Текст книги "Ever since we met (СИ)"

Автор книги: Clannes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

========== Пролог ==========

– Сколько, вы говорите, ей лет?

Саше неловко стоять тут, с ладонью матери на макушке. Перед ней – женщина, которая будет о ней заботиться в ближайшие полгода. Родителям правда очень нужно уехать, и повезло, что мамина знакомая порекомендовала ей подобный выход. Что-то вроде временной опеки, на самом деле, не худший выход. Правда, она подозревает, что вовсе не в поездке дело, а в том, что месяц назад они ее застукали, разделяющей по косточкам маленькое тельце лягушки.

– Одиннадцать. Вы не волнуйтесь, Сашенька у нас тихая, – Яна поглаживает дочь по голове. Саша и правда тихая, примерная, с большими глазищами – зыркнула и опустила – с тугими косичками и без всяких там царапин и следов грязи, в которых постоянно мальчишки. – Да и к тому же, вы же знаете, девочки в этом возрасте, у них только одно на уме.

– Мальчики? – уточняет Елена. Яна улыбается, и чудится в ее улыбке какая-то снисходительность, но лишь на долю секунды – на самом деле там лишь вежливость, определенно.

– Учеба, – поправляет она.

«Жертвоприношения», мысленно добавляет Саша. «Пока что незначительные. Пока не подрасту.»

Елене об этом, конечно, лучше не знать, как лучше было бы не знать и родителям, но уже ничего не поделаешь. У нее есть сын, об этом она уже знает – мама настоятельно советовала с ним подружиться, наверняка надеялась, что Ваня сможет ее исправить. Вряд ли это поможет, вряд ли хоть что-то поможет сделать ее такой, как остальные, думает Саша. Остальные скучные и неинтересные, и что-то подсказывает ей, что их не тянет сделать что-нибудь такое, отчего бы мама завизжала, как тогда, от той лягушки. Она это называет жертвоприношениями – кому она приносит жертвы, и как это делается, она, на самом деле, не в курсе. Просто пришло слово и осталось в голове, и что уж тут поделаешь?

– И что тебе больше всего нравится? – у Елены, когда она улыбается, милые морщинки вокруг глаз, и она кажется доброй тетушкой из хороших сказок, тех, после которых ощущение, что тебя завернули в теплый плед и дали в руки чашку с какао. В общем, хорошо в меру. – Из школьных предметов, в смысле.

– Биология и анатомия, – бестрепетно и без пауз отвечает она. – Мы еще не дошли, правда, в школе, но мне интересно.

Ей интересно, она может сидеть часами за книгами, изучая это все. Когда-то, думает она, ей это понадобится, сейчас знания остаются чисто теоретическими. Пока что. А будущая опекунша кивает довольно, ладонь ей на плечо опуская, и почему-то не кажется эта ладонь чужеродной и неправильной.

– Документы в сумке? – уточняет она. Сумка только одна, зато несколько чемоданов, и Саша правда надеется, что ей будет где разложить все эти вещи. Яна кивает. – Тогда можете прощаться. Сашенька, потом я тебе покажу твою комнату.

Прощание смазанным выходит: мама будто боится ее крепче обнять, Саша уже даже не обижается на это. Да и смысл обижаться? На обиженных, она знает, воду возят, лучше сразу начинать план мести продумывать. А родителям она мстить не собирается, даже не знает, за что бы. Им так спокойнее, а ей так… ну, остается надеяться, что будет легче. Будет ли проще прятаться от временной опекунши, чем от родителей? Она по коридорам идет – дом, снаружи вроде бы не особо большим казавшийся, оказывается больше внутри – и даже не успевает испугаться, когда из ниоткуда на ее плечо ложится ладонь, лишь, за долю секунды сообразив, куда и как, резко ударяет назад и вбок, и лишь затем оборачивается. Там, за ее спиной, мальчишка, с буйной копной темных волос и разбитыми коленками, и ее удар, кажется, пришелся ему прямо в солнечное сплетение, как она и думала.

– Ну ты дикая, – смеется он сквозь силу, разгибаясь. Саша брови едва заметно приподнимает, так и стоит, спокойно на него взирая. – Ма, это и есть та новенькая девчонка?

– Сколько тебя раз учить, Вань, – вздыхает Елена, остановившаяся почти сразу с ней, – с незнакомыми людьми надо быть вежливым, а не пытаться их напугать.

– Они обычно забавно визжат, а не дерутся сразу, – оправдывается Ваня. Руку ей протягивает. – Мир?

– Я с тобой и не воевала, – она улыбается уголками губ, его ладонь пожимая. – Саша. Ты Ваня, я уже знаю.

«Если бы я с тобой воевала», думает она, «не факт, что это бы закончилось для тебя добром.»

Впрочем, она не собирается, по крайней мере, пока что. В конце концов, он ей, как минимум, не неприятен.

========== Глава 1 ==========

Первое, что видит Саша, когда ей показывают ее комнату – лес, который со двора казался далеким, а из окна выглядит совсем близким, рукой подать. Лес ей нравится, от него пахнет хвоей, смолой и свежестью, он живой и дышит, в нем потеряться и можно, и хочется. Она знает, что найдет дорогу, что бы ни произошло, что будет знать, куда идти обратно – когда за спиной слышно «сама только не ходи» от Елены, она кивает серьезно, пряча где-то внутри желание возразить. Не стоит, не сейчас, не сегодня, не в первое время, пока она тут.

Сколько будет длиться это первое время, она еще не решила.

– Елена… – она запинается, понимая, что отчества-то и не знает. Ответная улыбка такая же теплая и мягкая, как та, первая, и хочется нервно осмотреться, не пряничный ли домик вокруг нее. Саша не доверяет хорошим людям, она не верит, что они правда такие, и кто ее в этом обвинит?

– Просто по имени меня зови, солнышко, – ладонь опускается на ее плечо снова. Хорошо хоть не на макушку, думает Саша, потому что этого ей уже давно хватило. Ей достаточно и «солнышка», от которого неловко становится. Насколько эта женщина искренне с ней говорит?

– Хорошо, – она кивает, не спеша выворачиваться, не сбрасывая с плеча руку. Не стоит, не надо – не некомфортно, если уж на то пошло, и это тоже по-своему неплохо. – Я боюсь, что запутаюсь в доме, или заблужусь, а у вас наверняка нет времени мне все показывать. Может, Ваня мне поможет?

– Вань? – вопрос переадресуется моментально. Ваня стоит, подпирая плечом дверной косяк, и, кажется, старается не пялиться. Неужели у них так редко новенькие? – Покажешь Сашеньке дом?

Она уже Сашенька, надо же. Быстрый прогресс. Саша взгляд его ловит, одну бровь приподнимает – девочка из ее класса как-то раз так сделала, и в тот вечер она не отходила от зеркала, пока не научилась бровями играть независимо друг от друга. Пригодится, подумала она тогда – пригодилось сейчас, потому что он удивленно поднимает обе брови, явно не понимая, как она это сделала. Смешок она давит куда-то внутрь, наружу выпускает лишь ожидание его решения, это на лице ее крупными буквами написано.

– Покажу, – он пожимает плечами с деланной небрежностью. Мальчишки в тринадцать лет, думается ей, еще не особо умеют притворяться – ему ведь тринадцать, если она правильно помнит. – Прямо сейчас хочешь?

– Если у тебя нет других дел, – она его жест зеркалит, но у нее, знает, это получается куда естественнее. Мама с детства говорила, что она прирожденная актриса, как-никак. – Если есть, я не спешу.

«Если я потеряюсь в доме за то время, что ты будешь решать свои дела, это будет твоей виной», сигналит она ему взглядом без зазрения совести. Ваня читает это, кажется, без труда – моргает, взгляд отводит, и отлепляется от косяка, к ней шагая.

– Тогда пошли, – он ей руку тянет. – Дом большой, как раз до обеда успеем все посмотреть.

Они выглядят так контрастно, как в сказках и учебниках, где хулигана отличнице противопоставляют. Растрепанный Ваня, весь в синяках и ссадинах, пару пятен на шортах, и она, в идеально-белых гольфиках, в выглаженном красном платьице, ни единой царапины, а если и есть, то не видны. Саша ладошку вкладывает, позволяет ему сжать ее своими пальцами, с въевшимися в них следами от чернил и шелковицы, и ловит краем глаза улыбку Елены. Кажется, ей нравится, что новая подопечная пытается подружиться с ее сыном. Раз так, даже лучше.

Одна пустующая комната, другая, третья – Ваня возле них даже не останавливается, только говорит, мимо проходя, что там спальни. У теть Иры, подруги его мамы, говорит, детей больше живет, а мама только недавно начала так же детей к себе брать, поэтому тут пока никто, кроме них, не живет. Ну, еще она теперь. Тут, говорит, спальня мамы с папой, а тут его комната, и можно приходить в любой момент, если ей помощь нужна будет – если он не будет где-то на улице, то поможет обязательно, но сейчас лето ведь, так что скорее всего ей придется его на улице искать – она кивает, запоминает все, но когда слышит, что за следующей дверью библиотека, даже не раздумывает, прежде чем ее толкнуть, и замирает в восхищении перед забитыми шкафами.

– Мама собирает старые книги, они вон там, слева, – небрежно бросает подходящий сзади Ваня. – Находит их за копейки на разных барахолках. Я один раз открыл, а там ерунда какая-то, непонятные рисунки и написана сплошная белиберда. Не знаю, что ей в этом нравится.

Саша мысленную пометку делает – потом, без Вани, прийти сюда и посмотреть, что за белиберда и непонятные рисунки в старых книгах с барахолок. У нее есть подозрения на этот счет, и подозрения довольно-таки серьезные – она о них молчит и позволяет ему снова взять ее за руку и повести дальше. На первом этаже гостиная, окнами выходящая на цветочные клумбы Елены, и столовая, где может разместиться при желании до двадцати человек, но стол посередине всего на шестерых, и кухня, откуда безумно вкусно пахнет, и кладовка («мама думает, что я не знаю, где она держит конфеты, но я их давно нашел, они на второй снизу полке в самом конце», говорит Ваня, и Саше думается, что все-то она наверняка знает, просто позволяет сыну чувствовать себя героем-добытчиком)…

– На этом дереве, – говорит она, когда они выходят на улицу и он прямиком ее ведет к своему любимому ореху, на который, говорит, карабкаться любит, – было бы классно качели повесить. Знаешь, как в фильмах.

– Значит, повесим, – отвечает ей незнакомый голос вместо ванькиного из-за спины – голос взрослый, мужской, и в нем нотки смешливые. Саша ойкает и разворачивается моментально. – Саша, да? Меня Андреем зови, я твой временный опекун, отец этого оболтуса.

– Ну па-ап, – тянет Ваня обиженно, волосы откидывая назад – они опять ему в глаза лезут, ей думается, неужели нельзя их подстричь? Андрей смеется с его обиды и по голове его треплет, пресекая всякие попытки хоть что-то с волосами сделать.

– Приятно познакомиться, – говорит она вежливо: надо же быть воспитанной девочкой. Ладонь Андрея оказывается на ее плече, и она выдыхает: кажется, эта семья не собирается, как ее родители, каждый раз похлопывать ее по макушке, а значит, можно немножко успокоиться. – Да, я Саша, буду у вас жить ближайшие полгода.

– Полгода – это плохо, – заявляет Андрей. – Лето увидишь, осень тоже, зиму тоже, а вот весну нет. А весной тут красиво. Может, на год?

Саше кажется, что он смеется над ней, но она не обижается – это наверняка по-доброму.

– Это уже от мамы с папой зависит, – бормочет она себе под нос неловко, неуверенно. – Я пока вообще ничего не могу сказать, еще не поняла ничего и ни в чем не разобралась.

– Я надеюсь, тебе понравится, – звучит как утверждение. Ей бы эту убежденность. – Ладно, бегите, Ваня уже не может на месте стоять.

Ваня правда переминается с ноги на ногу, явно спеша ей еще что-то показать, и Саша кивает, прежде чем вложить ладошку ему в ладонь снова. Пару построек на заднем дворе неинтересны почти, незаконченный домик на дереве притягивает больше внимания – Ваня разливается соловьем, говорит, осталось только принести мебель, и можно будет хоть жить тут. А еще из окна этого домика, куда они вместе забираются – места навалом! – тоже лес видно. Бук почти на его опушке растет.

– Мама запрещает в лес ходить, и папа тоже, – бормочет Ваня недовольно, заметив, что она пялится в окно совсем беззастенчиво. – А мне хочется.

– Если запрещают, значит, есть почему, – назидательно заявляет Саша, разворачиваясь к нему, тянется невольно, чтобы из волос его выпутать застрявший листик, и замирает, когда он на нее смотрит. Ощущение, что она делает что-то неправильное. Ну, кроме того, что убеждает его не ходить туда, куда сама собирается. Расслабиться получается лишь через пару секунд неловкости. – Зато из окна красивый вид. Примешь меня сюда, когда закончишь обставлять?

– Только если поможешь, – парирует он. У мальчишек, которых она видела раньше, в тринадцать лет появлялась необходимость доказать свою крутость и взрослость другим – ей кажется, Ване плевать на это, ему нужно личное пространство. Может быть, она неправа – скорее всего она неправа, все-таки не взрослая и опытная, а ребенок, не так много знающий о людях – но в любом случае ей интересно, а что же дальше. Может быть, они станут кем-то вроде друзей? Если, конечно, в нем не проснется желание быть крутым, а не возиться с малявкой, как старшие мальчики ее и других девчонок ее возраста в школе называли.

– Помогу, – заявляет она уверенно, руки в бока упирая. – Вместе интереснее.

Не все и не всегда – и не все стоит ему знать. Но об этом она ему тоже не говорит.

========== Глава 2 ==========

Дни проходят тихо и незаметно, проскальзывают между пальцами водой. Андрей сдерживает обещание – хотя не совсем это обещанием было, а все же – и вешает качели на третий день. Ветви ореха толстые, но первые пару дней Саша раскачивается осторожно, едва-едва, пока во вкус не входит. Косички приходится переплетать после этого, конечно, но Елена не укоряет ее ни словом, лишь улыбается и по голове ее гладит коротко. Когда коротко, думается ей, можно. Так нормально. Она не только на качелях проводит время, если уж на то пошло – и по дому бродит, и на кухне помогает Елене, и в какой-то момент пристает к Ване, мол, давай домик обставим, лето скоро кончится, а ты как будто и не хочешь там время проводить. Он себе что-то под нос бурчит про приставучих девчонок, но соглашается, и полдня они потом таскают туда подушки, и пледы, и пару пушистых ворсистых ковриков, и книги, и вообще все, что, им кажется, может понадобиться и быть интересным. Она попутно узнает, что при должном старании там, может быть, и зимой получится проводить время, и эта мысль ее вдохновляет настолько, что помогает ему она вдвое усерднее – как знать, вдруг сейчас они обустраивают ее любимое место в этом доме? – а потом падает на кучу из подушек и пледов, руки-ноги раскинув, и смеется, когда Ваня рядом валится. Классно.

Но наутро не лезет в домик первым делом, а снова бежит к качелям. Без Вани в домик лезть не собирается. И к тому времени, как он из дома показывается, она уже не в силах оттолкнуться от земли, чтобы взмыть повыше, потому что ноги болят. Он зато выглядит полным сил и довольным жизнью, и Саше хочется попросить кого-нибудь запретить на законодательном уровне выглядеть довольными при недовольных людях. Пусть сочтут это каким-нибудь оскорблением чьих-нибудь там еще чувств, это ведь сейчас модно, думает она, вспоминая то, о чем много говорили старшеклассники еще весной.

– Ты чего с унылым лицом еле качаешься? – он перед ней встает, заставляя поднять на него глаза. Правда не понимает или просто пытается подколоть? Скорее, правда. Саша вздыхает.

– Ноги устали, – жалуется в ответ. – Я тебя пока ждала…

– Что, правда ждала? – он улыбается хитро. – Знал бы, не спал бы так долго.

– Зато выспался, – возражает она, следя за ним глазами. Ваня ее обходит по кругу, за спину ей заходя, и не получается не ждать конкретной подставы. – Ты же выспался?

– Ага, – соглашается он, за руки ее берет и заставляет ладони сжать на веревках, на которых качели висят. – Ну-ка держись крепче.

– Зачем? – она хмурится недоуменно. Ваня на миг показывается в поле зрения, возникает сбоку, улыбаясь чеширским котом.

– Извиняться буду.

В следующую же секунду земля уходит из-под ног, и Саша взлетает так высоко, как сама не могла бы. Ваня толкает ее в спину лишь в первый раз, затем уже цепляется за доску, на которой она сидит, чтобы толкнуть посильнее. Саша визжит и смеется, жмурится, когда кажется, что вот-вот влетит в другую ветку, но в итоге обходится. Когда качели останавливаются, она вываливается с них, голова кружится, и ему приходится ее поймать, чтобы она не упала – не то чтобы кто-то из них был против.

За эти несколько дней, ей кажется, они почти стали лучшими друзьями.

– Извинения приняты, – она легонько пихает его кулачком в бок. – Я рада, что дождалась тебя. Наперегонки до бука?

– Ноги коротки меня опередить, – Ваня показывает язык, срываясь с места. Саша смеется и несется следом.

Когда они, в домик забравшись, после драки подушками валятся прямо на пол, по крыше начинает стучать летний ливень. Саша жмурится довольно, вдыхает доносящийся через окно запах мокрой листвы и прибиваемой к земле пыли, и сворачивается клубочком, как сонный котенок – хотя ни разу не сонная.

– А другие мальчишки в тринадцать лет, – говорит она, – называли меня малявкой и прогоняли, чтобы я под ногами не путалась, даже когда я просто подходила.

– Во-первых, ты и правда малявка, но ты классная малявка, – Ваня подмигивает, и выглядит это так смешно, что не хихикнуть сложно. Саша сдерживается. – А во-вторых, мне не совсем тринадцать. Вот в сентябре будет, но это совсем скоро. Я уже знаю, что мне бабушка подарит, я у нее коньки попросил. Меня родители в детстве на каток водили иногда, но мне не нравилось, а сейчас как-то начало. А у тебя когда день рождения?

– А у меня уже был в этом году, – она плечами пожимает, мол, ну был и был, что тут поделаешь. – Так что мне уже одиннадцать.

– Когда был? – продолжает Ваня допытываться, садится даже поближе к ней. Она выдыхает: ну зачем он об этом спрашивает? Зачем ему знать ее день рождения? – И что тебе подарили?

– Ничего мне не подарили, – бурчит она, цепляясь за второй вопрос и игнорируя первый. Игнорировать долго не получается – он взглядом ее буравит, ждет ответа. – Неделю назад.

Ваня в голове что-то подсчитывает явно – она, кажется, слышит, как в мозгу его вращаются шестеренки – и вскидывает на нее глаза удивленно, почти шокировано. Что его заставило так удивиться, она правда не понимает.

– Ты сюда в день рождения приехала? И тебе даже родители ничего не подарили? – в его голосе удивления и возмущения столько, что нырять в него можно. – И ты так спокойно об этом говоришь?

– А что мне, плакать? – ворчит она куда-то в сторону. – Было и прошло.

– Не, ну так не пойдет! – заявляет Ваня, на ноги вскакивая. – Сиди-ка тут!

– Ты куда? – кричит она вслед, когда он исчезает в люке в полу. – Дурак, промокнешь же!

– Ну и пусть, – лохматая голова его на миг появляется снова, улыбается он так, будто собирается покорить мир. – Сиди тут и никуда не уходи!

Правда дурак, думает Саша, через окно и сквозь листву видя, как под дождем бежит Ваня к дому. Зачем – она без понятия. Рассказывать родителям пошел, что у них поселилась девчонка, которая свой день рождения не праздновала? Глупости. Она тянется за блокнотом, который притащила сюда вчера, и за карандашом, и начинает рисовать то, что в голове крутится. А крутится в ней много чего.

Ливень успевает закончиться к тому моменту, когда она дорисовывает все то, что покоя не дает, а Вани все нет. Саша перекладывает все с места на место, бродит бесцельно по домику, ложится на пол, в потолок пялясь, и правда пытается понять, почему он убежал и почему сказал ей оставаться. Но сказал, значит, есть на то причина. Не задумывает же он ей какую-нибудь глобальную пакость, на самом-то деле. Он, конечно, мальчишка, а мальчишки обычно противные, но он хороший, и он ее друг. Как-то быстро он им стал, на самом деле, но какая разница? Главное, что она наконец-то может кого-то так назвать. Главное, что друг у нее есть. Главное чтобы он не предал. Она много раз читала про то, как друзья умеют предавать, но не испытывала этого на себе, потому что и не дружила особо ни с кем. Детский сад не считается, в самом-то деле, можно ли вообще считать ту совсем уж непонятную дружбу с ссорами трижды в день? Потолок ей не отвечает, он вообще какой-то неразговорчивый и скучный. Саша зевает раз, потом другой, и засыпает.

– Надо было тебе книгу какую-нибудь поинтереснее принести, – раздается над ухом ванино бурчание, вырывая из сна. – Я не думал, что так надолго уйду, извини, Саш.

– Извинения не приняты, – бурчит она картинно-обиженно, дуя губки, но тут же улыбается, мол, да шучу я. Не может не улыбнуться, особенно когда видит его огорченное лицо. – Ладно, ладно, ты прощен. Но только потому что я вижу, что ты это искренне говоришь.

– Да конечно искренне, что я, врать тебе стал бы? – он хмурится почти обиженно, но тут же улыбается в ответ и протягивает ей руку, помогая подняться на ноги. – Пойдем в дом.

Платье ее после сна измятое, волосы во все стороны торчат еще с тех пор, как Ваня ее на качелях катал – Саша пытается себя немного в порядок привести, прежде чем следом за ним пойти, хоть и знает, что Елена ругаться не будет. Никогда ведь не ругается на ее не совсем аккуратный внешний вид – достаточно посмотреть на Ваню и сравнить их двоих, чтобы понять, почему. Он ей руку снова протягивает, стоит им спуститься на землю, и она вкладывает свою ладошку в его ладонь, даже не раздумывая. Идет за ним, даже не сомневаясь. В конце концов, ну что он сделает? Наверняка ничего плохого, это же Ваня.

Не то чтобы понимание этого помогало ей понять, куда он ее ведет, или зачем. Так что Саша охает и ладошку ко рту прижимает, когда он ее на кухню заводит, где уже стоят его родители, а между ними, на столе, торт с одиннадцатью зажженными свечками.

– Ваня сказал, что ты не праздновала свой день рождения, – подтверждает ее подозрения Елена, шагает к ней и – ничего себе! – целует в макушку. – Так что мы решили тебе его устроить чуть с опозданием.

– Пришлось съездить за ним до кондитерской, печь было бы слишком долго, – дополняет Андрей, тоже чмокает ее в макушку коротко и треплет по плечу. – Не могли же мы тебя без праздника оставить.

– С опоздавшим днем рождения, Саш, – смеется Ваня, обнимает ее, но тут же вглядывается в ее лицо обеспокоенно. – Эй, ты чего, плачешь?

Она головой мотает, правда плачет, но и улыбается, потому что чего-чего, а этого не ожидала совершенно. Похоже, взрослые правильно понимают ее – Елена слезы ей вытирает, и, за плечо взяв, подталкивает к столу.

– Загадай желание, и если задуешь все свечи сразу, оно сбудется, – говорит она, и почему-то в этот момент кажется совершенно правдивой эта глупая традиция. Саша глаза полуприкрывает и думает, чего бы она хотела больше всего? «Чтобы так было всегда», бьется в голове совсем детская, совсем наивная и нереалистичная мысль, мешая думать о чем угодно, и спустя несколько секунд она сдается. Пусть. Пусть это будет ее желанием на этот раз, тем более что она этого все равно хочет.

А потом она просто жмурится и дует на свечи со всех сил.

========== Глава 3 ==========

На нее смотрят, ее разглядывают, ее изучают. Саша выдыхает, прикрывает глаза, и делает вид, что ей все равно. Что она не новенькая, что она без понятия, почему ее класс перешептывается и пытается понять, кто она и какая она. Что ей плевать на них.

Получается, честно говоря, так себе.

Не то чтобы она совсем новенькая: на исходе третья неделя ее пребывания в школе, но, похоже, к ней до сих пор не привыкли. Да и кто бы так быстро привык, если бы в компанию, давно сложившуюся и привыкшую друг к другу, влез бы абсолютно чужой человек, тем более младше всех остальных, тщательно по возрасту подобранных? Не то, чтобы она это сделала по своей воле – она ведь не просилась, и не навязывалась, и не вмешивалась, да и вообще… Но людям пойди объясни это. Объясни им, что тебя это тоже не радует, да так, чтобы они не обиделись, что ты не в восторге от их компании. Расскажи им, что не хотела им мешать. Они все равно ведь не поверят.

Они не захотят верить. Саша достает из сумки книгу и яблоко. Большая перемена только началась, она успеет сгрызть его и прочитать главу о лицевых мышцах. Правда, толчка в плечо она не ожидает, как и того, что яблоко у нее из рук выхватят.

– Гордая слишком, даже разговаривать с нами не хочешь? – перед ней главный хулиган класса стоит, руки в бока уперев, а ее яблоко валяется у него под ногами на грязном полу. Вот же… – Новеньким не пристало себя так вести. В коллектив вливаться надо, Степанова.

– Если коллектив мне изначально не рад, я не буду навязываться, – парирует она спокойно, даже не вставая со своего места. – Смысла не вижу общаться с теми, кто не хочет общаться со мной.

– А ты так прямо взяла и решила, что с тобой не хотят общаться, – он фыркает. Саша не хочет в конфликт с ним ввязываться, они оба в шестом, но он ее заметно крупнее, хоть она и не маленькая. Худенькая, да, но не маленькая, довольно высокая для своих лет. Впрочем, ее это не спасет, если он решит, что она его спровоцировала на драку. Он вообще, насколько она успела заметить, быстро ввязывается в драки и постоянно кричит, что его спровоцировали. Но как действовать, чтобы он не решил, что она не заслуживает, чтобы ее в покое оставили, она правда не знает. – Ты мне не нравишься, Степанова. Слишком высоко нос задираешь.

– Можно я просто почитаю? – просит она в ответ спокойно, не особо даже надеясь на то, что он отвяжется, но мечтая об этом. Он ухмыляется, и становится понятно: нет. В следующий же момент ее книга летит в стену, вырванная у нее из рук, и она вскакивает с места, готовая, если надо, пустить в ход свои неумелые кулачки, которыми она не привыкла разбираться, ловит любопытные взгляды явно не спешащих вмешиваться одноклассников…

А еще моментом спустя Никиту разворачивают за плечо и отталкивают от нее. Саша не успевает даже среагировать, когда он на Ваню, неизвестно откуда появившегося, кидается, когда кулак ванин в его скулу врезается, когда —

– Букин, Кацалапов, – грохочет голос классной руководительницы, – это как еще называется? К директору, немедленно!

Ее не зовут – это не значит, что она не идет. Елена Германовна открывает было рот, чтобы что-то ей сказать, когда видит, как цепляется она обеими ладошками за ладонь Вани, но закрывает его, когда встречается с ней взглядом. И правильно. Нечего с ней спорить. Она знает, как все было. И поэтому, стоит директрисе нахмуриться, когда за ними дверь кабинета захлопывается, как она вперед шагает, собой Ваню закрывая.

– Степанова, – шипит Елена Германовна, – что за поведение? Немедленно прекрати и веди себя как положено!

– Все в порядке, Леночка, – директриса прерывает ее легким жестом. Голос у нее мягкий, но властный, это Саша чувствует сразу. Ее хочется слушаться, ей хочется подчиняться. – Я и так уже понимаю, что тут произошло. Опять Кацалапов?

– Он меня ударил, Иринвладимирна! – ябедничает Никита тут же, лицо у него такое, что ей бы жалко стало, если бы она не знала, что все было далеко не так, как он выставить пытается. Она ладонь чуть назад тянет и выдыхает, когда Ваня ее ловит и сжимает. Внутри все закручивается и бушует от того, как хочется по наглой морде врезать врунишке, но рука, за которую она держится, на месте ее удерживает, как якорь среди штормового моря.

– А ты еще не понял, что мне врать и недоговаривать нет смысла, – продолжает директриса за ним. Саше кажется, тем взглядом, что она сейчас на Никиту устремила, можно убивать, ну или, как минимум, дырявить людей. Ей бы очень не хотелось, чтобы так смотрели на нее. – Букин, который никогда в драку не лезет, просто так взял и ударил тебя? С ничего?

Никита хмурится, глаза опускает и молчит, и уже за это Саша готова директрису обожать всей душой и всем сердцем. Тем, точнее, что останется после того, как она выделит то, что уже заняло семейство Букиных.

– Он Сашку обижал, – Ваня молчанием соперника пользуется, ее немного за спину себе задвигает, мол, не надо меня защищать, сам справлюсь. – А Сашку никто не смеет обижать.

Ирина Владимировна смеется коротко с этих слов и снова Никиту взглядом смеривает. Он от этого будто меньше становится: выглядит это забавно, а еще почему-то думается злорадно, что он это заслужил. Нечего было лезть.

– Завтра в школу с родителями придешь, и прямиком ко мне, – говорит директриса, даже не сурово, а просто будто констатируя факт. – Это четвертый раз за три недели, когда ты у меня в кабинете. Мне кажется, им стоит знать. А теперь возвращайтесь, все трое, и идите на уроки. Елена Германовна, позаботьтесь, чтобы никто не прошел мимо своего класса.

Этот резкий переход с адресованного только учительнице «Леночка» на официальное, предназначенное больше для них и их понимания, «Елена Германовна» выбивает из колеи чуть ли не больше, чем осознание, что одним лишь тяжелым взглядом и парой слов их директриса способна заставить человека перестать врать. Саша к дверям направляется после того, как им всем троим женщины кивают, одна за другой, и сталкивается с Никитой в проеме.

– Ты еще пожалеешь, Степанова, – цедит он. Ураган внутренний закручивается с новой силой.

– Как бы ты первым не пожалел, Кацалапов, – так же цедит она в ответ. И только несколько шагов спустя, когда он убегает вперед, осознает, что все еще держит Ваню за руку, и что он вроде бы и не против.

Ситуация лично для нее осложняется тем, что у Вани сегодня день рождения. Он сейчас, думает Саша, должен бы получать поздравления, радоваться подаркам, и что там еще делают в день рождения другие дети, а не сжимать ее ладонь, выходя из директорского кабинета, куда попал из-за нее. Чувство вины захлестывает с головой, волной утаскивает в море и топит под толщей воды.

– Спасибо, – говорит она, заставляя себя вынырнуть. – Он достал.

Ваня радостным не выглядит. Саша бросает взгляд на маленькие часики на запястье и тянет его за собой, к своему классу. Не заходит, у дверей останавливается: нечего одноклассникам слушать, о чем они говорить будут. В коридоре никто не вслушивается в чужие разговоры, это она давно заметила. В коридоре всем по барабану, они спешат туда, куда надо им. Когда она его к окну толкает и за вторую ладонь цепляет, он будто обмякает.

– Мне Ленка сказала, что больше дружить со мной не собирается, – бурчит он куда-то себе под нос. – Я для нее недостаточно хороший, походу. Представляешь, она даже забыла про мой день рождения. Сказала, что не хочет меня огорчать в важный день, поэтому говорит заранее. Какое заранее?

– Вот такое вот неправильное заранее, – вздыхает Саша. Ленку из параллельного она не знает как следует – они общались за это время, наверное, минут десять, и не похоже было, что школьная подружка Вани в восторге от самой идеи общения с ней. Но в любом случае не особо приятная выходит ситуация. – Ну и к черту ее, а, Вань? У тебя день рождения, тебе надо радоваться, а не переживать из-за того, что тебя решила бросить девчонка, которая даже не помнит о том, какой сегодня день.