Текст книги "Подножка судьбы (СИ)"

Автор книги: Erovin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

****

Их жизнь сильно изменилась после того, как чуть меньше двух лет назад Шон чуть не погиб в мега-торнадо и Ким едва пережил тяжелые роды.

Шон благодарил бога, что на этот раз рядом оказался Дэвид Джонс. Он приложил все усилия и максимум профессионализма, чтобы вытащить Кима с того света. Марти ничего не угрожало, он родился здоровым и крепким. А вот деформированная матка Кима разорвалась во время родов, и пришлось делать срочную операцию. Дэвид вырезал у Кима все омежьи органы, непонятно откуда нашел подходящих доноров крови-гамм для экстренного переливания. Шон поседел тогда в коридоре перед дверью, за которой резали истинного. Он никого не видел и не слышал, не понимал, сколько прошло времени, день или ночь. Не убирал руки с шеи, где еще до второй беременности разрешил Киму оставить метку. Та пульсировала то резкой, то ноющей болью, сильно воспалилась и покраснела.

Чарльз и Ричард в срочном порядке вылетели к ним, а Дерек, который был в Калифорнии, примчался в больницу, едва узнал. Он таскал Шону кофе и успокаивал, хотя стоило ему бросить взгляд на воспаленную метку, голос парня ломался, и он едва сдерживался, чтобы не разразиться рыданиями самому. Мэл, как всегда, шутил и старался отвлечь всех от панических мыслей. А Крис с полным хладнокровием, присущим многим первоклассным адвокатам, сидя там же в коридоре больницы, проверял все документы Кима, включая завещание, и оформлял бумаги по опеке над Алексом и Марти на Шона. Это был его личный способ абстрагироваться от страха потерять друга, потому что больше ничего сделать он не мог.

Уильям, который ассистировал Дэвиду, вышел из операционной и присел на пол возле Шона, устало положил рыжую голову ему на плечо. Он давно и прочно стал другом семьи МакКензи, был вторым крестным Алекса вместе с Мэлом. Между ним и Кимом прошла некоторая неловкость после первых родов, и они отлично общались, иногда дразнили Шона намеками, что не прочь опять сойтись.

– Все нормально, МакКензи. Можешь поспать, – проговорил он. – У вас больше не будет детей. И теперь Ким самый обычный альфа – все омежьи органы в мусорке. Но критический момент миновал.

Шон не сразу уловил смысл сказанных слов. Только по интонации он догадался, что новости скорее хорошие. Уилл похлопал его по руке и тяжело поплелся прочь в сторону ординаторской, где собирался поспать пару часов и оправиться от потрясения. Таких сложных и необычных операций он еще никогда не делал, к тому же на нервах из-за того, что перед ним не кто-нибудь, а Ким. Все-таки правильно не разрешать врачам резать родных и друзей, если это не помешает качеству операции, то нервишек потреплет самому врачу немало.

Как Шон и обещал, после рождения Марти он не претендовал на активную роль в сексе, к тому же, из-за полученных при родах травм, Ким и не мог долгое время быть снизу. Когда его здоровье и гормональный фон восстановились, Шон очень четко увидел разницу между тем, жить с гаммой или все-таки с альфой. Больше не было ни поблажек и уступок, ни милых омежьих слабостей. Ким стал спесивым, упертым и вспыльчивым, совершенно непримиримым и не шел даже на мелкие компромиссы, пытался во всем подмять Шона, переучить, забрать главенство в отношениях. Был словно оголенный нерв. Он принципиально не занимался Марти, так как они условились, что Шон возьмет отпуск и заботу о младенце на себя. Тот все сносил и пытался уловить новый формат, он не смел поднять на Кима руку или даже словом обидеть, но терпение кончалось, и иногда желание забрать «своего» сына и убраться от чокнутого Ронвуда почти пересиливало. И лишь Алекс мешал подать на развод. Светлый и добродушный, он понимал гораздо больше, чем положено ребенку, и постоянно твердил, что нужно потерпеть, и все изменится. К счастью, он оказался прав. Ким в один день перебесился, и как-то резко все наладилось и стало еще лучше, чем прежде.

– Привет! Что так вкусно пахнет? – Ким прильнул грудью к спине Шона и поцеловал в свою метку. Он заглянул через плечо в сковородку и блаженно закатил глаза. – М-м-м, спагетти.

От него пахло потом и машинным маслом, а пальцы были черными, он даже не потрудился их оттереть после работы в мастерской. Шон обернулся к нему и поцеловал в губы, уколовшись о жесткую щетину. Сейчас из них двоих Ким куда больше выглядел альфой. Раздавшийся в плечах, лохматый, щетинистый в испачканном джинсовом комбинезоне, с руками по локоть в смоле и окутанный густым запахом табака, бензина и гона. А Шон, как всегда, аккуратно причесан, выбрит, и, надев поверх светлых брюк и белой рубашки фартук, готовил ужин. Чарльз прикалывался над ними, говорил, что МакКензи рано седеют, так как и Ким, и Шон были полностью седыми от всех пережитых волнений.

– От кого так воняет керосином? М-м-м, это же мой долбанутый супруг, – передразнил Шон, выключив плиту. Он выдернул сигарету из зуб Кима и под его сердитый рык затянулся. – Я уложил Марти, а Алекс ночует у Нильсонов.

– Надеюсь, Марти тоже у Нильсонов?

– Да, и позвонил в опеку, сказал, нас заебали дети. Завтра приедут лишать тебя родительских прав, – серьезно заявил Шон.

– Главное, чтобы не забрали Тефтеля. Этот старикан мне слишком дорог, – хмыкнул Ким, медленно проводя носом по шее Шона к его уху.

– Да уж вряд ли кто-то сможет увезти медведя отсюда без жертв.

Шон расстегивал спецовку Кима и улыбался, предвкушая отличный секс. Алекс уже достаточно подрос, чтобы опасаться его появления в спальне в самом разгаре, тем более, что он все чаще спрашивал, должны гаммы любить омег или альф. Ни Ким, ни Шон ответа не знали. Был Дэвид – альфа до мозга костей, живущий с омегой. И Ким – тоже альфа, но женатый на Шоне. Или Ваня – омега омегой. Они не знали, как объяснить семилетнему сыну, что у гамм есть выбор, и они могут решить, и нет ни правильного ответа, ни ошибочного.

– А кто сегодня снизу? – улыбнулся Ким. Он через голову сдернул с Шона фартук и расстегивал пуговицы на рубашке, пока тот выцеловывал его шею и шарил руками по голому торсу.

– Ты, раз уж спрашиваешь, – ответил Шон.

Он грубо зарычал и развернул Кима лицом к столу, толкнул в спину, чтобы наклонился. Тот усмехнулся, поднырнул под локоть супруга, и в мгновение Шон сам оказался на столешнице, а Ким навис над ним, покусывая соски.

– Только если отсосешь мне сначала, чудовище, – бросил Шон, вцепившись Киму в подбородок и подтянув к себе, смял губы властным поцелуем.

– Ага, сейчас! Я уже насосался однажды, помнишь? – саркастично хмыкнул Ким, расстегивая брюки Шона.

– Зато ты теперь знаешь, как сильно я тебя люблю. Давай, или я сверху! – Шон наблюдал, как Ким скинул остатки одежды. Он любовался на развитые, красивые мышцы супруга. Маленькие и нежные омеги давно не привлекали, а секс ему подавай грубый, порывистый, с рычанием и укусами. Все как им нравилось.

Ким сердито зарычал и опустился на колени, неспешно, умело облизал еще наполовину вялый член Шона.

– Что, МакКензи? Стареешь, уже не такой скорый? Импотенция не за горами? – подразнил он, двигая ладонью, поглаживая пальцами шелково-гладкую головку.

– Займи рот чем-то более важным, – сказал Шон, наслаждаясь зрелищем.

Он просто ненормальный, раз возбуждается от вида Кима возле его члена, но это действительно так.

– Более важным ты называешь свой стручок?

Шон не успел съязвить в ответ, запрокинул голову и выгнулся, когда Ким глубоко взял в рот. Он закрыл глаза и напрягся всем телом, мелко подрагивая от удовольствия, которое доставляли умелые губы и язык. Громким урчанием и мягкой вибрацией в горле Ким быстро довел Шона до исступления. Он несдержанно, хрипло стонал и автоматически выдернул из губ член, наученный горьким опытом.

Ким, улыбаясь, поднялся, глубоко, вальяжно поцеловал, поделившись вкусом семени Шона. Он аккуратно подтолкнул его на стол, потеревшись твердым членом о бедро.

– Хочешь так или сзади? – хрипло спросил Шон, готовый на любой каприз истинного.

Ким довольно сверкнул глазами и повернул его, снова укладывая животом на стол, провел руками по крепкой спине до бедер и развел в стороны ягодицы.

– Каждый раз, как целка, ей богу, – прошептал Ким ему на ухо, вылизывая мочку и прикусывая ее.

– Зато ты такой раздолбаный, что мне хоть полотенцем хуй обматывай, – огрызнулся Шон, цепляясь пальцами за край стола.

– Вот не любишь ты нежный секс, МакКензи, нравится тебе пожёстче, да? – мягко промурлыкал Ким и, подтверждая свои слова, протолкнулся глубже, а потом стал раскачиваться, постепенно увеличивая темп.

Он выпрямился и поставил ладони на лопатки Шона, изредка сминая их, но больше помогая себе, не позволяя супругу ускользать и сильнее вбиваясь в его узкое нутро. Шон хрипло, наполовину с рыком стонал и уже скоро начал подаваться назад, углубляя проникновение. В окно заглянул одинокий лунный глаз, осветив кухню холодным тусклым светом, и стал свидетелем того, как двое неправильных, совершенно неподходящих влюбленных истинных занимались страстным, горячим сексом, выдыхая сладкие вперемешку с грубыми стоны, вдыхая свои перемешанные запахи, наполняя друг друга, комнату и весь дом любовью.

Шон завел руку себе под живот, желая приблизить оргазм, но Ким перехватил ее, ускоряя темп, приник языком к его шее, провел им по своей метке и дальше вверх к скуле.

– Бля, Ким, давай уже, я хочу кончить, – зарычал Шон, стараясь вывернуть кисть из захвата.

– А ты попроси вежливо, МакКензи, – тихо, едва слышно прошептал в ответ Ким с мстительной, злопамятной улыбочкой, напоминая ему их первую встречу в раздевалке, когда роли были противоположными.

Шон засмеялся в голос. Он оттолкнулся руками от стола, чуть не разбил Киму нос и обернулся к нему, поцеловал в губы, властно, собственнически, протолкнув язык в его рот и прикусывая.

– Давай кончим вместе, любимый, пожалуйста, – нежно проговорил он, выделив последнее слово, и тут же почувствовал ласкающую ладонь на члене.

Шон кончил первым и туго сжал в себе Кима, мешая ему двигаться, оттягивая оргазм истинного лишь на пару секунд, после чего его заполнила горячая сперма супруга, и тот быстро вышел из него, прежде чем набухнет узел. Они рычали и гортанно стонали одновременно, цепляясь друг за друга, желая слиться воедино, стать целым человеком из двух половинок. Сцепка так и осталась для Кима непозволительной роскошью, Шон разрешил сделать ее лишь пару раз и то по пьяни. Сейчас они оба обессиленно опустились на пол, обнявшись и не слишком беспокоясь, что вообще-то сидят на кухне в луже спермы. Шон откинулся спиной на шкафчик, а Ким устроился между его ног.

Ким дотянулся до своей спецовки и вытащил оттуда пачку сигарет, прикурил вначале Шону, а потом для себя. Он откинул голову ему на грудь и, зажав фильтр в уголке губ, прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. Ким не смог бы описать словами, как он любит Шона и рад, что они женаты – закончились бы эпитеты. Все годы, прожитые вместе, несмотря на ссоры, проблемы и иногда ужасные ситуации, он мог бы легко назвать самыми счастливыми и не согласился бы поменять свою жизнь ни на какую другую. Но главное, он знал, в этом Шон полностью солидарен с ним, и был благодарен, что тот вытерпел и не ушел. Ни разу не предал и поддерживал всегда.

– Я люблю тебя, чудовище, – мягко сказал Шон, погладив истинного по груди, и прижал к себе в порыве нежности.

– И я люблю тебя, МакКензи, – от всего сердца признался Ким.

В полной тишине комнаты по твердому полу процокали непозволительно отросшие когти Тефтеля, который, выждав, пока хозяева уймутся, все же пришел к ним и улегся на полу у ног.

****

Поехать с Шоном в отпуск в Нью-Йорк оказалось самым желанным подарком на десять лет со дня свадьбы. Подумать только – ничего необычного. Но там они будут только вдвоем, никаких детей, никакой работы. Надоедят друг другу за две недели до чертиков и вернутся к привычной жизни. Или им понравится такое времяпрепровождение, дети осиротеют, брошенные безалаберными родителями, а с работы их уволят. Будут свободны, как птицы. Второе, к слову, казалось Киму более заманчивым и реальным. Вот только Тефтеля оставить не на кого.

Алексу было почти девять, с таким анатэ, как Ким, он прекрасно умел самостоятельно организовывать свою жизнь. Шон уходил на работу рано утром, а Ким еще спал, когда старший сын сам вставал по будильнику, умывался и собирался в школу. Алекс делал себе на завтрак бутерброды с сыром и маслом и парочку брал с собой. Он тихо, чтобы не разбудить Кима и Марти, прикрывал входную дверь. Единственный, кто провожал его – Тефтель, который бежал за велосипедом до остановки и потом ждал, когда Алекс помашет ему из окна школьного автобуса, и тогда он уходил домой. Маленький гамма вообще-то не слишком нуждался в компании, точнее, он дружил с Нильсонами, Прайтами и Руди, у него были приятели в школе, и Алекс с удовольствием общался с младшим братом. Но и в одиночестве чувствовал себя комфортно.

Марти же рос настоящим альфачом. Он орал по поводу и без, настырничал, топал ножонками, стоял на своем и пытался пискляво рычать. Кима и Шона он воспринимал скорее как противников, чем родителей, считал, что должен переубедить их, направить на путь истинный, воспитать. Шону хватало терпения спокойно и твердо стоять на своем, как-то отвлекать сынишку. А вот Ким долго объяснять и уговаривать не любил, он быстро научился выкручивать уши так, чтобы совсем их не оторвать, и мог наподдать по заднице, не слишком-то рассыпаясь аргументами с четырехлетним. Он всегда вспоминал Чарльза и прикидывал, может ли достичь такого же мастерства в домашнем насилии или нет. А в спокойные моменты Марти превращался в милого и добродушного котеночка, ему нравилось передвигаться на плечах у Кима или Шона, ласково перебирая им волосы, и он смешно хрюкал во сне. Что-что, а поспать младший любил. Он вставал позже всех в семье, а ложился раньше. Частенько его можно было найти спящим где-то в игровой или на улице на песке в причудливой позе.

Шон любил сыновей и проводил с ними много времени, рассказывал всякие интересности, которых знал массу, показывал зрелищные опыты, читал книжки перед сном, готовил для них веселые завтраки по выходным, брал их с собой в бюро и откровенно баловал. Ким относился к родительским обязанностям и мальчикам гораздо проще. Он вовсе не считал их детьми и не думал, что им требуется особенный подход. Они были для него просто коротенькими взрослыми, которым сложно достать необходимый предмет с верхней полки или закрутить тугой кран. Но это исключительно их личные проблемы, и они как-то с ними справлялись… или нет. Работать сообща сыновья умели, Алекс и Марти могли легко прожить самостоятельно пару деньков, а если холодильник периодически пополнять продуктами, то дольше. Но рисковать и провоцировать посещение социальных работников с дальнейшим лишением родительских прав за то, что оставили двоих детей младше двенадцати лет дома одних, Шон бы не согласился.

И вот до тех пор, пока они с Кимом окончательно не решили отказаться от Алекса и Марти, нужно их куда-то пристроить на две недели. И подходящие варианты таяли на глазах. Пирс запутался в вечных метаниях между домом, где был его супруг с детьми, и прошлым, которое и по сей день не отпускало, тянуло к себе и терзало. Крис и Глен за своими-то пацанами не успевали присматривать, куда им еще двоих. Они из тех родителей, которые днем и ночью пропадают по судам и дознаниям, занимаясь адвокатской деятельностью, и не слишком замечают, что дети в принципе растут. Иногда отец Криса забирал мальчиков к себе на каникулы, а эти двое могли даже не заметить. Мэл последние полгода сидел на новой метеостанции в Канзасе и матерился оттуда, как хочет домой и соскучился по всем. Родители Шона отпадали сразу, Ричард и Чарльз были поглощены собственными делами, и им редко удавалось даже дозвониться, не то, что отправить к ним мальчиков.

В общем, Ким с сожалением осознавал, что их отпуск срывался. Он предпринял попытку позвонить Дереку, но злобный агент брата рявкнул в трубку:

– Мистер Ронвуд на гастролях! У него очень плотный график, и он не может отвечать на звонки фанатов! Имейте в виду, если вы не перестанете звонить на личный номер, то я напишу жалобу в полицию за телефонные домогательства! У вас будут проблемы!

– Охереть! Ты это слышал? – ошарашенно спросил Ким, поднимая глаза на Шона, когда в трубке раздались короткие гудки. – Я – его фанат! Тефтель, когда этот мелкий дрыщавый поганец явится в следующий раз, цапни его за глянцевый зад, – велел он псу, который вообще-то рыскал по своим мискам, с возмущенным видом поглядывая на МакКензи, оттого, что ничего не находил в них.

Шон ржал, схватившись за живот, глядя на возмущение Кима. Да, Дерек взобрался так высоко, что даже членов семьи считали надоедливыми поклонниками и посылали через три в одну. Ким еще долго, громко топая, шастал по дому и бухтел, рассказывая сыновьям, какими не нужно быть, и ставил в плохой пример Дерека. Какая-то муха его укусила набрать номер Майкла. Вероятно, он хотел убедиться, что все братья – подонки, и на этом успокоиться.

– Приедешь? – недоверчиво переспросил Ким после пары фраз с Майки. – Ну ладно. У нас билет на вечер пятницы. Можешь быть здесь в четверг или утром? Да? Ну отлично! Спасибо.

Этому разговору Ким был поражен чуть ли не сильнее, чем предыдущему. Майк закончил военную школу и единственный из детей Ричарда пошел по его стопам, даром, что омега. Теперь он учился в Высшей Военной Академии и кроме него, по словам отца, там больше не было омег. Сейчас в ВВА каникулы, и Майкл сообщил, что домой его все равно не пустят, и он может присмотреть за племянниками.

Утром пятницы у дома МакКензи припарковался ярко-желтый шевроле-кабриолет. Из него грохотала популярная музыка, заглушая рычание дорогого мотора. Майкл двигался порывисто, быстро. Щелчком выключил аудиосистему, резко выкрутил ключ зажигания и выдернул его из гнезда. Схватил с панели мобильник, стукнул им о брелок, перехватив в одну руку. Дернул ручку, выскочил, непозволительно громко для такой дорогушей машины захлопнул дверь. Все движения и манеры были наполнены небрежностью и нервом. Он не был омегой в классическом понимании, все-таки военная школа и ВВА сделали свое дело, но и выбить из него индивидуальность не сумели. Черные, как у Ричарда, волосы растрепались от быстрой езды без крыши и не знали расчески, кроме пятерни. Из-под густых нахмуренных бровей смотрели серые глаза, наполненные какими-то мыслями, известными только хозяину. Но по выражению лица сразу становилось понятно, что посторонним в эту голову лучше уж не лезть, если нет желания быть убитым высоким напряжением. Если бы его причесать, выщипать брови и переодеть из черного пуловера и джинсов в более омежьи тряпки, Майкл был бы очень привлекательным. А так, глядя на него, альфы терялись. Вроде молоденький и хорошенький, но видок такой, что первые трое подошедших будут убиты тяжелым взглядом, а остальные битой, которая наверняка имелась в машине.

Он забрал с заднего сидения небольшую спортивную сумку и отвел солнцезащитные очки-авиаторы на макушку. Оглядел дом так, словно видел впервые, и направился к двери.

– Привет! Спасибо, что приехал, – поздоровался Шон, потянувшись, чтобы забрать сумку.

Майк не ответил, окинул взглядом с ног до головы, задержался на руке и прошел мимо в дом. Альфа вздохнул – к чудливости Ронвудов он давно привык, а уж Майкл с самого детства радовал всех необычным развитием и странноватыми мыслями, которые больше, к счастью, не озвучивал.

– Нас не будет до двадцать шестого числа. Наличку я оставил на кухне, но, судя по тачке, деньги тебе не нужны, – без приветствий и церемоний сказал Ким.

– Это Ди подарил, – сухо ответил Майкл, осматриваясь на кухне и глубоко втянув здешний запах. Голос у него был низким и чуть хрипловатым, словно ему не помешало бы выпить пару глотков воды.

– Ладно, потом заберу ее себе, а Дерек подарит тебе другую. Короче. Не спалите дом, не потеряй моих детей, не дай им убиться и сам не прибей. Тефтеля не забывай кормить почаще, чтобы он не сожрал вас, пока будете спать. Все, – Ким торопился, собирая последние вещи.

Майкл приехал раньше, но Ким чувствовал, что вот сейчас самое время убраться, и лучше они с Шоном погуляют по зоне беспошлинный торговли в аэропорту, чем станут мозолить здесь глаза брату. Они попрощались с Алексом и Марти, которые тут же прилипли к Майки, рассматривая его, как забавное животное. Они видели его раз в пятилетку, так что теперь им интересно, что это за омега такой странный. Особенно Марти, который в свои четыре уже считал себя супер-альфой и мог даже на улице хлопнуть проходящего мимо омегу по попе, неважно, сколько тому было лет. А вот самого Майкла куда больше интересовал Тефтель. Они с псом были взаимно рады видеть друг друга.

– Обниматься будем на прощание? – усмехнулся Ким. Ему вдруг показалось, что у брата не все в порядке, но он не рассказывает. Даже привычные хмурость и молчаливость, теперь стали более явными, и взгляд казался печальным и уставшим.

– Только попробуй, – фыркнул Майки и повернулся к своей сумке, достал из нее пару кубиков Рубика: один на три деления для Алекса, и другой на два – для Марти. Мальчики с готовностью забрали подарки и вежливо поблагодарили за них, как учил Шон.

– Майки, у тебя все хорошо? Ты не хочешь ни о чем со мной поговорить? – Ким перехватил брата за подбородок и повернул к себе, заглянул в глаза, как когда-то в детстве. Тот вырвался резким движением и недовольно шикнул. Все. Детство закончилось, а с ним пропали и невинность, и власть, которая была у Кима над Майклом. Перед ним больше не нелепый мальчишка, на него больше нельзя нарычать и утихомирить.

– У меня все хорошо. Не строй теорий заговора, – безразлично ответил он. – Счастливо поебаться.

Ким выдохнул и улыбнулся, откидывая беспокойства о брате и детях, мыслями уже отправляясь в отпуск. Он подхватил с пола собранную под завязку старую, серую от времени сумку МакКензи с Халком и направился к двери. Там он переплел с мужем пальцы, и они вместе вышли из дома.

На улице ярко светило солнце, не было ни облачка на голубом небе, а легкий океанский бриз ласкал кожу. На восточном побережье будет еще лучше – там они с Шоном наверняка вспомнят, с чего все началось, Ким сходит на могилу Мэтта и Дени, навестит Ника, который по-прежнему жил на их старой улице в пригороде Нью-Йорка, потом они с Шоном знатно нажрутся, перебирая и опять проговаривая все, что пришлось пережить прежде, чем оказаться в этом спокойном и счастливом моменте. И Ким опять признает, что все плохие дни, седые волосы, каждая капля крови и любая минута боли стоили того, чтобы все это закончилось именно так.