Текст книги "Ever since we met (СИ)"

Автор книги: Clannes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Помогает ли это, она не знает. Встает на носочки, ладоней Вани не отпуская, и в щеку его целует, как раз в момент, когда звонок на урок раздается. И тут же сбегает, и сама опомниться не успев.

И с чего она взяла, что это поможет, она без понятия.

Новенькие ванины коньки такие красивые, что где-то внутри ворочается червячок зависти. У нее коньки тоже есть, но старенькие и потертые, еще везет что она из них еще не выросла. Не вырасти бы к зиме, чтобы можно было кататься вместе с ним. Саша в домике на дереве валяется на подушках, свернувшись клубочком, смотрит куда-то перед собой, и оттягивает хотя бы мысленно момент, когда придется отсюда выйти и пойти к другим. Она сбежала, когда ванина бабушка только приехала, сразу после того, как Ваня ей подарком похвастался, предварительно выслушав в свой адрес что она и милая, и аккуратная, и вежливая, и вообще чудо, а не ребенок, и не планируют ли Леночка и Андрюша дочку, чтобы вот такая же? После бабушки наверняка еще множество гостей прибыло, и скоро Ваня наверняка пойдет ее искать, но пока что…

– Киснешь?

Вспомнишь солнце, вот и лучик, всплывает в голове слышанная как-то раз поговорка. Как она пропустила его приближение, она не знает, но Ваня подтягивается легко на руках, игнорируя то, что ступеньки лестницы до самого верха идут, и ловко впрыгивает внутрь, устраиваясь на краю люка. Он, в отличие от нее, весь сияет, явно наслаждаясь вечером и забыв о том, что его днем беспокоило. Это и правильно, думается Саше.

– Кисну, – соглашается она. А смысл спорить, особенно если он прав? – А что, лучше киснуть в доме и портить тебе праздник?

– Лучше вообще не киснуть, – изрекает он глубокомысленно, но тут же улыбается. – Пошли к дому, серьезно. Там теть Ира с дядь Сашей приехала, и теть Наташа с дядь Игорем, и мама скоро шарлотку вынесет.

– Я думала, на день рождения торт едят, – удивляется Саша, садясь. Ваня выглядит довольным, как слон.

– Ну да, но мама знает, что я ее шарлотку ни на какой торт не променяю. Ну так что, пошли? Дамы вперед.

Он шутливо салютует, и она не удерживается от смеха. Лестница, кажется ей, чуть качается, когда она по ней спускается, но она списывает это на то, что ей кажется. Ну в конце концов, что может быть с ней не так?

Все, понимает она, когда под Ваней ломается первая же ступенька и он летит на землю, не удержавшись. Не вскрикнуть от ужаса не получается, но голос куда-то пропадает, когда Ваня садится с трудом, а по виску его струйка крови стекает. Под деревом множество камней, и вопроса, что произошло, даже не возникает. Ей бы звать взрослых на помощь, ей бы кричать снова – ей одиннадцать, и она не может ничего сделать сама. Но…

Но тело перестает слушаться, действует будто само по себе, и Саше остается лишь наблюдать за собственными действиями. Она камни перебирает быстро, находит один, с кромкой поострее, и в ладонь себе втыкает угол, а потом прикладывает к ране на ваниной голове. И ей бы так не делать, это антисанитария и бог знает что еще – но у Вани глаза распахиваются широко, он смотрит на нее изумленно и почти в ужасе, а со стороны дома уже слышны голоса. Тело снова получается себе подчинить только в тот момент, когда за плечи ее кто-то обнимает и прижимает к себе, отрывая от него. Саша видит, как Елена падает на колени рядом с сыном, как изучает его, ощупывая голову, как стискивает в объятьях, и лишь потом поворачивает голову. Обеспокоенное лицо совсем рядом с ее ей знакомо – Ирина Владимировна, школьная директриса. Два и два складываются достаточно легко: вот, оказывается, кто эта тетя Ира, «мамина подруга».

– Кажется, у нас пополнение, девчонки, – смеется рядом кто-то. Женщина. Рыжая. – Ир, первый всплеск как у тебя.

– Да с чего ты взяла, что первый? – парирует Елена, Ваню обнимает еще теснее. – Откуда нам знать?

– Наташа права, – прерывает ее Ирина Владимировна. – У нее все сбилось, явно первый раз. Ты же понимаешь, что ее теперь нельзя родителям возвращать?

Перед тем, как в сон провалиться прямо там, под деревом, Саша успевает лишь подумать, что не очень-то и хотелось. А еще – что надо будет попытаться узнать, что же, черт возьми, только что произошло.

========== Глава 4 ==========

– Ты ведьма, – говорит ей Ирина Владимировна будничным тоном, садясь на ее кровать: Елена сказала, что сегодня ей лучше не вставать, да и головокружение не допускало других вариантов. Саша моргает непонимающе пару раз, на нее уставившись. В каком это смысле ведьма? Как те, которые в сказках на метле летают и проклинают принцесс?

– Магии же не существует, – возражает она слабо, не уверенная и сама, чего хочет больше: поверить этой женщине с теплой улыбкой или оставаться при своих убеждениях.

– Скажи это своему другу, которому ты рану на голове за пару секунд зарастила, – Ирина Владимировна ее за руку берет, и выдергивать ладонь почему-то не хочется. – Почему, думаешь, тебе плохо? Ты своими силами с ним поделилась, чтобы то, что днями заживает, вылечить в тысячи раз быстрее. Это просто так не проходит.

– Вы говорили, – она вспоминает, – что у меня что-то там сбилось. Что вы имели в виду?

– Что ты маленький глупый ребенок, который абсолютно ничего еще не знает и не умеет правильно распределять потоки, – вздыхает Ирина Владимировна. Не получается даже на «глупого ребенка» обидеться. – Но мы тебя научим, вот увидишь.

– Вы еще сказали, что мне нельзя возвращаться к родителям…

– И это тоже правда. Тебе надо постоянно быть рядом с кем-то, кто сможет за тобой присмотреть, – директриса даже не притворяется разочарованной, она спокойна и невозмутима. – Ни одна ведьма не отдаст своего ребенка добровольно куда бы то ни было, значит, у тебя новый дар в семье. Значит, тебе лучше быть с Леной. Она за тобой приглядит дома, а я в школе.

– Вы хотите сказать, что вы тоже ведьма? – уточняет Саша, глаза на лоб лезут. Ответная улыбка как солнце и как приговор одновременно.

Во что она вляпалась? И почему ей не жаль?

Ирина Владимировна уходит еще через полчаса, обрисовав ей все перспективы и все то, что ее ждет, и голова идет кругом даже несмотря на то, что она полулежит, с половиной, наверное, подушек, что есть в доме, подоткнутых под спину. Надо бы разложить все по полочкам, но оно упрямо не раскладывается, в голове мешанина, и Саша вспоминает услышанное когда-то: чтобы осознать, чтобы легче понять, надо говорить вслух.

Ну, попробуем.

– Я очень испугалась, и сделала что-то, чего сама не понимаю, – звучит глупо, но так оно и было, так и выглядело для нее. – Потом мне стало плохо. Иринвладимирна сказала, что я ведьма…

– А она тебе не сказала, что ты меня спасла?

Ваня в дверь просовывается, улыбка до ушей, сияющие глаза и даже никакой повязки на голове. Саша взвизгивает от радости и неожиданности и пытается выскочить из кровати, чтобы кинуться ему навстречу, но в одеяле путается и чуть не падает: он успевает как раз вовремя, чтобы ее подхватить и обратно в кровать вернуть.

– Меня спасла, а сама убиться решила? – выговаривает он ей серьезно и почти сердито, но в середине предложения его ломающийся голос срывается на детский, и не рассмеяться не получается. – Смейся-смейся, ты же знаешь, что я прав.

– Ты в порядке? – спрашивает она вместо ответа. Знает, что да, должен быть, что не сидел бы тут, пышущий здоровьем, а лежал бы в своей комнате, если не в больнице. Все равно не может не спрашивать. Ирина Владимировна – верховная ведьма, как она сама себя назвала – не ошиблась, когда сказала, что Ваня ее друг. Не то чтобы она легко называла других своими друзьями, но его хотелось. Ему хотелось довериться. Перед ним почему-то даже не стыдно в пижамке с песиками и с растрепанными волосами.

– Я-то в порядке, а вот ты явно не очень, – он тянется, чтобы ей волосы пригладить. – Ты похожа на бабку-ежку. Мне кажется, теть Ира не это имела в виду, когда тебя ведьмой назвала.

Саша замирает, когда теплая ладонь дотрагивается до ее волос. Ей не очень нравятся прикосновения к ее голове, но почему-то у этого семейства получается заставить ее с этим смириться. А от ладони Вани еще и уютно почему-то. Она ищет объяснение этому, и решает в итоге, что дело наверняка в том, что состояние у нее сейчас не лучшее и ей нужна поддержка. Решает достаточно быстро, надо признать. Думать о других вероятностях сейчас не хочется.

– То есть ты, – уточняет она, откашлявшись, – спокойно к новости относишься? Ну что я ведьмой оказалась? А то ты спокойнее даже, чем я.

– Да чего мне беспокоиться? – он плечами пожимает, улыбается так, будто джекпот выиграл. – Мама ведьма, теть Наташа ведьма, теть Ира ведьма, ну одной тобой больше, так что я, резко подохну от концентрации магии в округе?

Ну да, в принципе, думает Саша, чего это она?

– Только тебе, наверное, грустно сейчас, – добавляет Ваня. Она глаза на него поднимает, смотрит недоуменно, мол, с чего ты вообще взял? – Тебе разве не сказали еще, что ты у нас жить останешься?

– Ну сказали, да, – соглашается она. – Ты об этом? Вань, мои родители считали меня странной. Я не удивлюсь, если у них не случилось никакой внезапной командировки, из-за которой меня пришлось везти аж в Москву, а просто они решили, что мне надо пожить в семье и пообщаться с нормальными детьми. Мама об этом говорила со своей подругой, я подслушала как-то раз. Я в Питере ни с кем не общалась, они посчитали, что в этом проблема.

– Промахнулись твои родители, – фыркает Ваня и все-таки заваливается на ее кровать звездочкой – она взвизгивает и ноги поджимает как раз вовремя, чтобы он не плюхнулся на них всем своим весом. – Не ту семью выбрали для тебя. Обратно не отдадим, так и знай.

– А ты не выглядишь недовольным тем, что обзавелся еще одним членом семьи, – заявляет она ему в ответ. Он смеется.

– Всегда мечтал о младшей сестренке, которой буду заплетать косички, отбивать от хулиганов и помогать таскать портфель. Оказывается, если жить с ведьмами, мечты сбываются. Что бы еще пожелать?

Саша смеется и кидает в него подушкой.

Бой подушками явно не входит в понятие отдыха, о котором ей Елена сказала, но так оказывается веселее. А отдохнуть можно и потом – предварительно, правда, устранив все следы побоища. Взору бдительной и заботливой матери семейства, когда она в комнате появляется, предстает ее сын, аккуратно плетущий кривые косички: Саша стоически терпит издевательства над собой, сидя поверх одеяла по-турецки. Не то чтобы ей приходилось особо терпеть, Ваня все-таки аккуратен и заботлив, будто она и правда его долгожданная сестренка.

– Издеваешься над Сашенькой, Вань? – Елена смеется, садясь рядом с ними. – Не жалко тебе ее?

– Да чего сразу издеваюсь? – возмущается он, но как-то вполголоса и не особо бурно. Саша не сразу понимает даже, в чем дело, а когда понимает, смешно становится: он настолько сосредоточен на ее волосах, что даже не может реагировать на остальное так, как обычно. – Она сама разрешила, между прочим.

– Разрешила, – подтверждает она в ответ на вопросительный взгляд. – Не знаю, что там творится у меня на голове, но это хотя бы не больно.

– Ну, все не так плохо, – признает Елена спустя пару секунд. – Тут разве что опыта не хватает, а понятие о том, что и как правильно делать, явно имеется.

– Я смотрел, как ты Сашку заплетаешь, – бурчит Ваня явно смущенно. Ну да, мальчишки в тринадцать обычно курят, прячась от родителей, и все еще дергают девочек за косички, а не наблюдают за тем, как их мамы кому-то эти самые косички плетут. Не считается это крутым. Хотя спросил бы кто Сашу, она бы ответила напрямую, что такое ей кажется намного круче – когда мальчишка не боится учиться заботиться о ком-то и не морщит нос, бросая, что это «девчачье». – Там как будто ничего такого, а на деле сложно оказывается. Тренироваться надо.

– Надо, конечно, – Елена улыбается, целует их в макушку по очереди. – Я, собственно, пришла, чтобы сказать, что мы с понедельника начнем оформлять официальное опекунство. То есть мы тебя не удочеряем, Саш, но ты будешь жить у нас до совершеннолетия, а там как захочешь. Надо будет, конечно, и тебе поучаствовать в процессе, с тобой будут из разных служб разговаривать, но я думаю, для тебя это не будет проблемой.

Ваня вовремя отпускает ее волосы – она на шею Елене кидается радостно. И не сказать, что она из тех людей, которые проявляют привязанность тактильно, но вот, сдержаться попросту не получается. И не сказать, что она плохо относится к своим родителям, но как быть, если за месяц тут она видела больше тепла и меньше равнодушия и долга, чем за всю свою короткую жизнь? Неудивительно, что ей хочется остаться.

Неудивительно, что тогда, свечи на своем запоздалом именинном торте задувая, она хотела, чтобы все оставалось так, как есть.

Интересно, то, что ее желание уже начало исполняться, имеет какое-то отношение к тому, что она ведьма?

Косички для школы ей заплетает все-таки Елена – тетя Лена, как она разрешает ее называть, и не воспользоваться этим было бы грешно. Она лучше себя чувствует после того внепланового отдыха, когда ей даже из постели запретили вылезать без особой на то необходимости, когда они с Ваней играли в шахматы часы напролет и пытались поймать друг друга на жульничестве, хотя какое жульничество в шахматах? Он ее портфель доносит до дверей класса и даже не дергается особо, когда она его коротко обнимает. Вот уж правда, чудеса творятся.

– Что, Букин, – доносится насмешливый голос Никиты из-за ее спины, – твоя подружка решила, что дружить со мной лучше, и ты быстро другую нашел? Эту малявку?

Саше кажется, если она даст волю тому урагану, который закручивается внутри нее, тут все снесет.

– Не лезь, Кацалапов, – хмуро отзывается Ваня. Она не столько даже видит, сколько чувствует по тому, как он напрягается, как Никита его задел этими словами. – Я очень не хочу ломать тебе нос.

– А по-моему, ты только что мне этим пригрозил, – фыркает Никита. – Я это запомню и припомню тебе, если ты вдруг решишь что-нибудь мне сделать.

Злость захлестывает снова. Саша видит, будто в замедленной съемке, как Кацалапов разворачивается, чтобы войти в класс, как цепляется совершенно неловко и неаккуратно ногой за порог и падает, как выворачивается неестественно рука, которой он пытается затормозить падение… Мир вокруг возвращается к нормальной скорости от его крика, а она не может заставить себя двинуться. Все видели, что они стояли больше чем в метре от него, так в чем же может быть дело?

В ней, осознает она, по крайней мере, для себя. В ней самой. И лечить Никиту так, как вылечила Ваню, ей вовсе не хочется даже пытаться – не факт что у нее бы получилось, но и пробовать она не собирается. Ваня же ее и оттаскивает оттуда, за руку схватив.

– Ты в порядке? – спрашивает он первым делом. Саша смеется. В порядке ли она? Тут человек только что руку наверняка сломал и лицом об пол приложился, а его интересует ее состояние? Она к себе прислушивается и понимает, что все так же, кроме легкого головокружения и отсутствия урагана внутри.

– Ты же знаешь дорогу в директорский кабинет? – спрашивает она вместо ответа. – Мне туда надо.

Ей нужен кто-то, кто поможет совладать с собой и с тем, что внутри нее. И кто, если не уже пообещавшая это сделать Верховная?

========== Глава 5 ==========

– Все в порядке, – повторяет в который уж раз Ирина Владимировна. Саше сложно поверить, хоть и хочется: как поверить в то, что она ни в чем не виновата? Хотя, на самом-то деле, этого сказано и не было – было зато ванино «теть Ир, Сашка Кацалапову руку сломала, и походу и нос тоже, да не трогала она его, в том-то и дело!». Ирина Владимировна тогда его поблагодарила, что привел ее сюда, а потом отправила на уроки, сказала, им нужно поговорить, «между ведьмами». – Ты понимаешь теперь, почему тебе надо оставаться под присмотром?

– Потому что я могу натворить что-нибудь, чего лучше не творить, – вздыхает Саша. Под это понятие, на самом деле, попадает очень многое. Под это понятие не так сложно попасть.

– Не только поэтому, – Ирина Владимировна ее по плечу гладит. – Еще потому, что ты во время своих вспышек магии используешь свои внутренние ресурсы. Ты свои жизненные силы на это тратишь, а это не может на тебе хорошо сказываться, понимаешь?

– Но я себя вполне нормально чувствую, – возражает она, и тут же понимает: конечно, нормально, она и не тратила силы так.

– Разрушать всегда легче, чем созидать, Сашенька, – наставительным тоном заявляет Верховная. – Это во-первых. Во-вторых, не соизмеряй заращивание раны и маленькую магическую подножку. То, что ты сегодня сделала, это даже не тысячная доля твоего первого всплеска. Тебе придется позаниматься с Леной, она тебе поможет держать свои эмоции в узде, пока ты не научишься черпать энергию снаружи. Хорошо, что ты именно к ней попала.

– У меня была мысль, – признается она, глаза пряча, – что вы как-то это устроили. Но откуда бы вам знать, и зачем вам аж из Питера именно я? Наверняка в Москве немало девочек, которые могут то же самое.

– Нам просто всем повезло, ты права, – Ирина Владимировна ей улыбается. – Совпало очень хорошо. Я не знаю, как ты, но я очень рада. И мне кажется, этот молодой человек, который на уроки не пошел, а подслушивает под дверью, тоже рад, что с тобой познакомился.

– Ну теть Ир, ну я же волнуюсь, – Ваня дверь толкает, и Саша, напрягшаяся после слов о подслушивании, выдыхает и улыбается даже, глаза все же закатывая, когда его взгляд ловит. Мол, ты что вообще творишь, зараза, тебя же послали учиться, а ты? – И мне надо знать, что дальше делать.

– А что делать? – она хмыкает. – Вы на уроки пойдете. Лечить Никиту мы не будем, иначе это будет слишком странно. О том, что ты, Вань, пострадал, знали только свои, а он не «свой», и видело это множество лишних глаз, так что не стоит подвергать себя опасности раскрытия. Ситуация совсем другая. В этом зато и плюс, все видели, что вы от него далеко стояли и ничего ему сделать не могли бы, так что он при всем желании не сможет вас ни в чем обвинить, кроме как в каком-нибудь там сглазе, во что никто не поверит. Вы вне подозрений оба, а Кацалапов, может быть, начнет думать, прежде чем говорить или делать.

– Может быть, – мрачно заявляет Ваня, – а может быть и нет. Я бы не был так уверен. И мне не нравится, что он с Сашкой в одном классе.

– Саша уже доказала, что может сама с ним справиться, – смеется по-доброму Ирина Владимировна. – Я бы на твоем месте так за нее не беспокоилась. Она от своей магии сейчас может пострадать больше, чем от хулиганов.

– Вот вы меня сейчас не успокоили ни разу, – он вздыхает и руку тянет к ней, мол, хватайся. Саша не спрашивает, неужели же по ней так видно, что она нуждается в поддержке – просто цепляет его ладонь своей и кивает в знак благодарности. – Нам можно идти?

– Идите уже, голубки, – она фыркает. – У вас еще уроки сегодня, не прогуливайте больше, чем необходимо.

«Голубков» Саша мимо ушей пропускает, вместо этого Ваню в коридор почти выволакивает. До конца урока еще десять минут, ни туда, ни сюда – возвращаться в класс сейчас смысла попросту нет. Есть смысл зато посреди коридора остановиться, его придержав, чтобы тоже затормозил.

– Тебя же Иринвладимирна на уроки отправила, – заявляет ему. – Ты почему не пошел?

– За тебя волновался, – парирует он. – Кто вас, ведьм, знает? Вдруг ты бы после вашего разговора до класса самостоятельно не дошла? Ты и по пути туда была бледная, как полотно.

– Это я от страха, – бурчит она себе под нос. Признавать свои страхи не стыдно, говорит она себе, как говорила десятки и сотни раз до того. – Я же могла что похуже сделать ему, я же не умею рассчитывать силы.

– Странная ты, – Ваня вздыхает, глядит на нее исподлобья, и руки ее не отпускает. – Другая бы за себя беспокоилась, особенно после того твоего обморока, а ты волнуешься, как бы не навредить кому-то слишком много.

– Да ну тебя, – фыркает она обиженно: неужели он не понимает, что они могли влипнуть в серьезные неприятности, даже несмотря на то, что вроде как и ни при чем, и это даже есть кому подтвердить? А все потому, что она не может свои эмоции в руках удержать. Все из-за нее. Ирина Владимировна права была, ей надо учиться. – Мне вообще, наверное, к людям выходить нельзя, пока я не научусь себя в руках держать.

Ваня вздыхает снова и ее к себе тянет так резко, что она почти впечатывается лбом ему в подбородок, а когда она уже открывает рот, чтобы возмутиться, обнимает ее. Похоже, правда волновался?

– Глупая ты, Сашка, – сетует он. – Тараканы у тебя в голове, наверное, какие-нибудь там мадагаскарские хищные. Научишься ты всему быстро, и будешь дальше магические подножки Кацалапову ставить, или всякую сказочную фигню творить, вот увидишь.

– А они такие бывают? – она ему в плечо тыкается лбом, медлит пару секунд, а потом все же обхватывает его руками в ответ. Удивительно – она с мальчишками даже за руку не держалась, не считая утренников в детском саду, а тут даже не кажется странным с Ваней обниматься. И не казалось странным все это время – просто задумалась об этом она только сейчас. А раз до сих пор это никаких внутренних противоречий не вызывало, то почему сейчас должно? – Ну, хищные. Тараканы.

– Без понятия, – он хмыкает, стараясь сдержаться и не смеяться, но это ему не удается – смех прорывается изнутри. – Давай после уроков поищем?

У него уроков семь, у нее шесть, но они договаривались с тетей Леной, что за ней отдельно приезжать в школу не надо, и что она не будет добираться до дома сама, а будет Ваню ждать. Поэтому она сидит спокойно, листая книги, в школьном читальном зале, когда к ней подходит девчонка, которую она видела пару раз в школьных коридорах. Старшеклассница или около того, думает Саша, глядя на нее, и улыбается на всякий случай.

– Расслабься, – девчонка рукой машет, садясь на соседний стул. – Меня Катя зовут. Верховная сказала, в школе еще одна из наших есть, тебе надо помочь освоиться. Другие в ковене уже большие все, только мы с тобой школьницы, надо держаться друг за дружку.

– Ты тоже? – Саша чуть не забывает о том, что в читальном зале вообще-то голос понижать надо, и вспоминает лишь в последний момент. Откашливается и улыбается виновато. – Прости. Я Саша.

– Я знаю, – смеется Катя совсем тихо. – Мне уже сказали. Я так, мимо пробегала, не искала тебя специально, думала, все равно на неделе найду, а тут ты и сидишь. Если что-то надо будет, находишь девятый «А», спрашиваешь Катю, тезок у меня там не водится. Помогу, чем смогу.

– Спасибо, – давит она из себя. – Заранее.

– Заранее не надо, – Катя щелкает ее по носу легонько и встает. – Если не понадоблюсь, увидимся в пятницу.

Почему в пятницу, спросить Саша не успевает – кричать невежливо, особенно тут, а уходит новая знакомая довольно быстро, будто спешит куда-то. Может и правда спешит, как знать? Не стоит к ней лезть без необходимости на то, убеждает она себя, и снова утыкается в книгу – ровно до момента, когда, через пару минут после звонка, рядом с ней плюхается Ваня, со своей привычной широченной улыбкой и растрепанными волосами.

– Если ты не согласишься подстричься, – говорит она ему вместо приветствия, – скоро мы будем друг другу косички плести и ты будешь обижаться что у меня лучше получается.

– Если будешь мне про это говорить, – парирует Ваня, – я с тобой разговаривать не буду. Час. Или два.

– Да ты сам не выдержишь, если не будешь спать в это время, – она фыркает себе под нос. – Пошли домой?

Про тараканов они, конечно же, благополучно забывают. Да и черт с ними, с тараканами, думает Саша уже по пути домой, вспоминая. У нее в руках кленовый лист яркий, большой, и она вертит его задумчиво, шагая рядом с Ваней, несущим ее ранец вместе со своим и умудряющимся еще и жестикулировать, рассказывая ей о том, что сегодня на уроке русского было. Вертит ровно до тех пор, пока не подхватывает прямо из-под ног второй, потом третий, потом четвертый, пока не начинает сплетать их в венок, который надевает на голову Ване, обрывающемуся на полуслове, чтобы на нее возмущенно взглянуть.

– Тебе тоже нужен, – заявляет он, побуравив ее взглядом несколько секунд, и ранцы их скидывает прямо на землю. Она смеется – да ну, вряд ли у него получится что-то – но его брови сдвинуты сосредоточенно, он сплетает подобранные листки коряво, но старательно, и венок у него, какой-никакой, а получается. Саша чувствует себя королевой, когда он его торжественно ей на голову водружает.

– Классно, – заявляет она, поправив его немного, чтобы не держался косо. – Ты просто мастер на все руки. Летом будешь из одуванчиков мне венки плести, а я тебе.

– Согласен, – отзывается он, свой ранец на спину закидывая, а ее в руку подхватывая. Другой рукой ее ладонь находит, не глядя – она тянется так, чтобы точно нашел. – Не забудь до лета.

– Да не дождешься, – смеется она, язык ему показывая.

Тетя Лена, встречающая их на пороге, улыбается, когда видит их в венках этих. Все кажется хорошим и спокойным и тихим, и Саша даже забывает и о Никите с его переломанной рукой и сломанным носом, и о Кате, даже выпивает чуть непривычный на вкус чай, который перед ней тетя Лена ставит после еды, с хитрой улыбкой сообщив, что это только для них, и с Ваней лучше не делиться, даже если он попросит – Ваня морщит нос и заявляет, что не больно-то и хотелось. Но голова ее будто взрывается болью, стоит добраться до своей комнаты, и она готова благодарить всех богов, в которых когда-либо верили люди на земле, когда чьи-то ладони обхватывают ее за плечи, помогая дойти до кровати и сесть туда.

– Сейчас спать нельзя, – доносится будто сквозь туман до нее голос тети Лены. – Я знаю, голова очень болит, но так надо, солнышко. Так надо. Дай мне руки и слушай меня. Дальше будет легче.

Она правда на это надеется той частью своего разума, что не сосредоточена на боли. Надеется и верит, и только поэтому беспрекословно подчиняется.

========== Глава 6 ==========

– Вначале не было богов. Люди появились после долгих изменений в природе, которые потом назвали эволюцией. Люди и придумали себе ложных богов, в которых поверили так, что некоторым из них дали силу воплотиться в реальности. Но боги эти были на стороне сильных. На стороне мужчин. Потому что женщинам, когда женщины были главными, не было нужды в богах. Они верили в природу, верили в плодородие и в погоду. Боги были им ни к чему.

Голос тети Лены убаюкивает. Саша лежит на своей кровати, клубочком свернувшись, головой на ее коленях, и слушает, пока пахнущие яблочным вареньем пальцы перебирают ее волосы. Головная боль отступила почти сразу, как она позволила себе расслабиться и довериться, и кажется, будто внутри что-то новое появилось. Что-то, что будет мешать ураганам расти против ее воли, и будет вместо этого перенаправлять их силу и мощь куда-то еще. Так ли это, она не знает, не уверена. Может быть и так.

– Но из слез и крови женщин, веками подчинявшихся, веками не слышимых, родилась Мать. Ее слезы, упав на землю, породили первых ведьм. Им потребовалось время, чтобы научиться всему тому, что нужно было знать и уметь, но они смогли. Из поколения в поколение передавались знания, дополняясь и раскрываясь, до наших дней. И новые ведьмы еще появляются в мире.

Она замолкает ненадолго, ладонь с головы ее коротко скользит к плечу и возвращается обратно, едва мимолетно потрепав.

– Вроде тебя, солнышко.

– Теть Лен, – спрашивает Саша, жмурясь, – а это плохо, быть новой, не потомственной? Всякие там гадалки в объявлениях так гордо пишут про потомственность…

– Гадалки в объявлениях? – тетя Лена смеется так, будто она сказала что-то невероятно забавное. – Сашенька, солнышко, забудь ты о них. Это люди, простые люди без капли магии. Ни одна ведьма в своем уме не выставит свой дар напоказ на потеху толпе. И пишут они то, что впечатлит других людей. Магии все равно, сколько поколений она в твоей крови, она будет слушать тебя в зависимости от твоих стараний, а не того, кем были твои родители. А теперь дай мне руки, мы еще не закончили.

– Почему? – интересуется она, садясь на кровати и снова вкладывает ладошки в чужие теплые ладони.

– Потому что ты бы не выдержала всего сразу, – объясняет тетя Лена, как неразумному ребенку. Она ведь и есть неразумный ребенок, думает она – ничего в магии не смыслит, и не понимает, что и как лучше делать. – Давай, глаза в глаза.

Глаза в глаза, она послушно смотрит, послушно вслушивается в каждое непонятное слово, начитанное певучим, мелодичным голосом. Голову будто наполняет звон, тихий, мягкий, не причиняющий дискомфорта, но от которого не получается отрешиться никак – он становится все громче и громче, пока она не жмурится болезненно и не разрывает контакта. В висках снова стучит, но уже не так сильно, и от этого проще.

– Секундой ранее и пришлось бы начинать сначала, – смеется тетя Лена, притягивает ее под бок к себе, целует в макушку, и от этого почему-то не неуютно, хотя по всем признакам должно бы быть. – Теперь тебе должно быть легче контролировать себя. Отдохни немного. Нам надо к пятнице многое успеть.

– Почему к пятнице? – Саша глаза на нее поднимает.

– Потому что в пятницу полнолуние. Наташа рассчитала, что оно для тебя наиболее подходящее для посвящения в ковен, следующее такое будет только через год с лишним, – ладонь замирает на ее плече всего на миг, затем исчезает оттуда. – Надо будет научить тебя простейшим манипуляциям с магическими потоками извне к тому времени. Но пока что отдыхай.

– Теть Лен, – окликает она ее, когда та к двери уже подходит, – а что было в том чае?

Улыбка на лице ведьмы теплая и хитрая, будто говорит «тебе еще не стоит знать все». Саша мигает и думает, что ей показалось, потому что хитрость исчезает куда-то.

– Я тебя потом научу это варить как-нибудь. Это кое-что, ненадолго облегчающее связь между двумя ведьмами, чтобы я могла помочь тебе поставить этот блок, – она склоняет голову набок, взгляд ее снова ловит, и Саше кажется, что она может читать ее мысли. – Потому что это ты его поставила, я только помогла.

За окном, когда дверь закрывается, когда Саша бросает в ту сторону взгляд, уже почти темно. Спать хочется жутко, и можно было бы уже позволить себе забраться под одеяло, но не привыкла она ложиться, не почистив зубы, а значит, вставать все-таки придется. К тому же у нее, вспоминает она, еще не сделаны уроки на завтра. Саша зевает раз, другой, а потом все же заставляет себя слезть с кровати и собрать в охапку все нужные учебники и тетради. Пол в коридоре босые ступни холодит, когда она пробегается на носочках и останавливается у ваниной двери, из-за которой доносится «заходи!» почти сразу, как она костяшками пальцев стучит, перехватив поудобнее все то, что в руках держит. Впрочем, ее он явно не ожидал увидеть – сидит на ковре, ноги поджав, и комиксы про Супермэна читает. Прелестная картина – Саша ловит себя на том, что думает об этом совершенно серьезно. Наверное, потому, что выглядит Ваня довольным жизнью и увлеченным тем, чем занят. Точнее, уже не увлеченным – смотрит на нее уже не удивленно, а просто выжидающе.