Текст книги "Sublata causa, tollitur morbus (СИ)"
Автор книги: existencia
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
Рей много размышляла об этом и мрачнела с каждым днем все больше. Она поглядывала на Кайдел, напротив, расцветавшую, словно роза, явно в предвкушении скорого освобождения от гнета захватчиков. Американке чрезвычайно шел заговорческий огонек в глазах и порозовевшие от постоянного внутреннего напряжения щеки. Рей любовалась ей и гордилась тем, что хотя бы в преддверии серьезных действий, Кайдел стала осторожнее и спокойнее. Даже с Фазмой она была покорной и милой, отчего немка еще больше испытывала ненависти к заключенной, не дававшей ей новых поводов для наказаний и придирок.
В лагере вообще царила на удивление спокойная атмосфера, словно даже в эти мрачные стены сумела пробраться царящая за высокой оградой весна. Дышать стало легче и все ужасы минувшей зимы казались далекими и размытыми.
К величайшему удивлению Рей, Монстр не пытался донимать ее своим вниманием. Он держался на расстоянии, но не приближался. Рей часто чувствовала его взгляд сквозь узкие прорези маски, но старалась не смотреть в его сторону в ответ. Теперь он постоянно носил капюшон, словно одежды, не оставлявшей видимой ни одного участка открытой кожи, теперь было не достаточно. И он не вызывал Рей в допросную или в кабинет начальства, что казалось девушке чрезвычайно странным.
В какой-то момент на нее опустилось холодное облако паранойи, в котором она пробарахталась несколько дней. В голову лезли самые немыслимые и жуткие предположения, в жалкой попытке объяснить необычное поведение ее тюремщика. Что, если он узнал о предстоящей диверсии и сейчас продумывает каким образом казнить всех причастных? Или совсем потерял голову от власти и могущества и собирается избавиться от Рей, как потенциального конкурента? Он же убил своего учителя, к которому был так сильно эмоционально привязан. Что помешает устранить жалкую выскочку из ниоткуда? Или… или…
Рей так глубоко погрузилась в свою тревогу, что стала рассеянной и невнимательной. Именно так она получила травму на производстве, из-за которой, истекая кровью, была вынуждена отправиться в лазарет. Именно там, среди склянок и флакончиков с микстурами на нее внезапно сошло вдохновение. Пока седой и вечно недовольный жизнью врач, скудно изъяснявшийся по-французски, зашивал ее рану, Рей изо всех сил пыталась вспомнить обрывки лекций по медицине и название необходимого ей вещества. Бор… Или литий? Нет, бром. Что-то… В итоге она не придумала ничего лучше, как проникнуть в мысли трудившегося над ней медика и отыскать там сведения об интересовавшем ее препарате. Еще немного усидчивости, и пока старик промывал руки в тазу с водой, не выглядевшей достаточно чистой для этой процедуры, и нужный флакон, а вместе с ним и шприц, скользнули девушке прямо в здоровую руку. Она торопливо спрятала свою добычу под одеждой, как прятала когда-то военные пайки. Врач что-то пробурчал Рей напоследок и передал ее в руки охраны, оттолкавшей девушку обратно в барак.
Рей зарылась лицом в матрас и пролежала так до темноты, пока с ужина не вернулась Кайдел. Подруга присела на краешек койки и тронула Рей за плечо.
– Ты готова? – спросила она совсем тихо. Рей почувствовала, как ее пустой желудок, а вместе с ним и все остальные внутренности, стягивает в тугой узел. Дышать стало трудно, как будто ее ударили кулаком в солнечное сплетение. Она судорожно вздохнула и повернула к американке лицо. Кайдел была серьезна, как никогда. Она наклонилась к Рей, словно хотела поцеловать ее в щеку, но застыла в нескольких сантиметрах от кожи.
– Пора, – прошептала она, – рыжий уехал. Остался только Монстр.
Рей кивнула и выдавила из себя улыбку, хотя на самом деле от такого стремительного поворота событий ей захотелось заплакать и убежать в лес. Она не готова. И вряд ли будет когда-то готова к самой жестокой схватке в собственной жизни. Это намного сложнее, чем задушить предателя скрипичной струной или подорвать грузовой состав. Это сложнее, чем одной, без оружия, попытаться штурмовать Гюрс. Но она не имеет права на ошибку, не имеет права на поражение. Потому что без нее вся затея Кайдел рассыплется словно карточный домик от легкого ветерка. И американку в этот раз обязательно убьют. Она может быть сколько угодно везучей, но слишком долго играть со смертью нельзя. Как и вглядываться в бездну. Нужно уметь вовремя останавливаться.
Но бессмысленно останавливаться, когда уже слишком поздно. Когда ты – словно поезд, на всех парах несущийся к обрушившему мосту, чтобы сойти в рельс, утопая в дыму и лязге железа.
Рей сделала глубокий вдох, перевернулась на спину, и закрыла глаза.
«Кайло» – мысленно позвала она, позволяя потоку их ментальной связи, до того перекрытому ей на семь замков, снова спокойно течь в пространстве. Она не успела даже сделать следующий глубокий вдох, когда уже почувствовала отклик.
Монстр ждал ее зова.
Шприц был спрятан в потрепанной подошве ботинка. К счастью, обувь арестантов была достаточно рваной и дырявой, чтобы в ней отыскалось место для тайника. Рей двигалась осторожно, как крадущийся хищник, стараясь переносить вес на другую ногу, чтобы избежать риска попросту раздавить шприц, прежде чем она доберется до цели. В конце-концов это было ее единственное оружие, кроме, конечно, мистической силы, абсолютно бесполезной в схватке с кем-то, равным, а то и превозмогающим ее по способностям.
За Рей никто не пришел и путь до административного блока ей предстояло проделать в одиночестве. Вероятно, Монстр уже позаботился о том, чтобы охранники не замечали спокойно разгуливающую по двору лагеря арестантку. Рей даже позавидовала его навыкам, ведь будь она настолько опытной в использовании открывшейся ей силы, кровавый и самоубийственный бунт Кайдел и вовсе не имел бы никакого смысла. Рей усыпила бы всю охрану, заставив предварительно распахнуть перед заключенными все двери и они бы уже бежали по лугу, радуясь свободе, как дикие жеребцы, оглашая округу радостной какофонией криков на разных языках, сливающихся в один победный клич.
Рей сама не хотела учиться. Она, если быть честной, и вовсе не хотела бы иметь никакого дара. Но права выбора ей предоставлено не было. Впрочем, как и всегда. Оставалось только мириться с предложенными обстоятельствами и искать способ выжить любой ценой. Или умереть, – мрачно усмехнулась она, пытаясь заставить заткнуться нехорошее предчувствие, клокотавшее в груди.
А между прочим, ей стоило бы не рефлексировать в очередной раз на тему своей запутанной судьбы, а использовать время пути с пользой. Она же так и не удосужилась продумать свой план до конца. А ей жизненно необходима легенда и подходящая речь, чтобы заявиться в комнату Монстра среди ночи. Рей уже неоднократно убеждалась в том, что соблазнительница из нее никакая и любые попытки отыграть не подходящую ей роль могут обернуться катастрофой. Но ей же удавалось в Париже выдавать себя за других людей? Почему теперь это стало такой проблемой? Потому что те, с кем она сталкивалась в Париже не смотрели ей прямо в душу большими и глубокими темными глазами? Не имели того самого особенно приятного слуху низкого тембра голоса и прочих соблазнительных черт хищника, намеревающегося проглотить свою добычу целиком, даже не разжевывая?
Рей не оставила себе путей к отступлению и даже не стала смущенно топтаться за дверью, решительно ворвавшись внутрь. Монстр ждал ее и сразу же рванулся к ней на встречу. Конечно, он не выглядел пауком, расставившим сети для глупой мухи, обманчиво прикидываясь жертвой. Он был… слишком безоружным. Без своей маски, плаща и черного мундира; без изогнутого меча за спиной.
– Рей… – обронил он, нервно хватая Рей за плечи и вглядываясь ей в лицо, – что случилось?
Она сделала глубокий вдох, готовясь к одному из самых отчаянных смертельных сальто в своей жизни. Но наспех подготовленная речь, куда более близкая к импровизации, комом застряла у нее в горле. Она вдруг осознала неоспоримо горькую истину – любая ложь, которую она попытается сказать, будет звучать горяченным бредом сумасшедшей. И помочь ей не могли даже бесконечные романы мадам Демерон со всеми этими страдающими красавицами, бросающимися своим таким же страдающим возлюбленным на грудь в слезах и бескомпромиссных порывах чувств. И все их чертовы дрожащие чресла, разлетающиеся от страсти пуговицы и кружева тоже.
В какой-то момент они просто перестали существовать. Остались только темные, горящие как угли, глаза Монстра, его напряженные черты и упавшие на лоб спутанные вьющиеся волосы. Жилы на шее, морщинка между бровей, сильные крепкие пальцы на ее плечах, вдруг оказавшихся такими хрупкими, как птичьи косточки.
Рей преодолела разделяющий их шаг. Она забыла зачем пришла сюда. И почему только у хладнокровного убийцы и фанатика такие мягкие губы? Так должно быть? Она не знала, потому что прежде никогда не целовала никого и не целовала так. Однажды в Париже, когда они только приехали, Финн выпил много шнапса и попробовал поцеловать ее, но этот момент стерся, растаял, вместе со всеми прежними смыслами и ощущениями. Рей помнила только лишь, что они долго неловко смеялись, а потом больше никогда не возвращались к этому моменту. Если бы тогда произошло что-то значимое, она бы не забыла бы об этом так легко.
Вихрь мыслей в голове сменился блаженной пустотой и она уже стаскивала с Кайло темно-серую рейховскую рубашку, казавшуюся в этом тусклом освещении совсем черной. Следом за ней отправилась ее арестантская форма, его брюки; они так увлеклись, что чуть не споткнулись о паутину одежды, образовавшуюся на полу, по пути к узкой и жесткой кровати, не разрывая при этом поцелуя, не переставая касаться друг друга. Кажется, она прежде ничего не знала о своем теле, оно казалось деревянным и мертвым, не способным к таким ощущениям. Созданным для чего-то другого, более простого и понятного. Но на деле оказалось живым, отзывающимся на прикосновения, жаждущим их, изголодавшимся по ним.
Пальцы внутри снова были жесткими и грубыми и Рей пискнула от боли, ощутив каждую мозоль и порез, полученные Монстром во время его бесконечных тренировок. И все же этот опыт был таким прекрасным и неизведанным, что даже дискомфорт не мог заставить ее остановиться. Может быть так и должно быть? Она не знала, ведь сама не хотела слушать Кайдел и никогда не спрашивала Финна и Роуз о том, что на самом деле между ними происходит. И разве о таком спрашивают? И разве ей вообще нужно было о таком спрашивать? Она никогда не думала, что захочет узнать. Она не хотела знать. И не захочет помнить, когда все это закончится, а содержимое шприца будет выпущено до капли. Когда Гюрс падет и они будут оценивать жертвы, принесенные во имя великой цели.
Но Рей не приносила жертву. Она дарила самой себе прощальный подарок, прежде чем навсегда захлопнуть этот черный ящик в своей голове. Завтра Монстр будет холодным и мертвым и все, что было между ними навсегда будет спрятано за семью печатями, за всеми возможными замками и преградами, которые она сможет возвести. Сколько бы времени для этого не понадобилось, даже, если она до конца своих дней, тщетно, как Сизиф, будет строить эту стену. Глупо было бы оборвать все, не бросившись сначала в омут. Не ощутив жар его тела, пока он еще жив.
Кайло остановился и, тяжело дыша, попытался поймать ее взгляд, но Рей упрямо сжимала веки, прячась за ними, как моллюск в своей раковине. Это слишком. Его глаза – слишком.
– Ты уверена? – донесся до нее хриплый, сбивчивый шепот. Она хотела ответить, но нашла в себе силы лишь для того, чтобы слабо кивнуть. И ее веки не выдержали, глаза распахнулись сами собой от боли, когда она ощутила внутри уже не пальцы, остекленелый от слез взгляд уставился в потолок. Полосы света с улицы показались удивительно четкими, яркими, словно живыми. Рей прикусила губу до крови, пытаясь заглушить собственный полувздох-полустон, провожая уходящий дискомфорт.
– Я люблю тебя, – выдохнул Монстр, – ты лучшее, что случалось со мной.
Рей стало трудно дышать от душивших ее слез. Она думала, что плачет от боли, но ощущения давно перестали быть неприятными. Тугая наполненность внутри и скользкое трение влажной кожи о кожу не были похожи ни на что, происходившее с ней раньше. Она могла только ловить ртом обжигающе горячий воздух и его частое дыхание, уже давно смешавшееся с ее. Так и должно быть? Им положено слиться в одно существо?
Шприц в ботинке, погребенный под ворохом одежды. Кайдел, которая ждет ее сигнала.
Все закончилось слишком быстро, хотя Рей совершенно потеряла счет времени и с трудом могла судить о продолжительности происходящего. Она так и не успела достигнуть того самого пика, о котором неоднократно слышала и читала, и мало представляла себе, каким он должен быть. Романы мадам Демерон в этих вопросах были загадочны точно также, как и во всем, что касалось постельных сцен. Но в любом случае, большая часть этих изысков литературного труда заканчивалась чем-то счастливым и жизнеутверждающим, вроде долгой и счастливой жизни в старинном замке или роскошной свадьбы с белым платьем и выпущенными в воздух голубями. Рей не могла вспомнить ни один из них, в котором героиня должна была после всего жаркого, сладкого и кружащего голову, выбраться из обжигающих объятий, отыскать в темноте припасенное сильное седативное вещество и возглавить бунт среди заключенных.
Потому что ее жизнь не чертов роман.
Рей ждала. Монстр теперь уютно устроился рядом с ней, погребя ее в своих объятиях и зарывшись лицом в растрепанные волосы девушки. И когда только они успели стать такими длинными? Его пальцы выводили на ее плече какие-то одному ему известные символы. Кожа горела под этими прикосновениями и становилась холодной там, где оставалась без внимания.
Рей ждала. По ее представлениям люди должны погружаться в сон после подобного. На примере полученного опыта это казалось самым правдивым из всего, что до того она знала о сексе. Ее и саму охватила невероятная сонливость, но она изо всех сил удерживала себя в сознании. Хороша из нее будет помощница Кайдел, если она отключится здесь и пропустит весь бунт, разморенная томной сладостью произошедшего.
– Куда бы ты хотела уехать? – вернул ее в реальность охрипший голос Кайло.
– Куда угодно, – буркнула она и испугалась, что ее голос прозвучал слишком жестко и раздраженно. Она поспешила исправить ситуацию, уже мягче добавив, – я толком нигде не была, кроме Алжира, Парижа и Гюрса… и того замка, – опомнилась она.
– Когда закончится война, я покажу тебе мир, – пообещал Монстр, – и ты сможешь выбрать, где захочешь остаться.
Черт возьми, – сердито думала Рей, и почему бы тебе не уснуть в конце-концов? Зачем все эти бессмысленные разговоры? Даже если бы не то неприятное обстоятельство, что этой ночью, ей придется убить своего Монстра, она бы все равно никуда с ним не поехала. Даже если бы он не стоял на ее пути к свободе. Но, вероятно, люди после занятий любовью становятся чрезмерно сентиментальными. Она бы тоже могла себе это позволить, если бы не была шестеренкой в часовом механизме плана своей ближайшей подруги. Но не могла же Рей так ему и сказать? Прости, но у меня нет времени на бесполезные разговоры.
– Хорошо, – выдавила она и заерзала, стараясь устроиться поудобнее в его объятиях и пристроить голову на его все еще влажную и горячую грудь, – завтра… все решим завтра… я смертельно устала…
– Ладно, – легко согласился Монстр и легко, совсем невинно поцеловал ее в висок, – спи…
Рей выдохнула облегченно и снова принялась бороться со сном. Куда сильнее было искушение снова притронуться к нему, изучать его тело, словно она была ребенком, впервые обнаружившим различия между мужчиной и женщиной. В какой-то степени это было правдой. Она росла среди мусульман с их весьма своеобразными взглядами на подобные вопросы. О таких вещах там никто не говорил. Женщин выдавали замуж, когда они достигали хоть какой-то относительной половой зрелости, а дальше им предстояло самостоятельно разбираться с вопросами человеческой физиологии. Сирот же, болтавшихся под присмотром Платта, такие вещи и вовсе не должны были волновать. Рей, выглядевшая как мальчишка и знавшая только то, что от арабских мужчин лучше держаться подальше, никогда не думала о том, что может стать чьей-то женой или любовницей. Оттого она не знала и не хотела знать что скрывают под одеждой представители противоположного пола.
– Я… тебе не было больно? – снова заговорил Кайло. Рей с трудом сдержала тяжелый вдох, сердясь на то, что из-за этих бесполезных разговоров они теряют бесценное время. Она теряет бесценное время.
– Нет, – сказала она и постаралась прикинуться спящей. Теперь она слушала тишину и стук сердца Монстра под собственной щекой, надеясь, что он больше не решиться с ней заговорить. И дело было вовсе не в стремительно уходящих мгновениях, каждое из которых могло повлиять на исход их отчаянной авантюры с Кайдел, а в том, что ее снова начинали душить слезы.
Постепенно дыхание и пульс Кайло выровнялись, но Рей подождала еще какое-то время, чтобы убедиться в том, что он достаточно крепко спит. Она выбралась из его объятий и судорожно стала разматывать скомканный ворох одежды на полу, пока не отыскала свой ботинок. Шприц был на месте и, к счастью, пережил все ее ночные приключения.
Рей скользнула обратно к кровати, присела на краешек и наклонилась над Монстром. Во сне он совершенно не заслуживал этого прозвища, таким беззащитным и невинным делали ночные тени его лицо. Морщинки на лбу разгладились, пухлые губы были нежно приоткрыты в легкой полуулыбке, а горящий, тяжелый взгляд был безопасно спрятан за густыми ресницами. Рей поймала себя на том, что уже несколько минут любуется его чертами, словно пытается впитать их, создать отпечаток на сетчатке глаза. Вместо того, чтобы найти подходящее место для укола.
Та самая пульсирующая жилка на шее сразу привлекла ее внимание. Девушка аккуратно прицелилась и глубоко всадила иглу в мраморно-белую кожу.
Кайло дернулся. Ресницы затрепетали, выпуская на волю темноту его глаз. Он как-то неловко взмахнул руками, словно пытаясь защититься, но, не зная откуда ему угрожает беда, пока его расфокусированный взгляд не остановился на лице Рей.
Она не выдержала этого, быстро отвернулась и зажмурилась. Ее пальцы знали свое дело, выпуская все содержимое шприца без остатка.
Ее трясло сильной, болезненной дрожью, словно она подхватила горячку. Рей изо всех сил пыталась справиться с собой, но не могла.
Легче ей стало только после того, как она решилась посмотреть на Монстра. Он снова провалился в забытье, но теперь на его лице застыло совсем другое выражение. Вероятно, именно оно войдет в число тех вещей, которые будут сниться ей в кошмарах до конца своих дней. Она бы предпочла, чтобы смерть стерла с его черт гримасу невыносимой боли. А заодно и из ее памяти.
Но дело было еще не закончено. Рей потратила несколько минут на то, что просто смотрела в стену остекленевшим взглядом и заторможено жевала уже неоднократно за ночь прокушенную губу. Кровь уже успела запечься и она чувствовала во рту только ее железное послевкусие. Потом она одевалась, все также отупело разглядывая кирпичную кладку. Также сомнамбулически обшаривала ящики и шкафы, пока не отыскала спрятанный под бумагами «Вальтер» и коробку предназначенных для него патронов. Странный изогнутый меч стоял в шкафу, поразившем девушку своей аскетичностью – одна пара обуви, рейховский мундир, тот самый черный плащ и злополучный шлем. Даже у нее, бедной оборванки с конца света, было куда больше вещей, чем у потомственного европейского аристократа, да еще и представителя военной верхушки СС.
Рей накрыла волна грусти и стыда, словно она протрезвела от алкогольного морока и снова вынуждена была столкнуться лицом к лицу со всеми жестокими реалиями окружавшего ее мира. Повинуясь минутному порыву, она стянула с пальца перстень, уже так привычно обосновавшийся там, и положила его на гладкую и пустую поверхность стола.
Затем она приблизилась к постели и занесла меч, стараясь не смотреть на неподвижно распластавшегося на смятых простынях человека. Человека, чью жизнь должна была отнять, чтобы спасти много других невинных жизней.
Это война – напомнила она себе. И вытерла слезы, стекавшие по щекам тыльной стороной ладони.
Он – Монстр – напомнила она себе. Он не сможет регенерировать с отрубленной головой. Только так он наконец-то перестанет представлять ту смертельную опасность, которой является.
Ты же убивала раньше. Ты убивала.
Но не тех, чей запах впитался в твои волосы.
Не тех, кто говорил тебе “ты лучшее, что со мной было”. И проклятое “я тебя никогда не брошу”, в которых она так нуждалась в минуты позорной слабости.
Пока Рей уговаривала себя сделать то, что должна была, во дворе прозвучал одинокий выстрел.
Все, что происходило дальше, Рей помнила очень смутно. Она выскочила во двор, каким-то образом столкнувшись с Кайдел, которая протягивала ей винтовку без лишних слов. Выстрелы гремели со всех сторон, но их было куда меньше, чем Рей ожидала.
– Что происходит? – пробормотала она опухшими, ватными губами.
– Трусы, – рявкнула Кайдел и тут же пригнулась, ринулась за какие-то ящики, из-за которых без лишних промедлений открыла огонь куда-то в темноту, в кого-то, заметного только ей. Рей по-прежнему пребывала в состоянии какого-то оцепенения и ее непослушные пальцы никак не могли совладать с доверенным ей оружием. Она куда-то стреляла, куда-то бежала.
– Я рассчитывала, что будет больше людей, – отдаленно и глухо, словно из-под воды донесся до нее голос американки. Их, и еще нескольких арестантов, продолжавших неистово палить в темноту спящего лагеря, теснили к хозяйственному блоку. Измотанные и уже порядочно уставшие, они оказались в западне, когда врубилась аварийная сирена и по двору поползли всполохи света прожектора на вышке.
Следом за ними заскрежетали главные ворота и на территорию лагеря въехало несколько черных бронированных автомобилей.
Последнее, что Рей запомнила из той безумной ночи, это рыжие волосы Хакса, возникшего словно из ниоткуда, «Вальтер» в его руках разрывающийся от выстрелов. А потом кто-то крепко приложил ее прикладом по голове, и она окончательно провалилась в забытье, умоляя всех известных ей богов о том, чтобы больше никогда не открывать глаза и так и остаться здесь, на этой холодной земле, разметав руки, словно в полете. Где-то близко звучал голос Кайдел, постепенно растворяющийся в общей какофонии звуков.
Как же она устала! Она, черт возьми, смертельно устала. За одну только ночь, как за целую жизнь.
========== Глава семнадцатая. В пустоте ==========
Где-то, август 1944 года.
Поезда были переполнены настолько, что даже в грузовых составах, невозможно было найти место. Они также были забиты чумазыми, голодными, отощавшими людьми, со всех уголков страны устремившимися в Париж или на север. Кто-то, кому посчастливилось помнить свое прошлое и иметь дом – надеялся туда вернуться, кто-то, потерявший все, рвался к американцам, в поисках новой лучшей жизни. Некоторые и вовсе не знали, куда направляются, но желали только одного – оказаться подальше от войны. Навстречу этим поездам мчались другие – также набитые людьми, запахами, грохотом, голосами, песнями и шепотом. Рей и Кайдел удалось отыскать местечко только с третьего раза, пропустив несколько составов на пустынной, разрушенной немцами станции.
Кайдел была равнодушна к окружающему миру и не высказывала ни разочарования по поводу того, что девушки оказались затерянными в неизвестной им дыре, ни радости от того, что Рей все-таки удалось уговорить смотрителя поезда пустить их в самый последний вагон лионского экспресса. Пока Рей проходила все стадии внутреннего конфликта – от отчаяния до надежды и обратно, мерила шагами разбитую брусчатку и бросалась к незнакомцам, то и дело появлявшимся на станции, расспрашивая, когда будет следующий поезд или где отыскать ближайший поселок с телефоном или телеграфом, Кайдел молчала, уставившись в одну точку перед собой. Рей словно маленького ребенка, за руку, вела ее к вагону, помогала подняться на ступеньки, усаживала в темном углу, возле женщины с непрерывно плачущим ребенком и мужчиной, с повязкой на глазу, дымившим вонючей сигаретой. Рей понадеялась, что хотя бы этот попутчик и некогда любимый аромат табака, заставят американку проявить интерес к окружающему миру, но тщетно. Кайдел все еще не обронила ни слова, прожигая глазами дыру в ржавом и грязном полу, наматывая на кончик пальца прядь уже достаточно отросших волос.
Рей сдалась, присела рядом с ней и позволила себе закрыть глаза на несколько мгновений, вдохнув полной грудью спертый, пропитанный какофонией разных запахов воздух. Тело изнывало от усталости. До станции они проделали долгую дорогу пешком, через пустые деревни и леса. И все это время Рей не сомкнула глаз.
Здесь хотя бы было тепло. Лето выдалось удивительно холодным и девушка успела порядочно замерзнуть в своих обносках во время ожидания на станции. Рей поежилась и потерла ладонью о ладонь, что не укрылось от внимания курившего рядом мужчины. Он сжал зубами сигарету и стащил с себя тонкую дырявую куртку с облезлыми обрывками меха, свисавшими теперь жалкими лохмотьями, и накинул спутнице на плечи. Рей хотела поблагодарить и отказаться, но не смогла. Живительное тепло разливалось по телу, отчего натруженные мышцы сразу же расслабились, и девушку невыносимо потянуло в сон. Нет, нельзя… Она не может оставить Кайдел без присмотра.
– И долго она такая? – незнакомец проследил за чутким взглядом Рей, который она бросила на подругу, и счел необходимым и дальше проявлять участие к судьбе помятых, исхудавших и чумазых, словно шахтеры, девушек. Если бы Рей не была так сильно истощена физически и морально, то, вероятно, нашла бы в себе силы для недоверия. Во время войны практически каждый встречный, даже демонстрировавший жалкие толики благородства и самоотверженности, казался подозрительным. С чего ему им помогать? С чего вообще кому-то вокруг делать что-то хорошее?
– Не знаю, – честно призналась девушка и тяжело вздохнула. Она действительно затруднялась ответить на этот вопрос, потому что последние полгода жизни, а то и больше провалились для нее в небытие. По разрозненным обрывкам, всплывавшим из этого морока, Рей могла предположить, что они с Кайдел где-то скрывались, прятались, даже, возможно, находили способ заработать себе на хлеб или воровали, обходили стороной очаги боевых действий и таились в лесах, словно дикие звери. Все это время ее помутившееся сознание словно нес поток бурной, горной реки, с мутной от сильного течения водой, перемалывавшей о свои пороги и безжалостные камни все, что попадалось на пути. За песком и илом невозможно было разобрать дна.
Ясность наступила резко, словно озарение, когда Рей вдруг обнаружила себя на каких-то тряпках, рядом с Кайдел, в сарае с обвалившейся крышей, сквозь огромную дыру в которой просвечивало светлое, беззвездное небо. Случайный шорох снаружи удивительным образом активизировал в Рей все ее инстинкты, вынудив резко поджаться, сосредоточиться и приготовиться снова защищать свою жизнь. Она подобрала с земли гнутый металлический прут и, вооружившись, своим импровизированным мечом отправилась навстречу опасности прежде, чем та успеет настигнуть девушку и застать врасплох. Рей готова была забить этим прутом любого, кто окажется у нее на пути, а в ее опустевшей голове не было и тени мыслей о сожалении. Однако, вместо коварного убийцы, из темноты выскользнул сильно облезлый и тощий голодный пес, тут же уставившийся на девушку с оружием большими, умными и полными принятия своей участи глазами. Рей опустила прут и поманила к себе животное, предположив, что если оно не испугалось человека, то, вероятнее всего, когда-то уже было им приручено. Собака позволила погладить свой горячий сухой нос, легонько вильнула хвостом и скрылась в темноте из которой возникла. Рей все равно нечего было предложить этому истощенному голодом существу, у самой невыносимо сосало под ложечкой. Она не помнила, когда последний рот хоть что-то ела. Запоздало она осознала, что могла бы взять пса с собой, приручить и продолжить дальнейший путь уже вместе. С двумя молчаливыми попутчиками вместо одного. Она даже отправилась искать собаку, несколько раз обошла полуразрушенный сарай, вышла в выжженное и мертвое поле, но так и не смогла найти и следа очередной упущенной возможности обзавестись хоть одним родным существом.
Кайдел спала и даже во сне ее черты были напряжены. Рей уселась рядом с подругой и, поддавшись, какому-то необъяснимому порыву принялась заплетать золотистые волосы американки в косу. Впрочем, пряди все равно вернулись в прежний беспорядок, поскольку Рей нечем было закрепить результаты своего тщетного труда. Вокруг не отыскалось ничего подходящего или хоть немного полезного. В этом сарае, кроме них, не осталось абсолютно ничего. Только пустота и протяжно завывающий ветер. Даже собака предпочла убраться отсюда подальше.
– Куда едете? – вырвал из собственных мыслей почти уже задремавшую Рей, голос их попутчика. Она тут же встрепенулась и напомнила себе, что время для отключки она выбрала не подходящее. Место в вагоне – еще не гарант того, что им с Кайдел удастся добраться до Парижа. Сейчас многие поезда часто останавливали по дороге, поэтому в любой прекрасный момент они снова могли оказаться в неизвестном месте или попасться в руки озверевшим от обиды на неминуемое поражение немцам. Поэтому Рей обязана была бороться со сном всеми возможными способами. Она ухватилась за беседу с попутчиком, как утопающий за соломинку. Пока она будет концентрироваться на своих репликах и его ответах, вероятнее всего, коварный равномерный стук колес не сможет ее убаюкать.
– В Париж, – ответила она.
– Есть к кому? – он мог еще сказать «куда». Рей уже неоднократно слышала подобные вопросы от людей, встреченных на станции и по дороге к ней.
– Моя подруга американка, – принялась объяснять девушка. Она не была особенно откровенной с незнакомцами, но сейчас не видела абсолютно ничего зазорного в том, чтобы поделиться хотя бы частью своей истории с человеком, которого вряд ли встретит еще хоть когда-нибудь в жизни, – хочу попробовать связаться с ее родными.
– А ты?
– А у меня никого, – вздохнула Рей, но вдруг опомнилась, – был друг в сопротивлении. Может, удастся его разыскать или хотя бы узнать, что с ним стряслось. Я его с сорок первого не видела.
– Сопротивление, – с почетом потянул мужчина и как-то грустно улыбнулся и указал на грязную, пропитанную кровью повязку на глазу, – я тоже служил. Был снайпером… хотя теперь совершенно бесполезен. Как зовут твоего друга?
