Текст книги "Ever since we met (СИ)"

Автор книги: Clannes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

– От других чудовищ прекрасную принцессу должно защищать самое страшное из них, – заявляет он торжественно. – И это мой братский долг.

– Братский? – Вика брови вздергивает, глядя на них, голос ее так и сочится сарказмом. Саша делает вид, что не замечает этого. Ваня, похоже, не замечает только тона.

– Братский, – подтверждает он, мол, да, ты меня правильно услышала, не сомневайся. – К тому же я ей после сегодняшней ночи жизнью обязан.

Саша правда не знает, по своему ли лбу хочет хлопнуть ладонью больше, или все-таки по его затылку. И, судя по взгляду Вики, так просто она теперь не отделается. И рассказать уж точно придется все.

========== Глава 9 ==========

– Сань, вставай, – раздается над ухом голос Вани. Ну почти над ухом, но он обычно настолько громогласный, что его замечательно было бы слышно, даже если бы он стоял в дверях, а не, по ощущениям, прямо у кровати.

– Пять минуточек еще, – ноет Саша, глаза не разлепляя. Ваня негромко посмеивается.

– Никаких минуточек, – заявляет он не терпящим возражений тоном. – Завтрак пропустишь.

– В жопу завтрак, – ворчит она, лицом утыкаясь в подушку и натягивая одеяло на голову. Конечно, если бы теть Лена ее услышала, было бы нехорошо, но, если доверять ощущениям, в комнате их только двое, она и он. Теть Лена, скорее всего, на кухне. – Дай мне доспать, чудовище.

Это она, кажется, зря – в следующий же момент до нее доносится громкий рык, а потом снизу под одеяло пролезает его ладонь, хватая ее за лодыжку. Саша не успевает даже попытаться отбиться, когда он ее ступню пойманную начинает щекотать, окончательно прогоняя сон и заставляя смеяться и визжать. Когда это прекращается, она едва находит в себе силы успокоить все еще клокочущий в груди смех и сесть на кровати, одеяло откинув. Судя по смеху в его глазах, она явно не выглядит устрашающей вот такая, растрепанная, в пижамке с песиками, похожей на ту, детскую, но подаренной ей им на этот день рождения. Ведьма не должна быть страшной, думает она, успокаивая себя этой мыслью. Ведьма должна просто быть. А еще – не стесняться своей семьи, как бы она ни выглядела. Потому что Ваня сам говорит, что она ему как сестра, а сестре можно и в пижаме перед братом показаться.

– Расческу дай, кошмарище, – требует она, руку протянув. Ваня уже почти готовый, в отличие от нее, но совесть ее не грызет за это. – Заплетешь мне косички?

– Заплету, – соглашается он покладисто. – Только давай пока ты завтракать будешь? Там теть Ира к нам заглянула, позавтракать и тебя захватить с собой в школу. Говорит, ей надо что-то с тобой обсудить.

Сон как рукой снимает.

– Ваня, блин! – Саша одеяло откидывает, вскакивая на ноги – пол для босых ступней, еще пару минут назад бывших в тепле, холодноват, но не до этого сейчас. – Ты не мог про нее раньше сказать?

– Да не нервничай ты так, – смеется он. – Она все равно следующие полчаса тут пробудет, а ты собираешься за десять минут, а при необходимости и за пять.

– При необходимости я тебя чем-нибудь мелким и неприятным прокляну, – шипит она на него обиженно, роясь в шкафу – дурацкая, дурацкая привычка не выбирать одежду с вечера! – Кыш отсюда, я переодеваться буду!

– Ладно, ладно, – он снова смеется, уже к двери идя. – Все равно ты меня слишком любишь, чтобы проклинать.

Дверь за ним захлопывается, так и оставляя ее в прострации.

Это что, так заметно?

К завтраку она спускается семь минут спустя, если верить часам. Ирина Владимировна за столом сидит, обхватив ладонями чашку, и смеется с чего-то. Саша себе чаю наливает, за стол садится, здоровается, и за печеньем тянется.

– Мне твоя помощь понадобится, Сашенька, – говорит ей Верховная, стоит ей отпить глоток. Чай вкусный, с бузиной, для дополнительной защиты от всего, от чего вообще может ведьме потребоваться защищаться, но она чуть им не давится в этот момент. Чем может помочь она, едва начавшая колдовать самостоятельно? Но, похоже, речь не о магии. – У нас две новенькие в школе, в восьмом Б, с опозданием, а все же. Алину с собой Этери привезла, ты же знаешь ее любовь к поездкам по стране в поисках первых в роду. А Сонечка московская, но тоже первая, ее некому учить и держать при себе. Я не прошу тебя с ними дружить начинать, но им нужна поддержка. Для начала, пока не освоятся.

– Надо, значит, сделаю, – она улыбается, глотнув еще чаю. Шаги за ее спиной останавливаются: Ваня. Не зажмуриться блаженно, когда он начинает аккуратно распутывать ее волосы, пока пальцами, а не расческой, не получается. – Вань, у тебя настроение на одну косичку или на две?

– Как тебе хочется, – судя по голосу, он улыбается. Тетя Лена и Ирина Владимировна наблюдают за ними с одинаковым выражением лица – похоже на умиление. – Только реши, пока я не начал тебя заплетать, а то вдруг я начну две, а ты одну хочешь, или наоборот.

– Вот одна пусть и будет, – цепляется она за эти слова. Решать сейчас правда ничего не хочется. – Доверяю тебе себя, от пяток до макушки. Не подведи.

– Вы такие милые, – смеется Ирина Владимировна. Ваня тоже смеется за ее спиной.

– Сашка тут милая, а мне милым быть нельзя, я должен быть ее сильным и мужественным защитником, – заявляет он тем своим тоном, который явно дает понять, что он не совсем серьезен. Не совсем – но не «совсем не». – Я за нее ответственность на себя взял, я ее и понесу. С сестрами по-другому нельзя.

– Лен, – Ирина Владимировна фыркает, – вы, кажется, многое упустили, когда решили ограничиться одним ребенком. Смотри, сколько в твоем сыне нерастраченного потенциала старшего брата. Походу, за все те годы, пока Сашенька не появилась.

– Посублимирует и будет хорошим отцом, – заявляет тетя Лена в ответ. – Главное чтобы не слишком поздно и не слишком далеко от нас. Если у меня будет внучка, она должна с раннего детства расти в этом всем, чтобы не теряться потом.

Печенье встает поперек горла, Саша давится и закашливается. Пару шлепков по спине помогают прокашляться и снова начать дышать, но в горле саднит так, что приходится отпить чаю, чтобы снова дышать нормально. Женщины на нее смотрят обеспокоенно, выглядят так, будто готовы в любой момент вскочить и побежать ей на помощь. Как выглядит Ваня, она не знает – одной рукой он все еще держит ее полузаплетенные волосы, и это не дает повернуться. Зато получается, чуть откинувшись, найти ладонью его ладонь и сжать, мол, спасибо.

– Я думала, – говорит она, – что через мальчиков род не продолжается. Разве нет?

– Саш, – вздыхает тетя Лена, – ты на врача учиться собираешься. Что ты про ту же гемофилию сказать можешь? Про наследование?

– Проявляется только у мужчин, через женщин только передается, за редкими исключениями, – выпаливает Саша, не задумавшись даже. Осекается и хмыкает. – С магией наоборот, да?

– Именно, – тетя Лена кивает, улыбается довольно. – Так что даже если ты, Вань, вдруг решишь жениться не на ведьме, есть вероятность того, что твоя дочь будет ведьмой. Небольшая, но все же.

Ведьм тогда должно быть довольно много, думает Саша, прежде чем понимает: ничего подобного. Взять хотя бы Ирину Владимировну с теть Леной и теть Наташей, шутящих, что Ваня у них один на трех ребенок. Не так уж и много, однозначно.

– О чем задумалась? – Ваня рядом плюхается, на соседний стул, и щелкает ее по носу не больно, но ощутимо. – Готова твоя косичка. Моя очередь завтракать.

– Спасибо, – она улыбается, тянется, чтобы его куда-то в щеку поцеловать, и чай допивает парой глотков. – Я готова. Только за сумкой сбегаю.

К кухне возвращаясь, Саша ловит отзвук, эхо смеха женского, шепот неразборчивый – Вани на его месте уже нет. Она мимо проходит, не мешая болтовне, благо время еще есть, на улицу выскакивает, и успевает как раз вовремя, чтобы его у калитки перехватить. С начала учебного года всего неделя прошла, и привыкнуть, что больше нельзя найти его, пройдя пару десятков метров по коридору, она еще не успела. Ваня выглядит так, будто собирается не на пары, а на какое-то мероприятие – он раньше всегда забивал на свой внешний вид, предпочитая подсказывать ей что-нибудь, но после первого же дня в новой для него роли студента это изменилось. Не то чтобы он перестал ей помогать.

– Забыл, – кается он сразу, как она его за рукав хватает. – Не привык, что мы с тобой не идем вместе.

– Скоро и привыкнешь, и отвыкнешь, – обещает она ему, улыбается. – Мне всего год остался. Будем вместе ехать.

Ваня смеется коротко, целует ее в висок, и воротник курточки ей поправляет. Саша замирает, ловя жадно это прикосновение, и выдыхает лишь когда он уже закрывает за собой калитку. Она конкретно палится, кажется ей. Чудо, что он до сих пор ничего не заметил. Не факт, что ему было бы приятно, что девушка, которую он называет сестрой, не готова видеть в нем брата.

– Поехали? – слышится из-за спины голос Ирины Владимировны, вырывая ее из этого близкого к ступору состояния. – Давай, сразу тебя и с девочками познакомлю. Время до уроков еще есть.

Соня с Алиной оказываются чем-то похожи – маленькие, худенькие темноволосые девочки с большими напуганными глазами. Саше думается, она понимает их испуг – они еще не свыклись с новой для себя ролью. Ей еще полгода, наверное, после принятия в ковен было непривычно и страшно от собственной магии – потом свыклась, поняла, приняла, но это заняло время. Алина посвящение прошла как раз позавчера, всего через несколько дней всего после того, как ее Этери Георгиевна нашла – к тому времени, рассказывает ей по пути Ирина Владимировна, уже прошел почти год с ее первого всплеска, и она была готова на что угодно, лишь бы ей помогли с этим справляться. Соню это еще ждет, не в следующее полнолуние, а в то, что после него. Они живут у своих Верховных – Ирина Владимировна упоминает, что ее муж привез Соню сегодня в школу – но, кроме этого, им нужна помощь кого-то ближе по возрасту. Им дружба нужна, чтобы освоиться на новом месте.

– Главное, – говорит она, когда они остаются втроем в полупустом коридоре, стоят тесной кучкой, – никому не говорить о том, что мы можем. Этого не стоит знать другим.

– Ирина Владимировна сказала, ты как-то раз одному хулигану магическую подножку поставила, – хмурится Соня непонимающе. Саша фыркает смешливо.

– Да, и до сих пор никто в этой школе, кроме нескольких человек, не знает, что он упал не сам, – она подмигивает. – Так что про то, что другим не стоит знать, это правило номер два. А правило номер один – не попадайтесь.

Алина первой хихикает в кулачок – похоже, представляет себе уже первую проказу. Вот и прекрасно. Главное – чтобы она не терялась и не опускала руки. Чтобы они обе не терялись и не сдавались. С собственной магией надо научиться жить, это она уже знает по себе – главное теперь чтобы они это тоже поняли.

– Я вот что предлагаю, – она их обеих обнимает за плечи, будто они знакомы уже долгое время, и довольно отмечает, что у них это явно не вызывает отторжения, – сегодня же понедельник. Я попробую вас на вечер пятницы отпросить к себе с ночевкой. Поболтаем, посмотрим какой-нибудь фильм, позаплетаем косички, ну и познакомимся получше, и в школу в субботу вместе пойдем. Как вам идея?

– Я за, – отзывается Алина. Соня на короткий миг задумывается, но кивает согласно. Вот и замечательно.

– Ирина Владимировна сказала, – подает она голос, когда Саша их отпускает и уже готова уходить, – что будет оформлять опекунство. Это значит, от меня отказались?

Грусть и детская совсем обида в глазах у обеих даже страх перебивают. Саша морщится болезненно. Она могла что угодно говорить Ване тогда, когда его родители решили ее принять в семью, когда эмоциональная и моральная связь с ними стала даже теснее, чем с родными, но ее саму это долго терзало. Ее долго волновало то, как это все будет сделано, и неужели правда родители так легко от нее отказались? В конце концов, даже понимая, что ей тут будет лучше, она тянулась к ним инстинктивно, сердцем и душой, даже если не разумом. Тетя Лена ей потом все объяснила, разложила по полочкам, помогая понять, что ее не бросили и от нее не отказались, что родители просто согласились оставить дочь в той семье, где о ней позаботятся – а потом она долго рыдала на новый год, когда они позвонили всего на пару минут, чтобы поздравить и спросить, как она. В ее первый после переезда к Букиным день рождения они даже не позвонили, и ей даже не хотелось радоваться шарлотке, испеченной тетей Леной специально для нее – она плакала Ване в плечо, сидя на полу их домика на дереве, пока он неловко утешал ее, прижимая к себе. Но как объяснить девочкам это, как сделать это для нее не таким болезненным для них, как это было для нее? Она вздыхает и треплет их по плечам.

– Просто вы разные теперь. Вы и ваши родители, – говорит она. Ей не хочется их разочаровывать, но лучше так, чем они сами пройдут через то, через что прошла она. – Мы чаще пугаем людей, чем вызываем у них желание узнать нас поближе. Даже если они нас уже знали. Попробуйте их понять, правда. Не каждый день узнаешь, что магия реальна, а твоя дочка – ведьма, вроде тех, которых сотни лет назад на кострах жгли.

– А как твои родители к этому отнеслись, Саш? – снова оказывается смелее Соня. Не рассмеяться невесело не получается.

– Я с ними теперь общаюсь в лучшем случае раза три в год, по телефону, – она фыркает безрадостно. – Минут на десять разговора за год наберется. Я почти привыкла.

Привыкать пришлось долго, на самом деле. И это, наверное, видно по ней, потому что девчонки почти синхронно ее обнимают с обеих сторон, будто пытаясь утешить. Может, и правда пытаясь? Как бы то ни было, а где-то внутри теплее от этого становится.

В конце концов, думает она, ковен все равно что семья. Нет смысла жалеть о потере старых привязанностей. И нет ничего удивительного в том, что они так быстро нашли общий язык. Не могут не подружиться три ведьмы, которым нечего делить.

А делить им и правда нечего.

========== Глава 10 ==========

Неделя пролетает быстрее, чем она ожидала. В пятницу Соня с Алиной к ней подходят еще с утра – а что, мол, а как они доберутся, а далеко ли? У них обеих в рюкзачках вещи, они на выходе из школы подпрыгивают нетерпеливо, совсем еще дети, слишком рано заставленные магией в их крови повзрослеть. Она их за руки берет, как младших сестер взяла бы, за собой ведет, в автобус впрыгивает, предупреждает – от остановки еще пятнадцать минут идти бодрым шагом, а если не спеша, то почти полчаса брести можно. Они дурачатся, сходят с типично-проселочной дороги, чтобы поиграть в догонялки между деревьями, плетут венки из осенних цветов, водружают их себе на голову, и Саша ловит себя на том, что жалеет, что Вани нет рядом.

Не жалеет, на самом деле, потому что не удержалась бы и сплела бы венок и ему. Тетя Лена ей сказала как-то раз, мол, не плети венков никому, кого не хочешь привязать к себе, и не принимай венки от тех, к кому привязаться не хочешь. Она до сих пор думала, что тогда, пять лет назад, они сплели их себе сами. Саша до сих пор не нашла в себе смелости сказать ей, что все было совершенно иначе. Что тетя Лена скажет, если узнает? Что она подумает? И неважно, что она это не специально – что они это не специально оба.

– Никогда не меняйтесь венками с теми, с кем не хотите связать свою судьбу, – говорит она девочкам, притягивая их к себе и чмокая по очереди в растрепанные макушки. – Теперь, когда ваша магия проснулась, это очень важно. Что было в детстве, до первого всплеска, не считается, но сейчас вам надо быть очень осторожными. Все, что вы делаете, может повлиять на вас и на других.

– А если я захочу с кем-то связать свою судьбу? – Алина щурится смешливо. Саша фыркает.

– Подумай об этом много-много раз сначала. И узнай, что чувствует человек к тебе на самом деле. После обмена венками это возрастет в разы, не сразу, но обязательно.

Ей думается, она тогда уже влюблена была немножко в Ваню. А он тогда уже наверняка видел в ней не больше чем сестру. Вот и получилось что получилось. Кто ж знал…

Они втроем пьют чай с печеньем с шоколадной крошкой, принесенным теть Наташей, еще теплым – есть огромные плюсы, смеется теть Лена, в том, чтобы жить через два дома от подруги. Саша раскидывает по полу подушечки, которых в ее комнате великое множество, они на них валятся почти, прежде чем она дотягивается до стола и раздает им стянутые с него учебники и тетради. Ее саму ждет алгебра, девчонки закапываются в историю сразу же, и Саша ловит себя на том, что объясняет им непонятные моменты совсем так же, как когда-то ей объяснял Ваня. От этого как-то тепло становится, как и каждый раз, когда она себя ловит на схожести с ним, и почему, она объяснить не может. Переобщалась?

Да невозможно с ним переобщаться, думает она. Для нее невозможно. Для нее общения с ним слишком много не бывает.

– Ты так складно объясняешь, я аж заслушался, – раздается смех от дверей. – Ты уверена, что в будущем хочешь лечить, а не учить?

– Ты уверен, что если я потеряю терпение и переубиваю их всех к чертям собачьим, ты мне будешь передачки носить? – смеется в ответ она. Ваня. Саша к нему разворачивается всем телом, так и сидя по-турецки на подушке, машет, мол, привет. – У тебя всегда лучше получалось, ты же знаешь, Вань.

– Льстишь ты мне безбожно, – он подмигивает и смеется. – Вот это и есть те самые маленькие ведьмочки, про которых ты мне говорила? Дай угадаю, вот это Соня, а это Алина?

– Пальцем показывать некрасиво, – бурчит она в ответ наигранно. – Учила тебя мама, учила, да не научила, похоже. Но ты угадал, хоть что-то хорошее.

– Я всегда угадываю, – Ваня, как ребенок, язык ей показывает, машет рукой девчонкам, которые хихикают в кулачки, забыв совершенно о Иване Грозном и обо всем сопутствующем. – Я Ваня, приятно познакомиться, девочки.

– Вырубай очаровашку, – смеется Саша снова. – Лучше вруби заботливого старшего брата и объясни девочкам историю.

– На старшего брата Ваню все права есть только у тебя, – он подмигивает. Взгляд его уходит в сторону и она почти дергается, когда видит, куда он смотрит. Куда он тянется. – Круто, давно ты венки не плела! У тебя с каждым годом все лучше и лучше получается.

– Практика для этого и нужна, чтобы лучше становиться, – заявляет она в ответ. Сказала бы еще что-то, но замирает: с комода, который прямо возле дверей, Ваня ею сплетенный венок подхватывает, и тянет вверх.

К своей голове.

Она не надевает ему этот венок сама, она его не для него сплела, но есть ли разница? Это ей неизвестно. В такие детали ни она, ни тетя Лена не вдавались тогда, когда они об этом говорили. Но Саша помнит, как надевала венок на голову Ване девчонкой, помнит, как он ей другой плел, смешно хмурясь, чтобы сосредоточиться и сделать его красивым, помнит, как водружал его на ее голову – и, пусть и тепло от воспоминаний этих, понимание того, что тогда они себя друг к другу уже достаточно привязали, будто током бьет. Не надо больше. Не стоит их еще теснее связывать, не стоит еще усиливать их чувства – его братскую привязанность, которая и без того стоит любой другой, и ее совсем не сестринское к нему отношение. И решение приходит быстро, будто само собой: она концентрируется на сплетенных вместе черешках, прямо возле его пальцев, и направляет импульс силы прямо в них. Страх ее работает как катализатор – она вкладывается вся, и с трудом умудряется усидеть, не упав, когда венок рвется в его руках.

– Ну бли-ин, – тянет она недовольно-грустно, когда он замирает с лицом виноватого нашкодившего песика. – Старалась, плела… Кинь его обратно и иди сюда.

В глазах девочек молчаливый вопрос, когда они взглядами встречаются. Она глаза прикрывает на миг, мол, расскажу все потом, и Ване, рядом с ней севшему, голову на плечо опускает. В его объятьях, когда он ее за плечи сгребает привычным жестом, тепло и уютно, и она бы не отказалась так еще долго просидеть.

Но это не значит, что она жалеет о том, что этот венок порвала и не дала Ване привязать себя к ней еще раз.

– Он же тебе явно нравится, хоть и не видит этого, – говорит Алина намного позже, когда на часах уже полночь, и они на огромной кровати в ее комнате лежат втроем, с выключенным светом, уснуть пытаясь. Голос ее негромкий и сонный, но говорит она все равно как мультяшная принцесса. – Почему ты это сделала? Могла бы позволить ему.

– Потому что нельзя человека рядом с собой удерживать силой или обманом, а это был бы обман, – Саша ее легонько по носу щелкает. – Он бы не знал. Не факт, что это бы так сработало, но лучше не рисковать. Да и если бы сработало, он бы от этого не полюбил меня так, как мне этого хочется, так зачем?

– Будет и на твоей улице праздник, – авторитетно заявляет Соня с другой стороны от нее; вроде хочет еще что-то сказать, но зевает и передумывает. Саша посмеивается почти беззвучно, но все равно слышно в тишине комнаты.

Ей думается, рано еще говорить им, что эта связь навсегда.

Глаза она открывает, когда за окном только начинает воцаряться предрассветная серость. Выбирается из кровати, аккуратно переползая через Алину, чтобы не разбудить, накидывает халат, в шкаф лезет – там, на полке, под ее вещами спрятанная, маленькая коробочка. Саша ее в карман сует, на цыпочках выходит из комнаты – не скрипят ни двери, ни полы. Тишина в доме почти идеальная. Уже почти шесть утра, скоро все проснутся, и дом наполнится гомоном и шорохом и стуком и прочими-прочими-прочими звуками, но не сейчас. Сейчас, она знает, до ваниного будильника пять минут, и эти пять минут она упускать не собирается. Так же тихо прокрадывается в его комнату, садится на край кровати, и смотрит на него, разглядывает, пытаясь запомнить каждую черту. Она его знает хорошо, может, даже слишком, но во сне Ваня выглядит совершенно иначе – беззащитным и нежным, открытым и таким трогательным, что почти щемит внутри.

– Доброе утро, – бурчит он, глаз не открывая, резко руку выбрасывает, и, ловя ее за плечи, тянет на себя. Саша взвизгивает от неожиданности, падая на него, не успевая даже руки выставить, чтобы не свалиться всем весом. – Ну не знаю как у тебя, но у меня доброе.

– Я тебя разбудила? – спрашивает она вместо того, чтобы ответить ему. Чувствует себя виноватой, пока он не улыбается, уставившись на нее сонным взглядом. Между их лицами считанные сантиметры, и ей стоило бы, может быть, отстраниться сейчас, выпрямиться, снова сев, но не хочется.

– Не-а, – он смеется тихо, охрипший со сна. – Я до твоего прихода проснулся, за минуту, наверное. Как знал, что ты придешь.

– Наверное, знал, – она фыркает. Изворачивается и коробочку из кармана достает. – С днем рождения, Ванюш.

– Что там? – он даже не заглядывает, вот ведь… Подарок у нее забирает, но так и держит ее за плечи, вместо того чтобы отпустить и самому посмотреть. Правда, ей кажется, если она сейчас вывернуться попытается, он отпустит. Но пытаться ей не хочется.

– Подарок, что еще, – смеется Саша. – Амулет тебе зачаровала. На удачу. Наденешь?

– А надень ты мне, – Ваня голову набок склоняет, насколько это лежа возможно сделать, и щенячьими глазками на нее смотрит. – Пожалуйста?

Ну вот что с ним таким делать? Она вздыхает, все-таки выпутываясь из его хватки, и коробочку открывает, так из его рук и не забирая. Внутри кулон на тонкой цепочке, маленький, но сил в него вбухано столько, что хватит раз двадцать от смертельной опасности его спасти. Саша правда надеется, что этого не понадобится.

Самое сложное – придвинуться и обвить руками его шею, чтобы цепочку на нем застегнуть. И сложно это потому, что Ваня смотрит на нее, даже и не думая взгляда отводить, и улыбается так, будто перед ним самое забавное зрелище на земле.

– Все, – выдыхает она, стоит замочку защелкнуться, и руки опускает. На миг все же подается совсем вплотную и в щеку его целует. – Вот теперь точно с днем рождения.

– Спасибо, – хмыкает он и коротко жмется губами к ее щеке. – Люблю тебя, сестренка.

Узел внутри завязывается еще крепче. Когда-нибудь, думает Саша, она вся сможет в этом узле спрятаться, настолько он будет большим. Настолько он перестанет в ней помещаться.

– У меня самый лучший братец, – поддевает она его, кончиком пальца тыкая в нос. Как он с ней, так и она с ним. Не стоит все портить и рушить. Лучше притвориться, лучше врать. Может, получится убедить и себя? – Давай, вставай. Я завтрак приготовлю.

Ваня руку протягивает к тумбочке ровно когда оживает лежащий на ней мобильник, как раз успевая отключить будильник после первых же нот мелодии, и тянется лениво, сонно, просыпающимся котом. Саша думает, что готова вечно на подобное любоваться – но такие мысли лучше держать при себе.

– Сваришь мне кофе? – просит он, снова щенячьи глазки строит, ну вот что за наказание на ее голову? – У тебя классно получается. Не знаю, как ты его делаешь, но у мамы он не такой.

– Обязательно, – смеется она, волосы ему ерошит, прежде чем с кровати встать. – Спускайся давай. Пока ты оденешься, я уже успею приготовить все.

Готовить, на самом деле, не так много – она в кофе закидывает щепотку корицы и пару горошинок перца, наскоро яичницу жарит, кипяток в заварник заливает уже когда Ваня за столом устраивается и ее коротко куда-то около виска целует в благодарность за завтрак, прежде чем убежать обратно к себе. Девчонок даже расталкивать не приходится – они, уже проснувшиеся, обе щурятся смешливо, узнав, куда это она успела уйти от них с утра пораньше, но не говорят об этом ни слова. Уже легче. Тетя Лена, на кухню зайдя, их четверых по очереди целует в макушку, как если бы все они были ее детьми, и Саша тянется за этой лаской короткой, видит, как Соня с Алиной тоже будто тянутся вслед – им этого не хватает сейчас очень, думает она, и от этого им и сложно. Ей тоже было сложно в первое время, хоть и иначе, а сейчас это вот незамысловатое выражение привязанности стало привычным и попросту нужным, чтобы обозначить, что они одна семья. Не по крови, не по документам даже, а все же.

– Теть Лен, Саш, а можно мне будет к вам еще прийти как-нибудь в другой раз? – Алина просяще смотрит на них обеих, и Саша не может, хоть убей, припомнить у нее таких глазок за всю эту неделю. – Мне очень у вас понравилось.

– Мне тоже, – бурчит Соня с набитым ртом, улыбается виновато, как только себя на этом ловит. Над губой у нее маленькая капелька варенья, Саша ее салфеткой снимает, получая за это другую улыбку, благодарную.

– Договаривайтесь с опекуншами и с Сашей на этот счет, – у теть Лены улыбка заговорщическая почти. – Я всегда приму. Ведьмы должны держаться вместе.

– Это ты этим руководствуешься каждый раз, когда меня с Сашкой оставляешь теть Ире, с папой на гастроли отправляясь? – смеется Ваня.

Старшие Букины каждое лето отправлялись на месяц на гастроли со своим театром, вместе с тетей Наташей и дядей Игорем, и кого еще было оставлять с Ваней, а потом и с ней тоже, если не Верховную, которая уж точно могла о них позаботиться? Да и потом, у нее Саше нравилось каждый раз – Ирина Владимировна, в силу схожести дара, могла многое посоветовать и со многим помочь, а еще у нее постоянно кто-то жил из девочек ковена, пока не взрослели и не находили себе жилье или же не уезжали куда-нибудь, по своей воле или нет. Она помнит Катю Пушкаш, первую свою почти-подругу из ковена, которую ее ни разу не магические родители увезли куда-то, даже школу не дав закончить, помнит Дашу Морозову, после девятого поступившую куда-то и смотавшуюся, даже не оглянувшись – но сейчас есть другие, пришедшие на их место. Не стоит жалеть о прошедшем, учила ее тетя Лена, всегда есть настоящее, которое важнее всего и с которым еще можно что-то сделать, в отличие от неподвластного будущего и уже неизменного прошлого. И рассуждать о том, что было бы, и что она бы сделала, нет смысла.

Она иногда все равно рассуждает. Может быть, хотя бы у этих девочек получится этого не делать? Может быть, она сможет им помочь, научить их на своем дурном примере, что так делать не надо?

– Тебя больше не будут, – она ему язык показывает, не сдерживаясь. – Ты уже большой мальчик, в опеке не нуждаешься.

– Ага, теперь я тебя сам опекать буду, – он смеется, тянется, чтобы ее по голове потрепать. – Тебя сегодня заплести, кстати?

– Да, хочу две косички, – отвечает она без колебаний. И недоверчивые лица девчонок, сменяющиеся изумлением, когда Ваня за ее спиной становится, заставляют ее рассмеяться.

Это, думает она, они еще не знают, какие разнообразные он их умеет делать. Не зря ведь несколько лет на ней тренировался.

========== Глава 11 ==========

– Ты похожа на школьницу, – заявляет Ваня, развалившийся поперек ее кровати. Саша юбку поправляет, кидает на него недоуменный взгляд – точнее, на его отражение в зеркале. Знает, он этот взгляд поймает и поймет. Что понимает, видно сразу, потому что он ухмыляется и перекатывается на спину, прежде чем объясниться. – Ну, знаешь, из фильмов, которые мне уже можно, а тебе еще нельзя. Только гольфиков не хватает, и футболку попрозрачнее бы.

– Стыд и срам, – фыркает она в ответ, но юбку скидывает, направляясь к шкафу. Без одежды вообще он ее не видел еще, но в нижнем белье приходилось, так чего стесняться? – Ты будто до сих пор такие фильмы не смотрел.

– Не, мне неинтересно, – он плечами пожимает, взглядом ее окидывает. – Я пару раз начинал, но скучно было. Да, с джинсами лучше.

– С джинсами я балетки надену и опять буду тебя конкретно ниже, – бухтит она, резинки стягивая с кончиков кос. Ваня хмыкает, обратно на живот ложится, и ее взгляд в зеркале ловит. Саша застывает, заставляя себя взять себя в руки. Сложно.

– Ты меня не настолько и ниже, между прочим, – он глаза отводит первым. – И с джинсами лучше, поверь. Мы в клубе будем, а не на школьной дискотеке с дежурящими учителями. Попадется какой-нибудь мудак, который прикола ради тебе юбку задерет, так тебе же потом маме с папой объяснять придется, почему их сына в собственный день рождения за причинение тяжких телесных в участок забрали.

– Потому что их сын не умеет останавливаться на одном ударе в морду? – уточняет она, ухмыляясь, пальцами прочесывая волосы. Ваня картинно надувается.

– Мой братский долг, – заявляет он, – это оберегать сестрицу от всяких мудаков. И я не собираюсь увиливать. Если не я, то кто?

– Я сама, например, – она плечами пожимает. – Ведьма я или кто? Магическая подножка, или радости общения с белым другом на пару дней, или «придурок» прыщами на лбу, да мало ли что можно сделать?

– Зато тогда они не поймут, за что им это, – резонно замечает Ваня. Она губки чуть обиженно дует – больше картинно, на самом деле – и тянется за тушью. В школу она красится редко, но школа была утром, и Соня с Алиной раз двадцать повторили, что им очень понравилось, прежде чем убежать в класс, а сейчас они в клуб собираются. Они – это двое их и еще несколько однокурсников Вани, итого шестеро. Четыре незнакомых ей человека, Ваня и она. И полное помещение еще менее знакомых ей людей. Прекрасно просто. Как она в это ввязалась вообще? И зачем?