Текст книги "Bеsame mucho (СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

========== Часть 1. Андрей. Глава 1 ==========

POV Андрей Жданов.

С Катей творилось что-то немыслимое… Я никак не мог понять, что с ней происходит, а понять было необходимо. Прежде всего потому, что скоро Совет директоров, и если Катя не предоставит липовые отчеты, то мне хана! То что с президентов взашей погонят – это к гадалке не ходи, но это бы ладно, без работы я не останусь, страшно другое. Страшно, что все раскроется, и будет безумно стыдно папе в глаза смотреть. И страшно, что Катя стала непредсказуемой. Эта, нынешняя, может ведь компанию и не вернуть.

Был и еще один страх, даже не страх, а ужас, такой ужасный ужас, ворвавшийся в мою распланированную жизнь, что и самому-то себе в нем признаться жутко, не то что вслух произнести. Поэтому я гнал его от себя всеми доступными мне способами, только у меня ничего не получалось. Не получалось заниматься сексом с официальной невестой, не говоря уж о каких-то других бабочках, на них и смотреть-то желания не было, не то что… Не получалось искренне смеяться шуточкам дружка моего, Ромки Малиновского, над Катиной внешностью. Не получалось не ревновать ее к некому Николаю Зорькину. Не получалось, хоть ты сдохни! Зато хорошо получалось видеть во сне кошмары, в которых Катя целуется с Зорькиным и преподносит ему «Zimaletto» на блюдечке с золотой каемочкой. Причем кошмар был не в том, что она дарила мою компанию Николаю, а в том, что она целовалась с ним. И если бы только целовалась…

Ладно, что это я все вокруг да около? Так никто ничего понять не сможет, да и сам я не разберусь в случившемся, поэтому лучше я в трех словах сразу расскажу суть дела, чем буду потом постоянно отвлекаться и пояснять.

Меня зовут Андрей Павлович Жданов, я президент Модного Дома «Zimaletto». Это акционерная компания, акциями которой владеют два семейства – моя и моей официальной невесты, Киры Юрьевны Воропаевой. Брат Киры, Сашка, тоже претендовал на президентский трон, но я выбил его из-под Сашкиной задницы в последнюю секунду, сделав предложение руки и сердца его сестре.

Ой, только не надо на меня так смотреть. Да, я не ангел, я всего лишь человек, и ничто человеческое, в том числе и амбиции, мне не чуждо. Впрочем, если вам угодно, можете даже назвать меня дерьмом, мне по-барабану. Я, по крайней мере, и не стараюсь казаться в ваших глазах лучше, чем я есть на самом деле. Пока все понятно? Поехали дальше.

Сашка тоже без дела не сидел, пыхтел и тужился, стараясь выбить тот самый заветный трон из-под моей задницы. И методы у него были ничуть не чище моих, а временами и много грязнее. Так что с ним мы квиты.

Кстати, и с Кирой мы тоже квиты.

Да, я не должен был делать ей предложения, раз совершенно ее не любил. Но! Во-первых, я тогда вообще еще никогда никого не любил. Не предполагал я, что такое со мной может случиться, да что там, не предполагал, даже во сне увидеть такое не мог. А во-вторых, она прекрасно знала, что это сделка: я ей колечко на пальчик, а она мне голос на Совете директоров, так что все было по-честному. Она сама начала нарушать договор, в какой-то момент решив, что к колечку должна прилагаться не только рука, но и сердце. А так мы не договаривались. Хочешь мужа? Пожалуйста, сколько угодно порций, тем более, что я считал Киру хорошей партией. Хочешь верного и любящего мужа? А вот это уже не ко мне! Ведь прекрасно же знала, что я ее не люблю и верность хранить ей не буду. Тогда к чему претензии, к чему звонки с проверками по двадцать раз в день, к чему сцены ревности и скандалы? Нет, так я не играю.

Так что и с Кирой мы полностью расквитались: я ей предложение без любви, она мне свою навязчивую любовь и несколько вырванных лет жизни. Скорее всего, не случись всей этой истории, я бы все-таки женился на Воропаевой. Месяца на два, на три. А потом могло быть только три варианта развития событий. Или она бы меня в гроб своими скандалами уложила, или я бы ее задушил, или мы благополучно бы развелись. Так что она мне еще спасибо должна сказать за то что избавил ее от такого замужества.

Тут все, вроде тоже более или менее понятно? Тогда переходим к главному.

Примерно недели за две до того памятного Совета директоров, на котором меня избрали президентом, я принял на работу помощницу, Катю-Катеньку, Екатерину Валерьевну Пушкареву. Страшна была, как смертный грех: косички, как мышиные хвостики и по толщине, и по цвету, очки, как у Грибоедова «Времен Очаковских и покоренья Крыма», на зубах металлические пластины, а в довершение одевалась девчонка так, что… что… Нет, приличных слов я найти не могу! Вот как будто она грабанула second hand, но не сейчас, а еще во времена Советского Союза в каком-нибудь Урюпинске и теперь вынуждена донашивать эти обноски, которые мало того, что… мгм… не модны, так еще болтаются на ней, как тряпка на швабре.

Зато голова у нее работала, что надо, резюме было сказочным и вообще, она здорово мне помогла. Не будь ее, я и президентом-то вряд ли бы остался. Именно она в последний момент удержала трон, который Сашка почти выбил из-под моей задницы.

Она вообще была странной, эта Катя, маленькая, серенькая, суетливая, вечно что-то роняющая, сбивающая людей с ног… Тихая, пугливая, никогда и никому не отвечающая на хамство… А хамили ей все, кому не лень. И моя невеста, и наш дизайнер, и начальник отдела кадров, и финансовый директор, и даже моя секретарша из приемной. Да и мы с Ромкой, тоже те еще говнюки, вполне могли себе позволить проехаться по Катюше словечком. Она молчала, преданно смотрела мне в глаза и пахала за десятерых, таща на своих худеньких плечах целый воз работы…

Знаете, когда трон шатается, очень трудно на нем балансировать. А если еще в партере разместился активный зритель, не просто освистывающий этот смертельный номер, но и метко стреляющий в тебя из рогатки, то удержаться на месте почти не возможно. Но очень хочется! Очень хочется доказать, что ты можешь! И стервятнику, ждущему твоего падения, чтобы разорвать тебя в клочья и самому взгромоздиться на трон, и папе, который может и не хотел этого, но все же вовремя подавал Сашке камешки для стрельбы по мне.

В общем, влип я в историю… Ладно бы я один, или только с Ромкой, так нет, мы и «Zimaletto» в свою историю прихватили. Вместе со всем движимым и недвижимым имуществом. Наделал долгов, потом, еще долгов, потом, чтобы покрыть долги и вообще как-то защитить компанию от кредиторов, грозящих сожрать ее по кусочкам и даже не подавиться, мне пришлось создавать параллельную компанию, чтобы в случае чего она сожрала «Zimaletto» первой, вместе с производственной базой и торговой маркой. А в хозяйки этой параллельной компании, я определил Катю Пушкареву. А все потому, что верил ей, как себе. Да что там, как себе, гораздо больше, чем себе, вот и выдал ей на руки закладную на свою замечательную компанию.

И поначалу все хорошо пошло, и даже очень. Катя по моей просьбе стряпала липовые отчеты для Советов Директоров, брала кредиты в банке на имя той самой параллельной компании, мы начали потихоньку стабилизировать положение, выползать из долгов. И тут я узнаю, что у Пушкаревой, оказывается, есть какой-то жених – Николай Зорькин. Случайно, заметьте, узнаю, она сама об этом женихе ни словом, ни пол словом мне не обмолвилась.

Казалось бы, ну и что? Жених и жених, да, страшненькая, но все же молодая девушка, имеет право и на любовь, и на замужество, и даже на материнство, правильно? А вот и нет! Для меня это почему-то оказалось не правильно. Как это моя Катя-Катенька, моя секретарша, помощница, мой финансовый директор и по совместительству финансовый же гений, моя боевая подруга, хозяйка параллельной компании, моя… Моя… Моя собственная Катька, и вдруг чья-то невеста? Непорядок! Я себя чувствовал так, как будто узнал, что моя правая рука мне изменила, отцепилась от моего тела, ушла гулять и нашла себе другого.

Ромке, что характерно, тоже новость о Пушкаревском женихе очень не понравилась. Только причина его недовольства была конкретной, ясной и давала пищу для размышления.

– Ты посмотри на нее свежим взглядом, Жданов, понятно, что ты к ней уже привык и даже в темноте не станешь шарахаться от ужаса, но разве кто-то в здравом уме, трезвой памяти и по доброй воле может назвать ее своей невестой? На секундочку вообрази, поднимаешь ты фату, чтобы поцеловать суженую, а там… брекеты, косички и очки! – его передернуло. – Нет, Андрюха. Нет! Такое возможно только под наркозом и за деньги. За очень большие, прошу заметить, деньги.

– Что ты мелешь? Какие деньги, откуда у Кати деньги?

– Денег у нашей Катеньки нет, это ты верно заметил. Зато у нее в тоненькой папочке, где-нибудь под матрасом хранится толстенькая компания под названием «Zimaletto».

– Малиновский, что за хрень ты несешь?

– Я несу хрень? А как быть с тем, что этот Зорькин, ее единственная любовь, причем не так, чтобы взаимная, все-таки решил на ней жениться? А? Конечно, с таким-то приданным и Баба Яга Василисой Прекрасной покажется. Он ей колечко на пальчик, она ему фирмочку на блюдечке с голубой каемочкой.

Доводы Малиновского показались мне убедительными, пожалуй даже чересчур убедительными, однако я верил Катюше и практически не сомневался в ее честности.

– Чушь! Ромка, ты бредишь! Вспомни историю с откатом, ты знаешь еще хоть одного человека, который отказался бы от ста тысяч баксов, да еще и рассказал бы о попытке подкупа? Я не знаю таких людей!

– Вот! А это как раз и была ловушка, чтобы мы ей поверили, как себе. Подумай сам, Катя прекрасно знала, с самого начала знала о положении дел, о долгах, о том, что компания катится в Тартарары, и ты думаешь, что она с ее-то гениальностью не просчитала, чем все это закончится?

– И что же она просчитала?

– Что нас ждет банкротство, вот что. И что нам придется создать вторую компанию, чтобы самим себя обанкротить.

– Чушь! Идею с параллельной компанией подал я. Вспомни, как Катя отказывалась брать закладную.

– Идею подал ты, не спорю. Но только потому, что опередил ее. Уверяю тебя, не приди эта мысль в твою голову, она сумела бы ее нам подбросить сама. А то, что отказывалась от закладной, так опять-таки, чтобы мы в ней не сомневались, чтобы верили ей и в глаза, то есть в очки заглядывали, умиляясь ее честности. Вот скажи мне, зачем она вызвала ФАС, а? Чтобы все описали, подсчитали и ей передали. Вот так-то, друг мой, Жданов. И не надо строить иллюзий. Я еще тогда, когда она финт с Лариной провернула, понял, что Пушкарева не так проста, как хочет казаться.

– Ромка, ты не преувеличиваешь опасность?

– Я ее преуменьшаю! Ты только представь, на что способна влюбленная женщина. На любую подлость, чтобы заманить в свои сети любимого мужика. Вспомни, как Кира предала Сашку, родного, между прочим, брата. Предала и не поморщилась, и все для того, чтобы захомутать тебя. Так Кира красавица, у нее таких, как ты, миллион может быть. А Пушкарева страшна, как смертный грех. И как ей заполучить своего Зорькина? Купить его, преподнеся ему «Zimaletto». Ты просто не представляешь, на что способна влюбленная женщина. Тем более, влюбленная дурнушка.

– И что нам теперь делать?

– Отбить у этого Зорькина Катьку.

– Как это?

– Очень просто, мы должны влюбить Пушкареву в нас.

Я захохотал, мне стало понятно, что Ромка шутит. Не может же он всерьез предложить мне любовь на троих? Да еще с кем? С Катей Пушкаревой! Я хохотал так, что слезы начали течь, а мышцы живота заболели.

– Сразу в обоих? – сквозь смех выдавил я из себя.

– Чего ты ржешь, болван? – спросил Малиновский настолько серьезно, что я подавился собственным смехом. – Конечно не в нас двоих, а в одного из нас.

– Очень интересно. И в кого конкретно?

– Понятия не имею. Дай два листка для записей.

Ничего не понимая, я оторвал два листка и протянул Ромке, он быстренько что-то написал на одном из них, затем скрутил листочки в трубочки, окинул взглядом мой кабинет, не нашел ничего подходящего и заглянул к Кате в каморку.

– Нашел! – завопил Малина оттуда так, словно откопал в недрах чулана немыслимый по ценности клад. – Вот, тяни! – поднес ко мне Катин берет Ромио.

– Что это?

– Как что? Жребий! Пикантно, что мы разыгрываем Катюшку в ее же шляпке.

– Какой жребий? – я пощупал его лоб. – Вроде жара нет. Ты о чем?

– Жданов, не тупи! На одном листке написано: «Катя», другой – пустой. Вытащишь пустой, я влюбляю Пушкареву в себя. Вытащишь с надписью, тебе роман с Катенькой предстоит.

– А без этого никак обойтись нельзя?

– Без жребия? Конечно же можно! Ты добровольно начинаешь влюблять в себя Катьку, и никакого жребия тянуть будет не нужно, потому что я по доброй воле на такие подвиги не ходок.

– При чем здесь жребий? Я про то, что нельзя ли без любви вообще обойтись?

– А ты знаешь более надежный способ привязать к себе женщину, сделать ее верной и преданной? Нет? Тогда кончай валять дурака, тащи! – Малиновский подсунул Катин берет поближе ко мне.

– Знаешь что? Тащи сам.

– А потом ты скажешь, что я смухлевал? Давай, президент, протягивай руку, хватит увиливать от ответственности за судьбу «Zimaletto».

Я вздохнул, прикрыл глаза и засунул руку в берет, неистово про себя молясь…

========== Глава 2 ==========

POV Андрей Жданов.

Я вздохнул, прикрыл глаза и засунул руку в берет, неистово про себя молясь…

– Ну, что? – нетерпеливо дернул меня за рукав Ромка. – Смотри уже.

– Чистенькая бумажка, – почти пропел я, демонстрируя другу чистый белый листик.

– Бывает, – Ромкины глаза чуть сузились, а рука непроизвольно метнулась к затылку. Он всегда «чесал репу», когда разрабатывал свои гениальные авантюрные планы и, судя по всему, как раз сейчас в его голове созревало нечто грандиозное. – Значит так, работа мне предстоит непростая. В одиночку мне эту пушку не перезарядить. Нужна твоя помощь.

– Патроны вовремя подвозить? – хохотнул я.

– Пошути у меня, пошути. Дошутишься… Сам нашу боевую многозарядную пусковую Катюшу реактивным снарядом заряжать будешь. ПонЯл?

– Так точно, – вытянулся я в струнку, – понял!

– Тогда слушай, план у нас такой: я сейчас отскочу на пол часика, мне это для дела нужно. А вечером мы все втроем идем в ресторан.

– Втроем? Ты, я и Кира?

– Ты, я и Катя!

– Зачем? В какой ресторан? Ты что?

– Поработаем подольше, устанем и пойдем перекусить. Так понятно?

– А я-то вам зачем нужен? Это же ты будешь влюблять Катю в себя. – я действительно не понимал, чего Малина от меня хочет.

– Вот нифига не догоняешь. Если ты не пойдешь, то и твоя Катя-Катенька не пойдет ни в какой ресторан, а поплетется до дому, до хаты.

– Ничего не понял. Почему?

– Твой калькулятор в ресторан можно вытащить только приманкой работы. Так ясно?

– Не ясно.

– Ну, ты тупой! Поработаем, скажем, что устали и проголодались, она предложит расходиться по домам, а ты скажешь, что еще работы немеряно, что пойдем, мол в рЭсторацию, и там закончим работу во время ужина.

– Аааа! Понятно.

– Ничего тебе еще не понятно. В ресторане я напьюсь в зюзю, – заявил Ромка, как отрезал.

– Зачем?

– А ты думаешь, что я без анестезии смогу присосаться к брекетам? Пощади! Хотя бы первый прыжок в бездну дай выполнить со страховкой. Итак, я напьюсь, а ты вспомнишь, что тебе срочно нужно к Кире, иначе расстрел, и уйдешь.

– Ты с ума сошел? Оставить тебя пьяного с Катей наедине?

– Конечно! Катька жалостливая, она меня пьяного одного не бросит. Ну, а там я сам разберусь по ситуации.

– Ты что? Ты собираешься ее сразу же в койку тащить? – меньше всего мне хотелось, чтобы этот ловелас сломал девчонке жизнь, но он понял мое беспокойство по-своему.

– Запомни, Палыч, и заруби это на своем носу: некрасивых женщин не бывает! Бывает только мало водки. Так что… как пойдет. Если водки хватит, то можно и в койку.

– Ромка, я против.

Он уставился на меня с таким изумлением, словно я прямо на его глазах превращался в неандертальца в шкурах, с копьем и дубинкой.

– Ты сам хочешь на мое место? Палыч, да ты же ревнуешь! А, боишься, что я у тебя Катюху уведу, да? Так давай поменяемся, я не против. Приходим в ресторан, я убегаю и оставляю тебя, но не одного, а с оружием массового поражения. «Выходи-и-ла на берег Катюша, на высокий берег на крутой». – задорно пропел этот баламут.

– Дурак ты, Ромио!

– Чего это я дурак? – он искренне не понимал, о чем я.

– Я категорически против того, чтобы мы ломали Кате жизнь. Одно дело влюбить в себя, привязать к себе, чтобы она нас не предала, и совсем другое – с ней переспать. Ты же понимаешь, что она еще девственница, и для нее близость с мужчиной, это… Это…

– Ага, умри, но поцелую без любви не отдавай, береги честь смолоду, секс только после свадьбы… Что там еще? Палыч, ты в самом деле такой наивный? Неужели ты думаешь, что если бы кто-то на нее позарился, то она «сберегла бы себя для мужа»? Да она спит и видит, что бы кто-нибудь ее уже сделал женщиной. Зря ты думаешь, что наша Катенька чистый и наивный цветочек.

– Голову могу дать на отсечение, что у нее никого и никогда еще не было.

– Конечно не было, я в этом и не сомневаюсь. Кто ж на нее позарился бы, когда б не крайняя нужда? Так что она еще спасибо мне скажет.

– Нет, Ромио, я запрещаю!

– А кто ты такой, чтобы запрещать мне спать с моей любимой девушкой? – заржал Малиновский. – Андрей, я правда не знаю лучшего способа привязать к себе женщину, чем переспать с ней, показав ей небо в алмазах.

– Да ведь Катя-то – другая. Для нее это очень серьезно, Ромка. Я очень тебя прошу, пощади ее, ладно?

– Все они другие, только почему-то все ломятся в мою кровать.

– Давай так, если она сама будет ломиться, тогда… Только не надо ее подпаивать! Ладно?

– Посмотрим, – пробурчал Малиновский. – Все, я отскакиваю.

***

В баре-винотеке «Wine Express» было слишком светло и просторно, и Катя сразу смутилась, стала прикрывать лицо, делая вид, что продолжает внимательно изучать документы. Но мне сверху хорошо было видно, что она поднимает глаза и цепко осматривается.

– Катенька, – Ромка из-за ее плеча заглянул в бумаги и усмехнулся, – переверните папку, неудобно же читать кверху ногами.

Пушкарева зарделась, я это понял, хоть этого по ее лицу и нельзя было увидеть, оно всегда было пепельно-серым, как будто она никогда не бывала ни на солнце, ни вообще на свежем воздухе.

– Посмотрите какой я чудесный столик нашел, в стороне от всех, тихо, укромно и никто нам не помешает, – как-то уж очень интимно сказал Малиновский глядя исключительно на Катю.

– Где? – подняла она глаза от документов.

– Вон там, за колонной. Пойдемте, – он прикоснулся к ее локтю и чуть-чуть подтолкнул девушку.

– А Андрей Павлович? – она оглянулась на меня, но в этот момент зазвонил мой мобильный.

– Я сейчас поговорю, и сразу же присоединюсь к вам, – сказал я и отошел в сторону. – Да, Кира.

– Андрей, где ты?

– Мы с Ромкой и Катей зашли поужинать.

– Зашли поужинать? Куда?

– В «Wine Express», – отрапортовал я. Ну, не видел я причины, по которой я должен был это скрыть. А зря. Как всегда наступил все на те же грабли.

– В «Wine Express»? Поужинать с Пушкаревой? Не смеши меня, это притон не для еды, а для питья. И что там делать твоей ненаглядной Катеньке? Ты что, уже и на ужин ее приглашаешь? Андрей, ты мне врешь!

– Хочешь, можешь сама сейчас сюда приехать и все проверить.

– А зачем ты пошел ужинать в ресторан, когда я жду тебя дома, и ужин, между прочим, я приготовила тоже.

– Все твои ужины в лучшем случае готовит шеф-повар «Турандот», а в худшем – японец из соседнего суши-бара. Кира, ты мне врешь, – ответил я ей ее же монетой, и в ухо мне понеслись короткие гудки разъединения.

Все время, что я разговаривал со своей невестой, я украдкой посматривал на столик за которым расположились Катюша с Малиной. Честно говоря, я никак не мог понять Ромку. То, что девушка не в его, мягко говоря, вкусе, это мне было однозначно понятно, но ухаживал он за ней так, словно перед ним сама Анастасия Волочкова, с азартом охотника и искренним интересом. Я ему аж позавидовал, вот умеет он все, за что бы не взялся, выполнять с огоньком, душой и телом отдаваясь осуществлению поставленной задачи. Мне, в отличие от него, никогда не удавалось проявлять искренний интерес там, где мне было совершенно не интересно, пусть даже это требовалось для спасения родного «Zimaletto».

– А вот и Андрей Павлович, так что вы, Катенька, совершенно напрасно о нем беспокоились. – воскликнул Ромка, когда я подошел к столику. – Присоединяйся, я уже заказал нам с тобой возлияния.

– Я смотрю, ты уже не только заказал, но и возлил? – усмехнулся я.

– Всего пять капель, правда Катенька?

– Нет Роман Дмитриевич, вы почти полстакана виски выпили. А нам еще работать, – тут же заложила Малиновского Пушкарева.

Напивался Роман, по науке, то понижая, то повышая градус спиртного, сначала виски, потом вино, потом снова виски. Надо же, он и к своему опьянению отнесся ответственно, как к работе, которую нужно сделать с наименьшим ущербом для здоровья, но с гарантированным стопроцентным результатом.

– Андрей Павлович, – раздалось у самого моего уха, – кажется, Роман Дмитриевич опьянел, не давайте ему больше пить, иначе мы не сможем работать.

– Как я могу ему запретить, Катенька? У него неприятности, он уже две недели в таком жутком состоянии, что только выпивка его и спасает.

– Это из-за работы? – участливо спросила Катюша.

– Да нет, – решил я сказать полуправду, – вы же знаете, что Вика беременна, а он ее не любит, он полюбил другую, вот и заливает свое горе.

– Разве ребенок может быть горем? – искренне удивилась Пушкарева.

– Ребенок никак не может быть горем, а вот его мать…

– Мать его! – вдруг пьяно выкрикнул практически не слушавший нас Ромка.

– Вы же понимаете, Катенька, что когда у Клочковой на руках будет козырь, она превратит жизнь Романа Дмитриевича в ад.

– В нищенский ад, – снова встрял Малиновский.

– Андрей Павлович, а женсовет считает, что Вика не беременна.

– Вы сок-то пейте, Катенька. – я протянул ей бокал. – С чего это наши дамочки сделали такой вывод?

– Клочкова ходит в спортзал, это раз, она пила водку на показе, я сама видела, это два, и еще… – Пушкарева замялась.

– Говорите уж, раз начали, Катюша.

– Только я имени не назову, ладно?

– Ладно.

– Одна из женсоветчиц слышала, как Виктория говорила с кем-то по телефону в курилке.

– Она еще и курила?

– Ну, да, а Таня… Ой! Я проговорилась, – Катя сокрушенно покачала головой.

– А мы никому не скажем, что вы проговорились, – заговорщически шепнул я. – Рассказывайте дальше.

– Вика курила, а… Таня в это время в кабинке была, – Пушкарева снова смутилась, но продолжила: – У Клочковой зазвонил мобильный и Танюша услышала, как она кому-то сказала, что пока ее разоблачат, она успеет обоих… Простите, это не мои слова… В общем, она успеет обоих придурков подоить как следует и Романа Дмитриевича, и Александра Юрьевича.

– Что? – я был в шоке. – Катя, почему вы этого не рассказали раньше?

– Я не люблю лезть в чужие дела, и сплетни собирать не люблю. Просто вы мне сейчас сказали, что Роман Дмитриевич полюбил другую и переживает, вот я вам все и разболтала.

– Ромка, хватит напиваться, с горя! Кажется, у нас есть повод кое-что отпраздновать.

– Что будем праздновать? – пьяно расплылся в улыбке Малина.

– Счастливое разрешение от бремени.

– Что?

– Вика не беременна!

– Как это? – Ромка даже протрезвел на какое-то время.

– А вот так! – и я ему быстренько рассказал то, что мне сообщила Катя, впрочем, не упоминая Татьяны.

– Я свободен! – закричал Малиновский на весь ресторан. – Господи, хорошо-то как! Я свободен!

– Роман Дмитриевич, не кричите, – чуть ли не со слезами в голосе попросила Катюша, – люди же смотрят.

– Пусть смотрят, пусть все видят мое счастье. – он вдруг рванул с места, подбежал к Пушкаревой и, резко опустившись перед ней на колени, схватил обе ее руки. – Катенька! Катенька! Сладкая моя Катюшка, спасибо! – и тут же, словно ему и впрямь этого безумно хотелось, стал по очереди целовать то одну, то другую ее руку.

Катя пыталась вырвать свои руки из Ромкиных лап, вскидывала на меня глаза, умоляя о помощи, а я на какое-то мгновение растерялся. Ей Богу, я не мог понять, как у Малины получается вроде бы горячо, искренне и с большой охотой охмурять женщину, и то же самое время делать мне знаки, мол вали-ка ты, Жданов, отсюда подальше я и так еле-еле справляюсь со своей ролью.

– Ромио, пойдем-ка, мил друг человек, проветримся, – наконец пришел я в себя, поднял Малину с колен и повел в мужскую комнату.

– Палыч, ты соображаешь, что делаешь? – спросил он, едва мы скрылись с Катиных глаз. – Ты чё, ты думаешь мне легко изображать пылкого влюбленного? Или вали отсюда, или будем считать, что никакой жеребьевки не было и ты сам вызвался влюбить в себя Катюшку. Времени на раздумье у тебя немного, только пока я отолью.

И что мне было делать? Я не мог потерять компанию, хотя бы потому, что она принадлежит не только мне. И заменить Ромку я не жаждал, хотя бы потому, что Кира, как всевидящее око, не дремала ни секунды.

– Что ты решил? – спросил Малина, умывая руки.

– Я решил? Это решил не я, а жребий, а я сваливаю.

– То-то, – ухмыляясь во все свои тридцать два, бросил Ромио, – что Палыч, руки мыл я, а умыл ты? – и захохотал. – Пошли выносить Катюшке вердикт.

Катя испуганно на меня посмотрела, когда я сказал:

– Катенька, мне срочно нужно уехать, а Роман Дмитриевич уперся и никак не хочет прекратить празднование, что будем делать?

– Давайте вызовем ему такси и отправим домой.

– Никуда я не поеду! – Малина опрокинул в себя еще виски. – Раз друзья меня предали, я останусь в гордом одиночестве, нажрусь и попаду в историю, и пусть это будет на их совести. – он снова налил себе спиртное.

– Катя, его нельзя оставлять одного, а мне правда бежать нужно. Он сейчас выпьет еще пару рюмок и станет смирным, как теленок. Это буквально еще минут двадцать. Вот вам, деньги, отвезите его домой и на этом же такси сами домой езжайте. Договорились?

– Андрей Павлович, – жалобно пискнула Катя, но я ее перебил.

– Катенька, не бросим же мы его одного, правда? Помогите, прошу вас.

Чтобы не передумать, я резко развернулся и пошел к выходу, стараясь не слышать несущееся мне в спину: «Андрей Павлович». В том, что Пушкарева не бросит Ромио на произвол судьбы, я не сомневался…

========== Глава 3 ==========

POV Андрей Жданов.

Я часто потом думал, как все могло бы сложиться, если бы не маленькая деталь, повернувшая эту историю вспять: у самого выхода из ресторанного зала меня окликнул наш официант.

– Простите, вы не могли бы расплатиться?

– Да, конечно. А что, вы не верите в кредитоспособность оставшихся? – попытался выяснить я.

– Верю, – он опустил глаза, – особенно девушка, судя по ее дорогой одежде и украшениям, сможет расплатиться по счету, если не сумеет вырваться от кавалера и сбежать.

– Типа шутим? Над клиентами?

– Нет, что вы, я просто не хочу потом платить сам.

Я отдал ему свою кредитку, он попросил подождать пару секунд, и я автоматически оглянулся. А ведь еще ангел при бегстве из Содома предупреждал: не оглядывайся, козленочком станешь! Или козленочек – это из другой оперы? А козел, вернее коза, превратившаяся в соляной столб, как раз из этой? Да черт с ними, со всеми козами-козлами-козлятами, решил уходить, надо было уходить не оглядываясь. А теперь куда денешься, при виде того, как Катя вся в слезах отбивается от Малины, уже облапившего ее и пытающегося поцеловать? Никуда не денешься, побежишь выручать свою правую руку из плена.

– Катенька, чем я тебе нехорош-то? – почти заплетающимся языком вопрошал в изумлении Ромка.

– Роман Дмитриевич, пожалуйста, отпустите меня. Вы пьяны!

– На твоем месте другая бы радовалась, что на нее внимание обратили.

– Мне не нужно ваше внимание, пустите.

Вот тут как раз и случилось сразу три маленьких происшествия, из которых и выросла вся эта история.

Ромка, видно уставший от и возлияний, и от уговоров ломающейся, как он считал, Пушкаревой, решил от слов перейти к делу. Больше всего ему мешали ее руки, вот он и обхватил их одной своей рукой, второй же прижал Катюшу к себе и, по его же словам, «всосался в брекеты». Катя сопротивлялась недолго, вначале пару раз дернулась, а потом расслабилась, видно ей поцелуй понравился.

А тут и второе происшествие не заставило себя ждать. Совершенно неожиданно для себя я почувствовал не просто дискомфорт, который у меня был, когда я представлял свою правую руку изменяющую мне с неведомым Зорькиным, а злость, или даже ненависть. Как это? Моя Катька, да на моих глазах, да с Ромкой, да ей еще и в кайф, да и он «отлепляться» от нее не собирается?

Только я собрался положить конец этой «целующейся идиллии», как подоспело третье происшествие.

Крик Ромки, отпрянувшего от Кати, схватившегося за губу из которой тонкой, но вполне заметной струйкой текла кровь, и звук пощечины слились в один громкий звон в ушах.

– Можете завтра же меня уволить! – вскакивая, прокричала Пушкарева Малиновскому, развернулась, чтобы бежать и сразу же впечаталась в меня. – Пустите! – завизжала она, видно не поняв, чья широкая грудь загораживает ей простор и возможность побега.

– Катя! Катенька, что случилось?

Ничего не ответив, девочка подняла глаза, увидела, что это я и начала медленно оседать на пол. Конечно же, я ее подхватил, и усадил на стул, и расстегнул ей пуговку кофточки, чтобы она могла дышать, и начал приводить ее в чувство, невольно слыша пьяное возмущение Ромки:

– Дрянь! Со мной никто так не смеет поступать! Ты знаешь, что учудила наша Дюймовочка? Прикинулась, что не только не возражает, но даже очень не против, отвечала мне на поцелуй, а потом прокусила губу, да еще и по морде съездила. Дрянь!

– Малина, заткнись! – не выдержал я. – Поговорим завтра.

– Уведите меня отсюда, Андрей Павлович, – первое, что сказала Катюша, когда пришла в себя. На Ромку она старалась не смотреть вовсе.

– Пойдемте, Катенька.

Я взял ее под руку и повел к выходу, Малина пытался броситься за нами, но видно ноги его не слушались, и он остался сидеть за столиком.

– Ваша кредитка, – остановил нас официант.

– Возьмите, – я протянул ему деньги.

– Это чаевые?

– Там хватит на чаевые тоже, если вы проследите, чтобы его, – я показал на Ромку, – доставили домой. Не до подъезда, а до квартиры.

– Нет проблем, моя смена закончилась, я сам отвезу его, и доставлю хоть до кровати.

– Спасибо… Паша, – прочел я на его бейджике.

***

Истерика началась не сразу и, казалось бы, с пустяка… Катя тихо и, вроде бы успокоившись, сидела в машине, молчала. Затем начала почему-то беспрерывно одергивать рукава своего вязаного жакета, и вдруг завыла:

– Он мне кофту порва-а-а-ал, совсе-е-е-ем! Как я теперь домой пойду? Меня папа убьет! Что дела-а-а-ать?