Текст книги "Where Angels and Demons Collide (СИ)"

Автор книги: fifti_fifti

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)

Прошло неизвестно сколько времени, прежде чем он вынырнул из своей эйфории. Его будто молнией ударило, он понял, что Том пристально смотрит на него.

Ангел вспыхнул, будто спичка. От этого взгляда стало не по себе, но совсем не в плохом смысле слова. Карие глаза напротив, казалось, видели его насквозь. Это было будто какое-то волшебство. Билл облизал сухие губы, а Том подмигнул ему, хитро улыбаясь.

– Ну, ты чего застыл? Кто вчера хвалился своими музыкальными талантами? Ты ведь пел в хоре, тогда подпевай!

Георг, который до этого не вел и ухом, заинтересованно поднял голову и уставился на гостя. Тот немедленно стушевался.

– Пел – это сильно сказано. Мой учитель говорил мне, что я душу маленьких котят, – ответил Ангел, вспомнив своего пожилого крылатого педагога. – Дядя заставлял меня туда ходить. Я убедил его оставить меня в покое только после прослушивания некоторых песен в моем исполнении. Три часа слушал. Бедный.

Том засмеялся.

– Ты выдумываешь. Противный голос не сочетается с твоей внешностью!

– Том, не думаю, что стоит...

– Какие песни ты знаешь?

– Никаких. Том...

– Вот эту знаешь? – Том принялся наигрывать известный мотив.

К собственному удивлению, Билл знал. Опять же, он сказал спасибо Дарии, которая однажды притащила ему плеер на батарейках. Билл слушал его, пока у него не сел заряд, но мотив оказался ему знакомым.

– Я знаю. Но вы сами напросились, я предупреждал, – пожал плечами он.

– Да ладно, вот слышал бы ты Георга в душе, твоя бы самооценка сразу взлетела бы под потолок!

– Слышь? – тут же возмутился басист, поднимая глаза от чтива.

Билл фыркнул. Том снова заиграл мелодию. Ангел дождался знакомого момента:

With the lights out, it’s less dangerous

Here we are now, entertain us

I feel stupid and contagious

Here we are now, entertain us

(Nirvana – Feels Like Teen Spirit)

Пропел он, четыре известных ему строчки. Том прервал песню так резко, что Ангел замолчал. Брови Георга поползли вверх.

– Видите? Я говорил, что...

– Билл, – Том потянулся и схватил его за запястье. Глаза его лихорадочно блеснули. – Я могу тебе принести один текст? Мне нужно, чтобы ты спел его от начала до конца.

– Том, я...

– Пожалуйста, – отчаяние в голосе парня показалось Ангелу таким острым, что он замолчал.

После этого Том быстро сходил в свою комнату и вернулся оттуда с каким-то листком.

– Вот эту! Я наиграю мелодию, ты все поймешь. Я уверен! – он порывисто сел обратно на табуретку и сделал несколько аккордов.

Билл с сомнением опустил глаза в текст. Простой, вроде бы ничего экстраординарного. Ему не составило никакого труда пробежать взглядом по строкам и, поняв ритм и мотив, вступить, когда Том дошел до подходящих аккордов.

– I’m standing at the broken door, there’s nothing left here any more…

Глаза Георга медленно округлялись по мере того, как песня убыстрялась, темп нарастал, и музыка словно вплеталась в этот хрипловатый, мягкий тембр. Он звучал к удивлению без единой фальшивой нотки. Билл как будто почувствовал музыку, слыша ее впервые, он пел так, что кофе в чашке вот-вот сам собой готов был забурлить от накала температуры.

Теперь уже настала очередь Тома удивленно поднять глаза на парня. Он случайно взял немного ниже от того, что он увидел. Веки Билла были прикрыты, брюнет лишь изредка поглядывал в текст, голос его звучал мягко и чуть хрипловато, он как будто заползал в уши, а затем достигал мозга и включал там какую-то особую кнопку. Этот голос с придыханием произносил строчки так хорошо знакомого Тому текста, который они как-то вместе написали с братом, когда им было лет по пятнадцать. Сейчас Тома буквально хлестнула мысль – то, что он слышал и видел перед собой, было, черт возьми, идеальным вариантом для исполнения. Он никогда не разрешал приходящим солистам на прослушивании брать их песни, они пели что-нибудь другое, любой репертуар. Но в этом случае Том совершенно честно и открыто готов был признаться себе – он бы не думая махнул бы все их тексты на возможность слышать и наслаждаться этим зрелищем и этим голосом вечно. Он старался играть нормально и не пялиться так открыто на парня напротив, не смотреть на его полураскрытые губы, с которых так четко и просто слетали слова, сплетаясь в единый, слаженный текст. Но мозг снова отказал ему в запросе, высвечивая окно с надписью «Ошибка! Команда не может быть выполнена». На одном из моментов Билл взял новую ноту и облизнул верхнюю губу, а Том совсем перестал понимать, почему он еще дышал.

Его рука сорвалась, и струны взвизгнули, как задавленный щенок. Билл пожал плечами.

– Видишь? Я говорил тебе, все плохо.

– Билл! – перебил Том его оправдания. – Ты сегодня сможешь пойти с нами в студию? Срочно! Нам надо показать тебя Петеру.

Густав тоже показался на кухне, услышав, что там происходило. И он и Георг всю вторую половину песни простояли с открытой челюстью. Сейчас она и вовсе выехала из суставов у обоих парней.

– Том? Ты ли это? – Георг с дебильным видом подошел к другу и, взяв его веки двумя пальцами, широко раздвинул их вверх и вниз. Он заглянул Тому в левый глаз, словно проверяя наличие разума. – От тебя ли я это слышу?

Том махнул в его сторону рукой, и Георг отпрянул, не желая быть задетым.

– Отвали, Жоржетта! Ты что, сам не слышишь – он же гений!

– Но Том, ты ведь не хотел…

– Да мало ли чего я там хотел, не хотел. Теперь хочу! – Том встал и забегал по кухне, – Петер вообще будет вне себя! Это ведь шанс на миллион!

В общем, Георг и Густав должны били признать его правоту.

– Ну что ж, Билл. Надеюсь, тебя сегодня не было других планов, типа осмотра местных унылых достопримечательностей! – глядя на загоревшегося энтузиазмом друга, Георг тоже поднялся со своего места.

Билл в удивлении переводил взгляд с одного парня на другого. Том умоляюще посмотрел на него.

– Ты же согласен? Пожалуйста, – его большие карие глаза заглянули прямо в душу Ангела.

В груди стукнуло что-то, тепло и весьма ощутимо.

– А у меня есть выбор?

– Нет.

– Тогда я ничем не занят.

====== Глава 9. Три мира или глава, где наша история расходится на три части ======

Давид раздраженно комкал в руках бумажку, доставленную ему купидончиком. Это было ответное письмо племянника. Оно гласило:

Не спеши возвращать меня. Я счастлив, что не увижу твою рожу рядом! С любовью, Вильгельм.

– Не спешить, говоришь, – прошипел Апостол, комкая письмо и занося его над пламенем свечи. Бумага тут же занялась, и через пару секунд пепел осел на отполированную столешницу. – Я посмотрю, что я могу сделать! Сакий!

Гориллообразный Охранник тут же явился на его зов.

– Так точно, Ваше Превосходительство!

– Доложить обстановку!

Тот заметно стух.

– Ничего, Ваше Превосходительство. В отсутствие Вильгельма все спокойно. В округе все чисто, наша Стража прочесала окрестности. Ничего подозрительного или лишнего.

– Вы уверены?

– Как в том, что в Раю всегда день, Вашество!

Давид устало протер ладонью лицо.

– Все понятно. Что на земле?

– Там сейчас происходит что-то невообразимое. Наши советники докладывают нам, там как никогда полно этих. Прямо-таки кишмя кишит.

– Это все я уже и так знаю – новости какие? Они пока не нашли ничего?

– Наша Стража пока не докладывает. – Сакий почесал огромную торпедообразную голову. – Чувствуют выброс энергии огромной мощности, вот и все. Да это и хорошо ведь, Ваше Превосходительство! Раз наши найти не могут, так куда уж им, этим темным, с нами тягаться!

Поморщившись, Златокрылый кисло взглянул на него.

– Порассуждай мне тут еще! Нам надо удвоить, утроить силы! Этого мало!

Сакий молча наблюдал за тем, как Апостол нервно кусает губу, расхаживая из угла в угол.

– Давид, ты снова начинаешь нервничать, – сонно протянула птица Сирин со своего насеста.

– Помолчи-ка, – довольно резко прервал ее Апостол. – Сакий, сколько у нас еще резервов есть тут, в Министерстве?

– Пара отрядов, не более того. Все остальные уже давно внизу.

– Пошлите всех.

– Всех? – Охранник округлил глаза. – Но как же охранять Дворец?

– От кого охранять? Единственная напасть – это Вильгельм, и он сейчас не тут.

– А за самим мальчишкой приглядывать разве не надо?

– За ним приглядывают! – отмахнулся Давид. – Пусть еще скажет спасибо за это, после того, что он написал. Впрочем, я скажу Рафаэлю, чтобы не особо спешил к нему на помощь, нам сейчас как никогда не до него.

Он прошелся по кабинету еще раз.

– Велеть всем спуститься на землю. Стать ушами, глазами, всем. И немедля найти то, что нам нужно! Если понадобится, сам спущусь, никому ничего доверить нельзя!

Давид так развоевался, что щеки его раскраснелись. Сакий вспыхнул и вылетел вон, спеша донести приказ начальства всем Серафимам, чтобы те уводили свои войска. Кажется, Златокрылый был сегодня не в духе чуть более, чем обычно.

Давид мрачно отвернулся в окно, за которым как всегда стояла полнейшая идиллия, однако, мысли верховного Апостола парили далеко от красоты. В последнее время все будто шло под откос, никак не желая возвращаться на круги своя. Больше всего Верховный Апостол опасался, что Нижняя Палата преуспеет в поисках гораздо больше. Тем временем Ангельские отряды еще не продвинулись ни на дюйм, разгребая завалы, устроенные Демонами. Прямо сейчас Давид знать не знал, чем помочь светлым Стражникам. Ему, как и всему Раю, во всей этой ситуации надеяться оставалось только на чудо.

В такие моменты он жалел, что ему не велено покидать пост – он хотел бы сам спуститься вниз и поучаствовать в операции. Увы, все, что он мог – лишь сидеть в своем кресле и ждать, ждать, ждать.

Златокрылый посмотрел на пепел от письма, на своей столешнице. Почему его душило такое нехорошее предчувствие?

Впрочем, Верховный Апостол был не одинок в своих терзаниях. Где-то там, по другую сторону мира, на самой окраине Ада, Дария тоже решала некоторые проблемы, с той лишь разницей, что, в отличии от Давида, она догадывалась, с чего начинать. На коленях ее лежала огромная раскрытая книга, и Фурия быстро-быстро водила пальцами по ее строкам, шевеля при этом губами.

Обычно Демоны не уходили в мир людей надолго, а если и делали это, то выбирали привычное для себя ночное время, чтобы творить свои злые дела. Свет, как ни крути, был совершенно не их стихией. Конечно, вопреки мнению смертных, они не сгорали на солнце, стоило тому лишь лизнуть своими пламенными лучами их кожу, но ощущение некоего дискомфорта у некоторых возникало все равно. Да и выглядели большинство из Темных весьма колоритно: не было такого Демона, который мог бы абсолютно смешаться с толпой смертных. Особенно это касалось тех существ, которые совершили столько зла, что потеряли свой человеческий облик окончательно, например, как Грим или Дориан с Каином.

Дарии повезло больше в этом отношении – свой человеческий облик ей удалось сохранить процентов на восемьдесят, и если не считать когтей, которые появлялись только в полете, она бы вполне сошла за симпатичную смертную. Для того, чтобы довести дело до конца, ей оставалось не так уж много.

– Где же оно, – Дария уже начала было сомневаться, что из пятидесяти томов Большой Демонической Энциклопедии сможет отыскать нужный, но где-то на пятнадцатом ее старания-таки увенчались успехом.

Найдя нужную страницу, девушка снова вспомнила добрым словом свою бабулю Изабеллу, в наследство от которой достались ей все эти тома. Она огляделась по сторонам, посмотрела наверх. Над пристанищем Фурий, огромным черным деревом, где она жила со своими восьмерыми сестрами, с гортанными криками кружили Лайла и Димитрия, к счастью, слишком занятые, чтобы разглядеть свою младшую товарку в тени гигантских, древних узловатых корней. Они визгливо хохотали, таща за собой какой-то огромный черный мешок и с гоготом разбрасывая на ходу клочки и нитки. Скорее всего, нашли где-нибудь хорошее местечко для наживы, вот и волокли теперь в дом все, что плохо лежало.

Терпение Дарии уже практически лопалось, и она упорно пыталась не отвлекаться всякими ненужными мыслями. Сейчас, как никогда, стоило действовать быстрее, иначе был риск, что ее могли увидеть, и тогда придется объяснять сестрам очень много ненужных деталей.

Дария беззвучно зашевелила губами и прикрыла глаза. Сцепив руки в замок, девушка медленно начала раскачиваться взад-вперед, бормоча что-то на древнем языке, воспоминания о котором остались только разве что в паре книг. В этот раз ей придется путешествовать в мир смертных не совсем обычным способом. По мере чтения тело ее становилось легче, а голова – тяжелее. Дария чувствовала, будто растворяется, подобно шипучей таблетке аспирина. Это было забавное щекочущее чувство, словно контуры медленно разъедало щелочью. Кожа Демоницы меркла, частичками пропадая и бледнея, и вскоре увесистая книга, которую девушка держала у себя на коленках, с глухим стуком упала на землю, поднимая в воздух клубы черной пыли. Пространство возле корней большого дерева опустело.

Когда Фурия закончила чтение и раскрыла глаза, ее резко вырвало из темноты. Пошатываясь, как пьяная, Дария пыталась унять жуткую слабость во всем теле. Все же она не любила подобный способ перемещения: хотя он был и быстрее, чем полет, мутило и тянуло тошнить от него так, что лучше уж лишний раз поработать крыльями.

Дарии пришлось довольно долго приходить в себя и привыкать к миру, который кружился у нее перед глазами бесконечными слепыми пятнами. Она стояла посреди широкой улицы, на перекрестке, под слабым, мерцающим фонарем. Мигнув в ее присутствии единственным желтым глазом, тот погас и окончательно погрузил улицу в клочковатую темноту.

Опустившись на колени, Дария вырвала из головы несколько волосков, бросив их на асфальт в том месте, где стояла. Чтобы найти дорогу обратно, ей стоило отметить это место, ведь не сделай она этого, она рисковала остаться в этом мире навсегда.

Все еще пошатываясь, Фурия добрела до ближайшей скамеечки. Проходя мимо большой лужи, она довольно хмыкнула, мельком взглянув на свое отражение. Все в ней осталось точно так же, за исключением одной маленькой детали, точнее, трех. Ее огромные крылья, загнутые рожки и хвост пропали. Она повертела перед лужей, любуясь необычно гладкой спиной.

Сработало.

Просидев на лавочке еще минут с десять и уняв головокружение, девушка поняла, что может идти дальше. Путь ее лежал в Магдебург. Она оглушительно свистнула, заложив в рот два пальца, и в черном небе немедленно нарисовался огромный птичий силуэт. Где-то неподалеку протяжно и тревожно завыла собака.

– Веди, Теодор. Где там этот городишко?

Ворон согласно каркнул и, совершив пару кругов, взял свой путь, а Дария медленно побрела по ночной дороге.

Ready for a change now

I can see it in your eyes

Heart is beating faster

Caught you by surprise…

Find a way to live, Find a way tonight

You need to show the world your strong side

Face to face

Heart to heart

(Bring You Back – State Your Cause ) Петер ничего не понял, когда с утра, часто дыша в трубку и путаясь в словах, комкая фразы и глотая окончания, ему позвонил Том. Сын старого друга бросался фразами, перескакивая с предложения на предложение, и тараторил как профессиональный футбольный комментатор в самый напряженный момент игры.

Из его бессвязной болтовни Петер разобрал всего несколько слов: «солист», «кузен», «свалился на голову» и «щасприедем!!!». До кучи несчастный продюсер прослушал еще и жизненную историю какой-то тетушки Беатрис, которая почему-то осталась во Франции, но к делу относилась все равно.

Продюсер искренне попытался вникнуть, но перебить Тома казалось просто невозможным:

– Том. Ты опять обдолбался? – закончив слушать бессвязную речь, Хоффман устало провел рукой по волосам. – То, что тебе что-то там свалилось на голову я уже и так слышу по твоему разговору. Я же просил не звонить мне и не являться в таком состоянии!

– Да нет же! Только кофе принял на грудь! – возмущенно запротестовала трубка.

– Ты уверен, что только его?

– Как в том, что Солнце вертится вокруг Земли!

– Не наоборот?

– Нет, не наоборот! Мы щас приедем и сам увидишь!

Это прозвучало как угроза. Петер хотел было уже высказать Тому все, что он так давно мечтал выдать по поводу его манеры действий под влиянием веществ, но не успел. В этот момент он услышал на заднем плане второй голос, звучащий более вменяемо:

– Дай сюда! – Георг отнял у не вяжущего лыка друга трубку. – Алло. Петер! Короче.

В двух предложениях басист объяснил продюсеру, в чем дело. Ему понадобилось ровно две минуты, чтобы убедить Петера, что дело «стопудово стоящее». В этом он был талантлив.

– Георг. Соберите мозг в кучу. Мы не можем взять на прослушивание кого-то, кто живет не здесь! – поняв, наконец, суть, выдал продюсер. – Ты себе как это представляешь вообще?

– Не знаю, Петер, но ты пожалеешь, если не услышишь парня! Просто послушай и все. Иначе Каулитц сейчас рванет, как бомба, он меня уже задолбал, ты понимаешь, он может! – Георг многозначительно возвел глаза к потолку. – Ну и плюс, если тебе понравится, не думаю, что географическая разница станет для тебя помехой, ты же у нас всесильный!

Сидящий рядом с ним на табуретке Том нервно дергал коленкой, порываясь вскочить и выхватить у друга трубку, чтобы ускорить решение Хоффмана, но Георг показал ему увесистый кулак, ясно дав понять, что вмешиваться сейчас не стоит. Том раздраженно отвернулся. Билл тоже сидел, как на гвоздях, и внимательно слушал, как решается его судьба всего лишь на второй день пребывания в мире людей.

Он понятия не имел, почему нервничал не хуже Тома, и по какой причине его руки так дрожали. Ему упорно казалось, что сейчас именно это – самое важное событие в его жизни, возможно оттого, что он и сам загорелся вдруг этой идеей, не в силах больше бороться с собственным любопытством. Он видел, в какой неописуемый восторг привели смертных мальчишек его вокальные данные, и просто не мог не улыбаться, радуясь, что сможет ответить этим добрым людям помощью на их помощь.

Ангел совершенно забыл думать о том, что его должна заботить собственная судьба, забыл о том, что еще вчера хотел спихнуть Давида с лестницы и смотреть, как тот катится вниз, теряя парик и золотые тапки, забыл, что ему надо искать, как исправить кашу, которую он заварил. Билл не сразу вспомнил и о том, что в Раю его ждала мать, которая нервничала о его судьбе гораздо больше, чем ее непутевый сын. Прямо сейчас самое важное оказалось рядом, прямо здесь, и Билл продолжал кусать губу и слушать разговор Георга с неизвестным человеком.

Он глянул на Тома. Тот прекратил дергать коленкой и принялся за новое занятие – принялся нервно барабанить пальцами по столу.

Наконец Георг кивнул и нажал на отбой.

– Ну-у-у? – Том гарпией кинулся к нему.

– Баранки гну. Собирай шмотки.

Юный гитарист победно вскинул руки.

– Ты гений дипломатии!

– Кто бы сомневался.

– Честно, после вчерашнего у меня тоже были сомнения в том, что он захочет нас видеть.

– Значит, захотел. У вас обоих пятнадцать минут на сборы. Марш! – Георг сурово указал на дверь в комнату.

Том серьезно посмотрел на Билла.

– Парень, сегодня все будет зависеть от тебя.

Кошмарный узел в желудке Ангела скрутился еще туже от этих слов.

– Я... Я постараюсь, – прошептал Билл, шумно сглотнув.

Вот бы у Давида морда вытянулась при новости, что кто-то доверился его племяннику! Ангел вдруг ощутил собственную значимость, поняв, что ему впервые дают очень серьезный шанс. Каким бы странным это ни казалось, сейчас от него и только от него зависела судьба других людей, и может, именно потому Вильгельм как никогда захотел доказать, что он сможет сделать то, о чем его попросили. Он хотел сделать это для Тома и назло воображаемой роже Давида, всплывающей в его памяти. Даже голос дядюшки донесся до юного сотрудника Небесной Канцелярии весьма отчетливо:

– Ты ничего не стоишь! И никогда не достигнешь большего на своей службе! – визжал воображаемый родственник так, будто в него плеснули кислотой.

– Лучше бы ты заткнулся, – мстительно сказал ему Билл. – Я докажу, что стою больше, чем ты думаешь!

– Что прости? – Том обернулся через плечо.

– Ничего, – Вильгельм тут же одернул себя. – Размышляю вслух.

Впрочем, Том был слишком взбудоражен, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Впав в лихорадочный ажиотаж, он поволок новоиспеченного солиста в комнату.

====== Глава 10. История Тома ======

– Так. Во-первых, – оказавшись у себя, Том принялся придирчиво выворачивать содержимое своих шкафов. – Тебе надо что-то одеть. Моя рабочая одежда, конечно, выход, но, боюсь, ненадолго. На тебе вот...

На кушетку полетели новые майка и штаны и пакет с запечатанными боксерами.

– Это самое маленькое, что есть. Вообще, это не мои даже джинсы, это Алекса, моего брата. Но тебе будет как раз.

Сказав это, молодой человек отвернулся к шкафу. Он сейчас не очень-то думал о том, что происходило вокруг.

Его рука не касалась этих вещей после переезда в маленькую квартирку в спальном районе Магдебурга, хотя с момента аварии и прошло уже около пяти месяцев. Тому пришлось продать общий семейный коттедж, который стал не по карману ему одному, а большинство вещей папы, мамы и брата он раздал соседям, оставив только самые дорогие и близкие сердцу предметы. Таковыми стали фотография со дня рождения Алекса, занявшая место на столике, некоторые детали гардероба, старые игрушки, абсолютно ненужные теперь документы – Том перевез их с собой на новую квартиру, завалив всю кладовку и частично свой шкаф. Георг и Густав лишь переглядывались за его спиной, когда он в угрюмом молчании втаскивал домой ящик за ящиком и наставлял их один на другой; они были как кирпичики стены, которую Том тщательно возводил, отгораживаясь от всего, что знал прежде. Друзья ничего ему не говорили, глядя, как он волочет за собой груз этих не очень веселых воспоминаний, лишь молча помогали, поддерживая его стену. Чтобы разрушить ее, требовалось время, и они изо всех сил старались сделать так, чтобы для их приятеля это время шло гораздо быстрее. Возможно, сейчас настала пора перейти эту черту и наконец воспользоваться чем-то из этих старых, давно забытых предметов?

Том задумчиво повертел в руках старую футболку брата. Ему и самому трудно было объяснить себе, почему именно сейчас вдруг стало легче – легче заглянуть в шкаф со старыми скелетами. Парень потряс головой, не давая себе вновь погрузиться в депрессивные мысли.

– Переодевайся. Только не ори, плиз, если увидишь у себя еще что-нибудь неожиданное, у нас очень нервные соседи, а стенки тут тонкие, – он улыбнулся и кинул Биллу футболку.

Ангел ответил на его улыбку. Сегодня он переоделся без инцидентов, хотя тудапосмотреть так и не решился, это было пока слишком для его нервов. Том оценивающе глянул на него, когда прошло некоторое время.

– Ништяк! Выглядишь совсем как человек.

Билл вздрогнул от этих его слов, впрочем, Том вряд ли осознал всю двусмысленность сказанной фразы.

– Думаешь, хорошо выгляжу? – хмыкнул Ангел, проводя рукой по встрепанным волосам.

– Уверен.

Том стянул через голову футболку. Взгляд Билла скользнул по его красивому торсу, смуглым, с заметно выступающими мышцами, рукам. Отчего-то краска залила его щеки при виде ровной спины парня; он не мог не отметить про себя, что Том сохранял отличную форму.

– А теперь самое главное, – юный гитарист щелкнул пальцами. – Тебе надо выучить песню. Ну, или хотя бы прочесть пару раз... Сможешь? Нам надо подготовить тебя к Петеру. А то он у нас бывает нервным.

Билл уверенно кивнул.

– Я сделаю все так, как ты мне скажешь.

– Спасибо. На самом деле ничего страшного не произойдет, не бойся. Мы только сыграем одну песню, ты споешь, а там уж как получится. Если он одобрит, – Том улыбнулся широкой улыбкой, которая, впрочем, тут же сползла с его лица. – Хотя вот черт знает, что будет, если он одобрит.

– Почему? Я думал, ты этого хотел? – Ангел изумленно приподнял брови.

– Я-то хотел. И хочу, – поправил себя Том. – Но вот одобрит тебя Петер, а потом чего? Что дальше?

Билл понял его вопрос. Улыбка сползла и с его лица, прежде, чем он нашелся с ответом.

– Ты боишься, что я не останусь? – понятливо спросил он, опуская голову.

– А у меня могут быть гарантии?

Новоиспеченный солист задумчиво пожевал губу. Если бы они были у него самого, если бы он и сам представлял, что ждет его дальше и чем вообще все это закончится, он бы дал их, не думая. Но он не знал исход истории, как не знал и того, что взбредет в голову его дяде. Он понимал, что в комнату в любой момент могли влететь Стражи, схватить его за руки и уволочь в неизвестном направлении, туда, где текли теплые реки и сияло вечное солнце, чтобы там наказать его по всей строгости Ангельского закона.

Может, было неразумно и глупо впутываться в подобные авантюры, в подобной ситуации стоило просто поблагодарить Тома и уйти куда-нибудь подальше, но почему-то Билл не делал этого. Он посмотрел на парня, который стоял и напряженно ждал его ответа. В груди снова зашевелилось странное чувство, когда Ангел перехватил взгляд смертного мальчишки. Он не хотел подводить его доверие и не хотел подводить самого себя. На одну секунду он отвернулся и посмотрел в окно, затем взгляд его снова скользнул на Тома. Как можно увереннее, не давая шанс усомниться в собственных словах ни себе, ни парню, Билл изрек:

– У тебя есть мое слово. Этого достаточно?

Некоторое время Том так же внимательно смотрел на него. Он доверял самое важное решение в своей жизни абсолютному незнакомцу, и все же, что-то в нем заставляло мальчишку поверить: Билл не лукавил. Его взгляд был прямым и честным, таким открытым, что все сомнения развеивались сами по себе.

– Наверное, достаточно, – тихо и серьезно сказал Том.

– Завтра будет завтра, а сегодня ты хотел дать мне текст. Я пока не собираюсь никуда, потому что я дал тебе свое слово.

– Да, просто, – Том слегка замялся. – Это для меня все очень серьезно, Билл. Эта группа... Я очень ее люблю. Мы с ребятами потерпели столько неудач, мне бы хотелось, чтобы все получилось на сей раз. Честно, я уже устал от постоянных обломов, не хотелось бы, чтобы это стало одним из них.

– Мне тоже, – Билл серьезно склонил голову. – Я сделаю все, что будет от меня зависеть. Ты ведь помог мне вчера? Думаю, как временный вариант я вполне сойду, а там никто не помешает вам поискать дальше. На крайний случай.

– На крайний случай, – эхом отозвался Том. – Надеюсь, нам не придется этого делать, в смысле, искать дальше. Но... Я рад, что ты согласился, Билл.

Том улыбнулся ему. Секунд десять они просто стояли, рассматривая друг друга, а затем Ангел смущенно опустил глаза в пол. Том тоже встряхнул головой, прогоняя этот туман неловкости, и, пройдя к своему столу мимо темноволосого парня, достал из папки текст одной из песен, наиболее простой, чтобы его заучить.

– Давай я наиграю, чтобы ты понял. А потом вместе.

Билл снова кивнул. Он стал читать текст, но на середине оторвался, удивленно щурясь.

– Том. Это... Это ведь на самом деле обалденно. Кто это писал?

– Я и мой брат. Он немного помогал подправить. Давно дело было, – юный гитарист встал за плечом своего нового знакомого, вчитываясь в строки, которые были так хорошо знакомы ему.

Ангел пробежал глазами по листу. В тишине комнаты не было слышно ничего больше, лишь его слегка учащенное дыхание. Том прекрасно мог расслышать его выдохи, мог различить каждый отдельный волосок его черной шевелюры, даже гладкую белую кожу на шее и тонкую синюю венку, бьющуюся с каждым ударом его пульса. Он постарался отвести глаза, которые сами собой прилипали к этому парню, и скользнул взглядом чуть ниже по майке, которая подошла Биллу просто идеально. У него не получалось отделаться от чувства, что именно сегодня что-то было по-другому, не так как всегда.

– Мы написали текст, когда учились в школе. Сто лет его не доставал, – дыхание мальчишки слегка шевельнуло волосы на затылке Ангела. Тот неожиданно понял, что плечо человека касается его плеча, так близко тот стоял.

– Последняя песня, которую я слышал от своего брата прежде тем как он… они… ну, в общем, перед той аварией.

Эти слова прозвучали для Билла как щелчок хлыста, так что он слегка обернулся.

– Ты хочешь рассказать мне об этом?

Том опустил ресницы.

– Это произошло примерно полгода назад. Достаточно давно.

– Не так уж давно... – неуверенно сказал Ангел. Ему послышалось, что Том за его спиной тяжело вздохнул.

Прежде, чем продолжать, парень на некоторое время собрался с мыслями.

– Это был странный день. Я помню его как сейчас, кажется, я тогда приболел. Я ползал тогда по кухне, раздраженно хлюпая распухшим носом и сипя как шахтер. Мне хотелось спать, не хотелось говорить ни с кем, но больше всего я хотел чего-нибудь пожрать. Я помню, как открывал шкафы, заглядывал в холодильник. Найдя там ничего, я решил обойтись шоколадными хлопьями, которые всегда ел на завтрак.

Билл затаился, слушая эту внезапную исповедь.

– Я точно помнил, у меня оставалась коробка, но я никак не мог ее найти. Она исчезла, не было ее ни в глубине ящика, ни на столе. Я понял, кто сожрал их – мой брат, потому что он всегда брал без спросу мою еду. Я пришел к нему в комнату, где он смотрел телевизор. У меня была высокая температура и я не стеснялся в выражениях, выбил у него из рук приставку и пульт. Он спросил меня, почему я не иду болеть в кровать, а я заорал, чтобы он не трогал мои вещи.

– Что было потом? – услышав, что он замолчал, словно прекратил свой рассказ, спросил Билл. Ему показалось, что за его спиной Том сжимает кулаки.

– Он был несносным младшим братом, к тому же с перевесом в виде отсутствия температуры в тридцать восемь с половиной градусов. Я помню его выражение лица, – Том усмехнулся, ощущая легкое пощипывание в горле. – Он закричал: «Не хочешь, чтобы я трогал твои вещи?» и внезапно вскочил. По блеску его глаз я должен был понять, что он затеял, но я стормозил. Он обогнал меня и молнией пронесся вверх по лестнице, залетел в мою комнату и захлопнул за собой дверь. Он заперся там изнутри, несмотря на мой запрет подходить близко к моей гитаре. Я кинулся за ним, но было уже поздно – он принялся рыться в моих вещах, взял мои журналы, мой инструмент. Я думал, мое сердце вырвется из груди от злости в тот момент.

Билл молчал. Он все же полностью развернулся к Тому, слушая его речь. Чем дальше, тем тяжелее становился этот рассказ.

– Он схватил мою гитару и провел целый концерт по заявкам, мучая ее струны. Я думал, я убью его, Билл, боже, как я хотел его убить. Меня начало колотить. Я хотел высадить дверь плечом, и бил ее до тех пор, пока не вмешался отец. Только почему-то он схватил за руку меня, а не его, и сказал, чтобы я прекратил портить имущество. Папа выгнал Алекса из комнаты, ни слова ему не сказав, а я так и остался на лестнице. Он бросил ему лишь: «Марш вниз одеваться», но меня отчитал по полной программе за то, что я, как старший сын, никогда не бываю достаточно ответственным. Он не слушал никаких моих доводов, хотя знал, что я болею, хочу есть, и потому злюсь.