Текст книги "Sublata causa, tollitur morbus (СИ)"
Автор книги: existencia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)
Бен все-таки добрался до храма и забежал внутрь в тот самый момент, когда двое разбойников, обмотав веревками статую Будды, невозмутимо стаскивали ее с пьедестала. Бен воспользовался их увлеченностью процессом, и выстрелил. Один из противников успел спрятаться за колонну, а второй мертвым грузом повалился наземь. В действительности, у Бена было пока слишком мало практики, чтобы быть достаточно метким стрелком и в большей степени его действиями руководила хорошо развитая благодаря способностям интуиция. Но от волнения он терял концентрацию, что играло совсем не в его пользу.
Он быстро обнаружил того самого монаха. Бедный старик распластался возле стены с ритуальными барабанами. Его скромная яркая одежда была обагрена кровью. Бен бросился к нему и, поддавшись, внезапному порыву, опустился на колени рядом и хотел накрыть свежую рану ладонью, но монах перехватил его руку. Тяжелые веки приподнялись, выпуская наружу теплый, умиротворенный взгляд карих глаз. Старец слегка покачал головой. Его лицо было таким невероятно спокойным и даже счастливым, что Бен растерялся.
У него в голове крутился целый хоровод разных мыслей: За что эти люди убили мирных, безропотных монахов, если те сами бы легко отдали им все древние реликвии монастыря? Для разбойников это было золото, но для этих несчастных всего лишь часть бессмысленных мирских атрибутов. А этот старик? Что он сделал им? Он не сопротивлялся, даже имея особенную силу и возможность противостоять нападавшим. Его убили за то, что он был монахом? Или избранным? Или все это не имело никакого значения перед человеческой жаждой власти и наживы?
Пока Бен прокручивал все это в голове, готовый по-детски расплакаться от обиды и сожаления, за его спиной послышалась невнятная возня. Похоже, один из разбойников, спрятавшийся за колонной, счел момент самым удобным для нападения. У него была ржавая, старая винтовка со сбитым прицелом, который требовал времени, чтобы навести его на объект. Именно это промедление и стоило ему жизни. Бен резко выпрямился, на ходу вытирая перемазанные в крови монаха руки, и обернулся. Пуля зависла в воздухе и благодаря своим тренировкам, теперь он мог легко отбросить ее в сторону, как те осколки разбитого стакана, от которых его спас некогда Мариус. Голова нападавшего резко взорвалась, окатив древние фрески пурпурным фонтаном крови. Бен отвернулся и прикрылся рукавом от долетевших до него капель. Снаружи слышались выстрелы.
Он вышел из храма, полный холодной, отчаянной решительности. Снег продолжал идти и теперь снежинки путались в его волосах. Он сразу почувствовал присутствие других разбойников и направился к ним. Один китаец слетел с высокой стены прямо в гостеприимно распахнутую пасть ущелья, другой окропил своими внутренностями серединные ворота. Третьего и четвертого из своего укрытия подбил Хакс. Оставалось еще двое и сейчас они, сломя голову неслись к воротам, чтобы спрятаться в темноте. Бен догнал их в несколько широких шагов крупного хищника и выбросил вперед руку.
Невидимая сила подняла разбойников над землей и змеиными объятиями обвилась вокруг их хрупких шей. Они беспомощно болтали ногами, словно придавленные булавкой жуки, пока Бен тащил их к себе. Когда беглецы были в нескольких шагах от него, ему на глаза попался валявшийся на земле окровавленный кривой клинок. Юноша притянул его в свою ладонь и без особых раздумий отрубил оставшимся разбойникам головы. Сердце бешено стучало. Сталь клинка холодила дрожащие от напряжения пальцы. И необузданная, безумная и бесконтрольная сила сейчас проходила сквозь каждый его мускул, как электрический ток.
Хакс выбрался из своего укрытия и его осторожные шаги послышались у Бена за спиной.
– Хороший клинок, – бросил немец, не способный оторвать взгляда от меча, в руке товарища, – это тибетский палаш?
– Увлекаешься оружием? – откликнулся Бен будничным тоном, словно его не колотило изнутри, а снаружи все не было залито кровью, – это скорее «Дао». У него изогнутый клинок, – он поднес меч к лицу и подушечками пальцев стер с него следы битвы, – довольно… древний.
– Да, ты прав, – удивительно легко согласился Хакс, и Бену не стоило особого труда догадаться, что рыжий сейчас гадает, распрощается ли со своей головой тоже. Страх исходил от немца парализующими волнами. Страх и уважение после выигранной совместными усилиями битвы. Бену, впрочем, ни то ни другое не было нужно. Потому что все это означало только одно – они с Хаксом никогда не станут друзьями. Невозможно подружиться с тем, кого ты боишься до смерти, и доверять такому человеку тоже нельзя.
Не то, чтобы Бен прямо очень сильно симпатизировал рыжему, но в короткий момент откровения на заледенелом уступе он впервые за долгое время почувствовал себя не одиноким. Сноук дарил только иллюзию присутствия, он все-таки был учителем, мудрым, понимающим, но всегда предпочитающим сохранять дистанцию.
В то мгновение Бен ясно понял, что из-за его проклятого дара, у него никогда не будет ни одного близкого человека, потому что все, кого он встретит на своем пути, будут испытывать к нему или страх или отвращение. Что-то из двух. Вероятно, иногда еще какую-то тень уважения, также приправленную горькой тревогой за свою жизнь.
От этих мыслей холод снаружи легко пробрался внутрь его души и прочно обосновался там. Он принял решение по возвращению взять себе другое имя, а кривой клинок прихватить с собой в качестве трофея.
Переночевав в монастыре и добравшись до следующего населенного пункта, они получили распоряжение от Мариуса вернуться в Германию.
Отец Хакса распорядился, чтобы сын по прибытию тут же отправлялся на восточный фронт, в Польшу, куда уже вовсю стягивались военные силы. Австрия стала частью Германии. Кайло Рен, как теперь себя окрестил Бен, навязался вместе с Армитажем на передовую, игнорировав требование Мариуса заявиться к нему на ковер и отчитаться о результатах экспедиции. Кайло догадывался, что Сноука его непослушание сильно разозлит, но словно специально играл с огнем. После произошедшего в монастыре, ему отчаянно хотелось пролить чужую кровь, словно только этим он мог затушить болезненный, сжигающий его изнутри огонь своей души. И это желание было удовлетворено сполна, только облегчения не приносило. В конце-концов он получил незначительное ранение и вынужден был отступить в Германию. Мариус незамедлительно отыскал ученика в военном госпитале в Дрездене. Сказать, что он был зол – ничего не сказать, его глаза сияли из-за маски неподдельной яростью. Кайло даже слова сказать не успел, когда невидимая сила сжала его горло.
– Дрянной мальчишка, – презрительно процедил Сноук, – твое не место на войне.
Кайло стоило огромных усилий и концентрации освободиться из захвата. Он тяжело дышал и сам гневно сверкал глазами в ответ на осуждение учителя.
– А где мое место?! – прошипел он, – в психушке? Или в какой-то дыре, вроде Тибета, в погоне за старыми сказками?
– Это не сказки, – сухо возразил Сноук, – но ты пока еще слишком молод и глуп, чтобы это понять.
Он внезапно успокоился и довольно нервно огляделся по сторонам.
– Это не наша война, – понизив голос, произнес учитель, – и точно не твоя, – это напоминание было равносильно ледяному душу, но прежде, чем Кайло снова успел вспыхнуть, Мариус добавил снисходительно, – Пусть мясники развлекаются, пока мы занимаемся делом. Ты нужен мне в Аненербе.
– Я не хочу сидеть сложа руки, – капризно сказал Кайло, – мои способности могли бы пригодиться на фронте…
– Идиот, – Сноук закатил глаза, – не заставляй меня разочаровываться в тебе. Даже в клинике ты был куда благоразумнее, а сейчас превратился в бешеного пса. Почувствовал вкус крови?
В этом было стыдно признаваться даже учителю, который и без слов видел Кайло насквозь. Даже самому себе. Потому что весь этот хаос, ютившийся на дне его разума после пребывания в Наррентурме, наконец-то успокоился и сменился гармонией. Все части целого наконец-то встали на свои места. Он был создал, чтобы нести смерть, единственное, что у него получалось. Чтобы достичь вершины своего могущества. Чтобы вселять ужас. Чтобы побеждать и наказывать тех, кто причинил ему боль. Не для снисходительной любви матери, не для жалких попыток заслужить симпатию других людей. Даже не для похвалы учителя. И все те люди, что ненавидели его, пичкали таблетками и подвергали экзорцизму, были абсолютно правы. Он пришел, чтобы стереть с лица земли их жалкие, мелочные, бессмысленные жизни. Как… антихрист.
– Я слышу твои мысли, – очень вкрадчиво заговорил Сноук, – и если ты не образумишься, то мне придется убить тебя.
Сказав это, Сноук удалился, оставив Кайло с сосущим чувством пустоты внутри после очередного предательства.
Однако, совсем скоро Кайло пришлось убедиться в том насколько он все-таки нуждается в Сноуке. Его отчаянная бравада на счет будущего господства и великих завоеваний Рейха с треском разбились о жестокие скалы реальности. Кайло наивно полагал, что с помощью гипноза и своих талантов легко поднимется на пьедестал военной верхушки, но закрепившиеся там личности оказались хитрее и проворнее. Быстренько всплыли подробности его биографии, совершенно не подходящие для карьеры в политике – гражданство другого государства, отец-еврей, мать-католичка. И если бы не вовремя сжалившийся Сноук, то Кайло и вовсе швырнули бы в застенки, провозгласив шпионом. Тогда учитель впервые пригласил юношу в затерянный в альпийских снегах замок, пожалованный Мариусу самим Фюрером за неоценимый вклад в развитие Рейха. Кайло злился, потому что теперь ему казалось, что учитель стыдится его, как когда-то мать, поэтому и держит подальше от общества. Но Сноук объяснил это приглашение тем, что и сам желает отдохнуть от наскучившей светской жизни и напряженной политической работы.
Именно в замке Кайло загорелся идеей изготовить себе шлем, чтобы красноречивая внешность больше не заставляла никого задаваться вопросами его происхождения. Он вдохновился моделью головного убора рыцарей тевтонского ордена и принялся за работу, все дни проводя в мрачном подвале замка. Завершив свой труд, Кайло с почетным видом явился в своем творчестве к ужину, чем вызвал у Мариуса продолжительный приступ смеха.
– Достойно принца тьмы, – похвалил тот, вытирая слезинки, выступившие на глазах и кое-как выравнивая дыхание, – но в эти прорези не пролезет вилка. Да и спать будет неудобно.
Кайло насупился и торопливо стянул маску с головы, растрепав волосы. Теперь в своих черных одеяниях он больше походил на ворона, только что рывшегося на городской свалки. Мариуса совершенно не испугал тот гневный, яростный взгляд, который бросил на него ученик. В уголках губ наставника притаилась игривая, почти мальчишеская улыбка.
– Я не буду есть в присутствии других людей, – заверил его Кайло и, подумав, добавил, – и спать тоже.
– Да-да, – кивнул Сноук, – вообще перестанешь спать, все время опасаясь покушения, как Цезарь. И питаться будешь только кровью младенцев.
– Учитель, – сквозь зубы процедил Кайло. Хозяин замка сжалился и умерил насмешку в своем голосе.
– Будь осторожен, мой юный друг, вставая на этот путь, – почти серьезно предостерег он, – и помни, что многих великих полководцев сгубили женщины.
– Я не собираюсь тратить время на такую ерунду, – сурово отрезал юноша, не распознав иронии в словах собеседника и невольно засмущавшись. Это, конечно же, не укрылось от внимательного взгляда Мариуса, и наставник тяжело вздохнул. Все-таки он отлично знал, что человек на другом конце стола, в черных строгих одеждах, с жутким мечом, с которым он не расставался после экспедиции даже ночью, всего лишь импульсивный мальчишка. И Мариус жалел, что война началась прежде, чем он успел достаточно подготовить и воспитать своего подопечного.
– Что ж, – снисходительно проговорил Сноук, – я уважаю твой выбор, но мне хотелось бы услышать, что ты немного остыл и не рвешься больше сносить головы всем, кто попадется под руку.
– Да, учитель, – кивнул Кайло. После того, как оставленный без внимания наставника, чуть и сам не угодил в концлагерь, он решил быть более покладистым. Все-таки Сноук в политических делах был, как рыба в воде. Крупная, хищная рыба. А Кайло понимал пока только вполне бессмысленный в решении этих вопросов язык насилия.
– У меня будет для тебя задание, – продолжил Мариус, убедившись, что ученик не станет снова развязывать словесную дуэль, – и я надеюсь, что ты меня не разочаруешь.
Глаза Кайло загорелись надеждой от того, что впереди замаячила перспектива покинуть сонное царство старинного замка. Сноук ждал именно такой реакции.
– Во многих государствах, перешедших под управление Рейха, хорошо развиты партизанские движения, – выждав долгую, почти театральную паузу, заговорил учитель, – и фанатиков не могут разговорить даже пытки. Понимаешь, к чему я клоню?
– Нужно будет извлекать информацию из их мыслей? – почти радостно подхватил Кайло. Сноук ласково улыбнулся.
– Все верно, – подтвердил Сноук, – какие европейские языки ты знаешь?
– Немецкий, французский, немного итальянский и венгерский… – принялся перечислять Кайло, явно гордясь своими разносторонними познаниями. Учитель поднял в воздух руку, приказывая ему остановиться.
– Хорошо, – похвалил он, – тебе, должно быть, уже известно, что люди, как правило, думают на своем родном языке, – в подтверждении он не нуждался. Кайло смотрел на учителя во все глаза, жадно проглатывая каждое его слово. И Сноуку безумно это льстило, он был доволен, что наконец-то нашел подход к взбунтовавшемуся воспитаннику. Всего то достаточно было позволить ему снова почувствовать себя важным.
– Ты отправишься во Францию, – распорядился Сноук, – допросишь пленников в Париже и Марселе, а затем посетишь военные лагеря. Можешь использовать любые методы, но, самое главное, никто не должен узнать о том, что ты умеешь читать мысли. Никто. Это ясно?
Конечно, Кайло дал учителю обещание. И все вроде бы шло по плану, пока в Гюрсе ему не попалась проклятая девчонка.
Аквитания, Лагерь Гюрс, начало осени 1941 г.
Кайло внимательно ознакомился с личными делами, которые ему нехотя предоставил ленивый и жирный начальник лагеря Келлер. Толстяка, правда, для этого пришлось припугнуть удушьем, чтобы он стал куда более расторопным и сговорчивым. Из всех лагерей Гюрс вообще произвел на Кайло самое неприятное впечатление, и ему самому захотелось остаться здесь и урегулировать тот бардак, который допускало нынешнее руководство. Впрочем, у него были дела поважнее.
Основной контингент заключенных составляли ссыльные евреи и испанцы, но встречались и люди, подозревавшиеся в связях с сопротивлением. Их было немного, меньше десяти человек – три девушки из Парижа, тщедушная старушка божий одуванчик и пара запуганных студентов. Кайло рассчитывал, что с такой сомнительной компанией разделается в рекордно быстрые сроки и отправится в свой следующий пункт назначения – более южный лагерь Ривесальт. Конечно, он не рассчитывал, что все выйдет из-под контроля.
Первая девушка была предполагаемой диверсанткой. Ее подозревали в убийствах офицеров, взрывах поездов и прочей довольно активной подпольной деятельности. По горькой иронии судьбы, девчонка отбывала срок в лагере по наводке своего же коллеги по цеху, сделавшему нелегкий выбор – сдать друзей или умереть. Все это черным по белому значилось в ее личном деле.
Кайло вошел в помещение, наслаждаясь той мрачной аурой, которую он распространял повсюду – одного его присутствия хватало, чтобы заставить пленников дрожать от страха и молить о пощаде. Но что-то пошло не так. Девчонка, прикованная к причудливому пыточному креслу, совсем не испугалась и вначале была куда больше увлечена кровавым пятном на полу камеры, чем его эффектным появлением. Кайло с интересом разглядывал ее и ждал, когда же арестантка соизволит обратить на него внимание. Он уже начинал закипать, и был близок к тому, чтобы попросту придушить мелкую сучку.
– Твои друзья из сопротивления пытались выйти с тобой на связь?
Девушка наконец-то оторвалась от увлекательного процесса созерцания грязного пола. Она подняла на него недоверчивый взгляд карих глаз с легкой зеленцой, и принялась разглядывать с таким нескрываемым любопытством, будто перед ней был музейный экспонат, а вовсе не тюремный надзиратель. Уже хотя бы только поэтому Кайло захотелось выбить ей парочку зубов. Или выколоть эти оленьи глаза, заставившие его невольно засмущаться даже под маской.
– Как бы они это сделали, по-вашему? – насмешливо спросила она, и легкая улыбка тронула ее губы.
Что за черт?! Она должна бояться его! Может быть, эта заключенная – умалишенная и не понимает, где находится? У этого должно быть какое-то объяснение. Кайло совсем растерялся, потому что за время своей миссии во Франции, с подобным приемом он столкнулся впервые. Заключенные могли храбриться, но все равно в их глазах отчетливо читался страх. И мысли. Они всегда громко думали.
– Хорошо, – зачем-то промямлил он, радуясь тому, что маска искажает голос, и арестантка не услышит его смущения, – что тебе известно о готовящейся операции в Тулоне?
– Ничего, – ответила девушка и, судя по тому, как она дернулась, не будь она привязана, то пожала бы плечами.
Бойся. Бойся меня – потребовал Кайло, но она и не думала подчиняться. Тогда он вытянул руку и коснулся ее виска, проталкиваясь в сознание. В этот раз это происходило, сложно, медленно, почти мучительно для него самого. Он увидел бескрайние пустыни и караваны верблюдов, парижскую весну и мрачные застенки. Картинки сменяли друг друга слишком быстро. И стоило Кайло попытаться замедлить их, чтобы хоть немного разобраться в увиденном, изображение вдруг погасло и все погрузилось в темноту. И в этой густой и вязкой темноте он увидел самого себя, маленьким мальчиком, над умирающей лошадью, которую ему далось излечить, злящуюся непонятно почему мать… мрачные стены монастыря, жуткие коридоры дома душевнобольных, утопающие в снегу горы Тибета… разочарование матери. Разочарование дяди. Разочарование Сноука. Ненависть, ненависть, ненависть…
Кайло резко отдернул руку и попятился. Собственные воспоминания оставили после себя невыносимо горькое послевкусие.
Что только что произошло?
– Глупая девчонка, – рассеянно пробормотал он, – не пытайся сопротивляться.
Кайло был по-настоящему выбит из равновесия, он был потерян и испуган. За все время, что он проводил бесконечные допросы, никогда не происходило ничего и близко походившего на эти ощущения. Многие пленники пытались сопротивляться, но никто из них не пробирался в его голову в ответ и не вытаскивал из нее густо сплетенный клубок тьмы. Нужно связаться со Сноуком. Произошло что-то странное. Кто она такая? Что она такое?
Кайло задыхался, и проклятый шлем мешал ему, не позволяя изголодавшемуся по кислороду мозгу получить хоть немного пищи. Он отвернулся и отстегнул застежки, стаскивая маску с себя, сделал несколько глубоких, судорожных вдохов, пересчитывая кирпичики в стене допросной. Запоздало он вдруг осознал, что натворил и вспомнил о присутствии девчонки. Теперь ее придется убить, никто не должен знать его настоящего лица.
Он обернулся к пленнице, и она встретила его удивительно теплым, полным сочувствия взглядом своих нежных глаз дикой лани, обрамленных густыми черными ресницами.
– Ты еврей? Поэтому прячешь лицо под маской?
Еще только этого не хватало! Жалости и снисхождения от презренной сопротивленческой шпионки. Нужно было сразу врезать ей или показать свою силу, чтобы не вздумала вести себя так, словно гуляет в парке, а не находится на допросе. Никакого уважения! Никакого страха.
– Завербовать меня решила? – прорычал он, – да как ты смеешь!?
В эту минуту он был совершенно четко уверен в том, что сейчас выпотрошит ее голову, чего бы ему это не стоило и убьет за дерзость. Или не предпринимать ничего, взять ее под строгую охрану и доложить Сноуку о своей находке. Но почему-то в результате Кайло не сделал ни того, ни другого, ни третьего. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы он нашел в себе силы сделать то, что должен был.
Она такая же, как я – вдруг понял он.
Продолжение следует
========== Глава двадцатая. Смерть в Венеции. Часть III ==========
Кайло остался в Гюрсе, отложив поездку в Ривесальт на неопределенный срок, и перестал отвечать на встревоженные письма Мариуса. Беспокоиться о том, что учитель заподозрит неладное, и лично заявится в лагерь, было бессмысленно, потому что именно сейчас Сноук как никогда был нужен Фюреру. Вокруг вообще-то шла война. И только Кайло бессмысленно торчал здесь, оправдывая себя тем, что наконец-то выполнил прежнее задание своего мастера и смог найти еще хоть одного человека, носителя силы врил. Конечно, говорил он себе, нужно действовать осторожно. Конечно, нельзя спугнуть девчонку. Конечно, это намного полезнее, чем пытаться выбить уже утратившую актуальность стратегическую информацию из сопротивленческих бродяг. Учитель будет доволен, когда Кайло представит ему свою воспитанницу, принявшую их сторону. Только вот девушка, которую звали коротким мальчишеским именем Рей, совсем не торопилась изменять своим убеждениям. А время шло.
Кайло всеми известными ему способами пытался заполучить расположение упрямой француженки – вел с ней светские беседы, таскал книгу и еду, был вежливым и обходительным и даже совсем не злился, когда она дерзила. В действительности ему самому было приятно и интересно общаться с ней, и он с замиранием сердца ждал каждой новой встречи, в чем, безусловно, боялся признаваться даже самому себе. И все-таки у него было хорошее оправдание, которое он тут же использовал как контраргумент – эта девушка была первым человеком, после Мариуса, который не шарахался от него, зная, кто он такой. Первым человеком, которого не пугали даже его жуткая маска, черное одеяние и кривой китайский клинок за спиной. Кайло и самому не хотелось носить шлем в ее присутствии – он сразу начинал казаться крайне тесным и неудобным, плохо пропускающим кислород. Он размышлял над тем, что, вероятно, стоит немного видоизменить свой головной убор, чтобы устранить эту проблему, но всюду шныряли нацисты, которым видеть его настоящее лицо было вовсе не обязательно, и этот план постоянно откладывался на потом.
А потом Рей вдруг начала странно себя вести и постоянно пыталась сократить дистанцию между ними. Все стало слишком сложно. Кайло не знал, что ему делать. У него в принципе практически не было опыта общения с женщинами в подобном ключе, и он пребывал в полнейшей растерянности. Большую часть жизни представительницы противоположного пола или шарахались от него, как от огня или изначально предпочитали держаться подальше, к этой категории относились в основном служанки в замке и мрачные медсестры в Норрентурме, одинаково недружелюбные ко всем своим подопечным. Сноук периодически весьма неоднозначно намекал, что Кайло пошло бы на пользу познать и эту сторону жизни, но детские комплексы вынуждали его пресекать эти разговоры и огрызаться в ответ. Возможно, говорил учитель, ты станешь менее дерганным. Мариус смеялся над смущением воспитанника, у него то, что удивительно с его внешностью!, было много любовниц. И были это вовсе не продажные девки, получавшие плату за свою любовь, а образованные и богатые женщины из высших слоев общества; жены членов общества Туле, мечтавшие забеременеть и подарить миру новое поколение врилья, даже имевшие благословение своих супругов. Нравы в Рейхе в принципе были своеобразными, и Кайло относил их к разряду вещей, о которых предпочитал попросту не думать.
Вечер в лесу окончательно обличил наличие проблемы. Рей поцеловала его в ответ. Она была такой податливой и нежной. Она, бесспорно хотела продолжения. И хватит обманывать себя, что девушка испытывает благодарность за его заботу – зная ее норов, в гробу она видала поблажки от неприятеля. И хватит обманывать себя заодно, повторяя как мантру, что она интересна ему, только как одаренная. Если бы это было так, он бы не пялился на ее ореховые глаза, веснушки и детские губы. Если бы это было так, он бы заметил, что она худая, как скелет, а с такой стрижкой еще и похожа на мальчишку. Если бы это было так, он не просидел бы до рассвета, обнимая ее и пытаясь согреть, проклиная стояк, натягивающий брюки и чувствуя себя полным ничтожеством.
Ссора с Рей подтолкнула Кайло к отчаянным и решительным действиям. Он свято верил, что девушка перестанет злиться и отойдет, когда осознает, что он поступил правильно, подписав смертный приговор этим взбесившимся сучкам. Серьезно, он же старался для нее! Мог и сам порубить их мечом, но знал, что это ее расстроит. И почему-то она снова была недовольна. Девчонка сама развязала ему руки – нужно было воспользоваться паузой в их отношениях и обзавестись тем самым проклятым опытом, которого ему так не хватало. Ведь для нее все это тоже будет впервые и нельзя ударить в грязь лицом.
Боже.
Ну и дерьмо у него в голове. Мариус бы опять смеялся до слез. Хорошо, что учитель сейчас занят делами куда важными, чем первые нежные чувства, вдруг так некстати настигшие бездушного монстра. Кайло приходилось каждый день напоминать себе о том, кто он, с того самого момента, как девчонка впервые притронулась к его лицу своей маленькой, нежной ладонью. Осознавать, что некогда он считал себя почти антихристом, но легко растерял всю свою спесь, стоило заныть в паху, было унизительно и грустно. Но ее доверчивый взгляд, насмешливый голос; ее сила, в этом хрупком крошечном теле околдовали его. Кайло злился, вымещал бессильный протест на перевернутой и переломанной мебели в комнате, на несчастной маске, вмятины от удара о стену на которой потом приходилось долго и мучительно исправлять. Злился, злился, злился.
И с этими гневно клокочущими внутри мыслями, он заявился к Фазме. Ни для кого в Гюрсе не было секретом, что, будучи одной из самых жестоких надзирательниц, эта надменная и холодная немка, была слишком слаба перед любыми плотскими наслаждениями. Кайло умел читать мысли и поэтому отлично знал все слухи, которые ходят об этой валькирии среди административного персонала и заключенных. Некоторые были чрезвычайно забавными, но во всех был один общий лейтмотив: Гретхен неравнодушна к еврейским мальчикам и, судя по мнению некоторых, после соития пожирает их или пускает отработавших любовников на доноров для кровавой ванны. Конечно, мысли самой немки были куда прозаичнее – она любила доминировать, оттого и имела пристрастие к заключенным именно той категории, которую считала самой низкой. И она вполне серьезно рассматривала перспективу узнать, что скрывается под железной маской Монстра и его строгими черными одеяниями.
– Что тебе? – презрительно поинтересовалась она, когда Кайло настиг ее в темном коридоре административного блока. Страха она не испытывала, скорее любопытство – что главному пугалу Гюрса вдруг могло от нее понадобиться? Крупные голубые глаза заговорчески блестели.
Кайло так и не придумал внятной вступительной речи и выбрал запасной план – приступить к решительным действиям. Он толкнул женщину к стене, вложив в это действие немного сверхъестественной силы, чтобы произвести пущий эффект, упер руку рядом с ее головой, а другой грубо скомкал грудь сквозь плотную ткань униформы. В паху предательски заныло, но ощущения все равно были бы смазанными. Вот если бы на ее месте была Рей… Нет, Рей бы определенно не понравилось, что ее беспардонно лапает прямо в перчатках чудище в маске. Нет, нельзя думать о ней сейчас.
Так, а что дальше? Прямо здесь? Нет, это как-то неправильно. Тем более теперь, когда в Гюрсе объявился Хакс, который сует свой сраный арийский нос везде, куда не следовало бы. Скорее всего, прислал его именно Сноук, который отлично знает, что рыжего выходками Кайло не напугать после совместного отдыха в Гималаях. Вот при старом начальнике лагеря, настолько толстом и ленивом, что заключенные и надзиратели творили что хотели, зажиматься в коридоре было нормальной практикой.
Взгляд Гретхен из скептического, стал заинтересованным. Она накрыла его ладонь своей, тоже затянутой в перчатку и скривила уголок рта. А затем ее рука скользнула вниз по его груди и поясу брюк, вниз…
– Ого, да у тебя под твоими доспехами есть что-то человеческое? – усмехнулась немка, – и ты хочешь мне это показать?
– Да, – Кайло не придумал никакого лучшего ответа, хотя, вероятно, нужно было что-то добавить, чтобы окончательно убедить женщину в серьезности своих намерений. Фазма вдруг резко оттолкнула его и оказалась удивительно сильной.
– Хорошо, – бросила она, – приходи в таверну в поселке вечером. Меня уже тошнит от этих сраных стен.
С этими словами грозная ведьма Гюрса развернулась на каблуках высоких сапог, и направилась в противоположном направлении, оставив Кайло с перекошенным под маской лицом в состоянии полнейшей растерянности.
Кайло до последнего не хотелось спускаться в деревню и искать проклятую таверну, но сворачивать на пол пути было не в его правилах. Конечно, можно было упасть в ноги Рей, помириться с ней, просто по-человечески поговорить и объяснить ситуацию, но этот план казался заведомо провальным. Во-первых, Кайло вдруг вспомнил о том, что является наследником благородной семьи, о чем теперь, конечно, напоминал только проклятый громоздкий перстень, и вовсе не обязан пресмыкаться перед какой-то безродной дурочкой, возомнившей себя центром вселенной. В действительности он так не думал, но нужно было срочно найти достаточное количество причин, чтобы все-таки отправиться на свидание к Фазме.
Во-вторых, что он собирается ей сказать? Прости, что убил мерзких, озлобленных психопаток, чтобы сберечь тебя? И да, конечно, коронное – я девственник, хотя мне почти тридцать. Ну, как-то так получилось, потому что ты первая женщина, которая при виде моей кривой рожи не испытала отвращение и ужас. Если ты, конечно, не делаешь все это с какой-то одной тебе известной целью, для шпионажа, например. Впрочем, мне плевать на самом деле, потому что я так тебя хочу, что зубы сводит. Хочу завернуть тебя в плащ и утащить как можно дальше отсюда. Вот это уже, определенно, лишнее. Все это никуда не годится.
Черт.
Кайло нахлобучил шлем и отправился в административный гараж, где легко отыскал тот самый «Хорьх», который ему выделили как служебный транспорт, чтобы быстрее передвигаться между пунктами назначения. Автомобиль успел покрыться тонким слоем пыли за время, пока стоял здесь без дела. Двигатель приветливо заурчал, радуясь возвращению хозяина. Кайло подавил в себе желание погладить железный корпус автомобиля, словно перед ним было живое существо. А заодно мысли о том, что он легко мог бы вытащить Рей из общего барака, посадить в машину и убраться подальше от Гюрса. Кто бы им помешал? Двое избранных запросто раскидали бы целую армию, вставшую у них на пути.
