Текст книги "Девятая Парковая Авеню (СИ)"
Автор книги: Deserett
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
– Э-э… а… – в штанах у него что-то шевельнулось, поднимаясь, – пусть это будет неожиданностью.
– Нет-нет-нет, Алу, я очень привередлив в плане музыки, если с первых нот мне покажется, что это полный отстой, я развернусь и уйду и ты никак не сможешь меня остановить
Я провёл пальцами по твердой выпуклости под его ремнём. Облизнул губы, раздвинул их в легкой улыбке. И наклонился к его лицу с намерением поцеловать. Но… в последний момент передумал. С явственным стоном похоти и сожаления пьяный финн проводил моё дыхание, лишь на миг обжегшее его, и прошептал, запинаясь:
– Хорошо, уговорил. Сегодня, в день середины лета, в клубе «Тавастия», нарушив свою обычную предновогоднюю традицию, будет выступать его манерное высочество Кирсти Лайт с группой Ice Devil.
«Ни фига себе! Простое совпадение? Ну что ж, кибермозг, тебе крупно повезло».
Уверен? Ты странно сжался в груди, миокард, заслышав это прославленное имя. Не от дурных ли предчувствий?
*
Я расстался с ребятами (как выяснилось при прощании, они назывались Bodom Squad и играли диковатую мешанину необузданного блэк-метала и сложных гитарных соляков в аккомпанементе классической музыки) ещё несколько часов назад. Нашёл себе приличный отель (название не выговорю даже в трезвом состоянии) и валялся на кровати чуточку возбуждённый, в предвкушении встречи с Кирсти. Я много раз был на их больших концертах в рамках американских туров или европейских готических фестивалей, но в маленьком клубе, в интимной атмосфере…
Своим предложением Алекси может подтереться. Работать я не намерен, я вообще-то приехал за Кси. А этот концерт только разнообразит поиски и повеселит меня. Пусть и не мечтает, кроме всего прочего, я не в том состоянии, чтобы высыпаться, готовить инструменты и настраивать себя на убийство. Облезет. Жил ведь со своим врагом до этого, проживёт и дальше. Можно подумать, в Хельсинки мало своих чистильщиков. Не буду отбирать хлеб у финских собратьев.
«Правильно, кибермозг, лучше разжечь в себе похоть, разглядывая тело Кирсти на обложке альбома “Razorblade Truth” (2000), прийти на концерт в образе самой соблазнительной шлюхи, свести с ума и совратить мистера Лайта. А потом томно отдаться ему в женском сортире, позабыв обо всех золотых волосах в мире, вместе взятых».
Очень остроумно. И не подумаю! Что тебя так злословить пробрало? Кристиан, конечно, хорош. Очень хорош. Но Ксавьер в тысячу раз соблазнительнее.
«Ага, скажи об этом своему торчащему колом приятелю в штанах».
Ты открыто обвиняешь меня в измене?
«Не хватало! Я пока всеми силами пытаюсь предотвратить эту самую измену. Если ты не договоришься со своим мужским достоинством об отмене боевых действий по отношению к тёмноволосому финскому противнику, я приму соответствующие меры».
Это какие же?
«Покалечу тебя. Подсыплю брома в минералку».
Да?! В таком случае я тебя…
*
Утомившись за десять минут препирательств и так и не придя ни к какому компромиссу, я оставил сердце в покое (не то чтобы ссора надоела, просто спать захотелось: день на дворе как-никак, а мой режим со сном шиворот-навыворот никто не отменял), поспал, но недолго – часа четыре, и был разбужен горничной отеля:
– Простите, nuori mies⁴, к вам пришёл мужчина, называющий себя вашим менеджером.
– Серьёзно? – поинтересовался я спросонья, до конца не въехав в смысл последнего слова. – Ну впусти его, что ли…
В номер тут же вломился, чуть не сорвав дверь с петель, взъерошенный мужик в жилетке, морду лица которого я помнил очень хорошо (только вот где видел, когда видел и как звать – из головы вылетело). Тем более странными мне показались его психованные вопли:
– Кирсти, тварь недоношенная! Какая сосулька тебе воткнулась в зад, что ты смылся из студии?! Ребята с горя уже надрызгались как свиньи…
– Что ты там такое воешь, кувшинка с пестиком? Я тебя не знаю, отвали.
– Как не знаешь?! – он отчаянно схватился за голову и выдрал внушительный клок волос.
– В первый раз вижу…
Я сбросил с себя одеяло, сладко потянулся и глянул на наручные часы: ничего не видать, поскольку шторы я, как обычно, задёрнул, и в комнате темень – глаза выколи. А прибалдевший визитёр, на секунду лишившийся дара речи от моего чистосердечного признания, заорал:
– Значит, впервые видишь? Сволочь! Я тебе разрешал пить до выступления? Я тебе разрешал баловаться дурью до выступления?! Я тебе разрешал трахаться до выступления?! Кто тебя напоил, мерзавец, на кого в этот раз свалишь всю вину, а?
– Послушайте, мистер, не брызгайтесь слюной. Я вас не знаю, ну вот вообще, никак, полный аут. Вы, по-моему, номером ошиблись, а скорее всего, как я подозреваю, отелем. Идите в коридор, отдышитесь…
– Он ещё меня успокаивать смеет… дрянь! Ну-ка подымайся, обломок слоновьего бивня! – злющая-презлющая жилетка бесцеремонно поволокла меня с кровати к окну, в порыве ярости оборвала все шторы и встряхнула. – И не мечтай ко мне потом приползать и вымаливать прощение! Смотри мне в глаза, алкаш недотраханный, и говори: кто я?!
Я безразлично пожал плечами и сунулся в окно. Моё отмороженное поведение объясняется не испугом, а зверским желанием ещё поспать. Я еле глаза разлепил. Мужик зарычал, вторично встряхнул меня, будто хотел желудок вывернуть наизнанку, и потянул за волосы, заставляя поднять голову. Я нехотя повиновался и встретился с его взглядом.
– Мать мою через жопу! – жилетка затряслась, выронила меня из немеющих рук и сразу же бросилась ловить. Поймать успела до того, как я треснулся головой об пол, лихорадочно подхватила на руки и унесла обратно на кровать. Укладывая меня в наиболее удобной позе и поправляя подушку, визитёр пытался что-то сказать, но язык ему не повиновался. Наконец он резко задохнулся, сжимая в обеих руках мои ладони, и громко истерично расхохотался.
*
Полчаса спустя.
– Ну хватит уже, господин Вестеринен, хорош ржать, у вас слёзы без удержу текут от смеха. Объясните мне, наконец, что происходит.
– Ки… Кирсти. Он пропал. Исчез ут… господи, что с моим языком! Утром. Его до сих пор не могут нигде разыскать, – Сеппо выдал последний нервный смешок и вытер глаза. – А портье отеля, сдавший смену, случайно встретил моих людей на улице. Ну и признался им, что видел человека, очень похожего на Кирсти. Сказал, куда вас поселили. Я сразу и примчался. А вы… а ты… – он захохотал с новой силой, из глаз снова показались слёзы.
Скорчив недовольное лицо, я ещё минуту выдерживал этот хриплый смех, потом надавал менеджеру группы по морде и, как ни странно, успокоил его. Посидев в угрюмом молчании, Сеппо внезапно встал с кровати и подошёл к креслу, в котором я сидел:
– Как вас зовут?
– Ангел.
– Дурацкий вопрос был, однако, – он принуждённо улыбнулся. – Я хотел бы попросить прощения. Ангел, простите меня. Я никогда в жизни… вообще не мог предположить, что где-то существует человек, похожий на Кристиана. И ярче, привлекательнее, дьявольски красивее и соблазнительнее его, во много раз. Это, конечно, очень нагло и вызывающе звучит. Но я за словом в карман никогда не лезу.
– Да будет вам, Сеппо. Не вините себя, в такой темени обознаться мог любой. Тем более что голос у меня почти такой же прокуренный и низкий, как у него, – я достал сигаретку и бросил ему пачку.
Сеппо невесело рассмеялся, повертел маленькую коробочку в руках и задумчиво произнес:
– Мальборо, легкие… голос… вы умеете петь?
– И не надейтесь. Даже думать о таком не смейте! Петь вместо Кирсти я не стану.
– А если бы к вашей голове приставили пистолет?
– Но он ведь не приставлен.
– К моей приставлен! Ангел… – он снова выдрал клок седеющих волос. Я задержал взгляд в его тёмных просящих глазах. Вздохнул.
– Да. Я немного пою. Без ложной скромности, вживую пою сносно, церковно-приходской хор не опозорил бы. Только, повторяю, спасать ваш концерт в «Тавастии» не хочу.
– Откуда вы знаете о выступлении?
– Я приглашён.
– Кем?
– Да тут… местный ваш какой-то рокер пригласил. Алекси.
– Алекси?! – Сеппо нахмурился. – Впрочем, мало ли. Знаю я одного подонка Алекси, но сколько еще в Хельсинки людей с таким именем живёт. Я лично, например, знаю четверых Кирсти, правда, фамилию «Лайт» из них носит всего один. Тот, который имел сегодня наглость провалиться сквозь землю.
– А может, его похитили?
– Ха, похитили! – Сеппо фыркнул. – Да кому, кроме меня, нужен этот вечно пьяный олух?
– Фанатам, – робко предложил я.
– Ага, конечно. Уточняю – фанаткам. Им бы всем переспать с ним, а творчество, музыка, он сам в реале, какой он есть – до одного места. Как раз до того самого места, которое они подставят Кирсти, чтобы он их отымел.
– Знаете, мистер Вестеринен, вы только что весьма метко изобразили также и мою проблему, беду всей моей жизни.
– Ах да! Я забыл, простите… – он смутился и начал осматривать мою полуголую фигурку. – Конечно, в каком-то смысле вы благодарите Бога, что не пошли работать в кино или музыкальную индустрию. Вас бы там сожрали с потрохами, не подавившись. С другой стороны, вы были бы знаменитее Кристиана, знамениты на весь мир. С вашей внешностью…
– С моей внешностью только в публичный дом, обслуживать пенсионеров, – грубо оборвал я. – Я, наверное, единственное, что ещё в состоянии поднять усохший причиндал столетнего старика или разжечь похоть в древней старухе, ровеснице Евы.
– Я всё понял и больше не буду касаться этой темы, ещё раз простите. А поскольку я на вас смотрю и не могу не думать о том, что скрыто дальше… – он осторожно коснулся видимой наполовину татуировки: ну конечно же, дарксайн Ice Devil на моём животе не мог не привлечь его внимание. Что же касается того, чего не достигает его взгляд – ниже, под джинсами, я спрятал… – то заранее прошу прощения за всё, что ещё наговорю. Вы примите мои извинения, Ангел?
– Что поделать, приму.
– А моё личное приглашение на концерт? Если он всё-таки состоится?
– Да, всё приму, – я сердечно улыбнулся и пригласил его присесть рядышком со мной в кресле. Его немой восторг по этому поводу был сравним разве что с восторгами Фредди в похожей ситуации. – По глазам вижу, вы всё-таки что-то задумали в связи с моим появлением. Колитесь.
– Я всё думаю, гадаю… любуюсь… вами. И спрашиваю себя: давно ли вы фанат группы и, что куда интереснее, неравнодушны ли к Кирсти?
– Фанатею с самого начала. Мне повезло… м-м… быть по делам в Хельсинки в 1997 году и по чистой случайности купить демо-версию первого альбома. У него ещё такое смешное название было – “EP 666 ways to love”.
– Финский язык вы тогда же выучили?
– Ну… нет, чуть позже. Это было трудно, учитывая график свободного времени, но возможно. Я всё ещё ломаю язык на ваших мудрёных именах, но поддержать разговор на общие темы сумею.
– А касательно Кристиана?
– А за кого вы меня принимаете? Я похож на подростка в момент пубертатного кризиса? По большей части, это нельзя не признать, он для меня просто как красивая далёкая картинка. Жить плоскостью картинки глупо и неинтересно. Он нравится мне, бесспорно, но это не более чем симпатия, которую вы испытываете, скажем, к актёрам своего любимого кино. Я живу и работаю, как все, у меня есть возлюбленный, настоящий и земной. Ничего оригинального. Я не склонен к драмам и идеализации. Пустые воздыхания оставьте юным девам. Любить Кирсти незачем, каким бы прекрасным или желанным он ни был в моих глазах. Реальная жизнь важнее и драгоценнее, а мечта на то и мечта, что в разряд реальной жизни не перейдёт. Никогда не сбудется, понимаете? Взаимностью не ответит и вообще, звёзды никогда не узнают о чьём-то бренном существовании, это не в их звёздном стиле. Им хватает хлопот с творческими застоями и наркотиками.
– Ваш сарказм в данной ситуации неуместен, Ангел, – я тут только заметил, что Сеппо прочитал принятое на пейджер сообщение и теперь сияет, как медный пенс. – Кирсти нашёлся, и я даю слово, что проведу вас после концерта на личную встречу с ним… вашей плоской картинкой. Моим гадким утёнком.
*
Менеджер Лайта ушёл (причину загадочного исчезновения и появления подопечного объяснить не удосужился, впрочем, я всё равно не в претензии, это его личная забота), почтительно поцеловав мне руку и пожелав хорошенько выспаться. Но сон ко мне теперь не идёт, я лежу как на иголках, раздразненный и взволнованный противоречивыми желаниями. Никогда раньше мне не выпадала возможность встретиться лицом к лицу с тем, кто будоражил моё воображение с момента освобождения из рабства. Что я ему скажу? Какие вопросы задам? Или диалога не получится, я буду молча смотреть в его глаза, а он… что сделает он? Подействует ли на него наркотик, зашитый в моей плоти? Захочет ли он меня так, как всегда хотели все? Или его собственная харизма затмит мои эфирные флюиды? Я сам не знаю, чему буду рад больше. И не знаю, хочу ли я…
«Стоп. Мы об этом уже говорили! Я тебя мало воспитывал? Мало ругал и читал морали? Никаких «хочу» по отношению к Кирсти, понятно?! У тебя есть Ксавьер! Никакого траха с картонными мечтами и подозрительными музыкантами-сифилитиками. Не устраивай мне тут спектакль с эрекцией, акт второй».
Ну, знаешь, миокард… твоё безобразное поведение сегодня превысило положенную норму.
«Будешь меня пороть? У тебя ремня нет…»
Не нарывайся.
«…хотя могу посоветовать вот эти симпатичные подтяжки, забытые предыдущим постояльцем под кроватью. А ещё лучше плеть, которую ты втихаря положил в чемоданчик. И не надо отнекиваться и скромно шаркать ножкой, я всё видел».
Пасть порву!
«У меня пасть отсутствует, есть только предсердия и желудочки».
Ну так я сейчас тебе клапанами позатыкаю и левое и правое предсердия заодно с желудочками!
«И умрёшь от шика-а-арного… здоровенного такого тромба в грудной клетке».
Чтоб ты сдох!
«А вот на это не надейся, я слишком тебя люблю, миленький, чтобы так быстро прекращать твои мучения на этой планете. Лучше успокойся и получи гранату за шиворот. Я сейчас пройдусь пылесосом по твоей башке, вымету весь хлам под грифом «секс». Поэтому, если не успокоишься, лишу тебя крепкого стояка на сутки, забрав всю кровь себе. Я не шучу. И плакала тогда твоя эпичная встреча с лицом Кирсти. Ну или с членом Кирсти. Как, а? Съел?»
Чтоб я сдох…
«И об этом забудь, моя шестерёнка с пружинами. Лучше устраивайся в кровати поудобнее, сворачивайся в уютный клубок и спи. Если так желаешь сомнительных связей, то наслаждайся ими во сне. Пусть тебе приснится групповой секс сам знаешь с кем, почему нет, насладись личным порноканалом по полной…»
Для справки психиатру: секс мне так и не приснился. А снился Алекси Риппер, утренние путаны под мостом, но уже не в аэропорте, а под обычном мостом через реку. Они смеялись, танцевали и купались по горло в грязной воде. И почему-то снился Сеппо верхом на благородном чёрном скакуне, паливший почём зря из пистолета и предлагавший мне выбрать рабыню по вкусу из длинного ряда голых женщин, среди которых затесались Кристиан и Кси (тоже голые), радостно завизжавшие при виде меня и бросившиеся к моим ногам. Кажется, мне можно было купить только одну (одного из них), и я долго стоял в шоке, мучаясь от невозможности выбрать. Решить, кого же я хочу. Того, кого люблю больше жизни, или того, кого не могу отпускать вот так просто. Купить одного на глазах у другого, такого же несчастного и надеющегося, развернуться и уйти, оставить в лапах рабовладельцев… как? Потому что… ну потому что… это же Кирсти! О, Господи, что за злой и циничный сон мне подсунул миокард. В конце концов продавцу надоело ждать, когда я определюсь с покупкой, он увёл их куда-то на растерзание, и я точно, по сюжету сновидения, потерял обоих.
В следующий раз, засыпая на закате солнца, обязательно приму снотворное. Ну его в пень такие кошмары.
Комментарий к 19. Трэш
¹ Коктейль-ликёр на основе водки.
² Финское пиво.
³ Lapsi – то же, что и “детка”, но по-фински.
⁴ Молодой человек (фин.)
========== 20. Голая правда по имени Кирсти ==========
****** Часть 4 – D.E.A.D. ******
(Destroy Enforce of Absolute Darkness – Разрушительная Сила Абсолютной Тьмы)
В холле отеля меня уже ждал Алекси. Один, к счастью, без банды.
– Привет, лапси, потрясно выглядишь, – восторженно сообщил он, не смея прикоснуться ко мне.
– Ты тоже ничего, – небрежно ответил я, бросив мимолётный взгляд на свою одежду. Что я там сегодня выбрал? Отменно узкие чёрные джинсы, начинавшиеся с неприлично голых тазовых косточек и заканчивавшиеся золотыми молниями, слегка волочившимися по земле. Парочка золотых же цепей на боку (интересно, что было бы, если бы оголтелые рокеры узнали, что они действительно отлиты из золота?) и моя любимая чёрная рубашка. Совершено растрёпанные и грязноватые волосы смотрелись красиво исключительно благодаря своей нехилой массе и силе всемирного тяготения. И в довершение Алекси сразили мои угрюмо подведённые глаза – единственный штрих макияжа, который я себе позволил, поскольку ни губы, ни ресницы красить не захотел. – А где твоя группа?
– Уже тусит в “Тавастии”. Идём.
Хождение по улице под руку с Алекси поспособствовало пробуждению у последнего любопытства к моей персоне:
– Ангел, а где ты живешь?
– В Лос-Анджелесе.
– В городе ангелов… Я мог бы и догадаться.
– Поверь, я, пожалуй, единственный ангел, кто почтил своим вниманием сей нечестивый город.
– Ух ты… сказал, как в Библии! Ты веришь в Бога?
– Иногда, когда он мне очень нужен. Все остальное время я привык полагаться только на себя.
– А в его высшую справедливость веришь?
– «Мне отмщение, и аз воздам»? Как показало время и практика, эта установка ничего не стоит. Своим врагам я отомстил сам. А вот за то, что он подарил мне свободу для совершения этой мести, я благодарен. Без божьего благословения я давным-давно бы уже отбросил коньки. И вряд ли попал бы в рай.
– Из-за своей профессии?
– Не столько из-за неё, сколько… я слышал, самоубийцам рай не светит.
– Но если ты самоубийца…
– Почему я здесь, перед тобой дефилирую? Суицид не удался. Прервали на самом интересном месте. Впрочем, говоря откровенно, мне пополам, куда мне суждено загреметь после смерти. Лишь бы со мной был мой возлюбленный. Моя детка…
– Кхе-кхе… сочетание какое-то странное. «Возлюбленный»… и «детка»?
– Я изо всех сил не хотел бы выглядеть педофилом. Да, кстати, я им и не выгляжу, расставшись с мальчиком до того, как мы могли начать встречаться. Просто… я захотел ч…..дцатилетнего подростка. Им невозможно было не соблазниться.
– Так… Только не пробуй втирать мне, что он красивее тебя. Это просто невозможно!
– Он красивее меня, Алекси. Моложе, нежнее, стройнее…
– Ещё стройнее?!
– Да, ещё стройнее. Как тростинка. Невинный совсем, волосы как у сказочной принцессы. И такие завлекающие глаза и формы, что помереть на месте хочется.
– И где же это твоё воплощенное совершенство?
– Здесь, в Хельсинки.
– Правда, что ль?!
– Правда, правда. Он и есть неотложное дело, по которому я прилетел из-за океана.
– Ты меня удивляешь все больше и больше… – пробормотал Риппер и остановился.
– Мы пришли? – я поравнялся с широкой чёрной дверью. Толпы вокруг как таковой не наблюдалось, просто с десяток людей сидели прямо на тротуаре, курили и отдыхали от слэма. Охрана дремала со скучающим видом.
– Да, – финн пригласительным жестом предложил мне войти первым. И я как будто нырнул под воду… даже не воду. В густую липкую жижу.
Для начала меня, конечно же, оглушило. Без понятия, кто наяривал на сцене, но кто-то старался так, что у меня сразу же заложило уши.
– Кто сейчас выступает? – прокричал я Алекси в лицо, едва слыша собственный голос.
– Это Cyclops, ты, наверное, не знаешь…
– Наоборот! Я обожаю Юрки, но эту песню не помню!
– Это “Lost girls”, далеко не в самом лучшем исполнении. Узнаёшь?
– С трудом, однако же. Я воображал, что Юрки вживую ТАК не фальшивит… а ты что, их слушаешь?
– Да нет, я помесь готики с рок-н-роллом вообще не воспринимаю и не люблю. Но мы все тут друг друга волей-неволей знаем. Город маленький, всё равно что деревня, а групп много, это не то что в твоём родном мегаполисе…
– Должен заметить, ни одну американскую банду, кроме мятежной Ассамблеи мёртвых звёзд¹, я не жалую и вообще всегда всем сердцем нахожусь в Финляндии, с Кирсти…
– Так ты что, обожаешь его?! – воскликнул Алекси с таким разочарованием в голосе, что в голове у меня невольно возникли кое-какие подозрения, о которых я пока предпочёл умолчать.
Искушающе улыбнулся:
– Есть немного. А скоро «Одноглаз» закончит действовать на нервы?
– Это их последняя. Пошли, что ли, поближе к сцене…
– Хочешь, чтобы у меня барабанные перепонки лопнули?!
– Не волнуйся, я их тебе сберегу, – с этими словами Алекси встал позади меня, крепко прижал ладони к моим ушам и повёл, точнее, потащил сквозь плотную массу орущих и дёргающихся в такт музыке людей.
– Ура, конфетка пришла! – завопил не своим голосом Хенкка Блэксмит и бросился меня тискать. Его тут же оттеснили две какие-то почти голые девчонки (на вид по девяносто кило каждая, если мне не изменяет память и глазомер), несколько секунд пытавшиеся меня разорвать с противоположных сторон. Им бы это удалось, если бы не Алекси, без обиняков ударивший каждую в необъятный бюст, а затем схвативший меня в объятья.
– Ты цел, лапси?
– И даже невредим… – шёпотом отозвался я, забыв, что меня не слышно, но по облегчённому лицу Риппера понял, что он разобрал ответ по артикуляции рта. – Чего это они, совсем двинулись?
– Нет, просто приняли тебя за Кирсти, что, вообще-то, неудивительно! Я сам тебя с ним поначалу спутал, – поколебавшись, Алекси закинул меня к себе на плечо, скрыв от любопытных глаз моё лицо, и продолжил проталкиваться к сцене, защищаемый с тыла своей бандой алкомальчиков.
Тем временем Cyclops наконец-то затихли, откланялись и вроде как собрались уходить. Алекси как раз поставил меня на землю, я выпрямился и заметил, что напротив меня стоит мужчина в чёрной коже, широкополой шляпе и тёмных очках.
– Юрки?.. – несмело предположил я и посмотрел на сцену – там уже никого не было.
Мужчина, незаметно спустившийся на танцпол, кивнул и произнёс, словно размышляя вслух:
– Я и не знал, что у Кристиана есть взрослый сын. А может, ты его племянник?
– Я бы с радостью… – пролепетал я и запнулся. – А что, сильно похож?
– Мало того, что похож, – ответил Юрки, вплотную приближаясь ко мне, – так ещё и обладаешь тем, чем Кирсти владеет или владел далеко не всегда. Черты твоего лица… и глаза… всё это слишком странно. Он ничего мне не говорил…
Я молчал, заинтригованный его словами до крайности, и просто ждал продолжения. Юрки резко вышел из задумчивости и протянул мне руку:
– Пойдем, юноша. Есть серьёзный разговор.
*
– Устраивайся, – вокалист Cyclops указал мне на маленький диван у стены в комнатушке, непосредственно примыкавшей к сцене, а сам сел почему-то на пол и обнял меня за ноги.
– Юрки, я не…
– Да, ты пока ни черта не понимаешь, но расслабься и ни о чём не беспокойся. Милый, скажи… что ты знаешь о Кристиане Вильями Лайте?
– То же, что и все. Родился, вырос… не более того, что он предпочитает говорить перед прессой и видеокамерами. И то, что я сам для себя решил, исходя из музыки и текстов его песен.
– И что ты о нём думаешь?
– Отнюдь не совершенство. Иногда ловлю себя на мысли, что недостатков больше, чем достоинств. Далеко не в каждом ракурсе я могу его назвать красивым и… Юрки, он одновременно обыкновенный и даже хуже обыкновенного. Он любит деньги и уродует творчество за деньги, чего я не понимаю и понять никогда не смогу. Он дитя пиара, давно привыкший жить под жадным прицелом софитов, журналистов и миллионов фанатов. Если внутри он остался тем же, кем был когда-то, до своего звёздного часа, я буду только рад за него, но… беда в том, что я не знаю, каким он был или каким стал. Не уверен, что его ближайшее окружение или девушки, с которыми он встречался дольше одной ночи, знают, каков он на самом деле. Возвращаясь к вопросу об обыкновенности – несмотря на это, есть в нём нечто. Некое двойственное безумие… внутренний огонь… точнее, два огня – разрушения и созидания. Эти две искры тлеют в каждом человеке, но в большинстве случаев гаснут до того, как что-нибудь произведут на свет. Или гаснет одна… делая человека неполноценным. А Кирсти… Сейчас попробую сказать понятнее. Его музыка не всегда гениальна. Его поведение далеко от идеала. Он часто разочаровывает и причиняет боль своими поступками, обманывает ожидания. И порой порождает сильнейшее желание прибить его ко всем чертям. Но стоит ему мило улыбнуться, показав совсем не белоснежные зубки, как я вспоминаю «Воскрешение» – свою любимую песню – и прощаю ему всё. В реальной жизни он может быть подлецом, уродом, продажной сволочью, торгашом своей музы или жалким импотентом. Но в клипе, на сцене, в очередном альбоме… образ, который ему создали, в том числе создал и он сам, часто бывал единственной причиной, по которой я цеплялся за опостылевшую жизнь.
– Цеплялся? Ты?!
– Да. Что ты так вылупился? Юрки, так же, как я ничего не знаю о Кирсти, ты ничего не знаешь обо мне.
– Может быть. Зато я знаю о тебе кое-что, о чём ты точно даже не подозреваешь.
– Звучит обнадеживающе, – довольно иронично заметил я и высвободил ноги из плена. – Продолжишь откровение?
– Охотно, – Циклоп отряхнул запыленные штанины, поднялся и схватил меня, резко прижимая к себе. Испуганно зашипев, я обнаружил себя сидящим на нём (а его – сидящим на диване) и тесно прильнувшим к его телу. Он широко раздвинул мне бёдра и заставил сжать ими его талию. Руки Юрки интимно обвивали меня под рубашкой, а неровное дыхание согревало шею под ухом. Короткий шёпот финна мгновенно разошелся по моим нервным окончаниям и застрял в груди. – Кристиан Лайт – мой давний любовник. И твой единокровный брат.
*
Как странно впервые проваливаться в транс помимо воли. Господи, Господи… спасибо, что хоть на этот раз я ни в чём не виноват.
«Что может быть хуже и гнуснее такой правды? Я заподозрил бы ложь, но уж слишком она несуразна. Потерянные дети? Разлученные в детстве? Бред. Не слушай. Но твоё внешнее сходство с ним, которое не замечали только слепые, да и те читали по коже, когда лапали твое лицо… Знаю, тебе больно. Утешься, Ангел, я больше не буду называть тебя кибермозгом. И порадуйся, что выбор сделан за тебя».
О чём ты?
«Ты больше не имеешь права любить Кирсти так, как любишь. Если, конечно, не желаешь грязи кровосмешения. А значит, у тебя остается Ксавьер».
Но ведь Юрки сказал… единокровный брат. То есть не совсем родной. Тебе не кажется, что стоит выяснить подробности?
«Ты пока не можешь вернуться в сознание. Ты сам не понимаешь, не чувствуешь, до твоих нервов ещё не дошло. Как потрясён ты, растерян и убит. Конечно, ты не покажешь этого и позже, замкнёшься в своей боли, как делал это всегда. Ты не был бы таким и не скрывался бы от меня, точнее, даже от меня, если бы семнадцать лет назад тебе не причинили самую первую, самую сильную боль. Несчастный ребёнок… если бы я мог что-нибудь сделать с этой незаживающей раной… Из неё по сей день выплёскивается почерневшая кровь. Сможет ли что-то или кто-то покончить с твоей ношей?»
Смерть? Да и то, я не уверен. Кто знает, что ждёт меня за ней… за белой дверью.
«Белой?!»
Ну да. Смерть ведь белая. В чёрной накидке. Риппер с косой, риппер… прям Алекси. Боже, как я хочу…
«Сдохнуть?»
Нет. Хочу Ксавьера. Быстрей бы уже разрешить эту нелепую проблему с Кирсти и найти детку. Вытаскивай меня отсюда, надоело пить свою порядком приевшуюся боль из огромной чаши.
*
– Очнись, прелестное создание! Очнись, очнись, – Юрки тряс меня за плечи и целовал время от времени в побледневшие губы. Он снял очки и шляпу, его тёмные волосы разметались, а на лице большими буквами был написан страх.
– Фу, отвали… – я приоткрыл глаза, слабо оттолкнув финна, и увидел его улыбку. Как же странно было видеть её. На фотографиях и видео этот суровый гот никогда не улыбался.
– Тьфу ты, Господи, ругаешься… значит, живой. Я не знал, что делать, ты был как будто в обмороке, но сердце не билось, и… часто с тобой такое случается?
– Я называю это трансом. Впадаю в него время от времени по собственному желанию.
– Сейчас тоже?
– Нет, сейчас не по собственному. Бывают моменты, когда я не могу контролировать разбушевавшееся сознание. И тогда помимо воли опять встречаюсь с миокардом.
– Мио… что?!
– А почему, ты думаешь, сердце не билось? Извини, это наверно выглядит чистейшей воды сумасшествием, но я разговариваю с… ним. Как со вторым «я». Чаще всего ссорюсь. Понимаю, звучит нелепо. Бллин, зря я это сказал, – я вздохнул и отвернулся. – Будешь теперь считать меня конченным психом.
– Нет-нет, я… – Юрки повернул меня к себе за подбородок, – я просто удивляюсь. Ты готов узнать правду о себе?
– Да, если скажешь, откуда она тебе известна.
– Ладно. Но вкратце тогда не получится, – он уселся поудобнее, продолжая греть меня влюблённым взглядом. – Моя квартирка на севере, в Рованиеми. Я езжу туда, отдыхая от выхлопов своей популярности, отдыхаю душой и телом. И отдыхаю не один. Долгими ночами, во тьме, длящейся вечность, то есть почти по полгода, я лежал там рядом с возлюбленным, слушая его сладостное дыхание и заглядывая в его сны. Поутру он просыпался, смотрел на меня своими прозрачными зелёными глазами, а я думал о том, что он во всём мире – единственный такой. Так длилось несколько лет. Я ведь уже очень давно с ним встречаюсь. Пока однажды Кристиан не сказал… что наступил день, когда он начал мне доверять. И символом этого доверия стало его признание, – Юрки опять улыбнулся своей немного застенчивой улыбкой, совершенно не гармонировавшей с его мрачным обликом, и осмелился усадить меня обратно к себе на колени. – Ты знаешь о его любимой болезни, не так ли? Астма… спёртое дыхание, ингалятор и резь в горле. Кирсти признался, что в двухлетнем возрасте у него случился самый сильный приступ из всех, которые его когда-либо одолевали. Спазм, смещение диафрагмы и остановка дыхания, которое не смогли запустить. Лёгкие посинели, в них начинался некроз… он был буквально между жизнью и смертью. Лежал ближе к мёртвым берегам. Его младший брат Йесси к тому времени ещё не появился даже в планах родителей… иными словами, Кирсти был единственным ребёнком. Лайты были готовы на всё, чтобы сохранить его. Они просто обезумели от горя, узнав, как близок сын к смерти, и решились на отчаянный шаг. Они потребовали замедлить все разрушительные процессы в теле Кирсти, холодом или любыми доступными средствами, пока не будет готово лекарство или орган на трансплантацию, и обратились к самым опытным специалистам в области генной инженерии. Большие деньги, крепкие связи, поручительство самого министра, он приходился отцу Кирсти дядей… идея от начала до конца была сумасшествием, но ими двигало лишь огромное желание сохранить своё зелёноглазое сокровище. Не знаю, каким чудом, но им удалось. Извини, что говорю не научными терминами, я их просто не понимаю. Врачи взяли у умирающего Кристиана немного крови, немного плоти, костную и нервную ткань. Образцы всех клеток и все разные. А у его матери взяли яйцеклетку… одну маленькую клеточку, двадцать две хромосомы которой не несут в себе ничего важного, и одна – хранит гены для будущего ребёнка. Эту хромосому врачи удалили, заменив на хромосому, которые выделили из жёлтой плазмы Кирсти. Что они собирались сделать, ты думаешь? Они не верили в изобретение эффективного лекарства, зато были уверены в трансплантации здоровых легких из клона Кирсти. Из всего, что им удалось вытащить, из его соединительной, мышечной, костной, нервной ткани, они синтезировали вторую клетку с ещё двадцатью тремя хромосомами, которая слилась с яйцеклеткой матери и стала полноценным зародышем. Её деление и рост в искусственной матке протекал хорошо. Но почему-то только до того момента, как сам маленький Кирсти вернулся к жизни. Двадцать два дня он пролежал в коме, подключённый к аппарату искусственной вентиляции легких. А на двадцать третий задышал сам. Как?! Никто не знает, Ангел. Было ли это чудо или проснувшаяся воля к жизни… он был слишком мал, чтобы помнить, где витала его душа в коме, но она вернулась. Счастливые родители хотели остановить опасный эксперимент с клонированием, длившийся уже почти месяц, однако учёные заартачились. Они были первооткрывателями, наблюдали за настоящей фантастикой, сбывшимся будущим, ведь это был первый в мире человеческий клон, показавший редкую жизнеспособность. Они отказались уничтожить проект. И в наказание за это… ну, я так думаю… во имя высшей справедливости и против надругательства над природой – их эксперимент вышел из-под контроля. На двадцать четвёртый день зародыш стал расти с необыкновенной скоростью, втрое превышающей обычную, а его генотип начал меняться под действием совершенно непонятных факторов, их не удалось отследить, они просто не успели. Внутриклеточная мутация, неправильный гормональный баланс, дефектный ген, случайный луч света, проникший под оболочку инкубатора – я слышал много умных слов, но ни одно не объяснило катастрофу. Через три месяца в матке находился совершенно сформировавшийся и готовый к рождению ребёнок. Он обладал самым странным хромосомным набором из всех существовавших, но при этом до конца не утратил своё сходство с донором… с оригиналом. Поскольку родители Лайта уже отказались от своей затеи и официально заявили, что проект закрыт, власти тайно послали выращенный в лаборатории клон как можно дальше от Финляндии. Разумеется, никому не стало известно, куда именно… местонахождение осталось в медицинских документах под пятым грифом секретности и разглашению не подлежало: мать Кирсти знать ничего не хотела о нём, он будто умер в лаборатории, не родившись. И малыш Крис, выздоровевший и вернувшийся в отчий дом, взрослел, не зная, что где-то в мире живет его не слишком точная копия. Вот, – Юрки перевёл дух. – А в семнадцать лет моего любовника уложил в больницу на две недели ещё один опасный приступ астмы, совмещённый с интенсивным приёмом алкоголя и кокаина. И его отец раскололся, не выдержав угрозы второй комы. Открыл правду о существовании клона. Любопытный подросток, Крис надавил на родителей и раскопал часть документации по эксперименту. Узнал, что его клона переправили в Америку, хотя точный адрес указан не был, наградили очень богатыми родителями и именем, полностью соответствующим его будущему облику. Ангел… ты ведь Ангел? И твоя фамилия Инститорис?
