Текст книги "Хаос: Наследник Ведьмы (СИ)"

Автор книги: Genesis in Hell

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Прежде, чем я успеваю хоть что-то сделать, Лорел усаживает меня на кровать и садится на пол передо мной. Смотрит снизу вверх в мои глаза и грустно улыбается, крепко сжимая пальцы на моих коленках. Черт, ну почему ты настолько милый? Я хочу злиться, но не могу. Я хочу накричать на тебя, но вместо этого извинюсь. Я хочу обвинить тебя во всех грехах, но… Но не стану.

– Мортем, прости меня. – его пальцы подрагивают. Мне чуть больно, но я об этом не скажу. – Я должен был рассказать тебе обо всем еще в тот самый момент, когда ты начал говорить об артеках и ведьмаках. Я ведь сразу понял, к чему ты это, но… Я испугался. Хаос преследует меня, ему что-то от меня нужно, и он не остановится до тех пор, пока я не умру. Но ты ему не нужен. И я не хотел, чтобы из-за моих проблем ты мог подвергнуться опасности.

– Лорел… – мне все еще трудно говорить. Боль неостановима – она терзает мое горло каждую секунду, которую я говорю. Но слов у меня много и я должен сказать каждое из них. – Не извиняйся. Я все понял, когда ты поделился с нами своей историей. И… Извини, что я тебя ударил, хорошо? Просто… Просто я так обижен на тебя! Мне открылось слишком много правды за этот месяц. Правда о бабушке, правда об этом мире, правда о тебе… То, что ты Харон, стало для меня последней каплей. И я… Я не сдержался. Ну, наверное, я имею на это полное право, но бить тебя было все же лишним. – я пытаюсь улыбнуться. Горло раздирает мучительная боль, дыхание дается тяжело. Но я должен был все это сказать, как бы тяжело мне не было.

– Не лишнее. Я даже представить не могу, что ты почувствовал, когда… Когда понял мою истинную сущность. – он осторожно обнимает меня. Я не сопротивляюсь – позволяю его голове лечь на мою грудь, а рукам обвиться вокруг талии. – Если бы не я, тебя бы во всей этой истории не было.

– Хей, ну, ты ведь не знал, что я ведьмак, когда брал к себе под крылышко! Правда же? – у них ведь есть зрение там, все дела… Или это является частью их сил?

– Нет. Я больше не могу видеть. По крайней мере, пока ко мне не вернуться силы. – Лорел дышит тяжело и шумно, с глухим сипением, которого не было раньше в его голосе. – Мортем… Ты только не таи в себе злость, хорошо? Если что – врежь мне, но только себя не мучай.

– Ой, да ладно тебе! Нет, я, конечно, злюсь… Но, поверь, это пройдет. Остаточный эффект, так сказать. – мне доверили тайну, связанную с появлением Харона на Земле. Со мной поделились своими чувствами. И, да, я не могу злиться, как бы не хотел продолжать это делать.

Обида осталась, и будет жить еще долго. Но злоба… Скажем так, я быстро устаю злиться. Особенно если мне рассказывают, почему обман существовал на пару с ложью и притворством. Уже завтра все будет лучше, а вскоре и отголосков неприятных чувств не останется.

– Думаю, тебе стоит выйти из этой истории. – он поднимает голову. Взгляд его янтарных глаз полон боли. – Я понимаю, у тебя проблемы с родителями, и к ним ты возвращаться не хочешь… Но скоро у меня в доме начнется ад. И тебе лучше быть от него подальше.

– Почему ты так думаешь? – я сейчас похож на психолога-недоучку, как наш школьный психолог мистер Томпсон. Только и могу, что задавать сто и один вопрос и что-то про себя отмечать.

– Понимаешь… Моя главная способность – Песнь сорокопута. Ты же видел ее действие, да? Я отогнал с ее помощью бенетайю и задержал твою вейму в теле. – он смотрит на меня серьезно, а хватка его пальцев на моей одежде только крепнет. – Хаос украл ее у меня, это ты тоже понимаешь. Я… Я не говорил Селине, но думаю, она и так поняла… В общем, та бенетайя, что напала на нас сегодня, не была случайной. Я уверен, Хаос знает, где я. И он уже натравил на меня своего охотника. – Лорел притягивает меня к себе и зарывается носом в ткань майки. Жар его дыхания вызывает во мне дрожь, и последние заграждения обиды разрушаются. – Сегодня жертвой этой охоты едва не стал ты. Я уверен, на меня придет охотиться еще не одна бенетайя. И я не хочу, чтобы они имели хоть шанс добраться до тебя.

– Лорел. – черт. Ну нет, после всего произошедшего вы от меня так просто не избавитесь! – Я тебя не брошу. Можешь гнать меня, можешь возвращать к родителям, можешь показывать, что мне угрожают… Но я тебя не брошу. – не теперь, когда я пережил тьму перед смертью и настоящий кошмар десятка ночных кошмаров. Не теперь, когда я все узнал и хочу понять больше.

– Мортем… Ха, я ведь не смогу тебя переубедить? – он усмехается, чуть отстраняясь.

В ответ я просто зарываюсь пальцами в его волосы и киваю. Лорел тихо смеется, не отталкивая меня. Судя по выражению лица, ему даже нравились мои прикосновения. А мне-то как нравится касаться его мягких волос и слышать его тонкий смех. Блядкая влюбленность, ты меня все-таки подвела. Ну и хрен с тобой. Так уж и быть, я подчинюсь тебе. Пусть все следует пути сердца, а не тупой подростковой эмоциональности. Я еще не раз припомню себе и Лорелу эту обиду, но пока оставлю ее. До лучших времен.

– Ладно, упертый мой. Но если еще хоть раз тебе будет угрожать хоть малая опасность, я отстраню тебя от приключений и ничто меня не остановит. – говорит строго, но взгляд такой мягкий, что страха не появляется. «Он говорит это после того, как своим появлением и своими тайнами втянул тебя в опасности» – говорит во мне обида. Но влюбленность снова побеждает.

– Хорошо-хорошо. Пусть так. – я готов. Если Лорел скажет мне «уходи» по-настоящему, без мягкости и заботы, я уйду. Позволю обиде взять надо мной верх, развернусь и больше никогда не появлюсь в жизни Лорела.

Наконец, Грехем отстраняется от меня. Поднимается на ноги, осматривает себя. Я не тянусь рукой за его теплом, но холод комнаты без его тихого дыхания рядом становится невыносим настолько, что я хочу забраться под одеяло поскорее. Сколько вечеров мы провели с Лорелом в этой комнате – за фильмами и играми, веселым смехом и теплым молоком с медом. Мне будет не хватать этого.

– Думаю, переодеться мне все же надо. Не думаю, что ходить по улицам так хорошая идея. – он вздыхает, не переставая кривенько улыбаться.

– Лорел… – я должен что-то сказать. Он ведь действительно боится, он раскрыл себя, в его доме есть предатель. Я должен как-то помочь ему, успокоить его. – Все будет хорошо. Мы со всем справимся. – жизнь снова круто изменилась. На этот раз из-за Лорела. Но теперь изменения в моей жизни – постоянное явление. И я готов их принять, если моя тихая гавань останется таковой и дальше.

– Хах… – Лорел вроде как и смеется, но отрицательно качает головой. – Нет, Мортем, теперь хорошо не будет. Но, я надеюсь, справиться мы сможем.

А затем он уходит и оставляет меня наедине с собой и своими мыслями. Дверь за ним тихо закрывается, и тишина побеждает любой проблеск счастья в этих стенах.

Ну и что мне теперь делать? Хорошо, я принял, что Лорел обманул меня и оказался на деле Хароном. Хорошо, я выслушал его историю и проникся ей. Но что мне делать дальше? Я планировал выйти из игры, когда Харон будет найден. Но он оказался Лорелом – одним из немногих людей, которых я не могу бросить в опасности даже после всякого рода трещин в наших отношениях. Оставить его я просто не могу – связавшие меня с ним чувства не позволят. В конце концов, они даже обиду лелеять мне не дают, не то что взять и тупо уйти, не оглядываясь. Но… А разве не должен я сделать именно это? Не должен ли я оборвать нити любви к Лорелу до того, как они окрепнут окончательно?

Харон не останется в этом мире. Рано или поздно он уйдет. А вместе с ним уйдет и образ Лорела. И что я тогда буду делать со своим непослушным сердцем, которое не желает слушать никаких увещеваний и просьб отпустить?

– Блять, жизнь, ну почему ты не можешь быть попроще? – мои мозги кипят. Я вцепляюсь пальцами в волосы, повторяя жест измученной случившимся Селины и напуганного воспоминаниями Лорела.

Почему в моей жизни все так резко меняется? Я хочу быть просто подростком – обычным мальчиком, у которого в голове ветер, в семье проблемы, а в жопе шило. Я хочу бегать по грязным улочкам Сван Вейли под ручку с Гейлом и веселиться на полную катушку, пока жизнь не макнет меня с головой в серость дня. Но все вновь и вновь неумолимо меняется. И с каждым днем привычный мир трещит по швам все больше, а я перестаю быть собой. И вот уже я простил предательство и принял новые приключения… Что дальше? Что будет дальше, чертов мир?! Может, ты доломаешь меня? Или изменишь до неузнаваемости?

Ответа нет и не будет. Как и правильного ответа на тяжелый моральный выбор – остаться или сбежать? Впрочем, я все равно знаю, что иного не выберу. Как бы все не поменялось, как бы не поломался я сам, уйти с намеченного пути мне не позволят алые нити, крепкие руки и янтарные глаза, от взгляда которых меня пробирает раз за разом дрожью.

========== Сомнения ==========

Лорел и Селина возвращаются домой поздно ночью. К тому времени тьма окончательно окутывает мир, и тени призраков снова начинают биться в окна, словно бы проверяя, живы мы или нет. Оттирая засыхающую кровь от пола, я мысленно посылаю каждого из них к черту. Не сегодня. Новых к вам не добавилось, ребята, валите отсюда, да побыстрее.

Да, все то время, что Селина и Лорел блуждали по городу в поисках Вестника Смерти, мы с Евой и Мартиной драили дом. А это, между прочим, не один час! До тех пор, пока мы не начали убираться, я и подумать не мог, что с меня и вендиго натекло так много крови. Благо хоть труп этой твари развалился на атомы, отправившись уже в Примумнатус вместо дальнейшего блуждания по земле. Спасибо Еве за объяснение судьбы вендиго, кстати. А то я так и думал бы, что эта тварина сбежала.

Красная от крови тряпка летит на пол, когда в коридоре с хлопком закрывается дверь и раздается топот двух пар ног. Слава Богу! Теперь можно немного передохнуть, попутно узнав новости, без разницы, хорошие или плохие.

– Ну что, как успехи? – Ева, с руками по локоть в мутно-алой воде и такой же тряпкой в пальцах, подошла к артекам первой. Я наблюдал из дверного проема, как она шагнула к Селине, неловко пряча руки за спиной, чтобы не запачкать ее одежду.

– Не очень. Позови остальных – собираемся на кухне. – Селина и Лорел переглянулись спешно и тут же разорвали зрительный контакт, синхронно поморщившись. Лицо Грехема… Харона, мне пора привыкать называть его Хароном! В общем, лицо моего соседа было печальным. И это мне несильно нравится.

– Хорошо, Селина. – Ева медленно кивает, отступая. Интересно, хочет ли она сейчас коснуться шебутной артек, обнять ее и успокоить, подобно тому, как я хочу проделать это с Лорелом?

Подумать об этом полноценно я не успеваю. Ева поворачивается и тут же замечает меня. Но вместо того, чтобы нахмуриться и надуть губы, она кривенько усмехается и немного рваным шагом уходит в ванну. Наверное, отмывать руки. Проходя мимо меня, она легонько пихает меня ногой в лодыжку, как бы намекая, что подслушивать не хорошо. Как будто я сам этого не знаю. Но, так уж и быть, предупреждение понял и принял, подслушивать больше не буду.

Что ж, пора мне вновь с головой окунуться в ненормальные события. За уборкой мои мысли успели чуть устаканиться. Не сказать, что я совсем пришел в себя, но хотя бы был на пути к этому. Чувство предательства на время отступило, а тяжкие мысли утекли в водосток вместе с алой от крови воды. Мне остались только хрупкий покой и ненормальная апатия, от который было совсем никуда не деться. Но, кажется, это не надолго. Два часа – и странности снова настойчиво постучались в мою жизнь.

Красноватая тряпка летит на пол. Скривившись от боли в пояснице, я осматриваю проделанную работу. Выводы не утешительные. Подранная когтями вендиго кровать восстановлению не подлежала, но я хотя бы снял с нее рваные простыни и отправил их в мусорку. Ковер с пола мы с Евой кое-как подняли и кинули к стирку, уже даже успели замочить с порошком. Кровавые разводы на полу я постарался отмыть, но некоторое количество алого успело затечь в выемки между деревяшками, что не дало мне полностью закончить изнуряющую работу. Осколки ваз и стекла с рам были отправлены в мусорку, как и раздробленные в мелкое крошево снотворное и обезболивающее, до этого лежавшее на изголовье кровати. С зеленых обоев кровь вывести так и не удалось, и красные пятна теперь сомнительно украшали стену. Я проделал большую работу. Но этого все равно было недостаточно. Обидно и грустно, но я надеюсь, что вместе с Лорелом мы сможем привести дом в порядок окончательно. Потом. Возможно, осенью… Так, вот и первый повод дожить до осени. Впервые у меня появляется хоть какая-то цель на продолжительное время. Я должен бы поволноваться из-за того, но… Перегорел. Потом запарюсь насчет того, как сильно что-то во мне изменилось.

Хорошо, что вода в ведре сейчас чистая. Я быстро споласкиваю пальцы в ней, смыв жидкую от воды кровь. Не думаю, что кто-то будет рад меня видеть с такими руками. К тому же, не хотелось бы оставлять красные разводы на всем, до чего дотянутся мои пальцы. Оттряхнув ладони, я осматриваю их. Отлично, все чисто. Теперь можно и идти.

Я уверенно поднимаюсь на ноги и резво обтираю ладони о домашние штаны. Раненная рука лишь слегка напоминает о себе болью, и то только потому, что я слишком резко ее сгибаю. Мартина действительно постаралась с моим исцелением. За эти два часа она успела провести еще один сеанс терапии, и сейчас от тянущей боли не осталось ни следа. Мне особенно повезло в том, что на шее и руке не осталось шрамов от клыков вендиго. Теперь я могу не беспокоиться, что мне придется врать Гейлу насчет огроменных таких следов от клыков, которые ни разу не прибавили бы мне красоты.

Зато на кухню идти все равно придется. Все уже собрались там – шагая по коридору, я слышу, как они шебуршатся там, в маленькой комнатке, залитой светом. Тусклый синий дым стелится по полу, но я перешагиваю через него, не обращая внимания. Еще в прошлом месяце меня бы в дрожь бросило от одного касания этой синей густой дряни к моим ногам, но сейчас я привык. Мне даже почти удается это контролировать. К примеру, сейчас я просто глубоко вдохнул воздух и отрешился от мысли о том, что Истины есть. И от этого они даже слегка рассеялись. Еще пара месяцев, и я смогу сам возвращать себе привычную жизнь, не нуждаясь ни в усталости, ни в помощи Евы и Селины. Достижение. Только вот оно меня совсем не радует. Как не радует меня собственное полное спокойствие по отношению к то слабеющему, то становящемуся гуще синему дыму, открывающему истинную печаль Евы Канви и горечь разочарования Мартины.

Перед входом на кухню я замираю. На пару секунд закрываю глаза, набираясь сил. Запах гнили почти растаял в свежем летнем ветерке, блуждающем по коридору. Ему на смену пришел знакомый аромат сладкого и далекие нотки одеколона Ло… Харона. Да. Харона. Воздух из легких выходит с тяжелым сипением. Пора. Не стоит больше торчать в проходе, лелея свою потерянность.

На кухню я захожу тихо и осторожно, пытаясь не привлекать ничье внимание. Ева и Мартина пытаются хозяйничать в чужих хоромах – первая протягивает Селине чашку чая, вторая опирается на столешницу у входа. Обе выглядят безумно уставшими. Чашка в руках Евы дрожит, несмотря на то, что она улыбается. Пальцы Мартины слишком сильно сжимают столешницу, несмотря на то, что смертная серость сошла с ее лица, а глаза смотрят на мир все так же тепло. Тревожить ее мне совсем не хочется. Я огибаю девушку осторожно, пытаясь не задеть в слишком узком пространстве. Мартина улыбается мне, я улыбаюсь ей – и ретируюсь в сторону соседа по дому.

Он смотрит на меня лишь жалкие пару секунд, а затем снова опускает взгляд в стол. Янтарные глаза полны боли и горечи, а широкое, так любимое мною лицо осунулось и посерело. Харон, еще позавчера пышущий жизнью и улыбающийся, сегодня словно постарел на пару десятков лет. Мне жаль его. Но я не касаюсь его нервно подрагивающего плеча в попытке поддержать. Обида осталась. Когда-нибудь она уйдет, но пока… Прости уж, Лорел. Пока я еще не отошел.

– Что я могу сказать… – Селина начинает говорить, разрушая затянувшуюся тишину. Она отпивает немного чая, но тут же едва не расплескивает его на свое платье, подол которого заляпан черным. Впрочем, артек даже не цыкает на это. – Мы нашли вестника. И нам даже удалось связаться с папой.

– Но? – Ева осторожно касается плеча Селины, пытаясь поддержать ее. Она не проявляет свои чувства явно, но я вижу, как горят ее глаза, когда она смотрит на артек.

Никаких но. Папа был невероятно рад видеть Харона. – Селина звонко опускает чашку на стол. От неприятного звука я морщусь, вздрагивая всем телом. Слишком знакомо.

Я все еще не «дома». Не у родителей, то есть. И за это спасибо Харону и моей собственной упертости. Так, надо выдохнуть и успокоиться. В меня эта чашка не полетит. Здесь так не принято, здесь так не будет, здесь никто не причинит мне боль… Даже теперь, после всего этого дня.

– В этом-то и проблема. – Харон наконец включается в разговор тоже. На этот раз он смотрит только на меня. О чем он думает? Что творится у него на душе? Теперь я не могу быть уверен в том, что знаю ответы на эти вопросы. – Папа был так рад… – проводник опускает голову с тяжелым вздохом. Похоже, ему неприятно говорить о произошедшем.

– Мы обо всем договорились. Папа пообещал не прекращать поиски Харона, как если бы мы его не нашли. – Селина не отрывает взгляда от Лорела-Харона и периодически посматривает на меня, изваянием замершего у разбитого происходящим соседа. Взгляд ее холоден. Мне становится не по себе. – Завтра я еще раз встречусь с его вестником. А сегодня у первородных будет совет, на котором они решат, что нам делать с Хаосом и фактом предательства в Примумнатус.

– А по предателю что? – Мартина переминается с ноги на ногу, скрестив руки на груди. Выглядит невероятно напряженной и серьезной.

Эта ее поза что-то мне напоминает… Так Томми ведет себя, когда что-то скрывает. Топчется на месте, дергает руками, крутит головой – словно не может найти себе место. Я прищуриваюсь. Не нравится мне это… Второй раз я не обожгусь. Мне нужно будет наблюдать за Мартиной пристальнее.

– Ничего нового. Папа пообещал оповестить Высших о нашей неприятной ситуации и заставить их действовать. Единственное, на что он нам указал… – Селина, в отличие от меня, ничего не заметила и просто ответила на вопрос. Впрочем, вот прямо сейчас на долю секунды прервалась, как-то особенно тоскливо вздохнув. – Предатель мог быть не один. Одиночка вряд ли мог бы долго укрывать сбежавшего преступника такого размаха и при этом еще и делать вид, что ищет Харона вместе со всеми. Скорее всего, мы имеем дело с целой сетью предательств, причем во всех отраслях Примумнатус.

– Черт. – Мартина шумно выдыхает и перебирает плечами. Взгляд ее все еще направлен в пол, а голос звучит глухо и как-то совсем отстраненно. – Звучит отстойно.

– А то мы не знаем. – артек отвечает слишком резко и тут же замолкает. Думается мне, она не прочь сказать еще что-нибудь, но вместо этого отпивает еще чаю и упирает взгляд в никуда.

На кухне воцаряется тишина. Только тихо звякают зубы Селины о край кружки, да шумно дышит Ева, переступая с ноги на ногу. Я перевожу взгляд с Лорела на Селину, снова и снова. С одного мрачного лица на другое, и так пока глаза болеть не начинают, а в груди не появляется неприятная тяжесть вины. Я должен что-то сказать, как-то их поддержать. Раньше ведь я был неиссякаемым фонтаном острот. Я и тишина были понятиями не совместимыми, особенно если дать мне пару стаканчиков дешевого виски. А теперь что? Почему теперь, когда мой голос как никогда нужен, я тупо молчу, делая вид, что меня не существует? Черт, ну ведь не могу же я и дальше изображать из себя статую!

– Эм… А кто-нибудь может мне объяснить, как так получилось, что вендиго вообще попал к нам в дом? – вместо какой-нибудь глупой, но бесспорно способной разрядить атмосферу остроты я выдаю это. Браво. Похлопайте мне. Моим лицом. По столу. Жаль, вылетевших изо рта слов это не вернет.

Боже, блять, мой, о чем это я? Я всерьез сожалею о неосторожно сказанных словах. Что-то точно изменилось.

– Мортем… – Селина смотрит на меня строго, и я почти ощущаю тяжесть ее взгляда. Не смотри на меня так, я сам понимаю, что идиот!

– Я как всегда пришел на обед. – Харон медленно поднимает голову, но смотрит в окно, за которым столпились размытые фигурки духов, собравшихся со всего блядского леса отпраздновать гибель вендиго. Теплая улыбка больше не красит его губы, и без нее он выглядит настолько серьезным и страшным, что у меня пальцы подрагивать начинают. – Я едва успел открыть дверь, как меня ударили по голове. Когда я очнулся, уже был в комнате, один на один с бенетайей.

– Прости, что задал этот вопрос… – только я мог из сотни различных вопросов на разные темы задать тот, что со стопроцентной вероятностью заденет за живое моего соседа. Еще раз браво. Бейте сильнее, пожалуйста, пока я не собрал бинго оскорблений и обид.

Харон не отвечает, но на губах его на пару секунд появляется слабая улыбка. Мне хочется верить, что она означает мое прощение. Я не хочу, чтобы мои неосторожные слова причинили моему соседу еще большую боль, чем я уже ему принес.

Впрочем, мое прощение кухню от тишины не спасает. Теперь и Ева как-то затихла, привалившись плечом к стулу. Ее серые глаза осоловело смотрели на мир, и я впервые увидел эту бойкую бестию сонной и измученной. Селина сложила руки на коленях, отставив опустевшую чашку. Мартина продолжала стоять, и со своего места я прекрасно видел, что глаза ее были закрыты. Похоже, она спала – стоя, кое-как, но спала. Каштановые спутавшиеся волосы спадали на ее осунувшееся лицо, а вся изящная фигура как-то неловко скрючилась. Тишина снова нависает тяжелым молотом, и тьма за окном становится тяжелым маревом, пытающимся достигнуть нас. Она бьется в стекло своими лапами, заглядывает к нам черными глазами и задает молчаливый вопрос – ну что, вы пустите меня к себе? А вместе с ней за нашими мучениями наблюдают и призраки. Мне становится совсем не по себе, когда я встречаюсь взглядами с десятком мертвецов. От могильного холода мурашки бегут по спине, и я спешу отвернуться.

Я схожу с ума. Это однозначно. Оно и не удивительно. После всего произошедшего в моей жизни за этот месяц сумасшествие – ожидаемый и даже не самый плохой вариант.

– Раз никто не хочет задавать этот вопрос… – Ева. Она чуть приходит в себя и отлипает от спинки стула, вставая в полный рост. Голос чуть хрипит, но в целом она внушает слабую уверенность. Хотя бы так… У меня не было больше сил терпеть эту давящую тишину. – У вас есть хоть какие-то идеи насчет того, кто может быть предателем?

– Никаких идей. Им может быть любой из артеков второго поколения, что родились при Хаосе. – Селина упирается ладонью в щеку и смотрит в кружку, чуть потряхивая ею. Кажется, чая не осталось. – У папы вроде были какие-то подозрения, но нам он их не озвучил. Видно, решил разобраться с возможным предателем без посторонних взглядов.

– Понятно… – что можно ответить на этот монолог? Много чего. Но я опять все порчу своими не к месту сказанными словами.

Почему теперь все так сложно? Вроде бы в моей жизни ничего не изменилось – Лорел все тот же, Селина не изменилась, Ева здесь, Мартина тоже. Но… Но все теперь иначе. Потому что Лорел – Харон, а с открытием правды о нем стали всплывать и другие кошмарные секреты, количество которых наверняка будет увеличиваться по мере дальнейших решений проблем. Этот снежный ком не остановить, и что-то мне подсказывает, что он вполне сможет смести весь Примумнатус без остатка. Меня, впрочем, уже смел. Моя жизнь уже не станет прежней – в первую очередь потому, что я сам значительно изменился после всех этих жутких и неприятных приключений. А ведь раньше я так мечтал вляпаться в какую-нибудь историю…

Мне нужен джин-тоник. И Гейл. И все вместе, желательно, подольше.

***

Селина, Ева и Мартина ушли поздно ночью. На часы никто не смотрел, но я уверен, что было куда больше двенадцати, когда они шагнули за дверь. Мы с Лорелом-Хароном остались одни. Казалось бы, простор для разговора. Но вместо того, чтобы пойти на контакт, Харон отказался от общения и ушел в свою комнату, чтобы запереться там. Его не остановило ни то, что в комнате все еще царил мерзкий запах вендиго, ни то, что кровать была изрядно подрана. Останавливать я его не стал и даже не смотрел вслед. А после того, как хлопнула дверь его комнаты, мне не осталось ничего, кроме как пройти в свою маленькую обитель.

Я был уверен, что не усну. Мою грудь теснило столько невысказанных чувств, что я всерьез боялся промучиться до утра в попытке разобраться с ними. После всех этих разговоров о злых Богах и предателях руки мои все еще дрожали, а глаза ощутимо жгло от слез. Я не плакал, нет. Что-то во мне треснуло в тот момент, когда я почти умер, и слез больше не осталось. Стараясь отбросить дурные мысли, я лег на кровать. И заснул, стоило только голове коснуться подушки.

Спал я долго. Тревожные сновидения, ставшие такими привычными, не мучали. Во снах была только тьма и ничего более.

Сейчас… Что ж, сейчас я сижу на диване в новом доме Гейла и терпеливо жду, пока друг вернется из магазина. Размышляя о вчерашнем вечере, я смотрю в потолок – прослеживаю цепи трещин в нем и считаю нити паутин, свисающих из углов. Это лучше, чем думать о том, какими были часы мой жизни до прихода к Гейлу.

Утро мое прошло безрадостно. Я проснулся поздно, Харона дома не оказалось. Как и завтрака на плите. До того, как я это увидел, надежда на то, что моя жизнь останется прежней, еще теплилась в груди. Но Лорел не оставил мне завтрака. И это было уже страшно. Я не был голоден, да и вообще после вчерашних событий есть не хотел, боясь того, что еда покинет мой желудок. Важнее был тот факт, что Лорел не стал готовить мне завтрак, хотя всегда это делал, даже когда я заваливался вусмерть пьяным поздно-поздно ночью. И это говорило о многом. Именно в тот момент я в полной мере почувствовал ту невидимую трещину, что прошла по нашим с Хароном отношениям. Это было больно – больнее, чем я ожидал. Забылась на пару мгновений обида, прошла неприятная горечь, и я остался с голыми фактами – с нами что-то случилось. Что-то неприятное, название которому «признание». Грехи всплыли наружу и обнажили все те неровности и шероховатости, что еще не успели отшлифоваться за пару жалких месяцев, что я жил у проводника душ.

– Правда не всегда хороша… – слова срываются с губ вместе с тяжелым выдохом. Чего-чего, а этого я узнавать совсем не хотел.

– Ну да, а ты думал? – Черт!

Гейл стоит в пустом дверном проеме, игриво помахивая звенящим пакетом. На его губах – задорная ухмылка, невероятно теплая и добрая. Шестеренки шевелятся в голове, подбрасывая мне ненужные ассоциации. У Харона ухмылка точно такая же… Была, по крайней мере. До того, как я привел Селину и Еву к нему. Окей, вот прямо сейчас я понял кое-что еще – я сам разрушил свою идиллию. С другой стороны, мне страшно представить, что могло случиться со мной и Хароном, если бы рядом не оказались девушки. Вероятность нашей смерти была бы стопроцентной.

– Чувак, у тебя лицо такое, будто тебе палку в жопу запихали. – Гейл подходит к дивану и опускает пакет на мои ноги. Я отлично ощущаю холод бутылок, причем не маленького размера. Кто-то опять решил побухать, окей, не мне его судить.

– Да я и чувствую себя так же. – шутить нет никакого желания. И пить тоже. Собственно, и жить-то мне не сильно хочется. Интересно, было бы мне лучше, если бы я все же сдался тьме? В Храме Жизни хорошо, если судить по тетрадке Евы… Эгоистично, конечно, но все лучше, чем чувствовать себя так, как сейчас.

– Ну-ка, давай, рассказывай, что вчера случилось. – он сдвигает мои ноги с дивана весьма настойчиво. Я не сопротивляюсь – опускаю стопы на пол, освобождая Гейлу место. Ни смысла, ни желания упорствовать и играться тоже нет.

– Моя жизнь окончательно пошла по пизде. – я перевожу взгляд с его счастливого лица на потолок. В серой высоте расцветает букет из трещин, которые вполне могли бы охарактеризовать мою жизнь – едва держащуюся на святом духе и вере в лучшее.

– Очень подробно, спасибо. Я прям сразу тебя понял. – Гейл лезет в пакет и вытягивает оттуда первую попавшуюся банку. Судя по его мату, это не то, что друг хотел употребить прямо сейчас. Меня даже на смешок пробивает, правда, на совсем уж слабый. А прежний Мортем заливался бы смехом с этой сцены… Каким же я стал унылым, Боже, аж самому от себя тошно. – Чувак, чем кислее становится твоя рожа, тем больше я волнуюсь. Выкладывай, не тяни кота за яйца!

– Вчера я убежал, да? – я сажусь, подтягивая колени к груди. Обнимаю себя, смотря на Гейла в упор. В профиль он красив – и этого не портит ни выцветшие волосы, ни чуть свернутая в сторону челюсть. Знакомое лицо чуть отрезвляет и возвращает из невеселых мыслей в еще более невеселую реальность. – Я… У меня появились догадки насчет сущности Харона.

– Они не оправдались, да? – Гейл ковыряется в пакете, и шуршание сводит меня с ума. Хотя моему мозгу и так уже нанес летальный ущерб, так что бояться еще больших повреждений не стоит.

– Если бы. – хорошо было бы, если бы они не оправдались. Трещина не стала бы больше, а жизнь еще могла бы стать прежней. Ну хоть чуть-чуть, так, немножко… – Я оказался прав. Харон… Это Лорел. – фраза получается вымученной, от нее жжет язык и глаза. От правды суть Лорела не изменилась. Но все вокруг стало совсем иным.

– Что? – Гейл наконец оторвался от пакета, наградив меня удивленным донельзя взглядом. Спасибо хоть на этом, алкаш малолет… Ой, блять, он же старше. Финита ля комедия, я приехал. Можно паковать чемоданы и ехать в дом престарелых. И, да, это истерика.

– Харон это Лорел. – я повторяю, и на этот раз фраза становится как хлыст. Больно бьет по сердцу, от чего мурашки бегут по спине. Удержаться на грани трудно. Еще немного, и я точно устрою тут драматический театр. – Он… Он от кого-то скрывался. Я так и не понял, от кого, но… Вот, он пришел к нам в город. И… И… – я хватаюсь за голову. Не могу даже слова подобрать! Как объяснить то, что сам принял с большим скрипом? Да никак!

– Мортем, ну-ка. – я слышу шорох одежды. Гейл оказывается рядом, и его пальцы заботливо отводят мои ладони от головы. – То есть… Лорел – Харон, да? Я правильно понял, что твой сосед – божественное существо, которое сбежало со своего поста, оставив семью, и скрылось у нас в городе?

– Да… Почти. Он не сбежал. Он спрятался. – я поднимаю голову – лицо Гейла совсем близко. Он улыбается, но в глазах его я вижу тревогу. Он ведь знаком с Хароном так поверхностно… Наверняка, он сейчас мало что понимает. – За ним вели охоту, ну и… Он укрылся. У нас.