Текст книги "Where Angels and Demons Collide (СИ)"

Автор книги: fifti_fifti

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц)

Бывалые говорили, что Демоны не могут чувствовать, но по какой-то причине Дария могла. Это не прекратилось с того момента, как остановилось ее сердце, так что страшные воспоминания истязали ее каждый чёртов день новой жизни, и у них почему-то были все одни и те же зеленые глаза, холодные и злые. Наверное, во всем виновато одно небольшое отличие Демонов от Ангелов, которое заключается в том, что Демоны прекрасно помнят все, что случилось в их прошлой жизни, когда они были еще людьми. Печать проклятия не могла стереться с их кожи – они не должны были забывать, кто они такие – насквозь прогнившие злые создания, существующие лишь для того, чтобы вечно мучить других.

Дария с ненавистью смотрела в такие знакомые ей глаза.

Грим уродливо осклабился, видя реакцию, которую ему удалось вызвать. Прежде чем он успел сказать хоть что-то еще, Фурия метнулась к нему, с удивительной силой прижав духа к стенке и вдавив в его горло лезвие большого охотничьего кинжала, который она не выпускала из рук, даже если принимала кислотные ванны в Аду.

– Тварь, как ты смеешь? – зло прошипела она ему в лицо. Ее собственное выражение менялось на глазах до неузнаваемости, и из красивой девушки со вздернутым носиком, пухлой нижней губой и большими карими глазами, она превращалась в настоящего Демона – лицо ее покрывали черная, будто змеиная, кожа, глаза загорались красным бешенством, а пальцы стали огромными и уродливыми изогнутыми когтями. Ее чешуя блеснула в свете ночных фонарей. Это всегда происходило, когда она злилась. потому что существовали кое-какие неприятные мелочи, прилагающиеся к бессмертию в облике Демона.

Дария зашипела.

– Я много чего могу, ты недооценивала меня, – прищурил ненавистные зеленые глаза Гримм. – В отличие от тебя, он-то попал в Рай, как и все мученики. Справедливо ли, справедливо ли, Дария, то, что вас так разделили эти миры? Не удивительно, что тебя так тянет к светлому.

Он продолжал смеяться, видя, что Демоница едва не лопается от бешенства.

– А еще я знаю, что ты не просто так на земле. Я даже думаю, мне пора доложить Марбасу, что ты сливаешь беленьким кое-что нужное, не забывая засовывать язык им в рот.

Дария не удержалась. Губы ее скривились в злой усмешке.

– Ммм, какие мы проницательные, когда нам нужно. А ты не думаешь, если я раз уже однажды вырезала красивые глазки с этого смазливого личика, я не смогу сделать это и еще раз? – спросила она, изо всех сил впиваясь когтями в человеческое тело, изгибы которого она знала лучше, чем свои собственные. В ее душе колотилось такое бешенство, что она не удивилась бы, если больше никогда не смогла принять человеческий вид.

– Я старше тебя, Фурия. Тебе вряд ли есть смысл тягаться со мной, – напыщенно сказал дух в обличии человека. – Но у меня есть к тебе деловое предложение.

Дария изо всех сил старалась держаться. Она не хотела позволять злости Демона брать над собой верх.

– Я тебя слушаю, – прикрыв глаза, пробормотала она, давая себе время успокоиться.

Приняв ее эмоции за обреченность и готовность поддаться на любое предложение, Гримм радостно сверкнул глазами.

– Я могу помочь тебе. Я обещаю забыть все, что я сегодня видел, и не докладывать ничего Марбасу, ты же в обмен пообещаешь, что будешь моей. Для тебя я могу даже остаться в таком виде, если пожелаешь.

Бешенство, чистое бешенство вновь поднялось по венам. Как черная смола по венам, как раскаленное железо, оно текло под кожей и сжирало внутренности. Дария чувствовала, как ее форма окончательно меняется в кожистое, похожее на змеиное, тело, пропитанное смертельным ядом. Она становилась такой, какой была на на самом деле.

Гримм, ухмыляясь, смотрел на нее. Такой эта женщина нравилась ему не меньше.

– Хм… – промурлыкала Дария чуть изменившимся Демоническим голосом. Она прижала свой кинжал к горлу Демона и прочертила острием клинка причудливые узоры, играя со своей добычей. – Гриммчик умнеет на глазах, да?

Тот гордо надулся, чувствуя скорую победу.

– Ну что ж, похоже, что у меня действительно не остается другого выбора… – прошептала Демоница, опуская вниз большие красные глаза.

Она поманила духа страха пальцем. Тот поневоле склонился, чтобы услышать, что она хочет сказать ему.

– Полагаю, раз мы теперь заодно, я могу доверить тебе один большой секрет? – она приблизила свое лицо к Гримму и прошептала ему прямо в ухо. – Я, может, и поцеловала Ангела. Но, в отличии от него... Твой червивый… Поганый рот… Мне бы в жизни не пришло в голову поцеловать! Я лучше буду вечно жить в Раю и трудиться на благо Светлой Силы!

С этими словами она резко воткнула свой кинжал прямо в сердце Гримма, быстро произнося какие-то слова. Демон страшно закричал, лицо его перекосила гримаса адской боли.

– Что ты делаешь? – взвизгнул он, скрываясь в ярко вспыхнувшем облаке.

– Отправляю тебя туда, где тебе самое место!

Свечение обволокло Демона со всех сторон, скрывая из виду мерзкие, исказившиеся черты и унося прочь холодные зеленые глаза вместе с клочками черной кожаной куртки Дарии, в которую он яростно впился в попытке удержаться за реальность. Его пронизывающий визг повис в ночном воздухе, отразившись от стен домов и затихая в синеве густой ночи.

– Ты пожалеееееешь! – услышала Дария его последний хрип.

– Я уже жалею. Что не сделала это раньше! Но зато у тебя есть время подумать о своем поведении там, куда я тебя отправила, – сказала Дария уже в пустоту и криво улыбнулась уголком рта. – Мне надо было сделать еще при нашей первой встрече, сэкономила бы себе пучок нервных окончаний.

Еще по дороге в город она нашла одинокую часовенку возле старого кладбища, где привалилась ненадолго отдохнуть. Заклинание отнесло ее достаточно далеко, ей пришлось проделать долгий путь, прежде чем она достигла своей финальной цели.

Демоны нормально переносили кладбища и Дария не имела ничего против того, чтобы посидеть там перевести дух – к сожалению, для нее в этом теле усталость и голод сказывались быстрее, вот она и забрела туда, чтобы присесть ненадолго, привести в порядок все еще плывущее после перемещения тело. Конечно, в часовню она зайти не могла, да и упаси Дьявол любого Демона, если он захочет туда попасть, но ее ворон вполне мог позволить себе такую небольшую роскошь. В конце концов, надо же подстраховывать себя иногда, пребывая в чужом мире?

Дария знала заранее, что это сыграет ей на руку, поэтому заставила ворона влететь внутрь и начертить клювом на земле особые знаки. Теперь Гримму, который и отправился исповедоваться в это святое место во всех своих смертных грехах, нескоро захочется кляузничать Марбасу, ведь любому Демону пребывание в храме доставляло нечеловеческие муки, а уж Дария постаралась, чтобы руна, начертанная ее вороном, занимала место аккурат под крестом. Малыша Гримма вместе с его идеями о том, как сделать жизнь лучше, ждало крайне увлекательное приключение в мир неистовой запредельной боли, прожигающей насквозь все его существо. Выйти дух не смог бы – заклинание держало его в пределах рисунка. Все, что Дарии требовалось – лишь нарисовать на какой-нибудь части его тела такой же символ, как на полу в часовне, чтобы отправить его туда. Дуралей даже не заметил, как она чертила клинком на его коже не узор, а древние рунические символы.

Можно было не опасаться, вряд ли кто-то хватится этого придурка ближайшие лет... тысячу.

Она жалела лишь об одном – о том, что позволила себе настолько выйти из-под контроля. Бешенное клокотание внутри не смолкало, и Демоница, пошатываясь, побрела прочь со светлой улицы. Она избавилась от своих крыльев, но ее меняющийся вид теперь мог сыграть с ней злую шутку. Встреть она на улице людей, можно было бы навлечь на себя большие неприятности, которые ей сейчас не хотелось бы решать – у нее больше не осталось ни сил, ни желания делать это. Проклятый дух страха взбесил ее настолько, что она перешла почти все свои границы. Ее собственное правило номер гласило – никогда не превращаться полностью. Пара-тройка таких превращений, и блестящие черные чешуйки больше никогда не сойдут с ее кожи.

Но самое страшное, что поганый Гримм был в чем-то прав, Дария любила свою человечность, и, тогда как многие Демоны нарочно старались сделать побольше злых дел, чтобы убрать эти воспоминания, а с ними заодно и их человеческий облик, она не хотела видеть себя таковой. Сестры Дарии, восемь Фурий, уже все давно стали истинными исчадиями Ада, кроме Алекты, которая предпочла сохранить свое прекрасное лицо, чтобы красиво отражаться в зеркале. Впрочем, делала она это только из чувства самовлюбленности, которое в ней пересиливало все остальные ее качества.

Дария же порой и сама не могла себе дать ответ, почему она не хотела превращаться до конца. Ведь мертв, значит, мертв, и не стоит цепляться за уже давно потерянную жизнь, делая вид, что ты все еще ее часть. Наверное, она хотела помнить себя именно такой – наивной девчонкой, совершившей большую глупость, стоившую ей жизни. Она хотела запомнить эту ошибку навсегда и больше никогда ее не повторять.

Неожиданное превращение Гримма вскрыло многие старые раны в ее душе, и это казалось странным, ведь у Демонов не было и не могло быть души. Но что же это тогда так ныло слева в районе ребер?

Дария шагала прочь, зажимая чешуйчатой рукой рваную рану в том месте, где прошлись когти Демона. Она свернула в первую попавшуюся подворотню и, сев там на землю, спрятала лицо в снова становящиеся человеческими ладони. Слава Дьяволу, первое цельное превращение не смогло полностью изменить ее. Дария, часто-часто дыша, стала считать до десяти, чувствуя, как злость уходит, капля за каплей покидая ее тело, а вместе с ней пропадает и черная змеиная кожа. К ней возвращались ее привычные черты.

– Черт тебя подери! – мусорный контейнер, стоявший рядом с ней, со всей силы вмялся в стенку, отброшенный мощным рывком.

Плечи девушки затряслись, пока она пыталась унять рвущиеся наружу глухие рыдания.

Она не имела понятия, сколько прошло времени, пока она сидела вот так в переулке, одна, наедине со своими внутренними терзаниями. Да, это было определенно больно – любить. Ее любовь не была длинной, как не была и счастливой, и все же это оказалось достаточно больно, чтобы длиться вечно.

Она чувствовала проклятые соленые дорожки на щеках. Будь она стопроцентным Демоном, она не могла бы плакать. Почему ее сознание никак не могло выбрать свою половину? Неужели Гримм прав, и ее существо всегда будет тянуться к свету?

Бывают такие шрамы, которые напоминают о себе всегда, вновь открываясь алыми ранами. И хотя прошлое – оно на то и прошлое, что должно оставаться навсегда за спиной, Дария сомневалась, что она хотя бы когда-нибудь сможет себя в этом полностью убедить.

I’m so tired of being here

Suppressed by all my childish fears

And if you have to leave

I wish that you would just leave

Your presence still lingers here

And it won’t leave me alone

(Evanescence – My Immortal)

====== Глава 15. Осколки ======

С утра, непривычно долго копошась ключом в замке, чертыхаясь и матерясь, в квартиру ломился Георг. Для него это было утро воскресенья, а так же утро дикой головной боли, коварно двоящейся замочной скважины и забытого в такси кошелька.

– Вот блин. Да стой ты, сцука! – обратился басист к скважине, которая (он мог бы поклясться в этом) каким-то мистическим образом перескочила влево прямо из-под его руки.

Он попытался потрезвонить в дверь, но ему почему-то ответила полнейшая тишина.

– Сдохли они там все что ли? – с досадой прошептал парень.

Прищурив один глаз как пикадор, басист размахнулся и засадил, наконец, со всей дури ключ в скважину.

– О, боги! Почему я так прекрасен и ловок? – похвалил он сам себя. – Тооом? Гуууст? Биииил? – этот крик разнесся по пустой квартире, когда запоздавший жилец-таки проник внутрь.

Георгу не то, чтобы принципиально было нужно что-то от ребят, просто он не понял, почему никто не открыл ему. Он точно помнил, что только ему перепала девчонка, а это значило, что остальные поехали домой. Не могли же они до сих пор дрыхнуть? Хотя, почему не могли, могли. Билл и Том так перебрали вчера, что даже танцевали только вдвоем, Георг точно помнил этот момент, он отпечатался в его памяти как живой. Вот будет о чем рассказать им как они встанут!

Приятно прижмурившись, басист припомнил свои вчерашние ночные приключения.

– Ы-ых, – довольно прошептал он и снова поежился, а затем, все еще посмеиваясь, бесцеремонно открыл дверь в комнату Тома. – Ну что, алконавты, вы помните как... – слова застряли в его горле на полпути.

Том оказался в постели не один. Его дреды разметались по подушке, одеяло прикрывало парня только по пояс. В его объятиях лежала какая-то брюнетка, руки гитариста нежно обнимали девушку за талию, черная голова покоилась на его плече, а лицо скрывал каскад темных прядей. Красотка пошевелилась, и тогда блестящие локоны спали на сторону, и глаза Георга окончательно вылезли из орбит. Ему понадобилось секунд тридцать, чтобы сообразить – он ошибся второй раз. Это была не девушка...

Он как-то разом охватив взглядом все – пустой диван, где до этого ночевал Билл, разбросанную по полу одежду, которую он, несомненно, видел на Томе и Билле вчера в клубе, и, собственно, самих Тома и Билла, спящих, как сладкая парочка и нежно прижимающихся друг к другу. На этом моменте Георг окончательно оторопел. Его шутка про танец в клубе мигом потеряла свою значимость, какк ка что бы ни произошло вчера, оно явно имело продолжение еще и сегодня. За всю свою жизнь из всех гетеросексуальных гетеросексуалов, которых он встречал, Том был самым гетеросексуальным. Женщины всегда роились вокруг него ульями, начиная со средних классов школы, а иногда он уходил из клуба сразу с двумя девушками. Что на него нашло в последние дни? Разве не он утверждал с пеной у рта, что Билл, кроме всего прочего, являлся его кузеном?

Георг похлопал глазами, не находя никаких ответов на свои вопросы. Он вышел, закрыл дверь, посмотрев на нее с другой стороны, потом вышел из квартиры, проверив номерок и, убедившись, что это именно его дверь с цифрами 483, после чего вернулся обратно. Он снова нерешительно повернул ручку и заглянул в комнату друга, сообразив, что ошибки тут нет, и попал он именно в ту квартиру, как бы прискорбно это ни звучало. Пока Георг странствовал от двери до двери, ничего не изменилось, разве только Том повернулся во сне, а Билл переполз к нему на грудь, как родной. Во сне рука гитариста ласково проползла по талии парня и натянула на него одеяло.

Георг не вытерпел. Подумав чуть-чуть, он схватился за свое гетеросексуальное сердце и, хромая на все, на что только можно хромать, отправился будить Густава. Он понял, что произошло, кажется, Том от стресса снова впал в экспериментальное состояние со своей личностью. У него уже бывали такие периоды – сначала проблемы с алкоголем, потом с прогулами студии, потом с отрицанием всего и вся, потом с хамством начальству и лучшим друзьям... Сейчас начался новый виток трагедии – кажется, веселья ради, он перешел на парней. Георг едва дышал и старался двигаться как можно тише, чтобы в этой новой тишине хотя бы попытаться обнаружить утерянный смысл бытия. Ему нужно было срочно будить Густава. Только вдвоем они всегда приводили Тома в порядок.

Том в это время все же вырвался из сна. Что-то помешало ему оставаться там, наверное, во всем были виноваты топот и сопение в коридоре.

– Я убью его. Почему он не может возвращаться тихо? – простонал он, протирая глаза.

Утро встретило его неожиданно – звоном внутри головы и копной мягких волос, покоящихся на его груди. Осознав последнее, Том застыл. Он не припомнил, чтобы вчера возвращался не один, они ввалились домой – он, Билл и Густав, но никого четвертого с ними не было.

Юный гитарист осторожно заглянул под одеяло, стараясь не разбудить то, что спало рядом с ним, но обнаружил, что ничего не пропало. Его боксеры были на месте, и парень облегченно вздохнул. По крайней мере, собственная память-таки не подвела его.

Он попытался восстановить цепь событий. Медленно, капля за каплей, осознание приходило к нему. Том вспомнил, как он, пьяный и невменяемый, вернулся из туалета, а потом грозился Биллу придавить его, если тот немедля не подвинется... И, собственно, исполнил свою угрозу. Он хотел спать так, что готов был лечь рядом, даже если бы это оказался Эллис Купер собственной персоной.

Черная копна волос на груди Тома зашевелилась, а теплые пальцы проползли чуть вниз по голой коже, оставляя за собой приятный след от прикосновения. Брюнет слегка застонал во сне. Мурашки прошлись вдоль всего позвоночника Тома, потому что это действие и ощущение приятной тяжести поспешило сказаться немедленно, так что к своему ужасу, юный гитарист ощутил, что утро приветствует его радостным поднятием одеяла где-то в районе паха.

Перед глазами в танцевальном ритме пронеслись картинки прошлой ночи. Цветомузыка, серая футболка, запрокинутая голова Билла, его влажная шея. Начинающийся стояк окончательно укрепил свои позиции. От подобного вооруженного переворота в голове, щеки парня залила краска, так что он обессилено откинулся на подушку. Он молился о том, чтобы Билл не проснулся и не увидел этого, но его надежды не оправдались.

Почувствовав шевеление, брюнет, как назло, сделал строго обратное. Карие глаза его раскрылись, как будто бабочка взмахнула крылышками, и уставились прямо на выползающего Тома, поймав того на месте преступления. Человек тоже уставился в эти глаза, в которых спросонок еще отразилось ни капли понимания происходящего, однако, Билл на удивление быстро быстро пришел в чувство. Он просканировал лицо парня сверху вниз, в его карих зрачках мелькнуло удивление. Оба молча смотрели друг на друга, а Том мечтал прожечь наконец эту кровать и низринуться прямо в Ад, так ему стало стыдно, хотя Билл, казалось, не обращал на это внимания.

Вместо этого он поморщился, сказав лишь:

– Блин, где моя голова? Ты не видел?

И снова рухнул вниз, уткнувшись лицом в одеяло. Сметая все неловкости и ненужные слова, глупости и предрассудки своей непосредственностью, он болезненно прикрыл веки. Нет, этот мальчишка не удивлялся тому, что проснулся, мягко говоря, не один и, мягко говоря, в странной ситуации. Его волновала его голова! Впрочем, не сюрприз, ведь вчера под конец вечера именно эта часть его тела уже не думала, заставляя своего хозяина хлестать зеленый абсент прямо из горла, как будто это был не крепкий алкоголь, а всего лишь бабушкин домашний компот.

Том не выдержал, он понял, что его начинает душить смех. Вся эта ситуация была настолько нелепа, что он не смог удержаться. Он рассмеялся, ощущая прилив абсолютной детской дури. Неловкость его тут же сдуло словно ветром, спасибо Биллу, который знал наверняка, как уничтожить момент. Все так же смеясь, Том схватил парня в охапку и перекинул через себя. Он вдруг почувствовал себя так, будто не трезвел со вчерашнего и все еще прибывал в состоянии неуемного наркотического угара.

– А нехрен было столько жрать вчера! – дал он запоздалый совет, подминая Билла под себя и тыкая его кулаками под ребра. – Пьянь коричневая!

– Эй! – возмутился тот. – Ты что делаешь?! Не щекочи меня!

– Почему я не должен? – прорычал Том, тиская ребра парня.

– Я боюсь щекотки! – заорал не своим голосом юный Ангел.

Этого говорить не стоило.

– Хы… – нехорошо ухмыльнулся Том.

Сейчас было самое время отомстить Биллу за все, что он творил вчера: и за его выход из клуба, и особенно за поцелуй с девчонкой, которая оказалась такой неприятной личностью. Ангел и вздохнуть не успел, как в мгновение ока оказался намертво прижатым к кровати. В глазах его мелькнул суеверный ужас, когда он осознал, что сейчас будет.

– О нет! Том, нет!

– О да, Том, да! – выдохнул парень и принялся отрабатывать на худых боках темноволосого Ангела весьма сложную табулатуру, до которой он никак не мог дойти вот уже пару недель. Теперь шанс представился как никогда удачный. Билл извивался и хрипел, рыдая от смеха, и Том продолжал его мучить, впиваясь в бледную кожу и стараясь сделать так, чтобы брюнет не вырвался. Он терзал ребра Билла, пока тот закатывался под ним заливистым смехом.

– За что ты меня убиваешь? – отбивался тот.

Том придавил его к кровати еще сильнее, хрипло дыша в его ухо.

– Ты вчера занял всю мою кровать. До, рэ, ми, фа, соль, ля, си! – садистски прошептал юный гитарист ему прямо в ухо, пробегая пальцами снизу вверх.

– Не на-а-адо, ты сказал, что мы друзья! – Билл стремился скинуть его с себя, но не мог разобрать ничего сквозь смех.

Тому начало становиться жарко от этой забавной игры.

– Во-вторых, – продолжал он читать нотации, – ты вчера мне доставил массу хлопот. Ты же не думал, что тебе это так сойдет с рук?

– Не думал… – прошептал Билл, пока Том временно потерял бдительность и прекратил свой садизм.

– Не думал, ну тогда и получай! Чтобы в следующий раз твоя голова работала лучше! Я, как гитарист, могу делать это ооочень долго, – он навис прямо над Биллом.

Кончики его дредов, свесившись, дотронулись до кожи парня. Он заглянул прижатому в кровати Биллу в лицо. Тот все еще смеялся и брыкался, так что Тому пришлось скрутить его руки и придавить их к кровати по обе стороны от головы. Брюнет прикрыл веки, хрипло дыша и пытаясь отсмеяться. Он запрокинул голову, но его движения и ерзание вдруг заставили Тома остановиться и прекратить возню. Он вдруг понял, что это ему напоминает их маленькая игра. Жар поднялся снизу живота, а в голове моментально стало пусто. За всей шуткой Том как-то совершенно забыл, что у него была одна утренняя проблема, которая так никуда и не делась. Словно почувствовав изменение настроения, Билл тоже перестал смеяться. К счастью, тот ничего не говорил, он лишь мягко смотрел снизу на своего мучителя и улыбался так, что у Тома по лопатке стекла капля пота. Сейчас он был такой красивый. Глядя на него в открытую, Том прошелся глазами по изгибам его шеи, изучая идеальную гладкую кожу, капельки пота на ней, прилипшие ко лбу прядки взлохмаченных черных волос, полные губы, выразительные темные глаза. Он был такой сонный и растрепанный, со следами от подушки на лице.

Билл прищурился. Взгляд его скользнул по переносице парня, до кольца в губе и обратно. Он видел, что во взгляде Тома теперь отражаются совсем уже не огоньки смеха, в них горело что-то другое, эти глаза смотрели будто через его кожу так, что Ангел вдруг начал падать во что-то мягкое и теплое. Он ощутил жжение и легкое покалывание и посмотрел вниз. Том сидел прямо на нем, и там, где он прижимался бедрами вдруг стало твердо, так твердо, что пришлось закусить губу. Какое забавное чувство...

Человек ощущал эти изменения, но не двигался, он так и навис над Биллом, давая ему возможность сполна разглядеть себя ближе. Ангел пользовался ей, бессовестно шаря глазами по его скулам, гладкой коже, встрепанным дредам. Он слушал его сбитое глухое дыхание.

Том склонился чуть ниже. Еще чуть чуть и его грудная клетка коснулась бы груди Билла.

– Что? – тихо спросил Ангел, сам не зная, почему он шепчет.

– Н-ничего, – так же тихо ответил Том.

Еще какое-то время они неловко подбирали слова. Билл понял, что его руки больше никто не держит, и, кажется, угроза щекотки отступила. Поддаваясь какому-то странному порыву, он высвободил запястья. Чуть помедлив, Ангел положил ладони человеку на грудь, сам не зная, что хотел – то ли остановить этого мальчишку, то ли наоборот, сделать что угодно, чтобы тот не останавливался и продолжал прижимать, гладить его тело, потому что это ощущение было более, чем приятно.

Медленно, словно завороженный, Билл провел ладонями по груди Тома, перешел на его широкие плечи, провел руками вверх, медленно останавливаясь на ключицах парня. Он словно изучал его и на этот раз совсем не глазами. Подобное движение вызвало у объекта издевательств новый прилив крови к определенной области собственного тела.

– Пожалуйста, не надо больше щекотки, – умоляюще прошептал Билл. – Я осознал свою ошибку и страшно раскаиваюсь.

Том сглотнул. Это вряд ли называлось «раскаиваться» – это называлось «выносить последние мозги».

– Если я тебя отпущу, ты обещаешь сделать, что я скажу? – человек попытался собрать оставшиеся силы воли.

– Смотря, что это будет, – Билл слегка повернул склонил голову.

– Мне кажется, ты не в том положении, чтобы торговаться.

Ангел сощурился, впрочем, признавая его правоту.

– Я тебя слушаю? – неуверенно пробормотал он.

Поборов слабость, Том принялся перечислять.

– Ну, поскольку ты так нормально и не извинился за то, что занял мою кровать, я требую твоих извинений прямо сейчас. Ты повторишь за мной фразу – «Я дико извиняюсь перед тобой за то, что занял твое место, Том. Такого больше не повторится».

– Пфф! – фыркнул Билл. – Ничего я такого не буду говорить! ААА! Ладно, стой! Я повторю все! Кроме извинений! Да стой ты! И их тоже! Я согласен!

– Говори! – Том навис над ним, как хищник над жертвой.

– Я… прошу прощения... и больше не буду занимать твою кровать… Доволен?

Том довольно улыбнулся.

– Все отлично. А теперь добавь: «Прости, пожалуйста, Том!»

Ангел притворно нахмурился, однако, все же нехотя изрек:

– Прости, пожалуйста. Том.

Юный гитарист поежился от того, как прозвучало его имя, слетевшее с этих губ. Он победно посмотрел на брюнета и пробежал пальцами по его ребрам в последний раз, и только после этого освободил его. Сидеть на темноволосом парне дальше он не мог. Отфыркиваясь от смеха, Билл исподлобья посмотрел на него.

– Это была нечестная победа! Мне плохо, и я еще не проснулся! Ты выбил из меня слова силой! Моя игра была честна и высокоморальна!

– Я не обещал играть честно.

– Ах так, – протянул темноволосый парень и неожиданно накинулся на Тома, пытаясь застать его врасплох. Но тот оказался быстрее и через секунд десять борьбы он опять подмял Билла под себя.

– Ты не знаешь, с кем ты связался, Билл, – острый взгляд прямо в глаза пригвоздил брюнета к горизонтальной поверхности.

– Ты тоже… – прежде, чем подумать, как это звучит, прошептал Билл.

Его тихий шепот пополз вниз, и Том снова начал терять свою комнату. Говорили ли они все еще об их маленькой потасовке, или это уже было что-то другое? Его глаза притягивало к Биллу, как магнитом, и взгляд брюнета тоже шарил по лицу Тома. Почему-то этот его действие был даже откровеннее любого прикосновения. Человек совсем прекратил дышать.

Том вдруг понял, что его действительно привлекает этот темноволосый парень, наверное, с самого первого мига, как он увидел его; тело больше не могло реагировать адекватно. В этом не стоило винить алкоголь или просто момент, прямо сейчас Том осознал, что все это были лишь его попытки самооправдания. И что его пугало больше – кажется, ему отвечали на это чувство взаимностью. Взгляд Билла не врал, Том видел в его глазах те же смятение, любопытство и... возбуждение? Что творилось с ними обоими? Все эти движения, прикосновения доводили просто до помешательства, и это было лишь слабое описание того, что зажглось сейчас в душе Тома. Все казалось неясным и мутным, юный гитарист задавался вопросом – если Билл вот так же будет продолжать издеваться над его мозгом, во что это выльется рано или поздно? Он терял контроль рядом с ним, и это действительно пугало. Почему же, черт побери, у него возникало такое чувство, что он знает этого парня уже лет сто, не зная о нем на самом деле ровным счетом ничего?

Взгляд его скользнул на губы Билла. Такие притягательные. Затем снова глаза в глаза. Тому казалось, что еще секунда – и…

– Кхем.

Солист и гитарист резко обернулись. В дверях их комнаты возникли Георг и Густав, последний стоял на фронтовой линии обороны, а первый чуть поодаль. Парни переглянулись. Во взгляде басиста, направленном на барабанщика, откровенно читалось: «Что я говорил?»

Пятью минутами раньше сонный и уставший Густ отбивался от буйного друга, убеждая его, что все, что он мог видеть в комнате Тома, Георгу привиделось с похмелья, но тот выкатывал глаза, не говоря ничего связного, и тряс приятеля за плечо. Попутно он указывал пальцем в сторону комнаты Тома, затем снова указывал и снова тряс Густава, нечленораздельно бормоча какие-то восклицания.

По его речи Густав понял, что: «Тома надо спасать», «он снова за старое», «у него поехала крыша!». В конце концов, барабанщик раздраженно сдернул с себя одеяло и, надев на нос очки, отправился сам смотреть, что там Георгу имелось в виду. Поняв, что происходило, он деликатно кашлянул и смущенно отвернулся, делая вид, что увлеченно изучает картинку на стене. Они оба видели достаточно.

– Том. Можно на минутку? – вкрадчивым голосом позвал Георг, когда обрел дар речи.

Том вспыхнул.

– Зачем? Че те не спится с утра, Жорж, а? – он поспешно скатился с Билла, нашаривая на полу джинсы. – Срочно что ли?

Ангел смущенно отвернулся к окну, приподнявшись на кровати на локтях. Его лицо и уши вдруг начала заливать краска. Он понятия не имел, что это был за момент, и чем бы в итоге кончилась их с Томом шуточная потасовка, но чувствовал себя крайне раздосадованным тем фактом, что ему так и не суждено теперь это узнать.

– Какого хрена надо? – раздраженно спросил Том, скрещивая руки на голой груди, когда они с друзьями проследовали на кухню.

– Том, позволь спросить тебя, чем ты занимаешься? Ты, вроде, говорил, он твой кузен? – вопросил Георг, в негодовании тыча пальцем в сторону спальни. За его спиной стоял куда более спокойный Густ, который пока не стремился лезть в разборки.

– Говорил, – совершенно спокойно сказал Том.

– Тогда что происходит, твою мать?

Том, которого начало мучить плохо скрываемое раздражение, показательно огляделся.

– Где?

– Не строй из себя дурака. Мы все видели! – начиная терять терпение, принялся сыпать аргументацией Георг.

– Что вы там видели? – перешел на недобрый шепот Том. – Кто тебе сказал, что ты вообще можешь что-то видеть, врываясь в мою комнату так просто?

– Я думал, ты дрыхнешь! Откуда мне знать, что ты теперь переключился на такого рода связи? – в негодовании парировал Георг. – Может, пояснишь, что все это значит?

Глаз Тома дернулся, будто бы от тика.

– Почему я должен тебе что-то объяснять, если это ты, – он ткнул указательным пальцем в сторону друга, – без спросу вломился ко мне в комнату!

– С того! Никакой он тебе не кузен, вот что я думаю! – выпалил Георг, сжав кулаки. – У тебя ведь не осталось никаких родственников! Я знаю тебя как облупленного!

– А даже если и так, что с того, Жорж? – глаза Тома, который перестал соображать, что говорил, зло прищурились. – Что ты мне сделаешь?