поешь перед выходом. Надо полагать, приглашение на ужин – это такое кодовое словосочетание, которое означает, что вы оба чем угодно будете заняты, но только не ужином.

– Я обязательно попробую то, что приготовил Билли, – я с энтузиазмом вытащила из микроволновки рыбу.

На сердце скребли саблезубые голодные тигры, и им определенно помогали черти из самого ада. Хорошо, что мой отец недостаточно внимателен и слишком верит мне. Иначе бы он понял, как бессовестно я вру.

– Мы едем играть в бейсбол, – сказала я, пытаясь поддержать светскую беседу за едой.

– Чем? – чересчур тонким голосом спросил он и добавил: – Так… чтобы не допустить недоразумений. Белла, бейсбол – это когда люди берут такие большие биты и бьют ими по мячу. В процессе иногда при этом быстро-быстро бегают.

– Я знаю, – мрачно проворчала я.

– Тогда возьми аптечку, каску и наколенники.

– Не издевайся, – прошептала я, краснея, – я буду только болельщицей…

– Всё равно держись подальше от мяча, – полусерьезно напутствовал отец.

Когда в дверь постучали, я вскочила с места, наскоро доедая рыбу:

– Вот и он. Мне пора.

– Дождь начинается, возьми плащ, – напутствовал Чарли.

Я покладисто кивнула ему и открыла Эдварду дверь.

– Привет, – глупо улыбаясь, сказала ему я, – проходи.

Чарли очень внимательно взглянул на вошедшего Эдварда и поздоровался с ним. Затем он пригласил его сесть.

– Выходит, в бейсбол играть собрались? Погода вам не помеха?

– Нет, сэр, – вежливо ответил Эдвард, – я так не думаю.

– Белла сказала, что она будет только болельщицей…

– Несомненно, – улыбнулся он.