Текст книги "Последняя жизнь (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
– Так-так-так, – тянет рыжий мохнатый громила, – опять ты, сладенький. Что ж ты такой упрямый, – качает он головой, убеждая Джона в том, что прошлое все же было, – не хочешь сотрудничать? Придется тебя опять кое-чему поучить… Ты что же, думаешь сопротивляться? Напрасно… Нас тут много…
И, собственно, он прав, хоть припертый к стене Джон сопротивляется яростно и ему даже удается уложить четверых уголовников в нокаут, его все равно валят на пол, обездвиживают и насилуют. Джон орет, потому что больно и стыдно, и даже ноухау не помогает, на этот раз сознание не отключается быстро – Джон боится того, что могут сделать с его телом. Возможно, это страх из детства, который он забыл и вспомнил спустя много лет, но именно этот страх мешает отключить сознание, и Джон чувствует все, что с ним делают. Слезы льются из глаз, желание умереть как никогда велико, поэтому, воспользовавшись моментом, когда его мучители ложатся отдохнуть на свои места в длинном ряду двухэтажных коек, он обследует помещение в поисках чего-нибудь, что может в этом помочь и находит что-то вроде перочинного ножика, тупого и ржавого. Джону этого вполне достаточно. Пристроившись поближе к источнику света, встроенному в стену, он режет себе вены на запястьях, вдоль, чтобы уж наверняка не спасли. Это трудно и больно, таким тупым и неловким предметом, но Джон слишком сильно хочет умереть, поэтому у него все получается. Он сворачивается в позу эмбриона, обхватив истекающими кровью руками ноги, закрывает глаза и медленно умирает, погружаясь в темноту.
Когда он открывает глаза, живой и здоровый, со следами заживших порезов на запястьях, то тихо воет – его мучители придумали отличную пытку, отобрав возможность умереть, лишив главной отличительной черты человека от животного – способности уйти из жизни добровольно. Но теперь уже Джон знает, что ждет впереди, сомнений больше не остается в реальности кошмарного недалекого прошлого. И действительно опять все повторяется, как в страшном сне: пытка молчанием, пытка бессмысленными словами, пытка физической болью. На сей раз у Джона нет никакого плана. Он не пытается отключаться сознательно, рефлексивно сопротивляется, умывается кровью, теряет сознание и вновь приходит в себя. У него даже злости не остается на тех, кто придумал и организовал этот ад – явно большой психолог и знаток человеческой природы. Наверное, Джон давно бы орал в пространство о том, что согласен сотрудничать, если бы не слабое воспоминание о клятве верности империи. Нельзя сотрудничать с садистами, нельзя нарушать данную однажды присягу – лучше сойти с ума. Собственно, это и происходит с Джоном. Когда он открывает глаза, ощущая себя обнаженным на полу в бараке, глухой смешок вырывается из груди – сейчас, как никогда раньше, он близок к помешательству.
– С прибытием, сладенький, – знакомый голос рыжего звучит совсем близко, – да ты мазохист. Все никак не хочешь сотрудничать? Или может быть нравится, когда тебя дерут здоровые мужики? – он гогочет, смех подхватывают остальные уголовники.
Джон с трудом открывает заплывшие кровью глаза и упрямо хрипит:
– Я не гей.
– А это, сладенький, уже не важно, – отвечает рыжий, – в ближайшее время ты – наша баба, – он тянет свои ручищи к Джону, когда откуда-то издалека раздается угрожающее рычание, а затем низкий голос, отдаленно знакомый Джону, произносит:
– Если кто хоть пальцем тронет – разорву.
Джон приподнимается на локтях, хотя это невыносимо больно и почти невозможно (пернатый с Вандроса на этот раз потрудился особенно основательно), и видит позади расступившихся уголовников Шерлока, в дурацкой арестантской робе, но до невозможности опасного в своей злобе.
– Пошли прочь, – рычит Шерлок, и арестантов словно ветром сдувает, Джон остается на полу барака один, истекающий кровью и совершенно голый.
Шерлок неуловимо быстро оказывается рядом, падая на колени, и осторожно притягивает к себе Джона, обнимая. С облегчением и радостью, Джон утыкается Шерлоку лицом в живот и беззвучно плачет. Его худые плечи трясутся, руки цепляются за сфинкса, а слезы все льются и льются, впитываясь в ткань робы. Шерлок осторожно гладит Джона по спине, боясь причинить боль, и тихо шепчет:
– Все будет хорошо, малечек, все будет хорошо, я с тобой, рыбка моя…
– Сирены не рыбы, – также шепчет сквозь слезы Джон, пытаясь улыбнуться.
– Конечно, рыбка моя, – соглашается Шерлок, – сирены не рыбы, а ты – не гей.
– Точно, – Джон наконец-то улыбается и отлипает от живота Шерлока: – Как же я рад тебя видеть.
Он хочет подняться, выбраться из объятий Шерлока, потому что за свои слезы стыдно, а за наготу неловко, но сил не хватает. Зато Шерлок опять понимает все без слов, и просто поднимает его на руки, как какую-то долбанную принцессу из сказки, несет, прижимая к себе, а потом бережно укладывает на койку в углу, около стены. Джон хочет возмутиться, сказать, что он не баба, чтобы таскать его вот так, на руках, но он именно баба, его неоднократно отымели много мужиков, и в зад, и в рот, поэтому он униженно молчит и закрывает глаза. Опять до невозможности хочется умереть.
Первая радость от встречи с Шерлоком проходит, уступая место усталости и величайшему стыду. Шерлок бережно укрывает Джона тонким одеялом, которое совсем не согревает, и куда-то уходит. Джон слышит тихие переговоры на другом конце барака, угрожающее рычание Шерлока, звяканье, неидентифицируемые звуки. Шерлок возвращается, худой матрас прогибается под его весом, а одеяло сползает к ногам.
– Джон, я знаю, что ты не спишь, – произносит Шерлок тихо, – можешь не открывать глаза. Сейчас я обработаю раны. При желании здесь можно достать все, что нужно, в том числе и медикаменты.
Великодушие Шерлока кажется Джону еще большим унижением, и он упрямо распахивает глаза, чтобы видеть, как сосредоточено тот обследует каждый сантиметр тела Джона, осторожно, стараясь не причинить вреда, обрабатывает раны антисептиком, заливает заживляющим гелем, мажет синяки и гематомы мазью от ушибов. Напоследок он дает Джону таблетку.
– Выпей, – велит строгим голосом, – это обезболивающее. У тебя два ребра сломаны, и плечо вывихнуто. Других внутренних повреждений я просто не в силах определить. Ребра не могу сейчас зафиксировать, пока заживляющий гель не впитается, а плечо сейчас вправлю. С таблеткой будет не так больно.
Джон покорно выпивает, а потом, сжав зубы, терпит остро пронзающую боль. Когда все кончено, Джон выдыхает через нос и снова закрывает глаза – смотреть на Шерлока невыносимая пытка. Шерлок куда-то уходит, а возвращается со стаканом воды. Приподняв Джона, помогает напиться, а потом, не спрашивая разрешения, забирается к нему в койку, ложится рядом и обнимает, оплетая руками и ногами. Джон даже не дергается – к мужским прикосновениям он, можно сказать, уже привык.
– Мы просто греемся, малечек, – шепчет Шерлок, – одежда здесь на вес золота, ее я достать не смог, так что буду согревать своим телом.
– Смотри не замарайся, – кривит губы Джон, – я тут давно за шлюху… – но Шерлок просто затыкает ему рот властным почти невинным поцелуем.
– Замолчи, малечек, – велит он строго, переставая целоваться, – не неси чушь.
– Ладно, – Джон дышит тяжело, переживая поцелуй с Шерлоком, который также прекрасен, как раньше, может быть, даже еще более прекрасен. – Расскажи, как ты здесь оказался, давно? – просит он, прижимаясь к Шерлоку, в бараке действительно холодно, а Шерлок горячий, как печка. – Я думал, Батрейн как всегда держит нейтралитет, не ввязываясь в войну.
– Так и есть, – подтверждает Шерлок, – просто эти идиоты, нтога, не разбирают, где военные суда, а где гражданские… И я здесь уже сутки. Неинтересно. Лучше ты расскажи все, что произошло. Особенно здесь, – голос Шерлока напряжен и сосредоточен, а руки нежны и заботливы.
Джон закрывает глаза, прижимаясь щекой к груди Шерлока, и начинает рассказывать о том, как попал в плен и о том, как его в этом плену содержали, да и, по сути, содержат до сих пор. Не стыдясь более, он рассказывает о боях на ринге, о систематическом насилии здесь, в среде уголовников, о том, как с завидной регулярностью все повторяется сначала после того, как его тело излечивают от повреждений.
– Они даже умудрились вернуть меня с того света, – с грустью заканчивает Джон, – поверь мне, я действительно умер, когда вскрыл вены. Отсюда не сбежишь, это какой-то бесконечный ад. Мы в академии шутили, лучше ужасный конец, чем ужас без конца… Идиоты…
Шерлок перестает обнимать, и Джон удивленно открывает глаза, чтобы увидеть, насколько Шерлок зол.
– Обещай мне, – рычит он, – обещай больше никогда этого не делать. Что бы ни случилось, ты не уйдешь из жизни добровольно.
– Успокойся, – просит Джон, – мне и не дадут этого сделать.
Но Шерлок не успокаивается. Он принимается яростно чесать и без того расчесанную в кровь татуировку на запястье и в конце концов Джон просто накрывает его руки своими.
– Перестань чесаться, – просит он, – только хуже делаешь. Тебе сделали татуировку не по технологии, – Шерлок гасит в себе злобный смешок, но Джон не обращает внимания, продолжая удерживать его. – Я обещаю, что больше никогда не наложу на себя руки, как бы плохо мне ни было. Доволен? – он внимательно смотрит на Шерлока и, дождавшись его кивка, отпускает.
Поддавшись искушению, Джон осторожно проводит жесткими подушечками пальцев по расчесанной в кровь татуировке, отчего Шерлок странно урчит, а щеки заливает румянец – невиданное зрелище – может, у него там эрогенная зона? Кто их, сфинксов, знает.
– Что будем делать? – тихо спрашивает Джон, вновь прижимаясь щекой к груди Шерлока и с удовольствием слушая размеренное биение сердца.
– Ты будешь спать, малечек, а я думать. Пора прогуляться в Чертоги, – отвечает Шерлок, и Джон покорно закрывает глаза.
Впервые после пленения ему хорошо и спокойно. Засыпая, ему чудится, что Шерлок целует его в макушку, но это, конечно же, всего лишь фантазия. С чего бы Шерлоку его целовать? Он не гей, а они всего лишь греются.
Рядом с Шерлоком ему ничего не снится, и это самое прекрасное, что случается за последнее время. Просыпается Джон от теплого тела рядом и, еще не проснувшись, пугается того, что этот кто-то рядом может исчезнуть, и он опять останется один. Джон рывком обвивает руками того, кто рядом, и лишь после этого открывает глаза. Шерлок. Память стремительно возвращается, и Джон слабо улыбается – все же он эгоистично рад тому, что Шерлок здесь. Хотя то, что Шерлок попал в плен, конечно, плохо.
– Может быть, у тебя получится сбежать? – спрашивает он хриплым со сна голосом. – Тебя не считают ценным, а значит, есть шанс…
Джон не договаривает, потому что Шерлок его перебивает:
– Шанс есть у нас обоих, иначе меня бы здесь не было. Послушай, Джон, мне нужно, чтобы ты рассказал все, что успел заметить, когда тебя вели из камеры на ринг. Ты был в сознании, а значит, увидел многое. Вспомни.
Но Джон, вскипев, притягивает Шерлока за грудки из всех своих слабых сил:
– Ты что, действительно сюда сунулся нарочно? Из-за меня? – а когда Шерлок не отвечает, изображая надменность, жалобно бормочет: – Ты идиот, Шерлок? Ты хоть понимаешь, куда попал? Отсюда вообще нет шансов выбраться… Лучший выход – это сумасшествие. Я был близок к этому, знаю, что говорю. Ну ладно я, в конце концов, военный, мы рождены, чтобы отдать жизнь за родину, но ты… Зачем ты себя подставляешь? Ты хоть о близких своих подумал? Каково им будет, когда ты сгинешь тут без следа?
– А ты обо мне подумал, когда вены вскрывал? – тихо огрызается Шерлок и опять принимается чесать запястье.
– Перестань, – морщится Джон. – Не думал я ни о ком, потому что идиот, сам знаешь, но ты-то нет…
– Все идиоты, малечек, – грустно усмехается Шерлок, – давай вернемся к моей просьбе. Ну что, расскажешь все, что помнишь?
– Расскажу, – бурчит Джон, – только ничего я не помню толком… – и принимается описывать длинный коридор с рядом дверей, надсадный звук двигателей и общие впечатления от тюрьмы изнутри.
Шерлок слушает внимательно и кивает, осторожно поглаживая Джона по голой спине, и эти поглаживания успокаивают и вселяют надежду, что все еще может повернуться на сто восемьдесят градусов. Именно в этот момент рядом с ними вырастает рыжий йети, и Джон напрягается, безотчетно усиливая хватку, которой он держится за Шерлока. Шерлок приподнимается, собственнически закрывая Джона рукой.
– Чего тебе? Я же сказал, чтоб нас не беспокоили, – рявкает он, рыжий заискивающе улыбается.
Его длинные волосатые ноги вызывают у Джона новый приступ тошноты, но он старательно сдерживается.
– Я, конечно, извиняюсь, но пора трахаться. Шоутайм, как говорится!
Грозный рык, вырвавшийся из груди Шерлока, заставляет рыжего отскочить на полметра.
– Придурок! – истерически вопит он неожиданным фальцетом, – я-то тут причем? Таковы правила! Если сейчас кто-нибудь не отъебет этого блаженного, – издалека кивает он на Джона, – то нас всех тут подвергнут наказанию, и хорошо, если мы после этого выживем. Мы тут не из большой любви к искусству этим занимаемся, у меня вообще дома жена и дети. Просто если не мы, то нас.
– Повторяю, – Шерлок повышает голос, – если его кто хоть пальцем тронет… – Шерлок готов растерзать всех и каждого, но Джон прерывает грозную тираду, поймав сфинкса за рукав.
– Стой, подожди, послушай, – просит он, – рыжий прав.
– Что? – Шерлок пораженно поворачивается к Джону. – Ты в своем уме?
– Понимаешь, за нами, скорее всего, наблюдают, – объясняет Джон. – Я на девяносто процентов допускаю, что он говорит правду, и если со мной не поступят должным образом, нарушат условия, будет плохо всем. Видишь ли, – Джон сглатывает, – я могу нести ответственность за свою жизнь, но не готов стать причиной гибели всех их, какими бы они ни были, – Джон старательно не смотрит в сторону своих бывших насильников.
– Ты спятил? – кричит Шерлок. – Ты что, предлагаешь мне сейчас отойти в сторонку и из человеколюбия позволить им тебя трахнуть? Ты больной на всю голову, малек! Но я-то пока еще здоровый и не допущу ничего подобного. Пусть приходят, встретимся с их хозяевами лицом к лицу… Но я не дам никому до тебя дотронуться. Только через мой труп!
– Не ори, – прерывает его тихим голосом Джон, – не надо ничьих трупов. Я тоже не хочу с ними этим заниматься, я вообще не гей, правда же? – он с надеждой смотрит на Шерлока, но тот молчит и сердито хмурится. Не дождавшись ответа, Джон продолжает: – Они и не будут меня трахать. Это сделаешь ты, – и вот тут смелость Джона улетучивается, он выпутывается из объятий Шерлока, отодвигается к стене и подтягивает коленки к подбородку, стараясь прикрыть гениталии. Шерлок потрясенно молчит, а Джон не смотрит на него, ему просто страшно.
– Отличное решение, – подает голос рыжий, – мы обещаем на вас не пялиться. Только, пожалуйста, все нужно делать вон там, – он кивает на то место, где Джон подвергался насилию, пятачок пустого пространства перед дверью и рядом двухъярусных коек. – Таковы условия, не я их придумал. И поторопитесь, а то скоро время выйдет, сутки на исходе, а он еще не наказан за несговорчивость.
– Да вы бредите, – кричит Шерлок. – Я не буду этого делать! Никогда я его не обижу…
– А тебе и не надо, – пытается объяснить рыжий, – мне кажется, хозяева не очень разбираются в человеческих отношениях. Им важен сам процесс, а уж как он протекает, грубо или красиво, плевать. У нас тут такие романы были… Мы же тоже люди. В положение входили. Один из наших влюбился в одного из этих, – кивает на Джона, – так у них тут такая любовь-морковь была… Трижды приводили, упертый был, наш ждал его каждый раз чуть ли не с цветами. И тот тоже вроде любил. Их обоих потом забрали, наверное, договорились. Так что, выходите поскорее на сцену, а мы деликатно отвернемся, да, парни?
Арестанты где-то за его спиной одобрительно шумят и принимаются дружно занавешивать одеялами торцы своих коек, чтобы их не было видно, дабы своим видом не смущать любовников.
– Вы спятили, – пораженно мотает головой Шерлок, – я не буду…
– Будешь… – Джон поднимает на Шерлока тяжелый больной взгляд. – Я буду только с тобой, – Шерлок молчит, отчаянно мотая головой, и Джон шепчет: – Давай сделаем это. Просто погреемся.
– Ты меня никогда не простишь, малечек, – тихо произносит Шерлок.
– Да нечего мне тебе не прощать, – вздыхает Джон, – просто обними меня. Притворимся, что никого до тебя не было. Ты у меня первый и единственный, ладно? – жалобно просит он. – Мне очень страшно, Шерлок, скажи, что все будет хорошо…
– Я у тебя первый, малечек, – послушно повторяет Шерлок, – первый и единственный, – он отмирает и тянет руки к Джону. – Иди сюда, рыбка моя маленькая, глупенькая, единственная… – произносит он какие-то перепутанные слова, и Джон просто позволяет себе раствориться в крепких и надежных объятиях сфинкса. – Ничего не бойся, я все сделаю правильно, – губы Шерлока оказываются в опасной близости от губ Джона.
Они целуются головокружительно долго, сладко и мило, и страх уходит из Джона вместе с болью, тошнотой и стыдом, затопляя нежностью и доверием. Джон не замечает, как Шерлок поднимает его на руки, прихватывая куцее одеяльце, как расстилает его на том самом месте, где Джона неоднократно насиловали, как опускает свою драгоценную ношу на пол. Все, что Джон видит, это глаза Шерлока, его губы, его лицо. Все, что он чувствует, это заботливые руки Шерлока, его согревающее дыхание, его невесомые поцелуи. Шерлок склоняется над раскинувшимся перед ним нагим Джоном, и начинает покрывать его тело благоговейными поцелуями, зализывая раны, рисуя тонкими пальцами замысловатые узоры. Джон чувствителен и отзывчив, он выгибается и тихо вскрикивает на каждое прикосновение Шерлока, закусывает губу, чтобы не шуметь и старательно удерживает руки вдоль тела, чтобы не сорваться и не вцепиться в сфинкса. Рот Шерлока находит член Джона, уже напряженный, жаждущий, истекающий, и обоим становится ясно, что они созданы друг для друга. Шерлок сосет бережно, нежно, с восторгом, а Джон распахнутыми глазами смотрит на Шерлока не менее восторженно. Это какое-то гребаное откровение, уверен Джон, мир создан для того, чтобы Шерлок сосал его член. Восторг выплескивается из Джона вместе с семенем, которое Шерлок проглатывает, словно нектар, а потом вылизывает член и аккуратно целует в головку. Джон в шоке не может пошевелиться, раскинув руки и ноги, такого взрыва наслаждения он не испытывал ни с одной женщиной. Он хочет еще, больше, много Шерлока и всегда. Шерлок словно читает его мысли, осторожно сгибая податливые ноги Джона в коленях и разводя их шире.
– Это я, Джон, – шепчет он, склоняясь, – я буду осторожен, не причиню боли, я обещаю…
Джону и не больно, он уже не девственник, но Шерлок все равно смачивает пальцы слюной и тщательно растягивает его, пока не доходит до трех пальцев. Джон в каком-то полуобморочном состоянии тихо стонет, шепчет имя Шерлока, постоянно облизывает губы и елозит голыми пятками по полу. Шерлок входит в Джона медленно и мягко, на собственной слюне, а потом замирает, давая возможность привыкнуть к вторжению. Слабая улыбка на губах Джона говорит о том, что ему уже не больно, и Шерлок совершает первое движение, осторожно почти полностью вытаскивая член, и опять полностью погружая его в партнера. Эта размеренность несет в себе какую-то извращенную форму кайфа, но вскоре Шерлок просто срывается, увеличивая темп и жесткость проникновения. Джон под ним тихо вскрикивает, не отрывая восторженных глаз от глаз Шерлока, скулы которого окрашиваются легким румянцем, а губы становятся припухлыми и пунцовыми. Когда Джон очередной раз их целует, Шерлока накрывает мощный оргазм. Он выгибается дугой и не отпускает Джона, который уже второй раз кончает на их животы. Шерлок падает рядом с Джоном, подтягивая его к себе. Он нежно гладит израненное тело Джона и тихо спрашивает:
– Как ты, малечек?
– Как в раю, – улыбаясь, отвечает Джон. – Спасибо тебе, я ведь почти забыл, как оно бывает, когда… – тут он спотыкается и замолкает, удерживая в себе то самое заветное слово, припасенное для любимой женщины, и продолжая улыбаться.
– Что, Джон? – Шерлок приподнимается на локтях, беспокойно заглядывая ему в глаза. – Что-то не так? Тебе плохо? Холодно?
– Все так, все хорошо, – шепчет Джон, – давай вернемся на нашу койку. Не хочу здесь лежать. Ты обнимешь меня, а я тебя. Я просто хочу с тобой заснуть и проснуться. По моим подсчетам, у нас есть еще два дня. Ты и я, вместе, это же не слишком много?
– В самый раз, малечек, – тихо отвечает Шерлок, не замечая, как по щекам катятся слезы.
Он поднимается и подхватывает исхудавшего Джона на руки, укрывая тонким одеялом. Он несет его, как невесту к алтарю, бережно укладывает на койку и ложится рядом, обнимая и согревая собственным теплом, и Джон почти мгновенно засыпает.
– Проснись, надо поесть, – тихий голос Шерлока вплетается в сон и выталкивает Джона на поверхность реальности, в которой он лежит в койке Шерлока, обняв того поперек живота.
– Тут еще и кормят? – за все время пребывания в плену, Джон ни разу не ел, только пил противную пахнущую железом теплую воду.
– Да, вот, держи, – Шерлок протягивает миску с дымящейся вязкой субстанцией синего цвета, – знаю, противно, но представь, что это овсянка.
Джону не надо представлять, он внезапно осознает, что жутко голоден и набрасывается на еду словно не евший год, хотя наверняка в него вводили какие-то питательные элементы, когда медики поправляли ему здоровье. На вкус синяя овсянка напоминает пластилин, но Джон уминает ее за обе щеки, с благодарностью поглядывая на Шерлока, который смотрит на него с тихим умилением. Когда в миске остается ровно половина, Джон в последний раз окунает ложку в еду, облизывает и протягивает Шерлоку.
– Твоя очередь, – говорит он, – не сметана, конечно, но есть можно, – Шерлок отрицательно качает головой, и Джон сердится: – Ешь немедленно. Тебе силы нужны, чтобы выжить в этом дурдоме, а мне все равно с голодухи сразу много нельзя.
– Оставь, потом доешь, – возражает Шерлок. – У меня самого аппетита нет. Это все тебе.
– Так не пойдет, – возмущается Джон, – или ты ешь, или я объявляю голодовку.
Шерлок не может сдержать смешка и притягивает к себе миску:
– Ладно, съем пару ложек, а остальное ты, – идет на компромисс он, и Джон, подумав, соглашается.
Вдвоем они доедают синюю кашу за три минуты. Сунув миску под кровать, снова забираются под одеяло – Джону некомфортна собственная нагота, а в объятиях Шерлока тепло и надежно.
– Скажи, а куда ты перстень дел? – интересуется Джон, разглядывая тонкие пальцы Шерлока, переплетенные сейчас с его собственными. – Они забрали, когда взяли тебя в плен?
– Ну ты что, я дурак что ли надевать твой обручальный перстень, когда отправляюсь на серьезное дело? – возмущается Шерлок. – Припрятал дома в надежном месте.
– А, значит все-таки обручальный, – смешливо тянет Джон.
– Ну, пусть будет обручальный, – Шерлок закатывает глаза, – когда выберемся, обязательно надену, – тут Джон тускнеет, потому что не верит в возможность побега, но чтобы Шерлок не догадался о его настроении, быстро переводит разговор на другую тему: – Расскажи что-нибудь про себя, – просит он. – Ну, хоть как в школу ходил…
– Ладно, – Шерлок серьезно кивает, – расскажу тебе про свое последнее расследование. Обратился ко мне за помощью один важный человек, у которого при странных обстоятельствах погибла двоюродная тетка…
– Погоди, – перебивает его Джон, – ты что, в полиции работаешь?
– Вообще-то я консультирующий детектив, – надменно заявляет он, – единственный в мире.
– Здорово, – восхищается Джон. – Единственный… Хороший выбор профессии – никакой конкуренции… – Шерлок подозрительно смотрит на него. – Продолжай, – просит Джон, улыбаясь, – я весь – внимание. Что там про двоюродную тетку?
– Она погибла при странных обстоятельствах… – начинает длинный и увлекательный рассказ Шерлок, и замолкает только тогда, когда Джон засыпает на его груди, уткнувшись носом в шею.
Когда Джон просыпается, Шерлок уже не спит. Они проводят время за неспешным разговором. Шерлок рассказывает о расследованиях, а Джон о своем детстве. Шерлок жалуется на несносного, стремящегося все контролировать работодателя из правительства, для которого он периодически выполняет кое-какие поручения, а Джон – на не менее несносную, во все сующую свой нос сестру. Шерлок повторно обрабатывает раны Джона, а Джон с боем мажет антисептиком расчесанное в кровь запястье Шерлока. Когда рыжий объявляет о том, что пришло время потрахаться, оба вздрагивают, потому что старательно не говорили об этом вслух. На этот раз арестанты уже заранее отгородились одеялами от предстоящего зрелища, пол вымыт, а на нем лежит тюбик с какой-то мазью.
– Это вместо смазки, – стесняясь, говорит рыжий, отступая. – И ты это… – он хмуро смотрит на Джона, – прости, если что. Мы ж не из удовольствия, тоже люди подневольные.
Джон молчит, нервно сглатывая, а Шерлок кивает, не отводя от него тревожного взгляда.
– Эй, малечек, все в порядке? – наконец зовет он. – Хочешь, ничего не будет?
– Нет-нет, – приходит в себя Джон, – я готов, пойдем, – но вид у него потерянный и напуганный.
Шерлок не придумывает ничего лучше, чем просто сгрести его в объятия и крепко прижать к себе.
– Рыбка моя глупенькая, – шепчет он ему в макушку, – я с тобой. Я не брошу, обещаю…
Но Джон рефлексирует недолго, с каким-то маниакальным блеском в глазах выпутывается из объятий и сам тащит Шерлока «на сцену». Джон набрасывается на него с отчаянной жадностью, впивается в губы поцелуем, шарит руками по телу, стонет в голос…
– Шерлок… Шерлок… Сними это… – он пытается стянуть робу, но запутывается в рукавах, бестолково дергая, и Шерлок легким движением скидывает с себя одежду.
Теперь, когда оба обнажены, их тянет друг к другу, словно намагниченных. Они сплавляются кожей, сливаясь в единое целое, сползают на пол, извиваясь в каком-то странном танце рук и ног, под слышимую только им двоим музыку. Это какое-то безумие, страстное, с ноткой горечи, невыносимо прекрасное и совершенное в своем жадном желании обладания. Но даже в минуту страсти Шерлок остается осторожным, помня о состоянии Джона, даже умирая от желания близости, Шерлок сдерживается, чтобы не причинить боли. Джон горит от прикосновений и поцелуев Шерлока, он выгибается под ним, подаваясь навстречу движениям партнера, принимая его с восторгом и благодарностью. Из глаз Джона катятся слезы, сладость и наслаждение, которые дарит ему Шерлок, вытесняют из памяти сцены насилия. Джон не может сдержаться, содрогаясь от накрывающего с головой оргазма, а вслед за ним оргазм накрывает и Шерлока. Они изливаются почти одновременно, а затем, опустошенные и счастливые, просто лежат в объятиях друг друга. Джон после секса слаб и разнежен. Шерлок бережно берет его на руки и переносит на койку, обтирая влажным полотенцем и накрывая одеялом. Джон тянет Шерлока к себе:
– Не уходи, – просит сонным голосом, – побудь со мной.
– Даже не собирался, – тихо улыбается Шерлок, обнимая Джона, – я здесь, малечек.
– Я вообще сильный, – признается Джон, спустя вечность, – и многое могу выдержать. Просто я очень устал. Прости.
– Идиот, – бурчит Шерлок, – ты такой еще ребенок…
– Мне двадцать пять, – напоминает Джон.
– Мальчишка… – фыркает Шерлок. – Спи, мне надо еще немного подумать.
– Хорошо, – соглашается Джон, который для себя все уже решил, – я сплю. Только не уходи.
– Я здесь, – Шерлок сжимает руку Джона. – Я здесь, малек.
Перед тем как заняться сексом в третий раз, Джон неожиданно ловит Шерлока за руку.
– Обещай, что выполнишь мою просьбу, – просит он, нервничая. – Так, пустяки, когда война закончится, зайди, пожалуйста, к моим. Про это все не рассказывай, но скажи, что я помнил их… – голос Джона срывается, и он отворачивается.
– Сам скажешь, – сердится Шерлок, – я тебе обещаю, мы отсюда выберемся.
– Конечно-конечно, – кивает Джон, – это я на всякий случай.
Третий раз они занимаются сексом тягуче медленно. Джон долго исследует пальцами лицо Шерлока, его тело, целует, прикусывает кожу, посасывает особо сладкие местечки, прижимается, слушая тяжелые удары сердца. Шерлок покОрен и податлив, а еще нежен и страстен. Они стоят на коленях, изучая друг друга, их члены соприкасаются, словно в поцелуе, и это на удивление проникает Джону в самое сердце. Голова кружится от недоедания и общей слабости, он начинает медленно оседать, но Шерлок подхватывает, бережно укладывая на лопатки. Склонившись над Джоном, он с тревогой вглядывается в его лицо, готовый послать ко всем чертям все человечество, если будет нужно, но Джон улыбается и утягивает в поцелуй, разводя приглашающе ноги. Шерлок нежен и заботлив, он медленно и самозабвенно растягивает Джона, а потом также медитативно медленно входит и выходит из него, отчего Джон теряется в накатывающем волнами наслаждении, мягко подаваясь бедрами навстречу. Его руки блуждают по белой коже Шерлока, губы шепчут его имя, а глаза любуются красотой идеального лица сфинкса. Они кончают одновременно, все еще качаясь в посторгазменном море тихого восторга, который постепенно окутывает их теплотой и нежностью. Шерлок первым приходит в себя, заботливо подхватывая Джона на руки. Он переносит его на кровать, и пока Джон не заснул, просит:
– Дождись меня, слышишь? Просто дождись, не делай глупостей. Я вижу, ты что-то задумал. Пообещай, что дождешься, Джон. Не засыпай.
Джон с трудом открывает глаза:
– Шерлок, я слишком устал, чтобы что-то обещать. Если они скоро придут, дай мне просто побыть рядом с тобой.
Но Шерлок не успокаивается и продолжает тормошить Джона, добиваясь от него какого-то обещания. В конце концов, Джон стряхивает с себя сон и рявкает:
– Мать твою, Шерлок, угомонись. Я солдат, а не тряпка. Если я позволил себе размякнуть на пару дней, и разрешил тебе ебать меня в жопу, это не значит, что я стал твоей бабой. Дай мне заснуть, блять! Иначе еще одну дуэль заработаешь.
Шерлок сначала теряет дар речи, а потом, придя в себя, мгновенно ощетинивается:
– Как только пообещаешь, что не сделаешь глупостей! – злится он. – Дуэлянт недостреленный…
– Все глупости, какие было можно, я уже сделал, теперь только холодный расчет, доволен? – Джон сердито щурит глаза. Шерлок неуверенно кивает.
– Не очень, но пока сойдет.
– Ну и прекрасно, а теперь дай поспать, – Джон поворачивается к Шерлоку спиной и закрывает глаза.
В конце концов, Шерлок плюет на все и просто ложится рядом, обнимая. Джон улыбается, накрывая руки Шерлока своими, и засыпает. Последнее, что он слышит, это просьба Шерлока, больше похожая на приказ, отданный шепотом:
