Текст книги "Подножка судьбы (СИ)"

Автор книги: Erovin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Зато Ваня наведывался к нему частенько. У русского не клеилось на личном фронте, и он сильно переживал, прилетал на Аляску, чтобы выплакаться и утешиться в постели Ронвуда. Когда Ким впервые услышал, что Ваню бросил альфа, подумал – это шутка. Он окинул его оценивающим взглядом и растеряно мотнул головой. Ваня давал прикурить многим, даже самым смазливым омежкам, и совсем не глуп. Не сразу Ким понял, что не объективен. Ваня – не омега. Он красивый и милый, но временами не мог сдержать в себе альфьего норова и напора. Однако причина расставаний куда прозаичней – у него был узел. Стоило альфе добраться до тела, вместо миниатюрного омежьего членика он находил вполне приличных размеров узел. Таким нехитрым образом получалось, что довольно долго, даже после своего отъезда, единственным, с кем у Вани был секс, оставался Ким. Но теперь у русского появился постоянный парень, они жили вместе больше года, и он, по словам Дерека, – знатный мудак.

Ким остановился возле своего домика, который снимал в Палмере, и с неудовольствием заметил, что вся дорожка и парковка любезно заставлены металлоломом. Он чертыхнулся и поставил машину у дома напротив, где жил его приятель Рон.

Свой коттедж Ким нашел по объявлению в газете. Цена за аренду уж очень привлекала. В других штатах за такие деньги даже коробку из-под холодильника не снимешь. А здесь целый дом с двумя спальнями, одна из которых мансардная, с наклонными окнами. Зимой их заваливало снегом, а в дождь и вовсе – мечта романтика. Дом находился в аварийном состоянии, и хозяин не сомневался – ни один дурак его не снимет. Но Ким был несказанно рад. Аляска – не популярный штат, расположенный подальше ото всех, кто мог знать Ронвуда прежним.

– Эй, Ронни, ты дома? – Ким сильно постучал кулаком в дверь и, дожидаясь ответа, прикурил. Он поднял воротник дутой жилетки, чтобы спрятать шею от промозглого ветра.

– Ким! Здорово! Как ты? – из дома появился молодой альфа на голову выше Кима, но не такой широкий в плечах. Его подбородок и верхнюю губу покрывал светлый пушок. В Палмере вообще бриться не принято. По гладким щечкам здесь вычисляли приезжих. Ким в этом вопросе как-то сразу вписался в контингент. Ему было влом постоянно сбривать щетину и тратить деньги на станки. Следом на крыльцо выбежал серый беспородный псина, нагулянный лайкой, очевидно, с медведем. Он бросился к Киму и, встав на задние лапы, передние закинув на плечи, принялся лизать лицо. Понадобилось немало сноровки, чтобы не свалиться от такого напора.

– Привет, здоровяк! Как ты тут без меня? Надеюсь, сожрал парочку крестьян? – добродушно проговорил Ким, почесывая псу бока и спину. – Какого хуя во дворе все заставлено? – недовольно буркнул он, взглянув на Ронни и кивнув на свалку у дома. Перед поездкой к Чаку он попросил Рона присмотреть за своим псом и коттеджем. И бардак на дорожке, по его мнению, совсем не соответствовал добросовестному выполнению просьбы.

– Ким, я сегодня хотел разобрать! Там на кухне тоже куча всего, – растерялся Рон. Он уныло вздохнул, влез в обувь, накинул куртку и отправился сортировать оставленные Киму для ремонта вещи.

– А, ну тогда приступай, – милосердно разрешил Ким, а сам прошел в дом друга, увлекая за собой пса по имени Тефтель. Внутри пахло выпечкой. Это ани Рона стряпал что-то к ужину.

– Грегори, что есть пожрать? – весело спросил Ким, разувшись и заглянув в кухню.

– А, Кими, привет! Там на втором этаже в ванной кран течет, – не оборачиваясь, ответил противный старикашка. На самом деле он был очень милым и всегда подкармливал Кима. Но к нему, как и ко всем пожилым людям, нужен подход. Он был росточком с подростка, весь ссохшийся, и в Палмере многие делали ставки, сколько он еще проживет. Каждый год Грегори зарабатывал кругленькую сумму, в очередной раз отказываясь сыграть в ящик.

– Тефтель, жди здесь, – он потрепал пса за ухом и тот без капризов растянулся у порога, положив морду на кроссовки Кима. Хорошо хоть так. Щенком он их жрал немилосердно, приходилось постоянно покупать новые, а этого проглота возить к местному ветеринару, ведь спортивная обувь совсем неподходящее питание для собаки.

Ким захватил из ящика в кухне инструменты и отправился отрабатывать свой ужин. Методом изучения нескольких книг, а также проб и ошибок, он быстро разобрался в разного рода технике. И именно это стало средством к существованию в Палмере. Он мог починить что угодно, начиная от точилки для карандашей и заканчивая турбовинтовым двигателем самолета. Он частенько мотался на местный аэродром, где в числе штатных механиков участвовал в ремонте воздушной техники. За это ему платили приличные деньги и относились с большим уважением. Это и было его основным доходом. А та куча сломанного хлама на дорожке – залог хороших отношений с местными. Ему всегда наливали в баре за счет заведения, угощали обедами и ужинами в ресторане, чинили обувь и одежду, которые тоже доставались даром, корм для Тефтеля продавали по цене закупки. В общем-то жизнь Кима в Палмере была почти бесплатной.

Кран на втором этаже ломался с завидной регулярностью раз в три месяца, кажется, в одно и тоже число. Просто магия какая-то или это такое своеобразное приглашение на ужин? У Рона имелся младший сводный брат-омега – Тодес. Он был единственным в городе, кто отчего-то продолжал добиваться расположения Кима. Но в двадцать четыре Ким считал себя слишком взрослым для романов со школьниками. Да и юная невинность порядком нервировала.

Ким разобрал кран, поменял прокладку на новую и стал затягивать гайку разводным ключом. Искалеченная рука заболела, и он перехватил инструмент левой. Четыре года назад врач собирал ему кисть буквально по косточкам и проделал поистине ювелирную работу. Пальцы потеряли былую подвижность и сильно ныли в непогоду. Хорошо, что Ким был механиком, а не пианистом. Он научился делать мелкие манипуляции здоровой рукой и скоро уже перестал чувствовать неудобства.

– Ким, привет, – послышался позади смущенный голосок. – Как дела?

– Еще раз сломаешь кран – задницу надеру! – грубо рыкнул Ким, не оборачиваясь на Тодеса. Ему не нужны были эти проблемные сопли. Он вообще не думал, что хочет каких-либо отношений. А малому не стоило портить себе впечатление об альфах от близкого общения с хмурым и резким Ронвудом.

– Ну, я ведь и не против, – лукаво ответил мальчишка, закусив нижнюю губу и покраснев до самых ушей.

Ким затянул кран потуже и размял спину. Он сердито осмотрел Тодеса с ног до головы. Тот всего на пару лет старше Дерека. Ким знал от Рона, что Тодес еще девственник, и они с отчимом всячески старались уберечь его от юношеских глупостей. А этот засранец только и думает, как бы на Кима насадиться. И ведь мог бы получше найти себе кандидатуру, так нет же!

– Не против, значит? – хмуро повторил Ким. Вид у него был очень опасным, и, если бы Тодес обладал хоть унцией инстинкта самосохранения, то сбежал бы, едва увидел это выражение лица. – Ну ладно.

Он схватил Тодеса и дернул к себе, опускаясь на край ванной и укладывая омегу поперек своих коленей. Нужно покончить с этой проблемой раз и навсегда. Мальчишка порядком надоел с его влюбленностью. Ким стянул с него джинсы и белье. То, как Тодес подался под ладонь, взбесило, и Ким, размахнувшись, ударил его по пятой точке так, что парень звонко вскрикнул от неожиданности, а на заднице проявился красный отпечаток.

– Больно! – возмущенно пискнул Тодес, ожидавший что-то вроде эротических шлепков, а совсем не этого.

– Это? Да нет, – Ким припечатал его еще раз, посильнее. – Вот когда я за ремень возьмусь – будет, – пообещал он, сосредоточенно покрывая задницу увесистыми ударами.

Тодес закрыл место внушения свободной рукой, на что Ким рыкнул:

– Убери, не то – свяжу.

Тодес вертелся и пытался вырваться, жалостливо вскрикивал от каждого удара и ревел в голос, умолял Кима прекратить и даже звал на помощь Рона и родителей. Его задница пылала красным, когда Ким остановился.

– Ремнем добавить? – жестко осведомился он.

– Не надо, Ким! Я больше не буду! – захныкал он.

– Чего не будешь?

– Кран ломать, – скульнул Тодес и потер зад рукой.

– А засматриваться на взрослых дядей? – Ким еще несколько раз ударил по каждой ягодице.

– Нет! Нет! Пожалуйста, хватит!

Ким отпустил его и с усмешкой наблюдал за тем, как Тодес, натягивая джинсы, скрылся в своей комнате, громко хлопнув дверью. Вряд ли после такого он снова решится строить ему глазки. В кухне собрались анатэ и отчим Рона, а Грегори накрывал на стол. Сэм Лесли содержал местный бар, куда Ким частенько захаживал по вечерам и напивался после течек. Лесли – веселый и очень громкий альфа, любил рассказывать анекдоты и был главным антидепрессантом в городе. Если у кого-то проблемы – шли к нему, чтобы выговориться.

– Ты его не убил? – спросил Лесли. Рон еще не вернулся, очевидно, не так просто разобрать завалы, которые копились почти три недели. Тефтель тут же направился к хозяину, лизнув в покалеченную кисть и усевшись рядом. Этот хитрец, конечно, рассчитывал, что с ним поделятся со стола.

– Судя по всхлипам из его комнаты – нет, – резонно заключил Ким.

– Своих детей будешь так лупить, – буркнул Вик – анатэ Рона и Тодеса. Он бы высказал больше недовольства, но видел, что супруг на стороне Кима, и не решался.

– Тодес мне и родит этих детей, если продолжит себя так вести, – небрежно ответил Ким, скармливая Тефтелю жареную сосиску. Вик был хорошим человеком, но младшего сына слишком уж баловал.

Ким схватил из общей тарелки пару сэндвичей и отправился помогать Рону, уж больно одиноко тот выглядел, сортируя металлолом и оттаскивая его в гараж.

========== 19. Приходи, сука! ==========

========== Девятнадцатая глава ==========

========== Приходи, сука! ==========

Ким не ждал, что МакКензи появится, точнее, не слишком на это надеялся, хотя необходимость стояла остро. Он решился скинуть короткое сообщение на его старый номер, который мог десять раз поменяться или принадлежать другому. Но заставить себя позвонить не сумел. Пришлось бы объяснять причину по телефону, а заодно уговаривать приехать к черту на рога. Аляска, как ни крути, не самое популярное направление для путешествий. Единственное, что могло побудить МакКензи прийти – наглость Кима, который, спустя четыре года как они не виделись, прислал смс посреди ночи:

«Нужно встретиться завтра. Вопрос жизни и смерти твоего истинного. 922, Юг-Лукас-уэй, Палмер, Аляска»

Вот теперь наступило «завтра», и он сидел в баре Лесли, задумчиво почесывая Тефтеля за ухом. Казалось, завсегдатаи, собравшиеся здесь, знали, что Киму предстоит сделать. И не мудрено – яркий запах течки притягивал к нему недовольные взгляды альф, считавших, что в такие дни он должен сидеть, запершись дома, раз уж не подпускает к себе никого. Кима бесили все эти «спасатели» популяции гамм, готовые пожертвовать собой, но оставаться наедине со своими мыслями и переживаниями – гораздо хуже. Тодес подрабатывал в баре отца официантом и постоянно обновлял его колу, а Лесли подливал туда виски, с каждым стаканом больше. Как всегда, вечерами здесь было многолюдно, и позже подтянутся новые посетители. Пока Ким пребывал в относительной безопасности, Тефтель не подпустит к нему никого. Да и нрав самого Ронвуда всем хорошо известен.

Ким чувствовал волнение от предстоящей встречи. И не хотел даже думать, что, если она не состоится, придется выискивать МакКензи другими способами. Из-за слишком частых и назойливых мыслей о Шоне уже понемногу начинала расходиться боль в животе, и Ким понимал: ночью или – самое крайнее – завтра днем ему понадобится альфа. Он позвонил и Чаку, тот пообещал приехать. Перед этим он раз пятнадцать спросил, точно ли Ким уверен, что хочет его видеть после случившегося и тому подобный идиотизм. Ким предчувствовал «веселые» сутки.

Он сидел в углу бара, на своем излюбленном месте в темной части, где сначала мог рассмотреть пришедших, а уж они видели его в последнюю очередь. Тефтель растянулся на полу у ног и похрапывал, просыпаясь, когда Киму приносили новую порцию жареных сосисок, чтобы выклянчить свою долю. Ким знал расписание самолетов в Палмер и успел поверить, что судьбоносная встреча не состоится, и даже немного расслабился. Но радоваться было рано. Сперва он почувствовал запах МакКензи, потом увидел его на пороге бара и вмиг растерял остатки спокойствия, забыв все слова, которые собирался сказать истинному.

Шон быстро отыскал Кима взглядом и направился прямиком к его столику. На лице читались растерянность и волнение. На нем были брюки, пиджак, замшевые туфли – он привлекал внимание присутствующих в баре и сорвал порцию смешков, словно не понимал, куда приехал и какая погода на Аляске. Местные рассматривали истинного озлобленного Ронвуда, и он явно не дотягивал, по их мнению. Возможно, они начнут делать ставки на то, как скоро Ким откусит Шону голову, или прострелит ему колено, или скормит своему медведю, которого выдает за собаку. Лесли проводил его тяжелым взглядом. Таким он удостаивал всех приезжих, а, зная историю Кима, и вовсе по умолчанию недолюбливая МакКензи.

– Что с моим истинным, Ронвуд? – исключив вводную часть и приветствия, чуть взволнованно спросил Шон, втягивая запах Кима и сердито морщась. Садиться он не торопился, оглядываясь по сторонам. – Где он? Ты живешь с ним, так?

– Сядь, поговорим, – буркнул Ким, придерживая Тефтеля за ошейник. Тот проснулся и возмущенно фыркал на чужака, который грубо обращался к его хозяину. – Он будет скотч. Двойной, – не дав подбежавшему к ним Тодесу и рта открыть, сказал Ким и стукнул по своему опустевшему бокалу пальцем. – А мне повтори.

Шон неохотно опустился на стул напротив, не сводя с Ронвуда холодного пристального взгляда. Ким беззастенчиво рассматривал МакКензи в ответ. Черты лица изменились, стали взрослыми, по-альфьи грубоватыми. Но здесь он все равно считался слишком смазливым, еще и гладенько выбритый подбородок. Наверняка у него отбоя нет от поклонников, и новости повергнут в шок и долговременную депрессию. Он-то ехал сюда и думал, что увидит истинного-омегу, а не небритого, поседевшего и осунувшегося Ронвуда.

– Почувствовал запах, МакКензи? Нравится? – усмехнулся Ким, представляя себе, какая будет гримаса, когда он узнает правду. Близость Шона рождала неприятное болезненное возбуждение, с которым невозможно было бороться.

– Нравится. Я бы предпочел его чувствовать рядом с собой, Ронвуд, – агрессивно рыкнул Шон. Тодес принес выпивку, и МакКензи сделал пару больших глотков скотча. – Ты давно уже с ним? Еще со школы?

Ким поморщился от судороги и успокаивающе погладил себя по животу. Он прекрасно понимал взгляд МакКензи и знал – в этой ситуации нет выигрышной стороны. Что бы ни произошло сегодня, Ким проиграет. Но ревность Шона забавляла. Интересно, он принял за своего истинного Ваньку?

– Я уже давно ни с кем не встречаюсь, – спокойно сообщил он. Если не брать во внимание Чака, конечно. Но он – не в счет. Ким щелкнул пальцами, без слов приказывая Тефтелю лечь и не рыпаться. Сожрать МакКензи он всегда успеет. Пес неохотно подчинился, все еще недоверчиво поглядывая на чужака.

– Врешь! От тебя им разит! Я по-твоему идиот? – рассердился Шон.

– По-моему – да. Тебе не понравится, МакКензи, но ты чувствуешь только мой запах, – Ким отпил глоток виски с колой, наблюдая за реакцией на свои слова.

– Не твой, а своего истинного. Омежий, – Шон прищурился и вдохнул аромат еще раз. Вдруг он вскочил, приблизившись к Киму, наклонился, едва не утыкаясь носом ему в шею. – Какого хрена? Твоего запаха я не чувствую, – он отстранился, с непониманием глядя на Ронвуда, и плюхнулся на кресло.

– Дело в том, что он и есть – мой, – пояснил Ким, но, увидев глупое выражение на лице МакКензи, решил продолжить. – Во время течек альфий запах выветривается и остается омежий.

– Имеешь в виду, течки моего омеги? – все еще не соображая, что происходит, переспросил Шон. Он больше не выглядел недовольным и рассерженным, как пару минут назад. Кажется, он не мог решить, верить ли словам Кима, и что вообще тот несет?

– Да, мои течки, – подтвердил Ким. – Хотя, если ты станешь называть меня своим омегой, я сверну тебе шею и выброшу в яму.

– Ты перепил, Ронвуд, бредишь.

Вместо того, чтобы доказывать, рычать, орать, Ким сунул руку в свои спортивные штаны и, достав, растер на ладони сладко пахнущую смазку. Он развел пальцы в стороны, и между ними натянулась блестящая ниточка.

МакКензи замер на пару секунд, а потом неожиданно поднялся и без объявления войны утащил Кима в туалет, затолкал в одну из кабинок и прижал к стенке.

– Тефтель, место! – крикнул Ким, слыша, как пес бросился вдогонку и зная – за ним не заржавеет откусить Шону ползадницы.

Не обращая ни на что внимания, МакКензи сунул руку Киму в штаны и нащупал смазку, скользнул по ней пальцами между ягодиц и вызвал тем самым сдавленный непроизвольный стон. Ким почувствовал, как покраснел от этой идиотской ситуации, а у Шона кое-что пришло от происходящего в боевую готовность. Близость истинного и его насыщенный запах жестоко повлияли на Кима. Судороги становились сильнее и заболела голова. Он выдернул руку МакКензи из своих штанов и вышел из кабинки.

– Если вкратце. Мы с тобой истинные, от тебя у меня начинается течка. Если я не забеременею – сдохну. Короче говоря, нам нужно перепихнуться и полежать полчасика в сцепке, – сообщил Ким, смывая с руки смазку в прохладной воде. Он смотрел на обалдевшего МакКензи через зеркало. А тот постепенно приобретал осознанный вид и темнел.

– Почему сдохнешь? Ты… ты разве омега? Нет! Это нереально. Ты рычишь не хуже своего пса, щетину на всю рожу отрастил и узел у тебя есть, я видел. Значит, гамма? Черт побери! Ну и новости!

– Долго рассказывать, МакКензи. Прими, как данность, – раздраженно бросил Ким. Факт их встречи требовал от него пика самообладания, не говоря уже о последствиях. И вовсе не хотелось разжевывать подноготную.

– Если ты – мой истинный, меня будет сводить с ума мысль о тебе. Даже против моей воли. Хотя это и раньше происходило, я не знал, что это – ты. Избавиться от одержимости я могу двумя способами: остаться с тобой или дать тебе умереть, – спокойно изложил свою теорию Шон, вытирая руку бумажным полотенцем, оборачиваясь и глядя Киму в лицо.

– Что ты хочешь этим сказать? – Ким, конечно же, все понял. Тут и дураку ясно, но он хотел, чтобы МакКензи подтвердил его домыслы.

– Я пересплю с тобой, только если ты будешь моим, дашь поставить метку и останешься со мной, – ответил Шон, не отводя взгляда от побледневшего Кима.

– Благородно… – после долгой паузы сказал Ким, соображая, как он позвонит родителям и сообщит, что хочет кремацию, а не гнить в земле. Дыхание сбилось, и он чувствовал – нужно срочно подумать о другом, иначе навернутся слезы. Такое обязалово вовсе не устраивало!

– Решать тебе, Ронвуд. Мой телефон ты знаешь. Я здесь до завтра, а в обед улечу.

Он вышел из туалета, а Ким долго стоял возле рукомойников, прокручивая в голове, что сейчас произошло. Он ожидал чего угодно, но никак не думал, что МакКензи поставит подобное условие. Такое, которое Ким не захочет принять даже ценой своей жизни. Но ублюдок сказал верно. Решать остается самому Киму.

****

Шон сидел в номере отеля и с трудом мог собрать рассыпанные детали в единую картинку. Круто бы сослаться на выпитый алкоголь, но его было слишком мало, чтобы мозг перестал работать. Оставалось признать – он просто не хотел верить. Ронвуд – последний в списке тех, кого Шон ожидал увидеть своей парой. Почему он? Почему не тот красавчик-омежка, который был с ним после чемпионата в баре? Шон не сомневался, что окажется именно так, когда ехал сюда. Еще мысленно возмущался из-за того, что этот полоумный утащил и спрятал его омегу хрен знает куда, а теперь и вовсе довел до вопроса жизни и смерти. И вдруг сюрприз! Черт побери! Пусть это жестоко и малодушно, но проще дать Ронвуду умереть… Только нутро не обманешь – он чувствовал запах Кима, от которого бурлила кровь, дыхание сбивалось. Истинность ни с чем не спутаешь и отказаться от нее не так-то просто. Да и возможно ли?

Он снова и снова прокручивал в голове воспоминания, начиная со случая в раздевалке. Он уже тогда заметил, но предпочел проигнорировать, решил – показалось. Потом и вовсе нашел логичное для себе объяснение и отыскивал истинного среди омег Ронвуда. Он ни разу и не подумал, что судьба может подложить ему такую свинью. И после чемпионата нужно было догнать Ронвуда, но он не сделал этого. Мэл и Пирс раскудахтались, мол, омега выбрал его, не рыпайся. Черт! Похоже, Пирс не знал правду о друге. Никто не догадывался, что Ронвуд – гамма.

В номере было темно и холодно, а ведь в Питтсбурге он запарился в пиджаке, пожалел, что надел его. Замерзшие пальцы нервно крутили мобильник, на который ему вчера ночью пришло сообщение, повергнув в легкий шок. Но то была разминочка, это уже понятно. Постепенно в голове остались две противоречивые мысли, повторяющиеся и перебивающие друг друга: «Позвони» и «Не звони». Ожидание становилось невыносимым, но Шон держался. Он понимал всю абсурдность и бессердечность своего поведения, но Ронвуд должен решить. Соглашаться на роль донора спермы для истинного Шон не собирался. Хотя, конечно, куда он денется, если этот кусок дегенерата упрется? Но ничего, что-то придумает. Нужно перетерпеть, у Ронвуда началась течка. Может, получится выиграть войну малой кровью? Сложно размышлять об этом, когда неприступная крепость – Ким Ронвуд – чертов баран.

Шон поднялся, не в силах оставаться больше на месте, и прошелся по комнате. Онлайн-карта утверждала, что от отеля до дома Ронвуда пять минут пешком. Хотелось идти туда прямо сейчас, наплевать на все, снова увидеть его, вдохнуть запах, коснуться. Это становилось навязчивой идеей. Оказалось, невероятно сложно сдерживаться, зная, кто твоя пара и что он течет. Инстинкты брали свое, и разочарование отступало на дальний план. Шону бы только выдержать и не сдать позиций. Не то они перепихнутся разок, и Ронвуд откусит ему голову, как омега богомола альфе после спаривания.

Мобильник пискнул под утро. Шон вздрогнул от неожиданного звука, уже не надеясь, и дрожащими пальцами открыл сообщение.

«Приходи, сука!»

Вот в этом весь Ронвуд. Может, Шон зря поставил нелепое условие? К черту! Разбежаться проще им обоим. Если задуматься – как они будут жить? Где? Что скажут близким и родным? Ему представится время поразмыслить об этом. После. Шон заторопился на улицу и, сориентировавшись в темноте, направился в нужную сторону. Сначала обычным шагом, потом быстрее, в последнем квартале вовсе бегом. На крыльце его рыком встретил пес, недовольный появлением чужака. Похоже, он не собирался пускать кого-то внутрь. А у Шона не нашлось ни времени, ни желания спорить с собакой. Он оскалился и низко утробно зарычал, отгоняя кобеля прочь с дороги, ведущей к истинному. Входная дверь, как он и ожидал, не заперта. Шон вошел в дом, по запаху определяя, где сейчас Ким, и направился к нему. Ворвавшись в комнату, он был готов к быстрому, страстному, грубому сексу, уже доведенный предвкушением и мыслями до предела. Но стоило увидеть Ронвуда – возбуждение мгновенно пропало.

Ким был одет так же, как в баре. Никаких тебе сладострастных стонов. Только приглушенный рык, сдавленное сбившееся дыхание и прокусанная до крови кисть между большим пальцем и остальными четырьмя. Ким не выгибался и не пытался лапать себя, наоборот, прижимал колени к груди, нервно сжимаясь в позу эмбриона, и комкал в кулаке простынь до побелевших костяшек.

Шон несколько раз рвано выдохнул, сознавая, какое же он дерьмо. Его сердце сжалось от вида страданий Ронвуда. Он и не думал, что течки бывают такими. Все его омеги извивались на кроватях, громко стонали и, если Шон запаздывал, сами растягивали себя. Ничего подобного он никогда не видел: богатый и густой, манящих запах наполнил комнату, стремясь вытеснить все мысли, кроме одной – продолжение рода; и измученный, сжавшийся истинный, тихо скулящий от боли. Шон медленно опустился на кровать рядом с ним и мягко погладил по плечу. По лбу и вискам Ронвуда стекал обильный пот, и лицо потемнело и исказилось.

– Не смей, МакКензи! Не трогай меня! Делай то, зачем пришел! – вздрогнув, заскулил Ким. Рычать он уже не мог и едва сдерживал слезы. Между бровей залегла глубокая морщина, а бледные губы потрескались.

Но Шон понятия не имел, что делать, он был в смятении, глядя на Кима. Ситуация совсем не располагала к сексу, всякое возбуждение пропало, и чувствовалось волнение, больше, чем с девственниками. Но одновременно с этим в мозгу пульсировали слова Ронвуда: «Если я не забеременею – сдохну». Не похоже, что Ким спал и видел, как получить член Шона, он не рассчитывал на удовольствие от их вынужденной сцепки, не был рад увидеться и раскрыть свою тайну, а, значит, и правда, ситуация – край.

Шон лег рядом с Ронвудом на бок и аккуратно потянул его спортивные штаны вниз. Ким громко вдохнул воздух сквозь зубы и приподнял таз, чтобы было легче снять с него белье, зажмурился. Шон мягко провел пальцами между его ягодиц, даже не пытаясь проникнуть внутрь, только пробуя смазку. Он старался все делать медленно и осторожно, боясь причинить лишнюю боль Киму, которого и так трясло от напряжения.

– Ты оглох? Орудуй членом, а не пальцами!

– Закрой рот, Ронвуд. Я буду трахать тебя так, как мне самому захочется, – без угрозы, но твердо заявил МакКензи, желая прекратить возмущения Кима. Если у него вообще встанет. Нужно подумать о чем-то или ком-то приятном. Но сменить объект даже мысленно не получалось. Запах Ронвуда словно поймал его в капкан, заставляя думать о своем хозяине и только его хотеть. Тогда представить другое место и время. В воспоминаниях услужливо возник бассейн: Ким в плавках, капельки воды облизывают красивое тело, с рельефом мышц. Он слегка задыхается, после задержки дыхания, отбрасывает мокрые черные волосы со лба. Шону казалось, он знает Ронвуда, как себя, каждую его черту, родинку, шрам на лодыжке. А ведь он никогда толком не присматривался к нему.

К счастью, Ронвуд благоразумно заткнулся, и Шон продолжил с чуть большим энтузиазмом – спасибо хорошей фантазии. Он не пытался поцеловать и прикоснуться где-то еще к Киму – за такое не долго и зубов лишиться, ¬– добавлял пальцы только когда был уверен, что это не причинит дискомфорта. Скоро член Ронвуда мелко дрогнул и начал наливаться кровью. Сам же Ким очень тихо, как-то смущенно и коротко застонал. Шон освободился от одежды и неторопливо, но без лишних раздумий, вошел. Он не толкался, а медленно покачивался, рукой плавно и нежно лаская возбужденный член Кима, помогая ему с разрядкой. Он был абсолютно уверен: Ронвуд – не девственник, но в нем узко, как ни в одном из его омег. Неописуемое чувство удовольствия! Как с бетами, только они не текли и не были истинными, от запаха которых сносило крышу. На секунду Шон решил, что в Киме собралось просто идеальное сочетание для секса.

Немного ускорив темп, он качнулся пару раз и притянул Ронвуда за живот ближе к себе, погружаясь до основания и замирая, чтобы узел набух. Ким зарычал от боли, а Шон потерялся в своих ощущениях. Да, его истинность – не предел мечтаний. Но она реализовалась! Кто еще может этим похвастаться? Он должен быть благодарен, что Ронвуд не бета или, того хуже – альфа, ему не семьдесят и не семь, он вполне себе ничего на рожу, не умственно отсталый. Хотя, последнее – спорно, судя по тому, где он живет и прячется от него.

– Тише, тише, сейчас привыкнешь, – успокаивающе шепнул Шон, легко размазывая вокруг пупка Ронвуда его сперму и с удивлением отмечая новизну. В руке рос узел Кима, синхронно с собственным. Он сжал кулак, чтобы доставить истинному больше удовольствия. – У тебя никогда не было сцепки?

– Отъебись!

Шон терпеливо ждал, пока Ким привыкнет к ощущениям, молчал и ласкал только живот и член. Довольно странно чувствовать во время секса чужое семя. И все это приятно и волнующе, сложно надышаться пьянящим запахом, а дерзость и спесивость Ронвуда возбуждали. Шон дал ему кончить в сцепке, чтобы тот отвлекся от неприятных мыслей и страхов. Потом, не дожидаясь собственной разрядки, убрал руку с живота любовника и отодвинул пальцами ворот свитера. Решение принято – он не откажется от истинности и не вычеркнет Ронвуда из своей жизни после одного секса.

Ким мгновенно понял желание МакКензи. Отпустив простынь, он накрыл шею рукой, закрывая доступ. Он сжался вокруг Шона и мелко задрожал, словно от холода, на коже появились мурашки.

– Ким, прекрати. Я сделаю это, – он твердо убрал руку Ронвуда от шеи. Сопротивления только сильнее разжигали желание вцепиться в холку истинного, пометить, показать ему, себе и всем, кому Ким принадлежит.

– Не нужно, МакКензи! Пожалуйста! – слабым, дрожащим голосом прошептал Ким, пытаясь вырваться и опять подставить ладонь.

Не позволяя себе передумать, Шон приблизился к его шее и, облизнув клыки, вонзил их в кожу, прокусил чуть не до самой мышцы. Он не закрывал глаз, следил за рукой Кима, которая вцепилась в край кровати.

Поначалу Шон чувствовал только волнение за состояние Кима и сомнения, примет ли он его и их истинность. Как они вообще будут жить? Но чуть погодя, когда рот наполнился кровью и Шон сглотнул ее, ему открылись новые, раньше неизведанные ощущения. Первым делом заболело и сжалось сердце, невыносимая тоска и страх пришли следом, окутали Шона изнутри, отразились ледяной струной вдоль позвоночника. Перед глазами запрыгали черные точки, спина взмокла, а в виски ударило напряжением, под кожей мелкими колючими ежиками разрасталась боль. Шона не покидало стойкое, неотвратимое убеждение: это не его эмоции – они принадлежали Киму, а он чувствует их через метку. Вместо того, чтобы отпустить, он сжал челюсти сильнее, притягивая Кима, обнимая и закрыв глаза. Все страдания, сомнения, страхи и мучения Ронвуда разом стали ему открыты. Волей-неволей Ким делился ими. Скоро он расслабился, бессознательно провел ладонью по бедру МакКензи, пытаясь притянуть ближе к себе.

Шон убрал зубы и стал медленно зализывать ранку. Теперь он решился скользнуть рукой под футболку Кима и провести пальцами по твердому животу и легонько, на пробу сжать сосок. Он привстал на локоть другой руки, нависая над любовником и заглядывая ему в лицо. Ронвуд плакал, прикусывая нижнюю губу, и Шон опять почувствовал себя ужасным человеком. Он не хотел унизить его или причинить боль, но эмоции Кима вполне понятны. Он альфа с узлом в заднице и меткой на шее, упорно бежал от своей сущности и истинности, которая все равно догнала. Похоже, от судьбы не спрячешься. Шон погладил его по плечу и поцеловал в скулу. Оргазмы от сцепки следовали один за другим, почти лишая возможности думать здраво и цельно. Ким потянулся рукой к шее и дотронулся до немного кровоточащего укуса.