Текст книги "No Good Deed (ЛП)"

Автор книги: Here'sTo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Замолчи сейчас же! Заткнись, закрой свой рот, прежде чем произнести очередную глупость!

– Чтобы мучить тебя, а не потому, что мне нравится это! – зарычала Беллатрикс, но она до сих пор не сдвинулась с места, просто стоя напротив Гермионы. – Если ты наслаждаешься этим, это не значит…

– Конечно. Это все ваши оправдания. И вы еще называли меня ханжой, – ехидно прервала ее Гермиона.

Она никогда бы и не подумала, что осмелится перервать Беллатрикс. Прежде, чем гриффиндорка смогла прийти в себя, Беллатрикс уже сидела на ней сверху, сжимая в руках пучок ее волос и болезненно давя в щеку кривой палочкой.

Она все еще прекрасно пахла и выглядела очень опасно. Биение сердца Гермионы ускорилось от этой близости. Кожа ведьмы была слишком теплой. Она проклинала журналы, которые подтолкнули ее на эти нежелательные фантазии.

Гермиона боялась.

– Да как ты смеешь, мразь? Как ты посмела обвинить меня в таком дерьме? – прошипела Беллатрикс прямо в лицо, черные глаза сверкали в ярости.

Они были так близки, что Гермиона могла видеть намеки мягкого янтаря в полосах корицы вокруг больших зрачков. Они дико, опасно блеснули; сознание ведьмы снова граничило с непреодолимым безумием.

– Я смею, – выдохнула Гермиона, морщась от палочки, что колола ее в скулу.

Замолчи, скомандовал с силой ее внутренний голос.

– Это? – издевалась Беллатрикс. Она отстранилась, чтобы просто взглянуть на образовавшееся между ними пространство, когда она так бесстыдно оседлала Гермиону. – Это то, что заставляет тебя думать, что я, чистокровная ведьма благородного происхождения, могла когда-либо фантазировать о невзрачном маглорожденном львенке, как ты?

Она насмешливо рассмеялась, когда Гермиона поджала губы, гриффиндорка ни на мгновение не разрывала зрительный контакт с Пожирательницей. Ее пульс с гневом отбивал в висках, отчасти из-за страха.

– Ты думаешь, что особенная, грязнокровка? Я отношусь к тебе так же, как и ко всем остальным, кому посчастливилось испытать на себе мои пытки. Ты думаешь, что мне приятно быть так близко к твоей ужасной вони, отвратительному лицу? Нет, малышка, нет, не пойми меня неправильно. Я всегда так близко, потому что я люблю видеть боль в твоих глазах, когда я неумолимо пытаю тебя, люблю наблюдать за тобой, когда ты осознаешь, что нет ничего стоящего на самом деле, кроме пыток, – глумилась Беллатрикс, обнажая свои белые зубы на Гермиону с явным удовольствием от этого спектакля.

– Леди слишком бурно протестует, – ответила Гермиона с напускным спокойствием, не обращая внимания на палочку, приставленную к ней.

ЗАКРОЙ СВОЙ РОТ! Ревел голос в ее голове. Остановись сейчас же!

Гермиона была уверена, что сейчас придет ее конец, но Беллатрикс просто нахмурилась и внезапно села на колени. Гермионе было неприятно ощущать вес Пожирательницы, которая с легкостью обосновалась на ее бедрах. Она бы предпочла длинную юбку.

Девушка отвлеклась на полный растерянности взгляд Беллатрикс, с которого так быстро исчезла ярость.

– Что? – произнесла Беллатрикс, сбитая с толку. – О чем ты, черт возьми?

А?

– Шекспир? – вопросительно произнесла Гермиона, смущенная непониманием Беллатрикс.

– Кто?

Они некоторое время просто разглядывали друг друга, не двигаясь, палочка Беллатрикс по-прежнему впивалась в лицо гриффиндорки, и ее рука все еще удерживала Гермиону за волосы.

Ох, поняла Гермиона и почувствовала себя очень глупой. Конечно, она не знает, кто это, идиотка.

– Ничего, вы не слышали о нем, – покраснела Гермиона и неловко взмахнула рукой.

Вероятно, все это надоело Беллатрикс, потому что она с силой ткнула палочкой в покрасневшую щеку Гермионы, от чего она снова сморщилась.

– И почему это ты знаешь кого-то, кто мне неизвестен? Этот Шерпир-парень просто жалкий магл, не так ли? – выплюнула осуждающе Беллатрикс.

Если бы кто-то другой произнес Шекспир «Шерпир» с таким серьезным тоном и непроницательным лицом, гриффиндорка бы расхохоталась.

– Это значит… – начала вместо этого Гермиона.

– Я знаю, что это значит, – прорычала Беллатрикс, и искры вылетели из ее палочки, опаляя нежную кожу Гермионы.

Она вскрикнула и закрыла рот рукой, когда Беллатрикс потянула ее за волосы так сильно, что ее глаза наполнились влагой.

После момента непонимания, Беллатрикс вернулась к ярости.

– Не то, чтобы мне наплевать на слова несчастного магла, но тут и так все ясно. Эти слова не относятся к нашей ситуации, – едко промолвила Беллатрикс, сверкая глазами.

Она резко отпустила волосы Гермионы, но только чтобы захватить переднюю часть ее заимствованного топа и притянуть гриффиндорку невероятно близко.

Сердце Гермионы подпрыгнуло с невообразимым удивлением, а желудок сделал очередной кульбит. Дыхание перехватило, ведь Беллатрикс была полностью на ней.

Ведьма с силой выдернула Гермиону с лежачего положения и облокотила ее об заднюю часть дивана, своими бедрами зажав бедра Гермионы, грудь и животы были прижаты друг к другу так плотно, что ее корсет отпечатался на ребрах гриффиндорки. Гермиона могла ощущать ее дыхание, почувствовать тепло, исходящее от женщины.

Их лбы прижаты, носы касаются друг друга. Гермиона вдыхает то, что выдыхает Беллатрикс. Девушка была смущена, когда женщина только веселилась.

Что, во имя Господа, она творит?

– Это то, о чем ты говорила, детка? – спросила Беллатрикс тихим, ледяным голосом. – Когда я нахожусь так близко к тебе, ты возбуждаешься? Думаешь ли ты о том, как я действительно отношусь к тебе? Скажи, малышка, это помогает тебе становиться мокрой?

Щеки Гермионы отчаянно покраснели в ответ на пошлость, и она стиснула зубы в унижении.

Потому что, хоть она и ненавидела то признавать, она была мокрой. Не имело значения, знала, или нет об этом Беллатрикс, дразня ее, но Гермиона осознавала это, и не было ничего хуже. Пульсация между бедер требовала внимания.

Так не должно быть, она не должна чувствовать все это, не в такой ситуации, не с этим человеком.

Гермиона молчала. Она едва могла дышать, сердце вырывалось из груди, словно само пыталось приблизиться к холодной женщине.

– Давай проясним, грязнокровка. Даже если бы я и фантазировала о женщинах, это никогда бы не была ты, – прорычала Беллатрикс, впиваясь пальцами в ключицу Гермионы.

Гермиона смотрела в бездонные черные глаза, словно потопая в море и находя там безумие, а также омерзение ко всему происходящему. Конфетное, душистое дыхание Беллатрикс било ее при каждом выдохе. Грудь ведьмы вздымалась напротив нее с едва сдерживаемым гневом.

– И ты хочешь знать, почему, малышка? – пробормотала Беллатрикс. – Даже если бы не было твоей омерзительной крови, я бы никогда не сблизилась с такой, как ты. А все потому, что ты слаба. Ты трус. Ты никогда бы не была достаточно хороша для меня.

Ты недостаточно хороша.

Ты слаба.

Трус.

Беллатрикс уже говорила ей все то ранее, кроме труса.

Оно задело что-то глубоко внутри, и ее тело отреагировало. Гермиона почувствовала, как мышцы свело в челюстях, как прилило огромное презрение в груди.

– Убирайся от моего лица, – тихо сказала она, ее руки сжимались так плотно, что ногти впивались в ладонь.

Она чувствовала переполняющий ее гнев, она больше не ощущала давления палочки на шее.

Я ненавижу ее. Ненавижу, ненавижу ее, я терпеть ее не могу.

Беллатрикс рассмеялась, но не отклонилась ни на дюйм. Ярость Гермионы только раззадорила ее.

– Заставь меня! – рявкнула вдруг Беллатрикс, ее глаза полностью распахнулись, и Гермиона могла разглядеть в них каждую деталь.

Гриффиндорку потряхивало. Она не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала подобный гнев за всю свою жизнь. Но она не двигалась, пытаясь сдержаться, зная, что следующее решение может определить: выживет она, или нет.

Она должна была быть осторожной, действительно осторожной прямо сейчас.

– Я так и думала, – широко ухмыльнулась Беллатрикс, чуть склонив голову набок с издевательским смешком. – Все болтаешь и ходишь вокруг да около, детка.

Контроль Гермионы внезапно скользнул прямо сквозь пальцы.

– Ты действительно так считаешь? – яростно ответила девушка, ее плечи опасно напряглись.

Логический тихий голосок в задней части ее головы тревожно сигналил. Она теряла контроль.

Беллатрикс окончательно добила ее.

– О, да, – зарычала ведьма и снова прижалась лбом к ее голове так сильно, что было больно, она обнажила зубы, прежде чем громко расхохотаться в ответ на суровое, хмурое выражение лица Гермионы.

– Это был правдивый ответ на вопрос, почему такая как я, никогда бы не связалась с такой как ты. Когда дело пахнет жареным, ты не храбрая гриффиндорская львица, – проворковала Беллатрикс омерзительно сладким голосом.

Пожирательница понизила тон, словно разделяла какую-то тайну с Гермионой, у которой все тело дрожала от охватывающего ее желания сопротивляться.

– Истина заключается в том, что ты ничто иное, как маленькое, невзрачное создание… Пугливый котенок, – прошептала Беллатрикс в губы с тяжелой, насмешливой гримасой.

Гермиона укусила ее.

В мгновение она укусила выпяченную губу Беллатрикс. Она дернулась вперед и щелчком зубов сомкнула челюсти на нижней губе, кусая ее.

Беллатрикс тряхнуло с удивлением и резким визгом, она была шокирована. Попыталась инстинктивно отодвинуться, но тут же замерла, зажатая в зубах Гермионы, шипя от боли.

Взгляд Беллатрикс, когда Гермиона медленно склонила голову назад, дергая губу ведьмы за собой, предвещал мучительную смерть.

Ее зрачки потемнели так сильно, что не осталось больше коричневого. Она выставила две руки по обе стороны от головы Гермионы, неохотно наклонившись вперед с ней, чтобы избежать разрыва своей губы, когда брюнетка откинулась, увлекая ее, потянув женщину за собой, словно она была на поводке.

Голова Гермионы, наконец, наткнулась на спинку дивана, и только тогда она выпустила ноющую нижнюю губу Беллатрикс, синюю, но не кровоточащую.

У Гермионы был настоящий момент триумфа.

Она тяжело дышала, переполняемая гневом и возбуждением. Она настолько обезумела и была довольна собой, что это сделало ее легкомысленной, а все из-за взгляда на лице Беллатрикс.

Давай посмотрим, как ты снова назовешь меня трусом.

Беллатрикс смотрела на нее, охваченная вихрем неконтролируемых эмоций.

Шок, ненависть, отвращение, ярость…

И желание.

Не было смысла отрицать это, скрывать. Беллатрикс зависла над девушкой, сидя верхом и выставив руки вперед. Все указывало на эти самые эмоции: как Беллатрикс лизнула ее теперь опухшую губу, или как ее грудь вздымалась вверх и вниз.

Или как ее глаза мерцали в направлении губ Гермионы, как она начала внезапно поддаваться вперед…

В один короткий момент, Гермиона напряглась от внезапного предположения, что Беллатрикс собиралась поцеловать ее.

Но вместо этого, женщина решила убить ее.

В последнюю секунду Беллатрикс качнулась назад, в сторону от Гермионы, а не к ней, размахивая палочкой.

– Круцио!

Гермиона закричала и не ощущала ничего, кроме агонии. Страшная боль охватила ее тело и отбросила на пол. Она извивалась, когда Беллатрикс, стоя в стороне, свирепо наблюдала за ней. Гермиона охрипла от крика, потому что ведьма все держала ее под проклятием, и держала, держала, держала ее.

Она не собиралась останавливаться на этот раз.

Гермиона знала, что в этот раз она умрет. Она пересекла черту, Беллатрикс собиралась замучить ее до смерти, или до безумия, она сама собиралась сойти с ума, если ведьма не остановиться, она хотела умереть, она должна была умереть, чтобы боль ушла.

Беллатрикс стояла над ней, широко раскрыв глаза в безумии, вне контроля. Она неумолимо направляла свою палочку на Гермиону, ее лицо было искривлено в яростной гримасе.

В тот момент, когда Гермиона знала, что больше не выдержит, что боль сейчас остановит ее сердце, поглотит ее мозг, Беллатрикс опустила палочку.

Ее крик внезапно разрезал тишину, что прозвучало оглушающе в полной тишине.

Это было худшее проклятие Круциатус, которое ей доводилось испытывать. Вокруг были темные пятна, но она до сих пор неподвижно лежала, задыхаясь и глядя на Беллатрикс, страшась ее еще больше.

Беллатрикс тоже нервно дышала, ее грудь вздымалась вверх-вниз очень быстро, борясь с корсетом за воздух. Руки добела сжимали изогнутую палочку. Воздух вокруг затрещал от энергии.

А потом она начала смеяться.

Это началось с медленного, легкого смешка, который перешел во взрыв хохота, потом она вскинула голову и взвыла, заполняя весь дом звуком своего безумия.

Гермиона лежала, подрагивая, ее голова раскалывалась.

Когда она, наконец, начала проваливаться во тьму, она все еще слышала смех Беллатрикс.

Комментарий к

Таак, вот очередная глава. Оправдываться за задержку не буду, так как занятость была очень высокая и есть, не буду больше ставить какие-то определенные сроки сдачи главы, потому что не выходит. Фанфик не заброшен и не будет.

========== Часть 7 ==========

Что-то изменилось между ними после этого.

Гермиона не была уверена, что именно, и понятия не имела, хороший ли это был знак, или не очень. Случился сдвиг в динамике их отношений. Он был маленький и слабый, но все же. Воздух между ними был напряжен теперь по несколько другим причинам.

Ну… Ладно, большая часть этих причин была очевидна, по крайней мере, для Гермионы.

У нее начались очень яркие сны. Их не было раньше. У нее было много кошмаров, где она была похищена и в таком духе, но не таким образом, как сейчас.

Это были мокрые сны. И во всех, конечно же, главную роль исполняла Беллатрикс. После того случая с невообразимой дерзостью, что-то засело внутри Гермионы.

Боже, она была настолько глупа, чтобы на самом деле укусить женщину. Что, черт возьми, ударило ей в голову?

Сны заставляли Гермиону просыпаться потной и вызывали отвращение самой к себе. Она подумывала несколько раз над тем, чтобы скользнуть рукой между ног и позаботиться о том, что отдает почти болезненной пульсацией, но никогда не позволяла себе такого унижения.

Она не могла заставить свой мозг перестать фантазировать о чем угодно, но будь она проклята, если позволит себе сделать что-нибудь.

Гермиона не была привязана к Беллатрикс. И… И если бы она и была, то даже при таких обстоятельствах не позволила себе опуститься до такого. Она скорее сломает собственную руку, чем даст себе удовлетворить возбуждение, вызванное неуместными фантазиями.

Они были каждую ночь. Сны ужасно нервировали и были очень запутанными, поэтому Гермиона просыпалась не только возбужденной, но и расстроенной.

Она стала параноиком. Ей постоянно казалось, что Беллатрикс все видела и знала о том, что происходит ночью.

К счастью, Беллатрикс избегала Гермиону, и в течение следующей недели они почти не сталкивались. Пожирательница проводила все свое время наверху, взрывая бог знает что, а если ведьма вдруг решала спуститься вниз, то Гермиона мгновенно спешила на выход из дома.

В тех редких случаях, когда их пути пересекались… Случалось разное.

Их взгляды пересекались. Гермиона напряженно замирала, оставаясь на месте, зная, что больше не могла рисковать, и не только из-за этих странных снов. Прошлый инцидент едва не стоил ей жизни, не стоит раздражать ведьму снова.

Но Беллатрикс просто скользила по ней взглядом, осматривая, словно кошка. Будто решала, царапнуть ли добычу, проиграться ли с ней… Иногда она просто кидала очередное оскорбление и проходила мимо, и на этом все.

Понадобилась целая неделя, чтобы Гермиона смогла осознать одну невероятную вещь.

Беллатрикс прекратила мучить ее.

Ни разу с тех пор, как она чуть не убила Гермиону на том диване, Беллатрикс не использовала проклятья. Гермиона поняла это однажды ночью, когда ощутила отсутствие чего-то.

Она сидела на диване в полном недоумении.

Как, черт возьми, она не замечала этого раньше?

Ее тело было удивительно умиротворенным на тот момент. Она не ощущала Круциатус на себе целую неделю, не была подвергнута пыткам целые семь дней.

– Но почему? – произнесла в тишине Гермиона, глядя в танцующие языки пламени, будто там были ответы на все ее вопросы.

– Разговариваешь сама с собой, малышка? В конце концов, грязнокровка не выдержала и затрещала, да?

Гермиона быстро повернулась. Она не услышала, полностью затерявшись в своих мыслях, как Беллатрикс спускалась по лестнице. Ее внутренности рефлекторно сжались в тревоге и неопределенности. Пожирательница одарила ее небольшой усмешкой, а затем пробрела мимо в кухню, где зажгла свет легким взмахом палочки.

Гермиона наблюдала за ней с дивана в состоянии полной готовности.

Целая неделя без пыток означала, что что-то пошло не так. Она разозлила Беллатрикс тогда, укусив ее. Она была при своем уме, но у нее было ощущение, будто ведьма выжидала время, прежде чем проучить Гермиону.

Ты словно ходишь в высокой траве, наблюдая и гадая, в каком месте прячется тигр, когда же он выскочит и разорвет тебе горло.

Беллатрикс вышла из кухни через минуту с чем-то в руке. Гермиона нервно следила за ней, ожидая, что та поднимется по лестнице, как это бывало обычно.

Но она этого не сделала.

Беллатрикс прошла в гостиную и упала на тот же диван, только с другого края, смотря прямо на Гермиону и срывая крышку с этой древней, пыльной бутылки огневиски. Пожирательница поднесла ее ко рту и сделала большой, сытый глоток, не разрывая зрительный контакт.

Гермиона смотрела на нее, сбитая с толку, а Беллатрикс удобно откинулась на диване, закинув ногу на ногу и раскачивая ею.

– Мне скучно, – заявила женщина.

Она отбрасывала длинную тень в тускло освещенной комнате, и казалось, будто королева сидит на своем излюбленном троне.

Гермиона молчала, полностью растерянная. Она не вспомнила ни единого раза, чтобы она когда-нибудь просто сидела с Беллатрикс в одной комнате.

– Ну, так что? – не выдержала Беллатрикс даже минуты молчания и сделала очередной глоток огневиски, все еще уставившись на Гермиону.

– Ну, что? – спросила неуверенно Гермиона, нервно подтянув одно колено к груди, готовая сразу же бежать отсюда, если понадобится.

– Развлекай меня, – нетерпеливо выдала Беллатрикс, рассеянно потирая горлышко бутылки.

Гермиона просто смотрела на нее, запутавшись еще больше. Кроме того, ее настораживала пьющая Беллатрикс. Женщина была невменяема и в трезвом состоянии, тогда что же будет, если она напьется? Огневиски было довольно крепким напитком.

Взгляд Гермионы притянули поглаживающие действия Беллатрикс. Она делала подобные движения во сне иногда.

Прекрати, подумала Гермиона и почувствовала тяжесть в животе по двум очень тревожным причинам.

– Развлекать вас? – медленно произнесла девушка, с опаской наблюдая за Пожирательницей из своего угла дивана. – Что это значит?

– Я имела в виду именно то, о чем сказала, грязнокровка. Мне ужасно скучно, и я хочу, чтобы бы ты развлекла меня, – произнесла Беллатрикс тоном, словно Гермиона была непроходимой тупицей.

Гриффиндорка нахмурила брови, не понимая, что именно происходит. Во-первых, Беллатрикс не мучила ее уже целую неделю после того, как она сделала самую неуважительную вещь по отношению к ней, и теперь ведьма сидит здесь и пьет, требуя развлечений?

Что с ней?

– Так, что я должна сделать, чтобы развлечь вас? Я думала, что вас развлекают пытки, – с осторожным любопытством ответила Гермиона.

Возможно, это было глупо, ведь подобное вполне могло спровоцировать Беллатрикс, но она действительно понятия не имела, о чем говорить в данной ситуации.

– Это довольно забавно, малышка, но уже давно потеряло свое очарование, – растягивала слова Пожирательница, до сих пор раскручивая виски в бутылке, а потом снова сделала глоток.

Ты лжешь, была первая мысль Гермионы, но Беллатрикс, казалось, пребывала в странном настроении, и она не обнаружила фальши в голосе женщины. Ведьма заметила скепсис на ее лице и закатила глаза.

– Даже мне надоест пытать людей, в конце-то концов, деточка. Обычно это происходит, когда вы достигаете пика своих страданий, но с тобой немного по-другому… – Беллатрикс одарила ее ухмылкой, прежде чем продолжить.

– Твой крик стал раздражать меня. Этот месяц в доме с тобой был слишком однообразен, к тому же ты привыкла к боли. Вот почему мне так ужасно скучно.

Гермиона вздернула брови в ответ. Прищуренные глаза Беллатрикс сверкали в свете огня.

– Вы думаете, я свыклась с болью? – не могла не спросить гриффиндорка.

Правда ли это? Она не знала.

Она осознавала, что боль теперь не ощущалась так явно, как это было вначале. По правде говоря, никто не в состоянии привыкнуть к проклятию Круциатус, и если Беллатрикс хотелось импровизировать, а это бывало довольно часто, то Гермиона получала травмы от совершенно новых и неизвестных ей заклинаний, к которым она не успевала привыкнуть.

И все же ей показалось, что Беллатрикс чего-то не договаривала. Она даже предположить не могла, что именно.

Женщина притихла на некоторое время. Она была полностью расслабленной, развалившись как испорченная черная кошка, а Гермиона плотно обнимала себя за колено, напряженная до предела и готовая к чему угодно.

– Да, думаю, – в конце концов, ответила ведьма без лишней язвительности в голосе, к большому удивлению Гермионы. – Ты хорошо адаптировалась к неволе. Большинство ломается на этом этапе, пытаясь избегать меня, постоянно остерегаясь новой боли, но ты…

Здесь Беллатрикс затихла на мгновение. Она проницательно смотрела на Гермиону, будто подыскивая подходящие слова, а потом просто фыркнула.

Гермионе оставалось только слушать все это в полном недоверии, высоко приподняв брови.

Это было почти так же невежливо, как и в прошлый раз.

– Повторение того маленького эпизода в Малфой Мэноре ни к чему не приведет. Кроме того, моя дражайшая Цисси запретила мне делать что-нибудь более интересное… – горестно продолжала женщина, и это утверждение говорило само за себя.

– Вы чуть не убили меня на днях, – не смогла не припомнить Гермиона ведьме, но это оказалось тактической ошибкой, потому что лицо Беллатрикс сразу же потемнело.

– Ты заслужила, – холодно промолвила Пожирательница.

Она оценивающе скользнула взглядом по фигуре Гермионы. Девушка поерзала, когда Беллатрикс снова встретилась с ней взглядом и вполне сознательно провела языком по нижней губе, слегка склонив голову.

– Это был такой смелый шаг, – растягивала слова Беллатрикс. – Тебе повезло, что это застигло меня врасплох. Ты продолжаешь удивлять, деточка, что странно само по себе… Хотя, может быть, тебе просто захотелось попробовать на вкус.

У Гермионы перехватило дыхание от этой насмешки, но Беллатрикс просто бесстрастно смотрела на нее долгое время. Опять же, Гермиона могла поклясться, что видела что-то скрывающееся под поверхностью; ведьма что-то скрывала, будто сдерживала, и гриффиндорке не нравилось это.

Гермиона не могла надеяться, что это было что угодно помимо ненависти. Но что-то ей подсказывало, что это могло быть…

Она вспомнила, что выражение на лице у Беллатрикс после того, как она прикусила ее губу, короткий момент вспышки, какое-то мгновение, наполненное желанием, как язык ведьмы почти благоговейно касался раздутой плоти.

Прекрати! Снова внутренне заорала Гермиона, быстро прекращая ход мысли. В комнате было слишком тепло, и она снова прокляла эти предательские мечты в ее голове, застрявшие там без ее на то воли.

– Но я уже знала, какая ты извращенка, – сухо произнесла Беллатрикс, нарушая тишину. Она легкомысленно взмахнула рукой, разгоняя этот неловкий момент, прежде чем снова сделать глоток огневиски.

Было очень неудобно, Гермиона была встревожена тем, как Беллатрикс с легкостью говорила обо всех этих вещах, несмотря на все произошедшее.

Это не звучало как одобрение, но не было никаких сомнений в том, что это была лучшая похвала из уст ведьмы в адрес Гермионы.

Тем не менее, упоминание о времени в Малфой Мэноре заставило ее мышцы нервно напрячься, память была еще слишком свежа. Ей захотелось ступать более аккуратно. Она не могла позволить себе еще больше ошибок. По каким-то причинам Гермиона не боялась Беллатрикс так, как раньше, но этот страх никогда окончательно не уйдет, не после всего, что случилось.

– Так что, теперь вам скучно, – это была самая безопасная реплика Гермионы, которую она могла озвучить.

– А теперь мне скучно, – подтвердила Беллатрикс.

Они смотрели друг на друга.

Гермиона была совершенно растерянной. Она рассматривала свою похитительницу, пока пыталась придумать новый ответ.

Мягкий красный оттенок прилил к щекам Беллатрикс, спирт начал действовать, что еще больше нервировало Гермиону. Глаза под тяжелыми веками тускло светились, затягивая гриффиндорку как две черные дыры, желая поглотить ее полностью. Коричневая галактика слабо поблескивала вокруг черных зрачков.

Шрам вдоль ее ключицы снова притянул взгляд Гермионы, он был еле заметен и причудливо смотрелся в свете камина.

Вместо того, чтобы быть недостатком на теле, шрам только подчеркивал безупречность фарфоровой кожи Беллатрикс.

– Глаза вверх, девочка, – окликнула ее ведьма с мягким ироничным смешком.

– Как вы получили этот шрам? – выпалила Гермиона, прежде чем смогла остановить себя, но Беллатрикс не выхватила свою палочку и не стала разбрасывать Круциатусом во все стороны вопреки ее ожиданиям. Вместо этого она с негодованием посмотрела на гриффиндорку и сделала очередной глоток огневиски.

Гермиона сделала вид, что не заметила, как шея Пожирательницы совершила плавные движения.

– Почему ты хочешь знать, малышка? Не так сильно привлекает, как мои сиськи, да? – Беллатрикс, наконец, вернулась к своей надутой манере общения, будто Гермиона задела ее чувства. Щеки гриффиндорки пылали.

С Беллатрикс было невозможно контролировать реакции своего тела, не после всех тех снов.

– Это не… Я просто хотела… Я просто подумала… – затараторила девушка в ответ на непристойный комментарий. Ведьма глумилась над ней, наслаждаясь тем, как быстро гриффиндорка выходила из себя.

Гермиона закрыла рот, зная, что Беллатрикс просто пыталась вызвать эмоции. Что ж, не в этот раз. Хотя, даже если она будет держать себя в руках, Пожирательницу это ни капельки не остановит, если та захочет снова проклясть Гермиону.

Так что брюнетка молча сидела, ожидая новых насмешек от Беллатрикс.

Но женщина удивила ее.

– Азкабан, – вымолвила она после длинной паузы.

Не было никаких эмоций в ее голосе, никакого выражения на лице. Она до сих пор не отводила взгляда от Гермионы, слишком смущая ее.

Девушка была так удивлена, получив ответ, что даже сама не смогла ничего ответить. Беллатрикс поняла это, закатив глаза.

– Я получила эту прекрасную штучку из Азкабана, – повторила ведьма с сарказмом и медленно провела ногтем по всей длине шрама, не отводя взгляда от девушки напротив.

Гермиона старалась не смотреть, но отвлеклась на отметину снова.

– Самые опасные заключенные были вынуждены носить ошейники и цепи. Они были прокляты на то, чтобы сужаться, если мы становились слишком… Возбужденными, – произнесла Беллатрикс с легкой насмешкой, будто это было забавно, и убрала руку от шрама. – Они были сделаны так, что могли впиться прямо до кости. Они растирали кожу докрасна и сдирали, если мы выходили из-под контроля. Цепи сдергивали нас с ног, прежде чем мы могли докричаться до других заключенных. Это было не совсем хорошо, так как привлекало внимание дементоров… А ведь они и были главной причиной потери нашего разума. Эта отметина очень даже неплохой сувенир.

– Это варварство, – ужаснулась Гермиона.

Она знала, что Азкабан был чудовищным местом, и никогда не поддерживала это, но никогда не думала, что заключенные были вынуждены терпеть подобные вещи.

– Не ужасней дементоров, – издевалась Беллатрикс, она сделала новый глоток крепкого напитка и еще больше развалилась в кресле. – Хотя у твоих никогда не было проблем с их использованием, не так ли? Пока дементоры не начали лакомиться и вами.

Она громко загоготала от совершенно несмешной иронии.

– Никто из нас никогда не хотел использовать дементоров, – ответила Гермиона, защищаясь, взволнованная реакцией ведьмы. Беллатрикс скривилась.

– Ты ведь недостаточно глупа, чтобы верить в это, крошка?

– Мы не хотели, – твердо повторила Гермиона, – дементоры никому не нравятся, и на самом деле никто не желал использовать их даже в Азкабане.

– Тогда почему, черт возьми, они делали это? – потребовала Беллатрикс и сразу же сердито выпрямилась.

Гермиона нервно сдвинулась.

Подождите, они действительно просто беседуют без всяких проклятий? Что с этой женщиной?

И алкоголь…

– И не надо вешать мне лапшу на уши о том, что не было другого выбора. Ты не настолько наивна, девочка, – яростно выдала ведьма.

Гермиона нахмурилась в ответ на это нападение.

– Есть тысячи заклинаний и защитных заклятий в волшебном мире, и ты говоришь мне, что лучшим, что они могли придумать, было принять этих существ и использовать их в качестве стражи? – Беллатрикс снова невесело рассмеялась.

– Ваши люди хотели сделать из Азкабана ад на земле, хотели устрашить всех перед законом. Азкабан – это не место, чтобы держать всех плохих парней и наказывать их лишением свободы, это место создано, чтобы вызывать страдания, – сплюнула Беллатрикс и откинулась на спинку кресла. Она сделала легкий глоток из бутылки, когда Гермиона нахмурилась.

– Вы оказались там вызывая ужасные страдания у людей, – осторожно отметила Гермиона, словно ее собственная мораль не могла выдержать атаки обличительного тона Беллатрикс. Она знала, что не должна была спорить с ведьмой, но женщина так старалась самоутвердиться в этом вопросе.

Она не должна была делать этого, но, хорошо… Это просто было в природе Гермионы.

– Да, – неумолимо согласилась Беллатрикс, – но были сотни других, которые ни разу не сделали ни одного проклятья, а просто кидали вызовы Министерству. Скажи мне, малышка, ты думаешь, что человек, который пишет статьи в газетах, осуждающие Азкабан и программу Министерства, заслуживает того, чтобы попасть в это место лишь из-за своего собственного мнения?

– Нет, – неуверенно ответила Гермиона, ей не нравился ход беседы, – но…

– Но туда он и попал. Он написал слишком много статей, критикующих старого доброго Барти Крауча, а затем оказался в клетке рядом со мной. Он кричал как резаный в первую ночь, зовя свою мамочку. Честно говоря, его даже было немного жаль, он ничего не понимал. Его хватило на месяц. На него не надели ни ошейника, ни цепей, но дементоры высосали из него буквально все за одну неделю, – продолжала Беллатрикс с пылким взором в ее глазах. – Они похоронили его рядом с женщиной, которая умерла за день до этого, потому что земля была еще мягкая. Знаешь, кем она была?

Гермиона не ответила, ощущая боль в желудке. Беллатрикс продолжила с презрительной усмешкой.

– Она была представителем Министерства по внешним связям и общалась с человеком, с которым в школьные годы имела отношения, ты знаешь его как Игоря Каркарова. Она была осуждена за сокрытие важной информации, потому что никогда не рассказывала о той связи. Несмотря на то, что это был короткий эпизод в ее жизни и не имел никакого влияния на ее деятельность, она умерла в Азкабане после двух недель, потому что дементоры, благодаря которым вы так сладко спали в ваших постельках, довели ее до того, что она была не в силах даже есть.