Текст книги "Девятая Парковая Авеню (СИ)"
Автор книги: Deserett
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Я хочу, чтобы вы оба… остались со мной. Но себя я почти не знаю. Моя жизнь слишком горька и изломана, я был мёртв, сожжён… кто-то заставил меня восстать из пепла. Это был мой крёстный. Его стараниями я воскрес. Но всё-таки не дышал. Дышать меня заставил ты, Кирсти. Твоя музыка… твой голос, рвущийся будто из глубины моей собственной души. Я задышал… Но всё ещё не жил. Ксавьер… ТЫ заставил меня вгрызться в шею самой жизни, заставил почувствовать её вкус, её ошеломительно бьющийся пульс, её яркий цвет и жгучий запах. Ты вырвал меня из затхлого оцепенения, из замкнутого круговорота ненависти и мести, заданий и заказов, тренировок и убийств… новой и новой крови. Я больше не хочу сеять смерть. Но чтобы научиться сеять что-то другое, мне понадобится не один час и не один день. Также я осознаю, что треугольник – неустойчивая фигура, одна вершина рано или поздно падёт. Кто-то из нас всё время будет лишним, кто-то будет ревновать, и кто-то будет сильно страдать от невозможности разорваться. После всех выложенных вами соображений я боюсь говорить, что мы можем жить вместе. Остаться должна пара. Но выбирать между вами я не могу. Я слишком сильно исстрадался по вам обоим. И я предлагаю провести два эксперимента на определение нашей верности и постоянства наших чувств. Первый займёт минуту. Второй – намного больше, месяц или два. Вы хотите попробовать?
– Да, – отозвался Кристиан.
– Колись, что ты там задумал, – велел Ксавьер и растянулся на постели.
– Я вижу на столе закупоренную бутыль шампанского. Крис, какой оно древности?
– Свежее! Купил сегодня, для Кси, но по назначению так и не использовал.
– Отлично, – я открыл бутылку, налил шампанского в три бокала и продолжил: – Слушайте сюда. Сейчас вы отвернётесь и я подсыплю в один из бокалов цианистого калия. Потом отвернусь я, а вы эти бокалы хорошенько попереставляете, перепутав между собой. Уровень шампанского в каждом я сделаю совершено одинаковым, так что отличить будет невозможно. А потом мы выпьем. И кто-то из нас автоматически отпадёт. И произойдёт это исключительно по воле Божьей.
Повисло молчание.
«Ты хочешь убить? Их?! Ты?! Который только что на словах отказался сеять смерть?»
– Если яд достанется тебе, Ангел, я покончу с собой, – в конце концов, выдавил Кси, бледнея.
– Я тоже, – поддержал Лайт.
– Вы можете предложить что-нибудь другое?
Поскольку они не отвечали, я достал платиновый пистолет, открыл его и вытащил из магазина одну пулю необычного красного цвета.
– Отворачивайтесь, – разломав капсулу (а это была именно капсула), я вылил в шампанское несколько желтоватых капель. – Теперь ваша очередь.
Переставляя бокалы, они о чём-то шептались, потом позвали меня за стол.
– Ну что… – мрачно сказал финн. – Пьём?
– А ты передумал? – Ксавьер смотрел на него сквозь шипящую пузырьками жидкость.
– Нет. Твоё здоровье, Ангел, – легонько стукнувшись об мой бокал, он выпил всё до последней капли, следя краем глаза за моей реакцией.
– Твоё здоровье, – эхом повторил Кси и тоже выпил до дна.
– Это ужасно… – пробормотал я и отодвинул от себя шампанское.
– Что ужасно? – с любопытством спросили они в унисон.
– Ваша преданность. А если бы я действительно налил цианистого калия?!
– Так ты…
– Олухи вы мои наивные! Неужели вы всерьез думаете, что я мог вас убить собственными руками?!
– Но так нечестно! – возопил Кси. – Зачем мы тогда смешивали шампанское?!
– Простите, ЧТО вы делали?
– Мы потихоньку слили все в один бокал, – пояснил Кирсти, – а потом обратно разлили по трём…
– …потому что не в состоянии тебя лишиться и решили умереть все вместе, – подхватил Ксавьер и глянул на меня с диким, неистовым обожанием. – Это ярче и драматичнее, чем в опере.
– Господи, да вы вообще без тормозов!
– Стараемся… – скромно протянул Кси и бросил пустой бокал на пол.
– Второй эксперимент теперь отпадает?
Крис явно надеялся на положительный ответ, но я его огорчил:
– Нет, он гораздо серьёзнее.
*
Втроём мы поселились в моём отеле, где я снял большой и шикарный люкс. Тридцать дней мы не будем выходить на улицу, будем видеть только друг друга (обслуживающему персоналу я велел провизию оставлять под дверью), спать на одной постели и, самое главное, они не будут со мной трахаться. Трахаться друг с другом я, как последняя хитрая сволочь, им не запретил. А я, кроме вышеперечисленного, буду вести журнал наблюдений, втайне от них.
Эксперимент прост как пара валенок. Если трое мужчин выживут в четырёх стенах, запертые без друзей и родственников, без новостей и без свежего воздуха, если они не сойдут с ума и не перебьют друг друга, если их не настигнет скука в неизменно тесном обществе – они действительно хороши вместе и им можно дать шанс. Итак…
День первый. Я спал на другой кровати. Не выдержал и перелёг на неё после целого часа их полупьяных приставаний. Кси надрался даже больше Кирсти и всё пытался сделать мне минет, но в темноте не мог попасть пьяным ртом куда надо. Бедный ребёнок…
День второй. Ксавьер долго и жалостливо просил прощения. Его мучило такое похмелье, что я не мог отказать. Вечером никто не пил, ночь прошла спокойно, но… Крис подглядывал за мной в уборной. Что такого он надеялся заметить, чего ещё не видел?
День четвёртый. Как и вчера, ничего. Все чинно сидят, обрабатывают пилочками ногти, мажут их чёрным лаком, позаимствованным у Лайта, слушают музыку и кушают бананы. Остальные фрукты нетронуты.
День шестой. Кси осваивает эротические танцы. Крис ничего в них не понимает, и лапочка просил меня помочь ему. Я сказал, что подумаю. А пока он самостоятельно извивается у стены, прижимаясь и хватая её потными ладошками, выгибает шейку и одаривает меня томным взглядом, от которого я мысленно почти согласился нарушить правила игры. А ведь ещё и недели не прошло. Определённо, у него талант.
День седьмой. Я согласился помочь Ксавьеру. Для начала научил его правильно показывать стриптиз. То есть правильно раздеваться, красиво и медленно, попадая в такт. Бедняга Кирсти, глядя на наши тренировки, перепачкал спермой единственные свои приличные джинсы. Стиральная машина в отельном номере не предусмотрена, а жаль.
День десятый. Поскольку я уже не могу смотреть на расхаживающего в одних боксерских трусах Кирсти, решил постирать его джинсы. Для этой цели я полчаса застирывал их жидким мылом, согнувшись над ванной, пока какой-то псих озабоченный не попытался воткнуться мне в задницу, не снимая с нее (с задницы) штанов. Решив даже не выяснять, кто это был, я въехал удалому трахальщику кулаком по яйцам. По жалобному писку понял, что это был Кси. Странно… с каких это пор он решил стать активным?
День одиннадцатый. Джинсы ещё не высохли. А Крис с утра запачкал себе и трусы. Но их уже я стирать не буду. Пусть ходит с голой задницей, если ему так нравится. Пусть только регулярно её моет.
День двенадцатый. Ксавьер делает несомненные успехи в порнографическом искусстве. Очень ловко танцует вокруг стула и порывается его изнасиловать… профессионально грызет за ножки и лижет деревянную спинку. Лайту плохо. Мне тоже, хоть я и не признаюсь ни за что.
День тринадцатый. Кси заставил меня выломать в ванной металлическую батарею для сушки полотенец (она всё равно холодная) и разогнуть с помощью тяжелого пистолетного приклада в ровную трубу. Зачем, спрашивается… но гадал я недолго. Он сделал себе удобный пилон, как в стрип-барах, пристроив трубу посреди гостиной. Просил Кирсти подобрать подходящую музыку, но Кирсти ему не поможет, у него несварение желудка (наелся опилок с обгрызенного Ксавьером стула).
День пятнадцатый. Мы счастливо прожили половину срока. Кси научился садиться в шпагат в воздухе, бесстрашно натирать соски льдом и… совращать меня. Весь вечер провёл за чтением вслух старых финских газет (Крис так ухохотался над его произношением, что теперь не ходит, а ползает на полусогнутых, держась за живот), а ночью вылизывал мне шею и засовывал себе в пупок кубики льда.
Но самое страшное – он засовывал кубики льда и мне в пупок! Как он догадался, что меня это заводит?
День семнадцатый. Кристиан и Кси вместе ходили в туалет. Что они там делали, знает только унитаз и бачок для слива. Я их допрашивал – не раскололись. Фаянсовые сволочи…
Ночью Ксавьер был сама нежность и сладость, связал меня и засыпал целой горой льда. Постель мокрая, хоть выжимай.
День восемнадцатый. Ксавьер отказался обедать, обмазав себя картофельным пюре, шоколадным суфле и полив сверху котлетным соусом. Зато Крис выявил желание съесть дополнительную порцию, слизав с него все эти деликатесы, особенно из района «бикини». Самое интересное, что Кси ничего не лил туда, но всё притекло само. Даже сила притяжения на стороне этих извращенцев.
День двадцатый. Кси онанирует перед зеркалом… лижет его там, где в отражении нет его губ (но получается плохо, почти никак), и почему-то шепчет: «Ангел». Испачкать пол и стены не успевает: из-за зеркала выползает ошалевший Кирсти, берёт в рот его член и сам довершает дело.
Ночью Ксавьер онанировал в постели. И кончил на меня, оросив длинной струей от подбородка до паха. Его сперму съел… ну кто ещё мог её съесть, если нас тут трое, а я воздерживаюсь?! Но я… я чуть не сорвался и не изнасиловал обоих. Пришлось подыматься, вытирать с живота остатки, не съеденные Кирсти, мокрыми салфетками и пить холодную воду. Помогло не очень.
День двадцать первый. Лайт открыто трахался с Кси, стоя у стеночки в сортире. Старые привычки трудноискоренимы. Лапочка жалобно стонал и даже немного сопротивлялся, оставив в кафельной плитке следы от кулачков. Но, поскольку на помощь никто так и не позвал, я остался в кресле, допивать утренний кофе.
День двадцать второй. Они занимались сексом всю ночь, лёжа в постели, и через раз менялись местами. Нашли самый действенный способ меня доконать. От этих стонов и вскриков я чуть не сошёл с ума. Смотреть на это и не участвовать… в аду наверняка давно освоили такой тип пыток – самый изощрённый и болезненный.
День двадцать третий-четвёртый. Они прекратили трахаться, полностью переключив внимание на меня. Целый день их руки лапали моё тело, Крис сосал соски, а Кси терзал пупок. По-моему, он на манер Шеппарда превратил его в свой фетиш – вечером соорудил из обглоданных куриных косточек алтарь и приносил в жертву кусочки овощей из салата, поджигая длинными каминными спичками. Все были немилосердно сожжены.
А ночью Кси улёгся на меня и сказал, что не слезет, пока я не позволю ему облизать себя с ног до головы. Я покорно согласился… не зная, что он собрался заниматься этим до рассвета. Я так опустошён его минетами, что всё утро не могу избавиться от сушняка.
День двадцать пятый. Я больше не могу! В этих танцах нагишом Кси так откровенно предлагает себя, что мой несчастный орган от похоти так болит, что писать не может. Вечером детка устроился у меня на коленях и одними лишь телодвижениями сымитировал половой акт до такой реальной степени… короче, я описался. Только там была не моча.
День двадцать шестой. Джинсы высохли (кто-то наконец догадался их вытащить из ванной и повесить). Кирсти перестал ходить полуголым, а Ксавьер наоборот разделся. Весь день протанцевал голышом, а ночью, ложась спать, сказал, что готов выпускаться из школы шлюх с золотой медалью, и доверчиво спросил, не хочу ли я быть его сутенёром. Я сказал, что не хочу. Эту почётную должность тут же взял на себя Крис.
День двадцать седьмой. Кси занялся отжиманием, качанием пресса и боксом. В качестве боксёрской груши выбрал меня и велел мне потолстеть, поскольку я жестковат для груши, да и вообще плохо амортизирую.
День двадцать восьмой. У меня крепатура… у Кси тоже. Тайком от финна мы целовались, сидя на постели, и вылизывали друг другу… неважно что. Лёд опять закончился.
День тридцатый. Они отказываются выходить из номера! Сказали, что им тут очень понравилось и что по окончании этого дня они устроят групповуху на полу и жестоко изнасилуют меня. Жду с нетерпением.
*
– Ну что, детки? Как вам пройденный месяц? – я закрыл журнал наблюдений, разорвал на три части и бросил в камин.
– Отпад! – завлекающим голосочком сообщил Кси и задрал длинные ноги на стену.
– Надо будет обязательно повторить, – поддержал Кристиан и забрал одну его ногу себе. – Бэби, а ты готов к растерзанию?
– Нет, но всё равно насилуйте, – я пожал плечами, ложась между ними в постель.
– Наконец-то… – выдохнул Ксавьер, подозрительно ярко блестя глазищами, убрал ноги и склонился надо мной. – Представление начинается.
Я почувствовал легкий ужас и приятное покалывание нервов в солнечном сплетении. Сейчас… сейчас… я ждал этого целый сумасбродный месяц. Уже натянут как струна, готов порваться от мимолётного прикосновения. Ксавьер, увидев, как выгнулось моё тело в сладком ожидании, приоткрыл рот и пополз. Полз по постели, низко пригнув голову, и смотрел на меня исподлобья. Такой страстный одичавший взгляд нежно-зелёных глаз… кажется, он себя не помнит. За месяц я превратил его в юную распутную копию самого себя. Млею, ощущая, как тяжелеют собственные налитые свинцом веки. Глаза медленно и томно закрываются… уже не вижу, как голова Криса опускается на мою спину и… это настоящая шоковая дрожь. Финн провел по моему позвоночнику языком снизу вверх и остановился на одной страшно чувствительной нервной точке, на шее под ухом. М-м, больно…
– Скотина финская, не кусайся, – шепчу я, сам себя едва слыша, и вскрикиваю: Кси с жадной торопливостью вонзается зубами мне в сосок и тянется к моим бедрам. Сплетается на них с руками Кирсти, чтобы тут же расплестись и обхватить чуть влажными пальцами мой член. А он и так уже задран вверх, отяжелён и переполнен кровью… Последняя цитадель остаточного внутреннего сопротивления сдалась упорному врагу, и я полностью потерял сомнительный контроль над телом. Теперь вроде как хрипло дышу и постанываю безостановочно… мои любовники эти стоны расценили как полную и безоговорочную капитуляцию, потому что… нет…
Похотливый язык Криса втолкнулся мне в анус, пальцами он расширил его, чтоб залезть глубже… долго сосал там что-то и вылизывал, его руки судорожно сжимали и царапали мою попу. А маленький тиран Кси не давал орать и сопротивляться, пожирая мое дыхание в таком мокром и волнующем поцелуе, что моя крыша наконец-то простилась и уехала. Когда он закончил терзать моё горло и откинул голову, удовлетворённо улыбаясь тому, как жадно я ловлю ртом воздух, быстрым движением я скрутил его в удобный комок, в позу зародыша… нащупал тугое трепещущее отверстие, провёл по нему головкой члена, оставляя клейкий след. Раздвинул ему ягодицы, немножко размазав жидкость вовнутрь, он нетерпеливо дернулся, и я засунул в него член, сухой и горячий. Услышал слабый вскрик… жалобный вздох… и непередаваемый по сладости стон, отомстивший за все мои мучения. Я машинально облизнулся, прижал лапочку к себе как можно сильнее, проталкивая член в самую тесную глубину. Получалось грубо, он стонал громче… я начал двигаться интенсивнее, крепко стиснув его попу. Одновременно с этим в меня наконец-то проник Кристиан… больно сжал за бёдра, заставляя слегка податься вперед, и вошёл без лишней подготовки. Мои мышцы после долгих лет позорных учений расслабляются сами, позволяя ему овладеть мной сразу целиком и задохнуться от сладостно-бешеного прилива крови вниз… опять вниз, в пах… Господи, она и так уже вся там, скоро прольется в меня через его лопнувшие вены.
– Дьявол, да сожри меня уже скорее! Я устал изнемогать в ожидании. Трахай… ещё… сильнее, я хочу, чтобы стало больно! – чьи это слова? Кси?! А как будто я говорил его устами. Эти толчки, сильные, саднящие, удар за ударом, Кирсти врезается в мою плоть, со звоном сбивая капельки пота с кожи. Наслаждение без денег, без просьб и принуждения… такое знакомое и чужое, от единения с телом, которое становится родным. Двух тел, порывистые вздохи умирают, сливаются в один… Крис душит стоны в жарких засосах на моей шее, а я с наслаждением слизываю пот с мокрой белоснежной спины Кси, всаживаясь в него с каждой выпитой солёной капелькой всё быстрее. Его жалобные крики срываются во всхлипы… самая сладкая и откровенная музыка для моих ушей. Мои стоны давно ослабели: я слишком измотался от ритмичной содомии, устроенной бессовестным финном, стараюсь лишь не разучиться дышать, при каждом его движении во мне спирает в глотке… А в Кси так тесно, безумно, будто он всё ещё девственник, никто его не тронул до меня… слишком сахарно, слишком сладко, в плену туго сжавшихся вокруг моего члена мышц… кажется, что уже невыносимо. Но ведь до сих пор терплю… извиваюсь, сдерживая судороги мышц, пытаюсь ни на секунду не ослабить натиск на Кси, которого разогнул, обнял, прижав к себе всем телом… немилосердно вонзаю ногти в его бёдра, с каждым толчком прижимаю его сильнее, сильнее, сильнее… так сильно, словно хочу разорвать. Никакой кайф не сравнится с этим. Лапочка плачет… я осторожно вынул член, испугавшись глубокой раны и крови, но он насадился опять, всхлипнул и улыбнулся. Тонкое тело бессильно откинулось назад, на меня, мелко сотряслось… я вытер его лоб и почти что интуитивно подставил руку… придержал и сжал его пенис. Он обжигает, рельефный, переполненный… твёрдый, как камень, паутина вен бьется под пальцами как сумасшедшая. Массирую его нежную чувствительную головку, слушая неожиданно прорезавшийся тонкий и неимоверно сладкий крик Кси. И вижу… Господи, его губы закушены до крови! Но через мгновение я забываю об этом, ощутив тугую и липкую струйку, брызнувшую в ладонь. Она такая густая, что склеивает мне пальцы. И я так давно хотел ее попробовать… Торопливо слизываю и глотаю его сперму, всё-таки проливая несколько капель на шею лапочки. Его тело всё ещё содрогается… сливаясь через меня с судорогой Кирсти. Похоже, сводящие с ума стоны Кси довели и его. Пока я ссасываю с шеи Кси остатки спермы, Лайт кончает, яростно вцепившись зубами мне в плечо и захватив несколько прядей волос. Чёрт, чёрт, чёрт!.. Я же сдохну от всех этих ощущений раньше, чем кончу сам! Мне недолго осталось. То, что вылетело из Криса, почти доконало меня… почти… он вошел в меня до отказа, выбрызнув сперму в глубину тела, но она всё равно пробирается наружу и сочится между моих ног. Ох, Ксавьер дал последнее, чего мне не хватало. Соскользнул с меня, непроизвольно зашипев от боли, и всосался на пределе сил в мой член. Любимый… лапочка… его скулы свело, я рефлекторно вытолкнул член из его горла, чтобы он не задохнулся. Впился рукой в густые светлые волосы и замер. Он слепо нашёл мой пупок… проник в него пальчиком. И влез острым языком в мой член, засунул кончик прямиком в уретру, облизал, втянул в себя, мокро и яростно… твою мать! Больно, приторно, нестерпимо… Я вскрикнул, падая, я больше не удерживаю равновесие, колени сжались и мгновенно ослабли. Но я не упал на постель, властно обвитый руками Кси и Кирсти. Я зажат между ними до отказа. Последний выворачивает шею, дотягиваясь до моего запрокинутого лица, и затыкает мне рот засосом, заливает мне нёбо всем, что успел выпить из меня, тёрпким, горьким и солёным… и это предел. Всё.
Лежу. Еле-еле дышу. Через раз дышу. В горле плёнка, кашляю… и снова дышу. Смотрю застланными пеленой глазами на довольное личико Кси. Он облизал свои прокушенные губы, так мило и невинно… как ребёнок. Ребёнок с пятнышками спермы на щеках, о боже… он наглотался ею под завязку. Мой тихий распутный золотоволосый малыш. Детка с растерзанной в кровь попой… И Лайт, которому, кажется, не привыкать к такому финалу всех совместных времяпрепровождений. Он еле заметно улыбнулся и обвил руками мою талию. Я её не чувствую. Да я всё тело не чувствую, чего уж там. Особенно задницу… но она не болит, уже хорошо. Кси пристроил усталую голову мне на грудь, она тоже чем-то заляпана, ну ладно, чёрт с этим. Я прижал пальцы к его маленьким покрасневшим ягодицам, успокаивающе глажу, минуту, не больше, потому что вырубаюсь. Мы все трое замертво попадали в постель, она пропиталась влагой, и белой, и красной, но не противно, не до омерзения… а больше ничего сейчас не нужно. Наверняка мы хотим чего-нибудь ещё друг от друга, но сил продолжать у меня нет, правда. Оба льнут ко мне теснее, несмотря на то что жарко и потно до жути, оба всё ещё не остыли, их члены не обмякли, я чувствую их между своих ног… полувозбуждённые мерзавцы. Шепчут что-то неразборчиво мне на ухо… в два уха… Я не понимаю ни слова, но всё равно знаю, что ответить:
– Я не исчезну. Не сбегу, обещаю. Спите. Без сновидений.
За окном рассветает, но нам-то плевать. И мои глаза, как по команде, тоже закрываются. Уснуть рядом с ними, блаженство… грязным, утомлённым… восхитительно пустым. Да, мы зверски устали после всего… надеюсь, мы совершили это не во сне. Для сна у меня всё-таки довольно реалистично ноют локти и колени.
========== 24. Разбор полетов ==========
****** Часть 4 – D.E.A.D. ******
(Destroy Enforce of Absolute Darkness – Разрушительная Сила Абсолютной Тьмы)
Вечером мы проснулись, глянули друг на друга с обожанием чуточку виноватыми глазами
(«Как можно было сомневаться, что вы не созданы для качественного траха друг с другом?!?»)
и, не сговариваясь, пошли в душ. Мы заляпаны всем, что только придумала природа для этих самых целей… качественно, говоришь, сыграли в шахматы, миокард?
После несколько более продолжительного приёма ванны, чем ожидалось, и ленивого одевания, они уселись рядком напротив меня на нашем траходроме (горничная, в моём присутствии менявшая запачканные простыни на свежие, безуспешно пыталась сохранить лицо, пылавшее то ли от смущения, а то ли от зависти). И Ксавьер спросил:
– Что дальше? Мы прошли проверку, не так ли?
– Фактически – да. Но юридически… У вас, мои дорогие, есть некоторые проблемы. Если я свободен, как ветер, и по мне за месяц сильно соскучился разве что крёстный, то тебя, Кирсти, сбился с ног разыскивать вагон с тележкой финнов, начиная с участников твоей группы и заканчивая полицейскими собаками, а тебя, Кси – твоя влиятельная кузина. Кроме того, ещё не решена проблема по имени Юрки. Можете сказать, что думали об этом все тридцать дней эксперимента?
Ксавьер отрицательно покачал головой:
– Родня есть родня, но я о них забыл. Шейла – не родители, сам понимаешь. Я побуду у неё денёк, разъясню всё в рамках того, что можно рассказать без опаски за её психическое здоровье, заберу кое-какие шмотки, попрощаюсь ещё на шесть лет до следующего нечаянного визита… и я в твоём полном распоряжении.
– Если бы у меня было всё так просто, – Крис горько вздохнул. – Один угол треугольника уже отваливается. Я буду в вашем раю лишь короткими наездами. Я ведь пропал… пропал для всех без вести. Новостей мы не читали, поэтому, боюсь предположить, обо мне уже сочинили юмористические некрологи. Предстоит выбираться на свет, давать длинные интервью, нагло улыбаться и ещё наглее врать, обратно вливаться в работу и отдельной строкой выдержать психованный взрыв Сеппо. Что ещё? Припадок ревности Циклопа – о нём я кое-как не забыл, хотя относиться так, как прежде, не смогу. Отчуждение ребят? Но им не привыкать к моим идиотским выходкам. И… задержка тура. Но это без комментариев, вопрос денежный. Неустойку заплатит Сеппо, а то, что в отместку он сдерёт с меня три шкуры – плевать, не в первый раз. С вами я все это благополучно выкинул из головы, но забыть, кто я, всё же не могу. Ледяной дьявол покорно вернётся на сцену и подвинет в чулан личную жизнь. Ангел, ты ведь не обидишься?
– Звезда айс-метала не закатится по моей вине. Да и как я могу?! Твоя музыкальная карьера – лучшее, что случалось в моей жизни. Вырывать тебя из этого фарса – верх глупости, как бы нам ни хотелось побольше времени провести с тобой. Но один день из тридцати в каждом месяце ты сможешь уделять отдыху?
– Вряд ли… мне не дадут. А потому настоятельно прошу вас совершать регулярные набеги в Хельсинки и похищать меня хотя бы на ночь. Я буду жить от одной постели до другой…
– Коротая все остальные ночи с Юрки, – договорил за него Ксавьер и ободряюще похлопал по плечу. – Смелее, в этом нет ничего зазорного. Мы знаем, ты очень привязан к нему. Однако нам пора выползать из отеля, пока всё остальное человечество нас ещё не похоронило.
– Кто сейчас пойдёт со мной и поддержит перед грозным ликом разгневанного до чёртиков Сеппо? – робко спросил Крис, вставая.
– Я! – ответили мы с деткой одновременно и тоже вскочили.
– Вы не боитесь, что он вас прикончит раньше меня?
– Пусть только попробует, – я кровожадно улыбнулся, хватая его за руку (Кси уцепился за вторую сам), и мы наперегонки помчались из отеля. Вечер обещает стать сказочно жарким.
*
Таксист нас очень испугался: у него был такой вид, словно он вообразил, что три прелестных дистрофика, один краше другого с безумным блеском в глазах, лежащие друг на друге, изнасилуют его прямо в машине. Я поделился этим соображением с Кси, на что он тихонько фыркнул:
– Мечтать не вредно…
Высадившись, мы с лапочкой довольно долго уговаривали Кирсти унять дрожащие коленки и встретить Сеппо если не с впалой грудью колесом, то хотя бы не на четвереньках. Потом (поскольку доводы не сильно помогали) мы ухватили его за подмышки и добровольно-принудительно поволокли в здание. Сопротивлялся вяло. Похоже, ему окончательно поплохело от предстоящего удовольствия лицезреть менеджера после тридцатидневного отсутствия. Образ Сеппо Великого и Ужасного даже беззаботному Кси представлялся не слишком светлым.
– Ну что он с тобой сделает? – утешал финна малыш, пока мы на лифте поднимались в студию. – Поорёт, поразоряется, устроит вырванные годы, разъярённо попрыгает вокруг тебя, потрясая кулаками и в который раз напомнит, что ты засранец и дрянь неблагодарная… ну… да, приятного мало.
Крис только уныло засопел носом и посторонился, пропуская вперёд меня и судорожно сжимаясь вокруг маленькой ладошки Кси.
– Вы ведь не позволите сожрать меня живьём? – прошептал он срывающимся голосом, когда мои пальцы легли на ручку широкой металлической двери.
– Сначала тебя нежно пристукнут, а потом хорошенько изжарят. И только потом уже сожрут. На последнем этапе ты точно ничего не почувствуешь, – «успокоил» я и открыл дверь.
Оживленный гул, ещё секунду царивший в помещении, обратился в гробовую тишину. Окружённый мёртвым молчанием, я созерцал умопомрачительное переплетение проводов на полу. А ещё: колонки, усилители и кучу всяческой безымянной аппаратуры, которую видел часто, но так и не удосужился узнать, с чем её едят; ударную установку “Tama” с белыми дарксайнами на чёрных вертикальных барабанах; выпавший из рук Мижэ бас, застывшего в столбняке Бартона (его пальцы благополучно застряли между клавиш синтезатора); Линдстрёма, в панике закусившего один свой дред… И, наконец, мой взгляд остановился на Сеппо. Менеджер восседал на буфере от звуковых усилителей, в руках у него было зажато по бутылке Jägermeister, а в зубах дымилась почти докуренная сигарета. Мне пришлось слегка наподдать Крису под ослабевшую коленку, чтобы он не умчался стремглав из студии, и (после минуты напрасного ожидания, что фронтмен группы сам откроет рот) заговорить:
– Салют. Сеппо, мы пришли.
– Я вижу… – протянул менеджер, слезая с буфера и ставя бутылки на пол. – И то, что я вижу, мне ужасно не нравится.
Кристиан сильно побледнел (куда уж сильнее?! он и так белее смерти!) и попробовал отступить на шаг, но натолкнулся тощей задницей на меня.
– Помни, прежде чем изжарить, тебя ещё нужно поймать, – шепнул я на ухо страдальцу, зарылся носом в его спутанные волосы и поцеловал в татуировку на шее под затылком. В бессменный дарксайн… придуманный им самим знак дьявола льда.
Ободрённый всем этим (особенно последним), несравненный Кирсти Лайт обрёл свою обычную нагловатую насмешливость:
– У меня что, прикид подгулял? Или глаза плохо накрашены? Что тебе не нравится?
– Ты где шлялся, подлец? – ласково-угрожающе пропел Сеппо и подтащил его к себе за шиворот.
Кси тут же встрепенулся:
– Но-но-но, без рукоприкладства, пожалуйста! – лапочка потянул Кирсти на себя (его ладошка по-прежнему оставалась в руке финна), и Сеппо, не подозревавший о такой силе и прыти у хрупкого и тоненького подростка, выпустил Лайта и слегка изумился.
– Это… заговор! Заговор против меня! А вы… – он ткнул пальцем в Ксавьера и с яростью очень выразительно глянул мне в глаза, – его сообщники!
– Мы ему не сообщники, а любовники, – заулыбавшись, поправил малыш Санктери. – Целый месяц Кирсти был в нашем безраздельном владении, а теперь мы его возвращаем.
– Это очень великодушно с вашей стороны, – надменно ответил Сеппо, с изрядной долей яда в голосе, и пошёл к двери, – но группа Ice Devil в Кристиане больше не нуждается.
– Что?! – я не поверил ушам даже больше пошатнувшегося Криса.
– Подробности можете узнать от ребят, – менеджер указал головой на застывших музыкантов.
– Тебя не было слишком долго, – донельзя виноватым голосом пролепетал Линдстрём, вступая в разговор, и с какой-то отчаянной ненавистью швырнул свою гитару на пол, – и Сеппо решил всё за меня!
– Мы согласились, – поддержал расстроенного гитариста Мижэ. – Выбора не было. Тур и…
– И тебя все равно нельзя было никем быстро заменить, – робко вмешался Гас, выползая из-за барабанов, – вот мы и подумали…
– Что он с нами с самого начала. И будет хорошим вокалистом и гитаристом в одном лице, – закончил Бартон и низко надвинул шляпу на лоб.
– Кто «он»? – нетерпеливо спросил Кси, поднимая с пола электрогитару.
Группа молчала.
– Сеппо?.. – я с надеждой оглянулся на дверь – менеджер все еще там стоял.
Усмехнулся умоляющим ноткам в моем голосе и, прежде чем покинуть студию, мрачно изрек:
– Дредоголовый ваш. Взял новое имя «Лазер». Или, если кому-то больше по нраву старое – Микко Линдстрём.
*
– Он – вокалист Ice Devil?! Он?! Бред сивой кобылы! В башке не укладывается! – Кирсти сидел на самом большом барабане, услужливо пододвинутом Гасиком, крепко обхватив грязную голову руками, и дымил без передышки уже около часа. Сигареты ему в рот совал Мижэ, чьи хищные глаза и больные порывистые движения лучше всяких слов доказывали, как он соскучился по зелёноглазой пропаже.
Линдстрём распластался на полу рядом со мной (непонятно почему, но уселся он между ног у Кси) и подавленно молчал. Ксавьер поддерживал его своеобразно, как-то уж очень участливо шепча на ушко разные нежности (и заставляя меня то хихикать, то ревновать):
– Миленький, да не переживай ты из-за Криса, не ты же договаривался со звукозаписывающей компанией о новом контракте! Кирсти четыре недели наслаждался отдыхом в компании меня и моего гиперсексапильного заокеанского любовника, а ты – мучился, репетируя песни и надрывая голос на концертах! Чего сроду никогда не делал. Пусть ему теперь тоже немного потреплют нервы. Микко, ну что ты, не раскисай! Ну… – Кси подозрительно близко выпятил к лицу Лазера свои коралловые губки, – ну хочешь, я тебя поцелую?
