Текст книги "Последняя жизнь (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Джон мрачно следит за тем, как карты летают над столом, стараясь не замечать насмешливого взгляда «всего лишь мистера». Игра начинается. Джон очень старается. В академии он считается неплохим игроком, но сегодня явно не его день. Не идут карты. Раздражают партнеры. Изнутри гложет мысль о том, что если проиграет, придется просить денег у отца, и уже вдвое больше, чем изначально задумывалось. Все это не способствует удаче, а напротив, отпугивает ее. На кону образуется довольно неплохая сумма денег, когда Канингем выбывает из игры, складывая карты. У Джона больше не остается наличности, да и карты в руках составляют не лучшую комбинацию, с такой бы даже не блефовать, сразу пасовать, но презрительный взгляд прозрачных глаз императорского гостя, словно бес, подталкивает к риску и безрассудству. Джон еще колеблется, когда мистер Шерлок Холмс произносит, снисходительно отсчитывая очередную ставку:
– Если ваша наличность подошла к концу, рекомендую пасовать, я в долг не играю. В крайнем случае, возьму… – он окидывает Джона цепким взглядом, словно производит бухгалтерский аудит его состояния по внешнему виду, – возьму вон тот перстень, – кивает на сапфировый перстень Джона, который тот носит на мизинце.
В замешательстве Джон смотрит на перстень, который безумно жалко отдавать в счет карточных долгов. Этот перстень – фамильная реликвия, доставшаяся от прапрапрабабки, ее обручальный перстень, который родители подарили Джону на совершеннолетие. Обручальный перстень, с историей. Но, возможно, в случае проигрыша, удастся договориться о выкупе. Деньги можно будет достать, если сдать парочку менее ценных для семьи безделушек ростовщику. Кажется, у Джереми Финчера были терпимые расценки… Джон почти уверен, что проиграет, но упрямство и какое-то дурацкое желание сделать наперекор этому заносчивому Шерлоку Холмсу подталкивают Джона к безумству, когда он стаскивает с мизинца перстень и бросает в кучу денег. У Канингема от жалости округляются глаза, но, слава богу, он находит в себе силы промолчать, когда по результатам вскрытых карт весь призовой фонд подгребает к себе ухмыляющийся Шерлок Холмс. Для человека, только сегодня услышавшего правила покера, он играет просто превосходно. Джон старается не подать виду, насколько он зол и разбит от свалившейся неудачи. Пока загадочный императорский гость подсчитывает выигрыш и прячет его по карманам, Джон топчется рядом.
– Вы что-то хотели? – не отрывая взгляда от денежных купюр, интересуется Шерлок Холмс.
Быстро убедившись, что Канингем, отошедший в буфет за вином, их не слышит, Джон, чуть запинаясь, как можно более независимым тоном произносит:
– Не соблаговолите ли назначить мне встречу, когда я мог бы выкупить этот перстень? Он дорог мне, семейная реликвия…
Шерлок Холмс берет перстень в руки и рассматривает, долго и внимательно, прежде чем ответить:
– Сожалею, но я его выиграл честно и не собираюсь продавать. Кроме того, вы в любом случае не успеете, завтра я покидаю вашу гостеприимную планету.
– Возможно, я смог бы собрать деньги за ночь… Назовите вашу сумму, – едва не скрипит зубами Джон.
– Сожалею, но нет, – и этот зарвавшийся выскочка преспокойно надевает фамильный перстень Ватсонов на свой безымянный палец, чуть отставляет руку от себя и, склонив голову к плечу, любуется: – Увы, но нет, перстень не продается.
– Прошу, господа, – Канингем появляется с шампанским вовремя, чтобы предотвратить готовые вырваться из разгневанного Джона оскорбления, – кажется, нам пора. Прибыл император.
Джон берет себя в руки, отступает на шаг, молча кланяется и уходит, ощущая непривычную пустоту на мизинце. Чертов жулик, наверняка этот тип шельмовал в карты, слишком уж ему везло.
В разодетой и благоухающей разнообразными ароматами толпе Джон с трудом отыскивает матушку и Гарри, чтобы быть рядом, когда мимо пройдет императорская чета. В такие торжественные моменты полагается находиться вместе с семьей. Император с императрицей появляются в парадных дверях, когда церемониймейстер еще перечисляет все регалии и титулы августейших супругов, музыканты принимаются играть что-то торжественно-патриотическое, пажи семенят следом, поддерживая подбитые соболем мантии императора и императрицы. Матушка и Гарри приседают в глубоком реверансе, Джон склоняет голову, исподтишка разглядывая императорскую чету. Все же он давно не был при дворе, и удивлен тому, как постарел император. Судя по всему, его опять мучают желудочные колики, а вот императрица сияет молодостью и экзотической красотой. Пять лет женаты, а наследника престола никак произвести не могут. Не то, чтобы Джона сильно волновал вопрос престолонаследия, но слишком уж их император хил и болезненен. Вот его покойный отец и пышущий здоровьем младший брат, о чьем появлении возвещает церемониймейстер – другое дело. Джон чуть поднимает голову и улыбается младшему отпрыску августейшей фамилии, с которым они состоят в приятельских отношениях. А дальше церемониймейстер провозглашает появление почетных гостей императора на этом балу, делегацию дружественного народа сфинксов с планеты Батрейн, и Джон с изумлением видит вступающих в залу людей в черном, среди которых узнает своего давешнего карточного оппонента. Вот это точно приплыли – мистер Шерлок Холмс – сфинкс. Дамы начинают восторженно шептаться, обмахиваясь веерами, Гарри до боли сжимает руку Джона, впиваясь крайне заинтересованным взглядом в проходящих мимо инопланетников. Джон бы сделал ей замечание о том, что так пялиться на людей неприлично, если бы сам не пялился на них, вернее, на одного конкретного сфинкса. Боже, как он мог так жестоко пошутить про валерьянку! К щекам приливает кровь, и Джон неудержимо краснеет. Ведь для них валерьянка – сильнейший наркотик. Ну и зачем он вечно ляпает, не подумав. С досады Джон готов сквозь пол провалиться прямиком в императорские темницы, о которых ходили слухи во времена джонова детства, когда делегация сфинксов ровняется с семейством Ватсонов, и чертов всего лишь мистер Шерлок Холмс как бы случайно разглаживает отсутствующую складку на своем чертовом черном сюртуке, отчего фамильный сапфир, сверкнув в отличном освещении парадного зала, естественно, не остается незамеченным матушкой и Гарри. Это конец. Гарри дергает Джона за руку:
– Почему у него наш перстень? – шипит она довольно громко, а матушка изумленно оборачивается к Джону. – На безымянном пальце! Вы что, помолвлены?
Джон едва не нарушает церемонию, потому что с трудом удерживается от возмущенно-досадливого воя, но усилием воли заставляет себя сохранить хоть видимость спокойствия.
– Я проиграл его в карты, – шепчет он матушке, и сфинкс наверняка это слышит, иначе почему он так злорадно усмехается, шествуя дальше за императорской семьей. – И вообще, у них наверняка даже нет такой традиции, как обручение, – отчаянно бормочет Джон, – откуда мне знать, почему он именно на этот палец перстень надел, потому что только на него налез? – матушка огорченно качает головой, а Гарри с интересом разглядывает брата, словно впервые видит.
– Что? – возмущается Джон, и на них оборачиваются.
Гарри берет брата за руку и утягивает через толпу к пустующей стене, поскольку все любопытствующие в первых рядах встречают остальных почетных гостей, в том числе и нашедшее приют у доброго императора свергнутое правительство мятежного Та-Кана.
– Какие чудные открытия порой случаются, – шепчет она Джону на ухо, – тебе нравятся парни, невероятно! – Джон пытается вырваться из ее цепких лапок и объяснить, что парни его совсем не интересуют, однако от сестры сбежать не так-то просто. – Тогда ты должен меня понять и поддержать. Я не могу сказать этого маме с папой, но ты – другое дело. Твой мозг не зашорен предрассудками, – Джон перестает вырываться и с подозрением смотрит на младшую сестренку – это она сейчас о чем? – Джонни, – жарко шепчет Гарри, – мне очень нравится Клара. Не как подруга, а как тебе тот парень, сфинкс. Мы уже целовались и обнимались, но я хочу большего… Джонни, ты должен мне помочь… – тут Джон решительно и даже как-то испуганно прерывает сестру.
– Нет! Нет-нет-нет, Гарри! Я не хочу этого слышать! – он растерян и чувствует себя несчастным. – Я ничего не слышал, а ты мне ничего не говорила. Тебе пятнадцать, и ты самая обычная, тебе еще в куклы играть, а не… Нет-нет-нет, я этого не слышал, – Джон зажимает руки ушами и попросту сбегает, оставляя сестру обиженной и возмущенной.
Зачем? Зачем он это слышал? Почему бог не закрыл ему уши? Для чего эти знания? Младшая сестренка… невинное создание… Господи! Джон поднимает глаза к украшенному лепниной потолку императорского дворца – нет ответа. Во всем виноват этот чертов сфинкс, если бы не он, все осталось бы как прежде. Джон вздыхает, прислушиваясь к доносящимся издалека звукам – похоже, начался полонез. Следующий на очереди вальс.
Ему нужно прийти в себя перед встречей с Сарой, а еще быстренько написать записку. Подхватив бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта, Джон пристраивается за пустующим карточным столиком и выводит на вырванном из блокнота листе каллиграфическим бисерным почерком просьбу о свидании в каминной комнате. Еще пару комплиментов и признание в любви – готово! Джон ловко складывает записку в маленький незаметный квадратик и прячет за обшлаг рукава. Теперь пора возвращаться в танцевальный зал, скоро начнут играть вальс. Пары только-только готовятся ко второму танцу, и Джон, проталкиваясь через толпу любителей повальсировать, пробирается к Сойерам. Сара улыбается ему издалека, а вот старшая Сарина сестрица недовольно куксится на то, что их мать что-то наставительно шепчет ей на ухо. Похоже, сестрицу так никто и не пригласил. Джон искренне сочувствует, но исправить ситуацию не может. Вот если б Мюррей не пропадал где попало, то мог бы и помочь другу добиться расположения всей сариной семьи, пошел бы на жертвы и потанцевал со старшей Сойер. Проделав все необходимые формальности, Джон получает разрешение главы семьи пригласить Сару на танец, и, взявшись за руки, они присоединяются к ожидающим начала вальса парам. Где-то в толпе мелькает бледное лицо давешнего сфинкса с этой его характерной кривой усмешкой, но Джон отворачивается, стараясь смотреть только на Сару. У Сары красивое правильное лицо с немного мелкими чертами, светло-русые волосы, серые глаза. Она вся какая-то милая и приятная, и на сердце Джона тепло и спокойно рядом с ней. Интересно, позволит ли Сара сегодня зайти дальше поцелуев? Они уже целовались в беседке на городском балу в прошлом году, потом еще дважды на прогулке в парке. В последний раз они виделись на Рождество у общих знакомых, и Джону, которому тогда удачно дали увольнительный, даже посчастливилось пообниматься с ней в музыкальной комнате, пока туда не пришла толпа детей на праздничный утренник. Возможно, сегодня они зайдут дальше объятий, и Джону удастся… Дальше Джон старается не мечтать, в конце концов, он пустит в ход все свое обаяние, чтобы склонить Сару к проявлению ответных чувств. Звучат первые такты вальса, и Джон, подхватив свою даму, начинает кружить ее под музыку. Очарованный прекрасным исполнением, Джон забывает обо всем, мир исчезает, а остаются только он и Сара. Растворяясь в глазах Сары, Джон полностью отдается волшебству момента, плененный неуловимо тонким ароматом Сары, ее кроткой улыбкой и широко распахнутыми восторженными глазами. Обволакивающий едва заметный запах орхидеи проникает под кожу Джона, отравляет сладостью и лишает покоя. В груди зарождается восторг предвкушения, трепет ожидания и терпкость предчувствия чего-то большого и светлого. Вальс заканчивается внезапно, и Джону кажется, что он длился всего мгновение, так ему мало и хочется еще. Джон не спешит отпускать Сару, делая несколько лишних па, и только когда остальные пары начинают расходиться, с сожалением целует руку в знак благодарности за подаренную благосклонность и ведет ее к родителям. Джону удается незаметно сунуть Саре в ладонь записку, чуть сжать тонкие слабые пальчики и посмотреть в глаза со значением. Сара отвечает долгим томным взглядом, и Джон практически уверен, что она все поняла и придет. Теперь нужно все устроить должным образом с каминной комнатой. Решительным шагом Джон направляется в один из боковых проходов, который, попетляв, приводит к каминной. По дороге почти никто не встречается, кроме парочки из секретной службы да нескольких слуг с подносами, поэтому Джон готов немного пошуметь, если придется взламывать. Однако, к его великому изумлению, комната оказывается не заперта и не заколочена, хоть и плотно затворена. Джон заглядывает в полумрак, обеспеченный парой не горящих светильников над камином, отмечая видимое отсутствие посторонних и с воодушевлением входит внутрь. Проверив быстрым движением наличие в нагрудном кармане мундира парочки презервативов, Джон взбивает подушки на диванчике и подходит к окну, собираясь задернуть тяжелые портьеры, чтобы случайно мимо пробегавшему не пришло в голову заглянуть в не зашторенное окно.
– На вашем месте я бы этого не делал, – низкий и уже хорошо знакомый голос заставляет Джона содрогнуться от злости. – Все окна дворца находятся под наблюдением снайперов из секретной службы, вы же не хотите привлечь их внимание. Согласно плану, комната закрыта для гостей.
– И как же вы сюда попали? – ядовито интересуется Джон, оборачиваясь.
– С помощью отмычек, – отвечает замерший в полумраке комнаты сфинкс, ранее не замеченный Джоном из-за того, что стоял прямо за дверью. – Хотел побыть в одиночестве, как и вы, – он усмехается, издеваясь, с его-то проницательностью давно уже догадался, зачем Джон здесь, гад такой.
Но Джон не собирается сдаваться. Этот тип уже изрядно испортил сегодняшний день, чтобы спасовать перед ним сейчас. Джон садится в непринужденной позе на диван, закидывая ногу на ногу.
– Да, вы правы, захотелось побыть в одиночестве, шум некоторым образом раздражает.
Сфинкс кивает, подходя к камину.
– Занятная архитектура, – замечает он, оглядываясь. – Только излишне много золота.
Джон холодно пожимает плечами:
– Империя может себе это позволить, – Шерлок Холмс опять загадочно усмехается, и Джон с трудом удерживается от сравнения «как сфинкс», ведь он и есть сфинкс. Некоторое время они молчат. – А я вам не мешаю? – интересуется Джон, плохо скрывая накатившее раздражение. – Вы же в одиночестве побыть хотели… Кстати, в саду есть милый павильончик, и там можно отлично побыть в одиночестве, а заодно и свежим воздухом насладиться. Боюсь, в этой духоте вам не понравится.
– Ну что вы, сударь, не стоит беспокоиться, – поспешно заверяет его Шерлок Холмс, – я уже как-то привык к этой милой комнатке, здесь тихо, уютно, а вот вам, и правда, стоит воспользоваться собственным же советом и наведаться в тот, как вы выразились, милый павильон…
Джон злобно косится на сфинкса, отмечая полное нежелание последнего покидать каминную.
– Там стоит столик с закусками из морепродуктов: слабосоленая рыба, суши, кальмары и даже омары, – пробует сыграть на вкусах кошачьих Джон, которого от перечисленных яств непроизвольно передергивает, но получает полнейшее равнодушие к еде со стороны надоедливого сфинкса. – Сюда скоро придут убираться, – пробует он подойти к проблеме с другого боку.
– Когда они еще придут… – лениво тянет сфинкс, изящно облокачиваясь на каминную полку, – да и вряд ли прислуга посмеет убираться при почетных гостях самого императора. Вы позволите? – одним широким шагом сфинкс преодолевает пространство от камина до дивана, и опускается на мягкий бархат рядом с Джоном, не дожидаясь разрешения.
– Да-да, конечно, – расстроенно бормочет Джон, наблюдая, как Шерлок Холмс вытягивает длинные, облаченные в черные вызывающе узкие брюки, ноги.
Некоторое время они сидят в тишине, когда за дверью слышатся приближающиеся шаги. Черт, это наверняка Сара.
– Послушайте, милейший, – решается Джон, – не могли бы вы насладиться тишиной где-нибудь в другом месте? У меня здесь свидание назначено.
– Какое совпадение, – восклицает сфинкс, – у меня тоже. Так кто же уйдет первым? – он смотрит на Джона своими прозрачными холодными глазами, отчего Джону хочется скукожиться и стать незаметным, а лучше всего, совсем раствориться.
Но он мужественно вспоминает о том, что является курсантом императорской академии, распрямляет спину и с максимально возможным достоинством произносит:
– Уверяю вас, что это буду не я.
– И что же нам делать? – сфинкс откровенно смеется над ним. – Есть один вариант, – произносит он задумчиво, – я задам вам вопрос, и если вы ответите правильно, я уйду.
Джон гулко сглатывает:
– А если не правильно?
Сфинкс загадочно улыбается:
– Сами догадайтесь. Так что, вопрос?
Джон вспоминает рассказ сына тетушки Филлипс о сфинксах-каннибалах, а также старые легенды и отчаянно мотает головой.
– Ни за что. Кто из нас лишний в этой комнате будем решать другим способом, – произносит он, отмечая про себя, что шаги, замерев у двери на мгновение, теперь с поспешностью удаляются прочь, вот черт, сорвалось. – Да чтоб вас, – в сердцах не сдерживается он, – проклятые кошки…
– Простите? – голос Шерлока Холмса сочится ядом. – Это вы о ком?
– Да о вас же… – уже не сдерживается Джон. – Вы мне сегодня испортили настроение своим дурацким советом, обобрали как липку в карты, а теперь еще расстроили свидание.
– Следите за тем, что говорите, – советует Шерлок Холмс, – за оранжерею вы мне спасибо должны сказать, а не хамить по поводу курения, за покер тем более – отличный урок – не уверен, не играй, а уж за сорванное свидание в ногах ползать… Через некоторое время в комнату ворвалась бы сестрица вашей избранницы с родителями и начался бы такой скандал, в результате которого вас выперли бы из академии.
– Да что за бред вы несете, – возмущается Джон. – С чего вы взяли, что сюда придет Сарина сестра?
– Она нашла вашу записку и все рассказала отцу, а тому давно уже не терпится сбыть хоть одну дочь с рук, что невозможно сделать пока вы учитесь в академии.
– Зачем сбывать? – тупо интересуется Джон, все еще не веря словам Шерлока Холмса. – За Сарой столько женихов увивается…
– Ни одной серьезной партии, а ваш батюшка вполне состоятелен, чтобы помочь поправить пошатнувшееся финансовое положение будущего тестя.
– И все это вы узнали, всего лишь посмотрев на них? – сомневается Джон.
– Представьте себе. И если б вы не были таким идиотом…
Тут нервы Джона окончательно сдают, и он начинает стягивать с руки перчатку. Сфинкс наблюдает за ним с изумлением:
– Вы что это делаете? – интересуется он.
– Вызываю вас на дуэль, – яростно отвечает Джон, наконец срывает злосчастную перчатку и швыряет ее в лицо Шерлоку Холмсу, перчатка падает на пол, к ногам сфинкса.
В этот момент дверь в каминную распахивается и на пороге, с криком «Вот они, папочка!», появляется сестра Сары, напоминающая собой фурию, и ее отец, похожий на зажиточного крота из сказки про Дюймовочку. Убедившись, что Сары в комнате нет, все четверо некоторое время молча таращатся друг на друга, а затем банкир первой пятерки, с рычанием отталкивая старшую дочь со своего пути, вылетает из комнаты громко хлопнув дверью. Покрывшаяся пятнами смущения девица бочком протискивается в коридор, и только тогда Джон моргает, вспоминая, что можно дышать.
– Бред какой, – бормочет он ошарашенно, но в этот момент сфинкс наклоняется, подбирая перчатку с пола.
– Как там говорят у вас в дуэльном кодексе, – интересуется он, – я верну вам ее вместе с пулей? Где и когда изволите получить сатисфакцию?
– На рассвете возле развалин античного театра, – автоматически отвечает Джон. – Они на карте города отмечены…
– Я буду там, – холодно отвечает сфинкс, пряча перчатку в карман сюртука, – до встречи.
– А как же секунданты? Кто принесет дуэльные пистолеты? – растерянно интересуется Джон. – Когда можно будет обговорить условия?
– Лично мне свидетели не нужны, – резко отвечает Шерлок Холмс, – мы оба джентльмены, чтобы сомневаться в порядочности друг друга. Выбор оружия и условий дуэли доверяю вам. Прощайте, – и с этими словами он уходит, беззвучно закрыв за собой дверь.
Джон остается один в полнейшей растерянности, чувствуя себя настоящим идиотом.
Все оставшееся время Джон проводит рядом с матушкой и Гарри. Он старается больше улыбаться, шутит изо всех сил, проявляет заботу и внимание к родным. Нет, Джон не отрабатывает свой долг перед близкими из-за страха близкой смерти. Будучи курсантом военно-космической академии, он всегда готов к смерти за Родину и императора. Больше всего он переживает за родных, для которых его смерть окажется настоящим ударом. Матушку это, безусловно, подкосит, да и отец, не дай бог, сляжет с сердечным приступом. Кто же присмотрит за Гарри и выбьет всю розовую дурь из ее головы? Надо будет написать завещание и указать список долгов. Тут Джон перестает паниковать, не понимая, а с чего это он с жизнью прощается? Да, утром они стреляются со сфинксом, да, по правилам дуэльного кодекса он, как оскорбившая сторона, стреляет последним, и, следовательно, шансы выжить заметно снижаются. Но, тем не менее, Шерлок Холмс может промахнуться. Не стоит начинать терять уверенность в себе. Джон вспоминает любимую отцовскую присказку, позаимствованную от прапрадеда-картежника – надейся на лучшее и готовься к худшему, и воспринимает ее как указание к действию. Теперь главное, дожить до окончания бала, а дальше он все сделает правильно. Слава богу, матушка не задает вопросов про сапфировый перстень, наверное, Джон тогда просто сорвался бы, но, избегая щекотливой темы, семейству Ватсонов удается выстоять императорский бал до конца. Они покидают дворец в числе последних. Гарри без прежнего энтузиазма рассказывает о том, с кем и сколько раз танцевала и какие ужасы рассказывали политические эмигранты с Та-Кана, матушка просто дремлет, откинувшись на мягкие кожаные сидения автомобиля. Джон, делая вид, что внимательно слушает, послушно кивает и восторженно цокает в нужных местах. По крайней мере, привычная проницательность Гарри, подточенная усталостью, дает сбой, и она оставляет без внимания неискренность брата. Джон жалеет, что так и не пообщался с Мюрреем. Он видел его несколько раз на балу, но что-то все время проводило их разными дорогами друг от друга, и теперь Джон переживает, что не сможет лично попрощаться с лучшим другом. Дома, поцеловав уставшую матушку и мягко пожурив за болтливость сестру, он желает всем спокойной ночи и сбегает в свою комнату. Отец задерживается на работе, и Джон может позволить себе дать волю чувствам. Для начала он устраивает настоящий обыск, чтобы найти засунутую в дальний угол платяного шкафа коробку с дуэльными пистолетами. Их давно не смазывали и уж тем более их ни разу не использовали по назначению. Джон тратит драгоценное время на то, чтобы привести оружие в порядок, чистит, смазывает, заряжает и любовно укладывает обратно в коробку. Вообще дуэли в последнее время стали выходить из моды, вот во времена отца Джона аристократы стрелялись чуть ли не каждый день по любому поводу. Джон задумывается, а можно ли считать нормальным поводом тот, из-за чего стреляется он сам. С одной стороны, идиотом он не позволил бы себя называть никому и на дуэль тоже вызвал бы неминуемо, если бы оскорбитель не принес свои извинения, но в данном случае Джон даже не дал Шерлоку Холмсу шанса извиниться, а кроме того, выходит, в свете произошедшего, что Джон действительно идиот. Глупо получилось. Но Джон не из тех, кто берет свои слова обратно. Раз решил драться, нужно идти до конца. Он достает лист бумаги и тщательно перечисляет всех, кому должен, с указанием сумм. Приходится запустить руку в родительские деньги. Джон пишет небольшое прощальное письмо Мюррею, назначая его распорядителем своих долгов в академии, и длинное, с извинениями и объяснениями письмо отцу. С денежным вопросом, можно сказать, решено. Теперь Джон прощается с матушкой и сестрой. Письмо Гарри дается особенно нелегко. Как объяснить пятнадцатилетней дурочке, что ее горячо любимый брат тот еще осел? Это практически невозможно. Джон просто не знает, что написать, да и моралистом быть не хочется, в конце концов, он просто советует ей прислушиваться к своему сердцу. Сам Джон, по крайней мере, так и делает. Закончив письма родным, он долго размышляет, писать ли Саре. Совет прислушаться к сердцу дельный, насладившись тишиной, Джон с ужасом понимает, что оно молчит. Выходит, что все это томление, нежность, страсть, это было всего лишь увлечение, вроде восторга перед крошкой Мими, когда Джон очнулся после первого оргазма с женщиной и собрался сделать ей предложение руки и сердца (хорошо, что не поторопился, вскоре желание прошло, а вместе с ним и восторг так называемой любви). Выходит, сердце Джона было предназначено не Саре. Забавно умереть, так и не узнав, кто же его пара. В академии каждый курсант втайне мечтает встретить свою единственную, которая будет его ждать с войны и растить их общих детей. Джон не исключение, до последнего времени он надеялся, что эта единственная – Сара. Значит, Саре писать не стоит, сказать ей абсолютно нечего. Вздохнув, он берется за самую тяжелую часть прощания – завещание. На самом деле, он не так уж и богат. Все состояние семьи, доставшееся от предков, принадлежит пока отцу. Сам же Джон владеет маленьким имением, приносящим небольшой, но стабильный доход, который капитализируется на будущее (так делала тетка, от которой оно и досталось в наследство, и сам Джон ничего не менял). Имение он завещает отцу, понимая, что если завещает Гарри, та, чего доброго, скоренько его продаст и на вырученные деньги еще и сбежит со своей ненаглядной Кларой куда-нибудь на нейтральную планету со свободными нравами. Отец же и за имением присмотрит, и дочь нищей не оставит – все равно ей все останется рано или поздно. Столичную квартиру, доставшуюся Джону в наследство от дедушки по маминой линии, Джон завещает матушке, пусть и у нее будет свой небольшой доход, заначка на черный день. Ларец с драгоценностями (в основном перстни да подвески и кулоны) Джон завещает Гарри, а коллекцию оружия Мюррею. Вот теперь, и правда, все. Джон подписывает завещание, ставит на листе свою личную печать и оставляет на столе, на видном месте, с набором ключей от ящиков стола и сейфа. Часы показывают два ночи. Машина отца полчаса как подъехала, по-хорошему, надо бы спуститься, переговорить с ним как мужчина с мужчиной, но Джон банально трусит. Не сняв мундира, он ложится на кровать и тупо пытается заснуть, но в голову все лезут и лезут назойливые мысли о смерти. В конце концов, плюнув на все, Джон решает ехать к античному театру и ждать Шерлока Холмса там. Он вызывает такси к воротам особняка, подхватывает коробку с пистолетами и выбирается из дома через окно. Мягко приземлившись на клумбу с матушкиными гортензиями, Джон в последний, как ему кажется, раз идет по родной, доставшейся от предков, земле. С лаем навстречу вылетают два сторожевых пса Трезор и Тарантас, но, узнав хозяина, весело виляют хвостами и прыгают лапами на грудь. Джон кивает привратнику и дожидается в его сторожке такси. Привратник Маркус неловко прячет наливку, предлагая молодому хозяину чая на смородине и мяте. Джон вытаскивает из нагрудного кармана пустую флягу.
– Ты мне лучше наливочки своей отлей, – просит он, расстраиваясь, что не догадался забраться в отцовский погреб за чем-нибудь покрепче.
Маркус наливает от души, не жалея, плотно завинчивая крышечку. Порывшись в карманах, Джон оставляет ему две серебряных монеты. Опять накатывает печаль – слишком уж символично получилось. Подъехавшее такси не дает возможности предаться меланхолии. Джон садится в кар, охваченный предчувствием, что сюда он больше никогда не вернется. Прислонившись к стеклу, провожает печальным взглядом отчий дом, в глазах начинает щипать, но Джон – мужчина, и с не прошеными слезами справиться может. Когда кар опускается на посадочную площадку перед античным театром, часы показывают три. Подождать чуть больше часа и начнет светать – летом Солвейг встает рано.
Джон ложится на одну из многочисленных скамеек театра, уцелевшего чудом после набега варваров пару тысячелетий назад. От самого театра остался только каменный арочный остов входа, да ряд скамеек, амфитеатром спускающихся к протекающей внизу речушке, на берегу которой любят стреляться столичные аристократы. Проверенно безлюдное место, равноудаленное и от императорского двора, и от полицейского управления. Джон лежит на одной из скамеек, заложив руки за голову, смотрит в небо и тихонько насвистывает марш курсантов императорской академии. Жаль, что все так быстро заканчивается. Он не успел толком насладиться полетом, ни в одной войне не поучаствовал, не говоря уж о гонках. Ректор обещал в следующем году отправить его на соревнования международного класса, которые проводятся на Латанге, окраинной планете с жарким пустынным климатом и горным ландшафтом. У Джона есть все шансы взять первое место, он так много тренировался весь этот год. Сам доводил до ума учебный кар, ввел кое-какие усовершенствования. Жаль. Джон смотрит в начинающее светлеть небо, пытаясь угадать звезды. Вон та, яркая, Альтаир, а эта – Симеттриона, она светит планете Батрейн, родине сфинксов. Джону кажется, что Симеттриона подмигивает, и это выглядит форменным издевательством. Он обиженно поворачивается на живот и принимается наблюдать за вяло ползущими по скамейке муравьями. Во фляжке есть наливка Маркуса, и Джон колеблется, выпить или нет. С одной стороны, подбодрить себя очень хочется, а с другой стороны, вдруг повезет и до него дойдет очередь стрелять, не хотелось бы, чтоб рука дрожала, как у завзятого алкоголика. Да и обоняние у этих самых сфинксов наверняка как у кошек, еще подумает, что Джон пьяница. Джон с тоской смотрит на флягу, все еще не решаясь сделать глоток, когда рядом раздается тихое покашливание, от которого Джон кубарем скатывается со скамейки. Сфинкс стоит в трех шагах, заложив руки за спину, наверняка уже давно. И что это он разглядывал с таким интересом? Джон начинает бояться за свой тыл, кто этих сфинксов знает, кого они предпочитают в сексуально-гастрономическом плане (отчего-то в голове Джона их образ колеблется где-то между черной вдовой и богомолом). Но мистер Шерлок Холмс не делает попытки напасть или проявить себя как-то агрессивно. Его поза расслаблена и говорит о полной уверенности и контроле над ситуацией. Джон прочищает горло, поднимаясь с земли, отряхивает форменные брюки и достает из-под скамейки ящик с пистолетами.
