Текст книги "Презумпция невиновности (СИ)"
Автор книги: feral brunette
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
– Так вот оно в чём дело, – Драко ухмыльнулся и занял своё место в кресле. – И как давно вы дружите?
– С того самого момента, как я хотела умереть после случая в Выручай-комнате. Достаточно долго.
– А я всё не мог понять, откуда в нём эта слепая ненависть к Монтегю и Гойлу, а оказывается, он был в курсе всего этого. Хотя, наша с ним последняя встреча дала ответы мне на вопросы… Я даже бывало думал, что он влюблён в тебя, когда так яростно защищал тебя.
– А по-твоему в меня нельзя влюбиться?
– Я этого не говорил, – совсем тихо ответил Драко. – Ты знаешь, что я думаю по этому поводу. Но почему Забини? Ты доверяла ему больше, чем своим дружкам-пирожкам?
– Тебе не кажется, что слишком много откровений для тех людей, которые далеко не друзья?
Ей хотелось ему рассказать всё, что она пережила, будто бы в этом был какой-то смысл. Если бы Малфой спросил ещё раз, то она бы поведала ему все тайны своей души – это была его власть над нею. Гермиона не контролировал себя при нём – он был её антигероем, её ядом, её тем самым Драко, в которого она до сих пор была влюблена.
Хотя это была довольно извращённая форма любви.
– Мисс? – посреди комнаты появилась Миппи. – Прибыли мистер Тики и мистер Поттер.
– Спасибо, – Гермиона тут посмотрела на Драко. – Нам пора.
Грейнджер должна была рассказать ему о тонкостях процедуры гипноза и того, как это может отразиться на неё, предупредить о всех последних и услышать его согласие, но вместо этого они просто говорили. Но и Малфой не стал перечить, а лишь послушно последовал за ней, позабыв о том своём первом небрежном предложении, когда девушка только озвучила ему тему о гипнотерапии.
Янус Тики, тот самый, который являлся целителем Святого Мунго и вёл Скарлетт, сидел на диване с чашечкой чая, а Гарри стоял у камина. Они прибыли гораздо раньше, чем предполагала Гермиона – скорее всего, что дело был в том, что письмо было передано через главного аврора, а не через канцелярию Министерства. Нарциссы тут не было, и можно было начинать.
– Добрый день, мистер Тики, – девушка фальшиво улыбнулась. – Я думаю, что мы можем начинать.
– Здравствуйте, мисс Грейнджер. Думаю, что да. Представитель Министерства у нас имеется, подопечный и его поручитель тоже. Мистер Поттер, Вы не против?
– Нет, конечно, приступайте.
Гермиона встала рядом с Гарри, а Янус попросил Драко занять место на диване. Грейнджер лишь надеялась на то, что Малфой под гипнозом не взболтнёт чего лишнего, чтобы это не усложнило весь процесс. Поттер должен будет предоставить свои воспоминания во время слушания, как доказательства, точно такая же процедура ждёт и самого целителя – Министерство в таких делах доверяли лишь своим работникам или же тем, кто не был связан с обвиняемым. Каждый раз Гермиона убеждалась в том, что законодательная система магической Англии давно нуждалась в реформах, как это было в Америке.
– Мистер Малфой, Вы знакомы с гипнотерапией, или проще сказать, с гипнозом? – поинтересовался мужчина, когда Малфой сел на диван и расслабился. – Приходилось ли Вам когда-то бывать в состоянии транса?
– Нет.
– Вопреки распространённым заблуждениям, состояние гипноза не похоже на сон. Это состояние не может быть вызвано против воли, поэтому я должен быть уверен, что Вы полностью отдаёте отчёт тому, что сейчас случится и Вы не против, потому что в противном случае – в этом нет смысла.
– Я не против, – совсем тихо ответил Драко. – Давайте начинать.
Тики начал что-то бубнить под нос, а Гермиона отвернулась к Гарри. Что-то внутри заставляло её переживать, будто бы Малфой мог несознательно проболтаться о чём-то таком, чего не мог знать. Она была уверена в том, что результаты этого сеанса заставят Визенгамот поверить в то, что Драко невиновен, но вместе с тем опасения в голове возрастали с каждым словом целителя.
И она знала, что эти опасения связаны совсем с другим. Гермиона не хотела превращаться в значимую фигуру этого дела, потому что понимала, что являлась таковой для самого Малфоя.
– Ты переживаешь? – спросил Гарри шёпотом. – Не нужно. Если это не поможет, то ты обязательно придумаешь что-то другое.
– Я не об этом переживаю, – девушка прикусила губу и покосилась на Малфоя, который сидел уже с закрытыми глазами. – Я в любом случае выиграю это дело.
– Ты боишься, что он может быть виновным?
– Он невиновен – это я точно знаю.
– Мисс Грейнджер, мистер Поттер, прошу вас.
– Ему можно задавать вопросы? – Гарри с недоверием посмотрел на Малфоя, который выглядел так, словно просто уснул сидя. – Вы уверены?
– Да, не сомневайтесь, он ответит Вам правду.
Гермиона прокашлялась, пока чувствовала, как ладони вспотели, а по спине скатились холодные струйки пота – это было волнение, которое она была не в силах обуздать. Она боялась открыть рот, чтобы задать ряд нужных вопросов, так сильно было напугана. И Грейнджер была прекрасно осведомлена в том, чего боится.
– Драко, расскажи, что ты помнишь о той ночи, когда были убиты Астория и Скорпиус? – её голос подрагивал. – Что случилось в ту ночь?
– Я спал, – он говорил совсем тихо, будто бы в горле был ком, и он мог расплакаться в любой момент. – Я помню, что проснулся из-за того, что Астория встала – её часто тошнило. Обычно я шёл в ванную комнату вместе с ней, чтобы помочь в случае чего, но в этот раз она сказала, что справится сама…
– Что было дальше? – ей почему-то так сильно хотелось прикоснуться к его лицу, по которому скатилась первая слеза. – Ты уснул?
– Да, я уснул, и при том очень быстро, – Малфой начал задыхаться. – А потом я проснулся, но Астории рядом не было. Я начал искать её, потому что мне стало плохо, а когда нашёл, то она была мертва…
Она слушала его, а на глазах проступили слёзы. Гермиона знала, что когда-то услышит, да уже и слышала этот рассказ, но в этот раз было по-особенному больно. Девушка вдруг вспомнила, как рвалась в родительский дом, как слёзно уговаривала Рона и Гарри вернуться в Лондон хотя бы на пару минут, чтобы увидеть их. Она знала, каково это – искать своих родных, чувствовать нарастающее в груди беспокойство.
– Почему тебе было плохо, когда ты проснулся? – внезапно спросил Гарри.
– Из-за кошмаров, что снятся мне, – Малфой весь дрожал. – Астория знала о них, и всегда меня успокаивала, потому что я не мог сам с этим справиться. Эти сны пугали – они были такими кровавыми, я всё время пытался убежать, но мне не удавалось.
– Мне нужно выводить его из состояния транса, – мистер Тики держал парня за руку. – Он начинает задыхаться, я…
– Что тебе снилось? – сквозь слёзы спросила Гермиона и опустилась на пол.
Было непонятно, кому этот сеанс давался с большей болью. Они оба плакали, но каждый от своего пожара внутри, но очаг-то был один. И масло для этого огня было из одной фляги.
– Мне снился тот дом… Я каждую ночь пытался убежать оттуда, но не мог, пока убью её… Мне снилась она… Гермиона… Я убивал её, пока она просила меня, чтобы я пожалел её, чтобы пощадил, но я убивал! – он сорвался на крик. – Мои руки в крови, а она не дышит! Я убивал её!
– Достаточно!
– Ты убивал свою жену и ребёнка? – Грейнджер успела задать вопрос до того, как Янус произнёс кодовое слово.
Это было так отчаянно, как в тот раз, когда она спрашивала его о смерти своих родителей в доме на Эбби-Роуд. Ей казалось, что они снова находятся в Зале №10: она за трибуной, а Малфой в клетке, но только перед ней, а не за спиной.
– Нет! Я не убивал…
– Проснись! – Янус щёлкнул пальцами, и Драко тут же открыл глаза. – Мистер Малфой, Вы в порядке?
– Я… Да…
– Ты просто там был? – из последних сил Гермиона выдавливала вопрос, который должен был расставить все точки над «і». – Руквуд говорил о том, что ты был четвёртым Пожирателем, который расправился…
– Я был четвёртым Пожирателем, который расправился с твоими родителями, Грейнджер, – сказал тихо, спокойно и уверено. – Я причастен к убийству твоих родителей.
Она скрутилась от боли на полу, пока в нос ударил осточертевший аромат полевых цветов и весенней свежести.
Все вокруг от чего-то убегали, и как оказалось, Малфой не был исключением. Он тоже бежал, но безуспешно. Казалось, что это было каким-то общим проклятием на них двоих, а Гермиона вместо того, чтобы найти способы его разрешения, только усугубила ситуацию. И даже сегодня утром она приняла очередное решение, на которое её опять подтолкнул Малфой.
Или ей просто хотелось свалить на кого-то вину за свою месть.
Пока что от неё больше всех страдала она сама.
========== Глава 21 ==========
Комментарий к Глава 21
Одна из моих любимых глав.
Я сегодня дам в тг-канале комментарий, касательно всего случившегося в 21 главе.
Береги себя, мой дорогой читатель.🤍
Правда и невиновность – разные вещи.
Июль, 2008.
– И ты теперь его игнорируешь? – Скарлетт взяла её за руку. – Думаешь, что это правильно?
Она закрыла глаза, пока на лице проскочила ухмылка. Питерс задавала ей слишком сложные вопросы, на которые Грейнджер была не в силах ответить.
– Я не знаю, что правильно, – Гермиона опустила голову. – Если бы ты только знала, сколько раз за всё это время я поменяла своё решение. Мне кажется, что я на дню меняю свои решения по раз десять, потому что я просто не знаю, что в этом есть правильного.
– А что подсказывает тебе твоё сердце?
Грейнджер встала с кровати и начала расхаживать по палате, всматриваясь в ремешки своих босоножек. С дня, когда Малфой был под гипнозом прошло две недели, и на завтра было назначено судебное слушание в свете новоявленных обстоятельств. Всё выгорало быстрее, чем рассчитывала Гермиона, но она даже на этом не зацикливалась – ей было плевать на то, что она пропустила кучу подпунктов из своего плана и несколько уцелевших красных ниточек. Она хотела скрыться, убежать подальше от Малфой-Мэнора, потому что чувствовала, как сходит с ума ещё больше.
Она чувствовала, как сердце взяло на себя управленческую роль, а это было для неё губительным.
– Мне нельзя его слушать, – Гермиона закрыла лицо руками и вздохнула. – Господи, как же я была самонадеянна. Когда я стою рядом с ним, то забываю обо всём… Я прощаю его, хотя я не должна.
– А может должна? Может, именно это поможет тебе двигаться дальше?
– Как? Как я могу его простить, если всё, что со мной случилось – это его вина?
– Думаешь? – Скарлетт взяла её руку и приложила к своей щеке. – Он действительно виновен или ты веришь в то, что он виновен?
Боль внизу живота заставляла её каждую секунду задерживать дыхание, чтобы не расплакаться. Гермиона сидела на очередном занятии Флитвика, и в очередной раз вместо лекции профессора слышала лишь пульсацию в висках. Каждый раз, когда эти приступы обострялись ей казалось, что температура тела достигает своего максимума, и она просто сгорает заживо.
– Ты в порядке? – Гарри взял её за руку. – Снова болит?
– Да, – призналась девушка, закрывая глаза. – Похоже, что даже таблетки не работают.
– Профессор! – Поттер поднял руку. – Позвольте мне проводить мисс Грейнджер в больничное крыло?
Гермиона невольно взглянула на друга, но сильный спазм в области поясницы заставил её опустить голову. Она конечно была недовольна таким самовольством Поттера, но пелена боли, что застилала ясный рассудок, не давала ей долго на этом сконцентрироваться.
– Да-да, конечно, – залепетал коротышка, и с беспокойством посмотрел на гриффиндорку.
– Грейнджер, это хоть не заразно? – послышался едкий комментарий из задней парты. – Или это какая-то болезнь, что опасна только для таких, как ты? Для поганых грязнокровок?
Девушка мимолётно посмотрела на Малфоя, который заливался от смеха, а вместе с ним и все его друзья.
Как он мог? Прошло чуть больше месяца после того, что с ней случилось и он знал об этом, но даже не подумал промолчать – теперь все его шутки, наоборот, стали только жестче и больнее. Ему было абсолютно плевать, потому что он не считал её человеком – для него Грейнджер всё так же продолжала оставаться грязнокровкой, и похоже, что теперь он презирал её ещё сильнее.
Теперь она действительно была для него грязной.
– Я верю в то, что он виновен, потому что так и есть, – выдохнула девушка. – Но почему-то мне никогда это вина не мешала любить его.
– Ты всё-таки озвучила это, – Скарлетт улыбнулась подобно счастливому наивному ребёнку. – И что теперь?
– Мне пора, – Гермиона коснулась губами её лба. – Береги себя.
Да, она приняла тот факт, что испытывала к Малфою что-то больше, чем ненависть – это любовь. Это чувство взяло верх над всеми остальными – застилало ей глаза, медленно отравляло, выверено наносило точные удары по оголенным эмоциям, но она не могла противостоять ему. Ей порой казалось, что она видит кровь на руках Малфоя, но готова упасть на колени перед ним, чтобы смыть её.
Гермиона сама загнала себя в клетку, сама стала жертвой собственного плана, а теперь не знала, как быстро убраться отсюда. Единственное, что она понимала – это то, что снова будет больно, снова понадобится много лет, чтобы хотя бы немного сгладить то, что она разворошила в себе. Раны не кровоточили, а начали гнить.
– Я должна тебя ненавидеть, – прошептала Грейнджер, оказавшись в саду Мэнора, где в беседке сидел Драко. – Но почему мне так сложно это даётся?
Девушка внимательно пригляделась к парню, который читал новый выпуск «Ежедневного Пророка» и пил кофе. Сегодня Малфой выглядел значительно лучше, будто наконец-то смог выспаться за всё это время. Он был одет в костюм, и Грейнджер подметила, что не видела его в таком виде за всё то время, сколько они были под одной крышей. В нём снова читалось то, кем он был.
Гермиона наклонила голову, но тут же заставила себя отвернуться, но было поздно, потому что их глаза успели пересечься. Малфой незатейливо помахал ей рукой, а Грейнджер от этого движения аж передёрнуло – это был такой нетипичный жест. Он был слишком тёплым и дружеским – таким чужим для Драко, для этих стен, для их взаимоотношений.
Девушка чертыхнулась себе под нос и направилась в сторону дома.
– Избегаешь меня? – Драко неожиданно появился перед ней. – Что я в этот раз сделал не так?
– Дай мне пройти, – Гермиона постаралась обойти парня. – Мне нужно работать, а не шляться по саду.
– Я же извинился за это. Могу ещё раз извиниться.
– Не утруждай себя, – фыркнула Грейнджер. – Дай мне пройти, Малфой.
– Не хочешь прогуляться со мной?
– Нет! – категорично ответила она. – Я не хочу гулять с тобой. Я не хочу говорить с тобой. Я не хочу сейчас тут играть с тобой в «лучших друзей». Мне всё это неинтересно и неприятно, если ты ещё этого не понял.
– Я просто…
– Прекрати себя вести так, будто бы тебе есть какое-то дело до меня. Прекрати фальшивить и строить из себя беззаботного Малфоя, когда на самом деле ты гниёшь изнутри. От тебя никто не требует этого театра, так для кого ты стараешься?
– Для себя, Грейнджер. Или ты предлагаешь мне каждый день напоминать себе о том что я пережил? – он смотрел в её глаза. – Мне никогда не забыть того, что я увидел в спальне своего сына. Мне никогда не отделаться от этого чувства гниения, как ты выразилась, но неужели я теперь должен закопать себя? Ты – сильная, а я не хочу уступать тебе.
– Что?.. Я не…
– Я знаю, что ты пережила, но вот ты стоишь передо мной, и ненавидишь меня. В тебе есть силы на эту ненависть. В тебе есть силы идти дальше, переступая через всё то дерьмо, что с тобой случилось.
– Дай мне пройти, – Гермиона оттолкнула Драко в сторону. – Завтра суд и мне нужно работать.
Она забежала в дом, и быстро поднялась в свою комнату, запутываясь в собственных ногах. Её тело пробила дрожь, а по коже пробежали мурашки. Это всё походило на очень плохо поставленный фильм, с плохими сюжетными ходами и отвратительной актёрской игрой. Грейнджер даже не хотела думать о том, что Малфой хоть на секунду мог быть искренним в своих словах – ей было предпочтительнее думать, что это новый способ издевательства над нею.
И пусть Гермиона знала, что на дне души хранилось несколько пыльных воспоминаний о том, что Малфой может быть другим, что он способен на искренние чувства, но от этого было больно. Она слышала в голове отголоски давнишнего разговора, голоса слизеринца, что так трепетно рассказывал о том, как болит его душа. А Грейнджер слушала это, начиная ненавидеть его ещё больше за то, что он может быть лучше, но с ней даже не пытался быть таким.
Холодная постель приняла её в свои объятия, и на миг показалось, что жизнь обрывается. Гермиона просто поддалась свободному падению, желая закрыть глаза раз и навсегда, но это было только призрачной мечтой. Она давно смирилась с тем, что смерть была лучших исходом для неё, потому что это всё наконец-то прекратилось бы.
Ей твердили о том, что она такая сильная, но сама же Гермиона считала, что она – трусиха. Ей было всегда страшно сделать тот самый последний шаг, чтобы перешагнуть через грань, и одним махом убить себя и своих внутренних бесов. Да, когда-то она всё-таки была близка к этому, но Забини оттащил её от края Астрономической башни, зарядив больную пощёчину по бледному лицу. Он пообещал, что будет с ней до последней выцветшей страницы – это было так громко, а потом он тоже был вынужден бежать.
Гермиона закрыла глаза, но судороги заставляли её содрогаться и не позволяли уснуть, будто бы организм хотел, чтобы она чувствовала эту боль, чтобы случайно не нашла способа забыться.
– Милая моя, – Грейнджер почувствовала прикосновение тёплых рук к своему лицу, – как бы я хотела тебе помочь… Моя хорошая…
Девушка открыла глаза и увидела перед собой свою мать. Миссис Грейнджер стояла перед дочерью на коленях, поглаживая её волосы. Впервые за много лет Гермиона видела женщину во сне живой, без кровавых пятен на белом платье и с улыбкой на лице. Это был хороший сон, но Гермионе было от этого ещё страшнее, потому что она боялась, что в любой момент всё вспыхнет ярким огнём.
Её сознание с каждым разом придумывало всё изощреннее игры, причиняя несносную боль. Гермиона прикусила губу, не решаясь ответить матери, и всё ожидая, что сейчас что-то произойдёт, но миссис Грейнджер продолжала гладить её волосы и ласково смотреть на свою дочь.
– Это сон, – сквозь ком в горле выдавила девушка. – Мерлин, как же мне давно не снились такие сны… Мне никогда не снились такие сны, мам… Я так сильно скучаю по тебе, мамочка…
Она крепко обняла женщину, и могла поклясться, что почувствовала тот самый вишневый аромат её шампуни. Гермиона расплакалась, пока миссис Грейнджер что-то тихо приговаривала, успокаивая её. Никогда гриффиндорка не позволяла себе плакать при родителях, но ведь это был сон. Она могла позволить себе эту слабость хотя бы во сне, потому что больше была не в силах вынашивать всё это дальше.
– Мам, почему я всё это должна переживать? – её тело сотрясалось из-за слёз. – Я ведь не стальная, я больше так не могу… Каждая минута кажется мне последней, будто бы я вот-вот умру…
– Поговори со своим сердцем, милая, – миссис Грейнджер отстранилась от дочери. – Оно ведь так рвётся, просится тебе что-то сказать, но ты игнорируешь его.
– Потому что я знаю, что оно мне скажет. Я не могу позволить ему этого – это заставит меня отступиться, но ведь уже так поздно… Мам, если бы ты только знала, что я натворила. Мне так стыдно, если я ещё способна на это.
– Я знаю, моя хорошая, но это не отменяет того, что я люблю тебя… Просто отступи сейчас, пока ты не уничтожила себя полностью…
– Почему ты не приходила ко мне раньше?
– А почему твоё сердце прежде не пыталось вырваться из оков, Гермиона?
Она попыталась ответить, но не смогла и слова выговорить. Стало больно, словно вместо крови по венам растекалась раскалённая лава. На глазах проступили слёзы, а образ матери перед глазами начал рассеиваться, как туман.
– Остановите эту боль!
Сон превратился в темноту, но вот боль не отступила. Гермиона продолжала чувствовать жжение по телу. Ей хотелось открыть глаза, но вместо этого острые ногти впились в кожу, а из уст сорвался непонятный крик. Она прежде уже переживала подобные приступы и знала, что просто так ей не проснуться – это либо будет больно и долго, либо ей нужна чья-то помощь.
Это была одна из тех причин, по которой хотелось остановить не только боль, но и всю жизнь.
– … меня? – к сознанию начал дорываться чей-то голос. – Открой глаза, Грейнджер!
Холодная струя воды окатила её с головы до ног. Это немного отрезвило и притупило боль, но она всё ещё не могла открыть глаза, будто бы кто-то ей мешал, и она знала кто, а точнее «что» – это паника.
– Ты в безопасности, Грейнджер, – холодные мокрые пальцы коснулись её лица. – Открой глаза.
Это был не крик, а простая просьба, и голос был знаком. Точно так же, как его шаги из тысячи она легко могла узнать, точно так же было и с голосом. Но Гермиона не стала отмахиваться, не стала отбиваться – она открыла глаза и задышала через рот, тупо уставившись на мокрого Малфоя, который стоял на коленях у ванной.
Что она чувствовала сейчас, когда он снова прикасался к ней?
Ничего.
Ничего из того, о чём говорила все эти годы. Они смотрели друг другу в глаза, но она не хотела убить его или снова напомнить о том, кем он был. Это сердце кричало, а Гермиона не могла его заткнуть, чтобы вновь передать лавры правления голове. Карие заплаканные глаза и его серые, но вовсе не холодные. Он когда-то уже так смотрел на неё, и Грейнджер это прекрасно помнила – ту встречу и тот разговор. Последний.
Она устала его ненавидеть, хоть и желала этого. Всему приходит конец, и похоже, что больной конец пришёл и её ненависти – сил больше на это не было. Это чувство отбирало слишком много жизненных соков, оставляя от Гермионы пустую оболочку с пустыми и стеклянными глазами.
– Что ты здесь делаешь? – прохрипела Гермиона, но даже не разомкнула их руки, которые каким-то образом переплелись. – Мне казалось, что западное крыло полностью в моём расположении.
– Я хотел с тобой поговорить, но услышал крики.
– Малфой, я чётко дала тебе понять, что мне неинтересны разговоры с тобой.
– Я пойду, – он встал на ноги. – Прости, что зашёл без стука.
– Иди.
Он вышел, захлопнув за собой дверь, а Гермиона услышала, как внутри разрушилась стена – толстая, из белого камня, которую она выстраивала так много лет, и ей казалось, что надёжнее не сыскать. Но это была, на самом деле, тончайшая грань – между нормой и патологией, и Грейнджер колыхнулась не в ту сторону.
Свет померк внутри неё, пока кости ломались, голова вскипала, а сама Гермиона чувствовала вкус настоящего безумия на губах. Он был сладок, но не слишком приторным, а ещё чувствовалась мята – такой был на вкус её поцелуй с Малфоем в ту самую их последнюю встречу, когда она убедилась в том, что ей нужно бежать.
На дрожащих ногах девушка выбралась из ванной, не чувствуя больше холода от мокрой одежды.
– Я ненавижу тебя! – взревела девушка и смахнула с туалетного столика все баночки и флакончики. – Гори в аду, Малфой!
Она начала крушить всё, что попадалось под руки, не обращая внимания на то, как на бледной коже снова появлялись новые раны, а белый кафельный пол окрашивался кровавыми каплями. Чтобы не видеть своего отражения – Грейнджер запустила в зеркало ножницы, и сотни осколков разлетелись по ванной комнате. Девушка не чувствовала, как ноги наступали на кусочки зеркала, а двери комнаты снова открылись. Теперь их снова разделяла стенка, но реальная – в виде дверей ванной комнаты.
Гермиона металась из угла в угол подобно раненому животному. Все её движения напоминали последний танец жертвы – вот-вот и она наконец-то будет готова упасть в объятия Смерти, потому что силы все иссякли. Война, что родилась внутри неё не десять, а тринадцать лет назад, снова возобновилась, нарушив нейтралитет. Сердце вступило в конфронтацию с головой, отказываясь подчиняться, а все личности, на которые была теперь разбита Гермиона – тоже вырывались наружу. И самое прискорбное в этом всём, что сильнейшей из них была та, что ушла на покой много лет назад – гриффиндорская наивная и влюбленная натура.
– Ты всё испортил! – девушка посмотрела в рамку, где больше не было зеркала, но она всё ещё продолжала там видеть своё отражение. – Ты не имел права! Не имел грёбанного права на меня! Ты, блять, всё ещё продолжаешь причинять мне боль!
Двери открылись, а Малфой подхватил её на руки.
– Гермиона! – Драко крепко держал её. – Я помогу тебе…
– Ты уже помог, Малфой! Я ненавижу тебя, потому что вот она я – идеал, который ты так искал! Такой ты хотел меня видеть? Я была недостаточно хороша для тебя, да? Ты это во мне искал, Малфой?
Она точно знала, что он помнил тот разговор и понимал, о чём она сейчас так отчаянно кричит. Этот разговор невозможно было забыть, потому что он изменил жизнь каждого из них – возможно, что сейчас бы всё было совсем по-другому, если бы тот разговор случился на год или полгода раньше. Ведь она бы снова простила его, потому что по-другому не бывало.
– Я прошу тебя… – он взял её за руку. – Тебе нужно на свежий воздух, Гермиона.
– Почему, Драко? – Грейнджер смотрела в его серые глаза, видя в них всё то же самое. – Почему ты сделал со мной это? Я ведь была и так достаточно уничтожена, но ты решил тогда поговорить со мной. Я боюсь с тобой говорить, потому что я так сильно боюсь тебя… Ты – оружие, способное убить меня, и это никогда не изменится.
Кто заказывал разговор по душам? Никто.
Но она не могла больше. У неё было не так много вариантов, но она снова выбрала тот, который больнее, потому что знала, что больно будет в любом случае. Так почему бы не ткнуть сразу в самый центр глубокой раны? Хуже не будет.
– Я не хотел этого, Гермиона. Я просто думал, что это как-то исправит ситуацию, хотя невозможно было исправить всё то, что я наворотил.
– Это ничего не исправило – это сделало только больнее, но ты же говорил мне, что никогда не хотел причинить мне боль… Драко, но ты всегда причинял мне боль.
Она не понимала, что делала тут и зачем решила прочитать то письмо, ведь это было так неправильно. Гермиона ненавидела этого человека всей душой, но стояла сейчас перед дверью камеры для свиданий, потому что он попросил её об этой встрече. Ей было противно от самой себя за то, что сердце снова брало верх на здравым рассудком, и совсем не руководствовалось ненавистью, хотя её было достаточно.
Её руки дрожали, голова невыносимо болела, а лицо блестело из-за слёз. Она была похожа на самоубийцу, у которого всё время выдирают из рук верёвку и мыло, но она опять находит лезвие. Это было до такой степени глупо, что становилось смешно. Только смех уже напоминал безумие.
– Ты пришла, – тут же глухо выдавил из себя Малфой, когда двери открылись. – Я уже и не надеялся.
Да, она пришла, хотя и не понимала, ради чего. Единственное, что могло заставить её совершить этот безрассудный поступок – это отчаянное желание убить этого человека, но далеко не оно привело её сюда. Грейнджер стояла перед Малфоем, потому что он попросил её об этом, а она никогда не была в силах отказать ему или противостоять той извращённой связи, что была между ними.
– Что тебе нужно от меня? – её голос дрожал, как и всё её тело. – Как ты вообще осмелился написать мне?
– Поговори со мной, Грейнджер, – он поднял голову. – Пожалуйста.
Неужели он просто издевался над ней? Если Малфой хотел таким образом очередной раз унизить её, то у него это получилось на все сто процентов. И сама Гермиона хороша – прибежала по его первому зову, как послушная собачонка, будто бы этот человек не был ей противен. Она должна была видеть кровь на его руках, но вместо этого лишь смотрела в его серые пустые глаза.
Малфой обращался к ней на полном серьёзе, и девушка почувствовала, как руки снова становятся холодными и липкими – они просто вспотели, но ей казалось, что это снова была кровь её родителей или кровь из её промежности. Сколько раз после Малфоя на её руках была кровь? Он причинял ей боль.
Гермиона развернулась, чтобы выйти из камеры, и забыть об этой встрече, как о дурном сне. Забыть о том, что снова позволила себе дать слабину перед этим ничтожеством. Ей хотелось думать, что она пришла сюда, как напоминание Малфою о том, что он сделал. Пока она будет жива – пока она будет его живым призраком прошлого, от которого не удастся просто так избавиться.
– Не уходи! – он попытался встать с места, но чары ему не позволили. – Я прошу тебя, пожалуйста, поговори со мной.
– Прекрати! – выкрикнула гриффиндорка. – Прекрати, Малфой! Ты – ублюдок, мерзкий сукин сын! Ты попросил меня об этой встрече, чтобы снова поиздеваться надо мной? Поздравляю, у тебя это получилось!
– Нет, я лишь хотел, чтобы ты знала правду…
– Какую правду?
Ёе сердце ёкнуло, а лёгкие сжались. Она была готова отдать всё, что угодно, чтобы услышать от него слова, подтверждающие его невиновность. Это бы не вернуло ей родителей, не повернуло бы время вспять, но она хотела верить в то, что он был не причастен к зверскому убийству на Эбби-Роуд. Гермиона помнила, как смотрела на Малфоя в суде, ожидая его ответа – это было мучительно.
Невзаимная любовь – это та ещё пытка, и Грейнджер прошла все её этапы, прочувствовав каждый их них на собственной шкуре. Но каково было знать, что человек, ради которого ты была готова на всё, без преувеличений, – убийца. Твой убийца.
– Ты – необыкновенная, Гермиона, – он усмехнулся, а её аж передёрнуло от этого. – Ты всегда была такой, что могла дать мне отпор, сколько бы я не унижал тебя…
– Достаточно! – перебила его девушка. – Заткнись!
– Я – дурак, Грейнджер. Если бы ты только знала, какой же я дурак. Каждый блядский раз я пытался спорить с самим собой, пока ты нашла в себе мужество, чтобы признаться в своей слабости. Так кто из нас слабый тогда? – он снова посмотрел на неё, а Гермиона была не силах пошевелиться, будто бы он гипнотизировал её. – Каждый раз я говорил себе, что когда-то ты станешь другой – станешь моим идеалом, и тогда я признаюсь тебе, но ты и так была моим идеалом. Я придумывал себе в голове десятки минусов в тебе, лишь бы отвернуться, и это помогало…
– Идеалом? – гриффиндорка перешла на шёпот. – Ты искал во мне идеал?
– Да. Я пытался заставить себя поверить в то, что ты недостаточно сильная или недостаточно целеустремлённая – что угодно, только бы отвернуться от тебя.
– Я ненавижу тебя, Малфой! – она снова плакала. – Ты всегда отворачивался от меня! Ты делал мне больно каждый раз, когда отворачивался. Не смей тут мне рассказывать о том, что ты там что-то чувствовал ко мне, потому что ты не имеешь на это право! Не заставляй меня ненавидеть тебя ещё больше, потому это уже невозможно!
– Я мечтал о тебе, Грейнджер.
