Текст книги "Sublata causa, tollitur morbus (СИ)"
Автор книги: existencia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
По был приятно удивлен, что на встречу вообще пришли какие-то читатели – опять же, все, по большей части студенты, ведь он слишком давно покинул поприще литературного труда. И все же – эти молодые люди откуда-то знали и ценили его роман, с готовностью подписывали почерканные ручкой для своих заметок экземпляры. Француженки по-прежнему кружили голову, пожирая По весьма откровенными взглядами. Прежде именно по этой причине ему чрезвычайно нравились подобные мероприятия, часто заканчивавшиеся в крошечной комнатке или заваленной книгами квартире, в постели очередной страстной любительницы литературы. Сейчас он был скорее равнодушен к подобным приключениям, насытившись ими до тошноты.
Внезапно на стол перед ним вместо очередного экземпляра романа легла толстая машинописная рукопись перетянутая атласной лентой. Такое случалось часто и у По даже собралась целая библиотека творений юных авторов, на которых сильно повлияло его творчество, отчего они считали его обязанным протолкнуть их в мир коммерческой литературы. По поднял взгляд на очередного юного гения и застыл, проглотив слова, которые хотел сказать.
Мальчишка лет двадцати, а именно он принес свое творение, на мгновение показался По знакомым, но мозг так и не смог опознать его. Просто – типичные, довольно распространенные черты, особенно во Франции – густые темные кудри, ореховые глаза, бледная кожа, чуть горбатый семитский нос и резкая линия подбородка. А вот девочку рядом с ним По легко вспомнил. Эту необычную внешность в принципе сложно было забыть – азиатский разрез темных глаз и светлые, густые волосы, теперь обрезанные в аккуратное короткое каре и прижатые красным беретом. Да и глаза… ее матери.
– Констанс! – воскликнул По радостно, – какая встреча. Родители тоже в Париже?
Девушка сконфузилась от упоминания родителей в обществе своего кавалера, вероятно, чувствуя себя слишком взрослой для таких разговоров. Но выдавила из себя мягкую, снисходительную улыбку.
– Нет, я одна, – тихо буркнула она и протянула ему свой экземпляр книги, – подпишите?
По покорно подписал книгу, и Констанс поспешно прижала ее к груди и исчезла в толпе других студентов вместе со своим спутником. По быстро объявил перерыв и выскользнул на улицу. Он был взволнован и не хотел упустить девушку, встреча с которой показалась ему удивительной удачей. По пути он размышлял о том, что неплохо было бы и с Роуз связаться, раз уж он все-таки приехал в Старый Свет. Все-таки на этой земле жило слишком много призраков его прошлого, некогда самых дорогих сердцу людей. И если Зори и Роуз периодически поддерживали с ним связь, то только один из чудом прошедших войну его старых друзей растворился в бесконечных хитросплетениях городов и дорог. Словно никогда не существовал вовсе.
Рей.
Его взгляд наконец-то зацепился за Констанс – она стояла, прислонившись спиной к стене, и задумчиво выпускала в воздух колечки дыма полными алыми губами. Помада смотрелась на ней дико и неуместно, кровавым пятном расплываясь на этом юном и нежном лице. Мальчик, который принес рукопись, снимал девушку на компактную камеру, в которой По без труда узнал почти антикварную сейчас «Аймо», сжимая в зубах сигарету. Они были настолько увлечены процессом, что По вдруг показалось совершенно не уместным врываться в их компактный мирок.
Да, теперь он и сам был незваным гостем в этой парижской бурной весне. Призраком, давно и безвозвратно, к счастью, ушедшей эпохи.
Поддавшись странному настроению, охватившему его после этой встречи, По отправился в район, где некогда жили его родители. Квартиру они давно продали, но ничего не могло помешать ему пройтись по знакомым с детства улочкам и заглянуть в ожившую после войны булочную на перекрестке. Их кофе и тыквенный тарт были также ароматны, как никогда прежде. Словно хотя бы где-то время остановилось.
Рукопись По все-таки забрал с собой, но читать пока не торопился. Впервые за много лет ему вдруг стало интересно чем же с ним захотел поделиться юный автор. Возможно, это произошло потому, что мальчишка был приятелем дочери его старой подруги. Возможно, при ином стечении обстоятельств, По просто забросил бы этот текст куда-то подальше, как и все остальные, обещая себе когда-нибудь посмотреть, и забыл бы о его существовании. И он вовсе не был таким циничным и ревнивым к молодым дарованиям писателем, просто процент текстов, достойных внимания сводился к единицам, а остальное было лишь эпигонством, фантазиями и вариациями на тему того романа, который он издал много лет назад.
По уже собирался отправиться в направлении отеля и вышел к смотровой площадке Сакре-Кер, когда его взгляд зацепился до боли знакомый силуэт, спускавшийся вниз по лестнице. Сердце бешено застучало в груди, и он мгновенно позабыл и про все свои планы, и про рукопись, и про бесполезное ностальгическое любование видами Парижа, открывавшимися отсюда в ясную погоду. Он чуть не свернул переломал себе ноги, бросившись бежать по высоким, совершенно не предназначенным для пробежек ступеням и ухватил девушку за руку. Она остановилась, обернулась, откинув на плечо отросшие каштановые волосы, и с удивлением уставилась на него непонимающим взглядом больших ореховых глаз.
– Простите? – сказала она с легкой улыбкой.
– Рей! – воскликнул По, – ты что, не узнаешь меня?
Нет, ошибки быть не могло. Это она. Он слишком хорошо помнил это лицо, практически не изменившееся с годами, знал расположение каждой веснушки и родинки у нее на щеках. Но старая подруга почему-то недоверчиво хмурилась и смотрела на него с прежним удивлением. По сдался, выпустил ее руку. Ему стало стыдно и неловко, тем более люди на лестнице, уже начали оборачиваться в их сторону.
– Простите, месье, – покачала она головой и сказала крайне дружелюбно, – вы, должно быть, меня с кем-то перепутали.
Она еще раз удостоила его короткого взгляда через плечо, который был теплым, ласковым и отчего-то извиняющимся. На дне ореховых глаз плескалось полуденное солнце. И продолжила спускаться вниз по лестнице, поправив на плече легкую кожаную сумку. Ласковый весенний ветерок растрепал ей волосы, которые она тут же пригладила тонкой смуглой рукой со слишком массивным для изящных пальцев серебряным кольцом.
По не мог сдвинуться с места, проводив призрак взглядом до самого нижнего яруса, где она быстро смешалась с толпой и исчезла. Он по-прежнему не мог поверить в то, что ошибся. Солнце уже перевалило через середину линии горизонта, когда он все-таки нашел в себе силы смириться с поражением и уйти.
Он разочарованно бросил рукопись на кровать, налил себе бокал рома, который привез еще из штатов, и вышел на балкон, откуда открывался отличный вид на Эйфелеву башню и крыши восьмого округа. А потом, поддавшись, минутному порыву, поднял с покрывала оставленную без внимания рукопись.
Мальчишку, это написавшего, звали Рей. Но мужской вариацией этого имени. Француз не смог сдержать грустного смешка.
Кроме инициалов и названия, автор не потрудился не оставить никакой информации о себе, даже контактного адреса. Вероятно, он вовсе не грезил о том, что По, поспособствует его писательской карьере, а просто хотелось поделиться своей работой. По поставил напиток на прикроватную тумбочку и принялся увлеченно читать. И с каждой строчкой, с каждым словом, он все глубже погружался в историю, которая казалась удивительно знакомой и близкой как дежа-вю:
Герой мечтал узнать правду о том, кто его настоящие родители. Младенцем его оставили на пороге сельской церкви в глухой дыре в самом сердце Франции. Воспитавшая его семья провинциального пастора понятия не имела откуда появился этот ребенок. Однако, полусумасшедшая старуха из ближайшей деревни рассказала мальчишке о том, как принимала роды у беглой арестантки из концлагеря – толи правду, толи вымысел, россказням женщины уже давно никто не верил. Кроме мальчика. Он пронес это через все свои детство и юность, пока, повзрослев, не решился написать выдуманную историю своей матери.
Венеция, 1959 год.
«Вот тебе и чертово путешествие по Италии» – злобно думала Рей, выходя из здания железнодорожного вокзала Санта-Лючия под непрерывно льющиеся с неба потоки воды. Впрочем, ее возмущение слегка поутихло, когда она поняла, что видит наверное самый красивый город в своей жизни. Город, со всех сторон обнимаемый лагуной, пытающейся забрать себе его обратно. Вырванный со дна, словно Атлантида. Для девочки из пустыни это оказалось почти откровением.
Но, конечно, она быстро продрогла в легком плаще, а привычки носить с собой зонт так и не завела. И, спустившись к станции вапоретто и спрятавшись под ее козырьком от холодных капель дождя, тоскливо уставилась на завораживающую взгляд своей красотой набережную.
Рей злилась на себя за очередной необдуманный поступок, вернее целую череду импульсивный и непредсказуемых решений, принятых за слишком непродолжительное время. Злилась и на то, что была почти уверена в том, что перестанет убегать, а в результате сделала это снова – спаслась бегством. И зачем-то приехала сюда, уцепившись за зыбкую, брошенную ей между делом подсказку. Если бы она не стучала от холода зубами так сильно и не промочила ноги, то возможно, нашла бы в себе силы для того, чтобы посмеяться над ситуацией.
Она столько лет бегала от Монстра в маске, а теперь пришла ее очередь стать преследователем. Вероятно, это единственный существующий в мире способ перестать быть жертвой – перейти в наступление. Но если Монстр отлично мог чувствовать ее и без труда отыскать хоть в Риме, хоть на другом конце Европы, то она совершенно не представляла себе, как ей теперь выйти на его след в Венеции. Если он был хитрым и коварным, когда того требовалось, упорным и настойчивым; то Рей сейчас скорее чувствовала себя глупой растерянной девчонкой в незнакомом городе.
Она порядочно успела замерзнуть на остановке и появление речного трамвая восприняла как знак судьбы: хоть куда-то, но он привезет ее. Впрочем, бегло ознакомившись с маршрутами вапоретто, Рей обнаружила, что в случае, если мир решит сыграть с ней очередную злую шутку, она окажется на отдаленном островке или, и вовсе, на кладбище Сан-Микеле. Чем она там планирует заниматься под проливным дождем, предстояло решить по пути. Но боги речного транспорта сжалились над странницей: маршрут пролегал по гран-каналу и заканчивался возле площади Сан-Марко. Отлично, вроде бы об этом месте она читала в путеводителях, готовясь к путешествию с Рудольфом. Не отыщет Кайло, то хотя бы полюбуется признанными шедеврами мировой архитектуры. Может быть, зайдет в какой-нибудь собор, забьется там в уголок и поплачет от обиды на себя.
Рудольф… Ах, Рудольф! Бедный, добрый швейцарец, готовый спустить звезды к ее ногам и мириться с пренебрежительностью и другими странностями своей супруги. Именно в тот самый момент, когда Рей наблюдала за ним, весело болтающим с незнакомцами на пляже, она приняла судьбоносное для себя решение: лучшее, что она может сделать для этого славного человека, это оставить его в покое. Ему и так слишком много пришлось пережить из-за нее. Вероятно, однажды, он встретит хорошую женщину и у него будет крепкая, идеальная семья. Но не с ней. Рей не имеет права отравлять его жизнь, отнимать его шанс на счастье просто потому, что ей с ним удобно. Война изуродовала ее, навсегда лишив способности дарить тепло и благодарность. Эта пустота внутри голодна и прожорлива, но этот человек вовсе не тот, кого Рей хотела бы ей скормить.
Поэтому она сбежала с виллы во Фреджене. И только в поезде на Болонью, где девушке предстояло сделать пересадку, чтобы добраться до Венеции, она вдруг осознала, что большую часть своей жизни спасалась бегством от Монстра не снаружи, а внутри. Люди заходили и выходили из вагона, за окном сменяли друг друга города и пейзажи, а она сидела неподвижно, как статуя, пораженная этим внезапным открытием. И тьма, обнимавшая поезд откликалась с беспробудной тьмой в ее душе.
Однако, Рей внезапно изменила свои планы в последний момент, и вместо того, чтобы сойти на конечной, поддалась минутному порыву и выпрыгнула из вапоретто возле белоснежного собора, смутно напомнившего ей парижский Сакре-Кер. Сердце словно сжала рука в бархатной черной перчатке – жестко, но нежно. Она остановилась на высоких мраморных ступенях, высоко запрокинув голову и подставив лицо дождю.
Собор приковывал к себе взгляд, поражая своей витиеватой архитектурой, словно выточенный из слоновой кости или построенный на песке. Да, конечно, сходство было лишь условным, но разум с радостью втянулся в игру, затеянную памятью. Сколько она любовалась Сакре-Кер из окон квартиры По, или просто бредя по улице мимо, или спускаясь с Монмартра. Сколько они сидели на длинной лестнице с друзьями, потягивая шнапс или лимонад, в мягких сумерках собственной юности. По, Кайдел, Финн, Роуз. Великолепная пятерка, от которой осталось только трое израненных войной людей, которым трудно находиться рядом друг с другом теперь, когда в глазах каждого живет вечный вопрос «Почему мы?». Почему мы? Почему именно мы остались в живых? Рей с радостью отдала бы эту сомнительную привилегию Кайдел. Или Финну, хоть именно он и стал непосредственным виновником ее ареста.
Рей вдруг почему-то подумала о том, что и сама хотела бы убить старого друга за проявленное малодушие. И в тот момент, увидев на подносе его голову, испытала скорее ликование наконец-то совершившегося возмездия, нежели ужас и боль. Ей с тех самых пор так и не представилось возможности спросить у Монстра напрямую о причинах его поступка. Возможно, в этот раз, если она найдет его.
«Кайло» – позвала она, как делала много лет назад в Гюрсе. Однако, она слишком редко использовала свои способности за последние годы и не была уверена в том, что еще может провернуть этот трюк. В любом случае попытаться стоило, потому что других идей в голову не приходило.
Промозглый сырой воздух с канала напомнил девушке о том, как она замерзла и нехотя вытащил ее из пучины собственных мыслей. Она размяла пальцами затекшую шею и огляделась в поисках укрытия. Станция? Подождать следующего вапоретто и все-таки добраться до Сан-Марко? Да, вероятно, это лучшее решение. Рей копошилась в сумке замерзшими пальцами в поисках последних лир, когда кожу вдруг начало слегка покалывать. По спине побежали мурашки, и ночная темнота робко коснулась ее внутри. Именно так она ощущала присутствие Монстра. Рей обернулась, и Кайло раскрыл над ее головой матово-черный зонтик-трость.
– До твоего появления стояла жуткая жара, – вместо приветствия сказал он и поймал в ладонь несколько серебристых капель.
– Я привезла непогоду с собой, – усмехнулась Рей. В ее голове внезапно наступила блаженная пустота, и она совершенно позабыла абсолютно все, что хотела сказать или спросить. Вроде бы где-то на задворках еще маячила мысль о судьбе Финна, но она отмахнулась от нее, как от назойливой мухи. Монстр тоже молчал и его живые, эмоциональные глаза обшаривали ее лицо взглядом, выражение которого понять было невозможно.
– Клятвы, данные в бурю, забываются в тихую погоду, – зачем-то обронил он. Рей и без того была слишком растеряна, чтобы снова разгадывать какие-то ребусы, составленные из литературных цитат.
– Что?
Он не ответил, потянулся к ее лицу изрядно промокшими пальцами и обжег кожу холодом того самого фамильного кольца. Рей прижалась щекой к его ладони и прикрыла глаза, впрочем, всего на несколько минут.
– Почему ты опять сбежала? – спросил Кайло после затянувшейся паузы, – не вернулась к своему швейцарцу?
– Потому что ты стер его память, но не мою, – честно призналась Рей. Она накрыла его руку своей, вспомнив вдруг этот жест из далекого прошлого, когда все между ними только начиналось, и медленно увела в сторону, переплетая свои пальцы с его.
– Я не могу стереть твою память, – в очередной раз повторил Монстр очевидную истину, но внезапно добавил, – но есть человек, который может. Ты действительно этого хочешь?
Капли дождя стучали о плотную ткань зонта. Люди выгружались из вапоррето и разбегались по своим делам, исчезая в узких средневековых улочках. Только они двое стояли неподвижно, подобно двум статуям. И время вокруг них вдруг сжалось, словно туго натянутая струна, лопнуло со свистом и рассыпалось множеством сияющих осколков.
– Да.
Да, она хотела этого. Хрупкие крупицы воспоминаний превратились из бережно хранимых сокровищ в битые стекла, царапавшие кожу. В безликий сонм призраков по ночам круживший над ее постелью и даже среди дня царствовавший в мыслях.
Кайло аккуратно высвободил свою руку из ее и кивком головы пригласил девушку следовать за собой. Она поспешила догнать его, чтобы по-прежнему оставаться под зонтом, вне зоны поражения порядочно надоевшего ледяного дождя. Они свернули несколько раз в узких переулках, набитых кофейнями и сувенирными лавочками, пока не вышли к воде. Поросшие мхом ступеньки вели к красивым кованым дверям.
– Кайло, стой, – вдруг опомнилась она.
Монстр послушно сложил зонт и обернулся. Рей невольно проглотил ком, вставший в горле, от этого взгляда. Так никто кроме него никогда на нее не смотрел. И в этом было все – и вся боль, и весь жар, и вся любовь, и горечь прощания. Она подумала, что испив непенф, -или что там ее ждет за этими дверями?– и навсегда теряя память, хотела бы оставить себе только это. Только этот взгляд. Каким-то образом засунуть его в черный ящик внутри своей головы и сберечь от ударной волны, стирающей все на своем пути.
– Я не хочу забывать тебя, – выпалила Рей и сама не заметила, как дрогнул ее голос, скатываясь в истерику, и дальше продолжила уже, захлебываясь слезами, смешавшимися с дождем, – не хочу. Не хочу. Не хочу!
Кайло спустился к ней и прижал девушку к своей груди, перебирая ее мокрые волосы, убаюкивая, словно ребенка. Коротко, мимолетно, коснулся губами ее виска.
– Так будет лучше, – очень тихо и серьезно проговорил ее ручной Монстр и впервые в жизни Рей не хотелось спорить с ним, потому что она была абсолютно согласна. Это придало ей сил, она отстранилась, вытерла слезы рукавами пальто и выдавила из себя улыбку.
– Хорошо, – кивнула она, – пойдем.
Продолжение следует
Комментарий к Эпилог. Часть I
Пояснительная бригада уже в пути
========== Эпилог. Часть II ==========
Как бабочка, сердце иглой
к памяти пригвождено.
Ф. Г. Лорка
За время своего мучительного ожидания, Кайло успел настолько хорошо изучить поблекшую византийскую мозаику на полу, что теперь она отпечаталась на веках и проявлялась, стоило закрыть глаза. Фрагментов местами не хватало и он деловито размышлял о том, что можно было бы найти хорошего мастера, порыться в городской библиотеке и восстановить утраченный узор. Это хотя бы немного отвлекало его от того, как медленно двигалась минутная стрелка в напольных часах в углу комнаты.Словно время вдруг стало тяжелой, вязкой материей, преодоление которой затрачивало кучу сил старинного механизма и тугие шестеренки поворачивались с трудом. Наконец-то за дверью послышались шаги и в комнату вошел Сноук, под руки поддерживаемый своим молчаливым слугой-итальянцем. Старик выглядел совсем неважно и не сложно было догадаться каких огромных усилий ему стоили произведенные манипуляции. Он отмахнулся от заботы своего спутника и проделал последние шаги сам – шаркая, почти не поднимая ног от пола, и обессилено опустился в кресло. От его прежней легкой, пружинящей походки не осталось и следа. Мариус почувствовал прикованный к себе взгляд Кайло и пошевелил челюстью, разминая ее, прежде чем насмешливо спросил:
– Сколько по-твоему мне лет?
– Семьдесят? – особенно не раздумывая, откликнулся Кайло и занял второе кресло. Руки у него слегка дрожали, но показывать своего волнения учителю ему совсем не хотелось. Сноук глухо хохотнул.
– Вовсе не Первая мировая оставила мне эти шрамы, – старик вдруг стал совершенно серьезным, легко стряхнув с себя наигранную веселость, – и теперь я имею полное право отправиться на покой.
Кайло кивнул. Сейчас у него совершенно не было никаких сил размышлять над этими словами. В действительности он никогда не задумывался об истинном возрасте своего загадочного наставника, но временами подозревал, что у его скрытности есть объективные причины. Он не удивился бы, даже если Сноук заявил, что лично был знаком с Наполеоном или, скажет, Христом.
– Как она?
– Она будет спать несколько часов или дней, – сказал Мариус, – так что тебе придется набраться терпения. Ты уже решил, что будешь говорить ей, когда она очнется?
Это оставалось неизменным – умение учителя загонять своего ученика в тупик. Кайло, конечно, продумал определенную версию развития событий, но понимал, что в этой предыстории слишком много сомнительных моментов. Сноук это чувствовал.
– То есть, ты не знаешь? – зачем-то уточнил старик. В его голосе вдруг прозвучали очень строгие, стальные нотки. Кайло поежился, словно его сейчас начнут журить, как нашкодившего мальчишку.
– Я планировал отвезти ее в какую-нибудь больницу, – быстро отчитался он, – и присматривать за ней, но издалека.
Мариус фыркнул.
– Ну и дурак же ты, – учитель покачал головой с явным неодобрением, – я надеялся, что ты хоть немного повзрослел.
– Что не так, учитель? – ощерился Кайло. Сноук махнул рукой и попытался встать с кресла, но ноги у него подкосились, и он вынужденно плюхнулся обратно. Он очень тихо застонал, стиснув зубы. Кайло бросился к нему, чтобы помочь и удивился тому, насколько невесомым стало прежде крепкое поджарое тело учителя. Словно от него осталась только одна опустевшая оболочка, а если немного сильнее надавить на кожу, то она просто продавиться в сухую пустоту внутри.
С поддержкой Кайло Сноук доковылял до окна и оперся ссохшейся рукой о деревянную резную раму. Узкие полосы солнечного света легли ему на лицо. О недавнем дожде напоминали только сияющие мокрые крыши и теплый, влажный воздух. Мариус втянул его полной грудью.
– Интересно, – задумчиво проговорил старик, щуря от солнца почти бесцветные глаза, – ваши дети еще застанут этот город или он уйдет под воду раньше? Представляю, какие о нем придумают легенды, о тех древних цивилизациях, которые сгинули вместе с ним. Будут ли искать очередной мистический народ? Жаль, что я не увижу, как море сожрет все эти прекрасные дворцы и церкви. Но я и так видел достаточно. И помню слишком много.
– Учитель…
– Память – дрянная вещь, – продолжил Сноук, – но, к несчастью, для тебя мне уже не хватит сил. Я слишком устал. Слишком. Прости, мой мальчик.
Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. А затем вдруг совсем обмяк в руках Кайло, древний, дряхлый старик, ставший вдруг таким маленьким и невесомым. Кайло опустился вместе с ним на пол, потому что ноги у него подкосились от шокирующего осознания произошедшего. Мариус был мертв.
– Учитель, – только и мог прошептать он, прижимая к себе опустевшее тело. Слезы сами собой хлынули из глаз, застилая плотной пеленой комнату, заполненную теплым, солнечным светом.
Рей действительно спала несколько суток. Все эти дни, за исключением времени, которое Кайло понадобилось на то, чтобы организовать похороны погибшего учителя, он караулил возле ее постели. В Венеции отыскался нотариус Мариуса, заметно облегчивший бывшему ученику задачу – да и Сноук чувствовал, что скоро покинет число живущих, и заранее обеспокоился решением разных вопросов. Его погребли на кладбище Сан-Микеле, по его последнему пожеланию. На надгробии была дата смерти, но отсутствовала дата рождения. Похоже, старик предпочел унести эту тайну с собой в могилу. Кайло как раз только вернулся домой с процессии, когда обнаружил Рей, задумчиво стоящей у окна у себя в комнате. Она обернулась на звук его шагов и уставилась на него растерянным взглядом все еще немного сонных глаз. Мужчина решил опередить ее, прежде, чем она засыплет его вопросами. Он присел на краешек кровати и похлопал по одеялу, рядом с собой.
– Я ничего не помню, – подавленным голосом призналась она, садясь рядом.
– Да, – кивнул он и приступил к заранее подготовленной версии, – ты получила травму в автомобильной аварии и это вызвало амнезию.
– Понятно, – удивительно спокойно согласилась Рей. Зная ее вздорный нрав, Кайло ждал от нее какой угодно реакции, но вовсе не смирения. Да она бы в щепки разнесла всю эту комнату, а на него бы бросилась с кулаками! Но вместо этого девушка совершенно спокойно сидела на кровати, теребя подол своей рубашки, и переваривала полученную информацию.
– Но тебя я помню, – вдруг огорошила она Кайло. Он успел уже испугаться, но Рей пояснила, заметив, что он стал еще бледнее, чем обычно.
– Ну… я помню, что ты близкий мне человек, – уточнила девушка, – но больше ничего.
– Да, конечно, – с готовностью подхватил он, погладил ее по щеке тыльной стороной ладони и даже удивился своей решительности, – еще бы ты меня забыла, ведь я твой муж.
Рей кивнула, сжала его руку своими тонкими пальцами и робко улыбнулась.
Они обосновались в Риме, и первое время все шло на удивление хорошо. Хорошо, вероятно, не самое подходящее слово.
Кайло никогда в своей жизни не был настолько счастлив, как в эти безмятежные несколько лет. Рождение дочери показалось Кайло добрым предзнаменованием, и он уже почти перестал беспокоиться о том, что колдовство Сноука рассеется и воспоминания вернуться к Рей. Она редко грустила из-за потерянной памяти, выглядела счастливой и беззаботной, погрузившись в приятные хлопоты, связанные с уходом за ребенком. Но в один прекрасный момент она вдруг посмотрела на Кайло тем самым ледяным, пронизывающим до костей взглядом, настолько хорошо знакомым ему из их насыщенного прошлого, швырнула в стену ни в чем неповинную вазу, стоявшую в гостиной, забрала дочь и сбежала.
Все начиналось с кошмаров, которые душили Рей по ночам. В них не было конкретики, лишь размытые и нечеткие образы, реки крови и ощущение тоски и потери. Часто в этих снах молодую женщину пытал или преследовал жуткий монстр в железной маске и чёрном плаще. Проснувшись, она все еще чувствовала на своем горле фантомные следы кожаной перчатки, грозившей переломить ее хрупкую шею, словно тонкую травинку. Рей прижималась к своему бесконечно заботливому и любящему мужу и засыпала снова, убеждая себя в том, что, чем бы ни были эти картинки – им не место в ее счастливой и спокойной жизни. Пока в один прекрасный момент Монстр не снял свой шлем мрачного рыцаря, под которым оказалось лицо ее, казалось бы, идеального супруга. Рей не стала долго раздумывать, забрала ничего не понимающую Женевьеву, и уехала с ней в Париж. Почему-то именно этот город показался ей самым подходящим местом для того, чтобы начать новую жизнь, а заодно попытаться наконец-то вспомнить свое украденное прошлое. Рей потратила много времени в городских библиотеках, просматривая архивы и газеты военных времен, пока на одной из фотографий не отыскала того самого жуткого демона из своих снов. Она утопала в потоках информации – про нацистских суперсолдат, про загадочную организацию Аненербе, про поиски немецкими фанатиками Гипербореи и Шамбалы, но ничего о жутком чудовище в рыцарском шлеме. А главное, каким образом ко всему этому имел отношение ее вроде бы безобидный муж Бен, гражданин не участвовавшего в войне Лихтенштейна.
Сны становились все более красочными и яркими. Теперь в них фигурировали и другие палачи, а заодно спрятанный за колючей решеткой концентрационный лагерь. Рей часами сидела в тишине и, уставившись в одну точку, пыталась пробить глухую стену в своей голове, словно Кай, собирая из осколков льда слово «вечность». Она жаждала правды также сильно, как нуждался в капле воды измученный зноем путник в пустыне. Она ненавидела свою прежнюю идеальную жизнь, слишком правильную, чтобы быть правдой. И этот замкнутый круг порвался совершенно внезапно. Когда на улице ей встретился мужчина с таким удивительно знакомым лицо, назвавший ее по имени. Рей испугалась и поспешила уйти, за что чудовищно корила себя потом, куря на маленьком балкончике арендованной квартиры. Эти упругие колечки кудрей, блестящие глаза, волевой подбородок – она видела их тысячу раз, но не могла вспомнить где. Потому что чертов Бен, кем бы он там на самом деле ни был, выдрал с корнем и выкрал все ее воспоминания вместе с прежней жизнью. Чтобы она, будучи беззащитной и беспомощной марионеткой, покорно разыгрывала идеальную жену по заданному им сценарию. Весь вечер Рей пролежала на полу с открытой балконной дверью, пока в комнату не заглянула Женевьева и тихо не свернулась у матери под боком калачиком. Рей задумчиво погладила темные, жесткие волосы девочки и подумала, что стоит отнести дочь в постель, пока она не заснула с ней вместе на прохладном паркете. Утром ее ждала неожиданная удача: она заглянула в книжный магазин, расположенный внизу ее дома и, перебирая популярные издания на прилавке, вдруг обнаружила того самого загадочного незнакомца на фотографии.
Воспоминания полились в ее мозг с такой скоростью, что виски стиснула мигрень, а девушка чуть не сползла на пол от острой, навязчивой боли.
Вы живете в этой дыре? У меня целая квартира. Змейка. Я не ждал увидеть тебя живой. Я рад тебя видеть. Змейка. Змейка… змейка…
Рей выронила книгу и попятилась, с трудом удержавшись от того, что не хлопнуть себя по лбу. В ее спутанном сознании по-прежнему царил полнейший бардак, но теперь в нем появился хотя бы маленький островок логической крепости. Она знала Поля Демерона. Он был ее другом. Они встречались в Париже и жили вместе. Они воевали в сопротивлении плечом к плечу, во время оккупации Франции. После войны он обнаружил ее в опустевшей квартире. Он знал ее. Он называл ее пустынной змейкой. И плевать, что все остальные подробности потонули в вязком непроглядном тумане. Рей должна найти его. Он точно сможет рассказать ей правду о том, кто она такая. И о том, кто на самом деле тот человек, которого она много лет считала своим любимым мужем.
Рей могла быть упорной, когда хотела. Более того, она совершенно точно была уверена в том, что именно такой – целеустремленной в достижении своих целей была до того момента, когда супруг превратил ее в домашнюю неженку. Как тут проявлять характер, когда за тебя решают абсолютно все? Словно от работы или хоть каких-то серьезных обязанностей она могла рассыпаться, как та несчастная ваза, которую разбила о стену. Деньги приносил в дом Бен, отлично устроившись в сфере расцветавшего в Италии кинопроизводства, домашние дела лежали на плечах пожилой экономки-итальянки, а Рей только и оставалось, что болтаться по просторной квартире с видом на набережную Тибра и сходить с ума от безделья, покрываясь пылью вместе с натащенным мужем антиквариатом. И это была она? Та девушка, которая бесстрашно воевала с нацистами? Вероятно, вместе с памятью у Рей украли самую лучшую и главную часть ее самой. Кажется, наступило время вернуть себе все назад. Поэтому Рей легко сумела отыскать способ, связаться с Демероном, а заодно и адрес гостиницы, где он остановился. Даже убедить настойчивого охранника, что она вовсе не очередная поклонница таланта писателя, а его старая знакомая.
