355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Civettina » Год дракона (СИ) » Текст книги (страница 14)
Год дракона (СИ)
  • Текст добавлен: 18 мая 2017, 14:30

Текст книги "Год дракона (СИ)"


Автор книги: Civettina



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Степан после того похода стал дюже набожным. Посты соблюдал страстно, в церковь ходил исправно, дома истово молился и бил поклоны святым, особливо Николаю Чудотворцу, и крестился – чуть где слово бранное услышит или почудится ему бес какой.

Ивана Глуховы отрядили помощником мастера. Ходил он поглядывал, чтобы мужики ровно камень отсыпали, да не жалели его, чтобы сверху настил клали не абы как, а по науке, как Александр Николаевич рассказывал.

Однако жизнь – что твоя погода. То солнцем привечает, да и тут же дождем мочит. На исходе сентября по обычаю спозаранку, еще затемно, приехал Иван в поселок, чтобы к работе приступить, да и обомлел. Не спит поселок, суетится, люди туда-сюда шастают. И запах такой стоит, что Иван сразу все понял. Соскочил с телеги прямо на ходу да бросился к невысокой часовне, что Демидов поставил, дабы строители не ходили в деревенские церкви на молебны, время не тратили.

У часовни суеты было больше. Бабы, что постарше, стояли кружком да переговаривались, то громче, а то и на шепот переходили. Бабы помоложе вместе с мужиками таскали всякий скарб домашний: посуду, одежку кое-какую, лавки или просто доски. Время вот времени из плотных сумерек слышались выкрики: «Ну-ка, ребята, подсоби!» или «Дружно! Взя-а-али!» Оттуда же доносились удары топора, звуки падения чего-то тяжелого, ругань и нервное лошадиное ржание.

У Ивана замерло сердце: там, за часовней, внизу пригорка стоял один-единственный дом – сруб, в котором жили инженеры Глуховы. С той стороны пригорка хибары никто не ставил: далековато было за водой ходить. Дома работников жались к дороге да к реке, наседая друг на друга, словно любопытные зеваки на ярмарке. И только Глуховы поставил свой сруб за часовней, а для Митьки, которому каждый день следовало ходить по воду, Александр смастерил тележку с двумя большими кадками. Наполняй себе кадки, да кати тележку к дому. Все легче, чем на своем горбу тащить.

Иван не стал огибать часовню по дороге: рванул напрямки, через диакона огороды и густые заросли малины. За самой часовней он встретил местного юродивого Симку. Было ему от роду двадцать три года, но вырос Симка лишь телом, а умом остался в своем детстве безмятежном. Оттого его так любили местные ребятишки, а бабы сердобольные жалели, кормили, да одежу справляли. Летом Симка шатался по окрестным деревням, иногда работу кое-какую несложную выполнял – лошадей помыть али помочь дотащить чего. За это ему давали хлеба кусок да молока, да каши немного. Спал Симка где придется, в сарае али в овине да и в собачьих будках бывало. Никакая живность к нему зла не испытывала, ни разу ни одна собака не облаяла. А ближе к зиме, когда ночи стали холодными, и потому хозяева запирали скотину, чтобы голодные звери не утащили, Симка приблудился к часовне. Диакон Архип пригрел несчастного, за это юродивый помогал ему в работе: где воск с пола соскоблить, где воды натаскать, где стены от копоти свечной отмыть.

– Слышь, Симка! – окликнул парнишку Иван. – Что случилось? Отчего беготня такая?

– Так известно, от чего, – с пришепетыванием отвечал юродивый. – Ночью-то сруб, где нжерены поживали, сгорел.

– Как сгорел? – Иван опешил, даже не заметил, как Симка слово иностранное исковеркал.

– Да вот так. Дотла.

– Как же такое случилось?

Симка выразительно, как ребенок, пожал плечами.

– А сами-то живы?

– Да поначалу были живы. Как дом-то заполыхал, так Митька хозяев растолкал. Они повыскакивали в исподнем одном, – начал объяснять Симка, растягивая некоторые слова. – А потом Федор-то Николаич как заголосит: «Четрежи мои! Сгорят!» Да как ринется в дом-то. Никто и не успел его ухватить.

– И?! – нетерпеливо потребовал продолжения Иван, когда парнишка замолчал.

– Сгорел Федор Николаич, упокой, Господи, душу его! – Симка размашисто перекрестился.

– А второй? Александр?

– Он-то поначалу командовал, кому куда встать, как ведра принимать с водой. Но вода-то за версту, все одно не успели бы затушить, – с готовностью продолжил Симка. – А как увидел Александр Николаич, что брата его давно не видать, так и заметался. Кричит: «Федя! Братец!» Ему и говорят, мол, Федор-то Николаич в огонь за своими четрежами прыгнул. Глухов-то как заголосит да как кинется в дом полыхающий. Насилу удержали его.

– А сейчас он где?

– Дом-то как стал догорать, так и рухнул. И похоронил под собой Федора Николаича-то. Вот Александр Николаич вместе с мужиками-то и разгребают завал, чтобы тело достать да похоронить со всеми почестями.

Иван поблагодарил Симку и заторопился к срубу. Юродивый вслед ему кричал про каких-то бесов и про знамения, о которых сказано в Писании, но Кожемякин его не слушал. Продирался сквозь колючие кусты, прикрывая лицо поднятой рукой, и вскоре оказался на краю крутого, осыпающегося спуска. Не раздумывая, шагнул он вниз, скатился по сухой, колкой земле да побежал к толпе мужиков, что орудовала на месте пожарища.

Александра Глухова Иван заметил сразу. Приметный он был среди других мужиков, в одном исподнем и в сапогах. Руки и лицо – в розовых пятнах ожогов, с левой стороны волосы на голове обгорели почти до темечка. В глазах блестит отчаяние и злость.

– Оттаскивай! Оттаскивай к лесу! – зычно командовал он мужиками, которые ухватились за толстое, не прогоревшее бревно.

Подоспевший Иван молча взялся помогать. У кого-то были багры и топоры, а кто-то, как и Кожемякин, голыми руками растаскивал еще горячие, рассыпающиеся снаружи, и тлеющие внутри бревна.

Скоро нашли и Федора Глухова, обгоревшего дочерна. Не узнать было в это головешке человека: словно чучело какое-то скукожилось, судорожно прижимая к груди руки. Видать, бумаги свои пытался укрыть от огня Глухов, да только остался от них один пепел.

Дотла сгорел сруб. Только печь уцелела да ларчик с кованой оплеткой. Подивились мужики: ларчик вроде деревянный, а огнем не тронут, даже бока не подтлели. Словно кто его уже после пожара под рухнувшие балки подсунул. Александр же ларец схватил да в рубаху завернул, подальше от глаз людских.

Отпевали и хоронили Федора Николаевича в закрытом гробу. Поговаривали, что сам Демидов предлагал Александру отвезти брата в Екатеринбург да там, на новом кладбище, похоронить, как государственного деятеля, но Александр отказался. Свой последний приют обрел Федор Глухов на тихом деревенском кладбище ниже Ключей.

Вскоре за старшим братом последовал и младший. В ноябре он отправился в горы неведомо зачем. Взял с собой проводника из мужиков, да оба и не вернулись – медведь-шатун задрал. Так бы и пропал Александр Глухов, если бы не охотники. В поселке он никому не сказал, куда и насколько уходит, а посему хватились бы его не скоро. Да под снегом как отыщешь, коли метель следы заметает? А вот охотники-башкиры наткнулись на медвежий схрон, где среди прочей живности, недоеденной косолапым, лежал и инженер с разорванным брюхом да без руки.

Схоронив мужа, молодая вдова Глухова вернулась обратно в Калугу, и больше о ней никто и не слыхивал. Строительство дороги заканчивал другой инженер, выписанный из Москвы. И хоть на картах подле дороги писалась теперь его фамилия, дорогу все равно прозвали Глуховской.

========== Дорога ==========

В Одессе мы пробыли два дня. После потрясающего праздника мы занялись делом.

– Тебе нужна татуировка, усиливающая какую-либо ипостась, – сказал Вовка. – Ты уже выбрал, что это будет?

– Лечение, – без колебаний ответил я. Слова Кота убедили меня.

– Тогда делать поедем сегодня, потому что на обратном пути у нас не будет времени.

Я не стал расспрашивать почему. Было у меня смутное подозрение, что из Болгарии мы будем улепетывать со связанным Максиком в багажнике. Наверное, поэтому Вовка и не купил билет на самолет.

Татуировщик обрадовался нашему визиту. Вообще, на татуировщика он походил мало: высокий блондин с приветливым лицом и осанкой как у гимнаста. Обычно мастера в таких салонах выглядели довольно вызывающе: носили банданы, украшенные значками, бороды или странные прически, одевались как панки или рэперы и обязательно имели какое-то эффектное увлечение помимо набивание рисунков на тело. Этот же татуировщик походил скорее на продавца «Макдональдса» или на студента-ботаника, чем на байкера или серфера. Казалось, что свободное от работы время он проводит в библиотеке или слушает симфоническую музыку.

– Два дня работы нет, – пожаловался блондин. – Сезон-то еще не начался.

– Считай, что мы его открыли, – Вовка протянул ему эскиз знака, который он перерисовал из своего дневника.

– Во сколько цветов выполнять? Размеры эти же или увеличивать? – начал сыпать вопросами мастер.

– Отвечай: тебе ведь делать будут, – брат хлопнул меня по плечу.

– Черно-белую, размеры сохранить, делать вот здесь, – я закатал правый рукав.

– Хорошо, приступим! – татуировщик проводил меня в другую комнату, посреди которой стояло кресло, напоминающее стоматологическое, только без бор-машины. – Усаживайся поудобнее. Раньше делал когда-нибудь тату?

– Да, – я сел в кресло и положил руку на подлокотник.

– Отлично, тогда правила ухода знаешь. Или напомнить? – татуировщик скинул рубашку, оставшись в майке-безрукавке. Нашему взору предстали его испещренные различными рисунками руки, что диссонировало с простоватой внешностью парня. В этот момент Вовка изменился в лице, но тут же справился с эмоциями.

– Интересный знак, – хмыкнул он, указывая на какую-то татуировку, которую не было видно с моего места.

– Какой? Этот? – парень взглянул на свою руку. – Да, прикольный. Два года назад приходил парень, принес этот эскиз. Я его себе тоже наколол.

– У моего друга такая же. Неужели он был в Одессе и не сказал мне? – Вовка с сожалением вздохнул. – Не помнишь, как его звали?

– Сказочник.

– Просто Сказочник?

– Да, он так сказал, – татуировщик надел резиновые перчатки и стал протирать их спиртом. – Я еще тогда пошутил, мол, как Ганс-Христиан Андерсен? А он: нет, как Генце. Кто такой Генце – хрен знает.

Ни один мускул не дрогнул на лице брата, но я видел по его глазам, что он в сильном смятении от услышанного.

– А Сказочник не сказал, откуда он родом? Не из Самары?

– Не знаю. Сказал только, что его зовут финны на какой-то… туру… туресари, что ли?

– Ретусаари, – поправил Вовка и кивнул. – Ну точно, это он, мой дружбан. Вот ведь черт лысый! Был на море – и ни полслова!

– Может, с подружкой был? – предположил татуировщик, обрабатывая мне руку.

– Хрен его разберет! Ладно, вернемся – позвоню ему, – Вовка взял со столика журнал и сел на стул у входа.

Когда татуировщик нанес мне контуры рисунка и принялся набивать краску, у Вовки зазвонил телефон.

– Да, Кот, – негромко ответил брат и вышел, чтобы мы не слышали разговор.

– Ну а ты чем занимаешься? – спросил татуировщик.

– Учился на повара, но бросил. Путешествую, чтобы в армию не забрали.

– Армия – отстой, – резюмировал мастер и принялся насвистывать себе под нос мелодию. У нее был приятный, знакомый мотив с этническим налетом. Я силился вспомнить, где я его слышал. Ответ лежал на поверхности, но все время ускользал от меня. Не выдержав, я спросил у татуировщика напрямую.

– Это местная группа «Внутри сердца». Позавчера был на их концерте. Красивую музыку играют.

Я определенно не мог знать песни этой группы. Скорее всего, мелодия татуировщика походила на какую-то композицию, которую я слышал раньше.

– Привязчивый мотив. Запоминается с первого раза и потом целый день в башке крутится, крутится, крутится…

В комнату вошел Вовка. По его лицу я понял, что Кот сообщил приятную новость.

– Когда ты закончишь работу? – спросил он у мастера.

– Часа через два, может, меньше.

– Хорошо, я через час вернусь. Если закончите раньше – звони, – он махнул мне рукой и снова ушел.

С татуировщиком мы больше не разговаривали. Он все так же насвистывал свою мелодию, а я погрузился в фантазии о том, как мы приедем в Болгарию за Максиком. Мне рисовались разные картины: то он несказанно радовался нам, то обиженно бросал оскорбления. И то, и другое очень походило на брата. Он и маленьким был неуравновешенным: если был счастлив, то мог задушить в объятиях, а если злился, то на глаза ему лучше было не попадаться.

***

Этой же ночью мы покинули Одессу. Администратор в отеле недоумевал, почему мы съезжаем на ночь глядя.

– У вас оплачено до утра, вы можете остаться.

– Нам пора. Обстоятельства изменились, – улыбнулся Вовка.

– Тогда, может, поужинаете на дорогу? За наш счет.

– Спасибо, но времени в обрез.

Садясь в машину, я задел рукой о ручку на двери. Место татуировки неприятно заныло. И я вспомнил разговор брата и татуировщика.

– Ты не упоминал про Сказочника в дневнике.

– Я с ним не знаком, – Вовка захлопнул дверцу и включил зажигание. – Но очень бы хотел познакомиться.

– Но ты говорил с тем парнем так, будто ты знаешь, о ком речь!

– Если бы я расспрашивал его напрямую, он бы счел это подозрительным и не стал бы ничего говорить, – брат вырулил на проезжую часть. – Если хочешь что-то выведать, говори с людьми так, будто ты все уже знаешь. Не бойся ошибиться: люди не любят умников и поправят тебя.

– А это рутусари – что это?

– Ретусаари, – поправил Вовка. – Видишь, у тебя получается! Это финское название Котлина – острова, где стоит город Кронштадт. Очевидно, Сказочника надо искать там.

– А что за татуировка была у парня?

– Она есть и на твоей книге. Ты увидишь ее, когда начнешь разгадывать. Это печать повелителей драконов.

– Но книгу-то лиги писали!

– Печать – своеобразный копирайт. Книга, где она имелась, считалась подлинником.

– Разве печать не могли подделать?

– Ее нельзя подделать. Этот знак обладает как бы генетической самозащитой. Даже если ты нанесешь ее несмываемой краской на какую-то поверхность, залакируешь, заламинируешь, зацементируешь, придумаешь еще какой-то способ уберечь от внешнего воздействия, печать исчезнет через девять месяцев. Поэтому сдается мне, что татуировщик наврал: он сделал тату не два года назад, а примерно месяца два-три. Этого хватило, чтобы кожа зажила, но рисунок смотрится ярче остальных. Представляю, как парень удивится, когда он исчезнет!

– Но тебя что-то насторожило в его словах. Я видел, как ты слушал про Сказочника.

– Потому что Сказочник – дракон. И не такой, как Беша или Шу – он избранный.

– Что значит – избранный? Король драконов?

– Хранитель. Их еще называют стражами. Я не упоминал об этом в дневнике. Есть книга, которая описывает жизнь повелителей и их личных драконов – стражей. Они квинтэссенция нашего народа, ключ к разгадкам, ответ на все вопросы. Хранитель одинаково хорошо может быть воином, кузнецом, мудрецом, колдуном. Он носитель знания и идеальный продолжатель рода. Ему подчиняются все короли драконов.

– Почему?

– Потому что только страж может говорить с повелителями. Понимаешь, лиги выжили повелителей из этого мира. Вернее, в каких-то источниках говорится, что они убили всех хозяев драконов, другие источники утверждают, что лиги просто выкинули их за пределы мира и поставили барьеры – как будто замок на двери поменяли. Но два стража остались внутри – Генце и Руал. И когда повелители драконов снова вернутся, хранители известят своих сородичей. И тогда мы перестанем подчиняться лигам и будем свободными.

– Ага! Перестанем подчиняться одним, начнем подчиняться другим.

– Да пойми ты! Лиги используют нас в своих целях. Они выращивают людские души, чтоб создавать новых богов, а мы для них – всего лишь охотничьи псы, которые волков гоняют. У лиг есть охотники, есть ловцы, армия, но никто из них особо не горит желанием рисковать ради спасения душ. Скажу тебе по секрету: многие монстры этого мира намного сильнее богов. Например, победить валькирию может только предводитель божественного войска либо охотник, убивший дракона. Нам же не требуется какой-то сверхсилы, чтобы справиться с этой летающей тварью. Вернее, раньше не требовалось. Сейчас же, когда драконы приняли облик людей, мы гораздо уязвимее.

– То есть ты думаешь, что Сказочник – потомок Генце? – вернулся я к первоначальной теме разговора.

– Да.

– А он не может быть каким-нибудь ошалевшим от проявляющихся способностей дракоидом, который нашел знак в книге и решил стать легендой?

– Дракоид не смог бы нанести этот знак – он бы сжег кожу, – Вовка упрямо мотнул головой.

– Но татуировщику-то не сжег.

– Татуировщик – человек, а люди глухи к нашим магическим знакам. Нет, Женька, этот Сказочник определенно обладает силой стража. Нам надо будет его найти, потому что он даст нам не просто защиту. Он даст нам будущее.

========== В непосредственной близости ==========

Весь следующий день мы провели в дороге и пересекли две границы: сначала Украины с Румынией, потом Румынии с Болгарией. Ночью въехали в Добрич. Это был наш последний перевалочный пункт, потому что утром наша дорога должна была окончиться в Варне – городе, где проживал Максик. Мы бросили машину на окраине Добрича и поохотились.

– Силы нам пригодятся, – пояснил Вовка. – Засада – самая выматывающая деятельность на свете!

В девять часов утра мы въехали в Варну. Оказывается, когда мы были в Одессе, Вовка забронировал номер в отеле «Аглая» – трехэтажном доме, утопающем в зелени, недалеко от шумной улицы имени царя Бориса Третьего. Бросив вещи и переодевшись с дороги, мы отправились на поиски Максика.

Дело в том, что, являясь Вовке, мама дала ему адрес не только Горыныча, но и семьи Петровых в Варне. С помощью GPS-навигатора мы добрались до района, застроенного многоэтажными домами. Меня удивило, что при таком обилии новостроек в этой части города сохранились в большом количестве и ухоженные зеленые дворики. Ничего общего с теми бетонным коробками, в одной из которых жил Вовка, и уж тем более с московскими многоэтажками. Варне каким-то образом удавалось сочетать индустриальность с душевностью, почти провинциальной чистотой и нежностью. Здесь царила неповторимая атмосфера, свойственная лишь портовым городам: чем дальше от моря, тем больше умиротворения и тишины, тем спокойнее люди и уютнее дворы.

Петровы жили на улице Ивана Панайотова в многоквартирном доме, смотрящем на большой сквер. Мы оставили машину на соседней парковке, а сами заняли удобный пост во дворе дома. Вовка заставил меня надеть купленную в Одессе строительную курточку и оранжевую каску. Сам облачился в такую же одежду и вынес во двор треногу с фотоаппаратом. Работающие строители с геодезическим прибором ни у кого не вызывали подозрений.

Мы проторчали во дворе часа три, изображая не очень-то бурную деятельность. Будь мы на самом деле геодезистами, нас бы уволили через неделю, потому что мы то и дело присаживались отдыхать, болтали и лишь изредка делали какие-то пометки в блокноте – больше для отвода глаз. И когда я сел, прислонившись к дереву, чтобы в теньке отдохнуть от раскалившегося майского солнца, Вовка негромко произнес:

– Медленно повернись на девять часов. Максик возвращается из школы.

Очень трудно было сдержать порыв и не подскочить с криком: «Где?!» Я развернулся в сторону дома и пошарил рукой в траве, как будто хотел найти упавшую ручку, а сам стрельнул глазами по пешеходной дорожке. И увидел невысокого и худощавого подростка в широченных джинсах, чудом державшихся на бедрах. Мало того, что джинсы были широкими, они еще и собирались в гармошку у самой земли, скрывая обувь. Куртка у парня тоже была размера на три больше, на спине – огромный рюкзак, висящий ниже поясницы, на голове – бандана. Для полноты рэперского образа не хватало только золотой цепи в два пальца толщиной. Фотоаппарат Вовки защелкал, запечатлевая парня.

– Это Максик? – с ужасом выдохнул я.

– Наш мальчик, да, – лицо Вовки озарилось полуулыбкой. – Одет, как ё-мое, но мы это исправим.

– Что будем делать? – прошептал я, глядя, как брат заходит в подъезд.

– В ближайшие три дня – следить. Ну и выбирать один из трех планов.

– А у тебя их три?

– Да, но не все мне нравятся.

– Может, поделишься?

– В гостинице.

Мы свернули аппаратуру и направились к машине.

– С завтрашнего дня сядем на разные тачки и разделимся: Максик не должен заподозрить слежку, а «Черик» слишком приметный, – говорил брат. – Изучим его маршрут: из дома до школы, из школы – до дома, надо узнать, куда он ходит по вечерам. Сегодня я этим займусь, а ты возьмешь в прокат машины. Связь будем держать только через сотовый.

– А если он нас узнает?

– Не смеши мои тапочки! Ему было семь лет. Если он и запомнил наши лица, то узнает максимум меня. А ты сильно изменился с момента своего десятилетия. Так что прекрати трусить!

– Я не трушу, я просто осторожен, – огрызнулся я.

Вовка остался во дворе, а я вернулся в отель и расспросил у служащего на рецепции, где можно взять машины в прокат.

С этим в Варне было плохо: отыскалось всего две конторы. До одной я добрался на такси, мы очень мило поговорили с менеджером, который оказался белорусом. Потом из двадцати машин я выбрал неприметный темно-синий опель-универсал. Заплатив за три дня аренды и внеся залог, я двинул на нем к следующему пункту проката. Оставив машину на стоянке возле супермаркета, я прошел один квартал до конторы. Здесь ситуация была еще более плачевная: выбирать пришлось из трех автомобилей. Я остановился на старом, но хорошо подремонтированном форде, и укатил на нем к супермаркету.

– Обе машины у меня, – сообщил я Вовке по телефону. – Как там Максик?

– Пока торчит дома. Не думаю, что делает уроки.

– Что с машинами делать?

– Отгони одну к отелю, вернись за второй и приезжай сюда. Есть идея.

Через час я снова был возле дома Максика.

– Поставь машину вон там и следи за подъездом, – распоряжался Вовка. – Если он выйдет – поезжай за ним. Надеюсь, тебе хватит выдержки не прилепляться к нему, а держаться на расстоянии. Если он обратит на тебя внимание, проезжай мимо и больше не показывайся ему на глаза. Мы знаем, где он живет, остальное – не важно.

– А ты чем займешься?

– Наведаюсь в его школу, наведу справки: расписание занятий, кружки-секции, есть ли охрана и так далее.

– Думаешь, выкрасть его в школе?

– Надо продумать все варианты. Кстати, какую машину ты мне арендовал?

– Серый форд. Стоит у отеля, в дальнем углу стоянки, – я протянул брату ключи.

– Я на связи, если что…

Я поставил опель во дворе дома, удобно расположился в кресле. Мне не хватало только пончиков и кофе, а так был бы вылитый частный детектив. Вовка был прав: засада оказалась довольно утомительным занятием. Когда мы следили за домом вдвоем, можно было хотя бы поболтать. А одному пялиться на дверь подъезда было ужасно скучно. Я включил радио, но большинство песен звучало на болгарском языке. Он был понятен, но почему-то раздражал. Наверное, потому, что на этом языке теперь говорил Максик.

Наконец, на крыльце появился брат – в той же дурацкой одежде, но за спиной рюкзак с чем-то объемным внутри. Я включил зажигание. Максик сошел по ступенькам и направился в мою сторону. Я надвинул кепку посильнее на глаза, но понял, что зря волновался. Брат прошел мимо, даже не обратив на меня внимания. Я заметил на нем наушники и вспомнил, что так и не купил себе плеер, хотя в день рождения мог бы потребовать с брата такой подарок. Когда Максик свернул за угол, я тронулся с места и медленно выехал со двора. Вовка был прав: брат шел вдоль тротуара, и потому медленно ехать за ним было слишком подозрительно. Я остановился на выезде, благо машин в это время суток было мало, и ждал, куда свернет Максик, но он шел по прямой. Когда он удалился на приличное расстояние, я вывернул на проезжую часть, проехал метров двести и остановился, включив аварийку. Сдавалось мне, что шпион из меня вышел бы никудышный: я бы сам себя уволил за такую слежку, но я не знал, как правильно упасть человеку на хвост, а Вовки рядом не было. Слава богу, Максик надумал перейти дорогу, и я с радостью тронулся с места. Однако на перекрестке меня ждало разочарование: поворот направо автомобилям был запрещен, но именно в ту сторону направлялся брат. Карты у меня с собой не было, GPS в машине тоже отсутствовал. Решение предстояло принять за доли секунды. Я понял, что если начну искать объездную дорогу, то заблужусь и потеряю Максика, поэтому я свернул направо на следующем перекрестке, бросил машину у какого-то магазина и побежал наперерез движению брата. Мой расчет оказался верным: я выскочил на улицу в метрах ста позади объекта слежки. Остановился, отдышался и неспеша направился за Максиком.

Он привел меня в кафе с яркой вывеской – сразу видно, что это место было любимым у молодежи. Какой-то парень, завидев брата, окликнул его, и Масксик остановился, дожидаясь, когда тот подойдет. Встретившись, парни обменялись знаковыми рукопожатиями и вошли внутрь. Я набрал Вовкин номер.

– Да, дорогая, – ласково ответил брат, и я понял, что рядом посторонние уши.

– Я бросил машину, шел за Максиком пешком. Он сейчас в кафе встречается с друзьями.

– Ну что ты, зайка, не надо заходить в магазин. Я сам заеду.

– Мне ждать на улице?

– Если тебе не трудно. Я заберу тебя.

– Кафе называется «Луна и звезды», адреса я не знаю.

– Через полчаса я освобожусь и сразу за тобой. Целую, – Вовка отключился.

Я оглядел окрестности в поисках места для локализации, но ничего подходящего не обнаружил. Ни магазинов с большими витринами, ни скамеек, ни киосков, за которые можно было бы спрятаться в случае чего. Просто ходить туда-сюда по тротуару было глупо, и я решил спрятаться на самом видном месте. К тому же близость Максика лишила меня здравого рассудка, я еле сдерживался, чтобы не подбежать к нему и не прокричать:

– Привет, Максик! Это я, Женька! Узнаешь меня?

Я вошел в кафе и огляделся. Слева в небольшой нише располагались два полукруглых диванчика, на которых уже разместились Максик с другом и девчонка. По их оживленному разговору я понял, что компания скоро увеличится. Я сел за столик у входа, чтобы можно было быстро смыться, в случае непредвиденной ситуации.

Определившись с заказом, молодежь отправила моего брата к кассе. Он прошел мимо, даже не взглянув в мою сторону. Наверное, это было хорошо: мне надо было оставаться неприметным, но меня задело такое равнодушие, и я встал в очередь за Максиком. От него едва уловимо веяло парфюмом. Возможно, оставшимся от отца, а может, мелкий и сам приобретал себе туалетную воду. По его повадкам было заметно, что он не равнодушен к слабому полу и, более того, симпатичен девчонкам. От этого мне стало обидно за себя: я был старше и знал об этом мире намного больше, чем брат, но на меня они так выразительно не смотрели и очаровательных улыбок не посылали. А этот шпендик, у которого только начал ломаться голос, – уже любимчик у девчонок. Еще сидя за столиком, я отметил, как на него смотрит его подружка, несмотря на тщетные попытки второго парня завладеть ее вниманием.

Собственно, это было закономерно. Когда мы жили в деревне, то Максик был любимцем всех тетушек: маленький блондинчик с огромными голубыми глазищами и лукавой улыбкой. По количеству ласкательных прозвищ он, наверное, обошел всех местных детей вместе взятых. Вовку тоже любили, но за его основательность, трудолюбие, спокойствие. С ним каждая женщина чувствовала бы себя как за каменной стеной.

Как в деревне относились ко мне, я уже не помнил. Точно могу сказать, что любимчиком я не был. Никто не охал надо мной и не складывал руки в умилении. Иногда мне казалось, что мое присутствие замечают только Вовка да бабушка. Ну и еще несколько мальчишек, с которыми мы вместе играли. А взрослые игнорировали меня, как будто я был тенью или досадным приложением к такому работящему старшему и такому милому младшему братьям.

Совершив в памяти этот нехитрый экскурс в прошлое, я на какое-то время упустил происходящее и очнулся, только когда Максик заговорил. Он заказал три стакана кока-колы, два сэндвича и пирожное, и на некоторых нотках его голос забавно срывался.

Когда младший отчалил от кассы, я взял себе кофе и вернулся за свой столик. Брат сидел ко мне боком, и я мог беспрепятственно его разглядывать. Он сильно изменился за эти восемь лет. Вовка был сто раз прав, сказав, что Максик не узнал бы меня, а я – его. Разве что по улыбке – чуть-чуть набок. Она осталась единственной неизменной деталью. Даже серые глаза стали какими-то чужими, неузнаваемыми.

У меня зазвонил телефон.

– Где ты? – строго поинтересовался Вовка.

– В кафе.

– С ума сошел?! Я ведь велел ждать снаружи! Немедленно выходи!

Я сделал последний глоток кофе, бросил на Максика прощальный взгляд и покинул заведение.

– Черт! Как ты додумался-то вообще сунуться туда?! – я впервые видел Вовку в таком негодовании. – Нам нужно как можно меньше мелькать у него перед глазами, а ты, поди, пялился на пацана, как педофил какой-нибудь.

– Не пялился, а разведывал, – я обиженно плюхнулся на сидение и захлопнул дверцу.

– Ну и что разведал, если не секрет?

– Он часто бывает в этом кафе с друзьями после школы.

– Какое ценное наблюдение! – Вовка выехал с парковки. – Где машину оставил?

– Кажется, вон на той улице. Максик свернул направо, а автомобилям туда проезд закрыт, и мне пришлось импровизировать…

– Да уж, слежку тебе поручать нельзя, – Вовка резко крутанул руль. – Как ты еще к нему с объятиями-то не кинулся?! Или кинулся? Ты говорил с ним?

– Нет, – я чувствовал себя ничтожеством.

– Хоть что-то…

– А ты что нарыл? – спросил я, чтобы сменить неприятную тему.

– Каждый день у него занятия с восьми до часу, потом он посещает изостудию три раза в неделю. По понедельникам и четвергам у него бассейн.

– Значит, в рюкзаке – купальные принадлежности, – догадался я.

– Чего?

– Рюкзак у него объемный, не такой, с каким он из школы пришел.

– Да, вечером наш мальчик пойдет плавать. Оставим его в покое, нам нужно подготовиться к завтрашнему дню.

– Будем похищать?

– Пока еще нет. Сначала надо его подготовить. Я узнал, что его отец умер в прошлом году, а мать работает в порту, значит как минимум с утра и до вечера парень предоставлен сам себе. Понаблюдаем за ним завтра-послезавтра. Если к выходным он не созреет ехать с нами, то придется его красть.

– Это один из твоих гениальных планов? – усмехнулся я.

– Садись в свою тачку и поезжай за мной, – Вовка притормозил у аптеки. – У нас много дел.

========== Послание ==========

Следующим утром в начале седьмого мы были возле дома Максика. Проследили, как в семь пятнадцать тетя Оля с сыном сели в потрепанный фиат и уехали. Мы прождали еще час: никто не вернулся.

– Пошли! – скомандовал Вовка, и мы вышли из его форда.

У меня бешено билось сердце: нам предстояло влезть в квартиру Максика и оставить там для него послание. Я раньше никогда не занимался взломом квартир, а тем более квартир, где живут мои родственники, поэтому у меня подрагивали руки и вспотела спина. Вовка же выглядел непробиваемым. Впрочем, во многих стрессовых ситуациях он выглядел именно так. Трудно было сказать, что было причиной такой выдержки: служба в десантных войсках или драконья сущность.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache