Текст книги "No Good Deed (ЛП)"

Автор книги: Here'sTo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Дерьмо, подумала Гермиона, вздрогнув от внезапного желания.

Проницательный, маленький, манипулятивный Пожиратель смерти! Она играла так грязно, черт возьми! Разве у них не было тонкого эмоционального момента всего секунду назад?

Как Гермиона должна была сопротивляться, когда ее так умело поймали в сети?

– Скажи мне, дорогая, ты действительно хочешь пойти в какую-то мрачную таверну и прятаться, отчаянно желая не попасться, когда тебе не нужно делать этого здесь? – вопросительно повысила голос Беллатрикс, когда Гермиона оставалась слишком нервной, чтобы озвучить ответ.

– Ты правда хочешь уйти от меня, плохая грязнокровная девочка? Хм? – с преувеличенной обидой произнесла Беллатрикс, фирменно выпятив нижнюю губу и заставляя Гермиону на предательскую секунду опустить взгляд вниз.

– Потому что я действительно так не думаю, дорогая… – хрипло прошептала ведьма.

Гермиона тяжело сглотнула и отступила на шаг назад, словно убегая от внезапно накатившего страшного желания, полыхающего в животе, когда почувствовала, как ноги коснулись кровати, а затем она резко села, не удержав равновесие.

Только тогда она вспомнила, что случилось в последний раз, когда она была в этой комнате на этой кровати.

На ней были губы и язык, зубы и руки, и пламенная, неудержимая темная страсть, разрывавшая на части. От воспоминаний жар бросился вниз, и у нее закружилась голова от желания, но совсем не так, как раньше. Теперь не было никакой ярости, чтобы двигаться вперед. Она была бессильна перед ведьмой.

Она посмотрела на Беллатрикс, приоткрыв рот, ощущая себя очень маленькой и беспомощной, пока женщина нависала над ней, ухмыляясь, а ее гладкая ладонь касалась щеки Гермионы.

– Беллатрикс, я… – практически ахнула она.

Гермиона инстинктивно протянула руку и положила на живот ведьмы. Она ощутила даже через одежду, как мышцы женщины напряглись, ощутила вибрацию ее рычания больше, чем слышала, и Гермиона знала, что не было оправдания тому, как она начала водить кончиками пальцев по кружевам черного корсета, а не отталкивать ведьму, как следовало.

Поразительно, как Беллатрикс заняла всю комнату, весь мир Гермионы. Она всегда была слишком непредсказуемой, вызывая больше, чем страх, с чем невозможно бороться.

Гермиона резко втянула воздух, когда рука слегка коснулась ее затылка и медленно потянула вперед, а Беллатрикс склонилась к ней и замерла в сантиметре от лица.

– Гермиона, черт возьми, Грейнджер…

Она не могла бы ответить, было ли это проклятье, или же молитва.

Несмотря на это, слова взорвались внутри нее словно бомба, наполняя вены чистым, неподдельным желанием.

Она ахнула…

Беллатрикс поцеловала ее.

О Боже.

Беллатрикс прижалась невероятно мягкими полными губами к ее. Гермиона захныкала, а ее пальцы сжались в шнурках корсета ведьмы, пока не ощутили кожу.

Это было не похоже на их первый быстрый и жесткий поцелуй, не давший насладиться процессом.

Теперь было намного лучше. Поцелуй был медленный и чувственный, и Гермиона застонала, когда Беллатрикс скользнула языком прямо в рот, мягко касаясь ее собственного с несвойственной лаской, заставляя живот сжиматься, словно она собиралась прыгнуть с башни.

Звук, выдавший ее отчаянное желание, заставил отвернуться в сторону и прекратить поцелуй.

– Я не могу! – выдохнула Гермиона, тяжело дыша.

Из-за такого невероятного гребаного поцелуя…

Как Беллатрикс удавалось творить с ней такое?

Беллатрикс, далекая от самоконтроля, только усмехнулась в ответ на ее румянец и вздымающуюся грудь, ее пальцы запутались в густых русых волосах Гермионы. Она была так распалена, так взволнована, и Пожирательница видела это.

Это было унизительно.

Это было потрясающе.

– Ты можешь, – промурлыкала ведьма в ухо, и Гермиона издала приглушенный звук, когда ощутила горячий рот на своей шее, дарящий обжигающий поцелуй, а затем почувствовала, как ведьма опустилась ей прямо на колени.

Мерлин, помоги.

– Ты даже хочешь… – пробормотала Беллатрикс и с усилием втянула кожу, заставив Гермиону трепетать.

Она ощущала пьянящий вес Пожирательницы, которая так хорошо пахла, а ее губы дарили потрясающие ощущения нежной коже. Она схватилась за бедра ведьмы, стараясь скинуть, но преуспела только в том, чтобы вцепиться в них и убедиться, что женщина никуда не денется.

О Боже, Боже, Боже, я не могу повторить это снова, я должна остановиться.

– Ты просто не думаешь, что тебе следовало бы… – прошептала Беллатрикс ей куда-то в щеку, оттягивая за волосы назад так, что Гермиона была вынуждена встретиться взглядом с темными глазами, полностью теряя волю к сопротивлению.

– Я не могу, – прохрипела она. – Это… Это не должно, я…

– Кто сказал? – с яростью выдала Беллатрикс, сжав ее лицо обеими руками.

Гермиона потеряла себя в сильном, потрясающе нежном захвате. Она попыталась сказать что-то, но голос подвел ее, а потом она уже не смогла вспомнить свой ответ.

Беллатрикс триумфально усмехнулась, не услышав ответа, и вместо того, чтобы оттолкнуть Гермиону, лишь заставила ее еще больше намокнуть, снова поцеловав этим прекрасным ртом, и последняя решимость гриффиндорки пала под звуки сладкого хныканья.

Это было неправильно, но ей было все равно, она больше не желала бороться с этим, с тем, что помогало ей чувствовать себя хорошо, даже если при этом и разрушало внутри.

Ее спина буквально вжалась в кровать, когда Беллатрикс подалась вперед всем весом, не прекращая поцелуй. Руки ведьмы бродили по всему телу, от талии к животу и дальше к ребрам, а внизу намокало все сильнее, и она была вынуждена снова прервать поцелуй, чтобы нормально вдохнуть, ведь на этот раз Пожирательница была ненасытна.

Дорожный плащ был сорван, а затем Беллатрикс с нетерпением разорвала рубашку, и у нее не было даже мгновения осознать происходящее или смутиться от отсутствия лифчика, потому что губы уже касались ее груди, оставляя отметины, чтобы заменить прошлые.

Она все еще была в сомнениях от того, что происходило, пока Беллатрикс не коснулась горячим ртом правого соска и не начала медленно посасывать.

Гермиона со вскриком откинула голову и сжалась под ведьмой, сжимая руками дикие черные кудри и ощущая вспышки возбуждения внизу живота. Беллатрикс усмехнулась, и Гермиона почти поплыла, когда белые зубы ведьмы коснулись ее соска, прикусывая и даря ей боль, смешанную с удовольствием. А затем Беллатрикс внезапно отодвинулась.

– Я даже представить себе не могла, что буду в женщине, но должна признать, малышка… Твои чувственные маленькие сиськи изменили мое мнение, – произнесла она с насмешливым оскалом и провела языком от одной груди к другой, чтобы коснуться соска, прежде чем Гермиона сможет сформулировать ответ. (Если бы она вообще могла.)

Гермиона покраснела от головы к шее и изогнула спину, тяжело дыша и вцепляясь ногтями в плечи ведьмы, чтобы постараться держать себя в руках.

Было слишком хорошо.

Беллатрикс скользнула руками по ее животу, царапая ногтями, а потом внезапно убрала лишь для того, чтобы коснуться юбки на талии и дернуть ее вниз вместе с насквозь промокшим бельем.

Холодный воздух коснулся обнаженных бедер, а Беллатрикс стащила одежду вниз, беспечно оставив ее на лодыжках гриффиндорки.

Гермиона едва успела понять, насколько она была влажной, прежде чем Беллатрикс коснулась ее ладонью, не теряя времени. Она резко втянула воздух, когда Беллатрикс застонала и укусила ее за плечо, чтобы приглушить звук.

О, черт!

Гермиона ерзала бедрами, отчаянно нуждаясь в трении, и Беллатрикс беззлобно смеялась над этим.

Почему ее смех внезапно стал самым сексуальным звуком на планете?

– Да, да, да, – пробормотала Беллатрикс, насмехаясь над представшей картиной. – Ты бы сейчас себя видела…

Гермиона хотела нахмуриться, но все, что ей удалось, это извиваться и подавлять унизительное хныканье.

На этот раз она не ощущала гнева, и теперь она была полностью во власти ведьмы.

– Так много после столь маленькой прелюдии? Для того, кто постоянно твердит, как это неправильно, ты выглядишь слишком довольной, – произнесла Беллатрикс, дразня короткими касаниями руки, заставляя Гермиону беспомощно дрожать.

Я ненавижу ее, ненавижу, ненавижу, пыталась напомнить она себе, но не смогла вспомнить причину, когда губы женщины обманчиво ласково коснулись ее рта.

– Кое-кто может даже подумать, что тебе нравится это именно потому, что это так неправильно… Это правда, котенок? – захихикала Беллатрикс, и Гермиона заскулила, когда ведьма медленно коснулась ее кончиками пальцев, заставляя сходить с ума.

Она хотела все отрицать, бороться, но могла лишь только беспомощно таять под прикосновениями Беллатрикс. Она буквально вся пульсировала и горела, и боялась, что стоит ей только открыть рот, и единственное, что она сможет выговорить, будет мольба.

Она не могла этого допустить, не могла умолять Беллатрикс, но, о Мерлин, как ей хотелось этого, так сильно, что она ненавидела ведьму, и Гермиона просто не могла найти в себе силы, чтобы противостоять, не тогда, когда она настолько уязвима, когда Пожирательница касалась ее в самом нужном месте.

Беллатрикс на несколько мгновений остановилась понаблюдать за ее сладкими муками, и Гермиона увидела тот жесткий, томный взгляд, излучающий огромное дикое желание.

Беллатрикс могла играть в безразличную соблазнительницу, но Гермиона прекрасно видела, что она желала ее не меньше, что ведьма упивалась этой властью над Гермионой так же сильно, как и сама гриффиндорка.

Она прижалась губами к уху Гермионы, а затем прошептала:

– Палец, который ты исцелила, слишком чувствителен, я ощущаю пульс на твоем маленьком клиторе.

Гермиона окончательно сломалась.

– Пожалуйста, – выдохнула она. – Беллатрикс, пожалуйста.

Беллатрикс, вместо того, чтобы злорадствовать, потеряла всякий контроль.

Она грубо поцеловала ее, толкнув два пальца в самое естество Гермионы.

Это был чистый экстаз.

Гермиона вскрикнула ей в рот, слишком сильно потянув за темные волосы, заставив ведьму ощутить боль и схватить запястье гриффиндорки в ответ. Она завела одну руку Гермионы над головой, с силой прижав к кровати, в то время как Гермиона сжимала свободной рукой простыни.

Беллатрикс с каждым разом входила полностью, до костяшек пальцев, погружаясь в Гермиону так глубоко, как только можно было, заставляя ее сжиматься от сладких импульсов каждый раз.

– Посмотри на себя, сжимаешь все так, будто тебе не нравится это. Черт, ты такая тугая, – простонала Беллатрикс, когда Гермиона снова сжала ее пальцы в ответ.

– Давай, моя маленькая девочка. Ты можешь лгать себе, можешь лгать всем остальным, но ты не можешь и не посмеешь лгать мне… Ты моя.

Живот Гермионы напрягся. Она сжала внизу еще сильнее, услышав этот бесподобно сексуальный голос и легко насаживаясь на длинные пальцы. Она уже подходила к краю, голова кружилась так, что она едва могла вдохнуть.

Если в прошлый раз было сражение, то теперь это просто резня.

Гермиона стонала и хныкала от удовольствия, неспособная сделать что-либо другое. Беллатрикс схватила ее лицо одной рукой, сжимая челюсть и заставляя посмотреть на нее.

О Боже мой.

– Ты моя, – прорычала Беллатрикс, глядя прямо в глаза, не позволяя отвести взгляд, усиливая контакт. – Ты моя, моя маленькая сладкая грязнокровка.

– Белла, – всхлипнула Гермиона, утопая во взгляде. – Беллатрикс!

– Вот так, малышка, кончи… Давай же, кончи для меня, – простонала ведьма, неумолимо глядя на нее широко раскрытыми глазами.

Гермиона изогнула спину, ее бедра дергались, а на шее проступили вены, и она ощущала, будто взлетает над пропастью.

– Давай, давай, давай, кончи для меня, малышка, сделай это, – распалено продолжала Беллатрикс с диким, гипнотическим взглядом, разрывавшим Гермиону, словно ураган, стремясь вырвать ее душу голыми руками.

– Гермиона, черт возьми, Грейнджер, кончи для меня!

Она выполнила приказ с именем ведьмы на устах.

Беллатрикс поцеловала ее, и крик остался приглушенным. Гермиона закрыла глаза, не в силах смотреть, распадаясь на части. Она сжимала пальцы Беллатрикс в последнем приступе удовольствия, полностью удовлетворенная. Она схватилась за Беллатрикс, за ее темную одежду так сильно, что если бы не она, у ведьмы бы остались глубокие царапины. Гермиона корчилась и всхлипывала под ней, а затем рухнула на постель, полностью утомленная.

Беллатрикс томно и медленно поцеловала ее, вытащив пальцы и оставив Гермиону в смешанных, болезненно удовлетворенных чувствах.

Все ее тело гудело, когда она наконец открыла глаза и увидела, что Беллатрикс откинулась назад, сев на нее и положив руки ей на бедра, возвышаясь с этой чертовски самодовольной ухмылкой.

Их взгляды встретились.

– Все еще думаешь, что не можешь? – Беллатрикс с усмешкой завела руку за спину. – Если да, то это, возможно, изменит твое мнение…

Беллатрикс лениво потянула за узел из шнурков своего корсета. Он распахнулся, и она приспустила его верхнюю часть, обнажая прекрасные полные груди.

И Гермиона знала, что Беллатрикс снова оказалась права.

Она была в большой, большой беде.

========== Часть 15 ==========

Гермиона окончательно затрахалась.

В плохом смысле, в хорошем, в прямом и переносном.

В тот день она согласилась остаться с Беллатрикс и тем самым сняла все ограничения, покорила высоты, переступила новые границы.

Как, например, решение спать с Пожирательницей смерти направо и налево, и не только. Секс был темным, грубым, а иногда несдержанным и жестким, она позволяла Беллатрикс вести и управлять их новыми странными отношениями.

Беллатрикс не понадобилось много дней, чтобы перейти от простого соблазнения гриффиндорки к поистине настоящей похоти, погружая ее в пучины разврата, открывая все новые грани.

Не было никаких ограничений.

– Это то, чего ты хочешь, ты, грязная девчонка? – зарычала ей Беллатрикс в ухо и одной рукой сжала ее грудь, а другой медленно провела вдоль всего тела, чтобы коснуться влажной промежности.

Гермиона от стыда попыталась сжать ноги, шокированная и разочарованная тем, что оскорбления заставляли пульсировать внизу еще сильнее.

– Да, о! Беллатрикс, пожалуйста! – всхлипывала она, прижимаясь своей обнаженной и лихорадочно вздымающейся грудью к полным грудям ведьмы, одновременно пытаясь двигать бедрами, лишенных желанного трения.

Беллатрикс, казалось, на секунду удивилась ее реакции, а затем триумфально ликовала.

Это было мерзко, отвратительно.

И так хорошо.

Пожирательница легла сзади, обняв Гермиону руками, поглощая ее. Их кудри смешались, когда Беллатрикс прижалась губами к ее уху, чтобы прошептать самые грязные, самые низкие вещи своим хриплым порочным голосом.

– Посмотри на себя, умоляешь, как отчаявшаяся маленькая шлюха, – Беллатрикс практически сжала ее щеки рукой, проверяя, насколько Гермиона может зайти дальше.

Она поморщилась, словно недовольная кошка, и ведьма довольно усмехнулась, ощутив, как Гермиона вздрогнула, униженная собственным возбуждением.

– Что сказали бы твои друзья, если б видели тебя сейчас? – резко прошипела Беллатрикс.

Гермиона закатила глаза от смешанного удовольствия и досады.

Она извивалась и возбужденно вздыхала, когда рука ведьмы скользила вдоль ее тела по ребрам и вниз, где ловкие длинные пальцы играли с клитором, создавая хлюпающие звуки. Беллатрикс часами держала ее на краю.

– Чтобы они сказали, если б увидели, как ты насаживаешься на руку Пожирательницы смерти, чтобы кончить, а?

Это было так неправильно.

И так хорошо.

Она была жалкой, больной и извращенной, и знала об этом, и ей было плевать.

Издевательства Беллатрикс только распаляли ее, заставляли хотеть большего. Это то, чем она стала; она нашла для себя новый наркотик. Безумные пытки в конечном итоге начали приносить удовольствие.

– Пожалуйста, дай мне кончить, Беллатрикс, пожалуйста, – воскликнула Гермиона, выгнув спину. – Пожалуйста, пожалуйста, Белла!

– Кончи, грязная девчонка. Кончи для меня! – застонала Беллатрикс, прикусив за шею и сжимая клитор.

И Гермиону поглотил полный экстаз, окончив долгую пытку.

После этого Беллатрикс не единожды припоминала ей этот жаркий опыт.

Гермиона погрузилась в эту зависимость полностью. Все негодование, чувство вины и стыда лишь распаляли ведьму.

Да, это было неправильно, но она уже перешла черту, так какой смысл останавливаться?

Она могла бы остановить это, могла бы сказать Беллатрикс не шептать ей такие вещи, когда они занимались сексом – они вообще не должны были заниматься сексом, для начала! – но она этого не делала, потому что была слишком слаба.

Не то, чтобы она соглашалась со сказанным ведьмой. Она не была настолько больной, но то, что Беллатрикс до сих пор хочет ее, то, что между ними не осталось никаких барьеров, очень заводило Гермиону.

Почему?

Черт его знает. Это было неважно, потому что размышления не приводили ни к чему хорошему.

Гермиона не могла и предположить, что может быть такой же поехавшей, как Беллатрикс. Возможно, война и все остальное потрепали ее больше, чем она предполагала.

Или у нее внутри всегда было что-то подобное. Она не хотела думать об этом. Она пыталась убеждать себя, что каждый раз будет последним, но она никогда не могла уговорить себя не возвращаться в постель Беллатрикс.

Может быть, она бы и смогла сопротивляться своему желанию и не переходить запрещенную черту, если бы не одно обстоятельство: Пожирательница смерти была не менее уязвимой и желала ее не меньше.

Они упали в пропасть, но упали вместе.

– Ш-ш-ш, черт подери, да. Вот так, малышка, лижи меня вот так. Именно так. Блять!

Беллатрикс сидела на ее лице, словно темная королева, черные перепутанные кудри ниспадали по ее бледным плечам, где были видны длинные красные царапины от ногтей.

В первый раз, когда Гермиона спустилась вниз, она знала, что пристрастится к этому. Тело женщины было не страной чудес, а минным полем искушений, и Гермиона должна была знать, целуя прекрасные полные груди, что дороги назад не будет.

Она не смогла отступить, подарив нежный поцелуй ниже пупка и взглянув вверх, чтобы увидеть сбитый с толку взгляд Беллатрикс.

Она просто не хотела отступать; Беллатрикс была открытой и розовой, такой мягкой и уязвимой там, с аккуратной полоской черных завитушек, напоминавшей гриффиндорке о том, с кем именно она это делала.

Гермиона растерялась от того, насколько Беллатрикс наслаждалась этим. Когда она впервые провела языком по складкам Пожирательницы, попробовав ее, она словно получила новую дозу, и больше не могла достать ее нигде, кроме как меж сильных бедер, сжимавших ее по обе стороны, когда она вырисовывала чудные узоры языком, а Беллатрикс с отчаянием держала ее за волосы.

Ведьма провела бесчисленные часы, сидя у нее на лице, – любимое времяпровождение для них обеих – и они обе делали вид, будто это значило, что Беллатрикс все контролировала, но обе знали правду.

Ведь, когда Гермиона касалась ртом Беллатрикс там, у нее был истинный контроль.

Даже с рукой, держащей Гермиону за волосы и лишающий ее каких-либо шансов на движение, даже с самой гриффиндоркой, настолько поглощённой процессом, что она едва могла дышать, вылизывая мягкие складки, даже при всем этом, Беллатрикс не контролировала ситуацию.

Потому что не могла держаться спокойно. Потому что ее маска давала трещину. Потому что она никогда не стонала так отчаянно и не ругалась так громко, как когда Гермиона начинала медленно посасывать клитор.

– О, блять, грязнокровка! Да!

Им нравилось встречаться взглядами в этот момент. Гермиона царапала ногтями бледные аристократические бедра и вздыхала, когда ощущала языком нарастающую пульсацию.

Вкус ведьмы пьянил.

– Осторожней с когтями, маленькая львица, – хмыкнула в угрожающей манере Беллатрикс, дрожа и сжимая бедрами Гермиону.

Она все еще была сукой, даже во время кульминации их маленького шоу.

– Что я говорила тебе о том, чтобы портить мою идеальную кожу?

Лгунья. Ей нравилось это. Гермиона знала, потому что после Беллатрикс всегда трахала ее сильнее.

Она наклонилась и поцеловала Гермиону, ощутив свой собственный вкус на языке, одновременно скользнув двумя пальцами внутрь нее.

Они оставляли следы друг на друге. Ушибы, любовные укусы, царапины и скрученные от удовольствия внутренности.

Все это было предупреждением для Гермионы, которое она с успехом игнорировала. Они показывали то, с какой опасностью она имеет дело, но было слишком поздно.

Она была брошена здесь.

Они выиграли войну, и Гермиона стремилась вперед, была рядом на каждом шагу и никогда не покидала Гарри, она простила Рона и приняла его с распростертыми объятиями, и все же они бросили ее здесь, на растерзание смерти.

Что бы они подумали? Винили бы себя за то, что происходит сейчас с Гермионой и Беллатрикс в постели?

Вряд ли.

Будут ли они ненавидеть ее больше за это, или за то, что она вытворяла с Пожирательницей смерти между книжными полками?

Будут ли их нездоровые связи более оскорбительны, нежели поступок ее друзей?

С каждым разом Гермиона все меньше и меньше терзала себя домыслами. Теперь это было лишнее, когда она проводила почти все время с Пожирательницей, сражаясь за каждый дюйм тела каждую ночь, когда разговоры и резкие оскорбления стали выражать скорее чувство привязанности.

Когда взаимная ненависть, наконец, обернулась во взаимное уважение, которое, в свою очередь, перешло в любопытство. Когда сочувствие оказалось легче вражды.

Гермиона думала о том, что подхватила что-то вроде стокгольмского синдрома, но все было не совсем так. Она не спала у ног ведьмы, но и не отрицала, что эти отношения не были здоровыми.

Когда дело касалось Беллатрикс, у нее не было иллюзий, и она не считала себя пленницей. Было бы лучше, если бы она и вправду ей являлась, ведь творить подобное по собственной воле было непростительно.

Физическая привлекательность была важным фактором, но если бы дело было только в этом, она бы могла сопротивляться.

Однако она увидела другую сторону Беллатрикс, и это решило все.

Беллатрикс не была хорошим человеком или кем-то вроде, Гермиона отлично это понимала. Ведьма была тьмой, но все же не только одной ненавистью. Она была умной и преданной, сильной и гордой до невозможности.

Однако, когда Беллатрикс, наконец, смягчилась, раскрылась и ее истинная красота.

Человечность. За всей этой тьмой был человек, сложный, может, навсегда потерянный, но был.

И после того, как Гермиона увидела этого человека, вот тогда возникли настоящие проблемы.

«Грязнокровка» и «малышка» больше не произносились насмешливым тоном, Беллатрикс перестала хмуриться и рычать, ее усмешки превратились в кривые улыбки, а издевательства стали больше напоминать шутки. Однажды Гермиона случайно поймала ведьму, когда та смотрела на нее через комнату самым эмоциональным взглядом из всех, которые гриффиндорке когда-либо доводилось видеть, а затем Пожирательница вдруг в несвойственной манере быстро отвела взгляд.

Она все больше и больше открывала для себя Беллатрикс, настолько, что философские дебаты и ночные разговоры перетекали в обмен увлекательными историями из прошлого, что ненависть, наконец, уступила место пониманию.

Все это не было легким, все изменения давались с трудом. Было много ночей, когда они обе буйствовали в ярости друг от друга (и еще больше, когда эта ярость получала приятное продолжение на ближайшей твердой поверхности), но, в конце концов, они пришли к пониманию.

Черный песчаный пляж стал прибежищем для Гермионы, укрытием от всего мира. Они возвели свой барьер, абстрагируясь от всего. Она временно притворилась, будто в мире нет никого, кроме них, и что здесь не происходило ничего плохого.

Гермиона потеряла счет тем дням, когда они были вместе, занимаясь сексом, борясь, чувствуя, засыпая бок о бок…

Но реальность – настойчивое создание. Оно нависло над ними, словно дамоклов меч.

– Почему ты никогда не ешь то, что я готовлю? – спросила Беллатрикс ее в один дождливый день, когда они были в кухне.

Ведьма колдовала над обедом у плиты, и вся комната источала потрясающе аппетитные запахи.

Гермиона подняла взгляд от гораздо менее аппетитного яблока и обратила внимание на жадно смотрящего на фрукт Неда, переминающегося на углу стола.

– Хм… – удивленно замерла Гермиона в ответ, и Нед воспользовался моментом, чтобы прыгнуть вперед и оторвать заветный кусочек, едва избегая тонких пальцев.

– Я думала, ты против, – ответила Гермиона, отдергивая руку с яблоком и хмурясь на ворона, победно спрыгнувшего со стола.

Он даже не съел кусок. Это была такая игра, очень раздражающая, нужно заметить, хотя Гермиона полагала, что лучше быть благодарной птице за более теплое отношение к ней сейчас.

Возможно, ворону просто нравилось цеплять ее. Вероятней всего.

Неловкая тишина заставила Гермиону встретиться взглядом с Беллатрикс. Пожирательница выглядела раздраженной, и Гермиона сразу насторожилась.

– Значит, ты лижешь мою киску, но даже не хочешь попробовать мою еду? – внезапно произнесла ведьма.

Гермиона так сильно подавилась, что выплюнула мелкие куски яблока прямо на Неда, который принял это за оскорбление и упорхнул в гостиную.

Ведьма была до жути вульгарной! Уши гриффиндорки моментально приобрели ярко-красный цвет.

– Обязательно использовать подобные выражения? – возмутилась Гермиона.

Беллатрикс изогнула бровь.

– Я говорила тебе в постели такое, что заставило бы покраснеть даже портовую шлюху, но здесь ты не хочешь, чтобы я говорила киска? – непонимающе начала ведьма, заметив покрасневшие щеки. – Только не говори мне, что ты одна из тех идиотов, которым нравятся особенные термины, связанные с влагалищем.

– Боже мой, я не…

– Любое другое слово, которое ты предпочитаешь? Может быть, щель, или пизда?

– Стоп! – быстро выкрикнула Гермиона, прежде чем румянец сожжет все ее лицо. – Все иначе, когда мы не… Когда мы не, ты знаешь…

– Трахаемся? – любезно подсказала Беллатрикс, еще выше вздернув брови.

Гермиона ответила недовольным блеском в карих глазах. Беллатрикс фыркнула, было видно, как она забавлялась и одновременно поражалась происходящим.

– Ты смеешься надо мной, малышка? Я слышала, как ты материшься бесчисленное количество раз. Твой грязный рот даст фору даже мне, и тут вдруг ты не можешь даже ругнуться? – издевалась Беллатрикс.

Темные глаза были полны озорного блеска, что никогда не было Гермионе на руку.

– Почему ты спросила меня о своей еде? – громко воскликнула она, чтобы сменить тему.

Беллатрикс прищурилась, и Гермиона поняла, что эта тема еще не забыта, даже если ведьма и отвлечется на некоторое время.

Возможно, она использует это в спальне. Гермионе было досадно, что эта мысль совершенно ее не расстраивала.

Вместо ответа Беллатрикс махнула ей рукой.

– Иди сюда, – произнесла она в нетерпении, когда Гермиона напряглась.

Гермиона повиновалась, осторожно ступая к плите. Беллатрикс взяла деревянную ложку и зачерпнула в кастрюле что-то, оказавшимся темным бульоном, говядиной и, кажется, морковкой.

– Ешь, – приказала Беллатрикс, осторожно держа ложку супа над кастрюлей.

Гермиона пораженно замерла.

Беллатрикс позволяла ей есть то, что сама готовила не менее часа. Более того, она не просто позволяла, но и настаивала на этом.

Гермиона знала, что значит для Пожирательницы приготовление еды. Это была одна из немногих вещей, которые она с матерью делала вместе. Возможно, это было даже единственное их совместное времяпровождение. Разрешение Беллатрикс было подобно чуду.

Да, они делали много чего, что в нормальном обществе считалось гораздо более интимным, но лишь в физическом плане. Конечно, многое изменилось, и «грязнокровка» практически превратилось в прозвище, а Гермиона стала все чаще оставлять свои любимые книги на тумбочке Беллатрикс, чтобы на следующий день заметить там свежие закладки, и все же…

Все это было… По-другому.

С самого начала их пребывания здесь Беллатрикс четко обозначила свое отношение к тому, чтобы благородная женщина из чистокровного дома готовила еду для грязнокровки.

Теперь же она стояла и просто пыталась накормить Гермиону. Со своих рук.

Гермиона, должно быть, простояла так слишком долго, потому что Беллатрикс повысила голос настолько, что она подпрыгнула.

– Ешь!

Почему она должна отказываться? Она умирала от желания отведать это чудо кулинарии сотни раз, с тех пор как впервые ощутила запахи.

Гермиона наклонилась вперед и осторожно взяла ложку в рот, подметив, как осторожно при этом Беллатрикс вытащила ее обратно.

Она больше бы уделила этому внимания, если бы не ее вкусовые рецепторы.

– Омгх, – выпрямилась она, приложив руку ко рту, ощутив на языке самое вкусное сочетание запахов и еды, которое она когда-либо пробовала.

Суп был божественным: сочная говядина, практически таявшая во рту, нежная морковь и сладкая приправа. Кажется, она даже застонала от восторга.

Проглотив все почти сразу, она ощутила, что желудок требовал большего, и она уставилась на Беллатрикс расширенными глазами.

Ведьма наблюдала за ней с преувеличенно надменным выражением лица, а после яркой реакции Гермионы слегка ухмыльнулась.

– Мерлина ради, Беллатрикс, это прекрасно, – ахнула Гермиона.

– Еще не готово, – протянула Беллатрикс, словно ей было все равно на реакцию гриффиндорки, но Гермиона заметила легкую ухмылку, когда ведьма развернулась обратно к плите.

Нет, это была гордая улыбка, украшавшая лицо ведьмы лишь потому, что она поделилась чем-то важным с ней. Внезапно Гермиона ощутила странное покалывание в груди и, прежде чем осознала, что делает, обхватила лицо Беллатрикс, притягивая к себе для поцелуя.

Женщина напряглась при внезапной демонстрации привязанности, а затем ухмыльнулась в губы Гермионы. Пожирательница мурлыкнула и жадно вернула поцелуй. Гермиона уверенно целовала в ответ, обнимая за шею, желая быть как можно ближе, постоянно стремясь быть ближе к этим распаляющим соблазнительным губам. Она застонала, когда Беллатрикс схватила ее за бедра и вжала в кухонную тумбу.

Они яростно столкнулись языками, и Гермиона, целуя желанные губы, ощутила восхитительный вкус блюда ведьмы. Знающие руки скользнули вдоль ее бедер, жадно лаская, распаляя сильнее и заставляя терять голову.

Гермиона могла вечно целовать Беллатрикс. Она была словно одержима. Ощущение движения полных губ на своих, искусного языка и сильных рук, поцелуи и чувство, будто она принадлежит этой женщине и бушующему пламени внутри нее… Все это было так хорошо.

– Так что, моя маленькая грязнокровка? – пробормотала Беллатрикс, на мгновение оторвавшись от влажной обнаженной груди, а затем наклонилась для нового поцелуя к чувствительной шеи Гермионы, заставляя дрожать от возбуждения.

Внезапно Беллатрикс схватила ее за задницу обеими руками, а затем дернула с низким рычанием, вжимая в себя. Гермиона ахнула, ощутив, как тепло наполнило тело, а затем ушло вниз, превращаясь в тягучее желание.