Текст книги "Последняя жизнь (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Когда Джон выходит на орбиту Багата, их берут на буксир два быстроходных батрейнских катера. Стыковку осуществляют сами, без участия Джона, лишь отдавая ему короткие распоряжения. Джон четко выполняет команды, внимательно вглядываясь в небольшое обзорное окно, чтобы не пропустить стартующий с планеты легкий катер Шерлока. Толчок и ускорение говорит о том, что стыковка завершена успешно, они удаляются от Багата стремительно, но Джон успевает заметить одним глазом внезапно выплывающую словно ниоткуда целую армаду белоснежных кораблей, а затем, выползшую из тени спутника Багата армаду кораблей альянса. Уже ничего не понимая в происходящем, Джон еще мгновение наблюдает, как эти две силы схлестываются над маленькой несчастной планеткой, уничтожая ее в своих гениальных стратегических планах. Ему плевать на планы, на то, кто победит или проиграет в этой странной битве, по-настоящему волнует его только Шерлок, оставшийся там, где сейчас смерть и разрушение. Джон честно держится до окончания полета, пока их не пристыковывают к какому-то батрейнскому кораблю. Он помогает выбраться из мусоросборника своим товарищам, которых медики тут же сортируют по тяжести ранения и разводят по палатам. Доктор Джармуш о чем-то консультируется с врачами-сфинксами, а медсестра Бетани в голос рыдает, привалившись плечом к стене. Джон подходит к ней, чтобы утешить, и она вцепляется в него, утыкаясь распухшим носом в грудь. Джон что-то говорит, ободряющее и совершенно глупое, а она вздрагивает, всхлипывает и никак не может успокоиться. К ним подходит местная медсестра и протягивает Джону стаканчик с успокоительным. Джон терпеливо выпаивает это Бетани, наблюдая за тем, как она почти сразу обмякает в его объятиях. Он осторожно передает ее в заботливые руки медиков, а сам без сил опускается на пол. В голове пусто, а в груди больно до невозможности дышать. Хочется заорать, что-то сломать или разбить, разбить кому-нибудь лицо, но вместо этого Джон старается вдохнуть. Но у него все не получается, да к тому же нога, кажется, готова отделиться и начать самостоятельную жизнь, так как ее начинает дергать вне зависимости от желания самого Джона. Руку он вообще не ощущает, зато к горлу подкатывает тошнота.
– Как вы себя чувствуете? – спрашивает его один из батрейнских медиков.
– Нормально, – отвечает Джон с трудом, сглатывая рвущуюся наружу кислоту. – Нормально… – повторяет, стараясь больше убедить себя, чем кого-то другого.
– Извините, вы капитан Джон Ватсон? – слышится где-то рядом чужой голос.
– Я. Капитан. Джон. Ватсон, – четко и раздельно, превозмогая боль, произносит Джон.
– Вы должны пройти с нами, – перед его глазами возникает какой-то значок, ничего не говорящий Джону, – служба безопасности Батрейна.
Этим ребятам он не может отказать. Джон с трудом поднимается на ноги и глядит мутным взглядом на неизвестного ему сфинкса.
– Ведите, – он подхватывает свою палку и хромает в указанном направлении.
Сфинкс идет рядом, чуть приотстав, чтобы контролировать Джона. Такое ощущение, что его только что арестовали.
Джона помещают в одиночную камеру после того, как неразговорчивый медик, внимательно осмотрев Джона едва ли не под микроскопом, оказывает первую медицинскую помощь. Голова немного проясняется, боль утихает, даже ногу перестает дергать. Джону дают переодеться в чистый безликий комбинезон, остро напоминающий арестантскую робу времен плена, а одиночка еще больше усиливает это впечатление. Конечно, здесь у него есть лежанка с постельным бельем и отхожее место за небольшой дверью, а еще стол и стул, монолитно соединенные с полом – ни поднять, ни отодвинуть. Джон и не настаивает, проводя все время в постели. Он спит каким-то мертвым сном, просыпается, чтобы поесть, когда открывается дверь и молчаливые на одно лицо охранники приносят поднос с вполне приемлемой едой. Они не говорят с Джоном, хотя вопросы поначалу он задает:
– За что меня задержали? Где я нахожусь? Могу я поговорить с представителем моего правительства? Я имею право на телефонный звонок? Что с моими товарищами? Кто у вас главный?
А потом и вопросы перестает задавать – спит, ест, снова спит, и все время гонит от себя мысли о том, что Шерлока больше нет. Он не мог успеть на катер. А вдруг успел? Даже если успел, ему не удалось бы убраться с планеты в том пекле, которое началось. А вдруг удалось? Джон стонет и зажимает голову руками, чтобы не думать, но мысли лезут и лезут назойливо, просачиваясь, словно микробы. Джон находится в одиночке бесконечное количество времени, счет которому давно потерял. Сутки или больше? Из-за плохого самочувствия (после той, первой медицинской помощи, врач к нему больше не приходил) он плохо ориентируется во времени суток и их количестве. Опять начинает болеть голова, дергаться нога и ныть плечо. Но все это ерунда, мысли о Шерлоке и его возможной гибели приносят бОльшую боль, чем все физическое недомогание. Джон винит себя в его смерти, вполне справедливо винит, потому что если б не его жалкое желание спасти людей, Шерлок был бы жив. Они бы спокойно улетели на катере, и все было бы хорошо. Джон винит себя в том, что позволил Шерлоку спуститься вниз, чтобы избавиться от якоря. Это должен был сделать он, тогда сфинкс был бы жив. По всем статьям виноват Джон, и прощения ему нет. Не то, чтобы он жалел о спасенных товарищах, но он скорбит об утрате любимого, и эта печаль гложет и гложет изнутри, а где-то далеко вдали тлеет слабый уголек надежды: а вдруг, жив?
Когда к Джону приходят первый раз, он лежит ничком на лежаке и никак не реагирует на открывшуюся дверь.
– Джон Хэмиш Ватсон, капитан космических сил империи? Все верно? – слышит он смутно знакомый голос.
Слабый интерес просыпается в затуманенном сознании, и Джон медленно садится, чтобы увидеть своего посетителя. Он узнает его сразу – работодателя Шерлока, того самого типа, который увез Шерлока после дуэли, который приходил в его каюту на «Песне ветра», важный чин из правительства Батрейна.
– Здравствуйте, – немного озадаченно и в большей степени настороженно произносит Джон, а потом, не выдержав, быстро спрашивает: – Скажите, Шерлок выжил?
Лицо сфинкса остается бесстрастным, словно окаменевшим, он демонстративно игнорирует вопрос Джона, усаживаясь за стол.
– У меня будет к вам ряд вопросов, капитан Ватсон, и я надеюсь на вашу откровенность. Я должен воссоздать цепочку событий. Будьте любезны рассказать мне все, что произошло на Багате, вплоть до того момента, как наши катера взяли на буксир баржу. Не упускайте ни малейшей детали и будьте откровенны. Я пойму, когда вы солжете.
Собственно, Джону нечего скрывать, он только не понимает, почему произошедшее так интересует службу безопасности Батрейна, и на самом деле его мучает только неизвестность судьбы Шерлока, но собирается с силами и, стараясь ничего не упустить, очень подробно излагает события, связанные с эвакуацией госпиталя с Багата. Сфинкс слушает внимательно, сохраняя бесстрастное выражение лица, и даже не моргает ни разу. Трудно говорить о личном, почти невозможно говорить о Шерлоке, не зная наверняка, что с ним, но Джон все же говорит, стараясь излагать сухо и сжато, упуская душещипательные подробности личных бесед и взаимоотношений. Для этого сфинкса они просто старые друзья, большего знать ему не полагается, хотя он и так все знает. Когда Джон заканчивает, сфинкс молчит довольно продолжительное время, прикрыв глаза и продолжая барабанить пальцами по столешнице, а затем интересуется:
– Вы видели его… – щелкает пальцами, подбирая правильное слово, – …айди?
– Да, – Джон немного озадачен вопросом.
– Он снимал его с руки? – сфинкс выглядит так, будто от ответа Джона зависит как минимум окончание войны.
– При мне – нет, у него только татуировка в виде браслетов тонких таких постоянно чесалась под этим вашим айди, – вспоминает Джон.
– Сколько браслетов было в татуировке? – неожиданно спрашивает сфинкс.
Джон хмурится, вспоминая:
– Три, точно три. Я хорошо помню.
– Значит, он все же снимал айди? – сфинкс смотрит на него так, словно уличил во лжи.
– Нет, при мне не снимал, – Джон качает головой. – Раньше снимал, я запомнил. Я ему обрабатывал запястье, оно периодически у него чешется, – Джон запинается, потому что вдруг понимает, возможно, следовало все это говорить в прошедшем времени, но тут же обрывает себя – пока он не видел тела, пусть Шерлок будет живым. От этого решения становится чуть-чуть легче, и Джон более уверенно заканчивает: – мне кажется, татуировка была сделана непрофессионально. Ее бы свести…
Тут сфинкс смотрит на него совсем уж диким взглядом, будто он предложил убить Шерлока, и Джон замолкает – кто его знает, может, у них с этими татушками какие-то религиозные обряды связаны. Сфинкс поднимается:
– Есть какие-то пожелания? Просьбы?
– Скажите, что с Шерлоком, – в который раз просит Джон, но его просьбу игнорируют.
Сфинкс уходит, и он опять остается в одиночестве, правда, недолго. Вскоре появляется доктор, тот самый, немногословный, опять осматривает Джона и, поцокав языком осуждающе, принимается за лечение. В общем, Джон чувствует себя значительно лучше: длительный сон и пища помогают организму восстановиться и без лекарств, но, определенно, медицинская помощь оказывается не лишней. В этот раз Джон засыпает почти мгновенно, без сновидений, подозревая, что ему среди прочих разноцветных пилюль дали что-то вроде снотворного. Опять начинаются длинные дни одиночества. Никто к нему не приходит, кроме охранников с едой, даже доктор не навещает. Джон забывает, как звучат слова, настолько тишина въедается в него самого. Мысли опять кружат вокруг Шерлока, беспокойство грызет изнутри, а слабая надежда то разгорается, то гаснет. А вдруг успел? А вдруг выжил? Лежание на кровати Джону быстро надоедает, и он начинает тренироваться, постепенно переходя от простых физических упражнений к более сложным. Тело, поначалу вялое и непослушное, приходит к норме, наполняясь упругостью и силой. Хромота не проходит, без палки, которую забрали еще в лазарете, передвигаться все же сложно, да плечо периодически ноет. Джон утомляет себя физическими упражнениями, игнорирует две трети еды и пьет много воды. Ему хочется быть в хорошей физической форме, когда с ним решится хоть что-то. Почему-то он уверен, что его уже не отпустят из этой одиночки, и он все чаще и чаще подумывает о побеге. Когда сфинкс приходит к Джону во второй раз, их встреча напоминает театр абсурда. Сфинкс задает вопросы, на которые Джон уже ответил в прошлый раз, рассказав все подробности эвакуации, но отчего-то эти ответы того не удовлетворили. И вот они ходят по кругу из одних и тех же вопросов, сформулированных так или иначе, и одних и тех же ответов. Джон понимает, что его проверяют, удивляется, почему просто не вкололи сыворотку правды. Джона это раздражает, но он изо всех сил сохраняет ровность тона, понимая, что любая эмоциональная вспышка будет играть против него. Всякий раз, когда возникает пауза в разговоре, который больше напоминает допрос, Джон просит сказать, что с Шерлоком, и всякий раз его просьба остается без ответа. Под конец его опять мучают вопросами об айди Шерлока и количестве браслетов на запястье, а также просят рассказать, при каких обстоятельствах и когда Джон их видел. Но все, что было до Багата, не касается этого сфинкса, и Джон уходит в глухую несознанку. Он открыт относительно последних событий, и молчит о прошлом, и это молчание выводит сфинкса из себя. Когда он уходит, Джон чувствует себя уставшим, словно пробежал марафон. Опять тянутся дни одиночества, наполненные тревожными мыслями о Шерлоке и систематическими тренировками организма. А потом вновь приходит сфинкс, и их разговор повторяется. И так длится раз пять – Джон начинает терять счет встречам, время представляется бесконечной величиной без начала и конца, и о том, что прошло месяца три с момента эвакуации с Багата, говорит лишь длинна бороды и волос Джона. Это ужасно, он чувствует себя узником замка Иф.
Однажды сфинкс приходит в сопровождении все того же доктора, который молча осматривает Джона и неожиданно предлагает услуги брадобрея. Джон, которому осточертела борода, с радостью соглашается. Его бреют и стригут, приводят в порядок, обрабатывают заживляющей мазью еще виднеющиеся шрамы и выдают чистую одежду. Определенно, в судьбе Джона намечаются перемены, и это радует.
– Передаем вас вашему командованию, – сообщает заглянувший на минуту важный сфинкс. – Больше, надеюсь, мы с вами не увидимся, Джон…
Он разворачивается, чтобы уйти, и Джон в отчаянии просит:
– Скажите, Шерлок жив?
Сфинкс замирает секунды на две, а затем продолжает движение, выходит за дверь камеры и исчезает. Джон сжимает кулаки, чтобы не сорваться – ситуация бесит. За ним приходят охранники и в сопровождении все того же доктора ведут куда-то по длинному коридору военного корабля. Джон смотрит по сторонам, щурясь от яркого света, но не может понять, это «Песня ветра» или какой-то другой тяжелый корабль. Люди им по дороге не встречаются. Его заводят в небольшое помещение со столом посередине. За одним концом сидят двое мужчин в форме секретной службы империи, за другим – двое батрейнцев из службы безопасности. Начинается протокол передачи… Джон никак не может понять, кем его считают обе стороны: военнопленным, подозреваемым в преступлении против империи или Батрейна, дезертиром, возможно… Что ему вменяют в вину? Наконец формальности улажены, и люди в форме секретной службы уводят Джона на имперский корабль, где опять помещают в одиночную камеру. Это кажется каким-то издевательством. Все начинается сначала.
Его содержат в одиночке, не зачитывают прав, не предъявляют обвинения, кормят три раза в день и снова забывают. Ведут себя так, будто Джона не существует. Чтобы не сойти с ума, Джон продолжает тренировки, изнуряя себя отжиманиями. Вспомнив подростковое увлечение йогой, он со всей страстью окунается в нее, на какое-то время освобождая разум от волнений за Шерлока. Нервы если не приходят в порядок, то, по крайней мере, успокаиваются. Джон знает, что однажды это закончится, однажды к нему придут. И действительно, неприметный человек в форме капитана секретной службы наносит ему визит вежливости. На вопросы Джона, почему его арестовали, не отвечает, зато сам просит рассказать о событиях на Багате, вплоть до имен тех, кто лежал с ним в одном госпитале. Джон честно вспоминает все, что может. Когда неприметный человек спрашивает о Шерлоке, Джон рассказывает версию для сфинксов, не собираясь расходиться в показаниях. Чувства Джона к Шерлоку не касаются никого, кроме него и Шерлока. Человек из секретной службы въедлив, он также, как до этого сфинкс, засыпает Джона вопросами, одними и теми же, формулируя их по разному. Но Джону нечего скрывать, возможно, лишь не договаривать кое-что о них с Шерлоком, и потому он отвечает честно, не сбиваясь и не путаясь в показаниях. Эта пытка длится и длится бесконечно – долгие часы одиночества и беседа с въедливым капитаном, а потом опять одиночество камеры, и опять перемалывание того, о чем говорено не раз. Джона заставляют написать от руки события того дня, и Джон пишет, с удовольствием разминая пальцы. Потом опять беседа, и опять одиночество. Это тянется бесконечно, и Джону кажется, что от монотонности окружающей действительности он начинает сходить с ума. У него опять отрастает борода и волосы на голове. Это бесит. Кожа под бородой чешется, волосы мешают, лезут в глаза. Хочется их убрать в хвост, но даже резинки у него нет. Джон сам себе противен этим опустившимся видом, но он все же сохраняет присутствие духа, потому что знает, должен уцелеть, чтобы узнать, что случилось с Шерлоком. Он не собирается сойти с ума или умереть здесь от одиночества, если вдруг Шерлок в беде и ему нужна помощь. Джон должен знать наверняка, что с ним, а уж потом он примет решение относительно своей жизни. То, что она не нужна без Шерлока, он знает точно, но пока есть хоть маленькая надежда на то, что тот жив, он тоже будет жить. Все заканчивается внезапно.
Однажды к нему приходят люди, которые бреют и стригут, приводят в порядок, выдают чистую гражданскую одежду и в сопровождении конвойных на небольшом катере отправляют в метрополию. О том, что они летят на Большую Сирену, Джон узнает из разговора пилотов. Джон гадает что это: перевод в другую тюрьму или свобода, но конвоиры молчат, не вступая в разговоры. Некоторое время Джон не исключает и худшего варианта – расстрел, по законодательству империи к нему приговариваются за измену Родине и императору, но суда не было, и, как минимум, судьба Джона еще не определена. В сущности, он не боится смерти, хотя, конечно, будет очень жаль маму, Гарри и отца. Если его приговорят к расстрелу, отцовская карьера полетит псу под хвост. Джон не хотел бы такой участи своим родным. Но более всего его угнетает отсутствие хоть каких-нибудь вестей о Шерлоке. С этими невеселыми думами он и высаживается на космодроме в Лассе, который узнает сразу же, несмотря на несколько полинялый из-за военного времени вид. У трапа Джона ждет огромный черный кар с затененными стеклами и двое военных, которые принимают у конвоиров документы и обмениваются короткими сообщениями. Затем Джона ведут к кару и запихивают внутрь. Джон готов к худшему, когда к своему изумлению узнает среди встречающих лиц Микки и неизвестного майора космических сил с располагающим благородным лицом. Не зная, как себя вести, Джон коротко кивает, поскольку военной формы на нем самом нет и, следовательно, сейчас он представляет собой штатское лицо. Он не знает, чего ожидать от Микки – раньше они были друзьями, но раньше его и не держали в застенках люди из секретной службы. Микки улыбается, разряжая обстановку, и протягивает Джону руку:
– Привет, друг! Чертовски рад видеть! Вытащить тебя было трудно, но я рад, что ты с нами. Знакомься, это мой супруг князь Николай Каховский.
– Для друзей просто Ник, – улыбается муж Микки, – рад знакомству, капитан!
– Джон, – улыбается Джон, – можно просто Джон.
Микки поворачивается к водителю и тихо отдает распоряжение. Кар тут же взмывает в небо, а Джон начинает немного расслабляться, чувствуя, что черная полоса позади, а он среди друзей. Еще бы узнать о Шерлоке хорошие вести… Маловероятно, а вдруг… Привычная мысль как заноза саднит сердце.
– Вопросы есть? – хитро интересуется Микки.
Джон кивает:
– Расскажи, за что меня задержали. Сначала сфинксы, потом наши.
– Сфинксы искали того человека, который помог тебе на Багате, – объясняет Микки. – Ну, тот, друг-любовник, – он улыбается. – По крайней мере, так понял я их невразумительные объяснения. А наши, потому что ты долго был у сфинксов и потому, что ваша баржа очень уж неожиданно прошмыгнула под носом сил альянса. Видишь ли, Багат был огромной ловушкой для сил нтога. Там создавалось впечатление сосредоточения живой силы и оружия, что отчасти было правдой, а также ощущение уязвимости. За планетой наблюдали долго, прежде чем решиться ее атаковать. Чтобы не спугнуть, нельзя было проводить эвакуацию раньше времени, поэтому людей вывозить начали лишь в самый последний момент. И, конечно, пришлось пожертвовать частью личного состава. Ваше появление было внезапным. Наша секретная служба принялась искать утечку информации в генштабе. После полковника Марлоу был проведен ряд служебных расследований, выявлены двойные агенты, в общем, кадры здорово почистили и теперь боятся любой неожиданности. Ты их напугал своей прыткостью. Вот такие дела.
– А почему меня отпустили? – осторожно интересуется Джон.
– Не нашли доказательств против тебя. Еще я заступился, взял на поруки, если хочешь, и сфинксы еще хлопотали. В общем, чтобы не осложнять отношений с союзниками и получить от меня бонус в виде личной благодарности, наши спецслужбы сочли возможным тебя отпустить, – Микки улыбается.
– С сохранением звания, конечно, – поспешно добавляет Ник. – Я был бы рад видеть вас своим помощником, капитан. Это серьезное предложение. Через некоторое время мне предстоит отбыть на фронт, и хотелось бы видеть рядом с собой надежного и преданного друга. Ваши качества как бойца и человека говорят сами за себя.
Джон горько усмехается:
– Я был бы горд служить рядом с вами, майор, но, боюсь, первая же медкомиссия завернет меня, даже по блату. Если я свободен, то хотел бы возобновить учебу в медицинском, чтобы хоть так приносить пользу Родине, – Джон кусает губы в нерешительности. – Думаю, на этом поприще я смогу проявить себя и с хромотой.
– Что ж, мне искренне жаль, – кивает Ник, – но докторам виднее. Если нужна какая-то помощь от нас с Микки, мы всегда рады помочь. Документы ваши в полном порядке, возьмете в комендатуре. Сейчас вы числитесь в отпуске по ранению, а там на ваше усмотрение.
– Спасибо, – кивает Джон. – Мне как раз нужна небольшая пауза собраться с мыслями.
– Куда тебя подбросить? – интересуется Микки.
– К родителям, – секунду подумав, отвечает Джон. – Микки, у меня есть просьба… – он в нерешительности замолкает.
– Выкладывай, все что смогу…
– Нельзя ли узнать по правительственным или каким другим каналам, жив ли мой… друг, тот самый, его зовут Шерлок Холмс? Мы были вместе на Багате, и ему пришлось там остаться. Был шанс, что он смог улететь, мне нужно знать, жив ли он, – Джон не смотрит на Микки, боясь, что его просьба покажется нескромной.
– Я все узнаю, – обещает Микки, – ну а если не удастся ничего узнать? Из моего опыта общения со сфинксами, я извлек одно – они очень скрытны. Что будешь делать, если ничего не узнаешь?
Джон пожимает плечами:
– Тогда, наверное, полечу туда. Ты поможешь сделать визу? – он осмеливается взглянуть на Микки, чтобы увидеть его серьезное и умное лицо – да, за то время, что они не виделись, великий князь изменился в лучшую сторону, стал менее эгоистичным и инфантильным, и это, пожалуй, влияние супруга и отцовских обязанностей – Джону становится стыдно, что он не спросил о Я-О-Я.
– Попробую, – кивает Микки, – но тоже может не получиться, по той же причине.
– Ну, тогда буду пробиваться нелегально, – решительно заявляет Джон, больше не желая говорить о том, чего пока еще нет. – Как малыш? – переключает он разговор на маленького пилулу. – Скучает по Родине?
– О, – на два голоса начинают восхищенно умиляться оба родителя, – он такой забавный… такой умненький… такой непосредственный… мы делаем успехи в арифметике…
Джон слушает вполуха, рассеянно кивая, ожидая, когда в окне кара покажутся очертания родительского особняка. Из редкой и нерегулярной переписки с родителями и сестрой, Джон знает, что мама и Гарри уехали в эвакуацию на Сирену Дальнюю, где у матери есть небольшое имение, а отец продолжает работу в министерстве и если не ночует у себя в кабинете, возвращается в особняк, который сейчас остается практически без слуг, только верная кухарка Глэдис и привратник Маркус все еще не покинули Ласс. Джону до сих пор не верится, что скоро он будет дома, все происходит слишком быстро.
Джон не успевает привыкнуть к жизни в родительском доме и вернуться к домашнему рациону от Глэдис, когда отзванивается Микки.
– Прости, Джон, но сведенья о Шерлоке Холмсе закрыты. Сфинксы на наш запрос ответили отказом. Мне очень жаль. Так твое желание остается в силе? Начать оформлять визу на Батрейн?
– Да, – Джон не изменил своего желания. – Скажи, если мне откажут…
– Они рассматривают в течение трех дней, скоро будешь знать точно.
При встрече с отцом Джон едва удерживается от слез – так тот постарел и исхудал. В отличие от него, отец не прячет слез, обнимая сына. Они не спят ночь, сидя за бутылкой старого доброго ингарского вина. Джон рассказывает о том, как воевал на фронте, отец о том, как оборонял столицу от диверсантов и ловил шпионов. Это все напоминает Джону какой-то фантастический криминальный роман – такое невозможно здесь, в сияющем и вечном Лассе, равно как и падение империи отсюда кажется чем-то нереальным. Но, к сожалению, Ласс уже не тот, и фонтаны не переливаются сотнями огней, и на бульварах не гуляют мирные горожане, и балы в императорском дворце более не устраиваются, там сейчас развернут госпиталь. Глэдис приносит запеченную картошку с грибами и марципановые булочки, от запаха которых у Джона кружится голова. Как же это было давно. Мирная жизнь, гуляния, балы, шампанское рекой, дуэли… Дурацкая пустая жизнь. Отца вызывают на работу под утро – в городе объявилась банда мародеров, вскрывающая пустующие дома аристократов. Джон остается один, и чтобы совсем не загрустить отправляется на кухню к Глэдис, которая уже что-то стряпает к завтраку. Она жалуется на страшную дороговизну на рынке, исчезновение многих продуктов и мерзких спекулянтов. Джон сонно щурится, наслаждаясь теплом и уютом, исходящим от родной и любящей Глэдис. Так, приткнувшись на маленьком диванчике, Джон и засыпает. Утром он приводит себя в порядок и отправляется на медкомиссию. Ожидаемо, его комиссуют из армии, но Джон не очень расстроен. Весь день он бегает по инстанциям, восстанавливаясь в медицинский. Набор уже закончен, но для него по протекции Микки делают исключение. Придется нагонять, и Джон готов погрузиться в новое и интересное дело, вот только знать бы, что Шерлок жив. Отчего-то тягости на душе нет, и впервые Джон мыслит такой категорией, как связь, ментальная связь между двумя любящими. Шерлок не может быть мертвым, ведь если б он все же умер, Джон умер бы вместе с ним. Но он жив, значит и Шерлок тоже – детская ничем не подкрепленная вера. А разве вера бывает иной? Чтобы верить, не нужно знать, надо просто верить.
Через три дня приходит отказ в визе из консульства Батрейна.
– Мне очень жаль, Джон, – говорит Микки, – если я могу еще что-то сделать для тебя, ты только скажи…
– Нет, спасибо, дальше я сам, – благодарит Джон и вежливо прощается.
У него уже готов план действий на случай отказа. Вытащив из сейфа в своей детской комнате все спрятанные там драгоценности и позаимствовав часть денег у отца, Джон отправляется в одно хитрое место, где можно достать все, что угодно, конечно, за большие деньги.
– Мне нужно попасть на Батрейн, – говорит он скользкому типу с узким блеклым лицом и маленькими хитрыми глазками, – не интересует как. Главное там оказаться. Плачу драгоценностями и наличными.
Тип долго изучает Джона, прежде чем дать положительный ответ. Потом долго с кем-то шепчется за дверью, а когда возвращается, рассказывает план действий. По его словам попасть на Батрейн трудно, опасно, но возможно. Контрабандисты знают свои лазейки и черные ходы, куда заходят без стука, на цыпочках, и по возможности не дыша. Джон согласен рискнуть, в том числе и жизнью, потому что неизвестность и так убивает. Оставив довольно внушительный аванс, Джон выходит от типа окрыленный предстоящей авантюрой. Оказавшись на Батрейне, он обязательно найдет Шерлока. Если он жив. Об альтернативной возможности он пока не хочет думать.
Улицы в этом районе пустынны, плохо освещены и небезопасны. Джон ускоренно хромает в направлении центра, иногда поглядывая по сторонам. Не хочется глупо погибнуть, так и не узнав о судьбе любимого. Поднявшийся ветер гоняет по булыжным мостовым мусор и опавшие листья. Дворников в столице осталось до невозможности мало, а в этом районе, наверняка, их вообще нет. Если когда-нибудь война закончится, придется очень постараться, чтобы вернуть Лассу прежний блистательный вид. Джон поднимает воротник куртки, когда ветер холодными щупальцами забирается за шиворот, запуская толпы мурашек по спине. Плечо начинает ныть, и Джон еще прибавляет шагу. Ему кажется, что кто-то идет следом, но оглянувшись пару раз, он никого не замечает. Паранойя. Джон сворачивает за угол в ближайший переулок и, прислонившись спиной к стене брошенного здания, выжидает. Минуты две ничего не происходит, и Джон решается выглянуть из-за угла. Он осторожно движется в сторону улицы, с которой сюда повернул и в этот момент чья-то рука в перчатке зажимает ему рот, а другой рукой фиксирует поперек груди. Джон пытается вырваться, трепыхается, усиленно высвобождая руки, но тот, кто держит его, крепок и силен. Джон чуть обмякает, собираясь рвануть в подходящий момент и освободиться, использовав один приемчик из арсенала академического преподавателя по самообороне, когда чувствует горячее дыхание, щекочущее ухо, а затем шепот:
– Малечек, ты только не прибей меня ненароком, с перепугу, а то я сам себя испугаюсь…
У Джона сердце заходится в диком ритме бешеного перестука, он расслабляется, изворачивается в крепкой хватке, стряхивая руку со своего рта, и шепчет, пытаясь разглядеть в темноте лицо своего захватчика:
– Шерлок? – голос дрожит неверяще, но Джон изо всех сил старается не разрыдаться, когда слышит в ответ знакомое:
– Я, рыбка моя золотая. Споешь для меня?
И Джон, не сдержавшись, утыкается ему в грудь, обнимая крепко-крепко, и бормочет едва слышно:
– Я знал, что ты выжил, знал. Если б тебя не было, меня бы тоже не было.
– Идиот, – нежно возражает Шерлок, – пока есть ты, есть и я.
– Откуда ты? Как? – спрашивает Джон взволнованно, продолжая цепляться за Шерлока, словно боится, что тот вот-вот растворится в воздухе или куда-нибудь убежит.
– У меня три часа, малечек, – отвечает Шерлок. – Работодатель отпустил, поддавшись шантажу и обещаниям больших уступок в будущем.
– Всего три часа, – Джон стискивает рукав пальто Шерлока, – тогда не стой столбом, – в нем наконец-то просыпается командир звена истребителей, – идем скорее. Три часа… так мало!
– Куда идем, малечек? – Шерлок все еще обнимает Джона, не выпуская из объятий. – Как я соскучился…
– Я тоже соскучился, – Джон расстроен, – ну пожалуйста, не стой, идем, у меня такое чувство, что минуты физически убегают от нас, – он решительно высвобождается из объятий Шерлока и тянет его в направлении центра. – Поймаем такси и домой.
– Домой? – переспрашивает Шерлок, двигаясь следом. – Куда домой?
– К нам, – Джон краснеет. – У меня есть своя квартира в Лассе, но я там никогда не жил. Она пустая, без мебели. Я пока у родителей остановился…
– Ты приглашаешь меня в родительский дом? – восхищенно переспрашивает Шерлок. – Хочешь меня с ними познакомить?
– С удовольствием бы это сделал, – неожиданно для себя улыбается Джон, – но мама с сестрой в эвакуации, а отец, скорее всего, на работе.
– Интересно, – Шерлок шагает рядом с Джоном, касаясь его плечом, – мы идем в дом твоих родителей…
– Да, теперь ты узнаешь все грязные секреты моего детства, – соглашается Джон и, плюнув на то, как это будет выглядеть со стороны, просто берет Шерлока за руку.
