Текст книги "No Good Deed (ЛП)"

Автор книги: Here'sTo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Беллатрикс ходила туда-сюда, спрятав палочку, но не отводя взгляда от Гермионы, словно пантера, запертая в клетке.

Вот почему она убила Сириуса? Потому что она обвиняет его в побеге Андромеды? Потому что обвиняет его в той злости родителей, которую потом пришлось вытерпеть ей?

– Нет, я не ненавижу грязнокровок просто потому, что меня так воспитывали, нет. И даже если бы я сомневалась в чем-то, то уход Андромеды все доказал, родная сестра отказалась от меня и Нарциссы, – произнесла Беллатрикс, а Гермиона все еще оставалась спокойной.

Гриффиндорка разрывалась между желанием отстоять собственное мнение и… Жалостью.

Она старалась придушить ее на корню, но не смогла. Беллатрикс абсолютно точно испытывала боль, эту горечь, в итоге именно это могло сделать ее Пожирателем смерти.

И независимо от того, что утверждала Беллатрикс, ее воспитание не могло быть солнечным и радужным. Никто не мог превратиться в подобное только из-за того, что семья что-то не поделила.

Она любила Андромеду. Она очень ее любила, подумала Гермиона, наблюдая, как Беллатрикс покачала головой и продолжила шагать, бормоча себе под нос. Она даже не подозревала, что эта женщина вообще способна на такое чувство, как любовь.

Гермиона задумалась, не видела ли она слез ведьмы.

Беллатрикс ведь не плакала, да?

Хоть теперь Гермиона знала обо всем, ничего из этого не было оправданием поступкам Пожирательницы.

У Гермионы было миллион опровержений мнению Беллатрикс, и она только собиралась открыть рот, чтобы поспорить, как заметила что-то, что заставило ее замереть.

Когда Беллатрикс развернулась к ней боком, Гермиона заметила свою палочку, торчащую из-за пояса мантии. Она узнала свою бледную виноградную лозу, и могла поклясться, что сердцевина дракона кричала ей.

Я хочу ее обратно.

Мощное стремление броситься к своей палочке было с усилием подавлено, она дернулась вперед, удержавшись в последнюю секунду.

– И почему это, черт возьми, мы обсуждаем мою жизнь? – неожиданно развернулась Беллатрикс.

О, о.

Беллатрикс посмотрела ей в глаза, и в ее взгляде не было ничего хорошего. Это отвлекло от желания вернуть свою палочку.

У Гермионы не было возможности ответить.

– Я должна была предвидеть, что ты не способна на правильное, вежливое обсуждение. Мерзкая грязнокровка, всегда пытаешься все испортить, влезть в личное! – яростно прорычала Беллатрикс.

Ведьма была слишком уязвимой и распалённой этими излияниями души, поэтому ей нужно было спустить и перенаправить свою злость на что-то или кого-то другого.

Например, на Гермиону.

– Вам не нужно было все это рассказывать, – ответила Гермиона, защищаясь, когда Беллатрикс сделала несколько шагов в ее сторону.

– Я бы не сделала этого, если бы ты не копала так глубоко, мелкая въедливая моль!

Гермиона позабавилась этому оскорблению. Она была готова рассмеяться на такое слабое возражение женщины, и она не смогла сдержать фырканье в ответ, даже если бы очень того захотела.

Это было ошибкой, нервно подумала она.

Тем не менее, Беллатрикс не достигла точки кипения, напротив, Пожирательница, кажется, поняла насколько нелепо прозвучало «мелкая въедливая моль», и на самом деле выглядела немного… Смущенной.

Беллатрикс попыталась снова излучать ярость, но теперь эффект был напрочь разрушен.

Она стояла, уперев руки в бока и практически надувшись так, что Гермионе стало очень смешно.

– Ты считаешь, это забавно? – потребовала Беллатрикс.

– Нет, – ответила Гермиона, отмечая, что Беллатрикс была больше взволнованной, чем опасной.

Какая непривычная ситуация.

– Как тебе понравится, если я начну психоанализировать твою личную жизнь, а, малышка? Судить тебя и твою крестьянскую маггловскую мамочку? Что, не смешно теперь? Нет, грязнокровка не хочет этого, не хочет, чтобы кто-то копался в ее хорошеньких карих глазках, не так ли? – насмешливо прошептала Беллатрикс.

Гермиона была слишком взволнована от невольного комплимента, что пропустила мимо колкость о родителях.

Она думает, что у меня красивые глаза?

– Кто занимался психоанализом? Все, что я сделала, это задала один или два вопроса! И я не против, честно говоря. Спрашивайте, что хотите. Хотя, не думаю, что вам это нужно, – ответила Гермиона, ощущая покрасневшее лицо.

Кого заботило, что именно думала Беллатрикс о ее глазах? Пожирательница определенно не считала их привлекательными, а просто хотела их выдавить, абсолютно точно.

– Мне безразлична твоя жизнь, – вздохнула Беллатрикс. – Почему вдруг ты должна меня интересовать?

Гермиона сморщила нос на этот намек.

– Не должна. Вы хотели поговорить. Мне было любопытно, – быстро произнесла она под проницательным взглядом Беллатрикс.

– Любопытство сведет тебя в могилу, – огрызнулась ведьма.

– Может быть, – устало согласилась Гермиона, остерегаясь угроз смерти.

Плотная, неуютная тишина воцарилась в комнате.

Беллатрикс, судя по всему, оценивала ее своими темными глазами, обманчиво не замечая страха в Гермионе. Девушка чувствовала, что ее испытывают, и не отводила пристального взгляда от Пожирательницы.

В течении долгой секунды Гермиона отчаянно желала овладеть всеми навыками Легилименции, чтобы понять, что именно происходит в голове Беллатрикс прямо сейчас.

Что она сейчас обо мне думает? Изменилось ли ее отношение ко мне? Неужели я заслужила ее внимание, или же так и осталась бесполезной тратой времени?

Почему меня волнует ее отношение ко мне?

– Как ты это сделала?

Этот неожиданный вопрос вырвал гриффиндорку из размышлений.

– Как я сделала что?

– Как грязнокровка сумела одолеть величайшего волшебника всех времен? – нетерпеливо объяснила Беллатрикс, словно вопрос был очевиден.

Снова эти небезопасные воды, но Гермиона стала отличным пловцом за последние дни.

– Кхм… Я этого не делала, – медленно произнесла она, не зная, как может отреагировать Пожирательница. – Это был Гарри.

Она предпочла не указывать на то, что величайшим волшебником всех времен, безусловно, был Дамблдор, а не Волан-де-Морт, так как это повлекло бы бессмысленный спор и последствия.

Беллатрикс выразительно закатила глаза, отмахиваясь от этого ответа, словно от надоедливой мухи, заставляя Гермиону нахмуриться.

– О, не надо играть со мной в эти игры. Слишком глупо, – сказала Беллатрикс. – Так как тебе это удалось?

– Я не играю, – запротестовала Гермиона. – Это правда, я не…

– Пожалуйста, – прервала ее раздраженная ведьма. – Да, у мальчишки Поттера есть доля таланта, может даже чуть больше обычного, признаю. Но он никак не умнее Темного Лорда, а Альбус, будь он проклят, Дамблдор давно гниет в могиле. А у мальчишки Уизли столько же остроумия и смекалки, как и у умственно отсталого сквиба, но ты…

Беллатрикс колебалась, прежде чем снова заговорить, как будто слова причиняли ей физическую боль.

– Но ты не глупа, ты показала каплю таланта, продержавшись дольше пяти секунд против меня в этом замке. И как бы я не хотела этого признавать, ты смышлёная маленькая грязнокровка, у тебя есть определенные навыки. Поэтому я повторяю: как тебе это удалось?

– Не говори о них так, – рефлекторно воскликнула Гермиона, и Беллатрикс одарила ее сердитым взглядом.

Гермиона не знала, почему после этих слов она не лежала на полу, корчась от Круциатуса, но это определенно говорило об изменениях в их нелегких взаимоотношениях.

К тому же, ее щеки порозовели от неохотно озвученной похвалы ведьмы. Она не должна была чувствовать такую всепоглощающую гордость, что ее усилия и способности были отмечены этой женщиной.

Возможно, она все-таки заслужила уважение Пожирательницы.

Мне все равно, все равно, уважает она меня, или нет!

– Тебя не должно это волновать, ведь они оставили тебя здесь. И ты знаешь это, иначе бы не прорыдала всю ночь, мешая нормальному сну, – фыркнула Беллатрикс.

– Просто не надо, – устало ответила Гермиона.

Она была слишком потрясена тем, что Беллатрикс призналась, что Гермиона была не совсем бесполезной. Девушка была слишком смущена, чтобы думать о чем-то еще.

– Я даже ничего не сказала. Меня совсем не удивил Поттер и это рыжее отродье, – издевалась Беллатрикс.

– Да, конечно, вы презираете Рона.

– И снова, почему тебя это волнует? – Беллатрикс начала задумчиво накручивать на палец прядь вьющихся волос, прежде чем скрестить руки на груди и манерно выставить ногу вперед, словно на каком-то пафосном приеме.

– Ты же не трахалась с этим рыжиком, или что-то вроде этого… Или как? – Беллатрикс с любопытством склонила голову на бок.

Щеки Гермиона покрылись ярко-красным румянцем, прямо как волосы Рона, и Беллатрикс озорно усмехнулась.

– Нет, это не… Я никогда не… Мы не… – возмутилась Гермиона, затем заткнула рот под насмешливым взглядом Беллатрикс.

– О, как я глупа. Я забыла, что наша малышка предпочитает секс с более утонченными особами, – промурлыкала Беллатрикс к всепоглощающему возмущению Гермионы.

И хорошо, ее живот немного скрутило, потому что нужно запретить этот тон Беллатрикс на законном уровне, руки ведьмы были под корсетом, что еще больше выделяло достоинства женщины.

Прекрати.

– Я предпочитаю обоих, если вам так интересно, – заявила вся красная Гермиона, как только обрела способность говорить. – Но нет, у нас с Роном никогда и ничего не было. И это тут ни к чему, потому что он все еще мой друг, и я не хочу слышать оскорбления в его сторону.

Опять же, какое-то чудо не позволяло ведьме накинуться на гриффиндорку.

Что-то определенно изменилось между ними, они застыли в непривычном и неустойчивом положении, пытаясь понять, что именно происходит в этой комнате.

Беллатрикс молча прожигала ее взглядом дольше минуты, рассеяно рассекая воздух палочкой, словно решая, разрезать ли Гермиону на пополам, или же подождать.

Гермиона, несмотря на свою решимость оставаться беспристрастной и спокойной, сидела с сжатыми кулаками на бедрах, хмуро наблюдая за ведьмой.

Казалось, какие бы попытки она не принимала, Беллатрикс все равно добиралась до нее.

– Неужели они действительно тебе друзья? – с сомнением спросила Беллатрикс, попутно высмеивая Гермиону, за то, что та защищала их. – Они все-таки оставили тебя здесь умирать. Почему ты так рьяно защищаешь их?

– Послушайте, это не так. Они не… Не плохие люди.

Гермиона жалела, что ее голос постоянно срывался.

– Не плохие? – возразила ведьма. – Ты ужасно наивна, малышка. Даже я не предполагала, что они падут так низко, чтобы заполучить меня. Если бы я знала, как все обернется, я бы действовала иначе. Серьезно, ты не мало пережила, а в награду за это они бросили тебя здесь, ты должна их ненавидеть. На твоем месте я бы именно так себя чувствовала.

Гермиона взглянула на Беллатрикс, обеспокоенная подозрительным сочувствием.

Ну, технически это было не сочувствие, а насмешка, но все же…

Гермиона слишком хорошо ее знала, чтобы заметить отсутствие желчи в тоне Беллатрикс, или то, что ведьма не надавливала на нее так, как это действительно умела.

И это было самое близкое к сочувствию, полученное от этой женщины.

– Да, ну… Я – не вы, – твердо произнесла Гермиона, прогоняя неуместное смущение. – И даже если вы правы, я все равно никогда не пожелаю им того, что вы делали с людьми… Даже вам не пожелаю.

Губы Беллатрикс сжались в недоверии.

– Лжешь, – произнесла она обвинительно. – Ты говоришь благородные вещи, но эти чувства явно невзаимны, твои друзья не чувствуют того же, судя по тому, что ты все еще здесь, и единственная причина, по которой ты жива – это Нарцисса. И не надо притворствовать, словно ты бы не сделала всего этого со мной, если бы выдался шанс, детка.

Правда этих слов ранила, но Гермиона твердо следовала своим принципам и не соглашалась с ведьмой. Хоть она и не могла заявлять, что никогда не думала, чтобы дать Беллатрикс возможность прочувствовать собственные методы на себе, но понимала, что не способна на такую жестокость.

Она не хотела этого.

И да, было ужасно больно от того, как поступили с ней Гарри и Рон, но она знала, что никогда не поступила с ними подобным образом, даже сейчас.

Вероятно, именно поэтому ее душу скручивала такая боль.

– Не имеет никакого значения, как они поступили, или как поступаете вы. Я никогда не буду делать так, я никогда бы не поступила с ними так, и даже с вами, потому что это неправильно, – решительно ответила Гермиона.

– Ты действительно так считаешь? – поморщилась Беллатрикс, протестуя. – Люди, которые должны были защищать и заботиться о тебе, отправили тебя на верную смерть, и я сделала много болезненных и шокирующих вещей с тобой, и ты будешь сидеть здесь, передо мной, и вешать лапшу мне на уши, будто не хочешь наказать их, а тем более меня?

– Дело не в том, что я не хочу причинить вам боль. Дело в том, что я не буду. Я не буду уподобляться вам. Меня не волнуют ваши поступки или происходящее, я никогда не перестану следовать и верить в правильные вещи.

Беллатрикс долго молчала, глядя на нее с нечитаемым выражением, но Гермиона не смутилась. Она была удивлена, заметив, что не плакала, несмотря на жгучую боль в сердце.

Потому что это правда. Потому что, если я перестану верить в это, она победит. Она сломает меня. Я никогда этого не допущу.

Отравляющая депрессия, видимо, ненадолго отступила. Это заставило ее чувствовать себя лучше, по крайней мере, думать так.

– Ну, это просто глупо, – фыркнула Беллатрикс. – И ужасно наивно. Для такой смышлёной девчушки, ты полностью слепа в том, как устроен мир.

– Так оно и есть, да. Даже вы не в силах изменить это, – решительно произнесла гриффиндорка.

– Продолжай убеждать себя в этом, грязнокровка, а ведь это все равно не успокоит тебя ночью. А иначе, тебе бы не снились бы все эти непристойности обо мне, не так ли?

– Беллатрикс вытянулась и ухмыльнулась, когда Гермиона покраснела.

Девушка глубоко вздохнула.

Некоторое время они молчали, а Беллатрикс пересекла комнату, чтобы снять маленькие часы с верхушки камина и повозиться с ними, ведь она попросту не могла стоять спокойно. Она испытывала Гермиону, стоя к ней спиной, подталкивая ее к чему-то нехорошему, ведь ведьма так устала от скучных дискуссий.

Как нелепо.

Гермиона снова ощутила огромное желание вернуть свою палочку, но здравый смысл удерживал ее на месте, что было верным поступком, ведь через несколько секунд Беллатрикс бесцеремонно постучала палочкой по часам и бросила через левое плечо на пол. А потом снова прошлась по верхней части камина в поисках еще какой-нибудь вещицы, которую можно будет так же сломать.

Когда ведьма не обнаружила ничего интересного, она сразу обернулась и снова взглянула на теперь смущенную Гермиону.

– Как ты поняла?

Гермиона изо всех сил старалась не закатывать глаза, когда Беллатрикс прислонилась к камину, наблюдая за ней с каким-то странным блеском в темных глазах.

Могла ли Пожирательница быть более неясной?

– Как я поняла, что? – сухо осведомилась Гермиона.

– Как ты поняла, что тебе нравятся девушки?

Резкая смена темпа разговора заставила Гермиону поперхнуться воздухом. Беллатрикс вздернула свою совершенную бровь, когда Гермиона кашлянула, и ее щеки снова налились алым.

– П-почему-почему вам это интересно? – пробормотала она.

– А, а, а, теперь не твоя очередь задавать вопросы, малышка. Сейчас мой черед, – предостерегла ее Беллатрикс и скрестила ноги, тихо постукивая указательным пальцем по скрещенным рукам. Уголки ее рта искривились в загадочной ухмылке.

Гермиона прокручивала слова, сконфуженная и отчего-то смущенная. Беллатрикс видела это, потому что на ее лице расцвела поистине чеширская улыбка.

Неужели ведьма никогда не перестанет мучить ее подобным образом?

– Я не знаю, – выкручивалась гриффиндорка.

Беллатрикс косо посмотрела на нее.

Эта беседа приняла опасный поворот, возможно, становясь даже более нестабильной, чем беседа о Волан-де-Морте.

– Ты не знаешь? – издевалась Беллатрикс, слишком развеселившись ответом Гермионы.

– Это просто… Просто то, кем ты являешься. Я всегда знала, что я… Что думаю и уделяю этому больше внимания, нежели все остальные, – пробормотала Гермиона.

Когда Беллатрикс просто уставилась на нее, гриффиндорка от нервов начала просто продолжать болтать.

– Я просто… Знаете, когда была маленькой, я просто смотрела на девушек так же, как и на мальчиков. Я никогда не задумывалась над этим. Я имею в виду… Я была и с девочками тоже, поэтому я знаю, что я…

– Ты действительно была и с девочками тоже? В самом деле? – глаза Беллатрикс расширились. – Наша маленькая грязнокровка уже не девственница?

Подначивания Беллатрикс усугубляли ситуацию, Гермиона покрылась красными пятнами уже который раз за день, чувствую себя униженной и оскорбленной.

– Да ладно, – заявила недоверчиво ведьма. Гермиона ссутулилась, защищаясь. – Готова поспорить, ты даже не целовала кого-то раньше. Ты слишком чопорна. Ты бы никогда и никому не позволила влезть в свои закрытые на все замки трусики!

Издевательское хихиканье Беллатрикс так бесило, что Гермиона не смогла молчать.

– Несмотря на то, что это абсолютно не ваше дело, у меня никогда не заходило так далеко с мальчиками, но с девушкой было, и я не ханжа, но и не настолько бесстыдна, как вы!

– Но кто? – произнесла Беллатрикс с явным удовольствием от ярко-красного румянца Гермионы, полностью игнорируя оскорбление.

Гермиона была готова уже на все, чтобы доказать этой невыносимой женщине, что она не была такой неудачницей, которую совсем никто и никогда не хотел.

– Виктор Крам, – очень горячо и быстро выдала она. – У нас было близко к этому… И из школы девушка, или две. Мы занимались большим, нежели просто дурачиться, и я не знаю, откуда у вас такое мнение, будто бы я…

– Ты веселилась с тем знаменитым игроком в Квиддич? – с глупым видом спросила Беллатрикс. – И девушка, или две? Малышка, сколько интриг. Я не верю в это ни на секунду! Скажи мне, как им удалось пробраться в твои заплесневелые трусики?

Беллатрикс слишком наслаждалась происходящим, и слишком задевала Гермиону. Их так называемая светская беседа быстро вернулась к мучению над девушкой. Ей внезапно захотелось вернуться к жестким оскорблениям и уйти подальше от этой тонкой темы.

– Одна из них была в гриффиндорской команде по Квиддичу, Анджелина Джонсон, и у нас было какое-то время, – произнесла Гермиона сквозь стиснутые зубы, отчаянно пытаясь оставаться сдержанной.

– И она та, кто вкусила твой так хорошо охраняемый запретный плод, или это была другая таинственная девушка, или две, о которых ты не упомянула? – спросила Беллатрикс, практически гогоча, не заботясь совершенно ни о чем.

Гордость Гермионы не выдержала.

– О, Мерлина ради! Ее зовут Джинни Уизли, хорошо? И почему так действительно тяжело поверить, что я могу…

– Постой, постой, подожди. Джинни Уизли? Разве это не сестра твоего лучшего друга и не невеста другого? – Беллатрикс расхохоталась.

Гермиона закрыла рот и сжала зубы, в то время, как Беллатрикс завывала от веселья. Стыд смешивался внутри с чувством вины.

– О Боже, так это правда, не так ли? – остановилась Беллатрикс, глядя в лицо Гермионе. – Ты действительно спала с девчонкой Уизли, думаю, это гораздо лучший вариант, чем ее пухлый братик. Во всяком случае, она может показаться очень даже ничего со всеми этими веснушками, даже исключая тот факт, что она предательница крови… Но малышка, знают ли твои так называемые лучшие друзья об этом?

Гермиона от смущения и волнения не смогла даже ответить.

Я ненавижу ее, подумала она, когда лицо Беллатрикс исказилось в игривую усмешку, предугадывая ответ гриффиндорки.

Как она снова попалась в такую глупую ловушку?

– Они не знают, не так ли? О, о, о, не думала, что в тебе есть это, деточка. Может под всей этой ханженской мишурой в тебе есть чуточку плохой девочки… – протянула Беллатрикс тоном, производящим смешанное впечатление.

Гермиона ненадолго прикрыла глаза, когда ведьма снова захихикала, не обращая внимание на унижение. Беллатрикс вела себя с ней так в любой ситуации, независимо от ее ответа.

Ненавижу ее. Ненавижу ее ненависть, ненавижу свою ненависть.

– Так вот как ты узнала, что у девочек там, внизу, так же горячо, как и у мальчиков, да? – Беллатрикс неумолимо подводила ее к краю, заставляя вскипать.

Она невинно закрутила локон черных волос вокруг палочки, и ее отравляющая ухмылка подтолкнула Гермиону к действию.

– Я не знаю, а вот вы откуда узнали это? – Гермиона резко отстранилась назад, надеясь задеть ведьму.

– Откуда я знаю, что? – улыбка сразу же исчезла с лица Беллатрикс.

– То, что у девочек там горячо точно так же, как и у мальчиков, – Гермиона насмехалась в своем полном безрассудстве и обнаружила, что гораздо интереснее быть по другую сторону диалога.

Беллатрикс распрямила руки и крепко сжала палочку, но в ту же секунду, как она открыла рот, Гермиона прервала.

– Не надо. Надеюсь, на это раз мы не станем притворяться, – быстро произнесла Гермиона и почувствовала острый взгляд ведьмы.

Однако женщина не отреагировала, просто закрыв рот и молча уставившись.

Это было забавно. Месяц назад Гермиона уже бы лежала в луже крови на полу. Но теперь ведьма стояла, колеблясь, поглощенная чем-то большим, чем ненависть.

Как до этого дошло?

Она чувствовала волнение, бурлящее внутри. Было приятно быть такой смелой. И она знала, что сказанное было правдой, иначе Беллатрикс не смотрела бы на нее так. Она бы кричала и пытала ее так, как никогда раньше.

Она никогда не сможет забыть то взгляд на лице Пожирательницы, когда та увидела самые темные мечты Гермионы, с каким голодом произнесла ее фамилию.

Она может насмехаться надо мной, но она так же любит женщин.

Или, по крайней мере, я знаю…

Она хочет меня.

Это послало сгусток тепла вниз живота Гермионы.

Останови это, прошептал голос в ее голове, но уже гораздо слабее.

– Мне не нравятся девушки, – прошептала Беллатрикс через мгновение. – Не нравятся, – снова зарычала она, когда Гермиона недоверчиво взглянула на нее.

– Я тоже не особо люблю мужчин, будучи предельно честной, – добавила она после очередной паузы. – На самом деле, я ненавижу всех. Я безразлична к людям. Они все дерьмовые и невыносимы, чтобы терпеть их дольше нескольких минут.

Это было ясно, возможно, даже правдой, но Гермиона не была расстроена и не собиралась соглашаться, что ее чувства были односторонними.

– Только не тогда, когда у вас есть достаточно огневиски, – пробормотала Гермиона и потерла шею, не задумываясь об этом.

На этот раз глаза Беллатрикс вспыхнули.

Гермиона наблюдала за темными эмоциями, что собирались внутри ведьмы. Гермиона видела, что начинается ураган, но не хотела уходить с дороги. Она снова пересекла линию, подожгла что-то запретное, что выведет Беллатрикс из себя, но у нее не было намерений бежать и искать укрытие.

– Мы не станем притворяться, верно? – повторила ее слова женщина с язвительной насмешкой.

Беллатрикс была опасна, непредсказуема, и этот взгляд на ее лице пугал Гермиону, но и выдавал волнение.

Она сделала это.

Когда Гермиона нерешительно кивнула, Беллатрикс быстро пересекла комнату.

Гермиона вздрогнула, когда ведьма остановилась прямо перед ней и схватила ее за подбородок одним ловким движением, держа ее неподвижно. Инстинкт велел ей отбросить руку женщины, но она уловила сладкий аромат ладана и сосен, и внезапно ослабла.

– Тогда давай разберемся. Хочешь знать, как я поняла, что не люблю девушек? – прошипела Беллатрикс, вторгаясь в ее личное пространство, словно хозяйка.

Ее длинные пальцы были теплыми и напряженными, стискивая голову Гермионы вдоль линии челюсти, но на этот раз не царапая кожу.

Дрожь пронеслась по спине Гермионы, и впервые за долгое время она потеряла дар речи. Внутри собиралось тепло, и больше не хотелось бороться с этим.

Боги, она все еще так красива.

– Потому что, пока я не встретила тебя, я никогда не хотела оставлять следы на чьей-то коже, – прорычала Беллатрикс.

Гермиона ахнула.

Она получила гораздо больше, чем добивалась. Она не могла предусмотреть действия или мысли ведьмы.

Пожирательница склонилась над Гермионой и оперлась одной рукой об спинку дивана, чтобы сохранять равновесие, ее голос был поразительно мягок.

У Гермионы не было никаких шансов.

– Я хотела причинить тебе боль. Я хотела уничтожить тебя. Я хотела разорвать тебя. Я поклялась, что сделаю это до окончания первой недели, но каждый раз, как я кусала тебя, ты кусалась в ответ, – шипела Беллатрикс. – Буквально. Ты укусила за губу, и тогда я хотела убить тебя так сильно, как никого в своей жизни. Но я не сделала этого. Потому что не смогла справиться. Я пришла сюда опустить тебя с палочкой в одной руке и огневиски в другой, а потом ты продемонстрировала этот свой характер. А потом…

Голос Беллатрикс еще больше смягчился, в то время как Гермиона слушала и поражалась, не веря, пропуская вдохи, внемля этому хриплому тону из ее снов.

– Я видела то, о чем ты мечтала, и так ненавидела тебя за то, что заставила меня так себя чувствовать. Я тебя ненавижу, – прошептала Беллатрикс.

Я ненавижу тебя.

Это ужалило, но ведьма не останавливалась.

– Правда в том, что я не хочу женщин, я хочу тебя, малышка. Я не знаю, почему, но, черт побери, это так. Но я никогда не сдамся и не лягу в одну постель с грязнокровкой, как ты. Единственное удовольствие, которое я извлеку из всего этого, это то, что даже когда ты уйдешь, хоть я и никогда не владела тобой фактически… Ты все равно была моей.

Беллатрикс осматривала Гермиону, обнимающую себя. Она крепко стиснула зубы, ее сердце билось в голове.

Она с трудом могла поверить, что ведьма признала это.

– И я могу гарантировать, что никто и никогда не заставит тебя течь так, как я, девочка. Ты можешь долго искать, но никогда не найдешь человека, которого захочешь больше меня, – пробормотала Беллатрикс приторно сладким голосом.

А после отстранилась и отпустила Гермиону.

Девушка была словно в огне.

Ее кожа покалывала там, где ее касалась Беллатрикс, ее губы были слишком чувствительны к дыханию ведьмы, а руки чесались убрать дискомфорт внизу.

И она была такой безумной.

Беллатрикс никогда фактически не брала Гермиону, не заходила так далеко. Не важно, скоро они расстанутся и она, вероятно, никогда больше не увидит Беллатрикс.

Существовала часть Гермионы, где-то глубоко внутри, ненавидящая, пылающая, желающая, которая никогда не исчезнет, часть, которая была уже полностью разрушена, отравлена, испорчена Пожирательницей. Она зажгла темный огонь в Гермионе, и девушка никогда не сможет забыть об этом, и именно поэтому какая-то часть гриффиндорки всегда будет принадлежать темной ведьме.

Ты моя.

– Ты действительно больна, знаешь? Несмотря на то, насколько благородной и правильно ты пытаешься вести себя, несмотря на все ужасные вещи, что я сделала с тобой, ты все равно не можешь отвести от меня своих глаз. Это извращение.

Беллатрикс стояла над ней с самодовольной ухмылкой на великолепном лице, прекрасно понимая, какой эффект оказала на девушку, ведь все сказанное было правдой. Она просто озвучила то, о чем думала Гермиона в темные моменты.

– Знаешь, что действительно тебя беспокоит во всем этом? – сказала Гермиона устойчивым голосом, несмотря на то, что внутри все пылало.

Беллатрикс была ошеломлена ее спокойным поведением, самодовольство испарилось, когда Гермиона резко замолчала.

Верно. Ты должна остановиться, пока можешь, подумала гриффиндорка.

Но не сделала этого.

Она так чертовски устала от Беллатрикс, считающей, что все это невзаимно. И вот теперь, когда женщина, наконец, признала обратное, она вывернула это против самой же Гермионы.

Не в этот раз.

Нет, теперь Гермиона будет победителем. На этот раз она будет использовать их общую слабость, чтобы одержать верх.

Она хотела вернуть свою палочку, и хотела показать Беллатрикс, доказать ей…

Что?

Беллатрикс не могла позволить себе выглядеть слабой, снова отступив, и Гермиона шла по кровавым следам, чувствуя запах жертвы, она поднялась с дивана.

– Дело не в том, что я девушка, – сказала Гермиона, прямо смотря в лицо женщине, и почувствовала удовлетворение от потрясения ведьмы.

– Даже не в том, что я грязнокровка, – она слегка покачала головой и на этот раз не сопротивлялась импульсу прикоснуться к Беллатрикс.

Ее руки легли на талию женщины, чтобы притянуть ближе.

Она увидела молнии в глазах Беллатрикс, но та не отстранилась, не отступила, только стиснула зубы с неимоверной силой. Но от внимания Гермионы не скрылось, как часто вздымалась ее грудь, или то, как пухлые красные губы слегка приоткрылись.

Ощущение собственной смелости и тепла Беллатрикс были невероятны. Ей никогда не удавалось так прикасаться к Пожирательнице. Она почти полностью рассталась с рассудком, когда Беллатрикс медленно облизнула губы, и в ее глазах полыхнула неясная ярость.

– Нет, я думаю, что тебя действительно волнует то, что да, я правда была твоей ненадолго… – пробормотала Гермиона, скользя руками чуть ниже спины ведьмы, наслаждаясь чувством опасности всего этого, чувством превосходства, когда наклонилась к уху женщины, как и она много раз до этого.

– Но ты была моей так же.

Беллатрикс дернулась в ее руках.

Гермиона почувствовала, как рука схватила ее за волосы, она ожидала, что ее дернут, оттолкнут, но совершенно не была готова к рычанию Беллатрикс, и к тому, что другая рука ведьмы схватит ее за талию и притянет еще ближе.

О Боже…

Это было неправильно, все было так неправильно, но так хорошо. Между ног пульсировало в такт сердцу.

Она почувствовала кончиками пальцев свою палочку, такую прохладную и знакомую.

И она хотела взять, но прямо сейчас хотела и кое-чего другого.

Гермиона наклонилась к изящному изгибу шеи Беллатрикс, где мягко скользнула капелька пота, и парфюм пах так сладко. Она была окружена темными завитками.

Ей так хорошо.

Я не должна этого делать.

Просто возьми чертову палочку.

Это так неправильно.

Но так хорошо.

Одержимая неожиданным импульсом, Гермиона впилась в соблазнительную кожу прямо в шею Беллатрикс, откинув прочь все чувства и сомнения.

Это того стоило.

Стон, коснувшийся ее уха, был настолько сладок, что она не постеснялась легко и долго посасывать кожу Беллатрикс, ощущая ее вкус на языке, что практически сводило с ума. Пальцы вонзились в волосы Гермионы, удерживая и посылая дрожь удовольствия вдоль позвоночника.

Это был прекрасный стон, такой мягкий, но такой реальный, что Беллатрикс дернулась. Это заставило Гермиону хныкать, когда ей пришлось отстраниться, чтобы увидеть след, оставленный на коже Пожирательницы.

Во взгляде ее была видна злобная жадность, чувство триумфа, даже гордость.

Единственная метка, которую она оставила на коже Беллатрикс, доказывала, что независимо от того, что произошло, ведьма никогда не сможет отрицать, что она хотела, чтобы эта грязнокровка, которую, как она утверждала, ненавидела, так же желала ее.