Текст книги "Подножка судьбы (СИ)"

Автор книги: Erovin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Почему, Ким? – Шон спрашивал уже не раз, но Ким либо отмалчивался, либо грубил. Сегодня же ему плохо, и, возможно, самообладание ослабнет.

– Потому что ты относишься ко мне, как к омеге, потому что у меня на шее твоя гребаная метка, потому что твой ребенок живет в моем пузе, потому что я ложусь под тебя и сам начинаю чувствовать себя омегой в такие моменты. Продолжать?

– Но я… люблю тебя.

– Ты играешь в одни ворота, – беззлобно ответил на его признание Ким. Он высвободил руку и достал из кармана сигареты. Этот разговор напрашивался уже долго. С тех самых пор, как у Кима встал на омежку в больнице, и они с Шоном подрались.

– Тебе не нравится наш секс? – предположил Шон, запихивая обиду поглубже в задницу. Просто Ронвуд пока не готов к подобным признаниям, поэтому игнорирует их. Не стоит настаивать. И раз уж он говорит, нужно вытянуть из него побольше. Тогда Шон сможет решить проблему.

– Нравится, но мой прежний секс мне нравился тоже. Не боишься, что я свяжусь с омегой? Я постоянно думаю об этом, – честно ответил Ким. Он закурил и протянул пачку Шону. Их разговор определенно требовал табака.

– Хочешь быть сверху? – слишком резким тоном спросил Шон. Он думал об этом и совершенно точно решил, что не хочет третьего в их отношениях.

– Само собой – хочу. Ты не предполагал? Поменяемся? – Ким уловил смену настроения Шона.

Шон молчал. Он всегда считал, что альфе снизу тяжко морально. И, возможно, физически тоже. Он не был уверен, получают ли альфы удовольствие в пассивной позиции. Ким – исключение, он – гамма. Он сам говорил, что ему хорошо с Шоном. Согласиться на смену ролей, даже с ним, требовало большого усилия, и пока он не мог его совершить.

– С какой это стати я должен ложиться под первого встречного, Ронвуд? – решил отшутиться Шон, чтобы отвести опасную тему в сторону и дать себе время на раздумья.

– Вот и я думаю, МакКензи: кто ты, чтобы я спал с тобой? Ну хорошо, сейчас я – инкубатор для твоего пиздюка. Мы живем вместе, все нормально. Но когда ребенок из меня выйдет – любым способом – мы разбежимся, – Ким выбросил окурок и остановился, посмотрел МакКензи в глаза. Шон потерял контроль и взбесился. Разбил кулак о дерево рядом с Кимом и сердито зарычал ему в лицо.

– Я не собираюсь расставаться с тобой, – отчеканил Шон, отступая на всякий случай от Кима, чтобы не вмазать ему.

– Хорошо, что у нас свободная страна, и я сам решаю, как мне жить, – упрямился Ким.

– Давай поженимся? – после недолгой паузы внезапно предложил Шон. Он думал об этом, но не был уверен окончательно. А теперь был. Ронвуд кинет его, он уже так решил. Значит, нужно любыми средствами удержать. Женитьба – отличная вещь! Ким будет знать, что Шон любит его и не бросит. И сам Шон тоже.

– Нет, – не сразу сообразив, что сейчас сказал Шон, ответил Ким.

– Обоснуй.

– Я уже обосновал это раньше. Я не хочу быть в позиции омеги! – Ким снова закурил.

– Ты будешь носить мою фамилию, наш ребенок тоже. И мы больше не будем друг другу первыми встречными. У нас будет секс, какой захочешь. В любой позиции, – начал уговаривать Шон. Если Ким согласится, то черт с ним! Шон поменяется ролями.

– Нет, – повторил Ким.

– Почему? Ты ведь этого хотел! – возмутился МакКензи. Ему захотелось топнуть ногой и надуть губы, как ребенку.

– Ты предлагаешь в лесу. Я, конечно, не романтик, но это слишком. К тому же такие решения не принимаются необдуманно, – отмазался Ронвуд.

До дома они шли молча. Шон думал, как же правильно сделать предложение Киму, который не хочет, чтобы его считали омегой, но при этом не в лесу. Задачка!

========== 24. День Независимости ==========

========== Двадцать четвертая глава ==========

========== День Независимости ==========

Шон думал, в связи с беременностью Кима, что ремонт в доме затянется. Сам он давно признал, что не создан для такого рода деятельности, а токсикоз и недомогания постоянно мучали Ронвуда, он то и дело бегал в туалет блевануть и почти ничего не ел, даже от вида и запаха съестного его мутило сильнее. Казалось, он скоро запретит и Шону есть, чтобы не бесил. Тем не менее, к концу апреля все было готово, и дом преобразился из прогнившей развалюхи в уютное и комфортное жилище для них двоих и будущего ребенка. Ронвуд так и вовсе утверждал, что это почти дворец. Из остатков старого фасада Ким соорудил будку Тефтелю, хотя все они понимали – пес продолжит жить в доме и лезть к ним в постель.

Родители Кима вместе с Майклом приезжали посмотреть на ремонт, но больше просто проверяли, не убили ли друг друга Ким и Шон, а заодно привезли Тефтеля. Майкл очень страдал по этому поводу и не хотел отдавать пса и, что поразительно, Чарльз не возражал его оставить. Но Ричард был настроен категорично и заявил, что возьмет медведя, только если Ким и впрямь упомянет это в завещании.

– А Дерек решил нас проигнорировать? И выразить Палмеру свое «фи»? – усмехнулся Шон, помогая Ричарду перенести вещи в дом.

– Знаешь, он выбирал, поехать с нами или в турне по Америке с новой танцевальной программой, – процедил тот, удерживая сигарету в уголке губ. – Пообещал прислать вам открытку.

– Он думал примерно пять минут? – догадался Шон, отлично понимая омежку. Если бы он до сих пор занимался прыжками, то поступил бы точно так же, как и он, потому никакой обиды. А Ким делал вид, что вовсе не скучал, но это лишь притворство.

– Скорее пять секунд.

Огромный плюс пребывания Ронвудов – Чарльз кормил их потрясающе вкусной едой. А маленький, но приятный бонус – Ким соизволил убраться в доме, подгоняемый сердитым взглядом своего анатэ. Из минусов – Шон всю неделю спал на диване в гостиной, так как Майкл захотел ночевать с Кимом и даже расплакался, когда ему сказали, что это невозможно. В итоге над мальцом сжалились, ведь, в конце концов, с Тефтелем его прокатили, так что решили пойти на небольшую уступку. А еще оказалось, стены у них недостаточно толстые, и они напрасно не подумали о звукоизоляции. Если Кима и Майкла совсем не волновали ночные звуки из комнаты их родителей, то Шон полночи не мог уснуть и думал, откуда у этих двоих столько энергии и что за таблетки принимает Ричард, чтобы Чарльз с его неутомимым желанием оставался доволен. Судя по Киму, не исключено, что уже скоро такие пилюли понадобятся самому Шону. Зато у Шона появились догадки, почему Ричард не разрешал заводить собаку.

– Вы с Чарльзом хотите еще детей? – как бы невзначай спросил он, хотя тут же пожалел об этом, заметив взгляд Чарльза, и втянул голову в плечи.

– Думаем, – ответил ему Ричард.

– Серьезно? Не-е-ет! – вмешался Ким, глядя по очереди на родителей. – У вас определенно проблемы с детьми, вам не стоит больше пытаться!

– Никогда не знаешь, из какого ребенка вырастет цветочек, а из какого сорняк, – с откровенным намеком съязвил Чарльз.

– Да ладно! У вас даже приемный Ванька – и тот исчадие ада! – не сдавался Ким. – А вас не смущает, что внук будет старше младшего сына? Ты уже в положении? Да?

– Нет, угомонись, – отмахнулся Чарльз. – Если у тебя возражения или претензии, можешь выразить их своему отцу. Я голосовал за собаку. Опять.

Шон одновременно с Кимом покосился на Ричарда, который, закинув ноги на журнальный столик, сидел в кресле и курил. И вид у него был таким, что споры больше не последовали.

Пример родителей пробил Кима на откровения и почти запредельную нежность, которая вообще-то была не свойственна ему.

– Я часто в детстве поражался, как гениально устроена природа. Смотрел на родителей и думал, что невозможно найти людей более подходящих друг другу, – Ким откинулся спиной на грудь Шона и прикрыл глаза. Они сидели во дворе под пледом и потягивали кофе из термокружек. – Но как можно было создать того, кто годился бы мне, я не представляю. Ты умней и сильней меня, но не выпячиваешь этого, поддерживаешь, когда нужно, даже если я не прошу. Но не достаешь и не бесишь, и упрям, чтобы терпеть мой характер.

– Похоже, ты влюбился в меня. Почему бы не сказать вслух? – Шон крепче обнял Кима, зарывшись в его волосы и вдыхая запах, смеясь над тем, как тот сердито фыркал. Он отдавал себе отчет, что эти слова Ронвуда куда важнее, чем банальное: «Я тебя люблю».

Но сам он признавался в чувствах каждый день по несколько раз, отшучиваясь на ворчания и недовольства Кима. Порой казалось, он нашел подход к истинному, научился общаться с ним, избегать острых углов и поддерживать более приятные им обоим темы. А иногда этого долбанутого хотелось задушить подушкой или разбить ему голову о стену. Но Шон понимал: Кима сложно исправить, подстроиться под него тоже непросто, но необходимо, чтобы быть с ним и любить. Шон ни на минуту не забывал их разговор в лесу, он не оставлял мыслей увезти Кима и лучше до родов. Токсикоз по-прежнему мучил Кима каждое утро, но не так сильно, как раньше. Шон не говорил ему, но сам подыскивал дом в Сан-Франциско. Тем более, Мэл перевелся туда и пообещал замолвить за него словечко перед начальством, когда Шон наконец-то отрастит узел и покажет Киму, кто в доме хозяин. Но пока, если он вдруг захочет уехать, Ронвуд попросту помашет ручкой. Не было ничего, что заставило бы его поехать вместе с Шоном. И потому мысли о женитьбе посещали все чаще. Когда они официально вступят в брак, Ким не сможет сказать, что Шон ему никто, и вынужден будет прислушиваться к его желаниям. Не то, что сейчас – даже устроить гриль для соседей и показать им, что они наваяли в доме, было проблематично. Но с боем, Шон все же победил.

Он готовил мясо на решетке и весело переговаривался с барменом – Сэмом Лесли. Они с Роном принесли несколько ящиков выпивки для гостей. У них на заднем дворе помещалось два десятка человек, все уже оценили ремонт. Шон не сомневался – многие из них задумались, не нанять ли Кима, чтобы он и их домики отремонтировал. Он скидывал мясо и жареные колбаски в большое блюдо, откуда их тут же утаскивали гости, не забывая при этом похвалить Шона за мастерство приготовления. Или бессовестный Тефтель, вившийся вокруг и без разбора поглощая и сырые и приготовленные сосиски.

– Когда Киму рожать? – спросил Сэм. Задать такой вопрос самому Ронвуду было опасно для жизни. Все знали – любые разговоры о беременности под запретом, сильно бесят Кима и провоцируют его бить людей.

– В сентябре, – Шон подумал, этот срок подходит, только если не будет осложнений, но ни один врач не давал гарантии, даже Джонс. Но говорить этого вслух он не хотел. Шон вообще тяжело воспринимал любые мысли, что с малышом может что-то случиться. Или с Кимом.

– Вы будете узнавать пол? Над именем думали?

– Скорее всего, родится омежка. Нам супернавороченный тест показал. Ким придумает имя, когда посмотрит на ребенка, – сказал Шон, отмечая, что уже чаще использует местоимение «мы», чем «я» и «он».

– Тяжко омеге будет расти в вашей взрывной семейке, – усмехнулся Сэм.

– Ты Ронвудов-старших видел? Думаешь, что я хуже?

– Рич показался мне отличным мужиком, – уклончиво ответил бармен, открыв бутылочку пива и протянув ее Шону, а вторую для себя. – А Чарльз вполне… приятный.

– Еще бы ты отозвался по-другому. Тоже их боишься? – хмыкнул Шон и широко улыбнулся, увидев легкий кивок Сэма. Он некоторое время замечал – публичность Ричарда и Дерека немного коробили Кима. Он, конечно, не завидовал, но мысли о собственной загубленной спортивной карьере его волновали. И за это Шон испытывал угрызения совести. Он знал, что случилось после чемпионата, и сердце всякий раз сжималось, когда он вспоминал, как хотел догнать его, но остался напиваться с Мэлом и Пирсом Прайтом в баре, а Кима зажали в переулке трое альф и, жестоко избив, изнасиловали. Шон чувствовал, как у него волосы на затылке вставали дыбом, кожу покалывало отвратительное ощущение безысходности. После этого Ким бросил все: колледж, прыжки, уехал из семьи и скитался по штатам, пока не забрался сюда. И это вина Шона – ему стоило только встать из-за стола и найти истинного, следуя за его запахом.

От этих мыслей отвлек чувствительный тычок в бок от Кима. Тот кивнул в сторону нового гостя – Джона Райта. Отчим Шона как раз припарковался у дома и оглядывался, выйдя из машины. Шон скучал по нему, они не общались после происшествия на Рождество, хотя раньше созванивались регулярно. Но он не мог простить ему и анатэ такую выходку по отношению к истинному. И боялся, что подобное может повториться. Шон напрягся, готовый, если будет нужно, вышвырнуть Джона. Он планировал защищать Кима ото всех, даже от своих родных. А сейчас, когда Ким в положении, это было особенно важно.

– Привет, – слишком смущенно поздоровался Джон, пройдя через сад к Шону. Тот оставил Кима присматривать за грилем, а сам сделал пару шагов навстречу, на случай, если отчим захочет наговорить каких-нибудь гадостей. Издалека Ким их не услышит.

– Зачем ты приехал? – сухо спросил Шон, не торопясь жать отчиму руку или обнимать. Он смотрел холодно, стараясь подражать Чарльзу, когда тот бывал не в духе.

– Соскучился, хотел поговорить, помириться, – Джон глянул на Кима через плечо Шона и тяжело вздохнул.

– Я собираюсь жениться на Киме. У нас будет ребенок, – Шон решил, что, услышав это, Джон взбесится и начнет возмущаться.

– Я знаю о беременности. Мэл рассказал мне. И еще, что ты плачешь в подушку из-за того, что мы поругались, – хмыкнул Джон, стараясь разрядить обстановку. Выходило плохо.

– Я переживу это, – пообещал Шон, сложив руки на груди. Да, Джон был для него авторитетом, он любил его, и когда отец погиб, то именно отчим поддерживал, даже больше, чем анатэ. Ребенком Шон не понимал, что раз Джон в их жизни появился так скоро, значит, анатэ встречался с ним и при живом отце. Но Алекс МакКензи был спортсменом в постоянных разъездах или на тренировках, в окружении омег. Филиппу хотелось альфу рядом, заботливого и терпеливого, как Джон, а не насмешливого и самоуверенного олимпийского чемпиона. Алекс любил в первую очередь себя и прыжки в воду, потом Шона, а Фила где-то в конце списка. – Если ты хотел что-то еще сказать – самое время.

– Мне не нравится, как ты губишь жизнь в этой глуши. Ты преуспеваешь во всем, за что берешься, и я не думаю, что тебе стоит зарывать потенциал в землю и сидеть во вшивом Центре Предупреждений Цунами с допотопной техникой и сомнительными специалистами. Я был уверен, ты женишься на Скотти, и твое решение уйти от него и связаться с… Кимом, которого ты в школе ненавидел, слегка меня шокировало. Но раз уж вы истинные, и тебе этого так хочется – воля твоя, – произнес Джон. И по его виду было понятно – атэ по-прежнему настроен против Кима.

– Ты всегда верил в меня. Не понимаю, с чего ты решил, будто я собираюсь состариться в этом захолустье, – пожал плечами Шон. Он больше не ребенок, который был в какой-то мере зависим от мнения Джона. Теперь он – альфа, должен заботиться о своей семье, даже если весь остальной мир против них. – Мы переедем, когда Ким будет к этому готов.

– Как вы назовете ребенка? – Джон в своей причудливой манере одной фразой сменил вектор разговора с холодного и враждебного на мирный.

– Пока не решили, – улыбнулся Шон, чувствуя, можно больше не остерегаться претензий со стороны Джона.

Шон обернулся на Кима и увидел, как тот поднес к уху телефон и его лицо с веселого стало меняться на шокированное. Он выронил щипцы для мяса и, пошатнувшись, уцепился за раскаленную решетку гриля, чтобы не упасть. Шон метнулся туда, но Рон уже оттащил его в сторону и сунул обожженную руку в ведерко со льдом. Ким зарычал от боли и сжал телефон возле уха так, что он треснул.

– Что случилось, Ким? – Шон присел перед ним на корточки и вытащил кисть из ведра, чтобы осмотреть ее. На ладони остался сильный ожог от решетки.

– Мэтт и Дени разбились… – глядя в пространство и никак не реагируя на манипуляции Шона, прошептал Ким.

Рон, быстренько сориентировавшись, выискал из приглашенных гостей врача и притащил заняться ожогом Ронвуда. Ким молча позволил отвести себя на кухню, усадить на стул, обработать и наложить повязку. Он, казалось, не чувствовал боли, во всяком случае, в руке. Шон принес воды с успокоительным, гладил по спине и волосам.

– Убирайся, МакКензи! – зарычал Ким с яростью и ненавистью глядя на Шона. – Это ты во всем виноват!

Шон помнил Мэтта Беиза и омежку Дени, с которыми дружил Ким в школе. Когда Ронвуды второпях покинули свой дом в пригороде Нью-Йорка, он даже общался с его компанией и знал, что в то время как все поступали в университет, Дени забеременел, а после у них родился еще один ребенок. Но он категорически не понимал, как мог быть виноват в их гибели.

– Я? Что ты несешь, Ким, успокойся, – он растерялся, но не рычал, скорее, уговаривал Ронвуда отказаться от его безумных мыслей.

– Ты! Если бы не твоя выходка в раздевалке – ничего бы не было! У меня не начались бы течки, я мог бы все это время общаться с ними! Не пришлось бы рвать отношения, врать и прятаться! – зарычал Ким, толкая Шона в грудь и оскалившись. Тефтель был уже тут как тут, влез между ними, подпрыгивал и лаял. – Я не виделся ни с кем из них столько лет, не приходил на их свадьбы, не видел, как рождаются гребаные дети. А теперь из-за пуза и на похороны не приду! Я ненавижу тебя, МакКензи! Какого черта ты вообще полез ко мне?

– Потому что ты после соревнований, которые проиграл мне в школе, решил побычиться и привлек мое внимание, назвав омегой! Ты спрятал мои вещи и запихал в сумку всякого дерьма! Ты написал мне сообщение и попросил приехать сюда! Ты сдох бы, если бы не забеременел от меня! – сорвался Шон. На какое-то мгновение ему показалось что все, что так долго, по крупицам выстраивали они с Кимом, теперь разрушено, ведь раньше они просто игнорировали этот подтекст, предшествующий их совместной жизни.

– Лучше бы сдох! – выплюнул Ким, не уточнив, кто именно, и одним ударом разбил Шону губу. Он был в растерянных чувствах, и его кидало из гнева чуть ли не в слезы с молниеносной скоростью.

Шон едва удержался от того, чтобы не продолжить ссору и не влепить Киму по роже, впервые за его беременность. Он заставил себя выйти на улицу и закурить. Казалось, планы разрушены. У Кима появился еще один повод ненавидеть его. Точнее, теперь он вспомнил обо всех причинах, которые были. Надежды на счастливую жизнь таяли на глазах.

– Что мне делать, пап? – в отчаянии спросил Шон, глядя на Джона, как на спасательный круг.

– Не горячиться, – однозначно ответил отчим. – И не орать больше. Ты что ебанулся, говорить ему о беременности в таком ключе?

– Я… сорвался, – угрюмо признал Шон, и сам отлично понимая, это было не просто лишним – очень лишним. Он не был уверен, что его злые слова так быстро забудутся. Нет! Только не Ронвуд! Эта злопамятная скотина все помнит. И, похоже, ничего не прощает.

– МакКензи! – заорал Ким со второго этажа.

Шон вздрогнул от неожиданности, ведь Ронвуд прогнал. Зачем теперь зовет? Хочет сказать, чтобы Шон сваливал из Палмера, и не желает больше видеть? Или разбить ему бровь за то, что он вообще родился? И тем не менее, Шон метнулся к истинному и нашел того в душе под холодной водой. Он сдернул полотенце с крючка и выключил воду, потянул на себя Кима, вытаскивая из кабины, и попытался снять с него мокрый свитер.

– Не делай так! – зарычал Ким и стукнул Шона по рукам. Он выглядел подавленным и уставшим: побледнел, губы раскусаны, глаза опухли и покраснели, руки тряслись.

– Как делать? – спокойно спросил Шон, не прикасаясь больше к Киму. На самом деле, он был в совершенном смятении в душе.

– Не знаю, – сокрушенно проскулил Ким.

Шон опять потянулся к свитеру Кима, и тот позволил его снять, а следом и нателку. Отбросив мокрые вещи в ванну, Шон занялся джинсами и скоро полностью раздел его, укутал в большое полотенце и повел в сторону комнаты.

– Давай ложись? – предложил он.

Ким кивнул и лег на их кровать. Шон укрыл его одеялом и, немного подумав, тоже забрался под него. А следом к ним в ноги запрыгнул Тефтель и улегся, положив голову на бедро Кима. Тот сразу же уткнулся лицом в грудь Шона. Он не плакал, не истерил больше. Просто молча лежал так. Шон гладил его по спине и мокрым волосам. Он был именно там, где и хотел быть. Ким позволил ему остаться рядом и согласился эту боль пережить вместе.

****

Четвертого июля в баре Сэма собрался, кажется, весь город. Помещение было набито битком, а все столики на улице – заняты. Люди семьями расположились на газоне возле бара, расстелив покрывала. Палмер украсили к празднику белыми, красными и синими лентами и шарами. Мэр поклялся во всеуслышание, что организует вечером салют.

Ким и Шон изменили себе и не заняли свой привычный столик. Ким хотел остаться на воздухе и не передвигаться до самого салюта, даже если его в этом году не будет. Он улегся на плед, положив голову на Тефтеля. По телевизору показывали бейсбольный матч, и Шон по поручению Кима то и дело бегал проверять счет. Каждый раз он приносил что-то новое выпить или перекусить.

– Ты уверен, что хочешь так есть? – с сомнением спросил он, когда Ким, макнув пирожное в кетчуп, отправил его себе в рот и запил пивом.

– Да. Кстати, вкусно! На, попробуй, – предложил он и протянул кусочек ко рту Шона. Тот хотел сначала отказаться, но не отважился. Проглотив мерзость, Шон решил занести пирожное с кетчупом в свой список «самое ужасное, что может случиться во время беременности твоего истинного». Даже подогретый в микроволновке корм Тефтеля был вкуснее.

Живот Кима сильно вырос, и ребенок довольно часто пихался. Шон как-то застал Кима, развалившегося на садовом кресле и дерущегося с собственным пузом. То еще зрелище, нужно сказать. Небритый лохматый Ронвуд с проседью в волосах, одетый в безразмерную футболку и семейные трусы, лежал, закинув одну ногу на подлокотник, и сердито стучал по своему большому животу. Он делал это то ладонью, то щелбанил пальцем, рычал при этом и угрожал что-то там. Шон едва не лопнул от смеха и кинулся их разнимать. На приказ Кима утихомирить его ребенка Шон строго погрозил пузу и сказал:

– Будь хорошим мальчиком, не обижай своего анатэ.

За эти слова Ким подрался уже с ним. В итоге оба ржали и, лежа на траве, решали, как же малышу называть Кима. Но ничего умнее, чем «отец один» и «отец два» не придумали. А потом еще и поспорили, кто из них под каким номером.

После двадцатой недели беременности к ним стал временами прилетать Дэвид Джонс, и у Шона наконец появилась возможность познакомиться. Джонс с первого взгляда не понравился Шону, уж больно альфья у него была рожа, но когда Дэвид сказал, что он гамма, как и Ким, то это успокоило Шона. А уж после одного телефонного разговора ревность пропала.

– Привет, любимый, как дела? – Дэвид сидел в их кухне и размешивал растворимый кофе в своей чашке. Он отчего-то не любил свежемолотый и пил только эту химическую дрянь. – В Палмере у Кима… Нет, я не разрешаю выгонять из дома Альфа… Потому что он мой сын! Уверен, он сознал ошибку… Саша, дай ему трубку, я хочу убедиться, что ты не убил моего ребенка…

Шон расширил глаза и мельком посмотрел на Кима. Тот жевал вечную сигарету, уложив на большой живот тарелку и таская из нее чипсины. Его ничего уже не удивляло.

– Саша! Передай Альфу! Сейчас же! – злобно зарычал Дэвид. Его глаза блеснули яростью, и он отпустил чашку, чтобы не раздавить ее в руке. – Альф, ты в порядке? Я скоро вернусь… Хорошо, родной… – с сыном Дэвид говорил очень мягким и любящим тоном. И лицо потеплело. Он нажал отбой и устало потер переносицу.

– Ты назвал сына Альфредом? – насмешливо спросил Ким.

– Представь себе. Угадаешь, какого он пола? – в тон ему ответил Дэвид. Он отпил из своей чашки. – Все называли его альфой, и он привык.

Шон сглотнул. Он прекрасно знал, что омеги из Дельты не называют альф по именам, и подозрения относительно Дэвида стали более четкими. А раз он друг Чарльза, то и тут появилась некоторая ясность. Но по тому, как он говорил с этим Сашей, понятно, он любит его и никакой опасности для их отношений с Кимом не представляет.

Стоило Дэвиду заняться Кимом и выписать «волшебные» пилюли – пропал токсикоз. Еще одни – и настроение Кима перестало прыгать от «милой няшки» до «боевика Дельты» за десять минут по сорок раз в день. Ни Ким, ни Шон не говорили о смерти Беизов. Только однажды Ким попросил позвонить Ричарду и узнать, что будет с их детьми. Но ответ услышать не захотел, и эта тема была закрыта.

Беременность протекала относительно спокойно, и Шон постепенно готовил почву для переезда. Он ненавязчиво заговаривал об этом с Кимом, но не настаивал, чтобы не спугнуть.

Салют все же был! Не как в Нью-Йорке или Вашингтоне, но тем не менее. Пятьдесят залпов разноцветных огней. Ким лежал на траве, довольный, что Шон разогнал всех зевак, чтобы ему не портили обзор.

– Ким, я хотел с тобой поговорить, – начал Шон, когда собрал их покрывало в рюкзак, чтобы уйти внутрь за их столик и выпить перед тем, как отправиться домой. Он отдал рюкзак в пасть Тефтелю, и тот тут же сел рядом с его ногой, изображая умного дрессированного песика. А не прожорливого медведя, который просто таким образом хотел заработать что-то вкусное и побольше.

– Ну давай, – разрешил Ким, разминая спину, и вытащил из кармана пачку. Правда, когда Шон опустился перед ним на одно колено посреди улицы, сигареты он убрал обратно и огляделся. На них смотрели все, кто до того любовался салютом.

– Хочу, чтобы ты носил мою фамилию и кольцо, кстати, вот оно, – Шон достал из кармана широкое золотое кольцо, совсем не омежье, и протянул Киму, сжимая указательным и большим пальцами.

Театральное «а-а-ах-х-х» со всех сторон. И Ким затаил дыхание. Шон помнил его слова, что тот не хочет становиться омегой, и поэтому предлагал сменить фамилию и надеть кольцо. Ни грамма пафосных признаний и клятв защищать и оберегать до гроба.

– Я люблю тебя, Ким, – очень уверенно сказал Шон, улыбаясь. – Давай поженимся? – он не отводил взгляда от лица Кима, пытался уловить его настроение. Он специально выбрал для предложения День Независимости. Чтобы Ким понимал, их брак – не подчиненность одного другому, а любовь.

Друзья, знакомые и даже чужие люди, находящиеся здесь, стали подсказывать Киму. «Скажи „да“!». Ким вдохнул, выдохнул, огляделся и…

– Нет, – глядя теперь в глаза Шону, твердо ответил он.

Толпа возмущенно зажужжала, кто-то обозвал Ронвуда идиотом/придурком/кретином/говном собачьим. Омеги вокруг едва не плакали. Альфы растеряно рычали. В воздухе повисла тяжелая тишина. Лишь Тефтель продолжал подметать землю хвостом.

– Ну что? Насладился? – не поменявшись в лице, спросил Шон, так и стоя на одном колене перед Кимом с кольцом в протянутой руке. Ким лукаво хмыкнул и довольно кивнул. – Ронвуд, я люблю тебя! Давай поженимся, засранец! – еще раз предложил Шон гораздо громче, скалясь во все зубы.

– Давай, – он потянулся за кольцом, но Шон отвел руку, не позволив взять его.

– А что ты должен тогда сказать? – усмехнулся Шон, встав и приблизившись к Киму так, что их разделял только живот. Он притянул его за талию.

– Мне сообщить им, что, если мы поженимся, то тебя будет трахать беременный гамма? – шепнул Ким, не переставая улыбаться и снова потянулся за кольцом. Но МакКензи спрятал его за спину и ухмыльнулся своей «коронной» гримасой на одну сторону. – Я люблю тебя, – уже обычным тоном сообщил Ким так, что слышали почти все затаившие дыхание зрители.

Шон впился в губы Кима грубоватым жадным поцелуем и сам насадил ему кольцо на палец. Они стояли на газоне возле их любимого бара в Палмере и целовались под бурные аплодисменты и лай радостного Тефтеля в День Независимости.

========== 25. Формула истинности ==========

========== Двадцать пятая глава ==========

========== Формула истинности ==========

Ким бунтовал и негодовал, ворчал и бесился на Шона и его план переезда в Сан-Франциско. И больше всего потому, что сам оказался главной и неотъемлемой частью этой авантюры. Шон и не думал, что будет легко. Он изучил Ронвуда и знал – тому нравилось жить в Палмере, где все знакомы и никого не смущает щетинистый, седой беременный альфа. Киму тяжело давались косые взгляды и насмешки. Жизнь в изоляции – отлично! А тут – на тебе, мегаполис… Шон игнорировал возражения и спокойно паковал вещи свои и Кима, игрушки Тефтеля и его лежанку, которую он редко использовал, предпочитая спать в их кровати. Но куда ж они без пса?

Правда, когда Ким увидел дом, он с неохотой переменил свое мнение. Шон постарался выбрать из всех коттеджей тот, который понравится Ронвуду. А потрясный вид сквозь панорамные окна на залив и собственный бассейн сыграли роль дополнительного бонуса.

– Откуда у тебя деньги на такой дом? – спросил Ким, когда осмотрелся, придирчиво отыскивая недостатки. – Не знал, что предсказатели погоды много зарабатывают. Ты взял кредит?

– В Сан-Франциско у метеорологов приличное жалованье, и я занимаюсь изучением… – Шон прервался, заметив, как Ким смотрит на него: насмешливо вздернув бровь. Истинный никогда не интересовался его профессией и считал ее занудной. – Да, взял кредит.

Ким усмехнулся и отправился изучать спальню с шикарной широченной кроватью. Кому постель понравилась больше всех, так это Тефтелю. Он первым делом запрыгнул на нее и улегся посередине, как там и был.

– А ты уверен, что мы хотим заниматься сексом на публике? – с сомнением спросил Ким, когда Шон пришел за ним. Здесь, как и во всей западной части дома, окна тянулись от пола до потолка.

– Конечно! Меня это очень возбуждает! – серьезно ответил тот. – А вообще-то, мы можем трахаться в ванной, спортивном зале, котельной или комнате для гостей.

– Или в детской, – задумчиво протянул Ким. Чем больше становился его живот и сложнее было пристроиться друг к другу, тем чаще и сильнее хотелось секса. Шон до сих пор всячески уклонялся от того, чтобы выполнить свое обещание и поменяться с Кимом ролями. Он понимал, что это неправильно, и однажды бомба замедленного действия рванет. Но заставить себя не мог.

– Почему бы нам не отметить новоселье прямо сейчас? – спросил Ким, откинувшись на кровати на спину и попытался прогнать пса, который недовольно ворчал, в ответ на неуважительное пихание и притворялся или мертвым или вовсе лохматой подушкой.

– Не вижу препятствий, – согласился Шон. Раз Ронвуд перестал злиться и ворчать, то можно засчитать себе очередную маленькую победу. Он шагнул к Киму, расстегивая кремовую рубашку.

– Я буду активом, – нетвердо предложил Ким.

– Ты на седьмом месяце! Ким, ты соображаешь, что для таких вот экспериментов должен быть кое-какой настрой? – резко ответил Шон, отпрянув. Возбуждение улетучилось. Он ругал себя за то, что дал это дурацкое обещание. Любые мысли о смене ролей оборачивались раздражением и злостью.