Текст книги "Хаос: Наследник Ведьмы (СИ)"

Автор книги: Genesis in Hell

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Но вот звенит звонок и начинается урок. Будет не весело.

***

Я. Ненавижу. Историю!

Эта контрольная была тем еще кошмаром. Я вообще не думал, что в тесте может быть столько дат и столько незнакомых слов. Да что там говорить, я половину теста проотвечал наобум, в надежде на то, что что-то да угадал!

Когда я выхожу из класса, в коридоре уже толпа. Не такая, как в сериальных школах, но приличная. Узкие коридорчики не сильно справляются с наплывом даже столь малого количества учеников. Но мне уже все равно. Контрольная сдана, больше на сегодня ничего не планируется. Я могу идти гулять.

– Энджел! – блять.

Конечно, родители уже здесь. Сегодня – Долорес. Очевидно, опять отпросилась со своего поста офисного работника мэрии. Как всегда со своим тупым «Энджел», как обычно одетая в узкую рубашку, подчеркивающую заплывшую жиром талию, и длинную строгую юбку, скрывающую слегка кривые тонкие ноги. Ничего не меняется из раза в раз. Мое отношение к ней – тоже.

Бежать отсюда некуда. Этот коридор не оканчивается подъемом на второй этаж, отсюда есть путь только к закрытой пожарной двери. Единственные выходы – за спиной Долорес, и мне до них не добраться.

– Сколько раз я повторял, не зови меня этим именем. – несмотря на всю злость, что бурлит во мне, отвечаю я спокойно. Подхожу к ней нагло, широкой походкой, и замираю рядом, дерзко смотря снизу вверх в ее прищуренные серо-голубые глаза.

– Я буду звать тебя этим именем столько, сколько я буду жить. – а вот она едва сдерживается. Шипение прямо-таки прорывается в ее спокойном тихом голосе. Когда я был маленьким, это было безумно страшно, но сейчас уже не работает. – Энджел, Филли мне все рассказал. С каким чучелом ты спутался?

– Она не чучело, мам, ее зовут Ева. . – надеюсь, Ева простит мне упоминание в разговоре с родителями. А еще надеюсь, что они ее никогда не найдут, чтобы высказать все претензии. – И она – мой друг.

– А Филли по-другому говорил. – о, мамуль, знала бы ты, сколько всего Филли говорит, когда не со взрослыми. У тебя бы уши завяли.

– Мам, кому ты веришь больше, мне или Филу? – ответ так-то очевиден. Они никогда не доверяли мне и ставили под сомнение любые слова, даже если они являлись чистой неприукрашенной правдой.

– Энджел, мы с отцом спустили тебе с рук уход из дома к Гейлу. Мы позволили тебе обособиться от нас! Мы дали тебе знания и умения, мы одевали тебя в лучшую одежду и кормили лучшей едой! Мы все сделали для того, чтобы ты был счастлив. Мы даже не заставляем тебя вернуться домой, что, определенно, сделали бы любые родители, если бы их пятнадцатилетний сын ушел из дома. А нам в подарок ты что делаешь? Прогуливаешь школу и шатаешься с какими-то содомитами! – о, ну конечно, вы как всегда лучшие, а я как всегда отвратительный ничего не ценящий эгоист! И ни слова про то, что ты не веришь мне, что ты ненавидишь меня, что ты убиваешь меня!

– Мама, не начинай. Я сдаю все контрольные на хорошие оценки. – если бы дома меня не ждали удары папиных кулаков, я бы и там бывал. А так она начинает играть на старых струнах и ездить по больному. – И Ева не содомит. Она приехал сюда ненадолго. Она вообще подруга Коста.

– Ох, Энджел. Ну скажи, почему ты так поступаешь с нами? Разве мы плохо постарались, воспитывая тебя? – возводи глаза к небу, давай, начни причитать. Ты знаешь ответ, Долорес.

– Нет, мам, что ты. Папа просто с детства выбивал из меня все дерьмо, дважды мне сотрясение набил за то, что я не хотел читать классиков, и за волосы таскал за незнание теории струн в семь лет. А ты ему все это позволяла! – отец-педант проделывал большую часть физических наказаний. Он был главным домашним тираном, не Долорес. Но она ничего не сделала, чтобы прекратить это. Потому она тоже виновата. – Вы отличные родители, которые просто хотели сделать из меня то, чем не смогли стать вы.

– Не преувеличивай. Мы хотели как лучше! Мы хотели, чтобы ты не гнил в этом городе, а со своими знаниями выбрался в Лос-Анджелес или Вашингтон! – начинаются оправдания. Не люблю их. Они всегда звучат тупо и неестественно.

– Ага, ага. Говорю же, вы отлично постарались. – она вся аж надулась – морщины на лбу и веках проступили так четко, что аж мерзко становится. – Лишили меня детства и пытались ограничить общение с единственным человек, который считал меня ребенком, а не игрушкой для выполнения всех мечтаний.

– Мы не считали тебя игрушкой. Мы любим тебя. – я чувствовал это. Шрам от разбитого об угол шкафа плеча, на который папа меня толкнул в порыве гнева, навсегда станет напоминанием о том, как вы меня любили.

– Действительно, мам. Я знаю, вы любили меня. Так сильно, что никак не могли поверить в меня и понять, что я человек. – ненавижу вспоминать их. Они – самое черное пятно на моем детстве. – Как там говорится – благими намерениями вымощена дорога в ад? Вот вы и постарались.

– Энджел! Вот как ты говоришь с матерью, как? Разве я не люблю тебя? Ангел мой, ну, мы же действительно любим тебя. А ты нас чудовищами делаешь! – она отдергивать меня пытается сейчас? О, ну не-е-ет! Скажи спасибо, что я на крик не перехожу, старая карга!

– Все, закончили разговор. Я пошел на урок. – я обхожу ее, стремясь убраться от этого начавшего мне приедаться разговора.

– Пообещай мне, что не будешь прогуливать уроки! И с этой Евой больше дел иметь не будешь! – ага, конечно, бегу и падаю.

Вместо ответа я показал Долорес красноречивый средний палец. А услышав за спиной ее визг и стук ее каблуков, рванул по коридору как заправский спринтер, прямиков в туалет.

В мужской туалет Долорес, естественно, не пошла. Зайдя в небольшую темную комнату с одним окном и тремя косыми кабинками, я смог разве что подойти к раковине и тяжело опереться на нее. Достали. Оба. Мать еще ничего – эта хоть говорит и от нее можно убежать сюда. Эта хоть действительно любит меня, пусть и в своей изощренной манере «подавляй и властвуй». Отец же полный кошмар. От него не спрятаться и не скрыться, от его рук не уйти, его взгляда не забыть. Каждое воспоминание о Гарольде, смотрящим на меня с недовольством, вызывает внутреннюю дрожь. А каждое воспоминание о его занесенной для удара руке и дикой злобе в глазах и вовсе заставляет трястись как листок под штормовым ветром. Единственное мое счастье в том, что лицом я пошел в мать, а не в отца, и в зеркалах я не вижу его отражения.

Они пытались сделать как лучше. Они хотели, чтобы я выбрался из Сван Вейли в большую жизнь, чего не смогли сделать они. Но из этой затеи ничего не вышло. Вместо этого они воспитали ужасного сына, который, смотря в зеркало, не может отделаться от чувства злости и желания перекроить себя, лишь бы не быть похожим на родителей. Они пытались, но ступили на ту дорожку, которая ведет в ад. Молодцы. Я тоже пойду туда с ними.

– Просто зашибись. – хорошо, что у нас в школе у раковин нет зеркал. Я не хочу видеть своего лица сейчас.

Вместо ни к чему не ведущих размышлений, я включаю холодную воду. Чуть ржавая, она льется из скособоченного крана в растрескавшуюся керамическую раковину. Я набираю ледяной воды в ладони и окунаю в это воду лицо. Холод обжигает горящую кожу Волосы липнут к мокрому лбу. Но мне как-то наплевать. Я отфыркиваюсь и забираю мокрую челку назад, продолжая держать глаза закрытыми. Запах ржавчины со мной теперь до вечера. Но воспоминания о не самых лучших днях моего детства покинули меня вместе с утекшей в слив водой.

Звенит звонок. Я могу идти.

Из туалета я выбираюсь как из бункера – осматриваюсь по сторонам, ступаю медленно и осторожно, прислушиваюсь к любому шороху. Долорес не обладает хитростью Гарольда, она не станет прятаться, но эта привычка все равно не покинет меня до тех пор, пока родители не останутся здесь, а я не окажусь где-нибудь подальше от них.

Естественно, в коридорах никого не оказывается. У нас в школе не так много персонала, потому наблюдателей нет и можно вполне удачно уйти. Все ученики, которые не разбежались, сейчас сидят на занятиях, родители ушли заниматься своими делами. Так что – самое время топить отсюда на всех порах.

– Мортем. – я едва успел выйти за дверь школы, как меня уже шепотом окликнул Гейл.

– Гел! – друг стоит у лестницы, нервно дергая лямки своего синего рюкзака.

– Чувак, я видел твою маму. Она опять к тебе приставала? – мне оставалось только кивнуть, двигаясь к другу. – Ну и надоедливые они у тебя. Неужели настолько не понятливые? Прости, что не оказался рядом.

– Хэй, дружище, ты о чем? Проблемы с родителями – это мои проблемы, не твои. – и это ты знаешь только о том, как они меня морально удавить пытаются. О физических наказаниях тебе лучше не знать. – Я сам решу эти проблемы. Не волнуйся. – не решу, на самом-то деле. Просто сбегу от них.

– Если что – обращайся. Я всегда готов помочь. – Гейл широко улыбается, а затем обнимает меня за плечи и тащит вперед. – Ну так… Мы двинем на Галаверский мост или еще куда?

– Наши уже там? – у ребят тоже начались годовые, и у многих они выпускные перед старшей школой, потому им надо приложить больше усилий.

– Конечно нет. Но кто мешает нам их подождать?

– Ахахах, ты как всегда прав. – я не могу не смеяться рядом с Гейлом. С ним все проблемы – ничто. – Двинули, пока еще чего-нибудь не случилось.

И пусть весь мир подождет. Ева с ее занятиями, школа с годовыми, родители с их «ты должен быть идеален, а кто ты сейчас?». У меня есть занятия поважнее, чем предаваться размышлениям о происходящем в моей жизни.

К примеру, уделять внимание моей банде.

========== Первые уроки ==========

Эта неделя была очень долгой. Каждый день просыпаться в шесть, чтобы успеть поесть, собраться, и в семь тридцать уже сидеть в машине, а к восьми с хвостиком – подъехать к школе. И каждый день контрольные. Математика, языки, физика и химия, литература. Тот еще ад, стоит признаться. Но я его выдержал.

Я сдал все экзамены. Возможно, не так хорошо, как хотелось бы моим родителям, но достаточно, чтобы перейти в следующий класс. Не зря я все-таки сидел вместе с Лорелом за учебниками по вечерам, слушая его объяснения и занимаясь вместе с ним тем, чего он не знал. По итогам все вышло сносно. Математика и химия с языками на четыре, все остальное на близкие к четверке тройки. Я на большее никогда и не претендовал. Впрочем, я все равно не сомневался, что с четверками постарались Долорес и Гарольд. Хотя бы потому, что навряд ли можно было написать контрольную на четверку, наугад выбирая ответы. Был ли я против? Не-а. Было ли мне забить? Еще как.

И вот, школа закончилась. Начались каникулы. Отработка была послана далеко и надолго, друзьям я сразу сказал, что времени у меня будет поменьше, потому что я планирую заниматься игрой на гитаре с моим репетитором. О подноготной этих занятий знал только Гейл, с которым мы все еще периодически заводили тему того, что творится с моими силами сейчас. Но друг, вняв моим просьбам, молчал о Еве, Селине и всей кутерьме с артеками, давая мне самому с этим разобраться. Лорелу же я сказал, что буду гулять с друзьями. Он не был против, наоборот, порадовался за меня. Единственное, чего он попросил – не тревожить его больше моими несогласованными отлучками и пьянками, и я, жутко стыдясь, пообещал больше такого не делать совсем-совсем никогда. На том и решилось все. Никто не возмущался. Ну, разве что учителя начали опять на меня ругаться за то, что я прогуливаю отработки, но до них мне было как до родителей – наплевать с крыши мэрии.

Итак, начался первый день моих странных занятий и знакомства с миром, к которому я каким-то образом имел отношение. Не скажу, что я был этому рад.

Еще вчерашним вечером я созвонился с Евой, и мы согласовали место встречи. Этим местом стал единственный парк города, парк Сван Пис, часть которого находилась на территории Гордон Сайд, а часть в примыкающему к нему району Фабришин, отличающимся крайней загаженностью и стремным контингентом (соседство с Лазе сказывалось, да). Как так получилось с парком лучше и не думать. Проектировщики города на момент его посадки все никак не могли обрести адекватность. В общем, парк – наше с Евой место встречи. Наверное, чего-то такого я и ожидал – народу там никогда много не бывает, спокойствие царит смертное, а редкий наведывающийся туда люд либо пьян в драбадан, либо занят своими мыслями настолько, что проигнорирует даже взрыв в паре сантиметров от него. Самое оно для занятий непонятной магией.

Размышляя обо всей этой херне, я как раз сижу на скамеечке на входе в парк. Листва насаженных здесь мелких дубов бросала на меня приятную тень, навязчивые лучи проглянувшего солнца не касались кожи, а теплый ветерок ласкал обнаженную кожу рук и ног. Несмотря на то, что меня ожидало впереди, дышалось достаточно легко. Окурки и крышки от пива под ногами не казались проблемой, липкость металлических подлокотников трухлявой скамейки не была мерзка. Я был предельно спокоен. Возможно потому, что выжрал перед встречей с неизведанным пачку успокоительного, но возможно и потому, что атмосфера сегодняшнего дня располагала к спокойствию и умиротворению.

– Эх, красотень. – я выпускаю в воздух серый дымок и бросаю на землю очередной окурок, тут же растирая его по сухой земле мыском ботинка.

Еще бы Ева шла побыстрее, и цены сегодняшнему дню не было. Но моя проводница в мир чертовщины не торопилась. Лучше бы она вообще не пришла. Мне бы от этого только лучше было. Я, конечно, согласился заниматься всем этим, но, черт… Свыкнуться с мыслью, что ты обладаешь какими-то силами, а весь мир вокруг тебя не является таким, каким его видишь ты, сложно. Для меня – слишком сложно. Мне, конечно, хуже, но я, несмотря на свою жажду наживы, все никак не могу принять происходящее с собой. Интересно, а смогу ли вообще? Черт, Ева вообще собирается приходить или я могу прямо сейчас встать и, поджав хвост, рвануть под защиту стен и Лорела?

Но нет, сбежать не получится. Вон она, несется по дорожке, и длинные расплетенные волосы развеваются за ее спиной. Я неохотно встаю с насиженного и нагретого места и закидываю на плечо рюкзак. Закончилось мое спокойствие, пора окунаться в дерьмо.

– Прости, что опоздала. Селина не отпускала, пока я не перепробовала все ее эксперименты с мюсли и добавками к ним. – остановившись передо мной, Ева для начала согнулась в три погибели, шумно и тяжело пытаясь отдышаться. – У меня такое ощущение, что меня сейчас стошнит.

– Что, тоже перекормили? – на завтрак Лорел впихнул в меня две кружки чая, тарелку каши и три тоста. Было вкусно, но слишком много. Ощущения не из приятных, когда твой собственный живот предательски тянет тебя к земле.

– И тебя? – по ее зеленоватому оттенку лица и мутному блеску глаз можно было понять. Она еще молодцом держалась – распрямилась, смахнула волосы с лица, продолжила быть чертовски серьезной и слегка мрачной.

– Еще бы. Мамочка-Лорел отказывался выпустить меня из дома, пока я не съем все, что стоит на столе. – разговаривая, мы двинулись вглубь парка. До него долго пиликать. Деревья тут реденькой засадки и до хиленькой чащи надо еще добраться.

– Та же самая хрень. Их надо познакомить. Хотя бы в своей любви к закармливанию подопечных они сойдутся. – вот и посмеялись. Я – открыто и задорно, Ева – скупо и рвано. Но хоть на том спасибо, и то прогресс.

– Надеюсь, после практических занятий ты мне расскажешь что-нибудь еще о том, во что я вляпался? – о Примумнатус мне ничего накопать так и не удалось, хотя об артеках я нашел еще парочку статей.

Собственно, в них не было ничего интересного или хоть капельку правдоподобного. Это было что-то вроде древних сказок затухшего культа, в которых артеки представали однобокими и картонными персонажами с некими силами, о которых не было написано ни черта. Потому мне хотелось бы узнать еще что-нибудь от человека, связанного с этим дольше, чем я.

– Конечно. – она медленно кивнула и поправила небольшой темно-синий рюкзак, болтающийся у нее за спиной. – Ты отлично справляешься со всем происходящим. Я когда об этом узнала, бежать пыталась. Да так, что меня только чудом удалось остановить. Да и вообще – вела себя неадекватно. А ты так спокойно ко всему отнесся. Скажи честно, ты пьешь антидепрессанты?

– Ха-ха, нет, но идея отличная. – я пихаю руки в карманы коротких шорт с расклешенными штанинами и пинаю камушки под ногами. Смотрю вверх, сквозь листву видя кусочки покрытого тонким слоем смога неба. – Просто… Если я ничего не могу изменить, мне надо в это вникнуть. Влезть по полной, пока нервный срыв не скосит. – не скажу же я девчонке, что ревел на руках у лучшего друга и пьянствовал, пытаясь свыкнуться с мыслью о неоднозначности нашего бытия? Лучше уж я буду казаться ей крутым, нежели сопливым мальчишкой.

– Ага, конечно. – кажется, она мне не верила. Славно.

Так мы и шли – перебрасывались короткими фразочками, осматривались, выискивая хорошее место для наших занятий, и просто любовались красотами парка. Любоваться, скажем честно, было нечем. Дубы, дубы, дубы. Дорожка прикольная – треугольничками. Скамеечки чем дальше, тем лучше. Окурков да осколков от бутылок меньше, мусорки почище. А так – ничего примечательного. Даже небольшие искусственные полянки, забетонированные специально для пикников и игр в мяч, казались до странного убогими. Возможно потому, что сорняков на них было больше, чем звезд на небе. Мда, а мэр все распинался. «Давайте беречь природу, она нуждается в нашей поддержке…». Тьфу. Да природа и без нас отлично справится с фактом своего существования. А мы даже свои строения от ее покушения защитить не можем.

Наконец, дорожка вывела нас к реденькой чаще на территории района Фабришен. Здесь листва одного дуба смыкалась с листвой противоположного и их объединенная тень падала на дорожку. До сюда редко доходили люди, и потому раскидистые кусты шиповника и ромашки росли в спокойном изобилии. Здесь теплый ветер хозяйничал в природных сводах, от чего все наполнялось звуком жизни. В воздухе наконец не было этого приторного запаха дыма и грязи, далекой вони загрязненной реки и человеческого мира. Я не сдержал умиротворенной улыбки. Похоже, я нашел новое место для прогулок нашей банды. Надо будет выгнать отсюда бомжей, и все будет просто великолепно.

– Будем заниматься здесь. – Ева была со мной одного мнения. Ее напряженные мышцы расслабились, лицо чуть разгладилось, и в глазах появилась искорка тепла.

– Отлично! – кидаю рюкзак на покосившуюся скамейку, у которой мы и остановились. – Я готов! Что делать будем?

– Для начала – уйдем с дороги. – она сделала это первой. Шагнула в густую траву, приминая ее массивными подошвами своих кроссовок.

У меня не было причин не последовать за ней. Сегодня нет места нормальному, только странному и необычному. Потому я смело нырнул в царство природы, не боясь утонуть в густой траве и листве кустов.

– Ты всегда такой бойкий? – она хотела сказать «дерганный и неуравновешенный», я понимаю это по ее тону.

– Ага. Я от рождения такой. – бабушка была похожа на меня. Мы с ней всегда были в движении и постоянно спорили. Сидеть спокойно ни я, ни она не умели, чем жутко раздражали наших идеальных родственников.

– Тогда у нас небольшие трудности. – она тяжело вздыхает, и я вижу, как ее глаза в полумраке чащи тускло блестят. Странный цвет. Странный блеск. Что она делает, что ее глаза так блестят? – Расслабься. Успокойся. Иначе ничего не получится.

– В смысле? – я еще и спокойным должен быть, чтобы что-то делать? Мило, мило. Но точно не про меня.

– В том самом. Чтобы сила проявилась, нужно быть максимально сосредоточенным. Никаких дерганий, криков, ссор и так далее и тому подобное. – по Еве это видно. Мадам-кремень, нервы просто стальные.

– Уж не знаю, как у тебя, но у меня сила врубилась в прошлую субботу, в нашу первую встречу. – как быстро время бежит. А я до сих пор не могу полностью поверить в то, что со мной происходит. То ли мое сознание не гибкое, то ли мир вокруг слишком странный. Я склоняюсь к первому – никогда не умел быстро принимать резкие изменения.

– И? К чему ты клонишь? – она вздергивает вверх крупные брови, и лицо ее принимает удивленно-строгое выражение.

– Я тогда был очень раздражен. – ни слова о том, почему и из-за кого. Это не ее дело.

– Правда? Хм… – она хмурится и задумывается о чем-то. Ненадолго, всего на пару секунд. – О таком мне тоже рассказывали. Значит, ты ведьмак-вспышка.

– Хочешь сказать, ведьмаки еще на что-то делятся? – я не смог запомнить даже половину из того, что мне рассказали в пятницу и субботу позапрошлой недели. Если меня начать опрашивать по полученной тогда информации, я завалю тест с вероятностью в шестьдесят процентов. Но меня уже пичкают чем-то новым. Мой мозг такими темпами просто взорвется к хренам.

– Да, на два типа. Ведьмаки-капли и ведьмаки-вспышки. – Ева ухмыляется своим мыслям, смотря прямо в мои глаза. От этого насмешливого взгляда меня начинает чуть потряхивать. – Первым нужно полное спокойствие и умиротворение, чтобы делать свое дело, вторым же нужно быть постоянно на взводе, чтобы иметь доступ к силам. Первые более распространенные, но с управлением силы у них дела обстоят плохо. Вторые не так часты, но у них неплохо с вниканием в Истины.

– И от чего это зависит? – что-то мне подсказывает, что от темперамента.

– От темперамента. – вот, а я о чем думал! – Меланхолики и флегматики – стопроцентные капли. Сангвиники – как капли, так и вспышки. Холерики – чистые вспышки. – интересно, Ева понимает, что я едва ли смогу все это запомнить? – Ладно, не буду пичкать тебя новой информацией. Потом набросаю тебе схемы и рисунки. Пока давай займемся практикой.

– О, да запросто. Дай я выйду из себя, там и поговорим. – это не составит особого труда.

Надо просто думать о родителях. О Долорес и Гарольде, моих нерадивых мамаше и папаше. О том, что родили они меня потому, что хотели иметь стакан воды в старости. О том, что назвали они меня Энджелом. О том, что эти старые маразматики, посчитав чудом рождение здорового ребенка в их сорок и сорок с хвостиком, решили воспитать себе идеал. О том, как они учили меня читать, считать и писать еще с тех пор, как я в подгузники писал и под стол пешком едва ходил. О том, как с моего пятилетия они решили применять метод психологического, а затем и физического давления. В конце концов о том, как они относились к бабушке, которая защищала меня от ударов и хлестких слов, а они гнали ее прочь и запрещали мне приближаться к ней. Эти ублюдки хотели как лучше? Ха три раза! В их головах было одно – образ людей, которыми они не стали! Заваливший экзамены в Йель папаша, вылетевшая из Калифорнийского университета мамаша. Ни один из них не добился ничего, но хотел, чтобы это смог я. Но почему-то вместо метода мягкого убеждения и родительского направления они выбрали способ унижений, битья и приказов. Я был бы им хорошим сыном, я это умел, когда хотел. Но они не были хорошими родителями. И потому не заслужили хорошего сына. Как я не заслужил счастья.

Вуаля, я готов крушить и бить мордасы. Желательно – этим двум ублюдкам.

– Ну как, что-нибудь есть? – Ева, пока я раздражал себя мыслями о ненавистной мне семье, увлеченно копалась в телефоне. Но стоило мне только дернуться в ее сторону и оскалить зубы, как она уже готова была учить меня дальше.

– Неа. Вообще ничего. – я смотрю на нее, но за ее спиной не вижу ничего. Даже намека на дымок нет.

– Продолжай тогда. Я пока ничем с этим помочь не могу. – и снова уткнулась в телефон. Окей.

Так, о чем еще можно подумать? О том, как мама в детстве за любую провинность называла меня криворуким неспособным мальчишкой и пускалась в долгие рассуждения о том, кто я и как я далек от их идеала? Пожалуй. О том, как отец впервые ударил меня ремнем после того, как я дал в нос мальчишке-сверстнику за то, что он меня начал колотить всем что под руку попадалось? Да пожалуйста! Я помню все – каждую их оплошность, каждое их едкое словцо и крепкий удар. Я не забыл ничего – и не забуду никогда. До сих пор не понимаю, как у такой женщины, как моя бабушка, мог родиться такой сын, как мой отец? Это как должно было так выйти, чтобы от склочной, но заботливой и любящей Агнесс отпочковался холодный, помешанный на совершенстве Гарольд?

Я снова смотрю на Еву, чувствуя, что нахожусь на грани очередной вспышки агрессии, которые так часто преследовали меня в мои тринадцать. Эти вспышки могла усмирить только бабушка. Но теперь… Теперь я сам могу погасить этот гнев, стоит только захотеть. Но мне это не нужно.

– Получилось! – я вижу!

За спиной Евы клубится туман. Насыщенно-синего цвета, он отходит от ее плеча и обволакивает ее голову и шею. Его очертания еще более размытые, чем у первых виденных мною силуэтов, потому я не могу хоть как-нибудь сравнить черты лица дыма и моей наставницы. Но очевидно, что этот дым не радостен. Его «голова» клонилась к груди, а руки были сложены у лба в молитвенном жесте.

– Видишь? – я могу только кивнуть. Меня разрывает от смеси эмоций – гнева, страха и зачатковой радости. – Насколько отчетливо?

– Не очень. Только очертания. – язык едва ворочается в моем рту, сердце бешено колотится в груди. Мне интересно – впервые с тех пор, как я во все это впутался.

– И то неплохо. Что ж, теперь мы знаем, что ты очевидная вспышка. – она пихает телефон в карман брюк. – Значит занятия мы сможем проводить не наедине, а в людных местах.

– Стоп-стоп-стоп! Сначала мои вопросы, потом двинем дальше, окей? – она только закатывает глаза, но затем медленно кивает. – Замечательно! Я тут на днях подумал – вы ведь мне так и не объяснили, как я должен найти этого Харона? Да, с использованием силы, но как?

– Я и собиралась тебе это рассказать сегодня. – Ева возвращается к скамейке и вальяжно усаживается на нее, закинув одну руку на подлокотник, а вторую – за голову. – Садись давай. Я постараюсь тебе все объяснить.

Никаких вопросов! Упасть рядом с ней на скамейку и начать слушать – проще простого. Я весь во внимании и даже притоптываю правой ногой в ожидании захватывающего рассказа.

– Хаа… Так, начнем с того, что дымные фигуры за каждым человеком – Истины. – об этом уже говорили, но если ей так проще будет начать, я готов еще раз послушать. – Они отображают суть человека, его истинные помыслы и его истинное лицо, если можно так выразиться. Естественно, Истины друг от друга отличаются. По цвету. У них есть целая палитра цветов. Синие – грустные люди, которым плохо или тяжело жить. Красные – озлобленные, раздраженные и агрессивные люди, которые готовы влезть в любой конфликт. Зеленые – дети, люди, которые еще только раскрывают себя. Желтые – люди творческие, прогрессивные, которые совершают какие-то открытия или находятся в процессе познания. Черные – убийцы, насильники и просто отвратительные элементы общества. Наконец, светло-серые, почти белые – обычные люди, которые не испытывают сильной печали, невыносимой злобы или не рвущиеся к знаниям со рвением ученого. – у нее такое воодушевленное лицо. Похоже, она действительно рада это рассказывать. Так вдохновенно вещает, как моя мать о прелести их воспитания.

– Ам… Окей, ты мне потом и этого схемку составь, хорошо? А то я почти ничего не запомнил. – нет, ну, что-то я усвоил, но схемка все равно пригодится. Это дичь даже во второй раз усвоить сложно. Да, я еще помню, что она говорила о цветах дыма в нашу первую встречу, вау! – С цветовой гаммой кое-как разобрались. Но… С Хароном вашим это мне не очень поможет.

– Сейчас и до этого дойдем. – Еве, очевидно, не нравится, когда ее прерывают. А я под ее строгим взглядом все еще тушуюсь. Наконец я понял, на кого она походила. Мама. – По цветам ты кое-как понял, ладно. Но это у обычных людей. А у ведьмаков, связанных и артеков все по-другому. У связанных, как у меня, Истины более темные и смазанные. У ведьмаков наоборот – более светлые и незаметные, почти растворяющие в окружении в независимости от цвета. А у артеков Истин нет вообще.

– Ага! – я было радостно восклицаю, но Ева хмурится и заносит руку за моей спиной. Я этого не вижу, но чувствую. Инстинктивно пригнувшись, я закрываю голову руками.

– Не крючься тут, заслужил. – ну конечно. Знала бы ты, почему, мы бы серьезнее поговорили. Ну и ладно. – Так вот, у артеков Истин нет. Даже если они в человеческом обличии. У них меняется все – телосложение, баланс силы, аура. Но Истины так и не появляется.

– Понял-принял. Человек без Истины – наш клиент. – вот это я запоминаю отлично. Думаю, это не будет трудно – просмотреть дым за спиной каждого в городе и найти одного без него. – А что там по артекам?

– Конкретнее? – Ева наверняка устала и от одного этого вопроса, но я был бы не прочь выяснить еще кое-что.

– Об их внешнем облике. Ты сказала, что они могут становится похожими на людей. А в остальное время они на нас не похожи? – на форумах я этого так и не выяснил, но это не значит, что мне не интересно.

– И да, и нет. Артеки… Мы произошли от них, если можно так сказать. Как мне говорила Селина, они – наши далекие родственники, в какой-то мере. Но при этом артеки отличаются от нас цветами волос, кожи и глаз – они могут быть неестественных для человека цветов, но не сильно. Они… Сильнее нас, если можно так выразиться. В моральном плане. Да и живут дольше. Много-много дольше.

– Я читал про сосуды Души артеков. Типа, что артек живет, пока его сосуд цел. Это правда? – мне даже интересно, насколько Селина просветила Еву? Насколько хватит знаний моей нынешней учительницы?

– Да, это так. Сосуд заменяет им сердце, а органов пищеварения и репродукции у них вообще нет. Им они ни к чему. – но, похоже, Еву неплохо просветили. Отлично. Чем больше знаешь, тем лучше подготовлен. – Они не едят, не спят и продолжают род совсем иначе. В общем, мы, но только не совсем.

– По этому тоже подготовь мне схемки. Я хочу знать абсолютно все! – мое природное любопытство не отнять. Я с детства был таким – рвущимся узнать как можно больше. Принимаю новое я с трудом, да, но любопытство все равно гонит изучать, изучать и изучать.

– И все-таки ты неплохо со всем справляешься. – она тяжело вздыхает. – Мне даже жаль, что ты так хорошо приспособился ко всему происходящему. Столько вопросов и такое любопытство – однозначно не по мне.

– Ну уж прости. Если я впутался в это, я должен узнать все, что могу. Иначе я не буду я. – если так подумать, я просто не хочу влезать в то, что плохо знаю. Неизвестность меня путает. Потому я хочу знать больше.

– Ладно уж. На следующее практическое занятие я притащу Селину – она тебе расскажет больше.

На этой ноте мы и решили разойтись. Ева – домой. Я – на базу моей банды, к ребятам. У нас сегодня очередной праздник – день рождения Бобби. И если я опоздаю, он расстроится.