Текст книги "Хаос: Наследник Ведьмы (СИ)"

Автор книги: Genesis in Hell

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

В общем, добрался я до города. Как только закончился сосновый лес и пошли первые, пока еще частные небольшие участки района Лэмстед, я достал из кармана куртки свой старенький телефон-раскладушку с потертой кнопкой восклицательного знака и треснутым экраном и сбросил Гейлу короткое сообщение «Я в городе». Ответ себя ждать не заставил. Я даже не успел дойти до банка, что находился почти на окраине города, а Гейл уже звонил мне.

– Гел, дружище! – естественно, трубку я поднял. Я шел мимо низких заборов, звучно впечатывая ребристую подошву в растрескавшиеся плиты тротуара. Ждал, пока из-за какого-нибудь ограждения донесется раздраженное шипение хозяина дома, недовольного производимым мной шумом.

– Мор-мор, гони давай к Галаверскому мосту. – Вот так сразу, без всяких приветствий! А-та-та, дружище, как неприлично. Но при этом Гел звучал восхищенно, а на фоне я слышал крики и вопли.

– Нахер? Это же территория Водосточных Крыс. – Вот и шипение. Я подленько захихикал и рванул скорее, пока из-за низкого и хлипкого забора не вылетели ругать меня на чем свет стоит.

Водосточные крысы – это подростковая банда, наши главные враги во всем, начиная споров за территорию и заканчивая кодексом и нормами морали. Мы с ними вечно грыземся за самые лакомые кусочки городских строений, не занятых бомжами, наркопритонами и алкоголиками. Два года назад их лидер мне даже нос сломал так, что он до сих пор кривой. А год назад нож в левый бок всадил, да так, что меня спасло только его знание анатомии на уровне пропускаемых уроков биологии и скорость Гейла и ребят, оттащивших меня в больницу. У меня после этого даже шрам остался, мелкий, но яркий. Так что я предпочитаю с ними не пересекаться, если не хочу снова вляпаться в неприятности. Сегодня – не хочу, но может завтра…

– Больше нет. Закки вчера знатно обосрался в карточной дуэли с Ронгой, ну и… Теперь это наша территория. – Я сначала ушам своим не поверил. Чтобы Зак Монкрестор, сын известной в наших краях мухлевщицы Аделаиды Монкрестор, проиграл в карты?!

– Да ладно?! Как?! – на очередной развилке я свернул налево, перебежав с одной стороны на другую через узенькую дорогу на красный свет. Хрен с ним, у меня тут великая радость!

– Вот Ронгу и спросишь, когда придешь. – Чей-то дикий ор на фоне заставил меня чуть отстранить телефон от уха. – А, кстать, у тебя деньги есть?

– Ну, найдется баксов двадцать. А что? – за телефонным разговором я совсем не заметил, как старенькие, но достаточно ухоженные маленькие домики резко закончились, сменившись уродливыми разваливающимися на глазах пятиэтажками. Проектировщики города знатно обдолбались, построив столь контрастно части одного района.

– Зайди, купи торт. Мы хотим отпраздновать успех Ронги с выпивкой и сладким. – голос Гела звучал так напыщенно и гордо, что я едва сдержал смешок. Семнадцать лет человеку, а все такой же, каким был в семь.

– А выпивку кто купит? – я как раз прохожу мимо громады банка, еще закрытого, но уже готового раскрыть свои двери посетителям.

Из открытого окошка на фасаде потрепанного временем двухэтажного здания на меня смотрела молодая девушка в белой рубашке. На фоне покрытых пылью и сколами буро-красных стен она выглядела богиней, не меньше. Она курила, и серый дым поднимался в серое же небо, не сносимый утихшим ветром. Красивая. Я помахал ей рукой и улыбнулся, надеясь, что это вызовет ответную симпатию, но девушка только закатила глаза, выбросила сигарету и закрыла окно с ржавыми металлическими рамами. Мда, конечно, этого стоило ожидать.

– Мортем! – Гейл так заорал в трубку, что у меня в ушах начало звенеть.

– Что?! – я ему ответил тем же, останавливаясь у какого-то богом забытого подъезда на пару минут. Они тут все однотипные, серые, пустые и убогие, отличаются только номерами на постоянно срываемых на металлолом табличках. Этот, к примеру, был тринадцатым. О, как хорошо, прям муа, выбрал так выбрал!

– Ты меня вообще слушаешь? – Гел цыкнул в телефон, и я представил, как он, в своей манере, потирает тонкими пальцами виски и хмурит широкие светлые брови, от чего по высокому лбу его расходятся морщинки. – Я говорю – у нас выпивка уже есть, тебе только торт купить.

– Ага-ага, обязательно. – тут как раз булочная через пару кварталов, самое оно.

– Не задерживайся, иначе мы все без тебя выпьем. – и отключился. Как всегда, не прощаясь.

Так, окей, магазин так магазин. Не зря, ой не зря я пару дней назад листовки по городу расклеивал. В рюкзаке, в боковом кармашке, как раз завалялись деньжата. К успеху иду.

Я оторвался от потертой кирпичной стены подъезда, на которую оперся во время разговора, и поспешил вперед – в такой еще пока далекий магазин. Сегодня у нас праздник!

***

На торт я потратил все имеющиеся у меня сейчас деньги. Зато он был шоколадным и большим настолько, что хватит всем четырнадцати участникам нашей группки.

Из булочной я выходил, крепко прижимая к груди розовую непрозрачную коробку со сладостью. В рюкзак она не вместилась, потому идти придется так. Благо, не далеко. Галаверский мост – первый из шести своих собратьев, связующих одну половину города со второй. Он находится в самой широкой части реки Сван, в районе Гринери. Когда-то в ту часть реки слетались все лебеди округи, но когда в Гринери открылась фабрика по пошиву одежды, а город стал расширяться, все лебеди успешно перекочевали на озеро Сванхаус на юге города, где и раньше были их гнездовья. В целом, Галаверский мост – вполне уютное местечко. Там не много граффити, прямо на соседней от него улице на левом берегу находится KFC, а на правом – средняя школа, в которой все еще учатся некоторые наши ребята. То, что Ронга смог отжать такое место в картишки – просто чудо-расчудесное.

Бредя по улицам в район Гринери, я наблюдаю, как город постепенно оживает. Дети, еще не обремененные школьными занятиями, выбираются из своих подъездов поиграть в мяч; офисные клерки, начинающие работу позже любых других работников города, садятся в машины или бредут по улицам, добираясь до своих офисов; старые жители города выходят растрясти кости, а заодно – поругаться на нынешнюю молодежь. Я не спешу, проходя мимо людей так, чтобы их плечи, локти и ладони находились подальше от меня. Торт в моих руках привлекает чужие взгляды – все с интересом смотрят мне вслед, наверняка думая, куда это школьник намылился с тортом во вторник в девять тридцать утра. Но я лишь гордо вздергиваю голову и вышагиваю еще медленнее.

На пересечении Гринери и Лэмстеда – внутригородской дороге Шевелет, меня ожидает толпа. Во вторник это не удивительно. Светофор тут всегда дольше работает для машин, чем для пешеходов, и народ, что работает в офисах Гринери, вынужден по полторы минуты ожидать, пока загорится зеленый. Перейти на красный так просто не получится – прямо у перехода стоит офицер МакКриди, молодой, но очень дотошный коп, патрулирующий улицы. И он не оставляет незамеченными даже такие мелочи.

Я встаю в самом хвосте толпы, опасаясь за безопасность своего тортика. Мне везет – я подхожу в последние тридцать секунд. Но уже на другом конце дороги удача меня оставляет.

– Ауч! – не успел я отойти от перехода и на метр, как за руку меня хватанула девушка. Она огляделась, а затем затащила меня в подворотню-тупик между двумя высотными домами. Я едва торт не выронил! – Мисс, вы что вообще делаете?

Она, стоит признать, красотка еще большая, чем та, которую я увидел в окне банка в Лэмстеде. Золотистые волосы волнами спадают на узкие плечи, пышную грудь и прямую спину, светлая кожа как раз того самого благородного оттенка, вызывающего немое восхищение своей красотой, а светло-голубые глаза такие яркие и чистые, что невольно в ступор встаешь от их невероятного цвета. При всем при этом она еще и выше меня на полторы головы, что не может не задеть моего самолюбия. Слегка, уже привычно, но все равно обидно.

– Ты! – ее нежный голос оказывается невероятно приятным и мелодичным. Чем-то он мне напоминает голос Лорела. Возможно, переливчатостью и звучностью своей? – Ты ведь ведьмак, да? – но весь выстроенный в голове образ прекрасной девушки в моей голове с треском разбивается об непреодолимую стену действительности.

– Что? – я смотрю в ее глаза, стараясь не опускать взгляда на глубокое декольте короткого кроваво-красного платья, из которого пышная грудь почти вываливалась. Декольте это настолько глубокое, что я могу увидеть кружевные оборки ее черного лифчика и небольшую родинку, что расплывается темным пятнышком на светлой коже почти у основания груди.

– Ты – ведьмак, не прикидывайся! – ее красные ногти больно впиваются мне в запястье. Глаза лихорадочно блестят, пухлые алые губы трясутся, а все ее благородное лицо с впалыми щеками, острым подбородком и высокими скулами то кривится, то хмурится. – Мне очень нужна твоя помощь!

– Простите, но вы меня с кем-то перепутали. – жаль, что такая красивая женщина – всего лишь еще одна городская сумасшедшая. Их у нас тут много – психдиспансера нет, в другой город их не отправляют, вот они и бродят, неприкаянные, по улицам.

– Нет-нет, я вижу твою ауру! Ты же точно он! – ух, ну и стальная у нее хватка. Надо бежать, пока ее еще сильнее не заклинило. И почему в такой момент никто не обратит на нас внимания? – Понимаешь, я – Селина, Богиня Луны. Я пришла в ваш мир на поиски своего брата Харона, и мне очень нужна твоя помощь! Я знаю, вы скрываетесь под личинами обычных людей, и я очень извиняюсь, что впутываю тебя в эту историю, но я должна эта сделать. Обещаю, если ты мне поможешь, я щедро тебе заплачу!

– Мисс, простите, но я вас нихера не понимаю. – я осторожно вытаскиваю свою руку из цепких пальцев и торопливо начинаю отходить спиной вперед. Уверен, выражение моего лица крайне комичное – я как-то кривился в зеркало, строил рожицы в него, и рожица смятения у меня получалась хуже всего. Тонкие губы искажала ужасная кривенькая ухмылочка, глаза прижмуривались так, что короткие ресницы выглядели просто комично, узкие брови так высоко вздергивались, что это было даже не забавно. Бе, фу, какая дрянь – если без патетики и сравнений. Так, о чем я там? Ах да, психованная! – Давайте поступим так – вы свалите от меня нахуй, а я пойду по своим делам куда подальше.

– Стой… Тебя что, еще ничему не научили? – она внезапно вздергивает тонкие брови и прищуривается. Ее красивое лицо принимает растерянное выражение. Ба, да у нее даже оно красивое! Самооценка, ты куда? А, на дно, окей, туда тебе и дорога. – Тебе еще не объясняли, кто ты?

– Да-да-да, конечно. – так, надо отойти еще чуть дальше, и еще чуть дальше. Вернуться в поток людей, выйти из подворотни…

– Подожди, не убегай! – еще чего!

– Иди нахуй, сумасшедшая! – пусть это сработает, ну пусть!

Из подворотни я почти вылетаю, тут же вклиниваясь в поток работяг и теряясь в нем. Я слышу цокот каблуков за спиной, но недолго – по мере того, как я убегаю все дальше, он становится тише и отдаленнее. Замедляюсь же я только тогда, когда он становится совсем неслышим в шуме ожившего города. Вот я везучий, а. Еще только утро, а я уже вляпался в такую веселую историю. Хорошо хоть торт все еще со мной!

***

К счастью, до нужного моста я добираюсь без новых приключений. Проулками обойдя среднюю школу во избежание встречи с мистером Люком Торнеги, моим учителем физкультуры во времена средней школы, я достигаю места назначения.

У канала почти никого нет. Над рекой поднимается тяжелый мерзкий душок городских отходов, зеленоватая вода шумит у подпорок и бьется волнами о помосты. Низенькие грязно-желтые небоскребы нависают над мутной гладью воды. Их неприятные убогие фасады и рассыпающиеся в прах стены, изрисованные кривыми и непрофессиональными граффити, навевают тоску. Древний асфальт и еще более древние крупные плиты пешеходной дороги бугрятся под ногами, и реденькая жухлая трава пробивается в сколах и плиточных швах. Мост приветствует меня мраморными фигурами лебедей – они вросли в несущие опоры, раскрыв крылья и вздернув точеные головы на тонких шеях. Когда-то они наверняка были белыми, но теперь мрамор потускнел, оброс метровым слоем грязи и стал скорее серым, нежели белым. У левого лебедя вообще не хватает куска клюва, – какой-то умник сколол его или же просто время постаралось – а у правого грудка изрисованная похабными надписями и автографами местной «элиты общества». Терпеть не могу таких умников. Одно дело разукрашивать дома, которые давно пора одарить косметическим ремонтом, и совсем другое – творения искусства. Поднимающуюся волну гнева я в себе гашу. Не хватало еще вспылить без веской на то причины. Я поднимаюсь на мост, пару раз запнувшись о мелкие выступы дорожки, которые почему-то никто так и не переделал за много, очень много лет.

– Гейл! – встав в центре моста, я перегибаюсь через железные перила, крепко вцепившись в зеленоватые прутья.

– Мортем! – ответом мне становится крик, прозвучавший из-под моста с правой стороны.

– Ебть, ну вы и забрались, конечно! – до спуска на ту сторону нужно пройти по набережной еще некоторое время. Можно спустится на левую сторону – спуск прямо тут – но что-то идея поплавать в холодной грязной водичке мне хорошей не кажется.

– Ну ты уж разберись как-нибудь! – о, а вот и знакомая алая макушка появилась. Гейл выбрался на узкую платформу у подпорок моста из разлома в кирпичной стене. Этот разлом – путь в убежище Водосточных крыс. Вернее, в бывшее убежище. И как их там только не затапливало в весеннее полноводье?

– Иди ко мне! – я перехожу поближе на правую сторону. Гейл, наблюдая за моими движениями, идет следом, вставая прямо там где нужно. Умница, понятливый мальчик. – Лови давай!

– Воу! – торт он хватает мастерски, не зря ходил в секцию по волейболу. Рюкзак, правда влетает в платформу чуть в стороне от него. Надеюсь, бутылка с водой не лопнула. – Ты что удумал, содомит проклятый?

– Сейчас и узнаешь. – до платформы с этой части моста в высоту метра два-два с половиной, не больше. А идти к лестнице мне лень. Вот сейчас и проверю, насколько я устойчивый.

Под крики возмущения лучшего друга, я перелезаю через перила. Повернувшись к воде спиной и к мосту лицом, я сел, цепляясь руками за железные прутья на уровне моих стоп. Так, надо быть как можно более осторожным. Самая ответственная часть – я опускаю ноги вниз одну за другой. Они болтаются в воздухе и Гейл кричит все громче, подстраховывая меня и матерясь одновременно. Сердце бешено колотится в груди от восторга и чувства опасности, в легких все спирает и воздух врывается в них с трудом через холодное давление страха. Инстинкт самосохранения голосит, чтобы я не и думал делать столь безрассудное действие, но я забиваю на него. Задержав в груди холодный воздух и крепко зажмурившись, я резко отпускаю руки, не давая себе времени задуматься о том, что ждет меня внизу. Ветер проникает под футболку, вздымая ее и холодя живот и спину. Полы куртки развеваются. Челка закрывает обзор, черные волосы лезут в рот. Я лечу вниз…

– …Дебил, ебанутый, пидор грязный… – вместо того, чтобы столкнуться задницей с мокрой платформой, я влетаю в руки Гейла Нейлсона. Тот возмущенно кряхтит и пыхтит, но крепко держит меня, словно диснеевскую принцессу. Лицо у него все красное, а круглый нос тяжело раздувается, когда он шумно вдыхает холодный воздух.

– Спасибо за комплименты! – руки у него крепкие, а сам он очень теплый, пусть и легко одет. Я, как героиня какого-нибудь тупого фильмеца для девочек, обхватываю лучшего друга за крепкую шею и смачно чмокаю в пухлую смуглую щеку. Картина выглядит неправильно, особенно учитывая мою бисексуальность. – Я знал, что ты меня поймаешь, дружище.

– Фу бля, Мортем! – он рычит, раздвигая пухлые губы и обнажая зубы, его серые, с зеленцой глаза просто пышут злобой. Но при этом он не отпускает меня до тех пор, пока я не встаю на платформу достаточно твердо, чтобы не упасть. – Ненавижу тебя, мразь! У меня чуть сердце в пятки не ушло, когда ты вниз полетел.

– Да тут не высоко! Я бы не разбился. – рюкзак снизу мокрый, но бока его сухие. Значит, бутылка цела. Фьюх. – Ты же знаешь, я живучий таракашка.

– Еще какой! – Гейл, который выше меня на две головы и сильнее раза в два, дает мне смачный такой подзатыльник. Бьет он, правда, как можно мягче. – Вот крякнулся бы ты тут башкой об камень и что бы мы делали без лидера?

– Ой, да возвели бы тебя в лидеры и дело с концом. – я плетусь за ним к разлому в стене, наблюдая за тем, как под тканью старой обтягивающей темно-серой водолазки ходуном ходят крепкие мышцы его спины и плеч. Мы вместе с ним занимались разными видами спорта и качались на тренажерах, но такая ярко выраженная мускулатура проявилась только у него, тогда как у меня фигурка так и осталась тощей, жилистой и несерьезной. Ну вот и кто тут лидер? – К тому же, ты на эту должность больше подходишь.

– Ага, особенно со своими мозгами. Я ж тупой как желудь. – чтобы влезть в широкую и высокую дыру, Гейлу приходится пригнуться, вжав свою лохматую голову с красно-золотистым ежиком волос в плечи. А, ну и, конечно, съежиться, чтобы его косая сажень плеч и широкая грудь вошли в проем.

– Хочешь сказать, я умный? – мне же для этого действия приходится разве что переступить через нижние кирпичики. Преимущество, еее! Но, серьезно, это продолжает задевать.

– А ты думаешь? Ты еще и рисковый до ужаса. – Гейл протискивается в узком коридорчике, в конце которого яркий свет, тогда как мне все еще никаких препятствий мир не ставит. – Вот кто еще додумался бы сигануть вниз с моста спиной вперед на каменную плиту только потому, что ему лень идти в обход?

– Только очень глупый, но жадный до приключений человек. – за спиной друга мне ничего не видно кроме света. Но шум своей банды я все равно слышу отчетливо. Чувство радостного предвкушения поднимается в груди, все еще стиснутой тисками отгоняемого страха.

Гейл только шумно вздыхает и наконец вылезает в просторное помещение. Выходя за ним, я впервые понимаю, насколько же хорошее место мы отхватили. Оказывается, Водосточные крысы все это время гнездились в… Собственно, водостоках. Хотя, скорее, канализационных системах. Впрочем, я не знаю, как это называется на самом деле, так что просто придумываю названия на ходу. Больше всего зала похожа на комнату где-то в канализационных системах города – особенно если учитывать те трубы, что уходят в глубь земли прямо напротив лаза в это место. Потолки здесь достаточно высокие, чтобы Гейл не упирался в них головой. Стены же достаточно чистые, завешанные тут и там плакатами, но явно не раз мытые и плесенью не заросшие, несмотря на ощущающуюся влажность. Эта комната не то что бы большая. В ней нет размаха и едва ли наша банда смогла бы уместиться здесь вся. Но есть здесь и вторая комната. Проход в нее не затруднителен, несмотря на то, что он довольно узкий и низкий.

– Гейл, Мортем! – Кост – Коул Стакадо – поднимается с потертого синего дивана, стоящего по правую руку от лаза, ближе к переходу во вторую комнату. Сидящие рядом с ним Нейтан Палмс и Родриге Андер взмахивают руками с зажатыми в них пластиковыми стаканчиками. – Что там за крики были?

– Да Морт у нас решил проверить, насколько он крепкий. – Гейл обходит Коста и валится на диван, тут же отбирая у Родриге его стаканчик и залпом выхлебывая все его содержимое.

– И? – это уже Томас Каста. Вылез из-за спинки дивана прямо за спиной Гейла, за что тут же получил от него локтем в высокий лоб и утек обратно. Впрочем, его светловолосая макушка все равно торчала из-за дивана.

– Он сиганул с моста. – под по-детски тоненькое шипение Тома Гел откидывается на спинку дивана и опускает голову.

– Серьезно? – сесть на стоящий рядом с диваном пустой коричневый пуфик мне уже не дают. Том и Гейл начинают что-то обсуждать, но послушать я это не смогу, как бы не хотел.

Кост подхватывает меня под руку, пока остальные переговариваются, и утаскивает в соседнюю камеру. Перед тем, кам пройти через проходик, низкий даже для меня, что уж говорить про достаточно высокого Коста, я успеваю кое о чем вспомнить.

– Гейл, а торт ты куда дел? – я встаю прямо перед проходом, из-за чего Коулу пришлось согнутся в три погибели в проходике.

– В рюкзаке посмотри! А, ну и ты подумай, прыгнул же… – отвлекся буквально на секунду, а потом снова вернулся к разговору с Томасом, каре-зеленые глаза которого просто сверкали от счастья все то время, что Гейл обращал на него хоть какое-то внимание. Бедняга, совсем по любви истосковался, мамаша опять, видать, в загул ушла, а уж его старшим братьям и сестрам на него глубоко насрать, им бы самим выжить…

– Ка-а-ак?! – все это время я лез в рюкзак, да. И не верил в слова Гейла до последнего. Но вот он, бок розовой упаковки, торчит из рюкзака, а рядом с ним стоит бутылка воды. – Как ты это делаешь, сволочь?! – я десять минут пытался запихнуть эту упаковку в рюкзак, а он вот так просто, пока я висел на прутьях моста.! Ух, меня опять рвет. Думать о лесе, думать о небе, все как учила бабушка, только не взрываться…

– Уметь надо. Короче, я его поймал… – еще и на два фронта разрывается. Умелая сволочь. Ну чем не лидер, а?

Косту, похоже, надоело торчать в проходе, потому что он меня туда буквально втянул. В соседей комнате оказалось попросторнее – там был более высокий потолок, более широкий размах стен, по углам стояли диваны, в центре торчал широкий новенький стол, но самым удивительным было то, что по левую руку от меня на тумбочке возвышался телевизор. Старенький, еще с антенками, побитый временем, но телевизор! Это было не просто удивительно – невероятно.

– Вот мажоры! – я аж чуть рюкзак с тортом не выронил.

– Ага. Но теперь мажоры мы. – герой дня сегодняшнего – ушастый Сэм Ронга – сидел прямо в центре самого большого дивана, потертого кожаного гиганта черного цвета.

Рядом с ним было одно свободное место, на которое я и плюхнулся, силясь вытащить торт из рюкзака. Ребята по правую руку от него – толстяк Джим, дылда Питер, Дэнис-самая-красивая-улыбка-округи и Алекс-я-всех-сейчас-перепью – таращились на меня во все глаза.

– О! – наконец мне удалось исправить дело рук Гейла. Коробка, правда, порядком смялась, но торт в ней, думаю, пострадал не сильно. – Сэм, это тебе, как лучшему игроку в карты. Чувак, ты даже не представляешь, насколько я счастлив.

– Да ладно тебе, Мортем. Я всего лишь выиграл партию в картишки. – но его загребущие широкие ладони уже потянулись к коробке, а светло-зеленые, с оттенком серого глаза засверкали. – Ты для нас куда больше сделал, лидер.

– Надеюсь, ты не загребешь весь тортик себе. Он все-таки на всех. – я смахиваю длинную каштановую прядку его волос со своего плеча, но тут же хватаюсь за тощее узкое плечо. – Но ты правда восхитителен. Серьезно, у меня нет слов и описаний тому, насколько ты нам жизнь шоколадом намазал, чувак.

– Не смущай меня. Я могу принять это за флирт, ты же знаешь. – усмешка искажает его тонкие губы, все лицо с высокими скулами и длинным острым носом принимает счастливое выражение, а по впалым щекам даже проходит румянец. Редко он у него появлялся – особо не порумянишься, если всю жизнь будешь жить в вагончике с родителями-алкашами, которые еду в последний раз покупали еще когда сами детьми были.

– Спасибо за похвалу. Я правда старался. Это была очень, очень напряженная битва.

– Но ты вышел из нее победителем. И теперь мы должны отпраздновать это по полной! – я выхватываю еще не распечатанный торт, вскакиваю с дивана, который противно скрипнул от того, что медные пуговицы на карманах моих джинс проскользнули по коже, и несусь к столу, где все уже готово к празднеству.

Бутылки с дешевым виски и бренди меня не интересуют. Среди бутылок и стаканчиков я нахожу карманный нож – по гравировке на ручке я узнаю вещь Алекса – и хватаю его покрепче. Сегодня я буду их официантом. Каждому по кусочку, но Сэму чуть больше! Розовая крышка летит в сторону – я чувствую, что все находящиеся в комнате обступили меня, а толстяк Джим и сладкоежка Боб так и вовсе чуть ли не слюни пускали, тараща свои одинаково-карие глаза на чуть смятый торт. С него только шоколадный крем съехал, а так все просто зашибись!

– Ну, ребятушки, хватайте тарелки. По кусочку в одни руки, не больше! – кто-то расстроенно сопит – я почти на сто процентов уверен, что это Джим. – Никаких возмущений! В очередь, в очередь!

Первым, конечно же, оказывается Джим. Чего и стоило ожидать. Он строит самую милую свою мордашку, раздувая пухлые щеки и дуя пухлые же губы, но разжалобить меня ему не удается. Один человек – один кусочек. Сладкоежка Боб этого правила тоже придерживается. Алекс, Питер, Денис, Винс, Кост – каждый в пределах нормы. Только Ронге я отхватываю кусочек побольше, подмигивая ему правым глазом. Стая рассаживается по диванам, довольно жуя свой тортик, а я подхватываю четыре пластиковые тарелки, кладу на них еще четыре кусочка из пяти оставшихся и несу тем, кто сидит в соседней комнате.

– Доставка торта! Жрите, не подавитесь! – Том, получив свою порцию, широко улыбается и довольно жмурит глаза, Родриге благодарит, отпивая своего алкоголя, Нейтан сразу же набрасывается на бедный кусочек шоколадной сладости.

– Спасибо за моральную компенсацию. – и только Гейл как всегда в своей манере.

– Ага, ага, он с шоколадным соусом. Люби меня во всех позах. – я знал, что Гейл недолюбливает шоколадный соус, но взять этот торт мне это не помешало.

– Да шоб ты подавился. – взгляд мрачнеет, губы поджимаются. Терпи, дружище, сам виноват, что стал моим первым и лучшим другом.

– Ошибаешься, я-то есть не буду! – честно, я и не собирался. Этот кусочек уйдет кое-кому другому.

– Опять Лорелу понесешь? – Гейл догадливый засранец. А еще очень внимательный, потому что я вижу, куда направлен его взгляд.

– Ага! Он заслужил его больше, чем я, не думаешь? – я отдергиваю рукав кожанки повыше, закрывая ссадинки на руке. – Предупреждая всякие пошлые шуточки – нет, это не его рук дело. Просто на улице я встретился с очень красивой местной сумасшедшей, которой я, почему-то, очень понравился.

– Ну как бы такому красавцу и не нравится местным красивым психам. – отомстил так отомстил. Том, сквозь набитые щеки, мычит что-то неразборчивое, но получает парочку непонимающих взглядов и не повторяет.

– Иди ты, Гейл. Пойду сторожить кусочек тортика, пока Джим или Боб не решились забрать себе добавку. – в большой семье клювом не хлопают, это главное правило. Иначе хрен чего получишь.

Это будет очень веселый день, в который я хорошо повеселюсь. Я в этом более чем уверен. Запасы виски и бренди говорят как раз об этом, хотя надираться я не собираюсь во избежание лишнего напряга нервов Лорела. Эх, Грехем, знал бы ты, что делаешь меня лучше. Я уже третий месяц не больше стаканчика пью, хотя до этого мог всю бутылку вылакать. И домой возвращаюсь не под утро, а как можно раньше. А все ради того, чтобы добрый могильщик не расстраивался! Сердечко у меня к нему неровно лежит. Благо, никто кроме Гейла о моих двояких вкусах не знает. А то это было бы проблемно – засматриваться на движения тридцатипятилетнего мужчины и не палиться о не совсем дружеских к нему чувствах.

Ну, да бог с этими чувствами. Они не настолько сильны, чтобы я отвлекался от веселья со своими братанами!

========== Глюки и разбитые коленки ==========

Домой я возвращаюсь рано – уже в четыре вечера я оказываюсь на улицах Лэмстеда, прямиком на пути к северному кладбищу. Район встречает меня приятной прохладой и редкими людьми, бродящими по улицам между многоэтажек, словно неприкаянные. Дует легкий прохладный ветер. Тучи слегка разошлись, солнце показалось из-за них, и на улице стало несколько теплее от слабоватого света его лучей. Я иду, счастливый и довольный, усмешка кривит мои губы, а в сумке о спину бьется коробка с последним кусочком торта. Лорел будет доволен – он любит шоколад, а еще больше любит шоколадные торты. А я только и рад порадовать его. Его счастливая улыбка и радостный блеск глаз рождают во мне волну тепла и хорошего настроения.

Проходя мимо банка, я уже не смотрю на его окна. Я думаю только о том, что сегодня должен буду протереть пыль на всех поверхностях в доме, чтобы вернувшийся с работы Лорел лишний раз не напрягался.

– Ай! – За своими мыслями я совсем перестал замечать мир вокруг. Опрометчиво, учитывая мой утренний опыт с местной психичкой. – Осторожнее что ли!

– Простите… – я поднимаю голову, встречаясь с усталым взглядом мужчины, бледное лицо которого избороздили морщины, а темные волосы топорщились в разные стороны.

– А… – но мне было напевать на него. Потому что за его спиной я видел что-то куда более интересное.

Как объяснить то, что я сейчас вижу? За спиной высокого мужчины стояло нечто. Оно отходило от его плеча – я видел что-то вроде дымного следа, связавшего их. Оно и само все было дымное, состоящее из расплывающегося синего клубка. Или скорее мерцающего? Я не задумываюсь об этом. Воздух из моих легких весь выбило, сердце на пару секунд замерло в безумном страхе, а затем застучало так сильно, что мне стало больно. Ни вдохнуть, ни выдохнуть я не мог, слова встали поперек горла. А дымная фигура – я присмотрелся и понял, что этот синий дым, когда не расплывается, очень похож на мужчину передо мной – не переставала двигаться. Я видел, что фигура плачет – маленькие дымные комочки срывались с его дымных же щек и распадались в воздухе. Вокруг шеи дымного человека была обвязана веревка, тоже расплывающаяся и собирающаяся из дыма. И она все затягивалась и затягивалась, затягивалась и затягивалась…

– Парень, с тобой все в порядке? – Мужчина осторожно коснулся моего плеча, и наваждение пропало.

– Что? – Я посмотрел в его глаза – пустые серые глаза, Господь, у меня мурашки по спине побежали – и тяжело сглотнул. – Д-да, со мной все в порядке.

– Прости еще раз. – Мужчина отпустил мое плечо и двинулся дальше. Его шатало. Собственно, как и меня.

Что это сейчас было? Я точно видел это? Я ведь совсем немного выпил, меня не могло так унести с одного неполного стаканчика бренди, меня так даже с бутылки виски в литр не уносило… Господи, что я сейчас увидел?! Почему это странное существо было так похоже на этого мужчину и почему оно затягивало веревку вокруг своей шеи? Я брежу?

Ноги сами понесли меня вперед, но я мало что осознавал. В голове все крутились и крутились эти вопросы, я почти ничего не замечал вокруг себя. Ноги заплетались, я на мгновения потерял связь с реальностью, меня начало слегка заносить, потому что по сторонам я мало смотрел, полностью погруженный в свои мысли. Мне казалось, что вся кровь оттекла от моего лица куда-то в сердце, потому что там все колотилось с такой силой, что меня изнутри рвало от каждого удара сердца. Этот сильнейших страх я не понимал. Я не боялся ничего и никого – с ревом кидался в гущу боя, кусался и царапался с самыми дикими бомжами и алкоголиками в городе, если они представляли угрозу. А сейчас меня всего сковал безотчетный страх, причин которого я не понимал. И мое состояние не могло остаться без внимания. Не в Лэмстеде, где старушек не сердобольных весьма и весьма порядком.