Текст книги "Девятая Парковая Авеню (СИ)"
Автор книги: Deserett
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Бэзил изнасиловал Ксавьера еще гаже и противоестественнее, чем таинственный маньяк – меня в первый раз когда-то. Это служит лишним поводом для моей депрессии. Его тело постепенно выздоравливает, но он сам… Чувствую, его сознание всё глубже и глубже погружается в себя. А дальше будет лишь хуже. Придётся везти его в больницу, подключать к специальным системами поддержки и жизнеобеспечения, объяснять, подделывать документы… и всё равно врачи не помогут. Лишь позаботятся о том, чтобы он не умер в летаргии. А меня это не устраивает! Я не могу позволить Кси окончательно впасть в это состояние… своеобразное подобие комы. Сегодня он ещё ни разу не приходил в чувство, не отвечал на объятья, перестал шевелиться. Надо что-то делать.
Я закинул работу. Как я могу работать, если даже спать не могу? А сон – это самое важное в работе киллера. Если такие, как я, не в состоянии спокойно спать, они не могут убивать. А я сплю (то есть спал до начала этой безумной недели) спокойно. Совесть у меня чиста, потому что сердце сидит на страже со шваброй и штабелем хозяйственного мыла. Оно знает слишком хорошо: моё сознание нужно регулярно драить и напоминать, что я лишь орудие убийства. Если другие киллеры не могут спать спокойно и не дружат с совестью, они опять-таки не годятся… на роль орудий убийства. Сейчас я тоже не гожусь. Я так переживаю за Ксавьера, что вообще никуда не гожусь. Запихивать в себя еду насильно тоже не могу.
Однако именно сегодня, может, от нервного и физического истощения мне страшно захотелось чего-нибудь пожрать. Франциск удивляется молча и готовит мои любимые салаты и суши. В данный момент, например, я уничтожаю уже третий завтрак: какое-то мясо, старательно запечённое и чем-то вкусно зафаршированное (знаю, повар сочинял рецепт и старался, но мне сейчас не до тонкостей кухни), и традиционную жареную картошку. Допив очередную чашку кофе (я его почти ненавижу, но из этой чашки пил какао Ксавьер, я хочу прикасаться к ней снова и снова, а это значит…), я собрался встать из-за стола и проведать своего больного. Но…
– Сядь обратно, пожалуйста, – повар устроился на стуле напротив. Я молча повиновался. Его изучающий взгляд скользил по моим волосам – длинной дугой, от макушки к ремню. – Ты ничего не хочешь мне объяснить?
– По какому поводу?
– По поводу своей работы, – Франциск взял солонку и принялся вертеть её между пальцами, ужасно меня нервируя.
– А именно? – думаю, вид у меня в самый раз: самой что ни на есть оскорблённой невинности.
– Анжэ, не надо, – кажется, ему больно.
– Чего не надо? – я вынужден играть выбранную роль до конца.
– Прикидываться шлангом. Я понимаю, что это часть твоей загадочной деятельности, однако должен напомнить, что моя работа во многом – это ты. Я работаю на тебя почти пять лет. И я не слепой, не глухой и не круглый дурак. Я видел и вижу, что тебя всегда что-то гнетёт. В басню об агенте правительственной разведки я верил дней шесть. И потом… Анжэ, просто пойми меня правильно. Ты выглядишь слишком умным, красивым и несчастным, чтобы быть обыкновенной пешкой. Пешки живут семьями в полном довольстве жизнью. А страдают – короли.
– Ну и что же ты хочешь услышать? – его заботливый голос вызвал во мне глухое раздражение. – Признания в том, где я на самом деле работаю? Ты его не получишь. Не потому, что я тебе не доверяю (я доверяю тебе!), а потому, что мне неминуемо придётся выкладывать и предыдущее место работы.
– И что в этом плохого?
– Ты будешь презирать меня, – мой голос внезапно сел и ослабел до едва слышимого шёпота. Глаза Франциска потемнели.
– Презирать? Только не тебя. Я наблюдаю за тобой всё время, когда ты дома. И знаю теперь, что ты… – он поискал нужные слова на потолке и стенах, – человек редкостный по своей сути, вымирающий вид. Ты можешь быть невинным и распущенным, нежным и колючим, но одинаково располагающим в любом настроении. Ты знаешь о своей красоте, мне незачем повторяться, но ты сам слеплен из сплошных противоречий. Гибкий и несгибаемо твёрдый, обворожительный, страстный… То горячий, то отстранённо холодный. Я видел тебя в душевой, чего греха таить. Видел, с какой ненавистью и одновременным обожанием ты смотришь на себя в зеркала. Как репетируешь жесты, реплики и целые речи. Как можешь изображать слабость, кокетство или грубую силу. Соблазнительный в своей хрупкости, по-женски капризный и обманно завлекающий… будто играющий в высококлассную проститутку. Это всё ты. И, наконец, ты убийственный. Твоя походка и привычка бесшумно подкрадываться роднит тебя с кошками. Ты быстрый и опасный, как нож профессионального наёмника. Я неплохо изучил твою коллекцию оружия, не воображай, что функция светильника у шкафа, ведущего в бункер под домом, является бог весть какой тайной. Ты проводил под землёй долгие часы, тренируясь. Возвращался уставший, нагуляв волчий аппетит, брал из моих рук тарелку с супом, а твои собственные руки украшали свежие проколы и порезы. Ты улыбался и ел, не замечая своей крови на скатерти. А я смотрел и терялся… путался в собственных мыслях и в гранях твоей натуры. До сих пор я пребываю в сомнении о том, кем ты работаешь. Вообще, кем можешь работать.
– Франциск, это нечестно…
– Честно, ведь я от чистого сердца хотел узнать правду.
– Значит, хочешь знать? Честно и откровенно? – я затаил дыхание в ожидании ответа.
– Да, хочу! Прямо сейчас, – он ударил кулаком в ладонь.
Я расслабился и закрыл глаза, позволяя роковым фразам вольно литься.
– Ты угадал всё абсолютно верно. Попал не в бровь, а в глаз. Единственный нюанс – хронология. Я не мог быть занят по всем перечисленным специальностям одновременно, а потому поясняю. Вначале своего пути я работал, как ты метко выразился, высококлассной шлюхой… на правительство. Находился на службе у национальной безопасности США с восьми лет. Я завязал с этим, Франциск. И сейчас работаю киллером. Почти сразу после превращения в него я и взял тебя на работу, поселившись здесь. На прошлом своём задании я убил отца белокурого мальчишки, уже неделю спящего в моей спальне. А потом… зачем-то привязался к этому мальчишке. Я так боюсь за его жизнь, что потерял сон и аппетит. Не ел все эти дни, пока не дошёл до стадии желудочного самопереваривания. Но умирать мне пока что-то не хочется, потому сегодня, поддавшись жуткому приступу голода, заставил тебя готовить снова и снова. Теперь тебе всё ясно?
Повар встал, перегнулся через стол и со всего размаху влепил мне пощёчину.
– За что? – я покачнулся и едва не упал со стула, но Франциск уже стоял рядом, успев меня поддержать. Даже прижал к себе.
– За то. Молчал пять лет, как homme au masque de fer¹, – он крепко обнял меня за плечи и спрятал лицо в моих волосах. Я вздохнул, подумав, что не могу винить его в желании прикоснуться ко мне. – Анжэ, извини, но у меня всегда руки чесались приласкать тебя. Только я не знал, из-за какого горя тебя утешать. Вспоминаю сейчас все твои истерики, депрессии, взрывы ярости и отчаянного веселья… Анжэ, почему ты мучил себя, скрывая всё так долго? И меня мучил, сам того не осознавая.
– А что ещё я мог сделать? Как я могу определить, кому можно доверять, а кому – нет? Только проверка временем что-нибудь показывает. Преданность каждую секунду этого времени. Если бы ты хоть одним намёком дал мне понять, что не испытываешь ко мне той самозабвенной любви, которую я сейчас вижу отчётливо, я ни за что не признался бы сейчас.
– Я так и понял, – Франциск мягко отстранился и подтолкнул меня к выходу из столовой. – Я на кухню. А ты иди к своему пациенту. Мне ещё готовить и готовить, мясо в духовке ждёт, пережаривается, поставщик овощей с минуты на минуту позвонит… короче, я удивлюсь попозже. Детальный рассказ потребую тоже позже.
– Спасибо… «папочка», – я лукаво улыбнулся и с тревожно бьющимся сердцем
(«А вдруг он уже пришёл в себя?!»)
вошёл в спальню. Нет, надежда не оправдалась, Кси разметался по кровати в своём беспробудном сне-лихорадке. Лапочка… если к вечеру ты не придёшь в сознание, мне придётся кормить тебя внутривенно. А пока я волей-неволей обязан оставить тебя и уйти на работу.
Иначе Хардинг сдерёт с меня три шкуры.
Комментарий к 8. Пожар
¹ Человек в железной маске (фр.) – загадочный узник Бастилии (примерные годы заточения 1660-1670). До самой смерти за решёткой не показал никому своего лица и не проронил ни слова.
========== 9. Перед грозой ==========
****** Часть 2 – Чувства стихий ******
Шеппард оторвал глаза от кипы бумаг и холодно взглянул на меня:
– Ты хочешь уволиться?
– Не понял…
– Ты хочешь уволиться? – спокойно повторил Шеп.
– Эй, ты чего?! – сердце забило тревогу от неясных предчувствий. Я велел ему заткнуться.
Хардинг хрустнул пальцами и повернулся ко мне вполоборота:
– Ты отказался от трёх весьма заманчивых клиентов, больше недели без всяких объяснений не показывался в офисе, а сейчас пришёл с таким затравленным и замученным видом, что никакого другого вопроса у меня возникнуть и не могло. Присаживайся.
– Не хочу, – я нервно улыбнулся. – Я вовсе не собираюсь увольняться. У меня просто… просто я… у меня проблемы, которые касаются только меня.
– Ты в этом уверен?
– Откровенно говоря, нет, но… я пришёл просить себе ещё выходной. Хотя бы один день. Я не могу выйти на задание просто физически.
– Разумеется, не можешь. И никто не сможет это сделать, если не будет высыпаться целую неделю.
– С чего ты взял, что я не спал неделю?
Босс пожал плечами:
– По тебе много не скажешь, и мне остаётся догадываться, что такое страшное с тобой приключилось. Но твои воспалённые и смертельно усталые глаза заставляют меня тревожиться сильнее, чем ты можешь себе представить. Не хочешь поделиться проблемой?
– Ты не сможешь подсказать мне выход.
– А ты не будь в этом так уверен.
– Я ни в чём не уверен, Шеп. И я боюсь. А со своим страхом справлюсь только я сам.
– Почему ты перестал мне доверять? – его серые глаза приобрели знакомое пронизывающее выражение. Не могу допустить его в свой внутренний мир именно сейчас.
– Я доверяю тебе, не сомневайся. Возможно, просто настало время проверить крепость твоего доверия ко мне. А потому доверься мне немедленно. И больше ничего не спрашивай.
– Как скажешь. Поговорить с тобой, по крайней мере, можно или ты жутко торопишься?
– Могу остаться на полчасика, Шеп. А у тебя что, совсем дел нет?
– Анджело, я не видел тебя восемь дней. Почти девять. Я мог элементарно соскучиться, или у меня внутри счётная машина и кассовый аппарат? Я ведь имею право на мизерную толику твоего внимания?.. Как крёстный отец. Работа может и подождать. Иди сюда, – Хардинг прекратил болтовню и привычным движением привлёк меня к себе.
В его медвежьих объятьях я ощущаю себя неповторимо маленьким и беззащитным. Проверенная надёжность этих могучих мускулистых лап вроде бы успокаивает. Но и тревожит кое-что. Шеп без памяти влюблён в моё тело, поклоняется ему… и тем не менее пресекает в корне любую шальную мысль, направленную на воплощение непристойных фантазий. Я верю, что его воля огромна. Но ведь не бесконечна же. Когда Шеппард сорвётся? И, если это произойдет, не превратится ли он во второго Бэзила? Он, конечно, совестливый и сердечный, но мало ли во что может превратить его мой отказ. Кроме того, Варман по комплекции и рядом с ним не стоял. Шеп такой верзила, что при желании и надлежащей агрессии способен изнасиловать меня одним мизинцем. При желании, да – одним мизинцем. Нет, он слишком любит меня. Или я наивно обманываюсь?
– Я обожаю тебя, – прошептал Шеп, вряд ли даже догадываясь, как метко разрешил мои сомнения. – И никогда не хотел причинять боль. Я мучаюсь, когда мучаешься ты. Если я обидел тебя настойчивыми расспросами, то прости, малыш. На самом деле я хотел поговорить с тобой о твоём последнем клиенте.
– Максимилиан? – моё тело слегка напряглось, и его руки не могли этого не заметить.
– Не совсем. Ксавьер.
– Опять?! Дался тебе младший Санктери…
– Не мне. Правительству.
– Ну что уже случилось? – нетерпение я довольно ловко выдал за раздражение и протест.
– Едва поступив на базу, он следующей же ночью оттуда сбежал, подорвав штаб-квартиру управления, где, к счастью, было немного людей. Кроме того, задушен его учитель Бэзил Варман, твой любимый враг… и наш недавний заказчик. Застрелено несколько офицеров. Ходят упорные слухи, что Санктери помогли сбежать. Ты ничего не слышал об этом?
– Забываешь о том, что я неделю из дому не выходил. Какие новости, когда мне так хреново?!
– Энджи, может, ты заболел?
– Может, – я вздохнул с притворной горечью. – Вполне возможно, у меня неизлечимая болезнь. Одна из тех, что нередки в рядах бывших федеральных шлюх. Ты понял, о чём я, Шеп. Закончился многолетний инкубационный период, и теперь вирус перешёл в наступление…
– Ш-ш! Не смей так говорить! По этой части ты абсолютно здоров, я уверен. Я продолжу. Ксавьер исчез, сотворив дичайший переполох и панику, его разыскивает национальная служба безопасности, ЦРУ и наша контора. За его голову назначена кругленькая сумма, однако всем нам он нужен исключительно живым. У Максимилиана огромное наследство, если Ксавьер умрёт, оно автоматически по завещанию достанется его двоюродной сестре Шейле. Она живёт в Европе, семья у неё немаленькая и хорошо подкованная в вопросах финансовой защиты, я наводил справки. А сама она работает в министерстве юстиции. Наше правительство просто не сможет дотянуться до неё и, тем более, убрать. Всё это вызовет слишком широкий резонанс у общественности.
– Зачем вообще кого-то убивать?!
– За неимением наследника всё богатство Санктери достанется государственной казне Штатов. А оно не очень скромное, знаешь ли – 29,7 миллиардов долларов по официальным документам. И является в пять раз большим на самом деле.
Я еле-еле сглотнул сухой комок в горле и спросил:
– А если этого Ксавьера найдут живым?
– В идеальном варианте его заставили бы подписать документ, по которому он отказывается от прав на собственное наследство, но это было бы в том случае, если бы он был совершеннолетним. А в данной ситуации ему назначат опекуна-распорядителя имуществом, который постарается сделать так, чтобы через пару лет унаследовать нечего было. Но без самого Кси провернуть все эти махинации им не удастся: любые действия будут неправомерными. А они всегда и всё… делают неукоснительно буквы закона, – Шеппард криво усмехнулся.
– Я не понимаю, к чему об этом рассказывать мне?
– Я хочу, чтобы ты занялся малолетним Санктери, его поисками. Хочу доказать этим вшивым правительственным агентам-недоумкам, что “Compare2State” – круче всех не только в США, но и во всём мире. И что наши сотрудники – лучшие из лучших. А самым лучшим из этих лучших небезосновательно являешься ты. Поэтому-то я тебя и выбрал. Ты найдёшь его быстрее ЦРУ.
– Мило. А что потом, после того как я поймаю и приведу малявку?
– Собственно, нам он не нужен. И мы дорого продадим его алчущему казначейству. Но не за одни лишь деньги, разумеется. Что касается тебя – награду за Кси ты получишь и от своих, и от чужих. От меня, как обычно, премиальные, и от Белого Дома тридцать два миллиона: именно во столько оценили голову Санктери. Короче, я рекомендую тебе хорошенько выспаться и заниматься работой. Подготовься. Завтра начнёшь охоту.
– А если я не хочу? – вырвавшиеся слова принадлежали не мне, а миокарду.
– Не хочешь? Но… – Хардинг явно растерялся, – не хочешь или не можешь?
– И не хочу, и не могу. Но я это не утверждаю окончательно, я просто спрашиваю. Что, если я откажусь от этого дела?
– Я тебя пойму. Если, конечно, ты сможешь мне вразумительно объяснить почему.
– Объясню охотно. Мне с головой хватило папочки этого шустрого сопляка. Он так меня выбил из колеи, что я до сих пор не могу опомниться.
– А что такого произошло в ночь убийства, Андж? – у меня было омерзительное ощущение, что Шеппарду известно абсолютно всё, но я бездумно подавил его: этого просто не может быть!
– Тебя это не касается, Шеп. Прости, но это действительно так. Когда пойму, что могу расколоться, тогда и открою тебе эту замечательную тайну.
– О’кей. Проясни лишь одно: ты берёшься?
– Не знаю. Я… ещё подумаю. Дай мне время до завтра. Я позвоню или приду и… нет, просто позвоню и скажу два слова. Даже три.
– Какие?
– «Выхожу на охоту». В противном случае я не позвоню. Сам мне лучше не трезвонь. Скорее всего, я буду спать.
– Договорились, малыш, – он чмокнул меня в щеку.
– Пока, Шеп, – я успокоен, но не полностью. Что-то в тоне его голоса сильно разволновало моё сердце.
«Ему известно то, о чём ты даже не подозреваешь!»
Может быть. Всё может быть.
*
Вернулся домой. И первым делом бросился к Франциску:
– Детка в себя не приходил?
Повар сокрушённо покачал головой:
– Я бы очень хотел тебя обрадовать, но… извини, Анжэ.
– Ты не виноват. Я не ставлю будильник, разбуди меня в семь, – я влетел в спальню, еле вписавшись в поворот, притормозил и с отчаянным стоном опустился на постель рядом с Кси. При одном взгляде на него силы меня оставили. Снял одежду не вставая, неловко расшвырял по комнате. Жадно тяну его к себе, завёрнутого в одеяло, обхватываю за талию и тщетно пытаюсь уснуть. Я не могу сейчас связно думать, нахожусь в таком глубоком ступоре, что мозги отказали. Это чистой воды издевательство. И издеваются надо мной все, начиная с Шеппарда. Ловить Кси, лапочку… искать его, продавать…
(«И предавать»)
…да, и предавать. Сдавать правительству, за большие деньги. И получать от Корпорации ещё большие деньги. Ведь кусок такой жирный. Как же так? За что, за что мне это?
Горячечно покрыл его личико поцелуями, прижал к своей груди и вроде бы засыпаю. Либо во время, либо после сна, ко мне должно прийти решение, что делать с летаргией. Как вынуть его из защитного кокона… не может же это продолжаться вечность.
А когда Ксавьер очнётся, пусть сам решит свою судьбу. Я полностью в его руках. И помогу ему всем, чем он захочет.
*
Франциск забыл меня разбудить. Или специально не тревожил, чтоб я выспался. Самостоятельно проснувшись в девять вечера, я ужаснулся столь позднему времени до такой степени, что меня шарахнуло гениальным озарением. Ну, может, не совсем гениальным… короче, когда петушок в задницу клюнул, тогда меня и осенило, как разбудить Кси. Главное, как обычно – не спешить.
Я тщательно подобрал одежду: тонкая чёрная рубашка просвечивает ровно настолько, чтобы оставить в мучительном сомнении по поводу наличия или отсутствия татуировок (они у меня есть); чёрные джинсы той неопределённой низкой посадки, которая остается в зыбких рамках приличия и одновременно при каждом движении приоткрывает узкую полоску голой кожи. И внезапно рубашка становится недостаточно длинной… но всё ещё пристойной. Старые учителя постарались привить мне манеру выглядеть одновременно и вызывающе, и просто. У рубашки строгий деловой покрой, однако расстёгнутые рукава свободно свисают вниз, ниже запястий, а из пяти незаметных пуговиц застёгнуты лишь третья и четвёртая. Джинсы без всяких излишеств (если не считать клёпанного ремня), с одной-единственной серебряной цепью сбоку, невероятно длинные
(«Ещё бы, шиты на заказ, и покрой точно по длине твоей ноги, хи-хи… какой же ты скромник»)
и плотно облегающие до колена. Платформу ботинок я себе позволил сегодня высотой в пять дюймов, более чем достаточно при моём росте. Ботинки унисекс, страшные, как носороги, и привлекающие максимум внимания. Я ведь другие не ношу. К счастью, их под штанинами почти не видно, только полукруглые лакированные носки. Смотрюсь в зеркало – там стоит довольно бледный, тщательно напудренный мальчик, здорово напоминающий девушку-утопленницу. У него ненормально большие синие глаза и слишком яркое красное пятно губ. Ему осталось хорошенько подвести веки жирным чёрным карандашом, для создания классического образа упыря – это последний логический штрих. Да уж, я сегодня слишком правдоподобно похож на вампира. И это почти не забавно. Что скажешь, миокард?
«Талия и узкие бедра… мальчик? Отнюдь не широкие плечи и смазливое накрашенное лицо… девочка? Нет, я не запутываюсь, просто сравниваю. Вот только лицо твоё гораздо больше, чем просто смазливое или сладенькое. Больше, чем привлекательное или ещё какое-то там. Больше, чем всё это, вместе взятое. У меня никогда не было слов, чтобы описать тебя, мозг. Даже по отдельности, не говоря уж об облике в целом. Не могу, не получается. Твоё порочное очарование создали не черты лица. Но они неотделимы от него и всего твоего паршивого продажного облика».
Сколько комплиментов. Знать бы ещё, что эта драная внешность мне действительно поможет. Я ведь даже толком не уверен, что иду в правильном направлении.
Самое трудное – это оказаться в нужном месте в нужное время. С нужными людьми. И желательно без досадных проволочек. Я пробую. Набираю номер своего единственного друга.
– Салют, Руперт. Ты не мог бы отпустить Фредди сегодня на вечеринку со мной? Обещаю, всё будет прилично. Кроме того, твой, как ты выразился, «кроха» не такой уж и мелкий и несмышлёный. Думаю, в историю не вляпается. Хорошо, я лично привезу его домой утром. Да, утром. Ну и чего ты так орёшь? Неужели ты думаешь, что мальчик, как несчастная грязнуля Золушка, помчится домой, едва пробьёт двенадцать? Руп, ты сильно отстал от жизни. К полуночи вечеринки ещё даже в разгар не входят! И шлюхи в это время ещё недостаточно обнажены и раскованны. И вообще, прекрати вести себя как законсервированный таракан доледникового периода. Короче, я забираю Фреда. До скорого. Не гнуси.
Это первое. Второе – лезем во всемирную сеть и выясняем, на какую пьянку нам следует завалиться. Лицо, столь меня интересующее, непредсказуемо. Способно и не пойти сегодня веселиться. Может, оно вообще где-то на гастролях вне Лос-Анджелеса. Но мне чертовски везёт: цель находится не только в черте города, но и на пирушке в честь открытия магазина новой линии модной парфюмерии её имени. Судя по новостным таблоидам, официальная церемония в бутиковом центре состоялась пять часов назад, значит, можно смело заваливаться на after-party, стартовавшую на другом конце города.
*
Подъехал к дому на пересечении 73-й и 18-й улиц. Одинокая фигурка Альфреда торчала на обочине дороги.
– Я так рад, что ты уговорил моего папу!
– Садись скорее, мы опаздываем, – я тронулся с немилосердным ускорением и покатил на холмы.
Фредди с интересом вертел башкой, потом воскликнул:
– Мы опять едем на Беверли-Хиллс!
– Почему тебя это удивляет?
– Ну, если честно… мне почти стыдно. У меня даже подобающего случаю прикида нет.
– Да кого будет интересовать твоё шмотьё?! Там, куда мы едем, темно!
– Там, куда мы едем, собираются сливки общества, – его голос стал очень обиженным. – Зачем ты берёшь меня с собой? У меня нету таких денег, как у них. Как у тебя.
– Так, ясно. Заедем ко мне домой. Если тебя так напрягают тряпки, я переодену тебя сам.
– В свою одежду?
– Именно.
– Но… – его глазки загорелись и тут же потухли, – что же я надену? У тебя идеальная фигура. Длинная, стройная…
– Господи, Фредди, не начинай! – где-то я сегодня уже слышал это.
– Не перебивай! У тебя такая фигурка… просто дар богов. Я не смогу сравниться с ней ну никак. А у тебя же всё сшито точно по размерам, волос к волосу…
– Заткнись! – резко сказал я, нажимая на тормоз. – Вылезай из машины и топай за мной.
Фред подчинился беспрекословно. Хвостом он семенил за мной на третий этаж дома, не говоря ни слова, пока не был остановлен у двери в спальню:
– Подожди меня здесь.
– А почему я не могу войти?
Я не удостоил его ответом и захлопнул дверь.
– Кто это? – слабым голосом спросили коралловые губы, на которые налипли золотистые локоны, сильно растрёпанные после долгого сна.
– Я, – о-о… у меня страшно запылали щёки. Да какие там щёки, вся голова. – Помнишь меня?
– Нет, – равнодушно сообщили всё те же губы, с которых я осторожно убрал влажные волосы. – Я себя не помню. Я вообще кто?
– Ты лапочка, – я усадил обнажённого Кси на постель и принялся натягивать на него свою любимую тёмно-зеленую рубашку.
– Меня так зовут? – он послушно сунул руки в рукава и зевнул, порываясь упасть обратно на подушки.
– Почти, – я удержал его сидящим, потом, поколебавшись, всё-таки позволил лечь и вытащил из шкафа какие-то -надцатые штаны из чёрной кожи. Они пришлись ему почти впору: чуть свободнее и чуть длиннее, чем мне. Подвернув штанины на пару дюймов, я с обречённым вздохом обнаружил, что он опять спит. Да блли-и-ин… надо срочно выметаться на вечеринку, иначе это никогда не закончится. Ещё немного покопавшись в гардеробе, я нашёл старые джинсы, подаренные мне Шеппардом в те времена, когда он ещё не знал толком, какие извращённые вкусы у его крестника,
(«При чём тут вкусы? Он даже с размером не угадал! Жаль, я не мог подсказать Шепу попрыгать вокруг тебя со складным метром…»)
и футболку «Mango», купленную мной во время прошлого отпуска в Италии далеко не в трезвом состоянии. Потом вернулся в коридор.
– Кто у тебя в постели? – выражение голубых глаз Фредди меня сильно расстроило.
– Почему ты думаешь, что там кто-то есть?
– Ты разговаривал, – его отчаяние и ревность меня теперь просто убивают. – Второго голоса я не услышал, но ты точно с кем-то разговаривал. С кем?
– Не суй свой нос куда не надо, – я бросил ему под ноги одежду и стремительно пошёл вниз.
– Ангел, я её знаю? – он догонял меня бегом, в задыхающемся голосе слышалась ярость.
– Уймись.
– Она местная?
– Уймись!
– Она очень красивая, да? С большими сиськами и упругой задницей…
– Да кто тебе сказал, что это «она»?! – выплюнул я неожиданно и тут же прикусил язык.
«Да как он смел цепляться к тебе со своими тупыми вопросами, недоносок?! Прости… я не ведаю, что творю».
Блядь! Ну, миокард, ну молодец. Удружил…
Ошеломив его (и себя) этим восклицанием, я молча подождал, пока Фред оденется, и мы наконец уехали на вечеринку.
========== 10. Шторм ==========
****** Часть 2 – Чувства стихий ******
Шикарный элитный клуб – это видно по тому, что дом грязен и обшарпан, нет ни вывески, ни хоть какого-нибудь вразумительного входа. Альфред растерянно озирается, но спросить что-либо боится.
– Иди за мной, – мой холодный голос, по-моему, напугал его ещё больше.
Обхожу дом и замечаю широкую металлическую дверь. Она наглухо заперта, естественно. Я постучал в неё легонько два раза. Открылось небольшое квадратное окошко, в котором возник налитый кровью чёрный глаз и кусочек тёмной щеки.
– Чего надо? – неприязненно спросили из окошка.
– Войти.
– Говори пароль.
– Какой еще пароль?
– Свободен, – окошко закрылось.
– Чтоб ты сдох… – я сплюнул в сторону.
Дверь немедленно отворилась:
– Сэр, не шутите так в следующий раз и сразу говорите пароль, – чёрнокожий охранник почтительно отступил и пригласил меня войти.
– А что ты такого сказал? – с любопытством спросил Фредди.
– Да сам не знаю… – я пожал плечами. Какая часть из моего ругательства была секретным словом? Или им был… плевок?!
«Забудь об этом, нашёл о чём размышлять».
В клубе накурено, кто-то стоит на сцене и читает отстойный детройтский рэп, а диджей откровенно халтурит. Очень много народу и очень мало света. По стенам мелькают блики от висящего под потолком серебристого шара, работает стробоскоп… и это единственное освещение. Фред схватил меня за руку, виновато прошептав:
– Не сердись, я боюсь потеряться. Что это за место?
– Пойдём к бару, – сказал я, давая понять, что отвечать не буду. Здесь народу теснилось не так много, однако все места были заняты.
– Ангел, что мы здесь делаем? Здесь одни чёрномазые… – опять захныкал Фред.
– Ты ещё погромче это повтори, – я бесцеремонно спихнул с круглого стула какого-то весьма упившегося тинэйджера и усадил на освободившееся место Фредди. – Вот, держи сотку, купишь себе чего-нибудь не слишком крепкого. Водку или коньяк пить запрещаю строго-настрого: просто не хочу тащить домой бревно. Долгие препирательства с Рупертом тоже не в моём вкусе.
– Л-ладно, а ты сам куда?
– По делам. Ну всё, отрывайся.
Проигнорировав его умоляющие глаза, я нырнул в море топтавшихся, типа в такт музыке, тел, оставшись невысокого мнения по поводу их чистоплотности, и обнаружил ещё одну дверь. Там нашёлся мини стрип-бар с четырьмя пилонами и рулетка. Не проявив никакого интереса ни к первому, ни ко второму, я углядел ещё одну дверку, полускрытую драпировками и кожаной обивкой стены.
«Да, это именно здесь».
И без тебя понял. У этой замаскированной дверки стоит мрачный трезвый амбал, внимательно ощупывающий всех, кто пытается зайти. Я с облегчением вспомнил, что оружейный арсенал до последней отравленной булавки благополучно остался дома, и смело шагнул к охраннику.
– Ты к кому? – равнодушно спросил он, несколько менее равнодушно скользя руками по моим бедрам и бокам.
– К ней, – ответил я лаконично, доставая пачку и закуривая.
– Чист. Проходи, – его лапищи на секунду сжали мои ссутуленные плечи. – И заходи почаще.
– Это как получится, – я улыбнулся одним уголком рта и ступил в следующий зал.
Здесь был карточный стол, отдельный бар и накрытый ужин по всем правилам хорошего тона на ещё одном длинном столе. Однако присутствующие к банкету не приступали, предпочитая кофе, карты и сигареты. Сидело шестеро: четыре парня и две девушки. Одна из них – во главе стола.
– Ждали? – приветливо поинтересовался я, усаживаясь рядом с объектом охоты.
– Не знаю. Может быть, – «объект» с большим вниманием осмотрела моё лицо и расплылась в улыбке. – Мы знакомы?
– Заочно – да. Мне рассказывал о тебе друг.
– Кто?
– Санктери. Белый. Блондин.
– О… он прелесть. Ребята, – она обратилась к игрокам. – Если вы не возражаете, мы оставим вас ненадолго, нам надо поговорить.
Вторая девушка согласно кивнула, а я немедленно схватил свою добычу за руку и вытащил из зала в какое-то подсобное помещение, вроде погреба: там было неимоверное количество ящиков с разнообразнейшей выпивкой.
– Рашель… – нежно начал я, без предисловий прижимая её к себе, – у Кси неприятности.
– Какие? – звезда ритм-энд-блюза заметно встревожилась, но от меня не отстранилась.
– С ним кое-что приключилось. Он попал в аварию… нет, не пугайся, сейчас уже почти здоров. Но… понимаешь, он не приходит в себя. То есть он очухивался пару раз. Но это был не он. Он сам себя не помнит. И вообще ничего не помнит. Ему отшибло память. И без посторонней помощи она не вернётся. Он преодолеет амнезию, если ты поможешь ему.
– ???
– Да, ты. Ты не ослышалась. Вам надо увидеться. Сегодня же. Сейчас же. Ты нужна мне. Нам! Ты можешь к нему приехать? Я не приму отказа…
– Но что я должна буду делать? Я же не врач.
