Текст книги "Квинтэссенция любви (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– А зачем два комплекта документов для меня?

– Чем ты слушал? Нам нужно открыть счет в офшоре, но не на твое и не на мое имя. Я туда переведу деньги со счета «Zimaletto», так переведу, что никто ничего до поры, до времени и не заметит. Когда обуем твою компанию прилично, счет закроем и вброс сделаем, что Воропаев подворовывает. Снимем мы его с президентов, поверь мне, что снимем. А тебя, по твоим документам в кресло президента посадим. Тебе только останется… ох, это я уже далеко вперед забежала. Сейчас прежде всего мама твоя! Слушай мой план.

Но план можно было послушать и потом, а сейчас она сидела рядом с горящими глазами, раскрасневшаяся, прекрасная и такая желанная, что он не выдержал, стал снимать с нее трусики…

***

В последние дни июля Маргарита чувствовала себя преотвратно. Но на работу выходила ежедневно с упертостью барана, пока однажды прямо в цеху не потеряла сознание. Прибежал тюремный доктор, бегло осмотрел заключенную и тут же положил ее в больничный барак с подозрением на микро инфаркт. Как об этом узнал Воропаев, Марго понятия не имела, скорее всего Юрий заплатил кому-то за сообщение новостей о ней. Приехал, добился свидания. Вот тут Жданова первый раз над ним и смилостивилась, возражать против свидания не стала, а может, просто у нее не было сил, чтобы кому-то в чем-то возражать.

Для начала Воропаев поговорил с врачом, а когда услышал холодное и равнодушное: – Помирает потихоньку, – тут же потребовал, чтобы его отвели к ней, и двести долларов доктору в карман сунул, чтоб не мешал.

Ну, а когда Юрий увидел Марго с посиневшими губами, то опустился перед кроватью на колени и заплакал, стал вымаливать прощение, говорил, что любит, что всегда любил только ее одну, но женщина никак не реагировала на его слова, ни на его слезы, даже руку свою из его рук не вырывала. Только раз и открыла глаза, когда он спросил есть ли у нее какое-нибудь желание.

– Маргошенька, родная моя. Проси все, что хочешь, я все-все сделаю.

– Андрей, – едва слышно прошептала Жданова.

– Что Андрей? Ты хочешь его видеть?

– Нет.

– А что?

– Президентом должен стать Андрей.

– Он и станет! Кому же еще? Сашке, что ли? Так мой идиот ни черта не смыслит в нашем бизнесе. Ты только держись, Марго. Держись.

Но Маргарита его уже не слышала, снова потеряла сознание. Он дико закричал, подумал, что ее не стало, так перепугался, что дал себе клятву выполнить ее последнее желание. Прибежал врач, Жданову привели в сознание, но Воропаева больше к ней уже не пустили.

А через четыре дня, уже по приезде домой, Юрий узнал, что любовь всей его жизни, Марго, тихо скончалась в тюремной больнице и похоронена будет там же, и ничего с этим сделать нельзя. Все товарки слышали, что она не хотела, чтобы тело ее везли в Москву, хотела быть похоронена там же, на тюремном кладбище, без имени, под номером 142318, в простом сосновом гробу.

Сразу как-то забылось и то, что выбрала Риточка не его, и то, что она в него стреляла, и то, что всегда презирала его, и даже то, что отдала все его письма к ней Светлане, устроив ад из его жизни. Помнилась только ее похудевшая рука, которую он впервые в жизни держал в своих руках, ее посиневшие губы, едва раскрывающиеся, чтобы сказать ему ее последнюю просьбу.

«Значит, наверно простила, иначе не просила бы ничего, – думал он. – Она такая гордая была, такая гордая». И пил, и плакал пьяными слезами, и забросил работу, и посылал подальше не только жену, но и детей, и так продолжалось два долгих месяца, пока ему в голову не пришла блестящая, как он думал, мысль: «Нужно найти Андрея, поженить его с Кирой и назначить его президентом». Так, мол, и последняя просьба Марго будет выполнена, и контроль над «Zimaletto» утерян не будет. И увидит, мол, это Маргошенька с небес и совсем простит его, и станет ему легче. А то, что Светка запилила всего, так это пустяки, недолго, мол, ей пилить его осталось…

========== Свобода ==========

Глава для взрослых.

… Полутора неделями раньше…

– Андрюша, миленький, срочно целуй меня, срочно! Ты только посмотри, что я нашла. Я хорошая, я самая лучшая! – Лита закрыла глаза, задрала голову и вытянула губы трубочкой для поцелуя, однако, Андрей, подойдя к ней, в губы ее целовать не стал, а воспользовавшись тем, что она сидит с закрытыми глазами на кровати в позе лотоса, аккуратно опрокинул ее на спину, одним движением разорвал маленькую красную полоску внизу ее, едва заметно появившегося, животика и с такой страстью начал целовать совсем другие губы, что она даже не застонала, завсхлипывала: – Ну, пожалуйста, Андрюшенька, ну иди ко мне, пожалуйста. – дважды просить он себя не заставил…

И как еще ноутбук не свалили на пол, такие акробатические номера выделывая?

– Дикарь, маньяк, – выгибая спину, стонала Лита, – ненавижу тебя, ненавижу! Ааааа… Родной мой, любимый, что же ты со мною делаешь?.. аааааа… – замерла…

– Так ненавидишь, так? – стиснув зубы, двумя мощными толчками добил ее и себя, и мир перестал существовать, только горящая лава извергнувшегося вулкана накрыла их с такой силой, что стало невозможно дышать.

– Андрюшка, ну, ты правда, дикарь. Я уже устала трусики покупать. Ты, небось, не покупаешь, стесняешься, а как рвать, так тут ты первый, – отдышавшись, но еще не настолько, чтобы пошевелиться, лениво проговорила Аэлита.

– А это тебе моя мстя за вчерашнее. – она захихикала, вспомнив, как накануне вечером заставила его оргазмировать на глазах у всех посетителей ресторана, жаль только, что она его лица при этом не видела, была под столом, закрытая со всех сторон скатертью.

– Аэлита! Я серьезно! Еще раз в общественном месте скользнешь под стол, я вытащу тебя оттуда и разложу прямо на столе, на глазах у всей публики.

– Честно? Не обманешь? – глаза у девчонки загорелись, и Андрей понял, что жди беды.

– Господи, ну в кого ты у меня такая необузданная? Литуська, еще каких-то полгода и станешь матерью. Ты какой пример сыну подаешь?

– Хороший пример, не волнуйся. Пусть он тоже любит жизнь во всех ее проявлениях. А вот ты, ты варвар, чуть не разбил мой ноут. А я такое нашла, что просто прелесть.

– Что малыш?

– Прочесть, или сам?

– Прочти, если не трудно.

– Трудно, конечно, но чего не сделаешь для отца семейства, – Лита начала читать с экрана: – Уютное бунгало с зеленым двориком в ста пятидесяти метрах от моря в Торревьехе!

– А где это?

– Средиземноморское побережье Испании.

– Литусь, мы же хотели Швейцарию.

– Знаешь, я подумала, что ей сейчас нужно тепло и отдых. Ты согласен?

– Наверное, ты права.

– И Павлуше тоже не помешает теплое море рядом и триста двадцать солнечных дней в году.

– Ты все же хочешь назвать его Павлом?

– Конечно. Как еще?

– Спасибо, родная.

– Слушай дальше. Бунгало на нижнем этаже с небольшим двориком, утопающем в зелени, рядом с летним развлекательным центром с бассейном, рестораном, теннисным кортом. Общая площадь семьдесят квадратных метров, две спальни, уютный салон, ванная комната, дворик. Продаётся с мебелью и бытовой техникой. Спокойный район с развитой инфраструктурой. Расстояние до песчаного пляжа около сто пятидесяти метров… Та… так… это неважно. А, вот, кратко: Количество комнат – три, год постройки – девяносто второй, тип кухни – отдельная, тип дома – отдельный дом, статус – выставлен на торги. А вот и главное. Андрюшка, слушай внимательно. Бунгало находится в стороне от административного места. Понимаешь?

– Понимаю. Цена?

– Я бы тебя сейчас еще заставила меня поцеловать, но не буду, зная, какой ты маньяк. Приготовился? Цена всего пятьдесят девять тысяч евро.

– Да ты что? Это же задаром.

– Ишь, как заговорил, а еще недавно ругал меня за то, что сняла дорогой номер, где мы, между прочим, Павлушу сделали.

– Слушай, а может тогда поищешь что-нибудь в четыре комнаты?

– Ты только посмотри сюда и не захочешь ничего другого. Бунгало – чисто гжельский домик. Посмотри, все такое славное, сине-бело-голубое. Да и зачем нам больше? Для мамы, Павла и работницы трех комнат будет достаточно. В одной комнате мама, во-второй – няня с Павликом. И салон. – Лита вздохнула.

Это была самая уязвимая часть плана, им придется расстаться с ребенком. Андрею – практически сразу после его рождения, а может еще и до. Как карта ляжет. А затем и Лита поедет вслед за своим возлюбленным, оставив малыша на попечение бабушки.

– Не расстраивайся, детка, когда это еще будет, – без слов понял Литусю Андрей, – а может карта ляжет и по-другому? А что потом будем делать с этим бунгало?

– Продадим. Когда уже все будет позади, когда мы все вместе решим, куда переберемся жить, когда найдем жилье, устраивающее нас всех, тогда и продадим гжельский домик. Цены только растут.

– Договорились. Ну что, я резервирую покупку?

– А не хочешь слетать и посмотреть на месте?

– И оставить тебя одну?

– Я с тобой.

– Тогда я заказываю билеты.

– Давай. Только на сегодня. Посмотри самый удобный маршрут и машину арендуй. Ладно? Послезавтра мы должны быть дома. А то я уже заказала на билеты на Питер, вылетаем через четыре дня. Как раз хватит времени и на подготовку и на осуществление плана, тем более, что там почти уже все готово.

– Наконец-то я познакомлюсь с неуловимым Джо! А то ты мне все уши о своем дружке прожужжала.

– Не о том, ты, Андрюшенька, думаешь. Не о том. Давай работать. Ты отвечаешь за поездку в Испанию, а я за приключения в России. Только одежду для мамы будем покупать вместе. Я же не знаю ни ее предпочтений, ни ее размера.

– Договорились, деловая моя. Только прежде, чем работать, давай пожуем чего-нибудь.

***

В тот же день они вылетели в Испанию в Аликанте, где уже ждала их арендованная машина и через сорок километров, ребята пересекли городскую черту Торревьеха. Бунгало, которое они приехали покупать, располагался буквально в двух шагах от прекрасного пляжа Ла Мата. В домик оба влюбились с первого взгляда и, больше уже не секунды не думая, оформили покупку. Потом выяснили, что в городке много русскоговорящих, значит, Марго не будет скучно. Выяснили все зоны отдыха, места развлечений, искупались в Средиземном море и довольные улетели назад в Мюнхен.

А еще через два дня самолет авиакомпании «Lufthansa» доставил в Аэропорт Пулково Максима Смирнова и его спутницу Марину Глушко. Документы у них были самые, что ни на есть наиподлинные, купленные у совсем пропащего наркомана и такой же его подружки за тысячу евро в Голландии. Потом «случайно» облитые тушью и обмененные в Генеральном консульстве Российской Федерации на новенькие, но уже с фотографиями наших героев. Вся эта операция заняла чуть больше времени, чем они ожидали, зато с такими документами можно было не то что на таможню, в само Министерство Внутренних Дел, сунуться. А вот права Максиму пришлось изготавливать кустарно. Ну, да это не беда. Права есть у Артема, Литиного друга, встречающего ребят, да и вообще, может их никто ни разу и не остановит.

Все прошло без сучка и задоринки, вот только Артем переволновался и вести машину не мог. Но это ничего, с этим и Андрей-Максим замечательно справился. Правда начало смеркаться, все устали, поэтому и заночевали в маленькой гостиничке поселка Любань, что располагался на пути из Питера в Новгородский район, в поселок Панковка, где и находилась зона ОЯ 22/7 строгого режима, курорт на тысячу двести посадочных мест.

С утра позавтракали в местном не то ресторане, не то заводской столовой, и отправились дальше. Друг друга даже между собой решено было называть только вымышленными именами, и как ни странно, никто ни разу не сбился. И милиция их не останавливала, и заправочные попадались вовремя, и пообедали ребятки славно, и в Великий Новгород приехали без приключений. Дальше решено было сразу в Панковку не ехать. Устроиться в гостинице, еще раз обсудить весь план, встретиться с фигурантами и начинать действия уже со следующего утра.

Первый, с кем встретился Артем, был врач тюремной больнички, встретились они в номере Артема в гостинице «Волхов», тогда как Лита с Андреем сидели в своем номере, встречаться всем вместе было бы неразумно, да и доктор начал бы нервничать.

– Добрый вечер, Иван Маркович. Как наши дела? – спросил парень, аккуратно включив диктофон.

– Значит так, я давал ей «Либуессен»* в течение двух недель, малыми дозами. Она на самом деле сейчас очень слаба.

– А она в курсе дела?

– А как же! Вы что смеетесь, чтобы я подверг эту святую женщину такому психологическому стрессу? Да никогда! Как же это возможно, чтобы она думала, что умирает? Вы с ума сошли? Нет, нет, она все прекрасно знает и действует вместе со мной. – доктор как-то не по-детски взволновался.

– Я понял, не волнуйтесь вы так. Что дальше?

– Сегодня вечером ее хочет навестить Воропаев. Перед его приходом я дам ей «Прикордин»*, у нее немного посинеют губы и лунки ногтей, говорить станет тяжело.

– Доктор, а это не опасно?

– Батенька, да что вы за ерунду мелете? Воропаев за дверь, я сразу ей «Никетамид» внутримышечно введу и все будет хорошо, – казалось, что он мысленно перекрестился. – А третьего августа, как раз суббота, выходной, слава Богу, будет, ровно в семнадцать, ноль-ноль, я введу ей внутривенно «Дистибилин», через минуту введу еще один препарат для внутривенного наркоза. А уже через пять минут она будет, как мертвая. Регина готова подтвердить факт смерти и заключение вскрытия и захоронение.

– Сколько?

«Семь тысяч евро», – написал он на листке.

– Хорошо.

– Через десять минут я позволю с ней проститься, но близко не подпущу никого, чтобы не заметили дыхания. А, вот еще что, человек в таком состоянии сам дышать не может – мышцы-то расслабленные. Мне придется ей дыхательную трубку вставить.

– Это опасно?

– Вы меня что, за мясника держите? – доктор Ваня рассердился не на шутку. – Короче в себя она придет через тридцать пять – сорок минут. Но будет очень слаба. Я ее, конечно подкачаю, но немного, много нельзя. Машина должна подъехать не позже семнадцати тридцати и ждать ее сразу за воротами, и лучше бы это была большая машина, сидеть ей будет трудно. Охранник просит пять тысяч.

– Хорошо. Вторая часть вашего гонорара будет передана вам в руки в тот момент, когда она будет в машине. Живая и здоровая, пусть и слабая.

– Конечно. Вы не думайте, я вам верю. И вот еще что. Она действительно святая женщина. И я помогаю ей от всего сердца. Если она захочет, она сама потом вам расскажет, как спасла мою дочку. Так что вторую часть моего гонорара отдайте Любимовой Татьяне, в Мостках, вот адрес и записка к ней со схемой моих действий. Она вам мою пациентку в два счета на ноги поставит. Все, давайте прощаться. Не забудьте – третьего августа у ворот, в семнадцать сорок. Да! И пить ей не давайте.

Иван Маркович встал и направился к двери.

– Доктор!

– Да. Что-то еще?

– Спасибо вам.

И закрутилось… Андрей-Максим купил старую списанную машину скорой помощи, справедливо решив, что везти в ней маму будет удобнее всего. Машина была вся обшарпанная и казалось, что вот-вот развалится, но бегала хорошо. Уж всяко до Мостков от Панкова доедет. Было решено, что за руль скорой помощи сядет сын, Аэлита-Марина поедет рядом с Марго, которую отныне навсегда будут звать Анастасия – воскресшая, так она сама захотела. Мало ли что, Лита присмотрит за ней. А Артем поедет на своей машине сзади.

Были куплены и матрас, и подушка, и теплое легкое одеяло. И горы фруктов, и моря соков… И третьего августа в восемнадцать ноль семь, Андрей подхватил маму на руки у самой дверцы, что вела из наблюдательного пункта на волю, отнес в машину скорой помощи, уложил на матрас, который был поверх носилок, сел за руль и рванул с места.

– Как вы себя чувствуете? – тихонько спросила Лита, укрывая одеялом ту, которая родила ей ее счастье. – Вы не разговаривайте, вы только кивните, если можете. Или глаза закройте и откройте, если чувствуете себя сносно. – больная закрыла и открыла глаза. – Все будет хорошо. Уже послезавтра мы будем в Германии, а потом полетим в Испанию. Мы с вашим сыном и внуком, – Анастасия широко распахнула глаза. – Да-да, вам есть для чего жить, у меня вот здесь Павлушка, уже три месяца с капелькой. Так вот, мы купили такое красивое, такое уютное бунгало. Прямо на побережье. И мы все туда поедем. И там вы отдохнете, и выздоровеете, и забудете все, как страшный сон. Вы только верьте мне, пожалуйста. Я слышу где у вас болит, вот тут, в горле, но я уже не могу лечить. А вот заставить вас спать, я могу. Спите. – Марина-Лита провела рукой по лбу Анастасии, и та уснула. Маским, ты как?

– Нормально, Маришка. Как мама?

– Она уснула. Плакать очень хочется, даже не верится, что все прошло так гладко.

– Малыш, не накаркай.

– Я? Ты что? Просто я чувствую, что все уже позади. Вот увидишь. Ты не забыл, что я никогда не вру. Ой смотри, Мостки направо. Сворачивай.

Татьяна Любимова оказалась местной фельдшерицей. Взяв деньги и записку Ивана Марковича, она быстренько собрала чемоданчик с необходимыми медикаментами, села в скорую помощь рядом с водителем и показала дорогу к ее дому.

– Заносите… Ага. Положите вот сюда. Черт, синячок, это не есть хорошо. Так, пошли все в кухню и нечего мне мешать. Девка, тебя как звать?

– Марина.

– Ага. Слышь, Марина, в печи картошка тушеная с кроликом. Покорми мужиков и сама поешь, только сама горшок не доставай, тяжелая ты.

– Я? Я вешу сорок восемь килограмм.

– Ну и дура, тяжелая – это значит, беременная, а мне чтоб никто не мешал.

Вышла Татьяна из горницы часа через четыре, когда все уже умаялись ждать, а Андрей-Максим сто раз успел проклясть себя за то что затеяли они эту авантюру, пусть в тюрьме, но мама бы жила.

– Так, мужики, заходим, забираем свою королеву. Она совсем в порядке, только есть ей ничего твердого пока нельзя, и говорить еще пару суток не советую.

– А сидеть она может?

– И даже ходить. Но пока чуть-чуть слабенько.

В Питере они заселились в гостиницу, назавтра Анастасия посетила с Мариной салон красоты, и в Германию уже прилетела гордая, красивая, ухоженная и совершенно свободная Анастасия Павлова.

Комментарий к Свобода

* Все названия препаратов вымышлены. Происходящее с Марго довольно опасная игра. Поэтому и описание действий несколько схематично.

========== Мамуля… ==========

– Андрюшенька, ты совершенно прав, я согласна с каждым твоим звуком, не только со словом, но тогда нам придется не только биржу прочесать, но и в «Zimaletto» слазить внеочередной раз. Моя совесть это выдержит довольно легко, а вот твоя… Я конечно, могла бы заглянуть к ним на огонек и не тревожа твою совесть, но я совсем не умею тебе врать. Ты просто подумай, ведь если бы не Воропаевы, то и маме не пришлось бы ни из тюрьмы бежать, ни операцию сейчас делать. Все из-за них, так почему бы им не заплатить за это? С нас хватит и того, что маме придется наркоз перенести, и потом ей будет больно.

– Литка, давай-ка начистоту. Когда тебя накрывает словесная диарея, * значит ты чем-то встревожена. Что случилось? – Жданов двумя пальцами приподнял за подбородок ее голову, заглянул ей в лицо и ужаснулся, впервые заметив как она осунулась, как лихорадочно блестят ее глаза, рывком прижал к себе малышку. – Лит, да что с тобой? Не пугай меня, не нужно.

Андрей не на шутку был обеспокоен. Его девочка, в отличие от большинства женщин, которых он знал не была ни капризной, ни плаксивой, как раз наоборот, она всегда была легкой, веселой, даже фееричной, но с того момента, как он оставил ее с мамой, лежащей на носилках, у Аэлиты глаза все время были на мокром месте. И вот сейчас она снова чуть ли не плакала.

– Андрюша, ты только не сердись, но мне стало трудно играть на бирже. Куда-то делась интуиция. Может это из-за того, что я совсем не высыпаюсь. А может, – она все-таки заплакала, – из-за того, – всхлип, – что меня уже третью неделю по утрам вы… вы… – рыдания, – выворачивает наизнанку. У меня больше нет сил. Я все время держалась, не подавала вида, – и снова рыдания, – не хотела, чтобы тебе стало противно со мной, а ты… ты…

– Что? Выворачивает уже третью неделю? И ты молчала? Чтобы мне противно не было? Да я готов убирать за тобой рвоту, купать тебя, кормить с ложечки, а ты говоришь противно? Ты же моя! Моя, понимаешь? В здоровье и в болезни. Литочка, маленькая моя, ты с ума сошла? А ну-ка, собирайся к врачу. Немедленно!

– Зачем? – у нее даже слезы высохли. – Зачем мне к врачу?

– Нет, ну это же надо, третью неделю ее рвет, а зачем к врачу она не понимает. Быстро собирайся!

– Андрей, это обыкновенный токсикоз. Так бывает почти у всех беременных женщин.

– Так ведь только в начале беременности бывает. Разве нет?

– Нет, конечно. Ранний токсикоз – это первый триместр, а поздний – это второй и третий триместры. У меня оказался поздний, – и снова ее глаза наполнились слезами. – И я толстею, Андрюша, я как-то вся толстею. Меня выворачивает, а я все равно толстею. Ты больше не будешь меня любить… Такую. – и заплакала. Громко, в голос.

Андрей растерялся, он понятия не имел, как реагировать на эту глупость. То ли плакать вместе с ней, то ли смеяться. Но тогда получится, что он смеется над ней, а он обещал, что такого не повторится.

– Андрюша, я могу войти? – голос Анастасии звучал так, словно он продирался сквозь наждачную бумагу.

– Мама заговорила, – просияла Лита, и тут же начала вытирать слезы. – Ну, что же ты? Зови ее.

– Конечно, мамуля, входи.

– Прошу прощения, что невольно подслушала вас, но дверей тут нет, только занавеска, а она не задерживает звук. Что происходит?

– Ничего особенного, – пискнула Лита.

– Значит меня ты в родные и любимые не записала, деточка?

– Как это? Почему вы так решили?

– Потому что родным и любимым людям, как я поняла, ты никогда не врешь. Не нужно смущаться. Я же понимаю, что ты не врала, а просто хотела уберечь меня от волнений. Ведь так?

– Да.

– Я там гренки поджарила с сахаром, как ты, Андрюша, любишь, а тебе, малышка выжала сок. Пойдемте на кухню, там поговорим.

– А я думала, что это за запах? Я думала, что вы еще спите, а запах из соседних окон. Зачем вы встали? Я сама бы все сделала.

– Сама, сама… где твоя мама, глупышка? – Анастасия направилась в кухню. Следом и потянулись и ребята.

– Далеко, в Москве, а что? – на глупышку Лита не обиделась, понимала, что ее так назвали любя.

– А то, что некому вам задницы надрать. Садитесь есть. Андрей, кто все время завтрак готовит? Небось вот эта пичуга?

– Ну да, а что?

– А то, дражайший мой сын, что если научился детей строгать, то нужно было, как минимум в интернет залезть и прочесть там все о беременности. Раз уж к врачу не пошли. Ну, она… Кстати, детка, как твое полное имя?

– Аэлита, – быстрее, чем Андрей успел раскрыть рот, сказала девочка, – меня Андрюша так назвал, когда мы встретились.

– Ты, и правда, похожа на марсианку. Но я продолжу. Андрюша, ребенок – это не игрушка, это колоссальная ответственность, причем на всю жизнь. И от самочувствия мамочки во время беременности зависит не только его здоровье, но и его психологический комфорт. Нельзя было позволять Литочке завтраки тебе готовить, ее от этого еще больше выворачивало.

– Мам, я не знал. Ни о том, что ее выворачивает, ни о том, чего делать нельзя.

– Плохо, что не знал.

– Анастасия Рудольфовна, не нужно на Андрюшу наезжать, пожалуйста, у меня сразу зубы начинают болеть.

– Господи, да где ты это чудо откопал, Андрюшенька? Везунчик ты у меня, однако.

– Это она меня откопала, мам.

– Значит так ребятки, давайте-ка вы мне все сейчас расскажете. И не нужно думать, что я больна. Со мной уже все в порядке. Небольшая депрессия, но это очень естественно. Чем быстрее я смогу заняться каким-нибудь делом, тем быстрее из этой депрессии выскочу.

– Хорошо. Только можно вопрос?

– Конечно.

– Что это за пойло? – Лита рассматривала стакан с мутной жидкостью непонятного цвета, не решаясь ее пригубить.

– Литочка, это не пойло. Это яблочно-морковный сок с ложечкой сметаны. Пей залпом. И не думай, что мне его было легко приготовить без соковыжималки. Андрей, чтобы сегодня же купил…

– Соковыжималку, – закончил сын. – Куплю обязательно. Лита, пей. Ну ради меня.

У Анастасии сжалось сердце, когда она увидела, как эта девочка, до слов Андрея и не думавшая даже попробовать сок, мужественно выпила весь стакан, и даже улыбнулась при этом. Это как же нужно любить, чтобы осилить такой подвиг? «Как я Пашку любила», – подумала мать и поняла, что за эту малышку она сможет придушить кого угодно. А уж когда она услышала рассказ Андрея, то еще и невероятно зауважала Литу, преклоняясь перед ее умом и мужеством.

– Литка безошибочно играла на бирже, – продолжал рассказывать сын, – у нее чуйка на эти дела.

– Была чуйка, – вздохнула девушка. – Но вот уже две недели как я ничего не чувствую. Открываю таблицу лотов и… белый лист. Понимаете? Раньше достаточно было только взглядом окинуть, и я знала на что обратить внимание. Нет, я и сейчас играю, и даже выигрываю, но опираясь исключительно на знания. И работы приходится проделывать столько, что я выматываюсь и падаю без сил.

– Понятно. Ну, а сегодня что произошло?

– Андрей сказал, что мы не можем ехать в Испанию без того, чтобы сделать вам пластическую операцию. И он прав. Торревьеха считается русскоязычной столицей Испании. Вас могут узнать. Вы же не какая-нибудь тетя Груня из Хацепетовки, вы светская львица, да и процесс был громким. Я даже уверена, что и о кончине сообщили в гламурной прессе.

– И в чем проблема? Я что-то не пойму никак. Надо сделать операцию? Сделаю.

– Причина в деньгах, вернее в их отсутствии. Мне ничего не стоит их раздобыть, нужно только, чтобы Андрей согласился. А он слишком щепетильный.

– И как ты хотела добыть деньги?

– Я считаю, что если за вас заплатит «Zimaletto» или сами Воропаевы со своих счетов, то они не сдохнут с голоду… к сожалению, – добавила она тихо. – Вот рассудите, Анастасия Рудольфовна…

– Литочка, тебе не трудно будет называть меня мамой и на «ты»?

– Что ты сказала? – Андрею показалось, что он ослышался, ведь мама столько раз в прошлом заявляла, что его жену она обижать не собирается, но и на ее любовь пусть девчонка не рассчитывает, не обязана, мол, она любить женщину, отнимающую у нее сына. А чтобы про всякие там «мамы» или «ты», так это даже и обсуждать нечего – нет, нет, и нет. И это, когда шла речь об абстрактной жене, А Лита еще даже и не жена ему.

– Что прошу твою жену позволить мне быть для нее матерью, – а в глазах появились слезы.

– Мам! Ну, не плачь. Я знаешь как тебя люблю? Очень-очень. Ты же мне Андрюшку родила, – Лита вскочила со стула, присела на корточки перед Анастасией, взяла ее руки в свои, – и ты будешь бабушкой моего сына, так кто ты мне, если не мама? И ты умеешь любить, я чувствую, что ты меня любишь, а не делаешь вид. И меня сейчас не тошнит. Не тошнит, понимаешь? А кто еще, кроме мамы может изобрести рецепт сока, от которого перестает тошнить? Меня не тошнит! – Литка вскочила и закружилась по кухне. – Не тошнит! Не тошнит! Да здравствует самая лучшая мама на свете. – подбежала, чмокнула маму в щеку и уселась на свой стул. – Андрюша, оставь мне пару гренок, пожалуйста.

– Держи. Жуй и молчи, я сам все доскажу. Лита считает, и я с ней где-то согласен, но только где-то, что Воропаевы нам должны не только проценты по акциям, но и дивиденды по всему папиному пакету, который они украли. А мне кажется, что сейчас не стоит дергать тигра за усы, а компенсацию за моральный и физический ущерб мы получим, когда отнимем у них все. И кто прав?

– Права Лита, и прав ты. Если бы больше негде было взять денег, то нужно было бы реализовывать ее план. Кстати, солнышко, ты что, действительно умеешь так потрошить счета, что никаких следов не остается?

– Мама, ты не можешь себе представить, что Литка вытворяет за компьютером. Не можешь представить, это не поддается никакой логике. Она с ним разговаривает, как с живым, и так вопросы ему задает, и так советуется, что ему ничего не остается делать, как помогать бедненькой маленькой девочке.

– Ты что, хакер? Никогда не думала, что увижу хоть одного хакера живьем.

– Я не хакер. Никакой не хакер. Просто очень много знаю и умею слушать подсказки.

– Мам, Литочка не хакер, а вот ее друг-брат-подружка… Они в паре работают, – сдал Андрей Артема с потрохами, – как…

– Ладно, давайте оставим эпитеты. Девочка моя, а ты можешь снять деньги со счета. Законные деньги с законного счета, но владельцы счета мертвы.

– Сколько времени прошло со дня смерти владельцев?

– Со дня смерти последнего, то есть последней, прошло пять дней.

– Вы… ты о себе? О своем счете?

– Да.

– А коды знаешь?

– Конечно. День ро…

– Мам, ты не говори, стены тоже имеют уши. Ты мне все на бумажке запиши. Сколько у тебя там?

– Четыреста.

– Что четыреста? Четыреста рублей, долларов. Мамуль, не стоит огород городить, Это не деньги, зачем Литусе…

– Андрюша, ты почему маму недооцениваешь? Речь идет о четырехстах тысячах. Мам, в какой валюте?

– В евро, конечно.

– Обана, а откуда?

– Паша сразу после дефолта продал нашу виллу в Балашихе. Часть денег закрыл, а что с остальными сделал, я не знаю, могу только подозревать, что они осели в Юркиных карманах.

– Ура! – закричала вдруг Аэлита. – Сто тысяч раз ура, ура, ура! – Вскочила, подлетела к Андрею. – Быстренько целуй, вот прямо немедленно. И без шуток! Мама, не позволяй ему вольностей, – и закрыла глаза, и губы вытянула.

Андрей глянул на мать, которая смотрела на его звездную девочку и улыбалась. Улыбалась так, как улыбалась еще тогда, до трагедии, а больше никогда не улыбалась. И такая благодарность к своему маленькому сокровищу, такая всепоглощающая любовь к ней заполнила каждую его клеточку, что выдержать это было просто невозможно, пролилось через край горячими солеными слезами. На какое-то мгновение ему стало стыдно, но он вовремя вспомнил слова Литы: – Это мужланы не плачут, а настоящие мужчины, они настолько сильны, что не боятся быть слабыми и плакать, – и махнул на стыд рукой и приник к губам Литы даже не вытирая слез.

– Ты чего? Родной мой? Я такую фишку придумала, что вам очень понравится. Рассказать?

– Конечно. – Да говори же, не томи, – в два голоса заговорили Андрей с Анастасией.

– Я сейчас все ваши деньги, все-все переведу на счет… ну, подумайте. Подумайте, пожалуйста.

– Воропаева? – аккуратно спросила мама, Лита кивнула и засияла. – А зачем?

– Ну, как же! Деньги с официального счета уходят на официальный счет. Так?

– Да, но…

– Затем деньги с его счета уходят в никуда. И?

– И?

– Ну, подумайте! А затем Андрей, когда приезжает в Москву, заявляет о правах на наследство. Кстати, мама, ты должна будешь чин по чину завещание написать. Это важно.