Текст книги "Where Angels and Demons Collide (СИ)"

Автор книги: fifti_fifti

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 44 страниц)

Верховный Апостол вышел из-за невысокого, подстриженного в форме куба, куста. Глаза его страшно округлились при виде горы Эдемских плодов.

– Это как это понимать?! – побагровел суровый представитель власти.

Вильгельм посмотрел на свою руку с зажатым в ней яблоком и зачем-то спрятал ее за спину.

– Это купидоны баловались.

Глаза Апостола медленно сузились и он зашипел сквозь зубы:

– Купидоны, значит? Ах ты, паршивец! И без тебя забот хватает, так и ты подливаешь масло в огонь? Где твой парик? Почему ты снова не на рабочем месте? Где Сакий?

– Я… Кажется, я его забыл у ванной комнаты, – автоматически парировал Вильгельм.

Ноздри Давида раздулись от гнева, сейчас он напоминал огромного быка, такого, на которых местные Стражники объезжали прилежащие территории. Волосы его белоснежного парика едва не шевелились, подобно змеям Медузы. В то, что ему едва ли стукнуло триста с лишним лет, верилось с трудом, он был всего на одно столетие старше самого Вильгельма, но управленческая жилка делала свое, преждевременно состарив родственника и сделав его похожим на чопорную мумию. К сожалению, несмотря на дряхлость, на пенсию Давид пока что не спешил, поэтому бедняге приходилось рьяно трудиться на ответственном посту и заодно присматривать, чтобы все остальные трудились не менее усердно, чем он. В свободное время Давид любил заставать племянника врасплох. Когда ему это удавалось, вся поза его исполнялась невероятной гордости и чувства собственной важности.

Прямо сейчас Давид подозрительно переводил взгляд с места преступления на мальчишку и обратно. Он нашёл, что искал: взгляд его упал на траву. Верховный Апостол удивлённо поднял из-под своих ног окурок.

– Это что, сигареты? – Давид, казалось, готов был упасть в обморок. – Мы же это уже обсуждали!

Вильгельм с тоской уставился в голубое небо. Вот теперь ему точно настанет конец. Давид резко подскочил к племяннику, хватая его за шкирку с силой, удивительной для его худощавого телосложения. Бормоча под нос что-то невразумительное, он поволок юного Ангела в сторону Дворца.

– Ну почему это всегда происходит со мной? – уныло пробормотал Вильгельм.

Сегодня был просто очередной неудачный день его вечной жизни.

====== Глава 2. Один не очень удачный день. ======

Том зажал в зубах медиатор и устало потряс кистью. Ему показалось, что несчастная конечность вот-вот отсоединится от тела после такой нещадной эксплуатации.

Сегодня в студии кипел необычайно занятой день, который медленно перерастал в такой же не менее занятой вечер. Юный гитарист не мог припомнить, когда это он в последний раз видел это место таким. Шум вокруг не прекращался, продюсеры, музыканты, визажисты, обслуживающий персонал сновали без остановки; лампы дневного света жгли глаза и мигали ярким светом, а от жары у парня даже появлялось желание снять футболку. Конечно, делать этого Том не стал, но от духоты всё равно нетерпеливо поёрзал на своем стуле. Его взгляд тоскливо скользнул на большие часы, висящие в дальнем углу. Те показывали без четверти пять, а значит, через час его уже ждала смена в клубе. Также его ждала ещё одна встреча с потенциальным солистом, которых он пересмотрел уже бесчисленное, как ему казалось, множество. Сейчас этот самый солист безнадежно опаздывал.

Том терпеть не мог все эти дурацкие прослушивания, и решил для себя, что еще немного, и ждать он не останется, потому что он не видел в подобной трате времени ровно никакого толку – все встречи с потенциальной кандидатурой всегда заканчивались одним и тем же. Нет уж, с него достаточно, пусть Георг и Густав отдуваются сами!

Решение свалить прямо сейчас задерживала одна мысль: по заверениям Георга, сегодняшний претендент окажется круче остальных, якобы звезды сложатся иначе, и потенциальный кандидат вдруг окажется самим Фредди Меркьюри в новом воплощении. Вот Том и сидел, ждал, нервно отбивая дробь кроссовком правой ноги по ножке стула.

– А что, неплохая идея, Том! Раз мы не можем найти четвертого человека в нашу группу, почему бы нам просто не сделать тебя одновременно вторым барабанщиком! Будешь за двоих, а, может, и микрофончик тебе прикрутим, петь научишься, и вот оно – решение проблемы! – сползая от лени со стула, предложил басист Георг, сидящий неподалеку от приятеля. Он улыбнулся своему другу поверх журнальчика, который читал, чем заставил Тома вынырнуть из своих размышлений.

Том и Густав, настоящий барабанщик группы, переглянулись, после чего уныло посмотрели на Георга и снова принялись за своё: Том – барабанить по гитаре и рассматривать весенние пейзажи за окном, а Густав – рыться в телефоне. Поняв, что шутку его не оценили, Георг пожал плечами и тоже вернулся к своему занятию – изучению желтой прессы. Статьи там имели мало что общего с реальным миром музыки, но хотя бы помогали протянуть время.

– Если ты хочешь там найти раздел 18+, то там этого нет, – нарушил молчание Том, внимательно рассматривая скучающее лицо басиста.

Журнал тут же нашел свое истинное применение – он был свернут в трубочку, а Том получил им по затылку. Гитарист, которого уже не надо было сильно заводить, вскочил со своего стула.

– Ах ты гад! – Он подскочил к басисту. – Нарываешься?

Он схватил с дивана подушку и метко запустил её в приятеля. Тот, не ожидая такой атаки, не успел отреагировать должным образом. Предмет интерьера совсем не мягко угодил ему прямиком в лицо.

– Пацаны, реально? Прямо сейчас? – застонал Густав.

Он понял, что от скуки Том и Георг снова принялись за старое.

Пущенный Томом снаряд немедленно полетел назад, вернувшись к тому, кто его запустил. Вслед за подушкой полетела и барабанная палочка, пустая бутылка из-под колы, пачка нотных листов с гитарной табулатурой. Том прикрыл голову руками, дождавшись, когда прекратятся эти осадки в виде тяжелых предметов и немедленно ответил на обиду, метнув в Георга старой насадкой на микрофон. Через минуту комната уже напоминала поле жестокого побоища. В воздухе то и дело летали вещи разной степени тяжести: бумаги, кусочки разных предметов, детали музыкальных инструментов, шнур от усилителя, засохшее старое печенье…

Неудивительно, что когда открылась дверь, и в нее все-таки зашел тот самый ожидаемый солист в сопровождении продюсера, их появления никто не заметил. Том в этот момент прикрывался чехлом от гитары и давил Георга к стенке, попутно тыкая его под ребра пластиковой бутылкой. Густав же был занят своим телефоном и не особенно обращал внимание на то, что происходит вокруг. К разборкам этой парочки он уже давно привык.

– Получи, подлец! – с хохотом вскричал Том и напялил на Георга весь чехол. Параллельно он случайно выбил у ничего не подозревающего продюсера Петера чашку с недопитым эспрессо.

– Том, твою мать! Смотри, что делаешь! – заорал Петер, от неожиданности выронив кружку.

Та тут же разлетелась на дюжину блестящих белоснежных осколков. Капли черного кофе брызнули в стороны, оставив кляксы на всём, чего коснулись. На джинсах Тома. На его гитаре. На рубашке продюсера.

– Эта рубашка стоит столько, сколько все твои гитары вместе взятые! – Хоффман гневно указал на загрязнение.

В комнате немедленно повисла гробовая тишина. На вновь вошедших уставилось ровно пять глаз: Тома, раскрывшего рот в немом то ли крике, то ли смешке; Густава, как всегда улыбающегося уголками рта вниз; и Георга, один зрачок которого нервно вращался в просвете молнии от гитарного чехла.

– Познакомься, Андреас, возможно, это твоя новая группа! Моё глубочайшее соболезнование! – раздраженно представил Петер.

Он морщился, держа руку на ошпаренном кофе боку.

– П-п-приятно, – промямлил Андреас и нерешительно протянул каждому из ребят руку для пожатия. – Я – Энди.

– Ты опаздываешь, Энди, – Том указал ему на часы. Он пытался выглядеть серьезно, хотя при этом поджимал губы и старался подавить хохот. Момент, конечно, стоил тысячи слов. Петер не мог зайти в более неподходящее время.

Энди усмехнулся.

– Да вы и так тут без меня не скучали, я вижу. Я никак не мог припарковаться.

Георг высвободился наконец из злополучного чехла и теперь тоже подошел к ним и осмотрел новичка. Так, ничего особенного. Блондинчик, нервный на вид, худощавый. Среднего роста.

– Чтобы убрали тут всё после себя, – Петер хмуро глянул на ребят и, буркнув что-то про «туалет» и «застирать», исчез в дверном проёме.

– Проходи, Энди. Мы тут... эм-м-м… Сейчас … – Георг и Густав разгребли для солиста кусочек дивана.

Том даже смог откопать во всём этом хламе усилитель и микрофон.

– Давайте попробуем сыграть что-нибудь, а ты споешь! А то у нас уже немного времени осталось.

– Окей, – Энди согласно пожал худыми плечами.

К счастью, настройка оборудования не заняла много времени , и, когда все провода были подключены, а музыканты расселись на свои места, Том пару раз кивнул, отсчитывая такт, и заиграл акустическую версию всем хорошо известной песни – «I canʼt get no satisfaction» от the Rolling Stones.

Комната немедленно наполнилась приятными аккордами гитары, и легкой дробью барабанной установки. Энди на секунду прикрыл глаза, прислушиваясь к нему и затем запел, пронзительным-пронзительным, как у девчонки, голосом:

– I can ge-e-et no-o-o satisfa-a-actio-o-on! Cause I try, and I try, And I try, and I try. I canʼt get no, I canʼt get nо-о-о…

На этом моменте голос его пошел вниз, совершенно не попадая в ритм и ноты, которые задавали Том и Густав. Том резко рванул струны, и гитара издала противный визг. Энди, казалось, не заметил этого и самозабвенно пел еще пару секунд, вцепившись в края стула до побеления костяшек. В комнате воцарилась мертвая тишина. То, что ребята больше не подыгрывают ему, до солиста дошло не сразу. Он удивлённо открыл глаза.

Басист, гитарист и барабанщик таращились на новенького. Георг страшно округлил глаза, и на его губах стала расплываться дурацкая улыбка. Он, конечно, хотел ее спрятать, низко свесив голову и скрываясь в вороте майки, но плечи его всё равно подозрительно дернулись.

Густав снова улыбнулся, как он это умел – уголками рта вниз. А Том… Том откровенно заржал. Напряжение долгого рабочего дня, в частности и последних недель, в целом, ожидание, нервы и голос Андреаса вконец доконали его.

– Чу... Чува-а-ак… Неудивительно что у тебя ничего не получается с сатисфэкшн… Тебе как будто что-то прищемили! – сквозь смех пробормотал Том и окончательно согнулся пополам, сползая на пол.

Перед глазами плясали страшные зеленые точки, готовые поглотить всю его Вселенную. Такие же предсмертные всхлипы слышались где-то на заднем плане в исполнении Георга.

Андреас вскочил со стула, бледный как мертвец.

– Вы… Вы что, смеётесь надо мной?!

Том заскулил с пола, пытаясь в воздухе жестами показать какие-то знаки. Он хотел все объяснить, но…

– Ыыы… – лишь вырвалось у него.

Глаза солиста сузились и на секунду в них что-то блеснуло. Он растерянно стоял посреди комнаты, глядя на Тома, согнувшегося пополам, Георга, без признаков жизни, почти лежащего, на своём стуле. Он схватил свою куртку и сумку и быстрым шагом вышел в коридор, снова по случайности сбив по дороге ничего не подозревающего Петера, который только что отстирал себе пятно и налил новый кофе. Дверь шумно захлопнулась за его спиной. На тумбочке возле нее аж подпрыгнула ваза с засушенными цветами.

– Да твою же мать! – громогласно раздалось из коридора, вслед за чем донесся звон разбитого стекла.

Том взвыл и пал лицом в пол, как поверженный на поле боя воин. Густав снова достал свой телефон и увлёкся написанием смс-ки своей девушке. Он очень четко вспомнил теперь, почему Тома на прослушивания они никогда не брали. Рабочий день на сегодня был закончен.

All these things that I see

Follow my dreams my fantasy

Every day till eternity

Iʼm searching an angel that feels for me.

Every day I feel my world comes crashing down

Every time I see your tears falling down

Thatʼs when I try to hide again.

(The Beautified Project – But I Canʼt)

Спустя полчаса горе-гитарист устало плелся в ночной клуб, неся за плечами свой злополучный чехол, который теперь пах кофе и неуловимо напоминал о неприятностях в студии.

После происшествия, меняющий цвет, как хамелеон, то белый, как смерть, то красный, как помидор, Петер, молча подошел к мальчишке, рывком поднял его за ворот толстовки с пола, сбив с него все желание ржать. Он прорычал ему в лицо, что даёт ему еще одну попытку – ровно три дня, как Русалочке, чтобы найти себе голос группы. Том сначала думал, что Петер попросту оторвёт ему голову, чтобы сделать жизнь проще абсолютно для всех, но этого не случилось. Тот поступил более «гуманно», заявив, что просто-напросто позвонит во все студии Германии и тогда Тому, а также всей его чудной группе, можно смело завязывать с идеей о музыкальной карьере в пределах территории всего Евросоюза. Что-то подсказывало мальчишке: в таком состоянии продюсер шутить не собирался.

Том печально вздохнул, вспоминая это пренеприятнейшее происшествие. Если быть откровенным, в подобном не было ничего смешного, но сделать с собой он ничего не мог, и оттого продолжал нервно посмеиваться даже сейчас, когда его, Георга и Густава практически вытолкали из студии пинком под зад. Чего и говорить, Петер давно заслуживал медаль за отвагу и выдержку в своей нелегкой работе по укрощению тройки буйных молодых музыкантов, благодаря которым не имел ничего, кроме убытков и проблем на свою несчастную голову. Хоффман терпел всё лишь по одной причине: потому что был другом отца Тома, с которым связался чисто из чувства уважения к его памяти.

Наверняка он успел уже тысячу раз пожалеть об этом, даже несмотря на то, что некогда считал Тома, Георга и Густава настоящей находкой. Думал ли он точно так же и до сих пор? Тогда их трио еще было квартетом, и всем им не приходилось, сбиваясь с ног, искать замену брату Тома, а по совместительству прежнему вокалисту. Раньше все они думали, что закончат школу, Георг и Густав на год раньше, Том и Алекс годом позже, и обязательно подпишут со студией контракт. Еще полгода назад они буквально бредили этой идеей, строя планы на будущее, раздумывая о том, что они могли бы стать известными музыкантами, колесить по всей стране, стать популярными. Однако, на определенном этапе жизни их ожидания сильно разошлись с реальностью.

В один ужасный зимний день Алекс и родители Тома разбились в автокатастрофе неподалёку от Магдебурга. Они оставили на грешной земле лишь своего старшего сына, который по случайности не сел тогда в машину и с тех пор скитался по миру неприкаянным духом. Мальчишка не вполне понимал, почему всё это произошло именно с ним, и, что еще интереснее, для чего ему нужно просыпаться каждый божий день теперь, когда вся его жизнь, в общем-то, была кончена и не приносила с собой ничего, кроме разочарования.

При этом дурном воспоминании Том опустил нос в ворот толстовки. Что-то зашевелилось глубоко на самом дне души, там, куда он прятал только самые болезненные чувства. С тех пор ему пришлось найти две работы, продолжать учиться, а вместе с тем не забывать, что когда-то в далеком прошлом, у него еще была мечта. Такие дни, как сегодняшний, довольно болезненно напоминали ему об этом, потому что с каждым разом Том все менее представлял, что однажды они смогут образовать группу. Провальная затея вряд ли воплотится в жизнь, точно так же, как и терпение Петера вряд ли вернётся в чашу, откуда уже давно перелилось через край. Теперь Тому оставалось только брести по улице в неизвестном направлении и воспоминаниях о лучшем прошлом.

Сейчас он сам не знал, куда стремился, ведь особого выбора ему никто не предоставлял.

Задумчиво повернув голову сначала налево, затем направо, парень перешел дорогу, как и всегда остановившись у двери музыкального магазина. Он редко мог отказать себе в удовольствии постоять там и поглазеть на офигенные Гибсоны, заманчиво поджидающие его на витрине.

Подумав секунду, Том толкнул дверь, решив, что работа в клубе всё равно не уйдет от него.

– Здорово, Мик, – Том пожал руку продавцу за стойкой.

– А, Каулитц. Здорово. Как поживаешь?

– Отстой, спасибо, – фыркнул Том.

Мик хмыкнул.

– Тебя на парах вспоминали сегодня, когда явишься? Чтоб нам с пацанами знать, чего врать.

– В следующей жизни. Когда-нибудь, когда мир рухнет и обе моих работы с ним вместе, – оптимистично предположил Том, опуская глаза на всякие разные прибамбасы, выложенные на прилавке под стеклом.

– Скажите, что у меня бронхит или еще какая херня.

– Бронхит был в прошлый раз.

– Тогда скажи – свинка. Холера. Бубонная чума. Да что угодно.

– Ты сегодня не в духе?

– Да. День не задался.

Том знал, что друзья прикроют его. Они все были в курсе сложившейся ситуации и прекрасно понимали, что еще и на учебу у Тома просто не оставалось времени.

– Значит, зашел на Гибсоны слюной покапать? – уточнил Мик, добродушно хмыкнув.

– Ну, а как же, – Том с любовью уставился на красный Гибсон, который теперь разве что не снился ему ночами. – Когда ж ты, скотина, подешевеешь процентов на девяносто? Тогда я смог бы продать себя в рабство

Петеру и купить тебя.

Мик заржал.

– Не скоро, Том, ой не скоро. Это новая модель. Губа у тебя не дура.

– Конечно, не дура. Я же Каулитц! Но толку, хватает мне всё равно только на струны.

Порывшись в кармане, он кинул Ларри на прилавок десять евро.

– Тебе какие?

– Для акустики. Лопнули пару дней назад.

Продавец кивнул, осторожно заворачивая упаковку в пакет и отсчитывая Тому сдачу.

– Спасибо, чувак, – Том приложил два пальца к кепке. – Попрусь я, а то Кит терпеть не может, когда опаздываю.

– Удачи, – Мик уже вернулся к изучению журнальчика. – Смотри, не запускай универ, а то фрау Штольц опять заявку накатает.

– Ай, да насрать, пусть катает, не до нее, – Том махнул рукой. – Сейчас в моей жизни вообще не самый удачный период для универа.

– Для него никогда не время. Если будут скидки на Гибсоны, я тебе метну клич.

– Спасибо.

Том закинул за плечо чехол и свалил подальше от соблазна.

Ему не стоило заходить в подобные магазины, потому что они являлись тяжким, недоступным ни по каким финансовым соображениям, они были наркотиком. Отец обещал ему Гибсон на следующий день рождения. Откуда же он мог знать, что даже не доживёт до него?

Том плёлся по весенним улицам Магдебурга, погруженный в свои мысли. Клуб находился через несколько улиц от студии, так что парень довольно быстро добрёл туда. Нашарив на дне гитарного кейса ключи, он ввалился в служебное помещение, где тусовался весь рабочий персонал до начала смены.

– Салют, Каулитц! – Поздоровался с ним бармен Нейт. К счастью, кроме Нейта никого больше сейчас в комнате не было. Минутка тишины и спокойствия – вот всё, чего Том сейчас хотел.

– Здорово, Нейт! – гитарист кинул на пол чехол и шумно плюхнулся на стул.

– Дерьмово выглядишь. Длинный денек?

– Ужасный. Ты себе не представляешь…

– Что, опять нелады в студии?

– Нелады. Мягко сказано... Нам никогда не найти этого долбанного солиста, такое впечатление, что на весь Магдебург вообще не осталось никого, знающего в этом толк.

– Попробуйте Риту? Она хорошо поет.

– Риту, – Том поморщился. – Не хочу, чтобы это была девчонка.

– Поищи на форумах?

– Уже искали. Бесполезно.

– Не пойми меня неправильно, – Нейт перекинул через плечо полотенце, – но мне кажется, ты сам подсознательно ищешь отговорки и не хочешь брать никого на эту роль. Тебе так не кажется? Ты не хочешь видеть никого на месте своего брата.

– Тебе кажется, – отрезал Том, не желая продолжать этот малоприятный разговор.

– Ладно. Я тебе сочувствую. Вы изначально выбрали не самую легкую дорогу, – Нейт с сожалением посмотрел на приятеля.

– Расскажи мне ещё об этом, – проворчал тот, безжизненно свисая со стула.

– Ну, по крайней мере, у тебя есть минут пятнадцать перекура, потом надо будет открывать бар и готовить сцену.

– Спасибо, Нейт. Я сейчас, посижу чуть-чуть, все будет ОК.

Том очень сомневался в своих же собственных словах, но поддерживать этот разговор и дальше ему не очень-то хотелось. Беспросветная задница преследовала его уже так давно, что пора было скорее начать принимать её как должное, вместо того, чтобы считать отклонением.

– Ок. Я пойду, – Нейт кинул окурок в пепельницу и ушел.

Том остался один. Он прикрыл глаза и блаженно улыбнулся этой минутке спокойствия, которая была сейчас так кстати. Он порылся в кармане, доставая пачку сигарет. Вообще, Кит запрещал курить внутри, выгоняя персонал дымить на улицу в специально отведенное местечко. Но сейчас его тут, к счастью, не было.

Том чиркнул колесиком.

Тишина была очень приятной, потому что в последние дни всё реже и реже удавалось побыть в её компании.

Ему почему-то вспомнилось именно сейчас, как совсем недавно он еще просыпался дома, под неугомонную трель будильника, с кухни доносился запах свежеприготовленной яичницы, из соседней комнаты орал телевизор, младший брат выяснял отношения с отцом по поводу своего очередного прогула в школе.

«Еще минуточку, мам! Сейчас, сейчас, встаю!» – эхом прозвенел в воспоминании Тома собственный голос. Он глупо улыбнулся этому наваждению.

Всего полгода назад это было реальностью. Он садился на кровати. Шел умываться. Знал, что сейчас зайдет в кухню, мама накормит его вкусным завтраком. После чего он соберется и пойдет в школу. Это было так недавно, но казалось таким далеким теперь, будто пришедшим к нему из прошлой жизни, где у него еще присутствовала надежда на то, что всё могло стать хорошо.

Первое время после аварии было очень тяжело, Том вспомнил, как носился мрачной тучей, не появляясь в студии неделями, отвергал любую помощь, не желал видеть во главе группы никого, срывался на Георга и Густава, которые, к счастью, молча сносили все эти перепады настроения. Один только Петер с сожалением видел, что вся эта грандиозная и, в сущности, неплохая идея, которую он изо всех сил старался поддерживать, рассыпается на глазах, как карточный домик.

До сих пор Том не был уверен, что до конца пришел в себя после трагедии. Это были дни сущего ада наяву, и друзьям действительно стоило большого труда поддержать выходящего из себя приятеля. Хамить и грубить всем Том уже прекратил, но ощущение того, что лучше уже не будет не покидало его.

Он удивлялся до сих пор, как Георг и Густав не замочили его где-нибудь в темной подворотне. Вел себя их приятель просто ужасно – он часто срывался, убегал и появлялся только спустя несколько дней, за время которых даже не поднимал трубку телефона и не открывал дверь, заставляя друзей врать, что он серьезно болен. Петер и Кит – оба его начальника, были, конечно, не дураки, они прекрасно понимали, что опухшее лицо парня было следствием никак не простуды, а скорее забойного, непросыхаемого запоя, которым Том тогда злоупотреблял.

К счастью, хотя бы этот период уже остался позади. Том позволил друзьям вытащить себя сегодня только потому, что хотел продолжать играть на гитаре.

Сейчас его состояние относительно выровнялось, однако та мысль, что выразил вслух Нейт, застряла в голове: Том действительно не хотел видеть на вокале никого, кроме брата. Прямо сейчас ему казалось что еще не время, что еще не всё кончено. Он до сих пор думал, что эта злая шутка судьбы – неправда, и что однажды родители и Алекс вернутся, живые и целые.

Том открыл глаза. Реальность больно ударила его по лицу. Это не могло оказаться правдой. Они все ушли, оставили его насовсем, доживать свои дни в этом одиноком мире.

В горле зачем-то встал противный ком. Руки парня немного тряслись, но он заставил себя встать. Сегодняшний день был еще не закончен, а борьба за выживание по-прежнему продолжалась. Надо было доделать дела. Он сделал очередную затяжку, стараясь, чтобы дым заполнил всю его голову. После этого он нехотя встал и полез в шкаф за своей рабочей униформой.

Как только дверки открылись, на его голову спикировала какая-то огромная коробка. Она свалилась прямо с верхней полки и угодила парню точно в лоб.

– Чёрт! – Ругнулся Том, потирая ушибленное место.

Он зло пнул коробку. Откуда та тут взялась, Том не помнил. В полете она раскрылась, и её содержимое выпало наружу. Молодой гитарист с удивлением окинул взглядом всю эту рухлядь – бейсбольный мяч, кепку, какие-то бумажки, коробку из-под сигар, зажигалку, фотографию, часы. Он увидел что-то блестящее и нагнулся рассмотреть, что так манило его взгляд. Это было какое-то украшение. Том протянул руку и достал его из кучи прочего хлама. Это оказалась довольно длинная тонкая цепь, на которой болтался медальон в форме чего-то непонятного – то ли крылышек, то ли птицы, то ли дракона, то ли еще какой чепухи. Небольшое по размеру, оно смахивало на монету. Позолоченное, а, может, и правда золотое? Крылышки были изящно закручены вокруг какого-то белого камня – Том не очень был силён во всей этой геммологии, но красотой украшения невольно залюбовался.

Кому пришло в голову хранить драгоценное украшение в коробке в комнате для персонала? Том пожал плечами и хотел было положить цепь на место, чтобы собрать хлам обратно, но тут дверь комнаты неожиданно распахнулась и в нее влетел Кит Штерн – главный менеджер заведения. С телефоном в руке, что-то громко вещал в трубку.

– Да, да! – он подошел к своему столу и начал рыться в бумагах.– Я все понял! Все будет в лучшем виде, столик гарантируем, на входе я все передам.

Его появление стало таким неожиданным, что Том, не отдавая себе отчета в своих действиях, вздрогнул и машинально сунул руку с украшением в карман широких джинсов.

– Да что ты беспокоишься. Все будет в лучшем виде! До связи! – горячо заверил собеседника Кит. Он сложил мобильник и молча уставился на Тома, будто впервые увидел его.

– Каулитц, – его глаза сузились до щелочек. – Выступление через десять минут. Ты почему еще тут?

Его взгляд упал на коробку под ногами парня.

– Это что еще за мусор?

– Это… Из шкафа… Выпало вот, – Том пожал плечами.

– Так убери это. И давай быстрее, не копайся! Сегодня как никогда всё должно быть идеально! – Кит, казалось, тут же забыл про Тома, и его мысли понеслись дальше.

Том принялся медленно стаскивать с себя одежду, чтобы переодеться в рабочее перед выходом на сцену. Его неудачный день продолжался.

Can someone save me?

Just take me in, this time it’s different

I’m different, I need a change

That’s why I’m searching

I’m fighting, I’m waiting for you

I need to feel where I belong

I’m waiting for you to come along

I need to dream

To carry on

I’m waiting for you, now come along

(Smash into Pieces – Come Along)

====== Глава 3. Арест ======

– Как? Спрашиваю еще раз! – ужасающе терпеливым и чересчур вежливым тоном спросил Давид, вкладывая в эти слова последнее самообладание.

Вильгельм сидел в его кабинете и исподлобья разглядывал родственника. Тот, в свою очередь, поедал племянника не менее «радостным» взором. Это была игра, в которую они играли достаточно часто, проверяя, у кого не хватит выдержки и кто первым сдастся. Давид считал себя первоклассным психологом. Порой его совсем переклинивало, и он наставлял на племянника фонарь для эффективности допроса. К счастью, это случалось не чаще, чем пару раз в декаду, когда он вспоминал о колоссальной важности своей должности.

– Ну, я жду твоего ответа! – Давид нервно переложил с места на место какие-то документы.

Вильгельм послушно повторил:

– Еще раз отвечаю. Я как раз шел к тебе нести отчет. Я уже все яблоки пересчитал, тут иду, смотрю – гора лежит и купидоны резвятся. Ты же знаешь, какие они проказники!

Давид нетерпеливо дернулся в его сторону.

– Прекрати вешать мне на уши макаронные изделия!

Вильгельм умолк, послушно прекратив.

– Где ты вообще был, когда нужно нести пост? Это твоя территория, и почему, спрашивается, ты за ней не уследил? Кто. Ел. Яблоки?

– Я уже все сказал, – Ангел устало прикрыл веки. – Что ты еще хочешь от меня?

Давид немного подумал, прежде, чем продолжать разговор. Психологическая непробиваемость племянника иногда ставила его в тупик. Вильгельм прекрасно понимал, что тот видит его насквозь, но продолжал гнуть свою линию, а сам Давид знал, что мальчишка врет, но никакие его приемы отчего-то не действовали. Верховный Апостол начал злиться.

– Значит, не будешь рассказывать?

– Рассказывать что? Могу рассказать, я тут на досуге книгу одну прочел, вот послушай…

– С кем ты говорил? – резко перебил его дядя и двинул лампочку ближе к мальчишке.

– Зря ты не хочешь послушать про книгу. Очень интересная, – Вильгельм вздохнул. – Там рассказывается про девочку, летающий домик и Страшилу, которому набили в голову мозги из отрубей. Я тебе хотел предложить, может, нам Сакию так сделать? А то он у нас совсем.

Для наглядности юный Ангел покрутил пальцем у виска.

Давид окончательно потерял терпение. Он резко встал, обошел стол и склонился над объектом допроса. Его огромные золотые крылья трепетали за спиной, и это был явно нехороший знак.

– С кем ты говорил?! Где ты взял сигареты?

– На рынке поменял, как и обычно. Что из этого для тебя новость? Ты же знаешь, контрабанду никто не отменял.

– Почему тогда на фильтре губная помада?

– Помада также моя.

– Твоя?

– Моя! Веришь ты или нет, она шла в комплекте с сигаретами. Комплект назывался «одинокая незнакомка».

– Я даю тебе последний шанс, – тон Апостола пошел на понижение.

– Шанс на что? Я ни с кем не говорил, Давид. Так, выражал некоторые мысли вслух. Иногда я крашу губы, курю и занимаюсь философскими изысканиями в тени зеленых деревьев! У всех нас есть свои маленькие странности!

– Вот как, значит. Странности.

Племянник согласно кивнул.

– И с дежурства в самом разгаре смены ты тоже ушел из наилучших соображений, думая, что тебе, как обычно, сойдет это с рук?

Снова кивок.

– И ты не предполагал, что рано или поздно мое терпение лопнет, а тебе придется ответить за все, хотя тебя уже предупреждали раз тысячу?

– Конечно нет, – все тот же прямой, уверенный взгляд.

Давид искренне позавидовал его стальной выдержке. Глаза его подозрительно блеснули.

– Прекрасно, – елейная улыбка тронула губы Апостола. – Значит, ты сам того просил. Стража!

Вильгельм удивленно вскинул голову, а Давид довольно ухмыльнулся.

– Что? Что ты хочешь этим… – начал было Ангел, но его перебили.

В комнату влетел крупный Охранник в сияющих золотом доспехах с огромной алебардой наперевес. Сакий не мог объяснить, за каким чертом он таскал с собой эту хренотень – на территории Рая никогда не возникало таких ситуаций, в которых она могла бы пригодиться, да и эффектности его появлению оружие тоже не придавало. При виде Вильгельма Страж приоткрыл рот, будто впервые увидел своего подопечного. Младший Ангел игриво махнул ему ручкой. Похоже, недалекий Страж только сейчас сообразил, что объект его охраны вовсе не в ванной. Лицо его побагровело.