Текст книги "Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание."

Автор книги: Constance_ice

Соавторы: Радомир Вастепелев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 71 страниц)

– Это нечестно, Гермиона! – закричал Гарри, ударив кулаком стену. Твердый гранит стены равнодушно отозвался болью в упрямом кулаке. – Вспомни, что ты говорила мне этим летом? Ты сказала, что мы все всегда будем вместе, и что теперь? Из-за похотливых глаз какой-то богатой уродины мы – уже не то, чем были раньше? Да бред это! Мы пережили худшие беды, потому что поддерживали друг друга. Что было бы со мной, если бы вы меня не спасли? Что было бы с Роном этим летом, если бы не твоя поддержка?

– Гарри, ты не понял меня. Это случилось не сразу, не только из-за того, что Рон так поступил со мной. Просто мы выросли! Мы не можем провести вместе всю оставшуюся жизнь! Пусть Рон делает, что хочет, он вправе поступать, как ему угодно, но и я не собираюсь оставаться одна!

– Ты не одна, Гермиона! Ведь есть еще я.

– Гарри, – Гермиона невесело усмехнулась и провела своими сухими похудевшими пальцами по его щеке. Ее пальцы были холодные. – Ты всегда будешь дорог мне, но у нас всех есть и своя жизнь. У этого ничтожного вруна, у меня, и у тебя тоже есть. Или будет. Друзья это еще не все. Мы всегда были слишком разные.

– Не говори ерунды, Гермиона, – резко взвился Гарри. – То, что мы разные, нам никогда не мешало! Наоборот, мы всегда дополняли друг друга! Если бы не друзья, то каждый из нас…То, что ты делаешь, Гермиона, – тоже самое, что сделал Рон, это – предательство! Ты предаешь нашу дружбу, предаешь нас…

– Нас больше нет, Гарри. Прости, но ты должен, наконец, это признать. Плохо, что это случилось сейчас, но когда-нибудь это бы все-таки произошло. Просто в такое время нам будет еще тяжелее, но это же ничего не меняет, правда? Нас больше нет.

Глава 28. Изобретение квиддича.

Гарри тупо уставился в окно.

Один. Он остался один.

Как это могло произойти? Они же всегда были вместе! Всегда! Что бы ни случалось, Рон и Гермиона были рядом с ним, поддерживали его, вместе помогали выбираться из самых кошмарных ситуаций. Картины прошлого поплыли у него перед глазами. Вот Рон командует громадными шахматными фигурами, чтобы он, Гарри, мог пройти дальше и спасти философский камень. Вот Гермиона готовит шкворчащую Всеэссенцию. Вот Рон и Гермиона вместе висят на Сириусе Блэке, а вот они сжигают лиану-кровосос и подхватывают Гарри под руки. Спасают его.

Гарри словно ударило: а чем бы он был без Рона и Гермионы? Мальчик-Который-Выжил, потомок Годрика Гриффиндора, знамя надежды, как его называл Римус Люпин – что он значил без друзей? Его отрезали от пуповины: больше не было никого, кто мог бы поддержать его. Гарри почувствовал, что у него вдруг ушла почва из под ног. Он остался один. в самом деле, как он раньше не подумал о том, что когда-нибудь настанет такой момент, и ему придется строить свою жизнь самому, без помощи друзей? Но он считал, что, несмотря ни на что, они всегда будут рядом, и он никогда не потеряет их. Он ошибался.

Или еще не все потеряно? Может, он сможет примирить Рона и Гермиону? Спасти то, что еще можно спасти? Пусть они и не будут вместе, но зато они будут рядом с ним! Я жалкий эгоист, с болью оборвал себя Гарри. И какой же ценой я снова обрету друзей? Им все равно не будет комфортно вместе, но они останутся рядом из-за меня и будут страдать. Что мне делать?

Гарри понимал, что ему еще больнее из-за того, что все это произошло одновременно: он расстался с друзьями, остался в незнакомой ему, почти дикой стране, не смог предупредить отца. Отец! Явление вчерашнего почти призрака – первый и единственный раз Гарри увидел своего отца во плоти, – нанесло ему очередную душевную рану. Разочарование и отчаяние охватывали его так, что ему стало холодно. Гарри схватился руками за плечи – его бил озноб. Что делать? Что теперь делать? Он с силой подавил в себе желание пойти к Валери Эвергрин и уткнуться к ней в колени, почувствовать на своей голове утешающую руку. Нет. Валери ясно дала ему понять, что он – взрослый человек и должен научиться сам решать свои проблемы. Она, конечно, пожалела бы его, утешила, но это лишь оттянуло у него осознание одиночества, и тем больнее оно ударило бы его позже. Гарри чувствовал отчаянную необходимость с кем-то поговорить. Хоть с Невиллом, хоть с профессором Снейпом. Но даже Невиллу было куда хуже, чем ему, вспомнил Гарри страшную тайну своего одноклассника. А Снейпу приходилось переживать и более страшные вещи, чем потерю друзей, пронеслось в голове у Гарри, да и способен ли язвительный профессор на жалость к нему в такой ситуации? Нет, наверное, что бы у него ни происходило внутри, снаружи Снейп оставался все тем же холодным и расчетливым слизеринцем, способным в ответ на подобные излияния лишь презрительно изогнуть бровь.

Гарри медленно шел по коридору, автоматически заглядывая в учебные залы и не осознавая, куда именно ему хочется прийти. Но так уж сложились обстоятельства, что в этот час он внезапно оказался возле аудиториума Хельги Хуффльпуфф. Автоматически заглянув внутрь, Гарри ожидал увидеть здесь, по крайней мере, десять-двенадцать парней и девушек, но там никого не оказалось, кроме двоих сидевших на столе. Джастин Финч-Флечли размахивал руками, болтал ногами и смеялся. Его кучерявые волосы растрепались и взъерошено топорщились во все стороны, и выглядел он сегодня немножко чокнутым и подозрительно счастливым. Сьюзен улыбалась немного скованно, но Гарри тут же заподозрил, что ей очень приятно находиться рядом с Джастином. от девушки будто доносился аромат сладкого очарования, теплой доброты и покоя, то, что так нужно было сейчас Гарри, и то, что Сьюзен сейчас, возможно сама не осознавая, отдавала другому. Гарри ревниво решил, что он тут лишний и тут же поймал себя на том, что подозревает, будто Жидкое Зло вновь бурлит в нем.

– Сьюзен, знаешь, а я вчера снова написал стихи, – услышал Гарри голос Джастина. Нервный, возбужденный и взволнованный. Надо же, подумал Гарри, какие мерзкие интонации. Тот факт, что они с Финч-Флечли заключили перемирие, быстро выветрился из его головы.

– Джастин, правда? Мне ужасно нравятся твои стихи. от них, – Сью немного помолчала, подыскивая нужное слово. – от них точно исходит свет. Тебе непременно нужно писать дальше.

– Это из-за тебя, – дрогнувшим голосом сообщил Джастин, и Гарри чуть не проглотил себе язык, так ему захотелось выйти из-за двери и вогнать Джастина в краску. – Я опять написал стихотворение для тебя, Сьюзен.

– Джастин, я давно хотела тебе сказать, тебе не кажется, что ты немного… приукрашиваешь меня в своих стихах? Я на самом деле совсем не такая! – запротестовала Сьюзен.

– Нет! Что ты! – замахал руками Джастин и тут же стал, по мнению Гарри, снова похож на отвратительную ветряную мельницу. – Сьюзен, я вижу тебя только так! Ты не можешь быть другой, просто не можешь, ты самая-самая…

– Не говори так, Джастин, мне неловко, – Сью спрыгнула со стола. – Ты, наверное, сам этого не понимаешь, но я далеко не так идеальна, как ты обо мне думаешь, как ты пишешь обо мне! Ты – настоящий поэт, ты создаешь такие прекрасные стихи, они великолепны, и я не знаю никого, кроме тебя, кто бы чувствовал так глубоко, точно тебе становится больно от того, что ты видишь и о чем пишешь. Но я, право, удивлена, что ты так высоко меня ставишь, не из-за того же, что я лечила твою ногу, верно?

– Я посвятил тебе стихи, – твердо сказал Джастин. – Если бы не ты, я бы никогда не смог закончить ту поэму!

– Джас, ты преувеличиваешь. Разве я гожусь на роль музы? у меня не тот характер, – сквозь обычную застенчивость Сью проглянула решительность. не то стихи Финч-Флечли были в ее глазах так плохи, не то их автор физиономией не вышел. Гарри предпочел верить в последнее. – Ты замечательный друг, ты очень милый, но…

– Ты невероятно прекрасна, Сьюзен, – пылко возразил Джастин, взирая на Сьюзен, по мнению Гарри, как кот по весне, явно не слушая, о чем говорила Сью. Его рука плавно перекочевала из горизонтального положения на столе в вертикальное положение на плечо Сьюзен. Сью деликатно кашлянула в надежде на то, что Джастин несколько одумается и не переборщит с иллюстрациями к своим эпитетам, но это только взбодрило влюбленного хуффльпуффца. – Я давно хотел тебе сказать, что…

Гарри открыл дверь.

– Привет, Джастин, – сказал он мрачно.

– Гарри! – просияла Сью. Она выглядела так, словно ее спасли из лап людоеда, только что решившего завязать с диетой.

– Привет, Гарри, – уныло поздоровался Джастин, скоренько убирая руки. Джастин был довольно высок, но Гарри по всем параметрам превосходил его физически и сейчас благодарил за это квиддичную практику в течение нескольких лет.

– Ты, кажется, читал тут стихи, Джастин? – осведомился Гарри. – И как, они понравились Сью?

– Гарри, почему ты так выглядишь? Что-то случилось? – видимо, внешний вид Гарри что-то подсказал Сью, и она тут же заподозрила неладное.

– Да нет, то есть – да, – хмуро уронил Гарри. – Я очень хотел поговорить с тобой, Сью.

– Да, конечно. Извини нас, Джастин, – Гарри очень порадовала скорость, с которой Сьюзен отправилась к нему прямо из-под носа Джастина. Финч-Флечли с крайне несчастным видом уселся на лавку обдумывать свои дальнейшие произведения.

– Гарри, что ты у меня хотел спросить?

– Я скучал! – вырвалось у Гарри.

Серые глаза Сью вдруг оказались так близко, что и предательство Рона, и отчаяние Гермионы, и весть о том, что дом для них теперь – здесь куда-то делись. Гарри отчаянно захотелось сказать ей что-то хорошее, и он подсознательно понял, что теперь все выглядит так, словно он, как сопливый младенец, помчался к Сью за сочувствием. Или, он пришел к ней за чем-то другим? Но тогда он должен был прийти к ней намного, намного раньше! И чего я боялся, подумал он. Гарри не помнил этого больше. Серые глаза оказались целой Вселенной, и он, уставший, разгоряченный, измученный окунулся в них, как в прохладные ласкающие воды горного озера, опустился в них, как на луг, полный полевых цветов. Сьюзен вздрогнула, испуганно подалась назад, когда он крепко прижал ее к себе и больно прикусил ее губу, но потом Гарри почувствовал, как ее маленькая ручка скользит по его воротнику, шее, пальцы начали ласкать его жесткие черные волосы, и потом больше не было ничего, только что-то жаркое и близкое, такое родное, такое отчаянно родное, что хотелось кричать от чувства, переполнявшего его.

– Я тоже так скучала по тебе, Гарри, – шумно выдохнула Сьюзен, когда они с трудом оторвались друг от друга.

Вид ее покрасневших губ, опухших от его требовательных поцелуев, так возбудил Гарри, что ему уже было наплевать на все – на то, что они стоят посреди холодного, продуваемого сквозняками коридора, в котором их в любую минуту могли увидеть, на то, что за дверью стоит его соперник. на то, что еще несколько минут назад он понял, что его бросили друзья. Сейчас все это стало вдруг неважно. Главным было то, что когда он, голодный, вновь жадно потянулся к Сьюзен, она уже не отпрянула, а сама прильнула к нему.

– Я так долго ждала. Я так хотела, чтобы ты пришел…

За дверью Джастин безуспешно подбирал рифмы.

* * *

В это же утро всех «приблудных», как презрительно называл пришельцев слизеринец Годвин Уоррик, погнали на первое занятие. у девочек это оказалась ровенина лекция по заклинаниям, а у мальчиков – первая тренировка с сэром Кэдогеном, практический курс средневековой драки, как тут же окрестил ее хохмач Симус Финниган.

Сэр Герейнт Кэдоген стоял посреди двора, опираясь на внушительный меч, однако, сам рыцарь выглядел далеко не внушительно, ибо, как оказалось, ростом он не вышел. Чересчур длинная для него кольчуга с металлическими пластинами внизу болталась ниже колен, как платье с оборками, поножи гремели на ходу, как полковой оркестр, а скрипучие боевые перчатки обглодала ржавчина. Но, несмотря на общий непрезентабельный вид, сэр Кэдоген сиял улыбкой, показывая всему миру две дырки от выбитых зубов сквозь погнутые прутья забрала шлема. на горизонте, возле конюшни пасся большой грязноватый битюг – верховая лошадь благородного рыцаря. Когда конь нагибался, чтобы ухватить очередной сноп сена, Гарри ясно слышал, как животное покряхтывает от старости.

– Прекрасные сэры! – торжественно провозгласил рыцарь. – Вы собрались здесь, чтобы изучить благородную науку сражения! Настоящий мужчина должен не только уметь владеть мечом, пикою, кинжалом и палицей, но и до тонкостей знать искусство…

– Короче, – пробурчали из задних рядов.

– …И до тонкостей знать искусство поведения на ратном поле и ристалище, дабы не посрамить честь свою и не оскорбить память предков ваших!..

– Ужас какой, – совершенно серьезно заметил Эрни Макмиллан. – Неужели нам предстоит терпеть это каждый день?

Стоящие рядом с ним дружно вздохнули.

– …Что отличает благородного рыцаря или доблестного йомена от простого крестьянина или грязного раба!..

– Скоро он заткнется? – несколько нервно поинтересовался Люк Дэниэлс. – Больше дела, меньше трепа!

– Боюсь, завелся надолго, – приуныл Тоби.

– …И ваши отцы и деды будут гордиться вами, если узнают, что вы постигали сию премудрость под началом такого высокорожденного и опытного воина, как ваш покорный слуга! – скромно закончил сэр Кэдоген и восторженно оглядел позевывающих учеников, предвкушая широкое поле деятельности. – Итак, благородные сэры, сперва мы учимся кланяться так, как принято на ристалище! – он выпустил из рук меч, намертво застрявший в мерзлой земле (меч заскрипел и угрожающе закачался), и принялся выделывать руками придворные пируэты.

Ворчащие дети расползлись по двору, растянулись в цепочку и, придерживая сбоку палки, выданные им пока вместо мечей, принялись упражняться в фигурах высшего политеса. Сэр Кэдоген наблюдал за ними с выражением величайшего блаженства на покрасневшей от мороза физиономии. Он оставил попытки вытащить из земли свой меч, и теперь удовлетворенно наблюдал, как младая поросль рыцарства во всем следует его указаниям. Налюбовавшись, он, громыхая источенными временем наплечниками, помахал рукой.

– Достаточно, любезные сэры! А теперь мы перейдем, собственно, к военной премудрости, кою вам надобно постичь с величайшим тщанием, дабы не пасть в грязь лицом и суметь в минуту опасности…

Гарри лениво почесал за ухом. с другого конца послышался недовольный и раздраженный голос Драко Малфоя:

– Будет трепаться! Может, начнем?

Сэр Кэдоген, будучи не в состоянии осознать, что имеет в виду юноша, удивленно лязгнул забралом, предъявив миру пару колючих по-тараканьи рыжих усов, и осведомился:

– Что значит «трепаться», благородный сэр?

Хохотали все, включая не только самого Малфоя, но и не удержавшегося Гарри. Так у них и начались уроки средневековой драки. Все парни ходили на них с большим удовольствием, не только из-за того, что им было необходимо научиться держать оружие в руках – никто, кроме, наверное, Рона да еще Драко Малфоя, всерьез не верил в то, что им придется с кем-то сражаться (Гарри знал о планах Слизерина, но пока помалкивал, потому что Валери строго-настрого приказала ему держать рот на замке). Ребят ужасно смешил их почтенный преподаватель, сэр Герейнт Кэдоген, один в один похожий на свой портрет – такой же крикливый, самолюбивый и громогласно изрекавший, как ему казалось, святые истины. Кроме этого, сэр Кэдоген был ужасным растяпой и частенько уходил с заднего двора, где они тренировались (сам рыцарь важно окрестил этот клочок земли ристалищем), теряя по дороге шпоры и перчатки. Но гонял он ребят будь здоров, и Гарри, как и всем остальным, пришлось попотеть. Кроме того, что он учился владеть мечом, – куда бОльшим и тяжелым, чем эльфийские легкие и короткие клинки, – сэр Кэдоген заставлял их таскать на себе немыслимую тяжесть в виде кошмарно древних доспехов, которые Годрик Гриффиндор выкопал из подвалов Хогвартса и собрал у всех знакомых в радиусе пятидесяти миль. Жутко неудобный шлем все время норовил съехать на глаза, кольчуга была невероятно тяжелой, хотя это был еще и облегченный вариант, сплетенный из железной проволоки, как рыболовная сеть. Сэр Кэдоген приказывал им бегать по двору во всей этой амуниции, а потом с воплями выскакивал на них из укромного места и витиевато вызывал на поединок, бросаясь в учеников ржавыми перчатками. Правилам вызова на поединки тоже оказались посвящены многие занятия. Упрямый рыцарь выматывал их до предела, и на обед ребята тащились совершенно без сил. Но упрямый учитель все равно частенько бывал ими недоволен.

– Не пристало рыцарю иметь такие объемы, – ворчал сэр Кэдоген, очередной раз выбивая тренировочный меч из рук отчаянно пыхтящего Невилла. – Жирным, подобно хряку, быть позорно благородному сэру!

Невилл, только что проглотивший несколько булок прямо из печки дядюшки Лоуфа, отчаянно покраснел, стараясь не обращать внимания на язвительные комментарии слизеринцев на реплику сэра учителя в ржавых доспехах. Вытерев кровь, текущую из ссадины на лбу, он постарался выровнять дыхание.

– Я не виноват! – начал оправдываться он, подбирая меч и неумело вертя им, пытаясь защититься от беспорядочных выпадов сэра Кэдогена. – Даже когда мало ем, я все равно толстею!

– Позор, позор! – продолжал вещать рыцарь, словно забывая о том, что и сам с трудом помещался на своем битюге, которому, видимо, было не впервой таскать тяжести. – Я не буду учить такого нерасторопного и жирного йомена! Отнимаете у меня время, сэр! Пока не похудеете, не думайте даже заглядывать на ристалище! Эй, доблестный сэр Гарри, отведите эту развалину к мистрисс Хельге, пусть залечит ему его ничтожные царапины! – с этими словами он в очередной раз обезоружил Невилла и отошел к группе хуффльпуффцев, оставив гриффиндорца потерянно стоять посреди двора.

Гарри подошел к Невиллу и похлопал его по плечу.

– Брось, Невилл, не дрейфь. Этот коротышка скоро забудет, что сказал тебе. Думаю, через пару дней можно будет смело идти на занятия.

– Он прав, я – просто тряпка, – всхлипнул Невилл. – Мне уже шестнадцать, а из-за того, что я такой толстый, на меня ни одна девушка не посмотрит. Если бы я захотел, то уже давно похудел бы…

– Да ладно тебе, Невилл! – возмутился Гарри. – не внешность красит человека! Вот посмотри, Эрни Макмиллан тоже не худенький, но он жуткий зануда, а ты – парень хоть куда!

– Не говори так, Гарри, – буркнул Невилл, отчаянно краснея. Он, прихрамывая, заковылял к задней калитке Хогвартса. – Это я-то – хоть куда? Да я просто никчемный бесталанный бездарь… – он с силой дернул на себя дверь и чуть не столкнулся с выходящей оттуда леди Ровеной Рэйвенкло.

– Что случилось? – холодно спросила Ровена. Она не выносила, когда ученики прогуливали уроки.

– Сэр Кэдоген выгнал Невилла, – пояснил Гарри. – Сказал, что не будет учить его, пока он не похудеет.

Породистые брови Ровены поднялись почти до самой диадемы в волосах.

– В самом деле? – он перевела взгляд на Невилла. Тот только вздохнул. – Это совершенная чушь. Я поговорю с ним…

Из разговора ничего не получилось. Сэр Кэдоген оказался обладателем в высшей степени средневековых предрассудков. Странно, но даже тот факт, что он живет в замке, наполненном колдунами и ведьмами, нисколько не изменил его взглядов на жизнь. Сэр Кэдоген совершенно не боялся волшебников, что говорило не то о его бесстрашии, не то о совершеннейшей глупости.

– Благородная госпожа! – изрек он с самой светской улыбкой. – Оставьте эту проблему мужчине. не пристало даме вникать в столь суетные дела, как обучение молодых господ ратному делу, – он торжественно отдал ей честь источенным древностью мечом и важно удалился.

Ровена рвала и метала. Если бы у нее был с собой меч, то маленький рыцарь был бы давно положен на лопатки, но палочку она не хотела использовать против магла. Это было бы недостойно. Поэтому она развернулась и под ехидные замечания со стороны малфоевских прихлебателей бросила Невиллу:

– Пойдем, мальчик. Если здесь тебе не хотят помочь, то можно найти помощь и в другом месте.

Невилл, вздыхая, поплелся за Ровеной, сопровождаемый любопытными взглядами одноклассников. Когда Гарри, Симус и другие ребята возвращались с тренировки, то в боковом коридоре, ведущем к Большому Залу, услышали звон оружия и крики. из любопытства они сунули носы в дверную щель и обнаружили Невилла, старательно сжимающего в руках здоровенный меч. Напротив него стояла Ровена в легкой кольчуге, надетой прямо на белое платье.

– В позицию! – приказала она, и Невилл послушно встал в позицию. – Что ж, пожалуй, мы на этом пока закончим. Неплохо двигаешься, мальчик, совсем не так безнадежно, как думает твой учитель. Завтра в это же время.

– Вы теперь постоянно будете учить меня, миледи? – захлебываясь от восхищения спросил Невилл.

– Пока да, – кратко ответила Ровена Рэйвенкло и удалилась, оставив Невилла любоваться со спины ее точеной фигурой, которую не портила даже кольчуга и железные наплечники и бледно золотистой косой, перевитой сверкающей нитью серебра. Гарри с Симусом и Дином переглянулись и решили, что Невиллу, пожалуй, лучше сейчас побыть одному.

Вот с этого дня и началось их обучение. Каждое утро следовало вставать в шесть часов, умываться ледяной водой, которую только с помощью палочки можно было сделать нормальной комнатной температуры (обходиться без душа Гарри уже постепенно учился) и сбегать по одной из извивающихся ужом лестниц вниз, в Большой зал, где их поджидал завтрак, минимальный для того, чтобы не упасть с голоду – Годрик приказал экономить припасы. Впрочем, у доброго дядюшки Лоуфа всегда можно было разжиться какой-нибудь едой, частенько повар сердито выбрасывал требуемое за дверь, чтобы ему не мешали готовить обед. Дядюшка Лоуф не выносил, когда голодные дети просят есть, его доброе сердце, скрытое под мощными складками грудных мышц, покоящихся на здоровенном брюхе, всегда можно было тронуть просьбой дать что-нибудь перекусить, потому что до обеда (ужина, завтрака) еще далеко. Он периодически грозно ревел, бешено вращал глазами и размахивал прокопченной сковородой на большой деревянной ручке, но это никого не могло ввести в заблуждение, и поэтому ссылка на кухню за любую провинность считалась весьма удачным местом отбывания наказания.

После завтрака ученики разделялись. Мальчики отправлялись к сэру Кэдогену на прикладной мордобой, девочки – на занятия по чарам и заклинаниям к Ровене Рэйвенкло или к Хельге – на Гербологию или Уход за Волшебными существами. Хельга держала некоторых из них в грубо сколоченных клетках в сарайчике возле конюшни, и девочкам частенько приходилось кормить гномами раздражаров или тараканами – выскакунчиков. После обеда мальчики отправлялись уже к Годрику – изучать на этот раз Боевую магию, кошмарное количество заклятий и проклятий в которой, наверное, считал Гарри, не смогла бы запомнить даже Гермиона. Но девочкам туда ходить не полагалось. Основатели, весьма демократичные в отношении общения парней и девушек вне класса, настаивали на том, чтобы учились они отдельно друг от друга. Чтобы джентльмены не отвлекались на уроках из-за прекрасных дам, подозревал Гарри. Валери Эвергрин, как и Ровена, отдельно учила и девочек и мальчиков, но если леди Рэйвенкло читала еще и историю магии, и Древние Языки, то Валери сосредоточилась исключительно на Защите от сил зла и на том, чтобы найти заклятие возвращения. Снейпу было наплевать, кого учить, главное, чтобы студент не отвлекался на занятиях во избежание возгорания собственного котла. Исправно поставляемые ему Хельгой ингредиенты он тщательно изучал, осматривая их своими цепкими черными глазами, обнюхивал их длинным крючковатым носом и складировал в разные мешочки, горшочки и колбочки, которые самолично выдувал в подземелье, отведенном ему под лабораторию. Занятия Снейпа были так же ужасны, как и раньше. Он с мрачным видом ходил мимо длинных столов, над которыми подрагивали огоньки волшебных костерков, и раздраженно порыкивал на недотеп, не умеющих отличить шинкованные кишки ежа от шинкованного желудка скучечервя.

Но Алхимия оказалась не единственным предметом, который, к его неудовольствию ему пришлось вести. После исчезновения Слизерина оставались не занятыми лекции по Геральдике. Хельга их проводить, очевидно, не могла в силу своего происхождения и весьма отдаленного знакомства с оной наукой. Годрик помимо своих уроков по Боевой магии, оставляющих ему по шраму в день, был чрезвычайно занят хозяйственными делами и охраной замка. Ровена могла бы вести их и в силу своего происхождения и в силу весьма основательных знаний в этой области, но она и без того была загружена больше всех. Валери на вопрос, знакома ли она с этой наукой, пожала плечами и заметила, что никогда не уделяла много внимания происхождению человека и тому, что за картинка намалевана у входа в его дом. Оставался Снейп. Изрыгая проклятия, от которых краснел даже Годрик с его простонародно откровенными ругательствами, Снейп отказывался наотрез, но его схватили, скрутили и заставили. Профессор Снейп вырывался и кричал, что не доверит поиски заклятия одной только Валери Эвергрин, но это его не спасло, к тому же, оказалось, что он отлично знает Геральдику. Поэтому Гарри пришлось выносить еще и пытку гербами, цветами, полями, разнообразными тварями, изображаемыми на них, и черт знает еще чем. Гарри угасал от скуки под монотонно-сухое чтение Снейпа и каждый раз с трудом удерживался от того, чтобы не зевнуть. за каждый зевок Снейп делал выговор и приказывал ученикам либо рассортировывать его непрезентабельные зельедельческие запасы по банкам, либо с ехидной ухмылкой отправлял чистить конюшни.

Так они провели больше трех месяцев. Заклинание до сих пор не было найдено, и, поочередно пройдя периоды безумной надежды, глубокого отчаяния и истеричных детских плачей в стиле «хочу к маме!» все впали в состояние глубокого ступора. А Гарри к тому же еще и ежедневно ждал, что вернется Салазар Слизерин в обществе нового хозяина замка, но о нем не было ни слуху, ни духу. Если бы Сью не было рядом, все эти дни были бы для Гарри сущим адом. Мало того, что его выматывали до невозможности занятия с сэром Кэдогеном, ядовитые реплики Снейпа, холодная требовательность Ровены и даже упрямство Годрика в отношении вызубривания наизусть заклятий по Боевой магии. Странно было чувствовать отвращение к предмету, который вел его собственный предок, и странно было переносить раздражение на него – манеры Гриффиндора вытирать нос рукавом и скверно ругаться производили на него не слишком приятное впечатление. Учителем Годрик оказался далеко не таким умелым и опытным, как профессор Эвергрин или профессор Снейп. Та же леди Ровена обладала куда большей педагогической сноровкой, несмотря на ее молодость. Она усаживала всех учеников вокруг себя на небольшие скамеечки и, таким образом, все внимание их было направлено на то, как она негромко, сухо и всегда по существу рассказывает о каких-то событиях Магической Истории или объясняет, как пользоваться Сортирующим заклятием. Годрик же был прост, как сапог.

– Ступефа-а-ай!!! – орал он, яростно взмахивая палочкой и отправляя очередной камень, он же подручное средство, в стенку напротив прямо над головами учеников. в результате все орали и разбегались. И хотя эффективности приобретенным заклятиям поведение Годрика не убавляло, его простонародная дикость иногда коробила Гарри.

Но хуже было другое: сидеть рядом с Роном и не иметь возможности поговорить с ним – они упорно дулись друг на друга, несмотря ни на что, – было слишком тяжело. Это – всего лишь желание, всего лишь один из мучительных приступов, которые так часто случаются с парнями в нашем возрасте, пытался объяснить Гарри себе поведение Рона, но его друг был другого мнения. Он считал, что Гарри не вправе вмешиваться в его жизнь и оспаривать его выбор, и Гарри, разозлившись, забыл, что раньше пытался объяснить роновы поползновения всплеском гормонов. Он постановил для себя, что считает поведение приятеля не чем иным как предательством, а влюбленные взгляды в сторону Матильды, кажущейся не просто исключительно вежливой с Роном, но как подозревал Гарри, искренне заинтересованной в его ухаживаниях, определил, как разновидность тяжелой болезни, которую Рон подхватил от учеников Слизерина. Одним из осложнений этой болезни стала лютня. Рон постоянно таскал ее с собой и периодически исчезал из поля зрения гриффиндорцев, чтобы поиграть. Но уже не Гермионе.

Гермиона же, как показалось Гарри, вначале смертельно оскорбленная предательством Рона, сейчас и сама влюбилась не на шутку. Она проводила с Робертом Эвереттом вечер за вечером, сперва явно из чувства благодарности за попытку помочь, но затем, видимо, сама незаметно увлеклась красивым черноглазым юношей, обычно немного мрачноватым, но неизменно вежливым с ней. Гарри при виде этой странной пары вспоминал Крума, и нехотя признавал, что если в Викторе Гермиону явно привлекала не внешность, а серьезный, мощный ум, то Роберт выигрывал у Крума сто очков вперед в уме, а в привлекательности – все двести. И теперь Роберт явно был поражен той же стрелой, что и Виктор когда-то. Глядя на то, как Роберт с поклоном подает Гермионе очередную книгу и при этом смотрит на нее с почти болезненным восторгом и желанием, Гарри осознавал, что это настоящая страсть. у них троих – у него, Рона и у Гермионы теперь по молчаливому соглашению была своя жизнь, но странно было наблюдать то, как его друзья, которые, как он считал раньше, были созданы друг для друга, сейчас даже не разговаривают друг с другом, а все внимание дарят чужим, с точки зрения Гарри, людям. Нет, он не имел ничего против Роберта, тем более что его все ученики Хогвартса считали очень порядочным, но в этом юноше скрывалась загадка.

Роберт был ровесником Алистера Макъюэна, и, по словам Тео Квинтуса, ему тоже когда-то предлагали присматривать за младшими, что-то, вроде, должности старосты. Но Роберт Эверетт отказался, мотивируя это тем, что он здесь для того, чтобы учиться, а не для того, чтобы вытирать малышам носы. И он учился, причем, отменно. по слухам, он был единственным учеником Салазара Слизерина, который не платил ему за обучение, и единственным из Салазаровых «детишек» – с темным происхождением. о его происхождении ходило немало слухов, но основным был следующий. Роберт был сыном чистокровного волшебника, одного из норманнских рыцарей – вассалов короля Вильгельма и ведьмы… крестьянки. Отец от него отказался, и он влачил довольно жалкое существование в дальнем углу отцовского имения, забытый и заброшенный, пока в этот дальний угол не заглянул Салазар Слизерин, возвращаясь из Бургундии. Неизвестно, по какой причине Слизерин остановил на Роберте свой выбор, когда искал учеников, но с первого же дня маг доверял мальчику безоговорочно: Роберт Эверетт был единственным, кроме Матильды, кому разрешался доступ в святая святых его учителя. по слухам, которые Тео Квинтус исправно приносил Гарри от Элинор Огден и Эльвиры Эгберт – главных сплетниц Хогвартса, до встречи с Гермионой единственной страстью Роберта Эверетта было знание, и он усиленно нападал на старинные летописи, пергаментные свитки и древние книги в библиотеке Хогвартса, конкурируя в этом с самим Тео, готовил у себя в комнате невообразимые зелья, владел мечом лучше всех учеников в Хогвартсе и ежедневно упражнялся в заклятиях боевой магии так, будто каждую секунду ожидал нападения. Он носил кольчугу круглые сутки и, как шепотом передавали друг другу девушки, никогда не ложился спать без оружия. Роберт не был похож на гору мускулов, как Алистер, но в его движениях чувствовалась опасность. Да, он был опасен. И красив, как иногда можно было понять по сдавленному хихиканью девчушек за соседними столами. Но Гарри видел в нем и другое – мощный, изворотливый ум, добивавшийся всего и любыми путями, слизеринские настойчивость и упорство в стремлении к цели. к какой цели шел Эверетт, так жадно поглощая знания, никто не знал. Но его уважали, причем уважали и побаивались Роберта даже юные слизеринские нахалы куда более благородного происхождения. И Гарри сознавался себе, что ему импонирует этот юноша, что он чем-то напоминает саму Гермиону – и не потому ли она сейчас смотрела на Роберта взволнованными блестящими глазами и что-то быстро говорила, сбиваясь под его пристальным взглядом? – и кого-то еще. Кого, Гарри не мог вспомнить, и это его пугало. Поэтому он взял с самого себя слово приглядывать за Гермионой. Пусть она уперлась в своем отчаянии, пусть не сводит глаз с этого типа, но он – темная лошадка и с ним следовало быть осторожнее. Дабы не вызвать у Гермионы взрыв эмоций и не испортить отношений окончательно, Гарри решил больше не наставлять ее на путь истинный, втайне чувствуя себя не вправе это делать. Но с Эверетта спускать глаз не следовало.