Текст книги "No Good Deed (ЛП)"

Автор книги: Here'sTo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Неужели Беллатрикс, наконец, отпустила бессмысленную преданность своему любимому Темному Лорду?

Это было маловероятно, хотя все указывало именно на это. Он запретил ей входить в ту комнату, но она ослушалась его и начала пытаться.

Или, может быть, она слишком отчаянно хотела оказаться за дверью.

– Я могу, – твердо ответила Гермиона. – По крайней мере, я надеюсь, что смогу.

Все, что угодно, только бы сбежать от этой сокрушительной вины внутри.

К счастью, Беллатрикс сразу попалась на приманку и благополучно забыла об их теме. Огонь вины обжигал гриффиндорку изнутри, но она дала себе обещание, что обязательно вернется к этой теме и услышит заветные имена, как бы больно ей ни было, и примет то, что сделала, как это сделала сама Пожирательница.

Только… Не сейчас.

– Я испробовала все на свете, чтобы открыть проклятую дверь, и ты думаешь, что знаешь, как это сделать? – с издевкой начала ведьма.

– Да, – настаивала Гермиона, оскорбленная мнением Беллатрикс об ее способностях.

– И как именно святая, гениальная, золотая девочка планирует открыть неоткрываемую дверь? – произнесла с той же издевкой Беллатрикс, понизив голос.

– На самом деле все довольно просто, – триумфально произнесла Гермиона, заставляя Беллатрикс уставиться на нее.

Нет. В эту игру играют двое.

– Ну? – нетерпеливо потребовала Беллатрикс, когда Гермиона взяла паузу, чтобы накалить момент.

Гермиона ухмыльнулась, а затем поспешила озвучить мысль, наблюдая как лопается терпение Пожирательницы.

Раздраженная Беллатрикс, в общем-то, была забавным зрелищем ровно на пару секунд, пока не превращалась во что-то зловещее.

– Парселтанг, – заявила Гермиона.

Был резкий удар по ковру.

– Ты снова решила меня выбесить? Потому что я действительно могу очень мерзко проклясть твой рот, – начала угрожать ведьма.

– Я серьезно. Без обид, но это своего рода фишка Вол… Знаешь-Кого, – быстро поправила себя Гермиона, когда глаза Беллатрикс опасно сверкнули.

Конечно же, ее преданность никуда не делась, но, возможно, слегка потускнела.

– Его фишка?

– Да, бегая с Гарри все эти годы, ты как бы начинаешь разбираться во всем этом деле. И Ты-Знаешь-Кто был одним из немногих людей, кто мог осилить заклинания на Парселтанге. К тому же, ему не особо нужно было беспокоиться о мудреных проклятиях и заклинаниях, в особенности потому, что только двое знали об этой двери, к тому же он знал, что ты не слишком будешь стараться пройти через дверь, учитывая твою преданность, – спокойно произнесла Гермиона, уверенная в своей правоте.

Легче всего было сосредоточиться на этом вместо остального. Она сразу отсеивала внутренние проблемы, когда решала увлекательную задачу.

– Ла-а-адно, предположим, ты права, маленькая мисс всезнайка, и Темный Лорд действительно очаровал дверь на Парселтанге, – скептично согласилась Беллатрикс. – Однако ты забыла об одном маленьком нюансе.

– И о каком это? – раздраженно спросила Гермиона, не перенося сомнений в ее адрес.

– Ты не владеешь Парселтангом! – воскликнула Беллатрикс.

Она была чрезвычайно возбужденной даже малейшим шансом открыть заветную дверь, при том что до сих пор считала Гермиону идиоткой.

Да уж. Беллатрикс действительно очень сильно хотела открыть дверь.

– Неверно, – отрезала Гермиона. – Я могу на нем говорить достаточно, чтобы открыть дверь.

Беллатрикс посмотрела на нее так, будто она сказала, что может отрастить крылья и упорхнуть.

– Оу-у, действительно?

Гермиона на секунду задумалась, могла ли она дать Пожирательнице смерти старый-добрый подзатыльник.

Возможно, нет.

Поэтому она сделала то, что умела лучше всего: доказала.

– Да, действительно. Как я уже сказала, за многие годы я узнала множество всякого, в том числе и Парселтанг. Еще во втором году Гарри открыл с его помощью Тайную комнату. Рон был с ним. И Гарри разговаривал во сне. Рон тоже слышал это, и во время битвы за Хогвартс мы с Роном снова вернулись в Тайную комнату, и он смог произнести достаточно на Парселтанге, чтобы открыть ее. Я думаю, что могу сделать то же самое с дверью наверху, – отчаянно произнесла гриффиндорка.

Ее гриффиндорская гордость вопила, и Беллатрикс, вероятно, заметила это, откинувшись назад с проницательным выражением лица. Типичный взгляд ведьмы при виде решительного карего взгляда и сжатых кулаков.

Некоторое время они сидели в тишине. Беллатрикс оценивала ее прищуренными глазами.

– Ты действительно думаешь, что можешь открыть дверь? – спросила ведьма, наконец всерьез восприняв слова девушки.

– Да, – моментально ответила она.

Или я могу хотя бы попробовать.

Господи, если она ошиблась, она почувствует себя последним ослом, не считая других последствий в лице взбешенной Беллатрикс.

– Хорошо, – Беллатрикс выпрямилась, и Гермиона мгновенно напряглась, когда ведьма медленно наклонилась к ней.

Она не касалась Пожирательницы уже в течение двух дней, и это было после нескольких недель близкого контакта. Она будто два дня назад бросила героин.

Именно поэтому, когда прохладная ладонь обхватила ее за шею, словно короткие разряды тока побежали по позвоночнику. Она отчаянно покраснела, когда Беллатрикс без колебаний скользнула вперед, прямо ей на колени. Она ощущала ее вес и такое необходимое тепло. Воздух будто плавился меж ними, когда Беллатрикс окончательно устроилась на ней, слегка погладив ее чувствительный затылок, заставив слегка вздрогнуть.

– Ты откроешь мне эту дверь, моя маленькая львица, и я клянусь, что мы обсудим то, как сильно я ранила твои чувства, – пробормотала Беллатрикс сладким голосом.

Гермиона была поражена словами женщины, она не ожидала такого поворота.

Они дышали одним воздухом. Прохладный и сладкий, ладан и черный шоколад.

Несмотря на все, Гермиона была беспомощна, чтобы противостоять. Ради Мерлина, эта женщина заставляла ее ощущать себя девственницей раз за разом.

Беллатрикс осторожно погладила ее волосы, прежде чем скользнуть рукой к шее, затем к плечу, массируя нежную кожу, покрытую шрамами.

Это было почти извинение. Совсем не в репертуаре Беллатрикс, но Гермиона ощутила то, как хорошо ей было. Видеть, как женщина почти признавала, что сделала что-то неправильно по отношению к ней.

И эта рука на плече была сама по себе приятной.

– Ты не ранила моих чувств, – выдохнула Гермиона.

Лгунья. Она лгала, и они обе знали. Однако Гермиона не могла признать этого вслух, ни за что.

Беллатрикс коварно ухмыльнулась.

– Я все равно сделаю это для тебя, – промурлыкала она, а затем, наконец, поцеловала.

Все тело Гермионы вспыхнуло от ощущения полных губ. Этот мягкий рот снова целует ее после столь долгого перерыва. Их языки коснулись друг друга, и ей пришлось ухватиться за талию Пожирательницы, чтобы успокоить дрожание рук, как и ведьме, запутавшейся в ее волосах, пытающейся держать ее под контролем, одновременно скрывая трогательную слабость.

И если это было извинение от ведьмы, то Гермиона совсем не возражала.

Она откинула голову, когда Беллатрикс наклонилась вперед, доминируя в поцелуе, а затем слабо застонала в знак протеста, когда ведьма с ухмылкой разорвала поцелуй.

Нет, нет, нет. Хныкала Гермиона внутри, и Беллатрикс в ответ кратко хихикнула.

– Полегче, девочка, – проворчала она, коснувшись покрасневшей щеки Гермионы. – Это даже не десятая доля того, что я сделаю с тобой… После того, как ты откроешь эту дверь.

Гермиона была ужасно возбуждена и крайне раздражена тем, что Беллатрикс использовала секс в качестве стимула для нее, словно она была готова ради этого на все что угодно.

Она была. Но суть не в том.

И все же, двое играли в эту игру.

– Хорошо, – выдохнула она.

Она коснулась длинной черной юбки, впиваясь прямым взглядом в глаза Беллатрикс. Она скользнула ладонями по упругим бледным бедрам, наслаждаясь гладкой шелковистой кожей. Ухмылка Пожирательницы испарилась, а темные глаза потемнели сильнее, от чего Гермиона возбудилась до предела.

Дойдя до середины бедер, Гермиона запустила свои ногти в кожу, потянув руки обратно с легким давлением, чтобы заставить Беллатрикс испустить низкий гортанный рык.

Уф, чертовски сексуально.

Это заставило ее на секунду позабыть об их маленькой игре.

– Если это действительно то, чего ты хочешь, Беллатрикс… – тихо произнесла она.

Взгляд ведьмы был диким, и она слегка задыхалась, ошеломленная поддразниванием гриффиндорки.

Беллатрикс медленно облизнула губы, и Гермиона ощутила себя жертвой в глазах хищника, словно Пожирательница решала, стоит ли ей наброситься на нее прямо здесь и сейчас, отказавшись от двери, потому что она хотела Гермиону даже больше того, что лежало по ту сторону.

И теперь?

И теперь для Гермионы это был самый горячий момент, и поэтому она призвала каждую унцию силы воли, чтобы улыбнуться, словно она не была так взведена, что одно касание отправило бы ее в небеса, и наклониться, чтобы поцеловать Беллатрикс в щеку.

Затем она встала, заставив пораженную ведьму вскочить следом на ноги.

Гермиона пошла к лестнице, не оглядываясь назад, изнывая от возбуждения и триумфа, слыша легкое недовольное бормотание Беллатрикс. Она ухмыльнулась, когда услышала стук каблуков позади.

Возможность того, что ей придется заплатить за такое поведение одновременно была пугающей и слишком волнующей.

Однако лишь в том случае, если она действительно сможет открыть злосчастную дверь…

========== Часть 16 ==========

Они стояли напротив закрытой двери.

Гермиона уставилась на надпись на двери, нервничая от возможности открыть ее, и еще больше беспокоясь о том, что находится за ней.

Tojours Pur.

Чистота крови навек.

– Ты никогда не говорила мне, почему твой семейный девиз вырезан на этой двери, – задумчиво произнесла Гермиона.

– И? – нетерпеливо воскликнула Беллатрикс.

Пожирательница смерти была до предела взвинчена. Она вытащила палочку и вертела ее в своей манере, постоянно перекатываясь с носка на пятку. Ее нездоровая возбужденность заполнила пространство вокруг, от чего нервы гриффиндорки натягивались до предела.

Беллатрикс заметила ее напряженное состояние и нахмурилась, от чего теперь две ведьмы выглядели раздраженными.

Гермиона понимала, что не могла обвинить женщину в энтузиазме, и все же. Это было похоже на то, как снитч трепыхался в клетке.

– Я не знаю, почему Темный Лорд положил это туда, деточка. Он сказал, что это должно напоминать мне, кому я действительно должна быть верной, и все в таком духе, я уже не помню. Так ты можешь просто открыть чертову дверь? – потребовала ведьма.

Гермиона вздернула бровь на тон женщины, наполовину в издевке, наполовину в раздражении от повелительных ноток в голосе.

– Пожалуйста? – саркастически добавила Беллатрикс, когда Гермиона взглянула на нее. Ведьма надула губы в детской, ребяческой манере, от чего Гермиона захотелось поцеловать невозможную женщину.

Очевидно, это было сделано специально, потому что Беллатрикс сразу ухмыльнулась, а Гермиона вздохнула, закатив глаза и снова развернувшись к двери.

– Да, да, хорошо, – произнесла она, и ее щеки окрасились в самый яркий оттенок красного, когда Пожирательница наклонилась и быстро поцеловала ее в щеку.

– Спасибо, малышка, – промурлыкала Беллатрикс ей в ухо. – Теперь начинай, прежде чем я поседею.

Сердце Гермионы колотилось от ласкового жеста, и вместо того, чтобы возникать, она решила на этот раз просто краснеть и наслаждаться моментом. Оказывается, не так уж ее и раздражала командующая ведьма.

Хорошо. Посмотрим, смогу ли я открыть дверь… Прежде чем Беллатрикс наградит меня сердечным приступом… Или же проклянет мое сердце вместо всего прочего.

Гермиона была уверена в своих силах. Уверенность всегда была частью гриффиндорки, но все же ее голову не покидали мысли о разочарованной Беллатрикс и об устранении последствий такого развития событий, которые наверняка возникнут, если что-то пойдет не по плану, к тому же ей самой было любопытно узнать о том, что находится за дверью.

Что может быть самым ценным в мире для Беллатрикс Лестрейндж? Самая дорогая вещь по словам Волан-де-Морта.

К тому же, ей никогда не нравилось стоять, словно раскрасневшаяся идиотка, перед человеком, который одним поцелуем в щеку заставлял ее сердце бешено колотиться.

Гермиона закрыла глаза и попыталась вспомнить каждый случай, когда Гарри разговаривал на Парселтанге в ее присутствии. Она никогда не жаловалась на свою память, поэтому сосредоточилась на случае во втором году, когда он говорил со змеей, вспомнила, как двигался его рот и с каким взглядом он издавал шипящие звуки. Она попыталась вспомнить случаи, когда Гарри шипел во сне.

Шепот, мягкое шипение, тихо и с придыханием…

– Ну? – снова нетерпеливо воскликнула Беллатрикс, и Гермиона раздраженно нахмурилась.

– Одну минуту, если позволишь, – она закинула голову назад с закрытыми глазами.

Ответа не последовало, но Гермиона могла поклясться, что слышала, как Пожирательница бормотала что-то вроде «нет, черт возьми, не позволю» прежде чем снова затихла.

Ужасный ребенок.

Гермиона сосредоточилась. Она вспомнила недавнюю битву за Хогвартс, и как Рон неуклюже, но вполне успешно открыл Тайную комнату. Она вспомнила звуки, которые он издавал, и, наконец, все поняла.

Не нужно было никаких длинных предложений, или особого мастерства языка. Только лишь одно единственное слово, чтобы открыть дверь.

– Ох! Ты здесь, чтобы вздремнуть, или открыть забытую Мерлином дверь? – снова возмутилась Беллатрикс с еще большим негодованием.

– Я думала! – отрезала Гермиона и открыла глаза, уставившись прямо на сердитую Беллатрикс.

– Думала? О чем ты думала? Ты можешь открыть чертову дверь, или нет?

– Нет, если ты будешь постоянно жужжать мне в ухо!

Ей не нужно было смотреть на ведьму, чтобы понять и ощутить темный взгляд, способный разрезать сталь на части, но Гермиона проигнорировала Пожирательницу, сосредоточившись вновь на задаче.

Гермиона глубоко вздохнула, указав палочкой прямо на дверь.

И произнесла мягким странным шипением одно лишь слово на змеином языке:

– Откройся.

На долю секунды Гермиона испугалась, что ничего не сработало, и они обе задержали дыхание, а потом…

Клац.

Звук открывшейся двери как будто снял камень с души, и Гермиона засияла от гордости.

Откровенно говоря, слишком много она заботилась о том, чтобы произвести впечатление на Беллатрикс.

Как бы то ни было, долго так простоять она не могла. Она хотела увидеть больше и показать ведьме, что она смогла открыть для них.

– Теперь ты видишь? Ничего сложного! У меня получилось с первой попытки. На самом деле оказалось все довольно проще, чем я думала, – радостно заявила Гермиона и потянулась, чтобы распахнуть дверь.

– Не надо!

Гермиона вскрикнула, когда Беллатрикс схватила ее за ворот рубашки и оттащила назад, прежде чем гриффиндорка даже успела заглянуть в комнату. Она пошатнулась, пытаясь сохранить равновесие, в то время как Пожирательница бросилась вперед перед ней, все так же одной рукой держа за ворот.

Гнев и негодование мгновенно затопили чувства Гермионы.

– Не могла бы ты отпустить меня? – начала она. – Если ты так хотела пойти первой, могла бы просто сказать мне, а не нападать…

– Я не нападала на тебя, глупая девчонка! – зарычала Беллатрикс. – Я защищала тебя!

Гермиона быстро заморгала в ответ на слова ведьмы. Только теперь она заметила, как женщина смотрела прямо в комнату, держа палочку наготове, замерев в защитной позе.

Беллатрикс еще сильнее сжала ворот рубашки, в любую секунду готовая, если понадобится, отбросить Гермиону назад.

– О, – произнесла Гермиона.

Она сделала это… Чтобы защитить меня.

Беллатрикс, которая уже несколько секунд настороженно смотрела во мрак комнаты, взглянула через плечо и заметила выражение лица Гермионы.

Она резко отпустила ее и выпрямилась, плотно сжав зубы.

– Что? – выдохнула ведьма, когда Гермиона почти с благоговением уставилась на нее.

– Ты защищала меня, – напряженно произнесла она, от чего Беллатрикс скривилась.

– Нет… Я не имела ввиду… Я только лишь не хотела, чтобы ты убилась как последняя идиотка! Мне могло бы снова пригодиться твое знание змеиного, и я не могу позволить тебе расстаться с жизнью. Я не защищала тебя, – огрызнулась Беллатрикс, пытаясь что-то доказать Гермионе.

– Ты сама это сказала, – отметила Гермиона, и ведьма снова поморщилась.

Пожирательница облизнула губы, пока они смотрели друг на друга, а затем гриффиндорка довольно ухмыльнулась.

Большая плохая Пожирательница смерти выскочила вперед, словно героиня, мчавшаяся на помощь к девице в беде.

О, она никогда не даст Беллатрикс забыть об этом.

– О, ладно, что если и так? Просто рефлекс, потому что какая-то идиотка чуть ли не залетела в комнату, зачарованную самым темным волшебником всех времен… И прекрати так ухмыляться, ты, между прочим, смотришь на самую опасную ведьму всех времен! – зарычала Беллатрикс, когда Гермиона еще больше расплывалась в улыбке.

Гермиона просто подняла руки в капитуляции и состроила невинное выражение лица, от чего Беллатрикс чуть не взвыла.

Пожирательница развернулась с яростным рычанием и буквально протопала в открытую комнату, не оглядываясь.

Гермиона последовала за ней, отчаянно пытаясь подавить улыбку.

Она чуть не врезалась в женщину, едва сумев ступить три шага, и резко затормозила, чтобы не наткнуться на замершую Беллатрикс.

Почему она не двигалась и на что смотрела?

Одолеваемая любопытством, Гермиона осторожно обошла ведьму и сразу поняла, что комната была пустой.

Нет, не пустой. Почти пустой.

В середине комнаты стоял простой мраморный пьедестал, на котором стояла черно-белая фотография в элегантной рамке.

– Это оно? – произнесла Беллатрикс, ее голос отозвался эхом в комнате.

Реакция женщины была не совсем ясной, нельзя было разобрать ни радости, ни разочарования. Гермиона ничего не смогла уловить в голосе, но осторожно ступила следом за ведьмой, когда та кинулась к пьедесталу, от чего темные кудри забавно дернулись.

Что-то в этой ситуации не нравилось Гермионе. После долгих лет общения с диковинной таинственной магией и всего, что с ней связано, она особенно прислушивалась к своему шестому чувству. Она больше не хотела оставаться в этой комнате.

Человек был убит здесь. Ужасным особенным проклятьем. И разве эта фотография должна быть самым ценной вещь для Беллатрикс?

У Гермионы пошли мурашки по телу от мрачной комнаты, и чувство ей было подозрительно знакомым.

И затем она заметила выражение лица Беллатрикс. Женщина подняла рамку с фотографией, держа ее обеими руками, глядя на нее самым странным взглядом.

– Что это? – спросила Гермиона.

Беллатрикс дернула головой от внезапности вопроса, однако не отвела взгляд от фотографии в руках.

– Фото из моего детства, – отстраненно ответила ведьма. – Я… Я любила эту фотографию.

От напряженности голоса Гермиона насторожилась еще больше.

Что-то здесь не так.

– Но это не самое ценное, просто глупое фото, сделанное в конце дня… И это… И я здесь не совсем такая, какой была в молодости, – быстро добавила Беллатрикс разочарованным голосом.

Ничего хорошего.

Любопытство взяло верх, и Гермиона посмотрела через плечо Пожирательницы смерти, чтобы рассмотреть странную фотографию.

Она ахнула и чуть не отступила.

Это была фотография Друэллы Джиневры Блэк, обнимающей обеими руками очень молодую Нарциссу и Андромеду. Обе девочки выглядели до ужаса испуганными, они смотрели на последнего человека на фотографии.

Беллатрикс.

Это могла быть только она; даже в детской одежде ее можно было узнать сразу, как и всю известную семью.

И она плакала.

Плакала с улыбкой на лице.

Ее маленькие черные глаза были дикими, безумными, полными огня, о котором Гермиона уже успела позабыть. Девочка, казалось, могла в любую секунду расхохотаться сквозь слезы. Мать и сестры отступили от нее в сторону, испуганные, от чего Гермионе стало еще хуже.

В ту самую секунду, как она взглянула на это фото, она поняла, что за ужасное, холодное чувство наполняло комнату, и она знала причину.

– Это крестраж, – в ужасе выдохнула Гермиона и чуть не сломала нос об локоть ведьмы, мгновенно развернувшейся в ее сторону.

Хорошие рефлексы помогли ей сохранить нос в целостности.

– Что ты только что сказала? – громко потребовала Беллатрикс грубым голосом, сжимая проклятую фотографию в одной руке, а палочку в другой.

Она широко распахнула глаза.

– Это… Беллатрикс, я…

– Что ты сказала? – зашипела ведьма.

Вероятно, ведьма знала значение слова, но Гермиона не была уверена, хорошо ли это для нее.

Темные распахнутые глаза казались дикими, но не так, как на фотографии. Они были полны страха, редко встречавшегося у Пожирательницы смерти.

– Беллатрикс… Я думаю, Сам-Знаешь-Кто заставил тебя создать крестраж, – осторожно произнесла Гермиона.

Она с трудом сглотнула, когда Беллатрикс резко отступила, словно от удара в лицо. Да, ведьма определенно понимала, о чем идет речь, и Гермионе не понравилось то, насколько потемнело лицо Беллатрикс.

– Это то самое ужасное заклинание, о котором ты говорила, и причина, по которой он заставил тебя убить того человека. Не ради подтверждения твоей преданности, а чтобы забрать что-то у тебя. Когда он говорил о самой ценной вещи для тебя, он не имел ввиду фотографию, – пробормотала Гермиона нервным тоном, понимая опасность этой информации. – Он говорил о твоей душе.

– Я знаю, что значит чертов крестраж! – зарычала в ответ на ее нервозность женщина, заставляя Гермиону побледнеть.

Хорошо, да, Гермиона предполагала это, но нервы есть нервы, иногда их сложно держать под контролем.

Пожирательница тяжело дышала сквозь сжатые зубы, словно дикий зверь. Она перевела взгляд с Гермионы на фотографию в подрагивающих руках.

Волан-де-Морт заставил ее не просто убить человека… Но и разорвать душу. Это так неправильно…

Сочувствие перекрыло страх в Гермионе, нараставший от их нового открытия. Сейчас она была в этом полностью уверена; она в секунду признала крестраж, этот озноб по телу и холод, наполнявший комнату, не оставлял сомнений.

Вот почему он так настаивал на убийстве. Если он считал Беллатрикс нестабильной и непредсказуемой, ему понадобился бы рычаг управления. Волан-де-Морт не блефовал, и они все это понимали.

И Волан-де-Морт верил, что душа есть самой ценной для Беллатрикс. Так же, как и при создании собственных крестражей, он взял у Беллатрикс что-то дорогое из ее прошлого и поместил туда частицу души.

Наблюдая за Беллатрикс, Гермиона поняла ход мыслей темного волшебника.

Она вспомнила их разговор; ярость, с которой Беллатрикс объясняла неправильность убийства и его последствия для убийцы. Она, наконец, поняла, почему Пожирательница могла временами быть бессердечной, холодной и злой словно черт, почему она могла пытать и калечить, и в то же время по возможности избегала убийства.

Душа была ценна для ведьмы, настолько ценной, что она отказывалась убивать даже тогда, когда остальные вокруг делали это без всякой мысли, даже тогда, когда сам Темный Лорд приказал ей.

И Волан-де-Морт сделал самое ужасное с этой ценностью; он разорвал ее пополам.

Тишина наполняла комнату. Гермиона не знала, что сделать или сказать. Она хотела утешить Беллатрикс, но разве это возможно? Что вообще можно сказать в подобной ситуации?

Ужасно и так неправильно.

Беллатрикс уставилась вниз на крестраж в пугающем сочетании опустошения и печали на ее лице.

– Раньше я была счастливой на этой фотографии, – мягко произнесла она хриплым голосом.

У Гермионы сжалось сердце от осознания, что ведьма была на грани от слез.

– Мы все были. Моя мать обнимала всех нас, и мы улыбались. Это была одна из немногих фотографий, где мы искренне улыбались. И теперь… – голос ведьмы сорвался от непереносимых чувств.

– И теперь они смотрят на меня с отвращением и страхом. И они должны. Я словно… Словно сошла с ума.

– Ты не сошла с ума, – решительно сказала Гермиона, но Беллатрикс только сжала зубы и усилила хватку на чудовищной фотографии.

Она излучала спокойствие перед бурей, и Гермиона отчаянно пыталась понять, что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию, чтобы как-то облегчить тот огромный вес, который лег на плечи Беллатрикс.

Она уже шагнула к ведьме, несмотря на то, что решение было не совсем разумным, и открыла рот, чтобы попытаться утешить всеми возможными способами, когда заметила что-то еще на пьедестале, незамеченное отвлеченной на фотографию ведьмой.

– Что это? – спросила Гермиона.

Беллатрикс даже не среагировала. Она была поглощена вещью в ее руках, и Гермиона закусила губу, прежде чем быстро подойти к пьедесталу.

Отвлечение всегда помогает, не так ли?

Там был маленький сложенный лист бумаги, и Гермиона заколебалась, прежде чем поднять его. Она осторожно развернула оторванный с самого края лист и начала его читать, в то время как Беллатрикс все еще стояла в пугающей тишине.

Взгляд гриффиндорки пробежался по заглавию в начале бумаги, и кровь ее вскипела в жилах, когда она разобрала написанное минутой спустя.

Это была вырванная страница из книги, и слова Эликсир Преданности были выведены жирным шрифтом на самом верху.

Этот… Этот ублюдок!

– Я знала! – воскликнула Гермиона и с нетерпением развернулась к женщине с этой информацией, словно она могла как-то утешить. – Я знала, что ты не безумна, взгляни на это, Беллатрикс…

Она оборвала речь и замерла при виде ведьмы.

Женщина сгорбилась над крестражем. Слезы катились по ее лицу, от чего на стекле в углу фотографии образовалась влага. Она дрожала, и Гермиона никогда еще в своей жизни не видела кого-то до такой степени опустошённого, в особенности Беллатрикс, которая всегда казалась настолько сильной и непробиваемой, настолько гордой и высокомерной, что подобное зрелище было просто немыслимым.

Для женщины это было слишком.

Человек, которого она боготворила, ради которого пожертвовала всем, во имя которого совершала ужасные поступки, заставил совершить ее такое отвратительное насилие над собой, чтобы суметь ее контролировать в безумном состоянии, в которое он даже сам не верил, в которое он сам ее потом толкал.

У Гермионы разрывалось сердце, и она была в отчаянии от того, что не знала, как забрать эту боль.

– Это то, на что мы охотились, ну, знаешь… Крестраж.

Беллатрикс вздрогнула от слова, и Гермиона двинулась вперед.

– Это то, что мы делали в Тайной комнате. Нам нужен был клык Василиска, чтобы уничтожить один. Это был его глубочайший, самый охраняемый секрет, о котором никто не знал. В этом был его секрет бессмертия, он считал, что только он может существовать вечно… – мягко произнесла Гермиона, сжимаясь внутри от вида дрожащей и едва сдерживающей всхлипывания Беллатрикс. Она даже не была уверена, что женщина вообще слушает.

– Но он… Ты действительно была его самым преданным последователем, мы все это знали. Ты была лучшей, ты была, вероятно, единственным человеком, от потери которого он бы горевал, – произнесла Гермиона в слабой попытке утешить Пожирательницу смерти, даже не веря в сказанное.

– Может быть, он сделал крестраж, ну, ты знаешь, на всякий случай.

Беллатрикс взорвалась.

– Чушь собачья! – взревела она, резко выпрямившись.

Она развернулась к Гермионе с ужасающим диким взглядом на лице и яростью, плескающейся в бездонных черных глазах.

Гермиона замерла, испытав чувство дежавю, будто она снова вернулась на пол в Малфой Мэнор с Беллатрикс, нависающей над ней.

– Чушь! – снова высоким тоном выкрикнула ведьма. – Это все чушь! Все, что он говорил мне, все, что я делала для него! Он не заботился обо мне, и ему было бы плевать, даже если бы я сдохла! Он бы просто снова использовал меня, воспользовавшись этой штукой!

Беллатрикс швырнула крестраж в глубь комнаты, прямо в самую дальнюю стену, но он всего лишь стукнулся и упал на пол, совершенно неповрежденный, от чего Гермиона напряглась.

– Все в моей жизни, все, кого я любила, все, кому я когда-либо доверяла были не больше, чем грязными лжецами! Все, все вы полны дерьма! Даже мой дорогой Темный Лорд был просто лживым мешком дерьма! Я делала все для него! Пятнадцать лет в Азкабане я была для него! Хуже всего то, что ему не нужно было разрывать мою душу на части, ведь она уже принадлежала ему! – кричала Беллатрикс на грани от истерики.

– Мои родные сестры, они обе предали меня, несмотря ни на что, несмотря на то, что я защищала их! И знаешь, что? Этот ублюдок… Волан-де-Морт ошибался! – выплюнула Беллатрикс, и у Гермионы расширились глаза от того, как ведьма говорила о темном волшебнике.

Беллатрикс была действительно расстроена. Она перестала горевать, она больше не скорбела, теперь при упоминании имени своего падшего Мастера голос ведьмы наполнялся отвращением. Гермиона подумала, что все шло к этому довольно давно, однако до этого момента Пожирательница пыталась задушить чувство обиды, прорастающее в глубине души, и теперь оно прорвалось наружу. Беллатрикс больше не могла терпеть.

– Он ошибался! Они были самыми дорогими во всем мире для меня! Моя семья, моя кровь! Я бы умерла за них, я бы убила за них! Все, что у меня оставалось, была моя душа, и я бы порвала бы ее на части ради них, ради него, но он просто взял и бросил мне это в лицо! Я ненавижу его! Я ненавижу его, ненавижу всех за это! Я никогда не прощу его, никого из них! Никогда!

– Белла… Ох, Беллатрикс, мне так жаль, – отчаянно произнесла Гермиона, что было ошибкой.

Это перенаправило гнев Беллатрикс в ее сторону. Не имея никого другого рядом, чтобы спустить свою боль, ведьма переключилась на нее.

– И ты… – прошипела Беллатрикс, сделав грозный шаг по направлению к Гермионе, которая рефлекторно отступила. – Ты не лучше остальных! Ты думаешь, что ты такая хорошая, но ты здесь, трахаешься с той, кто убила всех твоих драгоценных дружков! – воскликнула Беллатрикс и громко засмеялась, глядя на Гермиону.

Она попыталась сдержать внезапную волну боли и гнева в груди.

Она не в себе. Она просто пытается справиться с этим так, как умеет. Не позволяй ей ранить тебя.

Проще сказать, чем сделать.

– Не надо, – начала предупреждать Гермиона дрожащим голосом. – Я знаю, что ты сейчас расстроена…

Беллатрикс поджала губу то ли в насмешке, то ли в попытке зарычать. Ей не хотелось утешения, она не хотела поддержки, она хотела лишь причинить кому-то боль, и Гермиона просто оказалась не в том месте не в то время.

И Боже, ведьма все еще была мастером в этом.

– Ты ничего не знаешь! Ты думаешь, что знаешь все, но ты не знаешь, черт возьми! Ты не знаешь, что значит быть действительно преданной всеми близкими людьми, ты не имеешь никакого понятия о том, какого это, что я потеряла, от чего я отказалась ради людей, которые продали мою душу ради собственной выгоды! И ты такая же, как и все они… Ты ничто, просто мелкая мерзкая грязнокровка, – яростно произнесла Беллатрикс.