Текст книги "Квинтэссенция любви (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– А хорОшо мЕня гОвном обзЫвать при всех?

– Нет, не хорошо. Но ты это заслужил.

– Знаете что, Андрей Павлович?

– Что, Катенька?

– Я почему-то уверена, что мы еще подружимся с Милко Вукановичем.

– Да! И чЕго я на нЕе взъелсЯ? Одно же дело делАем.

Андрей расхохотался. Он смеялся так заразительно, что и все потихоньку начали вначале улыбаться, а потом тоже рассмеялись. Рассмеялись легко и весело, правда, совершенно не понимая почему. А Жданов просто не мог объяснить, что и эту сцену в деталях ему уже разыгрывала его звездная девочка. Она первая поняла как с Милко и спесь сбить и заставить его уважать окружающих.

– Ну, ты, Милко, и жук. Ну, и жук! Надо же, как все вывернул, вроде никто уже никого и не увольняет. Ладно, оставайся, но помни, я не шутил. Теперь давайте вернемся к нашим баранам.

– К баранАм? Каким баранАм?

– Так говорится, когда человек возвращается в разговоре к чему-то прерванному. С Николаем Антоновичем все поверхностно, но познакомились, а теперь…

– Простите, Андрей Павлович, а что с Ярославом Борисовичем? – спросила любопытная Танюша Пончева. – Почему он ушел с тем человеком, который потом увел Киру Юрьевну. В наручниках! – последние два слова Таня говорила с расширенными от ужаса глазами.

– Чтобы избежать сплетен и пересудов отвечаю вам честно и по существу. Ветров и Воропаева задержаны по подозрению в… не совсем законном ведении дел.

– И что теперь будет с «Zimaletto»? – спросила Амура. – Андрей Павлович, скажите правду, компания разорилась? Нам нужно искать работу?

– Я и пригласил вас сюда, чтобы сказать правду. Компания на грани разорения. Если мы ее не вытащим, никто ее не вытащит. Это понятно? Кстати, Танюша, Урядов тоже уволен.

– Слава Богу, – радостно вскрикнули в один голос Пончева и Буйо.

– Сил больше не было от него отбиваться, – продолжила Амура. – Слащавый, противный и вечно руки распускал. Сколько раз мы жаловались, все без то… Ой! Таня! Я, кажется, поняла. Ой!

– Что же ты поняла, Амура? – Хитро прищурил глаз Роман.

– Что я буду замещать Киру Юрьевну, пока вы не найдете нового начальника отдела, а Таня будет замещать Урядова. Ведь так?

– Не так Амура. – сказал Жданов. – Вы обе становитесь исполняющими обязанности начальниц своих отделов. С испытательным сроком, и тоже на месяц, как и Николай Антонович. И вас, как и его, по истечении этого срока, ждет либо утверждение в должности, либо возврат в секретариат. То, что вы обе справитесь с работой, я не сомневаюсь, а вот то, что вы сможете отказаться от заседаний по девять-один-один, от сплетен и панибратства, это вызывает у меня большое сомнение. Амура, как ваше отчество?

– Фарэйевна. Фарэй, в переводе на русский – это радость, счастье. Так зовут моего африканского папу.

– Понятно, а вы? Татьяна…

– Георгиевна.

– Ну, вот и познакомились. Девочки, у меня на данный момент нет для вас кандидаток в секретарши. Сможете продержаться на плаву без подмоги где-то недельку?

– Я точно смогу. Я и при Кире Юрьевне работала одна.

– Я тоже не перетружусь без секретарши, – не отставала от Амуры Татьяна.

– В этом, Татьяна Георгиевна, я как раз и не уверен. Прежде всего вы должны будете вывесить приказ о смене в руководстве компании и приказ о принятии в штат с испытательным сроком вас троих. А в три часа зайдете ко мне, Урядов оставил такое наследство, что работы у вас будет очень много. Ну, а вы, Амура Фарэйевна, к завтрашнему дню подготовьте, пожалуйста, предложения по работе вашего отдела. Роман, к завтрашней планерке я жду от тебя наработок по твоему отделу. Милко – эскизы для новой коллекции с учетом удешевления себестоимости. Катюша… Господа, минуточку внимания. Катерина Валерьевна – это моя правая рука. Каждое ее слово такой же закон, как будто его произнес я. Всем понятно?

– Да, – дружно грохнули все, и Милко в том числе.

– Молодцы.

– Николай Антонович и Катя со мной в кабинет, остальные свободны.

***

Ромка влетел в президентский кабинет не только без доклада, но и без стука, от неожиданности все замолчали и уставились на вбежавшего.

– Ромио, у нас пожар?

– Нет!

– Так чего ты врываешься в мой кабинет без стука. Мы обсуждали очень серьезные проблемы отдела финансирования, а ты нас всех сбил с мысли. Ты считаешь, что это нормально вот так врываться?

– Палыч, я же не знал, что помешаю.

– А для этого и существуют секретарши. – Андрей нажал кнопку селектора. – Маша, зайдите ко мне.

– Слушаю, Андрей Павлович. – Мария стояла в проеме двери с блокнотом и карандашом.

– Машенька, вы в курсе, что президентский кабинет, это не проходной двор?

– Да, но…

– Никаких но, Машенька. Все, слышите, все, без исключения могут входить в мой или Катин кабинеты только после того, как вы спросите можно ли, а мы, или я, или Катерина Валерьевна разрешим. Это понятно?

– Да.

– Тогда я вас больше не задерживаю.

– Мне что, уйти? – Роман был не на шутку обижен.

– Да нет, оставайся, все равно уже сбил с мысли. Подожди только, мы сейчас закончим с Николаем и сможем поговорить. Так что о чем мы? Я что-то забыл.

– Мы вводили Николая Антоновича в курс дела.

– Да, вспомнил. В общем-то мы почти закончили. Николай, для начала прочтите заключение аудита, потом покопайтесь в компьютере Ветрова, постарайтесь навести порядок в документации. Когда все осилите, милости прошу ко мне с докладом. Все ясно?

– Да, конечно.

– Очень хорошо, тогда я вас не задерживаю. Маша, проводите Николая Антоновича в его кабинет, – крикнул Андрей.

– Бу сде! – отрапортовала Тропинкина.

– Коль, если что-то не поймешь, звони, я помогу, – Катя потрепала друга по волосам. – Удачи!

– Спасибо.

Катюша дождалась пока за Николаем закрылась дверь и повернулась к шефу.

– Андрей Павлович, я вам больше не нужна? Можно я пойду к себе, мне еще нужно поработать?

– Конечно, Катюша, идите.

– Получилось, получилось, все у нас получилось! – Приплясывал Ромка, едва сумев побороть нетерпение пуститься в пляс еще до того, как Катя скрылась у себя в кабинете.

Андрей смотрел на приятеля с улыбкой и думал о том, что Пашка, которому еще только в феврале исполниться три года, куда как серьезнее и ответственнее этого великовозрастного вице-балбеса. Что сыну он бы доверил полчаса посидеть с Ритулей, а Ромке – это под большим сомнением.

– Что получилось, Ромио?

– Мы избавились от Жорика с компанией! Избавились! И так гладко, что никак не могу поверить в это. И Милко. Милко мы тоже на место поставили!

– Мы пихали паровоз! – усмехнулся Андрей и тут же понял, что был неправ. Ромка сразу напрягся, а вся его радость исчезла без остатка. Нужно было принимать, как данность, что Ромка такой: или он сопричастен, и тогда он горы свернет, или нет, и тогда в отделе маркетинга будет снова стагнация. – Втроем пихали, – Жданов широко улыбнулся. Ты, я и Катя.

– А, ты в этом смысле? Тогда да. Слушай Палыч, как ты думаешь, может посвятить нашу Катюшу в план по созданию второй компании?

– С ума сошел? Мы же ничего о ней практически не знаем! Вот наведем все справки, тогда посмотрим, – вслух сказал Андрей и сразу подумал: «Это очень хорошо, что Ромка первый заговорил о Кате в связи с параллельной фирмой».

– Ну, да, ты прав. Конечно, вначале нужно все разведать. Слушай, а ты ничего не замечаешь?

– А что я должен был заметить?

– Мне показалось, что Катя влюбилась в тебя.

– Не говори глупости, Малина.

– Хотя, с другой стороны, может и не в тебя. Вон как она этого Зорькина нам с тобой сватала, прямо-таки настаивала на том, чтобы он стал финансовым, хотя и сама могла бы им стать.

– Ромка, ты сочиняешь небылицы. Вот ты согласился бы из начальника отдела маркетинга стать рядовым маркетологом? Не думаю. А Кате зачем с ее должности уходить в начальники отдела?

– А что, ее должность выше моей?

– А чем ты слушал на совещании? Выше. И зарплата выше.

– Ну, нифигасе!

– Не завидуй, Ромка. Зависть плохое чувство.

– Ладно, допустим с этим вопросом я неправ. А как Катя его по голове потрепала? Нет, это не просто дружба. Я вообще не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.

– А я верю. Я даже знаю, что такое бывает. Точно знаю.

– Ну, смотри, Палыч, тебе виднее.

– А что мне смотреть? Катя мне что, жена? Моя любимая? Кто она мне, что я смотреть должен? Пусть любит кого хочет. Только не меня.

– Вот видишь! И тебе такая не нужна. А говорил… Тра-та-та… Ти-ти-ти… Нельзя про женщин плохо… А сам?

– Я сказал о Кате хоть одно плохое слово? Ромка, ты что? А может я просто вообще боюсь любви, чьей бы то ни было? А может я влюблен в другую и не хочу, чтобы Катя страдала? Почему ты сразу…

– А ты любишь кого-то? Ну, Палыч, колись!

– Ага! Люблю. Даже не просто люблю, а обожаю свою жену и двоих детей.

Ромка заржал так, что и Андрею смешно стало. В кои-то веки сказал правду и вызвал такой хохот.

– Андрей Павлович, – раздался Катин голос по селектору, – вас Виктория Клочкова спрашивает. Соединить?

– Да, Катя, спасибо.

– Вторая линия.

– Понял. Алло.

– Добрый день, Андрей… Алло. Алло!

– Меня зовут Андрей Павлович. Если вы не можете выучить мои имя и отчество, то дальше разговаривать бессмысленно.

– Простите, Андрей Павлович.

– Вы выучили то, что я велел?

– Да.

– Хорошо, приходите завтра к десяти. И не опаздывайте.

Андрей положил трубку и обернулся. В проеме дверей своей каморки стояла Катерина, лицо ее было белым, а глаза удивленно распахнуты.

– Катя, что лучилось?

– Мне только что звонил Александр Юрьевич. Просил о встрече…

========== Вопреки… ==========

– Знаешь, что мне Ромка сегодня сказал?

– Откуда я могу это знать?

– А я тебе сейчас расскажу, и ты все узнаешь. Хочешь узнать?

– Хочу!

– Тогда плати! Информация нынче дорого стоит.

– Дорого?

– Ага. Доступ к телу.

– Ты ведь только что его получал. Ну, наглец.

– Нет, только что – это ты получала доступ к моему телу, а теперь я хотел бы наоборот. И не просто так.

– А как?

– А давай ты будешь Катей! Заплетем тебе косички, прицепим очки на нос, наденем на тебя какую-нибудь хламиду и поиграем.

– А давай ты лучше у Пушкаревой получишь доступ к телу. – Лита отвернулась. – Спокойной ночи.

– Литуся, ты что, ревнуешь?

– Еще как. Только и слышу от тебя: «Катенька, Катенька». Хорошо, что хоть меня еще так не называешь.

– Балдеж! Литка, я обожаю, когда ты меня ревнуешь. Но не к Кате же, в самом-то деле. Это смешно.

– А ты посмейся, – Лита чуть не плакала.

– Детка, ты с ума сошла?

– Сам ты псих. Андрюша, я не понимаю, как это происходит, но ревную я тебя к ней безумно. Ни к кому не ревную, а к ней… Вот просто ненавижу ее. Уж слишком ты о ней восторженно говоришь.

– Тебе нужно к психиатру, Литочка. Или пора прекращать нашу игру. Иначе это добром не кончится.

– Не надо ничего прекращать. Просто не говори мне о ней ничего хорошего.

– Тогда я тебе не скажу, что Ромке показалось, что Катя в меня влюбилась.

– Уверена, что ему не показалось. В тебя все влюбляются. А твоя Пушкарева тем более.

– Моя Пушкарева? Точно, ты ку-ку. Иди ко мне, ребенок, буду тебя утешать. – Андрей обнял жену, прижал ее к себе. – Маленькая моя, глупенькая моя. Нашла к кому ревновать, дурочка. – он начал, нежно поглаживая ее грудь, целовать ей спину.

Естественно, что Андрею удалось успокоить Аэлиту, как естественно и то, что успокоение привело к возбуждению, которое, совершенно естественно, перешло в фазу бурного, невероятно чувственного и страстного секса с таким выбросом эндорфинов*, что оба еще долго пребывали в состоянии эйфории и все никак не могли отклеиться друг от друга.

– Андрюш, а почему ты запретил Кате идти на встречу с Сашкой? – Спросила Литочка, когда дыхание ее несколько выровнялось.

– А сама не понимаешь? Это опасно.

– Что может быть опасного во встрече в дневное время в людном месте. Воропаевы, конечно, далеки от адеквата, но не психи же. И в тюрьму, как мне кажется, не очень стремятся. Катя всегда может сказать, что ты и другие знают, что она пошла на встречу к Сашке, да и зачем им нужно вредить ей? Это враг не их масштаба. А вот попытаться завербовать ее Санечка вполне в состоянии. Подкупить или поухаживать. И на этом можно будет очень хорошо сыграть.

– Лита, это не обсуждается.

– Андрюша, тогда даже Клочкова не была бы нужна. Катя сама притаскивала бы всю информацию и снабжала бы Воропаевых дезой.

– Нет, нет и нет!

– Доверься моей интуиции, она ни разу еще нас не подводила, Андрей. Это хороший, чистый ход.

– Я сказал нет, значит, нет.

– Ты неправ. Ты сейчас совсем неправ. Но я слишком люблю тебя, чтобы спорить. Давай спать.

***

– Андрей Павлович, на первой линии Пушкарева. Возьмете трубку.

– Да, Маша, спасибо, соединяй.

– Андрей Павлович, я сегодня немного задержусь, нужно заехать в банк, потом в Торговую Палату. Я буду к двенадцати, вы не возражаете?

– Катя, а почему вы мне звоните на городской, а не на мобильный? – Андрей как-то непонятно для Ромки, стоящего рядом, взволновался.

– Я забыла дома свой мобильный, а наизусть я помню только городской.

– Катерина, я запретил вам самодеятельность. Если это то, что я думаю, то мало вам не покажется. Немедленно на работу! – Андрей швырнул трубку.

– Палыч, ты чего? – спросил Малиновский, но Жданов только глазами показал на Викторию, демонстрирующую свое умение отправлять и принимать факсы, варить кофе, печатать с голоса и работать в Office Word. Ромка все понял, но оставаться в неизвестности вовсе не собирался. – Виктория Аркадьевна, вы не могли бы подождать за дверью, нам нужно переговорить.

Вика стрельнула глазами вначале в Андрея, потом в Романа, томно потянулась, поддернула свое и так короткое платье вверх, встала и пошла к двери, покачивая бедрами.

– Мммм, какая женщина. Мммммм, Андрюха, ты представляешь эту горячую штучку на красной шелковой простыне, в наручниках на руках и ногах.

– Тогда уж в наножниках на ногах, – ухмыльнулся Жданов, все время пытающийся куда-то дозвониться.

– Белое тело, черные волосы и все это на красном. Ааааа, я уже ее хочу.

– Так хочешь, что даже забыл, зачем попросил ее выйти? Черт, да отвечай же ты, – заорал он в мембрану мобильного из которого слышались длинные гудки.

– Точно, забыл. Чего Катерина натворила?

– Мне кажется, что она потащилась на встречу с Воропаевым.

– Ты же ей вчера запретил.

– Запретить-то запретил, но ты только вспомни, как нехотя она подчинилась запрету. Как отстаивала необходимость этой встречи, мол врага нужно знать в лицо. А теперь она позвонила и сказала, что опаздывает. Голову даю на отсечение, Пушкарева согласилась со мной только для вида. А сама…

– А ты чего так завелся, Палыч? Боишься, что Сашка ее перевербует? Или ревнуешь?

– Ромка, не городи ерунды.

– Точно, ревнуешь, вон как покраснел. Ох, сдается мне, родимый, что ты неровно дышишь к своей секретарше.

– Катя не секретарша, Катя помощница.

– Опаньки, а насчет «неровно дышишь» опровержения не последовало. Интересное кино.

– Если на каждую твою глупость реагировать, никаких нервов не хватит. Я просто очень волнуюсь. Знать бы где у них встреча, я бы съездил, подстраховал, а так сиди тут и психуй. Хотя… Стоп! Роман, у тебя Леночка в Торговой Палате работает?

– Какая? Блондиночка? С таким выражением лица во время оргазма, будто сама не понимает как ее угораздило отдаться?

– Ромка, я не спал с ней, откуда мне знать какое у нее лицо во время оргазма? Но она да, блондинка с четвертым номером бюста.

– Тогда в Торговой, а что? Кстати, зря не спал, такая лапуля.

– Позвони ей, узнай была ли у кого-нибудь назначена встреча с Пушкаревой. А я пока банки обзвоню.

– Без проблем. Только один вопрос: что делать с Клочковой? Берешь ты ее или нет? Неудобно, сидит там, ждет, а мы здесь Катей занимаемся.

– Рома, нахер, вместе с Клочковой! Делай с ней, что хочешь, только звони уже.

Если бы Андрей не был так встревожен, если бы он, вместо непрерывных звонков по банкам, задумался бы на минутку и не принял Викусю на работу, ну, хотя бы потому, что печатала она одним пальцем и соединить несколько файлов в один у нее так и не получилось, то возможно, что вся эта история пошла бы совсем по другому сценарию. Но все случилось так, как случилось: Вика была принята на работу секретаршей президента, а звонки в банк, как впрочем и в Торговую Палату не принесли никаких результатов. Нигде у Пушкаревой не было назначено никаких встреч. Кроме одной, из-за которой Андрей Павлович Жданов и находился сейчас практически в истерическом состоянии. Еще хорошо, что он вовремя вспомнил о Николае, который точно мог знать, где сейчас Катя и с кем она встречается.

– Маша, пригласите ко мне Николая Антоновича.

– Андрей Павлович, а его нет, – через минуту отзвонилась Мария. – Светлана Федоровна сказала, что ему позвонила Пушкарева, и он куда-то быстренько исчез, буркнув, что скоро будет.

– Ясно. Спасибо.

– Ну, вот, Палыч, она пошла не одна. Так что нечего тебе психовать.

Но он все равно психовал. Психовал еще целый час, пока не раздался робкий стук в двери.

– Андрей Павлович, можно?

– Пришли? Вот уж не ожидал, Екатерина Валерьевна. Никак не ожидал. Все думал по почте мне вас пришлют, или по телефону выкуп требовать начнут? А вы вот она, живая и здоровая. Ну, проходите, коли зашли. Что в дверях-то стоять? – и вдруг как заорет. – Маша, никого к нам не впускать.

Последнее, что долетело до ушей Тропинкиной, была фраза: – Стало быть финансовый директор тоже на месте? – и больше Мария ничего разобрать не смогла. Нет, в том, что Андрей Павлович кричал на Пушкареву, можно было не сомневаться, его густой баритон звучал на весь этаж, но вот что он кричал разобрать было неподвластно никому, скорее всего шеф отчитывал подчиненную в ее каморке и голос его слышался гулом, а не отдельными словами и уж тем более предложениями.

Наконец, из президентского кабинета выскочила зареванная Пушкарева и, размазывая слезы по щекам, умчалась к лифтам, а следом за ней показался и сам грозный шеф.

– Маша, Зорькина ко мне. И побыстрее, пожалуйста.

Как это не покажется странным, но финансовый директор не задрожал и не испугался, когда к нему в кабинет ворвалась его секретарша, Светлана Федоровна, и побелевшими губами сообщила, что Андрей Павлович вызывает его на ковер, что настроение у президента отвратительное и что он в гневе, и все сидят по рабочим местам тише воды и ниже травы. Напротив, Николай Антонович спокойно доделал текущую работу, выключил компьютер и только затем, тяжело вздохнув, отправился на головомойку.

Вот тут Тропинкиной удалось подслушать чуть больше. Она, например, расслышала, как шеф кричал: «безответственность… а если бы что-то случилось… я думал, что ты ей друг». Да еще Мария услышала, как взвизгнул Николай Антонович: – Именно потому, что я друг, я и привык уважать ее решения.

И только ближе к концу рабочего дня, после звонка Аэлите и разговора с ней, Андрей немного успокоился. И даже Малиновского пригласил к себе.

– Ну, что, тИран, буря прошла стороной? – спросил Роман, входя в президентский кабинет после доклада секретарши.

– Ты знаешь зачем Сашка встречался с Катей?

– Откуда? Но ты, я так полагаю, допросил языка?

– Допросил.

– И?

– Сашка вначале извинился перед ней за оскорбление, потом предложил ей дружбу, а потом и вовсе сыграл в открытую.

– То есть?

– А вот то и есть. Предложил ей сто тысяч за…

– Сто тысяч чего?

– Евриков.

– А у Сашки есть сто тысяч евро в свободном полете? Это не есть хорошо. Он ведь может их предложить и Викусе.

– Если бы ты умел слушать, ты не выдвинул бы такого нелепого предположения. Вика никогда бы не справилась с задачей, даже если бы очень хотела получить эти деньги.

– Какой задачей?

– Сашка предложил Кате… Хорошо сидишь?

– Могу лечь, только рассказывай быстрее.

– Познакомить ее с людьми, которые будут давать откаты, откаты нужно будет делить пополам. То есть к ста тысячам еще и половину от откатов. Где-то за полгода Катя смогла бы собрать примерно тысяч четыреста, а потом она могла бы уволиться, свалить и жить в свое удовольствие.

– А зачем ему это? Ради каких-то трехсот тысяч?

– Не понятно? А Катя сообразила. Ради следующего аудита и отстранения меня от «Zimaletto».

– И она отказалась?

– Сказала, что подумает, а сама пришла и все мне рассказала. И предложила сыграть двойную игру.

– Сама рассказала, или ты своим криком заставил?

– Сама, я кричал на нее только за то, что она подвергала себя опасности.

– Блин! Умная, честная, порядочная. Была бы красавицей, я бы женился на ней.

– А как же Вика? Знаешь, после ее сегодняшнего рассказа, я даже подумал, что ей можно доверять.

– Ты имеешь в виду…

– Да. Именно это я и имею в виду.

– Ну, не знаю. Одно дело четыреста тысяч, и совсем другое порядка двух миллиардов? А ну как войдет во вкус? Тут нужно что-то посерьезней порядочности.

– Может, ты и прав, – пошел на попятный Жданов. – Ладно, я к Лерочке. Завтра в девять совещание. Не опаздывай.

– Есть, mon général! – и руку к голове приложил. – Завтра с утра выходит Викуся. Машу снова на ресепшен?

– Да, а Ирину Алексеевну, если не захочет назад в пошивочный к Тане Пончевой отправь, может ей, как секретарша подойдет. Все, я поехал. Бай!

– Вye bye!

***

Как только Андрей вошел в квартиру, Аэлита заметила, что настроение у него находится где-то на уровне плинтуса.

– Есть будешь?

– Нет, – буркнул он и сразу прошел в спальню.

– Андрюша. Поговори со мной, пожалуйста. – Лита вошла следом за ним в комнату и присела на кровать. Андрей даже не повернулся.

– Нет сил. Собирайся, на выходные ты летишь в Испанию.

– С тобой? – глаза у Литы засверкали.

– Нет, детка, одна. Тебе надо отдохнуть, повидаться с детьми. А у меня куча дел в Москве.

– Что ты задумал, Андрюша?

– Ничего, солнышко, ничего.

– Я никуда без тебя не полечу, понял? И не надо меня дурой считать. Я далеко не дура.

– Я знаю, малышка, что ты не дура. Но что-то у нас с тобой пошло не так. Ты перестала мне доверять?

– А ты мне?

Он резко повернулся, увидел ее, потерянную, съежившуюся под его взглядом, но не опустившую глаз.

– Ты говорила, что никогда не врешь тем, кого любишь. Это значит, что ты меня разлюбила?

– Нет, что ты, нет! Прости. Я хотела, как лучше. Прости.

– Я люблю тебя, – выдохнул Андрей, и уже через минуту Лита плакала у него на руках, и обнимала его, и старалась теснее к нему прижаться, и обещала, что больше такого не повторится…

Комментарий к Вопреки…

*Эндорфин – его называют «естественным наркотиком» или «гормоном счастья».

При оргазме происходит мощный выброс эндорфинов в кровь.

========== Примирения… ==========

– Ну не плачь, родная моя, не плачь. Я просто дико переволновался. Ну вспомни, что со мной было, пока я только из гаража до нашего этажа доехал. Я же чуть не умер от страха за тебя. А теперь представь, что со мной сегодня было. Ты ведь обещала. Помнишь, что ты мне тогда сказала? Помнишь?

– Да.

– Ну, напомни и мне.

– Ты мне тогда сказал, что и Сашка и Света на все готовы, на любое преступление. Что если бы они обо мне или детях узнали, то ты вообще с ума бы сошел. И ты попросил меня не выпускать мобильного больше из рук. А я сказала, что больше не буду. – Аэлита громко всхлипнула. – И еще добавила, что никогда не буду. И сказала тебе твердо, что обещаю. А потом еще прощение попросила, что заставила тебя волноваться. А сегодня я опять заставила тебя волноваться, – Лита снова горько заплакала. – Я тебя обманула. Я виновата, очень виновата.

– Все, девочка, все, сладкая моя. Не плачь.

– Понимаешь, у меня очень болела голова…

– Вот как? А почему? Не надо, не объясняй, я это хорошо усвоил еще в Мюнхене: «Как хорошо, что у нас две комнаты, я смогу спокойно работать и не мешать тебе спать», – передразнил Андрей тогдашнюю Литу. – Я сегодня просыпался и в два, и в три, и в полчетвертого. Тебя не было, ты работала. Это нормально, детка? Ты пашешь сутками, на износ пашешь. И не надо мне рассказывать, что это временно, что ты стараешься ради нашего будущего, что через полгода все закончится. Я больше не могу этого слышать. Ты загнала себя, Литочка! Детка, я понимаю, что ты не можешь допустить, чтобы родители или дети не просто нуждались хоть в чем-то, но и вообще могли хотя бы подумать об экономии. Я так же прекрасно понимаю, что ты поставила перед собой цель заработать на запуск параллельной компании. Но…

– Ну, почему сразу «но», Андрюша?

– Потому что моим детям нужна живая и здоровая мать. А мне жена. Потому что я себя чувствую подонком и нахлебником. Потому что это я, я должен зарабатывать на семью, а не ты. Если ты собираешься загнуться для того, чтобы я мог отомстить за отца, то кому мне потом мстить за то, что ты загнулась? Себе? Ты что, не понимаешь, что мне без тебя не только триумф, мне и жизнь не нужна.

– Не говори так, Андрюшенька. Подумаешь, разболелась голова.

– Дело не в головной боли, дело в том, что ты начала мне врать, значит разлюбила.

– Не разлюбила я тебя, просто…

– Просто ты ложишься спать рядом со мной и просыпаешься рядом со мной. Только я сплю шесть-семь часов, а ты два-три. Утром я специально тебя не разбудил, чтобы ты хоть чуть-чуть выспалась. А ты, вместо того, чтобы спать, устроила мне вырванные годы. Ты и ложь! Уму не постижимо. Никогда не думал, что мы будем ссориться из-за обмана. Я еще ночью хотел устроить разбор полетов, но подумал, что на выходные мы полетим в Торревьеху или поедем в Глазынино и там, с мощной поддержкой извне, мне проще удастся вставить тебе хороший пистон. Вот скажи, почему тебе так необходимы именно Токийская и Австралийская биржи?

– Там сейчас идет очень интересная игра. Можно сорвать одномоментно очень приличный куш и играть больше будет вообще пока не нужно, – глаза у девочки заблестели, словно она получила на день рождения заветный подарок. – Ты пойми, мне это безумно интересно. Так интересно, что я готова не спать и не есть, только бы обойти всех.

– Твою мать! А прямо и честно ты не могла мне об этом рассказать? Мы могли бы твое расписание подогнать под твою игру, и ты бы высыпалась. Да и я прекратил бы себя сжирать за то, что недостаточно зарабатываю. А дело-то оказывается не в деньгах, дело в том, что дитя не наигралась. Ладно, рассказывай, что там дальше случилось.

– Ничего особенного. Просто я выскочила в аптеку, второй мобильный забыла дома, думала на две минуты, но наша почему-то была закрыта, я поехала на проспект, там проблема с парковкой, поехала в угловую аптеку. Приняла таблетку и дальше пошлепала по своим делам. А этот телефон тоже разрядился. Вот так и получилось, что я снова соврала тебе.

– Ага, и не только в этом. Лита, я буду на ночь привязывать тебя к себе.

– Ну, пожалуйста-препожалуйста. Сегодня завершающий аккорд. Если я сумею провернуть эту сделку, то мы будем в шоколаде. Не порть мне игру. Я неделю прикармливаю эту рыбку, а ты хочешь весь улов отдать Темке? – Аэлита прикусила язык, но было поздно.

– Неделю? Значит ты уже неделю покидаешь меня по ночам? Какая прелесть! И Арчик тоже в курсе дела? Чудесно! Вы, значит, на пару вешали мне лапшу на уши? Прекрасно. И даже сейчас ты мне не рассказала об этом. Спокойной ночи. – Андрей взял одеяло и подушку и пошел в гостевую комнату. – Я не стану тебя привязывать. Делай, что хочешь.

Лита заметалась по спальне. С одной стороны невыносимо было затягивать эту ссору. Первую настоящую ссору в их жизни, с другой – это была ее игра, и тоже первая такая большая, многоступенчатая и такая интересная. И еще очень хотелось обойти Артема, на самом крутом вираже обойти. И дело было отнюдь не в деньгах. Деньги они с Темкой все равно поделят, кто бы не пересек финишную ленточку, дело было в азарте и такой серьезной проверке своей интуиции, как никогда прежде.

Все решило мгновение… Ярким, киношным эпизодом всплыло из прошлого: Андрей, перерезающий Пашке пуповину, она плачущая, что больше ему не интересна, его слова, ее клятва…

– Запомни раз и навсегда, ты для меня навечно останешься Аэлитой, марсианкой, кружащейся по Marienplatz, чтобы рассказать мне о своей любви и спасти меня – маленькой, худенькой, прекрасной, как звезда. Навечно, даже когда ты будешь сморщенной, сухонькой, старенькой и седой. Я вижу тебя не глазами, а сердцем, поняла?

– Я тоже всегда-всегда буду любить тебя, родной мой.

Аэлита тоже взяла подушку и отправилась к мужу под бочок. Андрей и дети – это самое важное в ее жизни! И он это оценил, разбудил Литочку в полвторого.

– Ты так хотела поиграть. Иди, играй, сделай Темку!

– Ты со мной?

– А можно?

– Нужно!

– Да!

В пять утра Андрей откупорил заветную бутылочку «Château d’Esclans», разлил по бокалам.

– За мою гениальную девочку! Поздравляю! Ужасно тобою горжусь и люблю тебя.

– За тебя! Самого лучшего, самого любимого и самого родного. Спасибо.

– И больше никогда, никакой лжи?

– И больше никогда, никакой лжи.

***

Совещание подходило к концу, когда слово взяла Танюша.

– Вы были правы, Андрей Павлович. У нас большая проблема.

– Это вы о чем? – Андрей подавил зевок и даже головой встряхнул, чтобы проснуться.

– Что, ухайдакала тебя Лерочка? – на ухо спросил Малиновский. – Небось секунды не спал.

– Малина, дай послушать.

– Можно подумать, что тебе ночью не дали. Чего опять просишь дать? – захихикал Ромка.

– Роман Дмитриевич, – сказал Андрей в полный голос, – вы мешаете Татьяне Георгиевне. Все наши с вами вопросы мы обсудим потом, в частном порядке. Так что у нас там за проблемы?

– У нас в пошивочном семнадцать… Представляете, семнадцать швей не только непрофессиональны, но и вообще не очень понимают для чего справа внизу у машинок красная кнопка. В наметчицах две такие «профессионалки», а на упаковке три. Все иногородние. Всем мы оплачиваем съем в общежитии технологического. Ей Богу, не могу понять, как можно не освоить упаковку.

– И что ты предлагаешь, Танюша? – это уже Катя спросила.

– Все получили письма об увольнении. Мы имеем право не выплачивать двухнедельную компенсацию, все они приняты на работу в нарушении устава.

– Замечательно, а что теперь? – продолжала живо интересоваться Пушкарева.

– Я поговорила со швеями. Они так или иначе выполняют работу сверх нормы. Как-то справляются. В общем вот мое заключение, – Таня передала листки Андрею.

– Прекрасно, – Жданову хватило пары минут, чтобы уловить смысл. – То есть вы утверждаете, что штат был раздут, что если вместо семнадцати мертвых душ мы посадим четыре рабочие единицы, а этих наметчиц с упаковщицами вообще сократим, то можно дать премии шестнадцати ведущим работницам и у нас еще остается экономия в тридцать восемь тысяч пятьдесят два рубля ежемесячно?

– Да, потому что еще и деньги на съем высвобождаются. Между прочим, за остальных иногородних «Zimaletto» не платит.

– Не слабо Жорик погулял. Палыч пусть выплачивает недостачу.

– Роман, потом поговорим. Танюша, а где думаете недостающих швей брать.