Текст книги "Последняя жизнь (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Джон испуганно моргает:
– Так меня что, отравили?
– Опоили, – мрачно поправляет его Шерлок, – если б не бармен, я бы мог и не успеть, – он раздраженно косится на свой браслет, словно колеблется, а потом стаскивает его и начинает яростно чесать уже знакомую Джону татуировку.
Джон виновато наблюдает за этим странным процессом – отчего-то Шерлок сейчас ужасно напоминает взъерошенного кота, чешущего лапой за ухом – умилительное зрелище.
– Больше чтоб из гостиницы носу не высовывал, – рявкает он, прекращая чесаться и возвращая браслет переговорника на место, – а то мне делать нечего, как бегать по Мару, его задницу спасать.
– Ну и не спасал бы, – бубнит обиженно Джон, – я тебя не просил, – голова совсем раскалывается, и он просто растекается по жесткой скамейке лужицей, боясь пошевелиться и хоть как-то спровоцировать усиление боли. – Оставь меня, отлежусь и пойду, – шепчет он, опять закрывая глаза, так, кажется, лучше.
– Ну да, чтоб тебя алюмни к рукам прибрали, – возмущается Шерлок. – В какой гостинице вы остановились? – Джон беспомощно морщится – частичная амнезия, вызванная последствиями отравления, дает о себе знать. – Ясно, сам соображу. Небольшие чаевые, пьющий политрук, государственная лицензия, не меньше трех звезд… Ясно, вы остановились в «Синем якоре». Двигаем отсюда, – Джон стонет бессильно.
– Не могу, голова раскалывается адски.
– Тогда придется тебя снова нести, – издевательски заявляет Шерлок и, не слушая слабых возражений Джона, взваливает его себе на плечо легко, словно пушинку. – Мы, сфинксы, сильные, выносливые, привыкли дармоедов таскать на загривке… – Джон обиженно молчит.
Мысли в голове опять начинают путаться, скорее всего, наступает отходняк от стремительного очищения организма. Джон, болтаясь головой вниз, упирается взглядом в шерлокову попу, обтянутую узкими брюками. Симпатичную такую попу, сексуальную.
– Вообще-то это я тебя должен нести, – заявляет он спустя некоторое время мельтешащей перед глазами попе.
– Это еще почему? – интересуется Шерлок сквозь собственное пыхтение.
– Ну, у тебя же мое кольцо. На безымянном пальце, – как маленькому объясняет Джон. – Так обручаются возлюбленные. Жених дарит невесте кольцо, и они считаются помолвленными.
– Это ты меня сейчас бабой назвал? – спустя две минуты интересуется Шерлок.
– Ну почему же бабой, – рассуждает Джон, – невестой. И заметь, это не мой выбор… Ты сам покусился на перстень, а он – фамильный, обручальный…
Шерлок под Джоном обиженно сопит:
– Если немедленно не заткнешься, женишок, я тебя сдам вашему политруку, – обещает он.
Угроза Джону кажется страшной, поэтому он действительно надолго замолкает, даже закрывает глаза и… неожиданно засыпает. В себя приходит, когда становится мокро. Джон недолго сонно щурится, потому что оказывается под бодрящим прохладным душем. Шерлок безжалостно поливает его из лейки одной рукой, а другой удерживает, чтобы не вырвался. Джон пытается брыкаться, но Шерлок держит крепко. Наглотавшись теплой воды, Джон наконец-то приходит в себя, обиженно пыхтит, вылезая из ванной тех самых удобств на этаже, со смущением понимая, что, в общем-то, совершенно обнажен. Шерлок невозмутимо накидывает на него гостиничный халат и насмешливо интересуется:
– До номера сам дойдешь или проводить?
– Сам, – бурчит Джон, отворачиваясь – на Шерлока смотреть стыдно.
– Ну, тогда бывай, – тот хлопает Джона по плечу, – еще увидимся. И отоспись перед соревнованиями, противники у тебя серьезные.
– Сам знаю, – вздыхает Джон, запахивая на груди халат и потуже затягивая пояс на талии, а когда поднимает голову, Шерлок уже испарился, словно привидение. Ну что за несносный тип!
Джон сердито поджимает губы и топает в номер, где, не обращая внимания на разбросанные по полу вещи (не очень-то деликатно Шерлок его из одежды вытряхивал), падает на свою половину кровати и засыпает. Когда приходит Мюррей, он не помнит.
Просыпаются оба утром от бодрой побудки энергичного лейтенанта Осборна:
– Подъем, курсанты! Наш кар прибыл! Пора на полигон.
Под придирчивым и подозрительным взглядом начальства, Джон и Мюррей умываются, переодеваются в тренировочные комбинезоны и завтракают в столовой гостиницы яичницей с кефиром. Политрук отвратительно жизнерадостен, будто не пил сутки до этого. Вспомнив о долге перед империей, он строевым шагом ведет курсантов на полигон, до которого и по воздуху добраться дело не быстрое, где в пятом ангаре дожидается спортивный кар Джона, доработанный и усовершенствованный в академии как раз к гонкам. Некоторое время Джон с Мюрреем посвящают тому, что просто осматривают машину на предмет повреждений при перевозке, проверяют работоспособность элементов. Джон осмотром удовлетворен, а невыспавшийся Мюррей бухтит что-то о предателях, бросающих друзей на произвол девушек легкого поведения, и каких-то шестеренках, которые ему забыли положить в должном количестве. Джон упреки игнорирует в предвкушении завтрашней гонки. После осмотра машины лейтенант Осборн сообщает время, когда Джону можно будет проехаться по трассе, чтобы с ней ознакомиться, и объявляет часовой перерыв. Мюррей убегает за водой, политрук располагается в тенечке ангара зорко сторожить машину от посягательств конкурентов (есть у него такой бзик, что им обязательно попытаются устроить диверсию, как главным претендентам на медали), а Джон отправляется прогуляться по полигону, чтобы присмотреться к прочим участникам соревнований. На самом деле, полигон полон спортсменов из самых отдаленных уголков мира, и это радует. По ощущениям, времена пошли тревожные, не до спорта, а вон сколько желающих принять участие в гонках. У палатки судей Джон останавливается, чтобы прочитать список заявленных спортсменов, а также освежить в памяти правила. В списке его внимание привлекает фигурирующий не под флагом государства, независимый участник. Такого раньше не случалось. Джон просматривает правила до конца, чтобы убедиться, подобное не запрещено. Интересно будет посмотреть на этого типа, если верить списку, его номер тридцать четвертый. Сунув руки в карманы, Джон идет вдоль ангаров, бросая любопытные взгляды на модели каров и бригады участников, состоящие из пилотов и механиков. Большое впечатление на Джона производит кар омманов, такой же оранжевый, как и они сами, и даже чем-то на ящериц похожий (при воспоминании о вчерашнем бармене Джону становится стыдно), чувствуется, что машина сильная у парней с Вандраса, что-то кудахчущих над ней, а вот кар команды Мешеха не производит впечатления, а ведь они – чемпионы прошлого года. Возможно, секрет машины скрыт, или они специально вводят в заблуждение соперников – у каждого своя стратегия победы. Джон доходит почти до конца, чтобы убедиться, тридцать четвертый ангар закрыт. Так и не удовлетворив любопытства, Джон возвращается к своему пятому ангару, попутно останавливаясь поболтать с другими пилотами. В отличие от механиков и прочих сопровождающих лиц, сами пилоты относятся друг к другу довольно дружелюбно. Так у Джона завязывается интересная беседа о методах подготовки к гонкам с парнем с Якьячекья, и спор о преимуществах вертикальных прыжков над кручеными с пилотом Турраны. Кроме того, Джон встречает знакомого по юниорским гонкам, и они душевно вспоминают прошлое. Так что, когда он все же добирается до пятого ангара, злой как черт лейтенант Осборн сердито сообщает, что Джон едва не опоздал на свой собственный ознакомительный заезд по трассе. Еще чуть-чуть, и завтра бы пришлось либо лететь втемную, либо сниматься с соревнований. Джон, бормоча извинения и дурацкие оправдания, спешно натягивает шлем, залезая в кар. Мюррей помогает выкатить машину из ангара и довести до линии старта. Когда цифровое табло дает позволение приступить к полету, он показывает Джону большой палец, а затем сменяет его средним – скотина озабоченная, о чем Джон и сообщает Мюррею в микрофон, получая выговор от политрука. Набирая скорость, Джон наконец-то выезжает на трассу, включает регистратор, чтобы вечером еще раз в спокойной обстановке проанализировать ее.
Поначалу трасса кажется легкой: глубины ущелий достаточно прогнозируемые, а перепады между зубцами скал не резкие, но с очередным поворотом все значительно усложняется. Несмотря на голографические указатели, в пестрой схематичности скал легко затеряться и угодить в пропасть или врезаться в породу. Ситуация усугубляется наличием в скалах аномальных зон притяжения, которые разбросаны в хаотическом порядке и хоть и обозначены на картах, но до конца так и не выявлены. Трасса от этих зон свободна, но вот вне ее легкий скоростной кар может быть на большой скорости притянут в такую зону, и тогда участь его будет печальна. Джон проходит трассу трижды, отмечая в голове резкие повороты, перепады высоты и внезапно возникающие гребни скал, стараясь запомнить траекторию пути. Риск будоражит кровь и возбуждает. Наверное, отец прав, и Джон – адреналиновый наркоман, как и его прапрапрадед, подсевший на игру в гусарскую рулетку. Для прапрапрадеда это увлечение ничем хорошим не закончилось, отец подозревает, что для Джона, если он не одумается и не увлечется более традиционным для сирен хобби, например, пением, все обернется точно так же. Джон возвращается к своим в приподнятом настроении, отмечая бледность лейтенанта Осборна – переволновался, бедняга, если что случится, с него начальство три шкуры спустит. Порой Джон удивляется, как руководство академии вообще санкционирует подобный вид спорта, он даже в разрешительном имперском перечне фигурирует в разряде азартных и опасных. За обедом, который пришедший в себя политрук опять организует в столовой гостиницы, сервированным на его ужасный вкус винегретом, пюре с рыбой и томатным супом (Мюррей с Джоном переглядываются: лейтенант Осборн, судя по всему, пролетарского происхождения, из тех, кому дворянство пожаловано за особые заслуги перед отечеством, этим и объясняются столь незатейливые гастрономические предпочтения), речь как раз и заходит о лояльности академии к скоростным гонкам.
– Ничего тут странного нет, – объясняет политрук, – мы готовим первоклассных пилотов, способных сохранять присутствие духа даже в критических ситуациях. Наши тренажеры, если вы помните, и не такое моделируют, просто разница между тренажером и игрой в том, что здесь можно погибнуть по-настоящему. Каждый курсант должен испытать на себе, что такое риск не гипотетический, а реальный, чтобы потом, когда придется рисковать, не снесло голову от авантюрных идей. Наш полигон на Малой Сирене ничем не хуже этой трассы, просто там вы рискуете по долгу службы, а здесь – ради медали и престижа академии. Процент неудач и несчастных случаев запрограммирован, если что, хотя это не означает, что нужно терять бдительность и рисковать понапрасну. Если с вами, Ватсон, что-то случится, с меня три шкуры спустят.
– Джонни нас не подведет, – хлопает Мюррей друга по плечу, а Джон хмыкает – постарается не подвести, а это – разные вещи.
После обеда лейтенант Осборн командует сончас в обязательном порядке, и Мюррей, поворчав для приличия, засыпает почти сразу, а Джон еще ворочается и вздыхает, вспоминая трассу и слушая храп Мюррея под боком. В конце концов, и он засыпает, утомленный утренними приключениями.
Бодрый политрук будит их во второй половине дня радостной новостью о том, что можно пройти трассу еще на раз в сумерках, и Джон ухватывается за эту возможность двумя руками. Ближе к вечеру на полигоне становится менее людно, однако пилотов и механиков хватает. Пока Мюррей осматривает и готовит к полету машину, Джон выходит потолкаться среди спортсменов, послушать новости и поглазеть на соперников. Внимание привлекает мелькнувшая в толпе на чьем-то пиджаке шестиконечная звезда с полумесяцем внутри. Джон даже пытается взять след, переживая, что эти чертовы алюмни и здесь охотятся на пилотов, но тут его зовут на трассу, и Джон забывает обо всем, кроме скорости и дороги. В сумерках скалы теряют свою пестроту, становясь буро-серой изломанной массой, и оттого голографические указатели воспринимаются четче. Джон рискует увеличить скорость, и проходит трассу с неплохими показателями. Во второй раз он выжимает из машины максимум, уверенно держа курс к финишу. Он почти доволен собой, отмечая, где напрасно потерял в скорости, где слишком резко заложил вправо, а где мог и вылететь, если б утратил концентрацию. В последний, третий заезд он вкладывает все свое умение, максимально сосредотачиваясь на дороге. Его руки становятся продолжением штурвала, машина слушается мгновенно, легко лавируя между гребнями, Джон прокладывает максимально сглаженную траекторию, срезая углы, пусть рискованно, но выбивая свои доли секунды в плюс. Когда он финиширует, табло показывает фантастически рекордное время. Его встречают не только свои, но и другие участники гонок, пришедшие пройти трассу в последней возможности перед завтрашним стартом. Джон счастливо стаскивает шлем, радостно улыбаясь Мюррею, показывающему большие пальцы, вылезает из кара, приветливо кивая ребятам-пилотам. Если завтра он пройдет так же хорошо, будет заслуженное призовое место, а если применит маленькую хитрость, которую они с Мюрреем разработали еще в академии, то, возможно, и первое. Джон устало вытирает пот, краем глаза опять замечая чертову звездочку с полумесяцем, ну что за напасть такая, они его преследуют, что ли? Пуститься в расследование не дает лейтенант Осборн. Проконтролировав, как кар загоняют в ангар и опечатывают, он все тем же строевым шагом ведет курсантов на ужин, состоящий из сосисок с горошком, щей и компота с булочкой. Джон с Мюрреем вздыхают – похоже, при наличии разнообразного меню, их политрук все равно отдает предпочтение меню академической столовой. Вот что значит происхождение и сила привычки. В своем номере они наконец-то сбрасывают потную тренировочную форму, по очереди посещают удобства на этаже и заваливаются спать. Перед тем, как провалиться в сон, Мюррей рассказывает Джону о том, как ему пришлось после красотки Софи ублажать и брюнетку Эрин, поскольку оплата уже была произведена, а Джон сбежал. Возможно, Мюррей хотел бы услышать объяснения Джона по поводу внезапного исчезновения, но Джон молчит, изображая спящего, и Мюррей отстает. Голова тяжелеет, Джон чувствует, что скоро и сам соскользнет за грань яви, и где-то на периферии сознания навязчивым стрекотаньем кузнечика всплывает голос Шерлока: «Возможно, еще увидимся», и Джон сонно улыбается: хорошо бы.
Просыпается Джон рано, Мюррей еще храпит, пуская слюни на подушку. Джон некоторое время просто лежит, прислушиваясь к ощущениям – внутри звенит какая-то струна. От нее по телу пробегают бодрящие волны, а в душе становится тепло и волнительно. Джон понимает – это предвкушение. Предвкушение риска, скорости и победы. Джон хочет победить, и он знает, что может. Холодный душ настраивает на энергичный лад. Джон делает легкую зарядку и пару кругов вокруг гостиницы, а когда возвращается в номер, удивляет лейтенанта Осборна, пришедшего их будить. Заработав пораженно-уважительный взгляд, он первым отправляется на завтрак, и на сей раз заказывает вполне приличную сочетаемую еду: апельсиновый сок, тосты, овсянку и вареные яйца. Политрук кривится, но молчит, а Мюррей, уплетая за обе щеки вязкую кашу, показывает большой палец. На полигон они приходят в форме академии, и даже лейтенант Осборн гордо оправляет на себе мастерку с государственными цветами империи. В тренировочном лагере многолюдно, трибуны полны болельщиками, теле– и радиокомпании работают в круглосуточном режиме. Сегодня определится лучший гонщик всех трех миров, и это, действительно, событие. Пока политрук занимается утрясанием формальностей, Джон и Мюррей осматривают кар и готовят его к старту. Вчера Джону не удалось проверить небольшую хитрость, которую они с Мюрреем сконструировали еще к прошлым играм. Но поскольку прошлые гонки пролетели мимо них, хитрость осталась в секрете до нынешних.
– Специально не форсируй, – наставляет Мюррей, – только в крайнем случае. Сам понимаешь, в ускоренном режиме кар станет плохо управляемым. Замедленная реакция, мы это проходили на своих полигонах. Только на безопасном участке, когда другого выхода не будет. Но мне кажется, ты и без этого пройдешь трассу лучше всех. Ребята с Кратолакта, конечно, хороши, но ты – лучший.
Джон усмехается:
– Я лучший. Будем надеяться.
– Больше веры в себя, – подбадривает Мюррей и начинает разглагольствовать на предмет преимущества управления двумя руками перед восемью лапами. – Кстати, четверо спортсменов не явились на старт, представляешь? – Мюррей возбужденно жестикулирует. – Надо же было так подставить своих… Их страны теперь дисквалифицируют на два года. Неявка на старт без уважительной причины – это указано в правилах. Кстати, – вспоминает он, – видел независимого. Пошли, еще посмотрим. Забавный тип. На что он надеется. Ты бы видел его кар… – болтая, Мюррей тянет Джона в толпу.
Они проталкиваются к старту, с интересом разглядывая соперников, когда видят чуть впереди кар под номером тридцать четыре. Это даже не кар, а нечто среднее между летающим мопедом и малогабаритным каром, и многие из спортсменов откровенно смеются над независимым, стоящим рядом со своей машиной. На миг Джону кажется, что все это какой-то дурной сон, но когда длинный тип в черном комбинезоне оборачивается и стаскивает шлем, подмигивая, Джон понимает, что это вовсе не сон, а действительно Шерлок собственной персоной. Джон лишь вздыхает, сокрушенно разводя руками, и топает назад к кару. В голове вихрем кружатся вопросы: что он задумал, зачем решил участвовать в гонках, а есть ли у него опыт, а что, если с ним что-нибудь случится и так далее. Джон плохо помнит позавчерашнее приключение, лишь смутно встречу в борделе, драку Шерлока с сектантами и то, как он нес его на плече, а потом приводил в себя холодным душем. Ужасно неловкие воспоминания. Джон расстроенно встряхивает головой, прогоняя их, но они настойчивыми мухами все жужжат и жужжат. Поэтому он прослушивает то, что говорят Мюррей и вернувшийся политрук, а на масс-старт выходит в каком-то раздрае, стараясь не смотреть на мелькающий где-то впереди черный кар. В последний раз проверив все системы машины, Джон закрывается изнутри, натягивает шлем и включает ручное управление. По сигналу на цифровом табло, кары участников гонок медленно поднимаются в воздух и зависают, согласно выигранным в жеребьевке позициям. В ожидании стартового сигнала, Джон опять чувствует в себе тот самый предвкушающий звон, дрожание внутренней струны, которая настраивает его на волну победы. Адреналин разгоняет кровь, а мысли в голове проясняются. План предстоящей гонки, созданный Джоном в голове после пробных заездов, вновь вспыхивает пунктиром, проходя трассу от старта до финиша, и уверенность наполняет Джона ровным теплом. Руки решительно опускаются на штурвал, педаль газа вибрирует под ногой, кар, словно прирученный мустанг, готов рвануть вперед. Джон не сводит взгляда с табло, ожидая заветной цифры.
– Десять… Девять… Восемь… – скандируют трибуны на космолингве, отсчитывая время до старта: – Три… Два… Один… Ноль. СТАРТ!
Джон нажимает на педаль газа и устремляется вперед, оглушенный ревом тридцати каров. Некоторое время гонщики напоминают рой насекомых, но спустя несколько особо острых моментов появляются первые лидеры. Джон пока держится на вторых ролях – сидит на хвосте нескольких первых, не вырываясь вперед, но и не отставая. Для себя он определил тактику поведения: выжидать в начале, догнать лидеров в середине и самому вырваться в лидеры ближе к финалу. Черный кар нагло летит перед Джоном, словно лазерный прицел оптической винтовки, куда не поверни – та самая смертоносная метка будет всегда впереди. Джон не обращает внимания, строго следуя выработанной тактике. На первых сложных виражах число лидеров заметно редеет, треть дистанции пройдена, и Джон прорывается вперед, чтобы их догнать. Острые зубцы скал вырастают внезапно, и так же внезапно впереди возникает пропасть. Джон строго следует за голографическими указателями, не отклоняясь от маршрута, когда ему удается на одном из таких вот падений в бездну, после головокружительного взлета, обойти черный кар на полкорпуса. Джон старается удержать это преимущество, нагоняя лидеров. Теперь долгое время в их компании ничего не меняется. Никто не собирается сдавать позиции или вырываться вперед – берегут силы для финиша. Острые зубцы скал то вырастают, то пропадают, одна бездна сменяется другой, крутые повороты трассы следуют друг за другом. Джон ощущает себя машиной, чертовой машиной, попавшей в рой астероидов, реакция работает на пределе, даже знание ландшафта не помогает чувствовать себя хоть чуть-чуть свободнее, всякий раз, сворачивая максимально близко к объекту опасности, он радуется, что обошлось. Еще немного, и он мог погибнуть. Мысль о близко пролетевшей смерти странно будоражит мозг, и бурлит кровь – определенно, прапрапрадедовы гены. В какой-то момент Джон понимает – пора. Не использована их с Мюрреем хитрость, но и силы на борьбу еще есть. Две трети дистанции не пройдены, но каким-то шестым чувством Джон знает, что нужно действовать. Резко ускорившись, Джон начинает лавировать между лидерами, выбиваясь вперед, не забывая о поворотах и перепадах высоты, кратолактский кар остается позади, и два кара с Вандраса, и оранжевый кар оманнской ящерицы, и еще, и еще, и еще… Даже черный кар отстает, и вот тогда Джон оказывается впереди. А еще впереди самая сложная часть дистанции, где легко слететь с трассы, просто пропустив поворот, и Джон, не сбавляя скорости, сосредоточивается на внутренней карте своего пути. Вот сейчас будет очередной крутой поворот, а за ним тут же вырастет острый зуб скального хребта и нужно будет круто забрать вверх, а затем также круто уходить вниз, чтобы не выскочить за обозначенный голографическими указателями коридор трассы. Максимальная сосредоточенность. Джон резко забирает штурвал вправо, а потом тянет на себя, поднимаясь вверх. Перевалив за вершину, острую, как зубец короны, он резко бросает кар вниз, а дальше происходит что-то непонятное. Джон будто наталкивается на некий энергетический барьер, машина сначала на полном ходу увязает в нем, а затем, как на батуте, ее отбрасывает куда-то в сторону, за пределы трассы. Из-за высокой скорости и силы, с которой кар выбросило с маршрута, машина теряет управление, кувыркаясь в воздухе и опасно сталкиваясь с острыми зубцами скал. От легкого гоночного кара отскакивают детали, голова Джона бьется о стены, словно ядро ореха о скорлупу. Джон пытается выровнять высоту, тянет штурвал на себя, чтобы взлететь над скалами, но руль высоты, скорее всего, поврежден, по крайней мере, машина ведет себя непредсказуемо, словно резиновый мячик скачет по зубцам скал, осыпаясь деталями, как пересохшая луковица шелухой, а затем даже это в какой-то степени упорядоченное движение прерывается, будто некая сила выдергивает кар с намеченной силами природы траектории и втягивает в себя. Джон успевает сообразить, что, кажется, со всей своей «везучестью», доставшейся от троюродной тетушки, которой фатально не повезло с рождения и также фатально не везло всю короткую в несколько месяцев жизнь до самой смерти, он вляпался в аномальную зону. Против ее силы притяжения нет оружия, но Джон все же включает на полную мощность их с Мюрреем хитрость, чтобы хоть так затормозить стремительное падение. Расщелина в скалах приближается слишком быстро, сквозь трещины в обшивке слышно, как дико завывает ветер, и Джон, бросив бесполезный штурвал, просто группируется, осознавая всю бесполезность своих действий – с силой притяжения не тягаются, даже хитрое ускорение не затормозит падения. Закрыв глаза, Джон пытается молиться, хотя это, кажется, не очень порядочно, еще недавно он причислял себя к атеистам, но времени для молитвы не остается. Глухой удар, сотрясающий кар, выключает Джона из реальности, поглощая темнотой и благословенным молчанием.
– Идиот… Всем ач как ач… А мне… Идиот, феерический идиот! Хотя, что это я – все идиоты! За что? Вот, главный вопрос! Так… кости, кажется, целы… руки-ноги на месте… дыхание… сердцебиение… Ага, вот и поломка… Человеческий организм такая хрупкая гадость! Открывай глаза, я знаю, что ты пришел в себя…
Все это бормотание вплывает в сознание Джона медленно, как будто дождь накрапывает, но стоит на нем сосредоточиться, проливается ливень – бормотание превращается в возмущенную речь в исполнении Шерлока, мать его так, Холмса. Джон с трудом открывает глаза и видит над собой сфинкса, слегка, впрочем, закопченного и не столь элегантного, как обычно – ссадина на щеке, подгорелый комбинезон, особенно всклокоченные волосы.
– …какого надо было выпендриваться? – кричит на него Шерлок. – Что, так лавры победителя хотелось получить? Я же предупредил, идет охота за пилотами, алюмни не зря сюда слетелись, как пчелы на мед. Ну, понятно же, что подстроят ловушку, ну так трудно было своими мозгами рыбьими пораскинуть… – если в целом к критике Джон относится нормально, то на рыбьи мозги искренне обижается.
В это время Шерлок продолжает ощупывать и осматривать его, но Джон не желает иметь с ним более ничего общего. Оттолкнув руки сфинкса, он пытается сесть, но голова кружится, а к горлу подкатывает тошнотворный спазм. Джон едва успевает перевернуться на бок, когда его выворачивает овсянкой, тостом и апельсиновым соком. Гордо проигнорировав батистовый платочек, протягиваемый Шерлоком, Джон утирается грязным и рваным рукавом собственного комбинезона – во рту кисло, на душе гадостно. Стараясь не замечать Шерлока, Джон скашивает глаза в сторону, боясь лишний раз потревожить голову и вызвать очередной приступ рвоты – похоже, при падении он заработал сотрясение мозга – наименее плохое, что могло случиться. Картина потихоньку начинает проясняться – рядом с тем местом, где обосновалось тело Джона, грудой покореженного металла лежит его кар, мир праху, вокруг гребни скал и прочие острые выступы скалистых пород – вокруг одни сплошные скалы. Джон в шоке – уцелеть при падении было практически невозможно, но ему удалось, даже без особых повреждений – сотрясение мозга не в счет. Шерлок уже не ворчит и не ругается, просто устало сидит рядом на корточках и оглядывается с, наверняка, не менее удивленным видом, чем у самого Джона.
– Здесь аномалия, железо притягивает, – объясняет Шерлок, яростно расчесывая запястье под браслетом, и показывает фокус, достав из кармана монетку и подкинув в воздухе – она по кривой дуге на большой скорости врезается в место падения кара Джона. – Ты должен был погибнуть. Что-то затормозило падение.
Джону трудно говорить, но он все же выдавливает из себя:
– Наш с Мюрреем ускоритель – годится для последнего рывка по прямой, маленькая хитрость.
Шерлок кивает:
– Эта хитрость спасла тебе жизнь.
– А ты как тут оказался? – интересуется Джон, вообще-то он обижен, но любознательность обиду перевешивает.
– На трассе шел следом. Видел, как тебя оттолкнуло энергетическое поле, успел свернуть и дальше пытался не потерять из виду. Когда понял, что ты нарвался на аномалию, тут же посадил кар (жесткая была посадочка, на скалы), и добирался пешком. Ты пролежал часа два. Как себя чувствуешь? – в его голосе Джону чудятся нотки беспокойства.
Прислушавшись к своему телу и пошевелив руками и ногами, Джон констатирует:
– Вроде все цело, только сотрясение.
– Значит, идти можешь, только осторожно, – заключает Шерлок. – Поднимайся, надо срочно сматываться.
– Почему? – тупо интересуется Джон, мысль о том, что сейчас придется встать, вновь наполняет его тошнотой.
– Потому что скоро здесь появятся алюмни. Мой кар они обнаружили полчаса назад, датчики показали проникновение чужих, через полтора часа они будут здесь, если не раньше, – Шерлок бросает взгляд на свой широкий многофункциональный браслет, закрывающий татуировки на запястье. – Мы же не хотим в плен? Поднимайся, Джон, – очень осторожно он обнимает Джона одной рукой за поясницу и тянет на себя, делать нечего, приходится встать. – Главное перевалить вон за тот гребень, если верить карте, там много пещер и ущелий, можно будет укрыться и дождаться ночи. Доживем до ночи, считай, спасены.
Джон удивленно моргает, не понимая, почему надо прятаться и ждать ночи.
– А послать сигнальную ракету нельзя? – интересуется он. – Наверняка меня уже ищут. Жаль, при таком падении чип разбился, с ним нашли бы быстро.
– Нашли бы быстро, – соглашается Шерлок, – только вопрос, кто. У алюмни все организованно лучше, чем у поисковиков соревнований. Вставай, надо идти.
Джон с трудом поднимается, опираясь всем весом на Шерлока, голова гудит и кружится, тошнота плещется на уровне горла.
– Кто они такие, эти алюмни? – шепчет Джон, делая первый шаг. Губы пересохли, и очень хочется пить. – Расскажи, я мало что помню о нашей последней встрече, только в общих чертах.
– Если будешь двигаться, расскажу, – сердито обещает Шерлок, – давай, вот тут можно пройти, пока не сложно.
Джон начинает карабкаться в сторону гребня, который указал Шерлок, цепляясь за выступы и острые камни (снизу его страхует и направляет сфинкс), одновременно стараясь не пропустить то, что тот рассказывает – кажется, информация важная. Где еще можно услышать все из первых уст? Вряд ли секретная служба будет с ним откровенничать, а Шерлок, похоже, работает на свою разведку, слишком уж у него любопытные навыки и задания. Сфинксы – осведомленные ребята, и если кто-то из них решает поделиться информацией, стоит внимать, не перебивая. Джон и внимает, не забывая карабкаться вверх.
– Итак, алюмни… – Шерлок вздыхает, поддерживая Джона. – Начать рассказ стоит, пожалуй, с события двухвековой давности, когда на границе внешнего мира, в районе ее восточных окраин, недалеко от небольшой аграрной планеты Хо-Кан, при невыясненных обстоятельствах был найден челнок с десятком беженцев. Рукой вон за тот камешек ухватись. Рассказать о себе они ничего не могли, кто такие, откуда – словно амнезия внезапно поразила всех одновременно. Вели себя скромно и все, что просили, это предоставить убежище после положенного карантина. Ногу вот на этот выступ и дальше дотянись вон до той штуковины, молодец, я держу. Хо-Кан дал им кров и стал новым домом. Вот только повели они себя не как гости, а скорее как тараканы. Черт, Джон, держись крепче, этот камень в качестве опоры подойдет, вперед. Да, так вот, о тараканах… Очень уж они быстро расплодились, не в плане физическом, а скорее в плане властителей дум, расселили свои знания (и откуда они взялись в их амнезированных головах) по чужим умам, принялись посвящать в свою веру доверчивых аборигенов, убеждать и наставлять, превращая в себе подобных тараканов и именуя себя клан алюмни. Джон, осторожнее, ногу сюда, руку туда, теперь можно. Продолжаю. Алюмни не торопились и действовали осмотрительно, поэтому за два века слух о них до центрального мира так и не дошел. Так, парень, просто дыши, через нос. Молодец. Теперь можно двигаться. Алюмни действовали по принципу тайного общества и хранили секрет своего существования, постепенно проникая в сферы деятельности финансистов, экономистов и ростовщиков. Джон, мне нужно, чтоб ты дотянулся вон до того выступа. Да, вот так, молодец. Продолжаю. Получив в свои руки такие нити управления, как финансы, они смогли подобраться к политикам, купить любовь народа. Так на Хо-Кане произошла первая революция. Но на самом деле, алюмни не так страшны, как те, кто стоят за ними. Всего лишь горстка фанатиков, ожидающих прихода своего мессии. Они всего лишь адепты, одни из многих. Есть еще и секта радости на Зуласе, и орден серых Ра-Кана, и братство крестоносцев Та-Кана, и много кто еще, кто внезапно обрел власть. Как по-твоему, что за волна цветных революций прокатилась по внешнему миру в позапрошлом году? Джон, будь внимательней, еще чуть-чуть осталось. Не смотри вниз. Да, вот так. Двигайся. Итак, смена власти. Спроси у своего отца, если мы выберемся, почему утрачиваются вековые связи с некогда дружескими правительствами? Потому что у власти находятся уже другие люди. На одной планете, на другой, на третьей… К концу прошлого года практически во всем внешнем мире к власти пришли представители разных течений и конфессий, сект и тайных обществ… Джон, тебе плохо? Все нормально? Отдохни немного. Теперь вперед. Я рассказываю, рассказываю… Ни одна революция не может быть успешной, если ее не спонсируют. А все цветные революции, начавшиеся как раз на восточных окраинах внешнего мира, оказались успешными. Сделай вывод. Джон, осторожнее. Сейчас просто отдохни. Чуть-чуть посидим и полезем дальше. Да, я продолжаю… Таких случайностей не бывает, за всем этим безобразием стоит кто-то неизвестный, кого мы пока не знаем. Этот кто-то все организовал и спланировал, слишком уж все упорядочено. На Зуласе первыми это поняли и назвали их нтога – чужаки. И, собственно, это прозвище за ними закрепилось. Их никто не видел, но все знают, что они есть. На них работают наши алюмни и прочие революционеры, но знаний о них нет. Подозреваю, они как-то воздействуют на своих адептов. Те же алюмни ничего не помнили из собственной жизни, но были напичканы этой своей ересью под завязку, будто кто-то стер их жесткие диски в голове и загрузил свою информацию. Эти нтога весьма могущественны в плане технологий. Боюсь, скоро их будут знать во всем мире. Ногу чуть левее, да, правильно. Рукой держись крепче. А сейчас они создают армию, хотя, по факту, уже создали. Для этого вербуют пилотов по всему миру, не гнушаясь воровства. На тебя, похоже, глаз положили. Поэтому мне пришлось участвовать в гонках. Подстраховать. Так и знал, что вляпаешься… Я не ругаюсь… Какие мы нервные… Вставай, давай, хватит отдыхать. Да рассказываю я, рассказываю. Хотя, больше пока и нечего. По моим данным, вот-вот начнется наступление на внутренний мир. Вот когда они, эти самые нтога, решат, что готовы, их армия сомнет внутренний мир, потом двинется на центральный и утопит нас в крови. Когда они будут готовы, нам всем будет очень плохо…
