Текст книги "Девятая Парковая Авеню (СИ)"
Автор книги: Deserett
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– Нет, он не хочет, – услышал я со стороны свой резкий голос, так и сочившийся ревностью и недовольством. – Микко, ты ведь не хочешь?
Лазер покачал головой и высвободился из объятий золотоволосого малыша.
– Не будь таким противным! – капризно-детским тоном выдохнул Кси, поворачиваясь и тычась мне в грудь. Медленно переполз с пола в мои объятья. – Ревнивый киллер – это, наверное, нечто вроде неудачно сброшенной водородной бомбы?
– Хуже, любовь моя, – произнёс я тихо, с жадностью вдыхая его возбуждающий запах, и довольно грубо обхватил руками за стройные худющие бёдра. – Это целая атомная война. А вообще, в сложившейся ситуации, я думаю, нам лучше уйти. Эта группа – детище Кирсти, и решать, что делать дальше, он должен без посторонней помощи. Если его многолетняя дружба окажется сильнее больших боссов из “Warner music”, тем лучше. В противном случае…
– Давай просто попрощаемся с ним, – ровным голосом перебил Ксавьер и посмотрел на меня необыкновенно чистыми, без примеси пьяного абсента, изумрудными глазами. – И не скажем, где нас искать. Пусть ждёт следующей встречи. Если хочет, конечно, чтобы она состоялась.
– Хорошо, пошли, – я в который раз поразился скрытому в этой хрупкой фигурке стальному каркасу и обратил затуманенный взгляд на Кирсти. Чёрт, как хочется плакать… внезапно, но закономерно… и нельзя. Это прощание? Даже если и да, я не могу показаться слабее своего нежного возлюбленного.
«Он просто не любит Лайта так долго и сильно, как ты».
Нет, он просто ещё ребёнок. Мой ребёнок, мной совращённый…
*
Мы идём по улицам Хельсинки, крепко обнявшись и смешавшись волосами. Они переплелись сами или по тайному капризу лапочки? Не могу знать точно… Ночной бриз не соглашается помочь и лениво треплет наши связанные почти что в узел тёмные и светлые прядки. Золотые локоны Кси ярко сияют в свете луны, дополнительно оттеняя мягкий блеск моих. И уличные фонари бледнеют, не выдерживая соперничества… а прохожие оборачиваются, провожая отнюдь не спокойными взглядами наши такие похожие длинноногие фигуры. Руки у Ксавьера очень горячие и деятельные… мнут и почти что жгут мне талию. А ведь температура в августе Финляндии уже давно не летняя. Да, этот поздний вечер навеял на меня страшную меланхолию. Не знаю, как детка, но единственное, чего хочу я – как можно быстрее вернуться в Лос-Анджелес. Этот суровый и прохладный готический город теперь напоминает мне лишь о неистовых Cyclops. О Юрки и его странной шляпе…
– Ты так с ним и не переспал? – с любопытством поинтересовался насмешливый голосок Кси.
– Что?
– Я сочувствую тебе, Ангел. Не трахнуться с Юрки – серьёзное упущение из плана…
– Господи, да о чём ты?!
– Ширмочки, любимый, – Ксавьер строго потряс пальцем у меня перед носом. – Ты очень расстроен, как я уже понял, и забыл о самоконтроле. И я всё вижу… Хочешь Юрки, да?
– Нет. В пересказе Кирсти я преувеличил значимость минутной близости с ним. Я не хотел его. Просто именно он открыл мне правду о моём рождении, он… был в тот момент слабости и растерянности мне нужнее всех, – я постарался сказать всё как можно равнодушнее и услышал смех.
– Плохо дело… Врать с тяжестью на сердце ты, оказывается, не умеешь, – остановившись, он поднялся на носочки, фыркнул между делом: – Каблуки я тебе как-нибудь укорочу, – и взволнованно выдохнул мне в рот в коротких паузах поцелуя: – Если хочешь, идём к Циклопу. Я с извращенным мазохистским удовольствием посмотрю, как он будет тебя раздевать, затягивая в постель, блуждать по твоему совершенному телу грязными, трясущимися от похоти руками, вылизывать мой и только мой твой пупок, а потом трахать, тесно вжав в кровать. И, наверное, кончать с именем Кирсти на пересохших губах…
Я больно укусил его и отскочил, шокированный больше, чем мог себе признаться:
– В этот раз ты ошибся! Я действительно его не хочу. Кси… ты… – я никак не мог подобрать выражение, точно соответствовавшее его горьким и несчастным издевательским словам.
– Крышу мне снесло. Да, Ангел, пожалуй, что снесло. И в этом виноват ты. И только ты. Никому… – он схватил меня за шею и заставил низко пригнуться к земле, а сам вжал свой окровавленный ротик в моё ухо, – никому, слышишь?.. И никогда… я больше не позволю касаться тебя. Я уже говорил. Повторюсь. Ты мой, принадлежишь мне целиком, душой и телом, и так будет всегда. Только так, и никак иначе. Ты вернулся ко мне сам, Ангел, и днём и ночью теперь будешь покоряться лишь моей воле. Ты мой… мой раб.
«Что?! Это всё-таки произошло!?»
Огонь безумия разгорелся. Искры, чуть тлевшие на дне зрачков притягательных зелёных глаз, полыхнули страшным, сметающим всё на своём пути пламенем. Это было всё равно что увидеть сверхмощный атомный взрыв. Грибовидное облако поднималось и ширилось в моей душе… вместе с ужасом. Неужели Хардинг был прав?! Ксавьер – мой враг?! Копия Максимилиана… Даже повторил его фразу почти слово в слово. Но я не хочу его терять!
«Ты вернулся ко мне, ангел… Одного этого мало?! Спасай последнюю твердыню своего разума, оставшуюся непокорённой им, пока можешь! Меня-то поздно вытягивать из изумрудного болота. Поезд ушёл ещё в ту проклятую ночь на Девятой Парковой авеню…»
Грёбаный паникёр, миокард, не говори мне такое!
«Его глаза… просто глянь ещё раз в его глаза. Это же воплощённый ад кромешный! Беги! Его руки пока слабы. Но, будь уверен, ещё немного повзрослев, он превзойдёт своего папочку… во всём. И кровавым вождям войн и революций прошлого будет далеко до его свершений».
Ты несёшь бред! Всё, что между нами было… Ксавьер любит меня!
«Он любит тебя СЛИШКОМ сильно… сильнее, чем любил тебя Макс, в сколько-то там тысяч раз. Обожает так, что возненавидеть тебя за отказ (любой отказ!) будет легче лёгкого. И при этом весьма удавшийся отпрыск безумного властолюбца продолжит тебя хотеть. Может, ещё и похлёстче, чем сейчас. Его юная разбушевавшаяся фантазия позволит ему делать с тобой такие вещи, что Бэзил Варман волчком завертится в гробу от зависти».
Из вас двоих крышу снесло всё-таки тебе, миокард. Он просто поддался приступу ревности, ничего больше. Этот дикий огонь сейчас утихнет. И с несчастной мордочкой Кси скажет…
– Прости, – Ксавьер отступил на несколько метров и отвернулся, вытирая кровь с губ. Судя по пропадающему голосу и едва слышным, старательно подавленным всхлипам, он плакал. – Я не знаю, что на меня нашло. Такого ещё никогда не было. Ты читал сагу о Кольце Всевластья? Уверен, что хотя бы слышал, она прогремела на весь мир. Я… ощутил себя Фродо, поддавшимся власти Кольца и готовым ради призрачного могущества, которое Оно дарит, убить вернейшего друга… Боже, прости меня, Ангел, но ты становишься слишком опасным даром. Слишком большим искушением… слишком сильным сексуальным соблазном. Слишком… всего в тебе слишком. А я… чувствую в себе непреодолимое желание обладать тобой безраздельно. Это как священное помазание, поцелуй самого дьявола, дар избранности в руках. Обладать тобой… – он медленно рухнул наземь и закончил глухим, чуть живым голосом, – моя прелесть. Мое сокровище… – он повернул голову, опутав и обездвижив меня густой и чёрной болью, с потоками слёз вытекавшей из его потемневших глаз… так мне показалось в испуге, – мрак-то какой. Это ведь Голлум так говорил о Кольце.
– Забудь о несчастной книжке Толкина, лапочка, – с большим трудом я разломал ледяную корку, сковавшую тело от его остановившегося взгляда, подбежал и схватил Кси на руки. – В тебе есть зло, это правда. Тёмная сила, доставшаяся по наследству от папы, а ему – хрен знает от кого. Но именно эта таинственная дьявольщина и притянула меня к Максимилиану. Дважды. В первый раз – ты помнишь… А во второй – на пресловутом полу его спальни, где ты меня так заревновал, едва увидев. Та же самая гнусная чертовщина, её зачаток в зелёных глазах, бросил меня в плен твоих белоснежных анорексичных рук. Я в каком-то смысле, пожалуй, являюсь ангелом… хоть немного, но являюсь. И, должно быть, по этой непорочной природе меня и затягивает так безудержно в грязь. В лапы демона. Должно быть, это что-то вроде наследства, оставшегося с грехопадения первых людей, глупцов, принявших запретный плод из пасти змия. Мне точно так же охота согрешить, отдав свои белые крылья на растерзание тьме… Ведь запрещается всегда то, что приносит наибольшее наслаждение. И чем больше его получаешь, тем выше за него цена… и тем тяжелее достаются новые порции. Кси, малыш, моё златокудрое солнышко… я готов расплачиваться за свой выбор всегда, если моя жертва тебе действительно нужна.
– Что же это получается? Я буду твоим палачом?! Садистом? Вторым насильником? Подумать только… я всего лишь хотел тебя любить. А теперь выясняется, что делать это по-нормальному я не могу, не умею в принципе, из-за порочной наследственности. Могу только мучить тебя, снова и снова совершая жертвоприношение, орошая твоей невинной кровью алтарь этой своей «чёрной любви»… вовеки веков, аминь? Так, что ли?
– Послушай, ты перегибаешь палку, всё не так страшно. Мы не сатанисты, в конце концов. Вести меня на заклание с большим мясницким топором для тебя, надеюсь, довольно неаппетитная процедура. Хотя… – я поднял на него лукавые глаза. – Может, ты всерьёз хочешь меня зарезать?
Он разрыдался с новой силой и бессильно ударил меня в грудь бледными кулачками.
– Ну всё, всё, прости меня, я не хотел издеваться, малыш, мне всю жизнь доставалось за скверный характер и чёрный юмор. Прими меня таким или убей, не тяни уж.
– Нет… – он всхлипнул и перестал меня лупить. – Не смогу убить. Никогда. Ты же понимаешь теперь, что значишь для меня. Ты говорил о новых порциях наслаждения… и я невольно сравнил их с наркотой. Обещай, что не вызовешь привыкания. Обещай… что я сам… не умру, вкалывая дозу за дозой. Обещай, что, пожирая тебя, я не лишусь разума. И что ты, моё наслаждение, не кончишься… никогда не кончишься. И просто скажи… скажи то, что меня успокоит.
«Ты готов нести ответственность за такие безумства? Это будет покруче тяжелого креста из плохо обтёсанных сосновых досок, взваленного на избитую плетьми спину. И побольнее тернового венца на голову. Ангел? Это нельзя будет отменить, в отличие от прочих небрежных обещаний!»
– Ксавьер, ты насытишься мной, как орёл – печенью Прометея. Но за день она будет успевать отрастать, до твоей следующей кровавой трапезы. Я обещаю. Я очень сильно тобой дорожу, маленький преступник и сын преступника. Сладкий мой и горький… я принадлежу тебе весь. Не плачь. И прости уже меня. Я ведь, несмотря ни на что, остаюсь в основном не ангелом, а редкостной беспринципной сволочью… – я возбуждённо поцеловал его покрасневшее личико и с небывалой остротой ощутил, как не хватает нам сейчас большой и уютной постели. Нужно зарыть в ней весь этот неприятный разговор, расслабиться и по-настоящему утешить мальчика, разбитого неприятными открытиями. – Держись, любовь моя, – я перевернул его, подняв на руки в очень тесные и жаркие объятья. – Такси!
*
В отеле нас ждал сюрприз – некто Кирсти Лайт, нагло оккупировавший вожделенную кровать:
– Если это ещё актуально, то я хотел бы остаться с вами… – заметив, в каком состоянии Кси, он осёкся и сильно смутился. – Я не вовремя?
– Только не вообрази, что я тобой пренебрегаю, но Ксавьер сейчас нуждается в моей заботе больше, чем когда-либо в жизни, поэтому… только не убегай из номера! Подожди меня в гостиной. А ещё лучше – отмойся. Прими ванну с солью. Не уверен, что поможет, но вдруг запах табака въелся в тебя не до костей. И кто только учил тебя гигиене…
– Хорошо, хорошо! – он обиженно вскочил, тряхнув традиционно засаленной шевелюрой. – Двух часов вам хватит?
– Нет, так долго я тебя омовением мучить не буду, достаточно и часа. Голову помой… не забудь же! – я быстро чмокнул его в губы, вытолкнул из спальни и ногой захлопнул дверь.
Всё, можно заниматься дальше совращением малолетних. Золотоволосое чудо сейчас как никогда выглядит ребёнком. Беззащитным, маленьким и страшно возбуждающим. А теперь ещё и внезапно голеньким. Он стаскивал с себя одёжки невинно и естественно, совсем не так, как обучался на наших «домашних» курсах стриптиза… и это вдвойне заставило мою кровь взбеситься и сгореть.
– Ты доверяешь мне? – слабым голосом спросил Кси, покорно выгибаясь в моих нетерпеливых руках и перекатываясь на бок.
– Да. А ты считаешь меня неуёмным маньяком-педофилом? – нежно укусив и облизав тонкую шейку, я обнял его за талию и резким движением придвинул к себе. Хочется грубо насадить его на член, о Господи, как же хочется… трахать его, навалившись всем телом и быстро-быстро двигаясь туда-сюда в узком неподготовленном проходе, пока мой пенис не станет противно скользким и липким от крови… Но не сейчас, не могу, я уже поставил ему утром рану. Да, я уже знаю, грубость ему очень понравилась. А боль не мешала возбуждаться и тыкаться мне в руку с полной эрекцией и сочащейся от желания головкой, петля отверстия, через которое я слизываю и высасываю из него всё… и прозрачную смазку, и сперму, и даже больше… если он хочет большего. Но все же я стерпел захлёстывающую волну похоти, застонал, придержав свою ширинку застёгнутой, облизал три пальца и осторожно ввёл в него, по одному.
Ты млеешь и выгибаешься, детка. Тебе хорошо, тебе точно нравится? Из ануса показалась тёмная капля крови, он раскрылся туго и неохотно. Я вонзил пальцы поглубже, подвигал немного, разводя их в стороны и расширяя вход. Дождался негромкого стона, вытянул, облизал руку от его пряной слизи, и сбрызнул розовеющее отверстие жирной смазкой из заранее припасенного флакончика. Ксавьер перекатился на живот и подтянул к себе колени. Повернул голову, смотрит просительно в нетерпении, но молчит.
– После принудительного секса с Бэзилом… – я не продолжил, испугавшись того, что хотел спросить. По какому праву?! Почему язык вообще дернулся вспомнить…
– Всё нормально, Ангел. Я не боюсь вида собственной крови. И не боюсь высоко выпятить для тебя задницу… показаться беззащитным. Ты делаешь всё так, как я хочу. Я не концентрируюсь на боли в начале, когда меня разрезает твоя вонзающаяся головка, или в конце, когда ты вынимаешь член из моей растраханной глубины. Я концентрируюсь только на тебе. Мне нравится, как немеет поясница, ты растираешь ее осторожными движениями, когда я разгибаюсь. Мне нравится, как ты водишь языком по моим губам, но не захватываешь их, не сосёшь и не душишь, позволяя дышать и не задыхаться… когда твой член уже вовсю меня долбит, впечатывая в постель. Мне нравятся твои приглушенные вздохи, ты как будто боишься показать, как тебе нравится процесс соития… Но я не виню тебя в смущении, ты стонешь, когда кончаешь, и вцепляешься в меня зубами, я счастлив, что побеждаю твой самоконтроль. Мне нравится секс с тобой, в нём нет ничего плохого, грязного и унизительного, ты любишь моё тело, мне уютно и безопасно… когда я ощущаю твои яйца прижатыми к своим… – он улыбнулся, расстегнул мои штаны и облизал свои пересохшие губы, отворачиваясь в подушку. Провел по своему блестящему от смазки анальному отверстию ладонью и вытер ее, испачканную, об бедро. – Ну давай же. Трахаться и кончать в меня. Размажь во мне побольше этой белой неразбавленной гадости, она потом так приятно течет по ногам, липнет, засыхает, гадко пахнет… и мне не хочется ее смывать.
Я коротко задохнулся от его непристойных признаний, взялся за ноющий член и с усилием втолкнул в его ждущее тело. Смазки много, но недостаточно для его такого тесного прохода… трение жгучее и невыносимое, опять, опять, о, Господи… я непроизвольно закатил глаза, не справляясь с волной похоти, на этот раз она была намного сильнее меня. Негромко вскрикнув, Кси прижался ко мне покрепче, двинул тазом, разрешая вторгнуться глубже, и повторно сомлел. Дышит как подстреленный зверёк и подаётся назад, втискивая свое слабеющее тело в кольцо моих рук. Я обниму тебя, родной, подожди ещё чуть-чуть… Размазал остатки жирного снадобья у основания члена, облегчая проникновение, и вонзил его весь. Малыш на мгновение вскинул голову, прижав к моему плечу, и я придержал её одной рукой. Поцеловал в маленький покрасневший нос, прядью своих волос вытер слезинки, выступившие в уголках его глаз, облизал худые скулы… и услышал ответ на свой первый вопрос, данный тихим срывающимся голосом:
– Ты не педофил. Это я… почти Лолита. Твоя Лолита, – чуть слышно застонав, лапочка плотно закрыл глаза и ткнулся обратно в подушку, расслабившись. Я двигался медленно, облизывая его чуть подрагивающую спину. Он беспокойно сжимал и разжимал пальцы на руках, пока я не облизал и их. Засунул себе в рот, обсосав их немного, тоненькие и белые. – Андж… больше никаких размолвок по поводу жестокости и демонизма моих поступков. Ты… ангел, которого я застал купающимся в жидкой грязи. Я люблю тебя таким. А я сын чудовища, как есть, и…
– …и я люблю порочного дьявола, живущего в тебе, так же, как и всего тебя. Теперь молчи, не сбивай меня с ритма своими невинными пошлостями. И туго натянутым членом, он, кажется, обильно мажет нам простынь, но я сейчас им тоже займусь…
========== 25. За красной дверью ==========
****** Часть 4 – D.E.A.D. ******
(Destroy Enforce of Absolute Darkness – Разрушительная Сила Абсолютной Тьмы)
Примирившись с наличием сверхъестественных объектов в собственных непутёвых головах, мы закончили своё сладкое уединение, вытащили Кирсти из ванной, не позволив воспользоваться полотенцами и позвать на помощь, и мокрым затянули в постель. В связи с этим все его объяснения по поводу внезапного появления отодвинулись на утро. А уже на рассвете, свежие и выспавшиеся, мы замучили его не сексом, а расспросами. Отбивался он так себе, видать, сильно измотался в войне за Ice Devil.
– После короткого и очень бестолкового скандала агенты “Warner” ткнули меня мордой в помятую бумажку, где чёрным по синему было написано, что Микко Линдстрём ака Лазер – новый фронтмен группы Ice Devil, и пожали жирными плечами, мол, никакого Кирсти Лайта они и знать никогда не знали. Ну, я плюнул на них, накурился, вылакал все студийные запасы пива, по-братски простился с ребятами, поцеловал на прощание свой любимый микрофон и приволокся сюда. Странно всё это, конечно, и я нутром чую, что новый проект провалится с треском. Мне всё-таки принадлежала львиная доля поклонников и славы, но… да хрен с ними! Они воображают, что меня вот так просто можно выгнать… Но уже завтра, я уверен, масс-медиа в шоке укажет на американский лейбл обвиняющим перстом, а фанаты в истерике потребуют меня обратно. А я не вернусь! Вот просто возьму и не вернусь! Сеппо там может хоть в лепёшку расшибиться от старания вернуть меня, но я не хочу! Хочу остаться с вами… с тобой, бэби. И с тобой, бэби-киллер.
Кси окинул его тревожным взглядом:
– Крис, а как же слава, деньги, дом в глуши Рованиеми, о котором ты так мечтал… и Юрки?
– Всё в прошлом. Я выбираю вас. Вы что, не хотите?
– Хотим, но не уверены, что ты хорошо подумал, накуренный, и сделал правильный выбор, – Ксавьер беспокойно потрогал его лоб – он был горячим. – Пока ты в таком подорванном состоянии, злой и мечтающий отомстить, не чувствуешь, как нужна тебе вся эта безумная жизнь с пьянками, беспорядками, случайными ночными блядями и жесткими графиками туров. И потом… я уверен, ты отчаянно заскучаешь и по ребятам, и по студии. Ты хоть гитары с собой возьмёшь? Мы сегодня же улетаем обратно в Америку.
– Как, сегодня?! Уже сегодня?.. – он опустил плечи, но тут же встряхнулся. – Нет, я не вернусь к ним. Ангел, Кси… я не вечно буду молодым и симпатичным, не вечно смогу сочинять, петь, трахаться по туалетам и безумствовать. Я же не Мик Джаггер, в конце концов! И даже не Мэрилин Мэнсон. Я хочу покоя. Верной любви и своего угла на этой планете. Конечно, денег, заработанных с продажи пяти альбомов, мне не хватит на покупку целого дома…
– У Кси наследство в 108,4 миллиардов американских долларов, – нетерпеливо перебил я. – В недвижимости, ценных бумагах, платиновых и золотых слитках, нефтяных скважинах и частично в звонкой монете. Мой заработок, конечно, не такой гигантский, но всё же… в этом году чистый доход перевалит за отметку в 170 миллионов.
– Ангел, у нас есть только твои деньги, – возразил Ксавьер, укладываясь мне на живот. – Не забывай, мои мы ещё не отвоевали у правительства. А я сам фактически сирота и на улице. Без единого цента в кармане.
– Ну, не говори таким жалостливым голоском… моя сиротка, – я поцеловал его в лоб и улыбнулся, беззлобно насмешничая. – Я твой папа, мама, раб, секс-эскорт, нянька и охранник. Всегда буду заботиться о тебе, ты ни в чём не будешь нуждаться.
– Подождите, что-то я ничего не понимаю, – Кристиан внимательно осмотрел наши невинные замолчавшие мордашки. – Расскажите всё по порядку, у вас там явно история похлёстче, чем в голливудских сериалах для домохозяек…
*
В самолете было весело: наплевав на взлётно-посадочный режим и какие-либо правила поведения, мы бренчали на трёх, самых любимых, гитарах Кирсти, громко смеялись, кушали, как свиньи, и очень нахально требовали четвёртую добавку обеда. Две стюардессы были финские, поэтому лояльно воспринимали наши поползновения на два соседних ряда кресел и невольные притеснения пассажиров, сидящих там. А потом в наш салон прибежала третья, дубовая американка, с мордой подгулявшей лошади, которая впервые слышала о Кристиане Лайте. Ее визгливые вопли, наверно, потешили даже чемоданы в брюхе самолёта…
– Кто эти люди?! Почему они так шумят?! Немедленно уберите музыкальные инструменты и предъявите посадочные талоны!
– Она б ещё велела выйти на следующей остановке, – едко сказал Кси громким шёпотом, допивая последние капли из горла зелёной бутылки “Lapin Kulta” и бросая её под ноги стюардессе, – потаскушка… посмотри, какие у неё блядские подвязки на чулках.
– Тихий ужас, – поддержал Кирсти, в упор не замечая побагровевшего лица американки, – это же со сколькими важными подонками необходимо было переспать, чтобы с такой физиономией попасть в стюардессы?
– Жалко, у меня гнилого помидора нет… – сладко промурлыкал Кси, прижимаясь ко мне. – Я б в неё запустил.
– Ее мордоворот не помидора, а кирпича просит, – насмешливо возразил Крис, вертя в руках пластмассовый нож из обеденного набора, и в недоумении глянул на меня. – Бэби-киллер, а почему ты молчишь?
– Да всё думаю, – нарочито серьёзным и почти что удручённым голосом ответил я, – под ездовую лошадь она не годится, может, тогда ездовую собаку. Запряжём в сани и айда на Аляску, в наморднике она будет смотреться если не симпатичной женщиной, то красивой сукой…
Дружный хохот охватил почти весь салон бизнес-класса, а цветущая буйным маковым цветом стюардесса бросилась вон (надеюсь, не из окна запасного выхода).
– Какие же мы пьяные скотины… – вздохнул Ксавьер, снимая с себя гитару. Откинул назад все три наших кресла и, поколебавшись, лёг не в своё, а в кресло Лайта. Аккуратненько так в его жадные, испачканные в масле и сыре руки. – Мы накушались, наржались и нацеловались. Нагнали на всех стыд и страх. Давайте поспим. Думаю, никто больше не посмеет нас потревожить.
…Через пять часов лапочки продолжили спать в моей роскошной чёрной постели под чутким присмотром Франциска¹, а я собственноручно накормил котёнка, дважды пересекшего Атлантику, которого Кси назвал Флафф², и отправился на последнюю битву за Ксавьера в войне на двух фронтах.
Я один на один против правительства и “Compare2state” в лице собственного крёстного отца. Ставки – почти 110 миллиардов капусты. В случае проигрыша – смерть любимого. Мне давно уже осточертело играть по правилам. И теперь, вместо того чтобы послушно блуждать по запутанному лабиринту, я проломлю его стены по прямой, одну за другой, сколько бы их там ни было, и окажусь НАД правилами. И над своим противником. Меня до смерти заколебало положение «снизу».
*
– Ангел! – Шеппард неуклюже выронил карандаш, которым ставил резолюции на каких-то бумагах. – Господи… давно ты вернулся?
– Утречком, – холодно ответил я, запирая дверь изнутри, и стремительно подошёл к нему. – Шеп, моё терпение исчерпалось. Прости, что делаю это. Обстоятельства больше не позволяют мне нежничать.
Еще не успев придумать, что ответить, Хардинг оказался с залепленным серебристым скотчем ртом³, с очень туго и очень больно связанными руками, а опомнился, когда заметил, что я снял с него пиджак и галстук.
– Что все это значит?! Ты хочешь прямо здесь?..
– Подними губу, а то наступишь, – проговорил я сквозь зубы, занятые вытянутой из кармана плотной белой верёвкой, – я же сказал, что больше никогда в жизни не пересплю с тобой. Втяни живот.
– Зачем?
– Втягивай!
Задрав его рубашку, я плотно обмотал мускулистый торс четырьмя слоями тротилового шнура и завязал морским узлом. Удовлетворённо осмотрев результаты, я бросил в Хардинга пиджаком:
– Одевайся скорее.
– Как?! У меня же руки связаны!
– У-у, какой ты противный… – даже не дав застегнуться на все пуговицы, я поволок его в коридор, совершенно не обращая внимания на реакцию собственных сослуживцев, сновавших туда-сюда, и подошёл к лифту. – Президент сегодня приезжал?
– Да. Устроил на полчаса пресс-конференцию и уехал.
– Куда?
– Он мне не отчитывался.
– Понятно. На каком этаже его кабинет, напомни.
– Ангел, что ты там будешь делать?
– Если ты не наврал, то ничего. Но если начальство дома… – я безжалостно ткнул ему между лопаток дулом пистолета, – разыграем небольшое шоу.
– Ты нашёл Ксавьера, да?
– Молчать! Сегодня я босс, а ты – мой подчинённый. Одно неверное движение… и ты присоединишься к Максимилиану Санктери в аду. Представляю, что он тебе устроит за продажу сына одному небезызвестному насильнику на букву «Б».
Понуро опустив голову, Шеппард зашёл со мной в лифт, указал носом на кнопку «70» (нажал я на неё всё же рукой) и сдавленно проговорил:
– Ты всё равно ничего не добьёшься, угрожая застрелить меня.
– Шеп, ты нужен президенту больше, чем думаешь, и гораздо больше, чем начальник любого другого департамента. Без твоей железной руки наши ребята превратятся из орудий убийства в кучку психов, которым мастерство, подаренное тобой, поможет расправиться со всеми остальными куда более безобидными работниками корпорации. Президент предпочтёт уступить мне, чем лишиться тебя. Да, я самый красивый, да, я самый лучший, но я всего лишь киллер, один из сотни таких же, а ты – единственный человек, способный управлять нами… «чёрным» отделом.
– И почему ты всегда всё просчитываешь на четыре шага вперёд?
– Это ведь ты меня научил, – приехав на семидесятый этаж, я схватил Хардинга за галстук (его руки всё равно опять туго связаны за спиной) и подтащил к красной двери с золотой табличкой.
Секретарша, сидевшая в ведущей к заветной двери приёмной, при виде нас заметно разволновалась:
– Шеппард, господин президент на послеобеденном отдыхе. Вам туда сейчас нельзя!
– К сожалению, Марта, решать это буду не я, – Шеп подмигнул испуганной девушке и перевёл взгляд на меня.
Я кивнул:
– Совершенно верно, Шеппард больше ни за что не отвечает, – я приставил пистолет к его виску и, выдержав эффектную паузу, закончил мысль: – Он мой заложник.
*
Президент корпорации “Compare2State”, то есть моё начальство в последней инстанции, был лицом в высшей степени занятым и похожим на призрак. Говоря проще, его никогда нельзя было застать на рабочем месте, вечно он в каких-то разъездах, командировках, на важных встречах, званых вечерах, благотворительных балах и иже с ним. Я видел его всего раз, в день, когда Хардинг выписал меня из годового заключения в больнице и привёл устраиваться на работу. Его фотографии можно найти всюду, начиная со стен офиса и заканчивая деловыми журналами, но я никогда их не искал… о чём сейчас очень жалел. Бегло осмотрев приёмную и не найдя вожделенного портрета в рамке, я вздохнул и обратился к Марте:
– Пожалуйста, ложись на стол.
Судя по выражению лица, она предположила то же, что и Шеппард в начале моей освободительной кампании, но быстро поняла, что промахнулась. Я привязал секретаршу к крышке стола многочисленными проводами от её компьютера, нашёл в выдвижном ящике канцелярский скотч, залепил ей рот, слегка вымазавшись в густо-фиолетовой помаде, и двинулся в кабинет президента. Хардинг на галстучном поводке не отставал только из опасения задушиться.
Наконец-то пришли. Огромный зал, в центре которого стоит овальное чудище красного палисандрового дерева, отдалённо напоминающее стол. Два мягких уголка для гостей примостились у противоположных стен, прозрачные стеклянные шкафы с какими-то книгами и папками обнаружились по бокам от двери, через которую я вошёл, телевизионная панель заменила здесь панорамное окно на оставшуюся четвёртую стену. Но главное здесь – громадное чёрное кресло. И в этом кресле для великанов восседает…
«Нет… мозг, это какая-то ошибка! И Шеп издевался, говоря о просчитанных ходах. Нас обыграли!»
Хозяин роскошного кабинета поднял голову, отрываясь от электронной записной книжки. Свешивавшиеся вперёд длинные светлые волосы убираются за уши, раскрывая мне прекрасно сохранившееся лицо мужчины лет тридцати. У него нежно-коралловый цвет губ… и изумрудно-зелёный оттенок глаз. Умопомрачительное сходство. Почти нет морщин, а бледно-золотистые волосы вьются. Хоть и не так сильно, как у…
– Рад, что ты дошёл сюда живым, Ангелочек. Джордж проспорил мне штат Калифорнию, – он медленно поднялся из-за стола, позволяя мне засмотреться тонкой и изящной фигурой, подошёл и протянул руку. – Приветствую тебя. Если ты не помнишь, меня зовут Кареллен. Кареллен Санктери.
Сердце остановилось, в который раз не успев попрощаться. Но у меня было в запасе три секунды, чтобы ощутить в рукопожатии гладкокожую маленькую ладонь с легко угадывавшейся под нежной оболочкой сталью, скрестить непримиримый взгляд с двумя озёрами светлого абсента, смотревшими на меня с нескрываемой жалостью…
И потом только осесть на пол без сознания.
Ненавижу свой транс, он так похож на обморок кисейной барышни. Но это единственный способ защитить свою больную душу от новых и новых потрясений. Миокард… оживай и принимай меня в свою клетку на титановых болтах.
~~~~~ Конец четвертой части ~~~~~
Комментарий к 25. За красной дверью
¹ Повар настолько был шокирован качественным и количественным составом любовников, которых Ангел привёз с собой, что забыл надеть колпак и фартук, приступая к приготовлению обеда. Киллер, как обычно, успел к завтраку в восемь утра, покормил своих ненаглядных сонь и отнёс каждого баиньки. Теперь он точно знает, что из них троих он обладает самыми крепкими нервами и выносливостью.
