Текст книги "Подножка судьбы (СИ)"

Автор книги: Erovin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– В смысле, ебать меня на седьмом месяце тебе нормально? А как… – начал было спорить Ким.

– Хватит! Я не хочу говорить об этом! – сорвался Шон. Он встал с постели – никого секса у них уже все равно не получится. Такие разговоры убивали все настроение.

– Ты, кажется, сам предложил тогда в лесу. А теперь…

– А теперь передумал! Ты вышел за меня, только чтобы трахнуть? Никаких других причин не было? – нервно зарычал Шон. Он не понимал, зачем ведет себя так, и мысленно старался унять вспышку гнева, но пока не удавалось. Шон знал, что сам зажал себя в рамки, и теперь подсознательно хотел от них избавиться любой ценой, вновь чувствовать свободу.

– Ты верещишь, как истеричный омега, – хмуро бросил Ким.

– Это ты – омега! А не я! Вроде, ты не хочешь такого отношения, а сам постоянно клянчишь и провоцируешь относиться к тебе по-особенному! Жалеть, уступать, обхаживать! – вспылил Шон.

Ким сжал челюсти и заскрипел зубами, и ясно почему. Никогда еще Шон не позволял себе обидеть его подобными словами. Ким тяжело поднялся с постели и молча вышел из спальни. Тефтель давно уже привык к спорам этих двоих и равнодушно относился к их крикам и, даже когда Ким и Шон начинали пихаться и рычать, уже не вмешивался. Вот и теперь он только поднял голову и посмотрел на Шона, а после недолгих раздумий, спрыгнул с постели и направился следом за Кимом, оставляя Шона в гордом одиночестве. Шон рассерженно рыкнул и выругался. Он знал, что наговорил гадостей и больно поддел Кима. Нужно пойти и извиниться, обсудить и решить вопрос со сменой ролей раз и навсегда, чтобы не спорить из-за этого дерьма.

Но вместо этого он прошел через просторную гостиную, лишь мельком глянув в сторону Кима, который сидел возле бассейна, в обнимку с псом и курил, и, прихватив с собой пиджак, сел в джип. Он поехал к Мэлу, чтобы выговориться ему, словно тот был не метеорологом, а психотерапевтом. Друг жил в трех кварталах вместе с супругом и сынишкой – крестником Шона. Всю дорогу МакКензи порыкивал себе под нос, гневно стучал по рулю и нарушал правила дорожного движения.

– Мы поругались с Кимом, – сообщил он Мэлу, когда прошел к нему в кабинет. Тот работал на своем мощнейшем компьютере – вычислял какие-то данные и даже не поднял глаза, но ответил:

– Чудовищу не понравился дом?

– Он хочет поменяться ролями! – выпалил в ответ Шон. Он не рассказывал Мэлу об условии их свадьбы. Кто же знал, что Кима зациклит, и они начнут ругаться.

На этот раз Мэл с недоумением посмотрел на Шона, будто сомневался, что понял его правильно.

– В смысле поменяться ролями? Он хочет трахнуть тебя? – переспросил он.

– Да!

– А вы говорили на эту… тему раньше? – Мэл откинулся на кресло и недоверчиво осмотрел Шона. Они дружили со второго класса. Понятно, что ему не верилось, будто Шон – здоровый типичный альфа – может когда-нибудь оказаться в пассивной позиции. Тем более, Мэл знал, какие Шон творил делишки в старшей школе, что его шугались.

– Говорили. Он жалуется, хочет активную роль. Я ляпнул, если поженимся, то поменяемся с ним. Но ты же понимаешь – это нереально! – Шон плюхнулся на небольшой удобный диванчик и улегся, закинув ноги на подлокотник.

– Ты идиот? Как ты мог пообещать такое? Теперь вы постоянно будете сраться из-за этого. Он же будет требовать, чтобы ты выполнил обещание! – взвился Мэл, злясь на друга и его пришибленного на голову истинного.

– Но не мог же я разрешить ему завести интрижку с каким-нибудь омегой! – попытался защититься Шон.

– Теперь он точно пойдет налево и обоснует тем, что ты не сдержал слово! – досадливо пообещал Мэл.

****

Ким и Шон кое-как помирились после ссоры на новоселье. Шон приехал к вечеру, попросил прощения за грубость и обидные слова, и Ким извинения принял. Не потому что простил или забыл. Он не считал правильным устраивать идиотские сцены и выяснять отношения с боем посуды. Но с тех пор между ними залегла непонятная, невесомая трещина, которую чувствовали не только они, но и даже Тефтель. Пес в странной манере пытался помешать им и дальше ссориться и ложился между ними спать, отталкивая лапами то одного, то второго.. Ким больше не вспоминал об обещании поменяться ролями, но всякий раз, когда думал об этом, его накрывала обида, выкручивала что-то невидимое в груди.

Шон работал с девяти до пяти, обычно он приезжал вовремя и привозил с собой что-то вкусное из ресторана, находящегося напротив офиса. Иногда он задерживался, но присылал Киму смску. Сам Ким занимался ремонтом техники на дому и старался не слишком часто показываться на улице. В отличие от Палмера, люди в Сан-Франциско были недружелюбными и посмеивались над ним и его пузатым видом. Конечно, Ким не позволял себе впасть в уныние, считая это моральной слабостью, но подсознательно берегся от косых взглядов, не высовываясь без надобности из дома. В магазин или на пляж они с Шоном не выбирались все из-за той же пресловутой трещины, просочившейся между ними, а выгуливать Тефтеля не было нужды. В округе не было смельчаков, которые осмелились бы сделать им замечание за то, что медведь гулял без намордника и поводка. Вообще, из их отношений куда-то улетучилась вся легкость. И если Шон мог обсудить свои мысли с Мэлом, то Ким предпочитал все держать в себе и культивировать проблему.

Дерек тоже, как и Ким, рано выпорхнул из родительского гнездышка и теперь жил в центре Сан-Франциско, танцевал в самой популярной студии Америки. К тому же, он заключил несколько контрактов с модельными и рекламными агентствами. Кима уже подташнивало от слащавой физиономии брата на обложках и плакатах. И даже хотелось верить, будто Ди зазнался и корона, блестящая на голове, превратила его в высокомерного маленького засранца. Но нет. Он приезжал каждые вторник и четверг и оставался у них с Шоном на выходные с ночевкой. Брат расцвел и повзрослел. Ким нашел темы, на которые они могли говорить на равных, и с ним не казалось скучно. Дерек сидел на строжайшей диете, но для Кима и Шона готовил вкусности. Он с умилением лапал громадный живот Кима, правда, ровно до тех пор, пока Ким однажды не взбесился и не стукнул его по руке.

Но, если не включать в список замечательный дом и приятное общение с младшим братом, Ким был не слишком счастлив. Его волновали испорченные отношения с Шоном. Он нашел бы способы решить эту проблему, будь у него хоть капля омежьей хитрости, но он по духу оставался прямолинейным и твердолобым альфой.

В один из дней его одиночество разбавил неожиданный гость. Ванька, не изменяя себе и дурным привычкам, открыл входную дверь отмычкой и застал Кима на кухне при попытке сообразить что-то на обед и отбиться от пса, который привычно выпрашивал добавку к добавке.

– Привет! – улыбнулся он, полностью игнорируя пузо и собаку, глядя только в лицо Кима.

Ким задохнулся от радости. Он соскучился по Ване и давно хотел увидеться. Тоска по нему отражалась почти физической болью, и после ссоры с Шоном, Ким все чаще вспоминал его и то, как им было хорошо вместе. Живот мешал толком передвигаться, превращал движения в нелепые дерганья, смешные и сложные, но объятия после такого перерыва в общении все равно вышли крепкими и жаркими.

– Ты куда пропал? Я тебе звонил, смски слал! Какого хрена не отвечал? – обижено возмутился Ким. Особенно сильно он расстраивался, что они не увиделись на прошлый День Благодарения, и даже волновался. Родители ничего толком о Ваньке не рассказывали, хоть и ясно – все знали.

– Прости, Ким. У меня были дела. Я не мог отвлекаться, – без капли сожаления произнес Ваня, изворачиваясь, чтобы в наглую повиснуть у Кима на шее.

– Дела у него! А это ты видел? – Ким указал на свой живот, который друг упорно игнорировал до сих пор.

Ваня улыбнулся и замер на пару секунд, прикоснувшись к пупку через футболку. В этот момент Ким окинул его изучающим взглядом. Волосы отросли и вились крупными кудрями, широкий вырез пуловера открывал прямые четкие ключицы, леггинсы с имитацией под кожу обтягивали стройные длинные ноги. Черные армейские сапоги удивительно сочетались с хрупким образом Вани. Он повзрослел и похорошел, если это вообще было возможно. Но что-то во взгляде и мимике изменилось. Ким не мог различить, что именно. Но видел это вполне четко.

– Ну и натянуло, прям барабан, – усмехнулся Ваня и отдернул руку. На лице мелькнуло что-то темное и сразу же сменилось счастливой улыбкой. – Я рад тебя видеть! Я так соскучился!

– И я соскучился! – сказал Ким и поцеловал его в висок.

Недолго думая, Ваня перехватил инициативу, и в следующий момент они уже целовались взасос. Русский недвусмысленно прильнул к Киму и запустил руки под футболку, сдвигая ее с толстенного живота вверх. Его вовсе не смущали размеры пуза, он будто бы и не замечал беременности, жадно втягивая запах Кима и покусывая губы. Тефтель переводил удивленный взгляд с Кима на Ваню, последнего он не знал, не помнил его запаха, но даже собаке было очевидно, что никакой угрозы его хозяину тот не представляет. Потому пес незаметно утащил сэндвич из тарелки Кима и независимо направился с ним в спальню, свинячить на кровати, как это он любил.

– Так вот как ты по мне соскучился? – усмехнулся Ким, когда Ваня ущипнул и легонько выкрутил ему сосок, который последнее время стал очень чувствительным.

– И даже еще сильнее! – убедительно произнес Ваня и опустился на колени. Он выправил из его просторных спортивных брюк член, который пока не вошел в курс происходящего, и погладил по всей длине. Аккуратно, как бы на пробу, убеждаясь, что Ким не против.

Ким не видел его за громадным животом, но и не подумал возразить. Он закатил глаза от предвкушения. В памяти всколыхнулось воспоминание, что Ваня делал минет просто волшебно. Уже через секунду он всхлипнул от наслаждения. Внутри него все сжалось, он потерял все мысли и мог думать только о том, как сладко они сейчас отметят встречу. Ваня набирал темп, и удовольствие накатывало мощной, такой желанной волной. Пошлые хлюпы внизу будили в Киме альфу, который уже заскучал. Он ухватил Ваню за затылок и несколько раз грубо толкнулся ему в рот, упиваясь властью. Ваня и не подумал в ней ограничить. Наоборот, послушно заглатывал и легонько водил по внешней части бедер Кима.

Ким знал, что не продержится долго, слишком давно он не брал на себя активную роль и сейчас был взвинчен до невозможности. Он кончил, вдыхая воздух сквозь сжатые зубы и зажмурившись. Ваня проглотил сперму Кима и, улыбаясь, отстранился. От его рта к члену натянулась слюнка. Он снял ее на палец и поднес к своему рту, поднял глаза на Кима и с вожделенным видом облизал.

– У тебя сейчас яйца лопнут, милый, – язвительно сообщил Ваня, сжав в руке предмет разговора и перекатив их между прохладными пальцами.

– Иди ко мне! – немного грубовато позвал Ким. Он весь дрожал от нетерпения. Одна разрядка ничуть не умаляла похоти. Ким забыл о своем неловком животе, зарычал и хищно улыбнулся.

Предугадав его желание, Ваня зарычал в ответ – низко, гортанно, протяжно, на грани злобы и вожделения. Он кинулся к Киму, сжал плечи с неожиданной для такого хрупкого телосложения силой. Болезненно укусил за подбородок, протолкнул колено между ног, словно стремился отвоевать главенство.

Ким клацнул зубами, вывернул Ване руку, уложил животом на стол. Но русские ведь не сдаются! Ванька ударил Кима в коленную чашечку и перевернулся на спину. Ким ухватил его за шею и рывком задрал пуловер, стянул через голову и замер. Цветок на боку Вани расцвел. Теперь яркая татуировка покрывала всю грудь, ребра слева и бок, большую часть живота и уходила вниз, в штаны. Ваня жалобно скульнул и сел на столе, потянулся за поцелуем, боясь расспросов. Он прижался пахом к твердому члену Кима и потерся о него. Единственным его желанием было отдаться Киму, и он явно это демонстрировал.

Ким отогнал от себя мысли, что красивыми татухами Ваня перекрывает уродливые шрамы, и впился в губы со всей страстью и жаждой, накопившейся за долгое время. Он гладил его тело, то и дело натыкаясь на новые рубцы. Ваня приподнялся на руках, и Ким стянул с него леггинсы, но высокие сапоги не позволяли снять их совсем, и Ким повернул Ваньку набок. Он не сразу отмер от созерцания новой татухи, которая переходила через косую мышцу на бедро и обвивала ногу до колена.

«Ебанный пиздец! Что же это у тебя были за дела такие?» – ужаснулся Ким, прикидывая, сколько там под цветами рубцов.

Но вместо слов ворвался в Ваньку и, не дав ни секунды на привыкание, стал раскачиваться и срывать с губ русского восторженные стоны. Он наклонился к нему и поцеловал, не прекращая движения и не замедляя темпа. Ваня направил его руку к своему члену, и Ким ухватился за него, стал гладить синхронно с тазом, покрывал лицо, шею и плечи поцелуями-укусами. Он совершенно забылся и почти не верил, что это происходит на самом деле. Он протолкнулся глубже в Ваню и закусил его холку, кончив внутрь.

– С узлом? – на выдохе спросил Ким.

– Да, – полушепотом ответил Ваня, в экстазе закрыв глаза и излившись на кухонный стол. Он едва не соскреб ногтями одной руки полировку, а другой разодрал Киму спину в кровь.

– Нет! – раздался свирепый голос Шона из дверного проема.

Ким и Ваня встрепенулись. Шон стоял там с покрасневшим от ярости и возмущения лицом. Кулаки и челюсти были стиснуты, а глаза сверкали бешенством, между бровей залегла глубокая морщина. Весь его вид выражал дикое ожесточение и желание убить кого-нибудь.

Ким мельком глянул на часы. Шон пришел с работы раньше. Теперь он увидел и сумку полную вкусностей, которые были рассыпаны по полу.

Ваня выскользнул и, перекатившись через плечо, ловко спрыгнул на пол. Он спрятался за столом, быстро натянул на себя леггинсы и затаился.

Ким поправил штаны и застыл, не зная, что должен делать и говорить. Шон тяжело дышал, раздувая ноздри и стараясь совладать с собой. Казалось, он решает: свернуть шею мерзкому омеге или разбить рожу Киму. Несомненно, он узнал Ваню и помнил, что именно он был тогда с Кимом в баре после чемпионата.

Пауза затягивалась, и в комнате слышалось лишь дыхание. Частое, яростное – Шона. Тихое и не глубокое, рваное – Кима. И ровное, спокойное – Вани.

– Значит, вот так ты решил отомстить? – глухо спросил Шон.

Ким дрогнул. Лучше бы он кричал, кинулся на него, ударил в морду. Все что угодно, только не этот тихий злой тон. Ким отрицательно мотнул головой и шагнул к Шону. Но тот вскинул вперед раскрытую ладонь, не разрешая ему приблизиться. Ким и раньше изменял – Уиллу с Чаком. Но это была жизненная необходимость, а не глупая прихоть. И Уилл был только омежкой, с которым Ким встречался. А Шон супруг, отец его будущего ребенка, истинный. Живот сковало стыдом, и Ким опустил голову, уткнулся взглядом в замшевые светло-бежевые туфли Шона. Их связывало больше, чем простое чувство или инстинкты. Шон понимал его, угадывал желания, давал то, что Ким хотел, прежде чем тот открывал рот, чтобы попросить. Они были единым целым. А Ким из-за мимолетного импульса предал все это. Растоптал гордость Шона и свою честь и упал в его глазах – низко и грязно. Как теперь вымаливать прощение, что делать, как себя вести – Ким не имел ни малейшего предположения.

Шон втянул воздух сквозь сцепленные зубы и громко, угрожающе зарычал, предупреждая об опасности и намерении причинить Киму и Ване серьезный, желательно, непоправимый вред.

Ваня сориентировался первым, как всегда. Он выскочил из своего убежища и, схватив Кима за рукав, потянул прочь из кухни. Тот не сопротивлялся, не до конца еще разобравшись в ситуации, он позволил вывести себя в холл. Мысли метались и путались. Определенно лишь одно – если он сейчас уйдет, то больше никогда не сможет вернуться к Шону. Да он в любом случае не сможет. Шон много раз говорил и демонстрировал свое отношение к изменам. Живя с небритым всклокоченным и огрызающимся Ронвудом, он ни разу не посмотрел в сторону омежек, каждый из которых был бы не против лечь с Шоном. И никогда не подавал поводов к ревности или недоверию. Он всецело принадлежал Киму. Душой, телом и мыслями.

– Давай, Ким. Ему нужно перебеситься в одиночестве, садись в машину, – Ваня подтолкнул Кима к полуразбитому голубому «форду». Он напоминал похитителя, который собирался уговорить свою жертву поехать с ним по доброй воле.

– Да погоди, – потеряно буркнул Ким. Уезжать не казалось хорошей идей. – Мне нужно поговорить с Шоном.

– Ким, он не захочет сейчас с тобой разговаривать и придет убивать нас, если мы не уедем, – убеждал Ваня. Где-то в глубине души он считал себя виноватым в произошедшем. Но настолько глубоко, что не замечал этого.

****

Шон остался на кухне один, силясь совладать с яростью и не кинуться вдогонку за Кимом, не разбить его наглую рожу обо что-то твердое. Он думал, такое бывает только в кино и никак не ожидал застать мужа, трахающим на кухонном столе какого-то омегу. Почему здесь, у него дома? Почему Ким вообще решился на измену? В голове у Шона прозвучали досадливые слова Мэла:

«Теперь он точно пойдет налево и обоснует тем, что ты не сдержал слово!»

Да, черт бы побрал Ронвуда! Шон ударил бы его, если только не ребенок в животе у этого подонка! Шон не хотел иметь ничего общего с предателем, который так похабно изменил, даже не задумываясь, что находится на восьмом месяце и может своей активностью причинить вред малышу. Ким и без того всю беременность курил и бухал. Ему наплевать на сына и Шона. Одна забота – утешить самолюбие, показать хоть кому-то, что у него есть узел. Низкое, никчемное, грязное существо! Его интересует только собственная жизнь и желания, ни на секунду не задумывается о чужих чувствах. Шон терпел самодурство, позволял помыкать собой, играл с ним в послушного и покладистого альфу, но теперь этому пришел конец!

Родители всегда оказываются правы! И, как ни мерзко, он должен был послушать анатэ. Ронвуд не сумел совладать со своей природой и решить, кто он – омега или альфа, и потому мучился сам и вымотал все нервы Шону. Бессовестная дрянь!

Шон услышал, как у дома зарычал мотор чужой машины и, помедлив секунду, поддался внутреннему порыву и метнулся на звук. Ким усаживался в «форд», его лицо побледнело, а взгляд был потерянным. Ваня увидел, что Шон догнал их, и перегородил путь к Киму. Он поднял верхнюю губу, агрессивно зарычал.

Шон уже перестал удивляться всему, что творится вокруг Ронвуда. Он только зарычал в ответ и хотел вмазать ему по наглой похотливой физиономии, чтобы убрался прочь и не смел вставать между ним и Кимом.

– Ваня, уйди, – кратко произнес Ким. Он вышел из машины и приблизился к Шону. – Езжай, мы разберемся.

– Ким…

– Мы разберемся, – с нажимом повторил Ким. Он остановился на расстоянии вытянутой руки от Шона.

Тот быстро окинул его взглядом и мотнул головой в сторону дома. Когда Ким скрылся за дверью, он сердито глянул на Ваню. Шон удивился тому, как этот парень, которого только что оттрахали, сосредоточен и собран. Он смотрел решительно и смело, будто, если понадобится, бесстрашно кинется на него. Несмотря на то, что Шон выше на полторы головы и мог бы сломать ему шею легким сжатием пальцев на горле. Он рычал, и морщинки на носу подрагивали от напряжения.

– Гамма-всплеск какой-то! За всю жизнь не видел ни одного, и вдруг аж двое на моей кухне, – тихо процедил Шон.

– Почему двое? – неприязненно ответил Ваня, вогнав своими словами Шона в оцепенение. А что, разве с ними еще кто-то был? – Будь готов к тому, что у гамм чаще всего рождаются гаммы.

– А все вы такие неразборчивые в сексе?

– Нам друг с другом нравится. Может, ты чем-то не устраиваешь Кима? – язвительно спросил Ваня, его типичный грубоватый акцент усилился.

– Пошел вон! – зарычал Шон. Злобный дохлик задел за живое. Конечно, он виноват! В нем изъян! Нужно было выполнить обещание, и тогда ничего бы не произошло!

Ваня не стал больше спорить. Он зашипел напоследок и забрался в машину. Старый «форд» выплюнул облако едкого дыма и, разрисовав некачественной резиной подъезд к дому, сорвался прочь.

Шон проводил автомобиль сердитым взглядом. Он хотел вернуться в кухню, но понял, что не готов увидеться с Кимом. Сначала нужно все обдумать и взвесить. Шон отправился блуждать, спустился на пляж и по узкой асфальтированной дорожке двинулся прочь от их коттеджа. Его мысли сейчас занимала отвратительная сцена на столе. Что он должен теперь предпринять? Как ему вести себя с Кимом? Первоначальная злость уже отступала, и разум брал верх над эмоциями. В конце концов, Шон тоже виноват, что это случилось. Но он за всю свою жизнь не простил ни одной измены и не гулял сам. Но как по-другому назвать период, когда он жил с Кимом, а Скотт – здесь, в Калифорнии, а потом наоборот, он был со Скоттом, а Ким – в Палмере? Возможно, слишком самонадеянно считать себя безгрешным ангелом.

Шон снял ботинки и, запихнув в них носки, закатал брючины до колена. Прохладный от влаги и вечернего ветра песок приятно холодил ноги. Он пошел вдоль берега по краю воды. Океан омывал ступни, успокаивая от бешенства. Шон хотел бы с кем-то поговорить, посоветоваться, как поступить. Но с кем? Мэл скажет, что предупреждал. Отец? Ой, нет! Родителям вообще лучше не знать! Ричард? Он вроде адекватный, и это его сын в первую очередь накосячил. Но что Шон скажет? Тут приезжал змееныш, которого ты пригрел у себя в доме, и переспал с твоим сыном, но их застукали. Что теперь делать? Глупо ведь. Ричард начнет выгораживать обоих. Или в своей манере предложит пристрелить.

Шона посетила безумная идея, и он достал из кармана мобильник. На заставке была их с Кимом совместная фотография. Ее сделал Рон в последний день в Палмере. Ким сидел за кухонным столом и разбирался со счетами, чтобы ничего не забыть и не оставить долгов перед отъездом. На нем была черная нателка, закатанная выше живота, и спортивные штаны Шона. На круглом большом пузе маркером был нарисован улыбающийся безумный смайлик. Это Шон намалевал его, пока Ким спал, и рожа еще долго не оттиралась с кожи. Волосы Кима были всклокочены, подбородок покрывала щетина, которая и во время беременности не поубавила своего энтузиазма, росла, как у любого альфы. В губах Ким зажимал вечную спутницу – сигарету.

Шон окинул ласковым, любящим взглядом широкие плечи Кима с развитой мускулатурой и четкие венки на кистях. Он увидел шрамы на его травмированной руке и то, как неловко он держит ей карандаш. Шон знал, Киму пришлось тогда заново учиться пользоваться кистью, и каждый раз от долгого письма начинала дрожать рука и болели косточки.

Сам Шон на фото стоял позади, наклонившись, чтобы Рон мог поймать их в кадр. У него в руках было три кружки с кофе, две – для них с Кимом, и еще одна – Рону. Шон смотрел в кадр и широко улыбался, а Ким не поднял глаз, но растянул губы в довольной и очень милой усмешке.

Шон забыл, зачем достал телефон, он влез в галерею и рассматривал их совместные фотки. Вроде бы, Ким все это время был рядом, а Шону казалось, он скучает по нему, будто они долго не виделись. С каждой фотографией злость сходила на нет, но оставалась растерянность. А что же теперь делать? Ругаться с Кимом? Порвать с ним на время? Что вообще Шон может предпринять, чтобы у Кима не возникло желания смотреть налево? Ну кроме того, что поменяться с ним ролями.

Он открыл браузер и написал: «Что делать, если изменил истинный?»

К недоумению Шона, интернет выдал массу страниц и ссылок. Он-то думал, ни один идиот не станет задавать такой вопрос, да и вообще, вероятно, истинные не изменяют друг другу. Первой строкой предлагался переход на интерактивный тест на сайте «Формула Истинности». Это довольно популярный во всем мире немецкий сайт, созданный одноименной организацией, основанной Вольфгангом Шульцем. Этот немец и разработал формулу, по которой можно рассчитать своего истинного. Шон прошел по ссылке. Открылась строгая страница в спокойных тонах и без излишеств в виде ангелочков и сердечек. Ему предлагалось пройти тест, который в точности совпадал с запросом Шона.

Первые несколько вопросов оказались самыми формальными, с краткими пояснениями. Нужно выбрать свой пол, возраст, страну проживания, национальность, а вот когда возник вопрос об образовании, комментарий гласил: «Необходимо для вычисления вашего уровня интеллекта».

Шон усмехнулся и решил, что, наверное, это действительно важно. Ведь невежественный человек и образованный будут в одной и той же ситуации вести себя по-разному. Дальше пояснения становились немного дерзкими и неформальными. Шон читал их с улыбкой. Появился вопрос о половой принадлежности истинного и четыре варианта, а под ними подпись: «Да, у альфы может быть парой другой альфа. Но не нужно тыкать в „А“ только ради интереса! Выбирайте пол вашего истинного!».

Шон действительно удивился и хотел выбрать «А», чтобы узнать, какие тогда будут вопросы. Он мысленно решил пройти тест еще раз и отметил «G». Сайт спросил, есть ли у него и его «G» другие истинные. Это заставило Шона надолго зависнуть. Он не знал, что истинных может быть больше двоих. Он нажал «нет», очень рассчитывая, что так и есть. Потому что если есть кто-то третий, то Ким наверняка уйдет к нему. Далее последовало несколько вопросов о Киме, примерно совпадающие с теми, что были заданы Шону: пол, возраст, национальность, образование. Сайт иногда подтрунивал, мол, если Шон не знает, то неудивительно, что Ким изменил. Вопросы про течку и гон оказались самыми сложными. Но справившись с ними, Шон увидел – осталось всего два вопроса.

«Вы менялись ролями?» – от этого Шон досадливо зарычал. Даже гребаный запрограммированный тест знал причину, почему Ким поступил так. Кто вообще придумал эту гениальную шнягу? Он ответил «нет» и перешел к последнему вопросу.

«Уже успел его повоспитывать?»

Шон недоуменно предполагал, что это может значить. Видимо, сайт имел в виду, не стал ли Шон говорить и делать всякие глупости. Он решил, раз он только рыкнул на Кима и даже не отпустил уехать, значит, не успел. Отметил ответ и прочитал результат теста.

«Закрывай эту страницу и иди мириться с истинным. Ты сам во всем виноват, тупица! Не забудь попросить прощения!»

Шон непроизвольно улыбнулся. Вон как просто можно решать проблемы! Он оторвал взгляд от мобильника. На улице совсем стемнело, пока он блуждал по пляжу, рассматривал их с Кимом фотки и общался с «ФИ». Их дом оказался в трехстах метрах. Видимо, он сделал крюк и в какой-то момент, сам того не замечая, повернул назад. Он видел, что в окнах темно. Ким либо спит, либо в подвале, либо уехал. Мысли об этом заставили Шона ускорить шаг, и уже через минуту он уже мчался к своему дому, сжимая одной рукой телефон, другой – туфли. И надеялся, что Ким не сбежал.

Он вошел в дом – везде тихо. Шон заглянул во все комнаты, сердце начало сбиваться с ритма. Неужели Кима нет? Он спустился в подвал.

Ким сидел в тренажерном зале и ковырялся в электронной панели беговой дорожки, которая показывала какую-то чушь. Рядом с ним мирно похрапывал Тефтель, который в кои-то веки изменил себе и улегся на пол, как и положено собаке, а не на кровать или диван. Ким молча поднял взгляд.

– Она разве была сломана? – спросил Шон, придав голосу спокойствия.

– Я виноват. Прости меня, пожалуйста, – вместо ответа сказал Ким.

– Не думаю, что мы станем приглашать его на Рождество, – покачал головой Шон, имея в виду Ваню. Он сдержанно улыбнулся и присел рядом с Кимом на корточки. – Я обижен. Но, если ты пообещаешь, что больше не поступишь так, то мы вполне сможем жить дальше и забыть об этом.

– Пообещаю, как ты даешь обещания? – с сомнением спросил тот, выгнув бровь.

– Поганец, – рыкнул Шон, накрыв губы Кима своими и вовлекая его в поцелуй. Тефтель только повернулся на другой бок, наверняка своим собачьим мозгом в который раз отмечая, какие у него бестолковые люди.

========== 26. День великих потрясений ==========

========== Двадцать шестая глава ==========

========== День великих потрясений ==========

Шон, как и всегда по утрам, плескался в бассейне перед работой. Он любил воду и, выбирая коттедж для них с Кимом, даже не рассматривал варианты без бассейна. Ким часто плавал вместе с ним, но последнее время быстро утомлялся, поэтому уже вылез и пошлепал в дом, чтобы приготовить кофе. Шон нырнул и улегся на дно, мысленно отсчитывая, сколько продержится без воздуха. Он тренировался с самого детства, и легкие привыкли к подобного вида процедурам. В нормальном состоянии он протягивал четыре с половиной или пять минут.

Ким химичил на кухне, рядом вился Тефтель, выпрашивая очередную порцию колбасы или сыра. Живот болел всю ночь, и теперь Ким чувствовал себя вымотанным. Он ждал, когда Шон уйдет на работу, чтобы завалиться еще поспать, обняв пса. Пузо стесняло Кима. Почти любое движение откликалось болью и неудобством. Постоянно хотелось трахаться, а этот тазик мешался и раскачивался от сильных толчков. Просто мрак!

Когда он вытаскивал кружку Шона из кофемашины, то ему на палец попала огненная капля – Ким дернул рукой и до крови разодрал кожу на кисти о маленький краник. Раньше подобную рану он бы заклеил клейкой лентой или просто поплевал на нее, но сейчас было отчего-то очень больно. Порванная кожа пульсировала, и Ким закусил губу, стараясь не взбеситься из-за этого дерьма.

Это все беременность. Она делала его чувствительным, плаксивым, обидчивым. Иногда Ким говорил и делал то, что не стал бы, не будь пуза. Потом он ругал себя, но скоро забывал и снова творил всякую хуйню.

На улице разнесся громкий противный писк. Ким сцепил зубы и несколько раз глубоко вдохнул через нос, стараясь не сорваться. Это была сигнализация машины их долбанутого соседа – Пита Куклона. И она звенела каждое утро в одно и то же время по пять-семь минут без остановки. Все просили Куклона разобраться с неполадкой, говорили, что у некоторых она будит детей, другим мешает спать после ночных смен, да и вообще – сам звук омерзительный и разрывал пространство всего квартала. Ким дважды посылал поговорить с чертовым соседом Шона. Но Куклону все было нипочем. Он разъезжал на навороченной тюнингованной тачке с хамелеоновым окрасом, мотор у которой рычал громче, чем любой сердитый альфа, и наплевательски относился к тому, что живет в социуме и мешает шумом всем в округе. Ким тоже ругался с ним несколько раз, но выслушивал только насмешки по поводу своего пола, положения, ориентации и умственной отсталости Шона. Разбить мерзавцу рожу Ким не мог просто физически, поэтому ждал, когда родит, и тогда уж припомнит каждое утро, которое испортила эта мерзкая сигнализация.

Так бы и было, если бы не паршивое настроение Кима и не его повышенная раздражительность в связи со скорыми родами. Что-то в голове у Кима звякнуло, где-то оборвалось, и он, грозно зарычав, отправился к входной двери, выудил из стойки для зонтов бейсбольную биту и босиком вышел на улицу. Ненавистное авто стояло у дома напротив. Перебежав дорогу, он приблизился к машине и, размахнувшись, сильным точным ударом в центр лобового стекла разбил его. К писку сирены добавился треск, а затем звон. Тефтель следовал за хозяином и, приняв происходящее за забавную игру, громко лаял и прыгал вокруг.