Текст книги "Квинтэссенция любви (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Дверь за дочкой закрылась, и Светлана начала лихорадочно ходить из угла в угол, периодически набирая на мобильном один и тот же номер. Но Сашка упорно не брал трубку. Через час она не выдержала, вызвала такси и сама отправилась в любимое Сашенькино казино, по дороге сквозь слезы вспоминая, сколько раз она уже ездила этим маршрутом, то срочно оплачивать его долг, то забирать сына, проигравшегося, пьяного и мало что соображающего.

Но сейчас она твердо решила вытащить Сашу из казино и серьезно, очень серьезно с ним поговорить…

Комментарий к Катьколюб.

Простите, что не смогла ответить на комментарии. Обязательно на все отвечу.

========== Мать и сын… ==========

В президентском кабинете компании «Zimaletto» было жарко от кипевших там страстей, криков, красных лиц и крепких выражений.

– Андрей, ты не много на себя берешь?! Я требую немедленного прекращения аудиторской проверки и собрания Совета директоров! – кричал Сашка и стучал кулаком по столешнице.

– О, как! Требуешь! А на каком основании ты вообще что-то можешь требовать? – усмехнулся Андрей.

– Александр Юрьевич, вообще-то, претендент на вакансию президента. У него десять процентов акций и он имеет право требовать соблюдения его законных прав. – Воропаева-старшая скрипнула зубами, эта не кричала, эта шипела. – И вот еще что, голубчик, кто позволил тебе провести вчера Собрание директоров в наше отсутствие?

– Госпожа Воропаева, вас совершенно неверно информировали, вчера в конференц-зале проходило совещание начальников отделов, а если быть еще точнее, то не совещание, а доклад моей помощницы, основанный на выводах, собранных предыдущим президентом. Это понятно? Вначале доклад, потом его горячее обсуждение, а потом и принятие мер по результатам совещания. Каким из отделов руководите лично вы, госпожа Воропаева, а каким Александр? Не слышу ответа. Что, никаким? А тогда на каком основании вы требуете, чтобы вас приглашали на совещание?

– Вопросы об аудите, тем более полном, может принимать только Совет директоров, – взвизгнул Сашка.

– Катя, – вроде бы совершенно не педалируя голос, сказал Андрей, но в дверях каморки сразу же появилась (Александр даже не сразу понять смог кто это. Не то бабушка-старушка, не то девочка-подросток) Екатерина.

– Вы меня звали, Андрей Павлович?

– Да. Господа Воропаевы, позвольте вам представить Екатерину Валерьевну Пушкареву. Катенька, моя помощница, второй человек в «Zimaletto», так что прошу любить и жаловать.

– Любить и жаловать вот это? – Сашка захохотал.

– А что? Что-то не нравится? – Андрей упорно не хотел ни злиться, ни раздражаться, ни вообще показывать врагам ни одной своей эмоции. Только спокойствие и сарказм, вызванный презрением к собеседникам они и могли увидеть. – Тогда можете не любить. И даже не жаловать, а вот считаться с Екатериной Валерьевной вам все равно придется. Хотите вы этого или нет. И очень прошу вас, обоих прошу, не вздумайте даже пытаться оскорбить Катюшу.

– А что так, Андрюшенька, – Сашка тоже попытался спрятаться за иронией, – неужто ты вот это будешь от нас защищать?

– Меня не надо ни от ко…

– Катюша, познакомьтесь. – перебил девушку Жданов. – Вот это хамло и есть Александр Юрьевич Воропаев, а это его маменька, Светлана Антоновна. Катя, поднимите, пожалуйста, свод правил. Я хотел бы знать кто и при каких условиях может проводить аудит, блокировать счета, отзывать подписи с платежных документов.

– Сейчас, – Катерина хотело было скрыться в каморке, но Жданов ее остановил.

– Садитесь за мой компьютер, вы нам еще понадобитесь.

Пушкарева со скоростью пулеметчицы застрочила по клавиатуре.

– Вот, Андрей Павлович. Пункт СП, дробь три, позиция два.

– Зачтите нам пожалуйста.

– Любой из видов аудита проводится по плану один раз в год. И/или по требованию ведущего акционера и/или президента, в случае подозрения в неправильном ведении документации, и/или подозрении в финансовых нарушениях, и/или подозрении фальсификации отчетности.

– Вы все слышали, господа? Значит, вы должны были понять, что я имел право провести аудит вообще не ставя никого в известность. Катя, что с блокировкой счетов и отзывом подписей.

– Пункт СП, дробь семь, позиция четыре. В случае проведения аудита по подозрению или недоверию, лицо имеющее право проводить аудит имеет право автоматически отозвать подпись с финансовых документов и блокировать счета.

– Андрей, никто не спорит, возможно юридически ты и имел право на все действия, но порядочные люди так не поступают, – Светлана поджала губы.

Этого Катя стерпеть не смогла. В конце-концов, она никому не обещала не показывать своих эмоций.

– Простите, а что непорядочного в том, что Андрей Павлович спасает «Zimaletto»? Не дает разворовать компанию и пытается выявить воров?

– Ты кого ворами назвала? – взревел Сашка. – Нас с матерью?

– Господь с вами, Александр Юрьевич, я вообще не называла никаких имен. Я просто хотела понять, что непорядочного сделал Андрей Павлович. А уж одеяло на себя потянули вы сами, господин Воропаев.

– Что, Санечка, на воре шапка горит? – Андрей откровенно издевался, чуть прищурив один глаз.

– Ты вызвал нас к себе, чтобы позволить вот этой уродине безнаказанно оскорблять нас? – Светлана была неистова в своем праведном гневе.

– Дражайшая Светлана Антоновна, во-первых, это не я вызвал, это вы явились без приглашения. А во-вторых, – Андрей на секунду задумался, словно силился что-то вспомнить, и просиял, видно вспомнил. – «Хоть и знакомый мне, а я вам не позволю строить в чужом доме такие безобразия! Позвольте вам выйти вон»! * А как до дома доедете, в зеркало посмотритесь, может у вас и отпадет охота кого-либо уродиной называть.

– Да как ты посмел оскорбить маму.

– Сашка, это тебе она мама, а мне убийца моих родителей и первостатейная хамка. Зато теперь хотя бы понятно в кого ты такой.

Александр сжал кулаки, но в драку лезть поостерегся, вспомнив все предыдущие стычки с этим качком Ждановым, и их печальные для себя последствия.

– Андрей Павлович, к вам Роман Дмитриевич. Пустить? – раздался голос Тропинкиной по селектору.

– Конечно, Машенька. Пусть проходит, – повернул голову к Воропаевым. – Господа, вы свободны.

Воропаевы, даже не пошевелились, вяло махнули головами на Ромкино приветствие и остались один сидеть в кресле, другая – стоять возле него.

– Привет, Андрюха. А что Пушкарева за твоим столом делает?

– Работает. А ты против?

– Нет, но у нее же есть свой комп. И что здесь вообще происходит?

Ответить Андрей не успел, в этот самый момент что-то пикнуло в президентском компьютере.

– Андрей Павлович, вам письмо на эмейл.

– Так вскрывайте, Катюша. Это же не личная почта.

Пару минут Катерина вглядывалась в экран, напряженно что-то читая с него.

– Ой! Андрей Павлович, вы только гляньте.

– Ничего себе? Ого. Катенька, можете подбить окончательную сумму?

– Конечно, сейчас, – она опять застрочила по клавиатуре. – Вот итоговая сумма.

– Катюша, можете идти к себе. Спасибо. Мне нужно поговорить с господами наедине. – Андрей дождался пока за Катей закроется дверь. – Саша, мне необходимо задать тебе несколько вопросов. Только подумай, прежде чем на них отвечать. От этого зависит твоя свобода.

– Сашенька, пойдем отсюда. Ишь, какой выискался, допросы устраивать. Мы еще посмотрим, как ты запоешь, когда Саша президентом станет.

– Светлана Антоновна, Александр никогда президентом не станет. Скорее всего его посадят. И это в лучшем случае. В худшем… мы его потеряем. Ой, а что это вы так побелели, дражайшая.

– Я! Я знаю прекрасное успокоительное средство, хотите поделюсь рецептом? – Ромка аж подпрыгивал в нетерпении.

– Засунь свой рецепт себе в задницу, – закричал Сашка.

– Вот видишь, какой ты нервный. Это потому, что ты не принимаешь валериану. Валерьянка прекрасно успокаивает. Всего пять капель на бутылку коньяка и нервы как канаты…

– Андрей, я не понимаю, для чего ты позволяешь издеваеться на нами? Правда не понимаю. Мы приняли тебя, как родного, я дочь свою, красавицу, готова была выдать за тебя замуж. А ты… Ты… грозишь Саше тюрьмой.

– Это не я угрожаю. Это то он сам себе лет восемь с конфискацией обеспечивает. – Жданов показал рукой на свой компьютер.

– Андрей, а что там такое ты по почте получил? – спросил в нетерпении Ромка.

– А это данные за последний год о проигрышах и выигрышах некоего Александра Юрьевича Воропаева только из трех казино столицы, «Арбат», «Кристалл», «Шангри Ла», правда, самых крупных. Более мелкие еще не проверены. Так что, Сашенька, будем отвечать на вопросы?

– Да пошел ты на… – тут Сашка не стесняясь матери назвал Жданову точный адрес пункта назначения и выскочил за дверь.

– Андрей, Саша болен. Это жестоко. Мальчик и так потерял отца.

– Что? Ваш мальчик потерял отца? Ваш мальчик потерял отца? – ей все же удалось выбить почву из-под ног Андрея.

– Светлана Антоновна, вам лучше сейчас уйти, – Ромка постарался быстренько вывести Воропаеву в приемную и влетел обратно. – Андрюха, ну ты чего. Ты знаешь, каким бешеным взглядом на нее посмотрел, я даже испугался. Слушай, хочешь выпить? Я мухой к себе слетаю, принесу.

– Андрей Павлович, не пейте, пожалуйста, – раздалось из распахнутой двери каморки. – Мы еще должны решить, что делать с компроматом на Воропаева.

– Ты-то куда лезешь? Яйцо курицу учить вздумало.

– Вполне возможно, что ты курица, Ромка, но яйца несешь явно не золотые. Так что уж позволь мне послушать учение Кати. И прекрати ей тыкать. Вот ты знаешь, что СашЕнька только за год проиграл миллион восемьсот тринадцать тысяч евро?

– Ни х… Ни чего себе!

– Ты неправ, Роман. Ничего нам, все себе.

– А как ты добыл эту информацию? Казино же ее под дулом пистолета не сольют.

– Добровольно, конечно, не сольют. Но у нас с собой было!

– Нормально Григорий? Отлично Константин! – подхватил старый монолог Жванецкого Ромка.

– Так какое пить, когда именно сейчас нужно перекрывать Сашке всякую возможность выдвигать свою кандидатуру на президентский пост?

– В этой раскладке никаких пить! Простите, Катенька.

– Прощаю. Андрей Павлович, мне кажется, что эти таблицы нужно сбросить на флешку и отдать независимым экспертам. Пусть все по датам сравнят, нет ли связи между хищениями и датами возврата долгов.

– Так что же вы стоите, Катенька? Сбрасывайте на флешку и несите Сергею Степановичу.

– Ага, сейчас. – Пушкарева бросилась выполнять поручение.

– Ромка, оставил бы ты ее в покое, а? Так не хочется с тобой ссориться, но оскорблять девчонку я тебе не позволю.

– Знаешь, как она меня вчера разозлила. Да, я раздолбай, но назвать меня вредителем, это уж чересчур.

– Серьезно? Она же не сказала, что ты умышленно вредил, правда? Но если твой отдел нихрена не занимется маркетингом, если компания выпускает ненужный товар, вместо нужного, и продает снег, всего лишь горстку снега в Якутию, вместо того, чтобы продавать тонны снега в пустыню, а виноват в этом отдел маркетинга, потому что там начальник, как ты сам сказал, раздолбай. Так кто этот раздолбай, как не вредитель? Короче, Ромка. Нам нужно поговорить. И поговорить очень серьезно, и не здесь. Потому что даже у стен есть уши.

– Давай поговорим. Можно ко мне поехать. Можно в ресторан.

– Нет, в ресторане я с тобой вряд ли сумею поговорить, одна смазливая мордашка пройдет мимо и все, внимание твое сразу рассеется. Я за разговор в твоем доме и без спиртного.

– Тогда завтра.

– Нет, Ромео, сегодня. Это очень важно.

– Ну, ты Жданов и сволочь. Сам кайф не ловишь и мне обламываешь.

– Ромка, это не надолго, часика на два.

– Лады, уговорил.

В этот самый момент двери в приемную распахнулись.

– Андрей Павлович! – Маша Тропинкина, красная и взволнованная рукой подзывала к себе президента. – Андрей Павлович! Катя Пушкарева!

– Что Катя?

– Катя, там…

– Где там? Маша! Говорите яснее.

– У ресепшена, Катя. А Александр Юрьевич кричит на нее, а Светлана Антоновна ей пощечину…

Больше Андрей ничего не слышал. Пулей рванул по коридору к ресепшену, но там было пусто, зато слишком громкий гул голосов раздавался из курилки у женского туалета. Ни секунды не думая, он влетел внутрь.

Катя, лохматая и зареванная, стояла в насквозь прокуренном помещении в окружении секретарш из так называемого женсовета.

– Ты ей это так не спускай!

– Подавай заявление в милицию, мы свидетелями пойдем.

– Вот же сука, руки распускает, как будто мы ее крепостные.

– И этого шибздика за оскорбление тоже нужно на место поставить. – говорили все разом. Шум стоял неимоверный. Только Ольга Вячеславовна, помощница Милко, ничего не говорила, просто поглаживала Катю по вздрагивающим плечам.

– Тихо, – рявкнул Андрей, и наступила тишина. – Катя, что случилось?

– Ничего страшного, Андрей Павлович, – едва слышно пролепетала помощница, но руку от щеки не убрала.

– Ничего себе, ничего страшного! – Амура, секретарша у ресепшена, дитя русско-африканской страсти, темперамент имела необузданный, и сейчас была в бешенстве. – Александр Юрьевич ни с того, ни с сего вначале кричал на Катю, потом начал ее оскорблять, особенно досталось ее внешности. А эта… эта… эта…

– Светлана Антоновна, – подсказал Андрей.

– Во-во, Антоновна, мать… Она ударила Катю по лицу. А у нее перстень, так царапнула, что кровь пошла.

– Что Катя им сделала? – истерически крикнула Светлана Федоровна. – Мы тоже люди, а не их рабы!

– Девочки, даю вам слово, что я разберусь во всем. Самым тщательным образом разберусь. Пойдемте, Катя.

– Катя не виновата.

– Не с Катей нужно разбираться, – снова загалдели женщины.

– Я не собираюсь с Катей разбираться, я собираюсь отвести ее медпункт, пусть ей окажут помощь и дадут справку о царапине…

Комментарий к Мать и сын…

* Знаменитая цитата из “Свадьбы” А. П. Чехова.

========== Поговорили… ==========

– Ромка, что за бардак ты здесь развел? Самому не противно жить в таком сраче? А девочкам приходить сюда не противно? И что, ни одна не вызвалась убрать?

– Бабочки сюда не для уборок ходят.

– А, ну, тогда все понятно. Ладно, Ромка, это твоя жизнь, делай с ней, что хочешь. Давай только на кухне приберем, я помогу, поговорим, и я пойду.

– Чур, посуду моешь ты.

Андрей усмехнулся, «любовь» Романа к мытью посуды могла сравниться разве что с «любовью» к постоянной постели. А вот сам Жданов совершенно не переносил бардака, ему было гораздо проще вымыть посуду в чужом доме, чем начать серьезный разговор, а потом постоянно отвлекаться на раздражитель. Да, так уж получилось, что гора грязной посуды в чужой мойке была раздражителем для Андрея. Он вообще считал, что если хочешь навести порядок в мыслях, нужно начать с порядка вокруг себя.

Только Жданов начал мыть посуду, как сразу вспомнил о Лите. Он вообще вспоминал ее постоянно, как наваждение, даже когда она была рядом, что уж говорить о том, что сейчас он просто не мог не вспомнить о своем везении, о том, что Литочка так же, как и он, физически не переносила бардак, о том, что куда бы они не приезжали, они первым делом вместе создавали уют в своем, пусть и временном, жилище.

– Странник прошел, опираясь на посох, —

Мне почему-то припомнилась ты.

Едет пролетка на красных колесах —

Мне почему-то припомнилась ты.

Вечером лампу зажгут в коридоре —

Мне непременно припомнишься ты.

Что б ни случилось, на суше, на море

Или на небе, – мне вспомнишься ты.* – прочел Андрей вслух и засмеялся, подумав: «Литка права, я маньяк. Секунды не могу о ней не думать».

– Ты есть хочешь? – спросил Ромка.

– Неа, только кофе, – и снова улыбнулся, вспомнив, что к ужину его ждет самая звездная девочка из всех живущих на земле.

– А по пятьдесят грамм? Мне такой виски подарили, что просто сказка, а не виски.

– Ромка, ну, мы же это уже обсуждали, правда? Мне нужна твоя трезвая голова. Так что разливай кофе и послушай меня внимательно. – Андрей помолчал, собираясь с мыслями. – Компанию, к сожалению, скорее всего не спасти, ты это понимаешь?

– А ты не преувеличиваешь?

– А ты видел, что у нас с фондом заработной платы делается? Еще чуть-чуть и можно будет забыть о выплате зарплаты. Ты видел, что с бюджетом на производство? Нам уже не на что закупать ткани, фурнитуру, нитки, да и шить нам тоже уже не на что.

– Андрей, это несерьезно. Не мог же Сашка проиграть «Zimaletto». Никак не мог.

– Ромка, ты дурак, да? Не такие компании, как наша, а в тысячу раз масштабнее, оставлялись в казино за один только вечер. Так что мы Воропаевым должны еще спасибо сказать, что давали этому шибздику играть, так сказать, «по-маленькой». Но дело не только в Сашкиной игре. Понимаешь?

– А в чем еще?

– Рома, это не больно, когда в голове, кроме мыслей о минете, появляются еще пара-тройка мыслей. Не очень больно когда голова начинает работать аналитически мысля. А вот когда в мозгу у тебя будет буравчиком сверлить всего одна мысль: «где взять деньги, хотя бы заплатить за квартиру, не говоря уже о пожрать», вот это будет, Ромочка, очень больно.

– Ты не говори загадками, Палыч, ты давай правду-матку руби с плеча.

– Малина, да ведь вчера Катя все уже сказала. Все-все, до последней тысячной в итоговом балансе. Неужто не понял?

– Знаешь, я так разозлился, что и правда, нихера не слышал.

– Хорошо, я повторю тебе главные позиции. Пройдусь по всем отделам, может тогда в твоей голове хоть что-то устаканится. Начнем с отдела кадров. Если начальник этого отдела набирает людей не по профессиональным качествам, а по длине ног и готовности эти ноги раздвигать, то это значит…

– И чего ты замолчал?

– Жду, пока ты сам сделаешь вывод.

– А какой тут может быть вывод? Ну, это плохо.

– Ром, если начальник отдела кадров набирает проституток, значит он или набирает их в бордель, или собирается превратить предприятие в публичный дом. Швея должна работать руками, а не тем, что между ног. Это понятно?

– Да.

– Поехали дальше… О твоем отделе я уже сказал. Берем отдел продаж. Если его начальница, думая только о том, как затащить меня в койку, отправляет линию одежды в магазин в котором и так полки ломятся от этой линии, и не отправляет ее в другой, в котором эту линию ждут, если она вместо работы с директорами магазинов только орет на них и унижает, то скажи мне на милость, не обречены ли продажи на вечное складирование?

– Обречены.

– Если финансовый директор берет откаты и заключает невыгодные сделки, не обречена ли компания на провал?

– А что, Ярик берет откаты?

– Вот хорошо, что я матом не ругаюсь, я бы тебя уже обложил трехэтажным. Да, Ярослав берет откаты. Дальше будешь слушать?

– Конечно буду.

– Производство… Там вообще бардак. Оно и понятно, швеи с длинными ногами на шарнирах…

– Почему на шарнирах?

– Потому что часто их раздвигают, что непонятного? Станки из прошлого века, нитки гнилые, зато ткани золотые. Нормально?

– Палыч, мне даже жутко сделалось, от твоих «позиций».

– Погоди, я еще не закончил. Отдел дизайна и моделирования…

– А тут-то что не так? Милко всегда делал очень интересные модели. Их принимали на ура!

– А закупали? Закупали тоже на ура?

– Ну…

– Не надо «нукать». Катя вчера с цифрами все показывала. Коллекции Милко великолепны. Только они раз от раза все дороже и все менее окупаемы. Искусство ради искусства! «Zimaletto» не может больше содержать модельера, работа которого заключается исключительно в самовыражении, самолюбовании и капризах. Ты меня прости, но держать в качестве манекенов самых дорогих моделей, для вдохновения маэстро – это хорошо спланированное банкротство. Не понимаешь? Да наш секретариат, наш женсовет, часами заседающий в туалете и то менее вреден компании, чем великий маэстро, зарплата которого в два раза выше зарплаты всех секретарш вместе взятых. А попробуй ему слово сказать. Попробуй.

– Нет, я не решусь. Сразу начнется шантаж, крики: «Я уволюсь», и демонстративное питье валерьянки. Тут я с тобой согласен. Блин, от картины маслом, что ты нарисовал, просто мороз по коже. И что? Ничего нельзя сделать? Тогда грош цена работе этой Пушкаревой, и без ее анализа сдохли бы.

Андрей глубоко задумался. Дело в том, что именно по этому пункту, нужно ли рассказать Роману все, или главный козырь скрыть от приятеля, было у них с Литой даже не несогласие, а глубокое расхождение.

Аэлита считала, что Ромка трепло, при том, что с мозгами у него имеется некоторый напряг, а с порядочностью и того хуже. Что достаточно Малиновскому выпить или запасть на длинные стройные ножки, как язык у него тут же развяжется. А Жданов был глубоко убежден, что скрывать от Романа правду, это в высшей степени непорядочно.

Дальнейшие события показали, что права была все-таки Литуся, и не потому, что Ромка кого-то предал, отнюдь нет. Он был действительно другом Андрею, и даже мысли о предательстве не допускал, а вот язык у него был без костей и, знай он всю правду, никогда бы ребятам не удалось осуществить свой план. Малиновский обязательно проболтался бы о нем. У него же как? За ради красного словца не пожалеет и отца. Так что хорошо, что и в этот раз Андрей доверился интуиции жены, засунув подальше свое «непорядочно».

– Можно, Ромка. Кое-что можно сделать, но план очень рискованный, не совсем… как бы это помягче сказать… не совсем кристально честный и очень секретный.

– Опаньки, детектив? Когда же Пушкарева успела?

– Ну, что ты, как ребенок, ей Богу. При чем здесь Пушкарева? Она понятия не имеет о моем плане. Ей нужно думать, как вытащить из болота стагнации и разложения «Zimaletto», вот пусть она об этом и думает. А мы с тобой должны подумать, как нам вообще на плаву остаться.

– Так рассказывай, чего интригуешь?

– Ромка, только никому ни слова.

– Да понял я, понял.

– Хорошо. Смотри, нужно открыть параллельную компанию.

– Зачем?

– Не понимаешь?

– Нет.

– Эта компания должна будет первой обанкротить «Zimaletto». А затем стать буфером между нами и нашими кредиторами. Она сможет взять большой кредит и мы удержимся на плаву. И мы вытащим «Zimaletto», но…

– Что такое это твое «но»?

– Компанию нужно будет избавить от балласта, это раз. И начать осуществлять антикризисный план. Вот тут у меня есть надежда на эту самую Пушкареву. Она уже предложила мне несколько позиций…

– С ней? Позиции? Она хоть в зеркало-то смотрелась? – захохотал Ромка, и тем самым поставил большой жирный крест на полной откровенности Андрея.

Именно в этот момент Жданов решил довериться интуиции Литы, поняв, что человек, который может пошло и подло хохмить, когда с ним говорят о таких серьезных вещах, не заслуживает того, чтобы ему доверили настоящую тайну.

– Я говорил о позициях, а то, что имеешь ввиду ты, это позы. И знаешь, какая твоя лучшая поза? Когда у тебя во рту чей-нибудь хер, чтобы заткнуть твой поганый рот, – совсем уже зло прошипел Жданов, поднялся со стула и пошел к двери.

– Палыч, ты чего? Я же просто пошутил? Андрей! Да погоди ты! Объясни хотя бы, чего ты взбеленился? Что я такое сделал?

– Знаешь, а я, пожалуй, попытаюсь тебе объяснить, что ты такое сделал. – Жданов вернулся в кухню и снова сел. – Правда, я совершенно уверен, что с таким же успехом я могу что-то пытаться объяснить этому столу и стене. Скажи, до тебя самого не доходит, что смеяться над внешностью женщины – это не по-мужски, не по-человечески и вообще омерзительно. Это… Это как смеяться над инвалидом за его инвалидность, или… или… Вот скажи, и чем ты отличаешься от Сашки? Тем, что он это делает в глаза, а ты за глаза? Мы говорим о серьезных вещах, и вдруг ты отвлекаешься только для того, чтобы поиздеваться над девчонкой…

– Палыч, ты чего, она же не слышит?

– От этого менее омерзительными твои издевательства не стали. Ты работаешь в «Zimaletto» уже четыре с чем-то года, так?

– Ну, да.

– Она всего пару дней. Ты четыре года пусть и неумышленно, но делал все, чтобы развалить то, во что мой отец вложил все свои силы, всю свою душу. – Андрей сделал глубокий вдох, чтобы скрыть волнение, и продолжил: – Катя за пару дней уже сделала гораздо больше, чем ты за четыре года. Но ты считаешь себя в праве смеяться над ней. Ром, это значит, что мы с тобой чужие люди. Пить в две глотки и трахать баб – это еще не дружба. Если ты не можешь понять, что для меня значит компания за которую отдал жизнь мой отец, то говорить нам с тобой не о чем. Я пошел.

– Погоди. – Малиновский стал очень серьезен. – Прости, Андрюха. Меня иногда куда-то не туда заносит. Прости.

– Проехали. Ты только знай, что не стоит опускаться ниже плинтуса. На это неприятно смотреть.

– Так что там, с антикризисным планом?

– Про антикризисный план мы еще поговорим. Я хочу с тобой поговорить о балласте.

– Ты имеешь ввиду Ярослава, Урядова и прочих.

– Чего же себя не назвал? – хмыкнул Жданов.

– Так я собираюсь из балласта переквалифицироваться в очень полезную единицу.

– Понятно. Флаг в руки. Но я имел сейчас ввиду нечто совершенно другое.

– Что?

– Воропаевых. Всех без исключения. Достаточно они поворовали, достаточно подоили «Zimaletto».

– Как это возможно, они же акционеры.

– Мда… А еще смеялся над Катей, да она бы уже сто раз поняла. У тебя же все вводные есть. Ну, заставь свои мозги поработать, уверяю тебя, скучно не будет.

– Палыч, честно. Не догоняю.

– Мы создаем параллельную компанию. Она нас банкротит вместе с торговой маркой забирает «Zimaletto» себе. Все.

– Что все?

– Ромка, даже для ребенка уже все стало бы ясно.

– Ты хочешь сказать, что та, вторая компания, она только твоя, и Воропаевы тут не при чем? Правильно?

– Абсолютно правильно. Воропаевы почти разорили «Zimaletto», напились кровушки вдоволь. Хватит. Вытаскивать мы будем уже компанию к которой это злачное племя не будет иметь никакого отношения. Для чего и нужен аудит сейчас, чтобы потом доказать, что разорение произошло при Юрии, а не при мне. Ясно?

– Ясно. Только на кого ты собрался записывать новую компанию? Ни на тебя, ни на меня этого нельзя делать.

– Я еще не знаю. Об этом у нас есть время подумать.

– Знаешь, это должен быть кристально честный человек, чтобы не увел потом у тебя «Zimaletto». – Ромка включился в обсуждение. Он даже загорелся этой идеей. По крайней мере это было не скучно и не рутинно.

– Погоди, ты сейчас не о том говоришь. Нам нужно хотя бы полгода спокойной работы, чтобы никакие Светочки, Сашеньки и Кирочки нам не мешали. Если не дай Бог, у Воропаевых появится хоть какое-то подозрение, они настоят на новом аудите, и вот тогда нам крышка.

– Слушай, а вы с Пушкаревой сняли побои? Это можно было бы использовать как запрет на появление Светланы Антоновны в стенах «Zimaletto».

– Катя не позволила мне пойти с ней в медпункт, но пообещала, что возьмет справку. Насчет запрета появляться в компании, думаю, что по результатам аудита это будет сделать проще. А вот как быть с Кирой?

– Не знаю.

– Вот и я пока не знаю. Нужно будет внимательно за ней понаблюдать. Тут через три дня должна выйти на работу ее подружка, некая Клочкова.

– Это такая глупая красавица брюнетка?

– Глупая, без сомнения. Насчет красавицы я бы поспорил. Не в моем вкусе, но усиленно предлагала мне себя, так что думаю, что перевербовать ее особого труда не составит.

– Андрей! Если она не в твоем вкусе, то давай я ее перевербую!

– Хорошая мысль. Очень хорошая. Ты мне только скажи, ты сам-то не перевербуешься под ее чарами?

– Дурак, да? Не родилась еще такая баба, ради двух ночей с которой я предал бы мужскую дружбу.

– Ромка, тут парой ночей не отделаешься. Тут нужно будет и мошной потрясти, как следует, и романчик изобразить. Сможешь?

– Своей мошной?

– Зачем? Деньги я тебе выдам. Но сможешь ли ты провести с ней не одну и не две ночи, а поболее?

– Если Родина скажет: «надо», Малиновский ответит: «есть»!

– Ну, вот и договорились. Спасибо, Ромка, снял с меня тяжелый крест. Спасибо.

– Это перевербовку Клочковой ты называешь тяжелым крестом? Да ты больной, Жданчик. Как тебе только не надоели твои Лерочка с Наташенькой? Нет, они девочки что надо. Но все же…

– А они меняются. Сегодня Наташа жена, а Лера любовница. Завтра наоборот. Так что никакого однообразия. Меня это устраивает.

– Везет тебе, – Малиновский захохотал.

– Еще как. Ладно, вроде поговорили обо всем. Я исчезаю.

Всю дорогу до дома из головы Андрея не выходила Катя, держащаяся рукой за щеку и ее рассказ о том, что произошло у ресепшена. Оставалось только придумать, как наказать мать и сына Воропаевых. В милицию он звонил, но там только посмеялись, сказали, что у них хватает настоящих преступлений и преступников. Жданов решил, что если ничего не получится официально, то Сашке он все равно физиономию начистит. Не сильно, но очень больно, и обязательно на глазах у его мамаши, чтобы и ей больно стало.

В подземном гараже Литиной машины почему-то не было. Это было неожиданно, неприятно, и очень тревожно. Андрей набрал ее номер, но Литуся не ответила, и он пулей бросился к лифту, сердце колотилось о ребра так, что казалось сейчас переломает их к чертовой матери.

– Как же я по тебе соскучилась! – раздалось в ту самую секунду, когда дверцы лифта еще только начали разъезжаться в разные стороны на его этаже.

– Что с машиной? – заорал Андрей. – И почему ты не отвечаешь на звонки?

– Что с тобой? Андрюша, что с тобой? – Лита прижалась к мужу. Таким белым и с дрожащими губами она его еще никогда не видела, даже на родах он не был таким перепуганным. – Машина в ремонте, мне какая-то тетка фару разбила. А на звонки я отвечала. Когда ты звонил?

– Только что, – уже спокойнее ответил Жданов.

– Так я же тебя встречала. А мобильный дома остался, вот я и не слышала. Ты испугался, что со мной что-то случилось?

– Очень. Я сегодня понял, что и Сашка и Света на все готовы, на любое преступление. Если бы они о тебе или детях узнали… Литочка. Ты, пожалуйста не выпускай мобильного из рук больше.

– Хорошо, не буду. Прости, что заставила тебя волноваться.

– Ничего, детка, ничего. Ты же не нарочно…

Комментарий к Поговорили…

* Стихи В. Ходасевича.

========== По итогам аудита… ==========

Если бы кто-нибудь догадался провести конкурс на самого «умеющего обзаводиться врагами», то Андрею Павловичу Жданову досталось бы не просто первое место, он получил бы еще и Grand Prix, за свое несомненное первенство. Второе место, с не очень большим отрывом от первого, досталось бы Екатерине Валерьевне Пушкаревой. Это стало абсолютно понятно после совещания, проведенного по итогам полного аудита.

Впрочем, давайте-ка, я обо всем по-порядку.

Ранним утром следующего после визита Воропаевых в «Zimaletto», а затем исторической беседы Андрея с Ромкой, дня в квартире Светланы Антоновны царила паника. Другими словами то, что там происходило, назвать было никак нельзя. Мало того, что Кира рыдала беспрерывно, мало того, что Сашка бегал из угла в угол и кричал дурным голосом, что теперь его точно прирежут, потому что ему нечем вернуть долг, мало того, что сама Светлана, в ужасе за жизнь сына, вот уже который раз вытряхивала из заветной шкатулки свои драгоценности, плакала над ними, обцеловывала каждый камешек, и снова убирала их в шкатулку, а потом еще и в сейф, так еще в дом явился посыльный и вручил заказное письмо. Под роспись! Так что сказать потом, что, мол, не видела я никакого письма у Светочки возможности не будет.