Текст книги "No Good Deed (ЛП)"

Автор книги: Here'sTo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Главный вопрос был в том, как заставить себя не чувствовать?

Этот вопрос не позволил ей тогда сбежать, этот вопрос вертелся у нее в голове, прежде чем она разделила постель с этой соблазнительной ведьмой.

Как возможно было забыть о случившемся?

Ответ был прост:

Она просто должна была забыть.

Гермиона закрыла глаза и глубоко вздохнула, сжимая плащ на плечах, пытаясь притвориться, будто это не руки Беллатрикс, обернутые вокруг нее, требующие часть ее себе безвозвратно.

Она слышала этот хриплый, насмешливый голос в голове.

Ты моя.

Моя маленькая грязнокровка…

Ты никогда не избавишься от меня.

Гермиона сжала зубы и почти сделала шаг к тому, чтобы навсегда сбежать от этого кошмара, когда громкий треск раздался сверху.

Она рефлекторно застыла, нахмурившись, и подняла глаза вверх, будто могла видеть сквозь потолок.

Беллатрикс пошла «в кровать» час назад, и в тот самый момент Гермиона начала готовиться к отъезду, думая, что лучше всего просто уйти без слов, чтобы ведьма не попыталась ради забавы соблазнить в последний раз.

Честно говоря, если бы она действительно попыталась, Гермиона не знала, сопротивлялась бы. Она ощущала физическую боль от осознания собственной слабости. Еще одна причина ненавидеть Беллатрикс, желать понять ее.

Новый удар заставил ее поморщить нос.

– Не делай этого, – твердо приказывала она. – Просто уходи. Уходи прямо сейчас, пока есть шанс. Не делай этого.

Раздался звук бьющегося стекла, и очень громкое крепкое словцо, описывающее в деталях заднюю часть Мерлина.

– Не надо, – простонала она, уже поднимаясь по лестнице.

Поднимаясь, она размышляла, не получила ли повреждение мозга при потери крови.

Она нашла Беллатрикс в конце коридора, опирающуюся на единственную дверь в доме, которую не открывала. Беллатрикс посасывала неприятный на вид порез на среднем пальце и смотрела прямо на клинок на полу, а точнее на две его части.

Так.

Это не выглядело безопасно, не с Беллатрикс в центре картины.

Любопытство и беспокойство смешались уже в привычное чувство.

Она проигнорировала тот факт, что беспокоилась о Пожирательнице даже в такой ситуации.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Гермиона, осторожно подойдя к ведьме и тем самым обратив на себя внимание.

– Ничего, что касалось бы тебя, любопытная грязнокровка, а вот что ты здесь делаешь? – Беллатрикс немедленно отступила, ее губы сжимали кровоточащий палец.

– Я услышала грохот и подумала, что должна проверить, если ты подорвала себя снова, – ответила Гермиона, немного пораженная враждебностью, такой непривычной в последние дни.

– Ой, маленькая грязнокровка заботиться о моей безопасности? – иронично произнесла Беллатрикс, вытащив палец изо рта, чтобы потрясти им в насмешке.

– Маловероятно, хотя я предпочла бы, чтобы ты отказалась от своего варева… То есть пивоварения, или что ты там пыталась приготовить.

Она мысленно отругала себя за неуклюжесть в словах. К ее шоку и испугу, Беллатрикс словила ее на этом быстрее, чем она могла ожидать.

– О, не притворяйся, будто не знаешь, что я пытаюсь сварить, грязнокровка! Твои отпечатки пальцев остались по всей книге, идиотка, – огрызнулась Беллатрикс.

Гермиона в ужасе открыла рот.

– Я знаю, что ты облазила комнату, после того, как я тогда ушла, так что не притворяйся глупой, будто не понимаешь, о чем я. Знаю, для чего ты пришла сюда. Надеялась застать меня без сознания, чтобы снова перебрать мои воспоминания? Боже, я еще никогда в жизни не встречала настолько безрассудное беспринципное любопытство!

– Ч-что, я никогд-да, к-как… – заикалась Гермиона, стремительно краснея.

Она сжала палочку, готовая к нападению Беллатрикс. Ее застали врасплох.

– Ч-что, я никогд-да, к-как… – передразнила заикание Беллатрикс, корча глупое, смущенное выражение лица, прежде чем закатить глаза, заставив Гермиону обрести цвет спелого помидора и сморщиться еще сильнее.

– Прекрати. Если бы я собиралась что-то сделать, разве ты думаешь, я бы продолжала говорить с тобой до сих пор, девочка? – произнесла ведьма с толикой досады в голосе.

Гермиона облегченно вздохнула, но все еще подозрительно поглядывала на женщину. Не было такой вселенной, в которой бы Беллатрикс спустила ей такое с рук! Да, они установили мир, но она хорошо понимала, насколько хрупким он был, и она не могла верить, что ведьма контролировала себя так же хорошо.

Не помогало ситуации и то, что Беллатрикс была явно в поганом настроении, ведь только это могло служить причиной хаосу в доме.

– Ты не сердишься на меня? – смущенно спросила Гермиона.

– Когда узнала, то была в ярости, но то была ночь, когда я пыталась убить тебя, а затем решила обойтись без этого. Не было в этом никакого смысла, и я поняла, что ты вряд ли могла увидеть что-то слишком личное. Тебе повезло, что я поняла вовремя, что ты увидела лишь память на поверхности, а иначе я бы затолкала вилку тебе в горло.

Гермиона нахмурилась.

Беллатрикс решила не убивать Гермиону еще так давно? Но почему она тогда отступила? В тот день она была серьезно настроена, и Гермиона даже кричала ей сделать это, потому что тогда она была слишком ранена поступком друзей. Однако же она не сделала этого.

Что-то остановило Беллатрикс, даже при том, что та знала о просмотре воспоминаний.

Единственное возможное объяснение приходило в голову.

Потому что я сказала, что она не больна. Это что-то значило для нее. Ее задело то, что я не считала ее безумной.

Беллатрикс плакала в ту ночь, она слышала. Более того, на следующий день Пожирательница помнила их разговор, а значит это точно тронуло ее.

И Беллатрикс не считала битву с Волан-де-Мортом личным? Почему? Разве это не было тем, о чем знали только она и ее Лорд, и что было слишком явно подделано?

Она решила не испытывать удачу, пытаясь выяснить что-либо, ведь все еще считала, что беседа о Волан-де-Морте – это билет в один конец. Память о Малфой Мэноре была жива, и она до сих пор таила жуткую обиду на ведьму за это, несмотря на все остальные случаи.

– Как ты узнала?

Беллатрикс фыркнула и взглянула на нее, словно обвиняя гриффиндорку в ужасной глупости.

– Ты можешь быть умной со своими книжками, но сыщик из тебя никакой. Отпечатки пальцев, малышка. Ты оставила их везде, даже по всему Омуту, – ведьма одарила ее неодобрительным взглядом, а затем вздрогнула и выругалась, когда рана на пальце снова открылась.

– Черт бы побрал эти порезы! – прошипела она. – Посмотри, что ты наделала, грязнокровка!

Находясь на грани, она всегда перекладывала все на Гермиону, которая наблюдала за темной ведьмой и ее изрядно кровоточащим пальцем.

– Почему тебе просто не исцелить его? – спросила она, с опаской и вечным любопытством.

Беллатрикс одарила ее досадным взглядом, слегка отступив.

Почему я до сих пор здесь?

– Думаешь, сейчас самое время вытаскивать дерьмо из меня? – зарычала Беллатрикс. – Ты даже не можешь отрицать, что копалась в моих воспоминаниях, ты…

– Мелкая въедливая моль? – перебила Гермиона, закусив губу, когда Пожирательница оскалилась.

Не самое подходящее время, чтобы снять напряжение, в особенности шутками.

– Я не насмехаюсь над тобой! – поспешила оправдаться она. – Я серьезно, почему ты не исцелишь его?

Беллатрикс словно заколебалась на мгновение, будто решала, ответить, или же спустить Гермиону вниз головой по лестнице.

– Не могу, – наконец выплюнула она раздраженно. – Пожиратели смерти не способны на такую магию. По той же причине, почему мы не можем создавать Патронусы. Мы используем магию для более темных, более сильных вещей, когда получаем метку Темного Лорда. Я думала, что ваш чертов Орден знал об этом.

Орден Феникса дал им общее представление о темной метке, но они не знали всех деталей.

– Мы не знали, что все так серьезно, – удивилась Гермиона. – Вы не способны выполнить даже простейшее исцеляющее заклинание?

– Очевидно, – прорычала Беллатрикс, и Гермиона поморщилась от неверно подобранных слов.

Она изо всех сил пыталась найти способ успокоить женщину, но отвлеклась на надпись на двери рядом с головой Беллатрикс. Слова были выведены ярким, блестящим золотым шрифтом, и это был первый раз, когда она была настолько близко, чтобы прочитать:

Toujours Pur

Гермиона подняла голову. Почему на этой двери выведен девиз Блэков?

Она вздрогнула, когда Беллатрикс щелкнула пальцами прямо у нее перед носом.

– Прекрати! – рявкнула ведьма.

– Прекратить что? – раздраженно ответила она.

– Пялиться! Займись своими делами!

– Я просто посмотрела, разве не для этого надпись? – возразила Гермиона.

Почему она так заботилась об этой двери?

– Это на французском, и ты неправильно читаешь ее, – прозвучал ответ.

– Toujours Pur, или чистота крови навек, – мгновенно произнесла Гермиона, а затем ухмыльнулась в ответ на шокированный взгляд Беллатрикс. – Девиз семьи Блэк.

– Я знаю, – несдержанно выдала женщина, глядя на самодовольное лицо гриффиндорки. – А вот откуда ты это знаешь?

– У меня есть собственные исследования, – произнесла Гермиона с намеком на свою гриффиндорскую гордость.

– Или ты просто любопытная маленькая грязнокровка, – злобно нахмурилась ведьма, заставив Гермиону ответить тем же.

Она сначала взглянула на высокомерное лицо Беллатрикс, а затем опустила взгляд вниз, заметив, что на костяшках рук виднелись синяки, выделяющиеся на сжатых кулаках. Нахмурив брови, она перевела взгляд на половинки ножа на полу, а затем взглянула на дверь и на Беллатрикс, увидев помимо недовольства еще и разочарование. И вспомнила, что ни разу не видела, чтобы ведьма заходила в эту комнату.

Все стало на свои места.

– Не можешь открыть эту дверь, ведь так? – медленно произнесла она.

Беллатрикс сначала была ошеломлена скоростью мысли, а затем просто разозлилась.

– Ну, гляньте, разве у нас тут не маленькая умная грязнокровка? – холодно произнесла Беллатрикс, подтверждая предположение. – Это похоже на то, что я могу ее открыть? Нет, я сломала нож и порезала себя удовольствия ради!

Гермиона вздернула брови, проигнорировав сарказм.

– Почему ты не можешь открыть ее?

– Ради Мерлина, ты когда-нибудь занимаешься своими делами? – зарычала Беллатрикс, переходя от нулевого до сотого градуса в тоне в мгновение, ее глаза сверкали от ярости.

Затем она проскользнула мимо Гермионы, прижимая к себе раненую руку. Девушке пришлось быстро отступить на шаг, чтобы не быть сбитой с ног.

Гермиона не знала, куда нужно было следовать, но она пошла за ней. Возможно, небольшие следы крови на полу подсказывали ей необходимость этого, ведя ее прямо в спальню ведьмы. Она скривилась.

Гермиона ничего не могла поделать с сжавшимися внутренностями, когда заметила мерцающий в углу комнаты Омут.

Она вошла в комнату Беллатрикс и увидела, как та сжалась от явной боли. Она что-то искала в верхнем ящике своего массивного комода, рыская там здоровой рукой и одновременно прижимая кровоточащую руку к себе обратной стороной.

Порез был длинным и рваным. Вероятно, в магловской больнице наложили бы швы.

Тем не менее, они стали почти нейтральными по отношению друг к другу в последние дни настолько, что слово «вражда» ушла куда-то в прошлое, даже если злость и обида остались. Они обе слишком устали от борьбы, война уже окончилась, и не было больше причин, поэтому, вероятно, она ощущала себя виноватой потому, что нарушила приватность Беллатрикс, и сочувственно смотрела на ее палец.

Она пыталась игнорировать тот факт, что спасения жизни друг другу и горячий секс вместе с ненавистью имели к этому какое-то отношение. (У нее не получалось.)

Беллатрикс, наконец, нашла то, что искала: рулон марли.

Это было все, что она могла сделать со своим порезом.

Это было… Бессмысленно. У нее не было причин страдать от это боли и латать рану таким примитивным способом.

– Беллатрикс, – начала Гермиона, в то время как женщина возилась с куском марли, все время бормоча что-то под нос. – Стой. Просто… Просто позволь мне.

Беллатрикс испуганно взглянула на нее, а затем вспомнила об оскорблениях.

– Что? Отвали, грязнокровка, мне не нужна твоя помощь, – усмехнулась она. – Спускайся вниз по лестнице, или что там еще.

Гермиона ощутила раздражение от этого жесткого грубого защитного механизма. Это была не ее вина, что ведьма не смогла открыть дверь, ее даже не волнует, что за ней. Зная Беллатрикс, ничего хорошего там быть не могло.

Отношение женщины раздражало.

Гермиона смело подошла ближе.

– Я не сделаю хуже, ты же понимаешь это. Просто позволь мне исцелить тебя, всего полсекунды.

– Я сказала, отвали, идиотка!

Беллатрикс изо всех сил старалась развязать бинты одной рукой.

– Не можешь же ты… У тебя кровь повсюду!

– Смотри, это не грязная кровь.

Почему она была настолько упрямой?

– Просто дай руку! – мрачно произнесла Гермиона.

– Я сказала: О! – вскрикнула Беллатрикс, когда Гермиона схватила ее за кровоточащую руку и дернула к себе.

Палочка нацелилась ей прямо в лицо, прежде чем рулон ударился об пол. Гермиона делала то, что должна была, и проигнорировала это. Крепко держа руку ведьмы, она вывернула ее ладонь вверх, и осторожно, но быстро прижала большой палец к среднему, чтобы удержать.

Часть ее ожидала проклятия от Беллатрикс, но, несмотря на импульсивность, она, как оказалось, не показала желания атаковать.

Гермиона воспользовалась возможностью.

– Что, черт возьми, ты себе думаешь… – начала яростно Беллатрикс, когда гриффиндорка ткнула кончиком палочки на кончик разреза на пальце Пожирательницы.

– Эпискей!

Беллатрикс зашипела, словно сердитая кошка, когда разрез в мгновение затянулся.

– Ты… Ты… – раздраженно выдыхала она, как большой злобный волк, а затем боль ушла, и она просто расслабилась.

– Оу.

Гермиона не смогла полностью скрыть ухмылку, когда палочка Беллатрикс опустилась, а сама она смутилась от облегчения. Она посмотрела на палец и проверила, пошевелив им, а затем сузила глаза.

Ведьма заметила улыбку Гермионы и нахмурилась. Она прикрыла исцеленный палец другими, при этом сжав руку Гермионы в смутно угрожающей манере.

Так и получилось, что они держались за руки.

Когда Гермиона осознала это, ее щеки загорелись. Она застыла, пойманная грозной Пожирательницей смерти.

Это был их первый реальный физический контакт с той самой ночи. Это было не тоже самое, что и дразнящая игра Беллатрикс, случайные касания то тут, то там. Это было ощутимое физическое прикосновение, интимное, насколько может быть интимным сжатие двух рук.

Беллатрикс встретилась с ней взглядом, сменив выражение с угрожающего на нечитаемое. Она слегка приподняла подбородок, ее надменные черты смягчились. Когда Гермиона ярко покраснела, лицо ведьмы расплылось в хищной понимающей ухмылке.

Сердце гриффиндорки сжалось.

Беллатрикс медленно развернула руку Гермионы, пока ладони не скользнули друг к другу, и кончики пальцев не переплелись, словно кружева, будто они собирались вальсировать. Ее ладонь была прохладной и мягкой, а между ними словно сверкали искры от напряжения.

Внезапно тело налилось странным теплом, а дыхание сбилось, в ответ на что Беллатрикс подняла изящную бровь.

Последний раз эти длинные тонкие пальцы коснулись Гермионы в более порочном, более сладком месте.

Гермиона отдернула руку, словно обожжённая, слегка приоткрыв рот. Беллатрикс же одарила ее чеширской ухмылкой и фирменно выпятила нижнюю губу.

Черт возьми! Черт бы меня побрал!

Почему она все время должна терпеть сладко ноющее сердце?

– Там, – сказала она, восстанавливая дыхание и проклиная покрасневшие щеки. – Лучше.

Беллатрикс ухмыльнулась в ответ на высокий тон, а затем взглянула на исцеленный палец с интересом ребенка. На ее руке все еще была кровь, но порез исчез. Затем ведьма снова посмотрела на нее со странным задумчивым выражением лица.

Теперь она смотрела на нее без ухмылки, сверкая темными глазами, наполненными неясными эмоциями. Гермиона не могла прочитать этот взгляд, но тонула в нем с каждой секундой все больше.

– Лучше, – тихо повторила Беллатрикс.

Гермиона вдруг ощутила теплоту и влажность между бедер.

Гермиона всегда находила в себе силы сопротивляться преднамеренной соблазнительности Беллатрикс, но это не шло ни в какое сравнение с видом истинного желания в глазах ведьмы. Непонятные, бурлящие эмоции все только усложняли.

Она ощутила, насколько сильно манипуляции руки Беллатрикс пошатнули ее решимость, и была вынуждена отступить на шаг, чтобы не сдаться окончательно.

– Да, теперь лучше, – попыталась произнести Гермиона с веселой улыбкой.

Она лихорадочно прятала палочку обратно в плащ, избегая зрительного контакта.

Беллатрикс, наконец, заметила ее непривычный внешний вид. Пронзительный взгляд мгновенно обострился.

– Собираешься куда-то? – протянула она.

Очевидно, ведьма изо всех сил пыталась выглядеть безразличной, но Гермиона слишком хорошо знала ее. Она не могла понять, почему ощущала себя виноватой, будто ее застали родители при побеге.

– Я просто… Я просто хотела… – Гермиона сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, а затем снова посмотрела на женщину.

– Я как раз собиралась уходить, – произнесла она с напускным спокойствием в голосе, – а потом услышала грохот здесь и пришла проверить все ли…

Она слегка побледнела и махнула рукой в сторону Беллатрикс, от чего-то смутившись.

На мгновение ведьма выглядела удивленной, а затем на лице ее застыло напряженное выражение: эмоции будто ветром сдуло.

Гермиона была почему-то разочарована. Слишком редко ей удавалось уловить проблески настоящего отношения ведьмы к ней.

– О, – произнесла Беллатрикс.

Наступила тишина.

Некоторое время они стояли в неловкости, а затем Беллатрикс заметно разозлилась, смутив этим гриффиндорку. Разве она не должна была радоваться скорому избавлению от назойливой грязнокровки?

– Ну, и чего ты ждешь, прощания? – с издевкой выдала Беллатрикс. – Давай, уходи, беги к своим так называемым друзьям. Уверена, они соскучились по тебе, даже после того, как поступили с тобой.

Гермиона сжала зубы, но не смогла отрицать, что не думала об этом в последнее время. И все же она не желала слышать такое от Беллатрикс.

– Серьезно, я не понимаю, почему ты так спешишь вернуться. Я не понимаю, почему ты так стремишься упасть в объятия людей, оставивших тебя здесь умирать, – продолжала ведьма.

Ее тон был резок, ведь она намеренно старалась задеть Гермиону. И это сработало. В основном потому, что она озвучивала ее же страхи.

– Все не так, – резко осадила Гермиона.

– Ты уже говорила это раньше, но, как и я, ты знаешь, что это правда, малышка. Признаю, что первое время я не была лапочкой, но даже я не ожидала от них такой мстительности. Я поражена, действительно поражена… – задумчиво произнесла Беллатрикс, осознанно всаживая каждое слово прямо в грудь Гермионы.

Она намеренно старалась задеть. Она была в гадком настроении до этого, но Гермионе казалось, что исцеление пальца исправило ситуацию. Очевидно, нет. Теперь же она выглядела даже злее обычного. Вероятно, Гермиона сделала что-то неугодное ведьме.

И что это могло быть, черт возьми? Она казалась расслабленной и беззаботной до того, как обнаружила тайную попытку ухода.

Тем не менее, Гермиона нервно сглотнула, предугадывая, что произойдет, если она начнет спор с Пожирательницей.

Например, то, что она попросту проиграет.

– Как я уже говорила, все не делится на черное и белое. Они… Они мои друзья. Ты не поймешь, – с горечью ответила Гермиона.

Однако это только пуще завело Беллатрикс. Она сверкнула глазами.

– Я не понимаю? Не существует в мире человека, понимающего эту ситуацию лучше меня, девочка, – прошипела ведьма.

Гермиона напряглась от внезапной ярости, в темных глазах полыхала буря.

Почему она так злилась на нее?

– Ты действительно такая наивная, ты знаешь об этом? Я наблюдала подобное с тысячу раз до этого, и ты смеешь говорить, что я не понимаю? Мои собственные «друзья» почти прикончили меня неделю назад, ожидая этого шанса в тени на протяжении всей их жалкой жизни. И черт меня возьми, но я бы никогда не опустилась так низко, чтобы предать тех, за кого поклялась сражаться и умереть, даже такую грязь как они!

Гермиона слышала правду в каждом слове Беллатрикс. Возможно, ведьма и ожидала предательства со стороны подельников, но не такого мерзкого. И она никогда бы так не поступила до тех пор, пока они бы не предали ее первыми.

Но это было не так, как с ее друзьями.

Однако Беллатрикс не собиралась останавливаться.

– Я была предана обеими сестрами, одним единственным человеком в этом мире, которого я любила всем, что у меня было, от которого я приняла клятву взаимной любви, из-за которой я скорее бы умерла, чем предала ее доверие. Но даже крови не было достаточно, чтобы она не предала в угоду своей пользе, так что не смей говорить мне, что я не понимаю, – презрительно закончила Беллатрикс, полыхая от гнева и ярости.

Женщина всегда скрывала свои болевые точки превосходно, так что Гермиона и подумать не могла, что одна легкая фраза может вызвать такой шквал эмоций.

Однако за всей этой яростью можно было увидеть проблеск иного чувства, которое ведьма так отчаянно скрывала за криками. В ее голосе сквозила боль, и теперь Гермиона растеряла все свое негодование.

Разве Гарри и Рон не были похожи на братьев, как Нарцисса и Андромеда были сестрами для Беллатрикс? Разве они не играли подобную роль в жизни Гермионы? Разница лишь в том, что их не скрепляли кровные узы…

Она поняла, почему Беллатрикс вышла из себя, почему так сильно была задета. И, несмотря на то, как сильно она ненавидела эту женщину, сколько боли они причинили друг другу, она понимала все, о чем говорилось…

– Прости, – выпалила Гермиона, когда Беллатрикс снова набрала воздух, чтобы начать новую тираду.

Пожирательница запнулась от неожиданности, и Гермиона быстро продолжила, пользуясь моментом.

– Прости, ты права, ты понимаешь, что это такое, даже лучше, чем я когда-либо буду. То, что они сделали с тобой, было неправильным. И я знаю, что тебе не хотелось бы слышать это от меня, но твоя сестра неправильно поступила с тобой. Никто не должен быть предан ближайшими ни по какой причине, даже ты.

Беллатрикс прищурилась. Сочувствие Гермионы было нежелательным и могло еще больше разозлить Пожирательницу. Она ожидала, что Беллатрикс набросится на нее, но этого не произошло. Ведьма просто впилась взглядом и сжала зубы.

Они простояли так немало времени, пока Беллатрикс не отвернулась, скрестив руки на груди.

Женщина была настолько одинока в мире, что было даже пугающе, что существовал абсолютно заброшенный всеми человек. Ей никто не доверял, не любил, она была по-настоящему одна. Возможно, она заслуживала такую участь.

Пожирательница смерти никогда не признает этого, но это больно. Адски больно.

Гермиона вытерла слезы, внезапно наполнившие глаза. Она боялась этих страхов, этой боли из-за того, что друзья поступили с ней так же, и этой сокрушительной вины, которая нашептывала ей, что она заслужила все это.

Как они могли оставить меня здесь?

Слезы скатывались по щекам.

– Ты… Ты действительно думаешь… – нарушила тишину Гермиона рваным голосом.

Беллатрикс с тревогой оглянулась на нее, что могло быть простым отвращением.

Гермиона никогда так не плакала, никогда не ломалась так перед ведьмой. Она ощутила ужасную слабость, а следом и злость. Она уставилась в пол и вздохнула так, что стало больно, а после сердито вытерла слезы с лица и стиснула зубы, сдерживая новые порывы.

Я не буду показывать ей свою слабость, черт возьми. Я не позволю ей увидеть, как я сломаюсь.

– Ты действительно считаешь, что мои друзья такие же? – мгновенно спросила она.

Тревожный взгляд ведьмы смягчился, когда Гермиона вернула себе контроль и вздернула подбородок с достоинством, отказываясь демонстрировать смущение от уязвимости. Она была слишком горда, чтобы демонстрировать подобное.

Что-то мелькнуло в темном взгляде, будто женщина была впечатлена, а может Гермиона уже бредила, и это было что-то иное.

– Я действительно так считаю, – без сарказма ответила Беллатрикс злобным, и в то же время горьким голосом.

Из всех людей на свете, мнение Пожирательницы смерти не должно было влиять на нее, но ведьма пережила тоже самое, отражая те же сомнения и опасения.

Они действительно оставили меня здесь. Они позволили бы ей убить меня.

Гермиона прикрыла глаза, снова ощутив слезы на щеках. Ей не хватало сил, чтобы скрыть боль.

– Я бы никогда так с ними не поступила, – выдохнула она.

Она открыла рот, глубоко вдохнув, чтобы не разреветься, а после постаралась затолкать боль в самые темные уголки ее сердца.

Беллатрикс смотрела на нее так, будто искала что-то.

Ирония была еще и в том, что те, кто решительно боролись против сущего зла, отдали ее прямо в лапы этого зла, спасшего ей в последствии жизнь.

Гермиона почти рассмеялась.

Вместо этого она вздохнула, желая уйти прежде, чем Беллатрикс вспомнит причину того, почему она была так испугана.

– Оставайся со мной, – резко произнесла Беллатрикс.

Гермиона подняла голову.

Что?

Лицо темной ведьмы не выражало бы ни единой эмоции для любого, кроме Гермионы. Только она могла заметить, что, несмотря на преувеличенно безразличное выражение лица, Беллатрикс, поджав губы, смотрела не ей в глаза, а в пространство между ними, словно избегая прямого контакта.

– Что? – повторила Гермиона, будто у нее что-то заклинило.

Беллатрикс закатила глаза, а затем нахмурилась. Она переступила с ноги на ногу, в то время как Гермиона в недоумении наблюдала за ней.

– Я сказала, оставайся, – резко повторила ведьма.

С тобой.

– Я… – начала гриффиндорка прежде, чем обнаружила, что не в силах подобрать слова.

Гермионе захотелось ударить себя, чтобы проверить, не сон ли это, когда заметила румянец на бледных скулах.

Беллатрикс покраснела.

– Послушай, не пойми меня неправильно, девочка, – быстро начала недовольная Беллатрикс. – Здесь нет никаких намеков, ведь я знаю, как ты любишь переиначивать мои слова так, будто у меня есть хоть какие-то намерения по отношению к тебе, но это ничто иное, как предложение оставить все, как есть.

Гермиона все еще не понимала.

– Но почему? – спросила она, широко распахнув глаза.

Беллатрикс попыталась нахмуриться, а после издала долгий утомленный вздох и начала говорить будто сквозь зубы.

– Правда в том, что ты в таком же дерьме, как и я, малышка. Возможно, ты пока что не хочешь верить в это, но я знаю. Мы обе были преданы людьми, которые должны были быть на нашей стороне независимо от обстоятельств. И-и я не могу, черт возьми, поверить, что говорю это, но твоя компания больше не так раздражает, не то, чтобы у меня вообще был здесь выбор.

Гермиона быстро моргнула, едва веря в услышанное.

Несомненно, она видела, что ведьма больше не питает к ней ненависти, но чтобы она сама призналась в этом?

Это противоречило природе Беллатрикс. Она, должно быть, видела, что Гермиона все еще была неспособна к речи, потому что продолжала говорить, хотя по ее лицу было видно, что она бы предпочла биться о кирпичную стену вместо этого.

– Ты, к сожалению, стала единственной интересной вещью на этом Мерлином забытом острове, где я застряла. И нравится тебе это или нет, я единственный человек, который не дает тебе какую-либо моральную оценку. Итак, что же ты будешь делать в следующие дни? О, да… Прятаться в этом жалком кабаке под псевдонимом до тех пор, пока не наберешься смелости встретиться с друзьями, которые бросили тебя…

Она наградила Гермиону острым выразительным взглядом, отчего та побледнела.

– Или… Ты можешь остаться здесь, – закончила Беллатрикс.

Гермиона смущенно взглянула на Пожирательницу, источавшую лишь решительность, надменность и высокомерие, что говорило о серьезности сказанного. Беллатрикс скрестила руки на груди и подняла брови, когда Гермиона в шоке уставилась на нее.

Она… Она позволит мне остаться здесь? Она даже хочет, чтобы я осталась?

А хочу ли я остаться?

Ответ должен был быть однозначен, но она сомневалась.

Она стояла, колеблясь и понимая, что пребывание в этом доме на данный момент звучало гораздо более привлекательно, чем перспектива скрываться в Дырявом котле, надеясь, что волшебный мир не узнает об этом прежде, чем она будет готова ко встречи с друзьями и всем тем, что она повлечет за собой.

И она знала, что были и другие причины, которые она так ненавидела, чтобы признать их.

Беллатрикс Лестрейндж интересовала ее, нравилось ей это, или нет. Она знала это, потому что колебалась каждый раз перед уходом.

Между ними были нерешенные вопросы, вещи, которые она хотела узнать и понять так сильно, что становилось страшно.

Здесь были и ненависть, и похоть, и другие ужасно сильные эмоции, а также вопросы без ответов и какая-то часть ее, испорченная Беллатрикс, которая тянула к ведьме. В конце концов, она никогда не освободиться от этой женщины, если просто уйдет. Беллатрикс знала это.

Но разве не поэтому она и должна была уйти?

Она могла остаться здесь, и, возможно, найти здесь временное укрытие, прежде чем снова столкнуться с близкими, или это была лишь обманчивая надежда? Если она останется, есть вероятность, что Беллатрикс просто уничтожит ее.

Стоило ли это риска? Действительно ли она так была задета Гарри и Роном? Действительно ли она была виновата в том, что спала с Пожирательницей смерти, которая причинила так много боли ей и близким, что она продолжала терпеть ее вместо того, чтобы встретиться с друзьями?

– Я не знаю, если… Я… – запиналась Гермиона, слишком сбитая с толку, чтобы даже дать какой-либо ответ.

Беллатрикс заметила ее тревогу, и что-то промелькнуло в темных глазах. Она опустила руки и внезапно приблизилась к Гермионе.

– Послушай, – медленно протянула Беллатрикс, скользнув еще ближе, заставляя Гермиону напрячься. – Давай будем честными друг с другом, малышка… Ты ведь не хочешь уходить, ведь так?

О чем она…?

Гермиона поняла, что была дурой, слишком поздно распознав хищный блеск в глазах ведьмы.

Она ощутила запах сосен и ладана, пьянящий аромат, и сердце пустилось вскачь, заставляя кровь стучать в ушах.

– Я буду честна, если и ты будешь. Давай оставим все отговорки и прочий мусор, ладно? – протянула Беллатрикс с намеком на сарказм. – Исходя из этого, я могу предположить, что ты захочешь остаться по другой определенной причине.

– Ч-что ты имеешь в виду? – запинаясь и краснея произнесла Гермиона, когда Беллатрикс усмехнулась в ответ на ее нервозность.

– Не строй дурочку, дорогая, ты слишком хорошо понимаешь, о чем я, – тихо хмыкнула ведьма.

Все внутренние сигналы вопили без устали, но Гермиона все еще стояла там, поглощённая происходящим.

– Твоя компания гораздо веселее, чем других, девочка… – пробормотала Беллатрикс и подняла руку, чтобы аккуратно убрать локон гриффиндорки за ухо.