Текст книги "От перемены мест слагаемых (СИ)"

Автор книги: Чук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Даин покивал, почесал в задумчивости нос и пошел со своим вопросом к эльфам. Лучше бы не ходил, вот честное слово! Потому что после разговора с одним из… одной из… или все же одним… а, Махал их разберет! В общем, после разговора с эльфами Даин вконец запутался.

Чем, вот скажите на милость, хороши бархатистые шелковые лепестки, которые быстро вянут и даже не блестят? И на какие такие возвышенные эмоции может настроить сладкий душистый аромат? И что хорошего в росинках, скатывающихся по тугим розовым бутонам? Однако Даин не просто так был гномом, упорство которых вошло в легенды. Владыка Железных холмов таки нашел выход из ситуации – попросил о помощи вечных союзников эреборских гномов. Старый ворон, если и удивился такой странной просьбе, то виду не подал, а просто молча куда-то улетел. Вернулся он ближе к вечеру и принес в клюве большой красный цветок.

Даин долго вертел цветок в руках, рассматривая со всех сторон. Отметил и небольшие шипы, покрывающие темно-зеленый стебель, и насыщенный красный цвет бархатистых на вид, туго скрученных в причудливом переплетении лепестков, и резные овальные листочки. Толстые гномьи пальцы, загрубевшие от молота и топора, не могли почувствовать нежности лепестков и укола шипов, но вот легкий приятный аромат Даин уловил. Разумеется, ни на какие возвышенные эмоции его запах розы не настроил, но в голову упрямому гному пришла интересная идея.

После ужина, как бы случайно встретив Мириам в коридоре и дождавшись, чтобы хоббитянка с ним поздоровалась и завела беседу, явно выразив этим свой интерес, Даин преподнес ей розу. Мириам ахнула и посмотрела на Даина таким восхищенным взглядом, что сердце отчаянного гномьего короля сделало в его груди немыслимый кульбит. Потом они с Мириам, несмотря на падающий крупными белыми хлопьями снег, стояли на большой дозорной площадке прямо над главными воротами и, окутанные темно-синими зимними сумерками, разговаривали. На самом деле Даину было совершенно все равно, о чем там говорит хоббитянка: он одинаково кивал и на тщательно перечисляемые различия между сортами роз, на подробный рассказ о том, как и когда правильно обрезать молодые и старые розовые кусты, на описание лучших для роз удобрений. Даин готов был слушать о розах хоть всю ночь напролет, хотя едва ли понимал половину из того, что говорила Мириам, но запоминать старался каждое слово. Он распушил усы и бороду, начесал свой ирокез и уже представлял, как все подступы к Железным холмам будут увиты розовыми кустами. А что, и красиво – ну, в смысле Мириам же нравится, и противник лишний раз через такие колючие заросли не сунется.

А на следующий день Даин, улучив момент, спустился в ювелирные мастерские, вынул из бляхи на своем ремне крупный темно-красный рубин и, поколдовав над ним немного, вырезал точную копию вчерашнего цветка. Две золотые бусины, что украшали его прическу, переплавил и приделал рубиновой розе стебелек с листиками и маленькую застежку, чтобы брошь можно было прикрепить на одежду. За такое Мириам ухаживательную косицу, конечно, не заплетет, но хотя бы прядь его волос сквозь пальцы да пропустит – Даин с большим предвкушением представлял этот момент. Однако его радужные ожидания не оправдались. Нет, подарок Мириам понравился. Даже очень. Она была в совершеннейшем восторге. Вот только вместо того, чтобы запустить руки в его шевелюру – Даин уже даже голову пригнул, чтобы ей удобнее было – Мириам вдруг с чувством чмокнула его в щеку. Даин так обалдел, что совершенно растерялся. Бедный гном недоумевал бы еще долго, если бы Торин, недавно покинувший госпиталь, не стал случайным свидетелем этой милой сценки.

– Будь осторожен, – вещал Торин заговорщицким шепотом, оттащив Даина в угол после ухода Мириам. – Хоббитянки совсем не похожи на наших женщин. Они совершенно непредсказуемы.

– Это я уже понял, – буркнул Даин, осторожно касаясь пальцами того места на щеке, куда пришелся поцелуй.

– Нет-нет, ты не понял, – не унимался Торин. – С ними надо постоянно держать ухо востро! И если Мириам вдруг заплетет тебе косичку, сразу отскакивай в сторону.

– Зачем? – ошалело вытаращился на него Даин.

– Вполне может расплести обратно, – мрачно поделился Торин.

– Как это расплести? – опешил Даин. – Не бывает такого!

– Еще как бывает, – авторитетно покивал Торин, осторожно поглаживая свою, потом и кровью выстраданную косичку. – Зато если потащит тебя доспехи примерять… что угодно примерять, то сразу соглашайся.

– Соглашаться? – обреченно переспросил Даин.

– Непременно, – заверил родственника Торин. – И цветы! Не забывай дарить ей цветы. И на свидание пригласи. Лучше в полнолуние. И не забудь перед этим камушком в дверь ее комнаты кинуть.

– Зачем? – Даин уже устал удивляться.

– У хоббитов так положено, – важно ответил Торин. – Но главное – следи, чтобы косичку не расплела, а то останешься после примерки доспехов без косички, как тогда жить?

– Сколько условностей, – вздохнул Даин, потом вспомнил ясные глаза Мириам, ее улыбку, снова представил увитые розовыми кустами Железные холмы и приосанился.

Даин Железностоп не пасует перед трудностями! И без косички и красавицы-невесты из Эребора он точно не уйдет!

========== Глава тридцать восьмая, или Совет да любовь! ==========

Кили как мог старался ускорить процесс приближения свадьбы, и как не мог тоже старался, а когда главный повод её откладывать пропал – дядя почти что выздоровел!.. – уже ничто не могло не то что остановить, даже притормозить гнома по пути к великой цели. Тауриэль намерения жениха разделяла и поддерживала, и как только решительная капитан стражи представила, что ухаживания у них будут проходить со всей свойственной гномам основательностью, неторопливостью, задумчивостью… Она тут же стремительно согласилась связаться с Кили узами брака, желательно, как можно быстрее.

Воспаривший от радости младший наследник утроил старания по приближению торжества, а потому свадьба по гномьим традициям – удивительное дело! – была практически готова уже через месяц. Гобелены, правда, тут висели не специально вышитые подружками невесты, а старые торжественные эреборские, на которых не было ни слова про молодых, зато присутствовали многочисленные “Поздравляем!”, “С торжеством!”, “Долгих лет!” и даже один “С днем рождения!” Вышитые портреты, которые должны были расположиться над сидящими за боковыми столами – с одной стороны жениха, с другой – невесты, Кили заказал у прибывших помогать лекарям гномок, часть которых очень удачно оказалась швеями. Сочтя это обстоятельство добрым знаком от Махала, Кили и вовсе возрадовался.

Тауриэль, правда, была не слишком довольна тем, что гномьи традиции подразумевают такую большую подготовку и так много времени отнимают у Кили, не говоря уж о том, что ей, как примерной невесте, пришлось брать в руки иглу (чего она не делала лет этак шестьсот) и тоже присоединяться к вышивальщицам. Эльфийка с гораздо большим удовольствием перебила бы еще одно логово пауков, даже в одиночку, даже ночью, даже с завязанными глазами, но смирно сидела на месте и очень старалась придать своему лицу любое выражение, кроме страдальческого. Ради Кили и его спокойствия, ради того, чтобы притихшие вокруг вышивальщицы понимали – гномий принц женится по любви, большой и обоюдной! Очередной стежок получился кривым, а когда Тауриэль перевернула вязанье, то узрела и причину: на изнаночной стороне творился полный бардак! Примерно как в логове паугов после визита её самой. Капитан эльфийской стражи постаралась сдержать яростный рык, но судя по удивленным и бледным лицам гномок, у неё не очень-то получилось.

Кили часто советовался со старшими гномами – которые знали хотя бы, что стоит, а что не стоит искать в кладовых Эребора, часто обсуждал приготовления со старшим братом, а с дядей – по мере того, как мог Торина выцепить на разговор. Именно Торин подал ему идею поискать готовые гобелены в Эреборе: расшиты они были так богато, что в надписи вряд ли кто-то вообще будет вглядываться. С другой стороны Фили подал Кили блестящую идею сначала выбить эти самые гобелены, чтобы золотое шитье немного выделялось на фоне черного бархата. Опять же, когда гобелены были выбиты, оказалось, что бархат там вообще-то разноцветный.

Кроме традиционных праздничных гобеленов, требовалось приготовить к свадьбе достаточное количество мест для гостей, выковать амулеты молодым, которые должен был подарить им старший в роду жениха, по счастливому стечению обстоятельств – сам Король-под-Горой. Присоединиться к поздравительной традиции должны были и все присутствующие в этот момент на свадьбе владыки, обычай этот был заведен, чтобы погулявшие на свадьбе короли имели возможность пообщаться в свое удовольствие и с радостью отметить празднества чужого королевства как своего собственного. И насчет Даина никто как раз не сомневался: будут и амулеты (или не амулеты, но тоже что-то парное), будут и пожелания, будут и тосты с кружкой пенного эля или едкого самогона.

А вот о стороне невесты, чего греха таить, Кили очень волновался: вряд ли Трандуил вообще предполагал, как следует вести себя на гномьих свадьбах! Поэтому младший принц потратил полдня, чтобы уговорить Балина подипломатичнее разъяснить некоторые тонкости эльфийскому Владыке. Балин, поначалу отшатнувшийся от Кили с бормотанием, что дипломатия и самоубийство – вовсе не одно и то же, внял просьбам принца, хотя тяжко вздыхать и поминать Махала не переставал ни на минуту.

Воспоминание о эльфийском Владыке закономерно привело мысли Кили вновь к его обожаемой невесте, которая терпела муки вышивания и примерки платьев исключительно ради него, Кили. Поэтому, чтобы брак считался законным по традициям обоих народов, Кили решил расспросить свою невесту: какие эльфийские традиции стоит соблюсти, чтобы она считалась замужем за гномом, как за эльфом. Когда он спросил об этом Тауриэль, её лицо приняло странное выражение, которое Кили очень хотелось назвать яростным или свирепым, возможно – мстительным, однако его останавливало трезвое осознание: не может невеста сердиться почти накануне (ну ещё неделя, ну полторы от силы!..) своей свадьбы! Поэтому Кили восхитился многогранностью выражения эльфийскими лицами радости (когда он видел Трандуила в последний раз, выражение лица его было примерно таким же, а разговор тоже шел о свадьбе!), и не заподозрил никакого подвоха, когда Тауриэль совершенно серьезно заявила ему, что по эльфийским традициям, свадьба должна быть вся в венках: не только у жениха и невесты, но и у гостей на головах должно было обязательно красоваться по венку!

Кили в ответ на это просиял: он знал, к кому можно обратиться за помощью в этом вопросе – к Бильбо! Она же умеет плести венки, а потому может научить часть гномок, не занятых с гобеленами и вышивкой. Тауриэль отчего-то зарумянилась, будто устыдилась, и поспешила перевести разговор на другую тему: ей все казалось, что некоторые булавки воткнулись, как назло, в спину, куда она не могла дотянуться. Пока Кили честно искал иголки, он успел мимоходом сделать будущей жене небольшой массаж, после чего о булавках было напрочь забыто – Тауриэль блаженно уснула, а Кили прикорнул рядом, наслаждаясь моментом тишины наедине с любимой женщиной. Пусть немного бешеной, но горячо любимой.

Дни шли за днями, миновала еще неделя, прошел даже крайний срок в полторы, но к концу этой недели немного озверевшая Тауриэль чуть не переломала Кили ребра в объятиях – так сильно её обрадовало известие о полной и окончательной готовности к празднику. Она, конечно, опять оторвала его от пола, но Кили уже почти привык к страстному проявлению чувств своей любимой эльфийкой, да и теперь, с ухаживательными косами, оно было почти совсем приличным! Кили прижимался к Тауриэль в ответ и улыбался над осознанием, что так высоко не обнимался еще ни один гном!

На следующий день все было готово к церемонии: столы стояли в Большой обеденной зале, над ними висели гобелены с пожеланиями и поздравлениями, на боковых стенах – вышитые портреты жениха и невесты, которые получились на диво красивыми, Кили просто глазам своим не верил. Блюда одинаково часто стояли везде: и на главном столе, и на столах для гостей (пиршество было заготовлено с расчетом и на хоббитов), а в Тронном зале Кили поджидали все приглашенные на торжество и наряженная в свадебное платье Тауриэль. Младший принц переглянулся с сопровождающим его старшим, Фили ободряюще похлопал брата по плечу и улыбнулся, качнув косичками на усах. Он тоже был нескрываемо за Кили с Тауриэль рад. Кили вздохнул, решительно кивнул, немного панически оглянулся на брата, но твердым шагом отправился жениться на самой бешеной и самой прекрасной эльфийке в мире.

Тауриэль в этот момент переживала бурю страстей, которой сама же выступала и виновницей: Кили, как истинно любящий жених, действительно распорядился приготовить венки для свадебной церемонии всем гостям. И все присутствующие действительно стояли в венках. И это были действительно венки, но – о, Элберет!.. – из чего! Тауриэль несколько упустила из виду, что на Пустоши Смауга все было выжжено, а если не было выжжено, то пряталось под толстенным слоем пепла, потому что цветы в Лихолесье всегда можно было найти в шаговой – бросила взгляд на цветущую по такому случаю корону своего Владыки – или двухшаговой дальности, но гномы не зря отличались невероятным, необъяснимым, камнедробительным упрямством! Особо высокие гости щеголяли в венках из настоящих живых цветов, ободранных, похоже, непосредственно со склонов Эребора, скорее всего, с риском для жизни. Гости, которые лечили или лечились в госпитале, вышли из положения по-своему: на их головах красовались соцветия лечебных трав, а где-то даже засушенные веники, тщательно заплетенные в венок так, чтобы их потом можно было расплести. На головах же самых далеких даже от понятия “цветок” или попросту опоздавших – Тауриэль не знала, какая версия тут ближе к правде – были фигурно заплетенные кругом тонкие ветки кустарников, кое-где даже с листьями, что добавляло прелести в образ. Эта толпа в деревянных венках изрядно смущала её бывшего Владыку, судя по тому, что Трандуил нацепил на лицо самое оскорбленное выражение из всех возможных.

Однако стоило на горизонте появиться Кили, которого почти буксировал его старший брат, все взгляды оборотились к нему, что заставило младшего принца принять вид благородный и независимый, и Тауриэль позабыла обо всем – о гостях, о венках, о слегка недошитом второпях, а потому неудобном платье, о вышивке и упрямстве. Теперь все её внимание обратилось к Кили – жениху, гному, отчаянному лучнику, раненому и выжившему в Битве пяти воинств, похитившему её сердце и её покой. Когда они встретились глазами, все лицо Кили явственно просветлело, преобразилось, глаза его засияли, а походка стала воистину решительной и гордой. Тауриэль стояла у подножия лестницы к трону Короля-под-Горой, где восседал счастливый Торин, и только теперь начинала понимать, какие чувства должна испытывать невеста, и от какого волнения её предостерегали старшие по меркам своего народа гномки. Сердце заколотилось, коленки задрожали, под ложечкой засосало, и даже проверенный способ избавляться от волнения – представлять, что она в логове этих несчастных лихолесских пауков – не срабатывал, ибо пауки рисовались счастливыми и в странных лечебно-деревянных венках. А еще одобрительно восклицали что-то на кхуздуле.

Кили, похоже, волновался примерно так же: он уже остановился возле лестницы к подножию трона, но Фили аккуратно потянул его на две ступеньки выше, так, чтобы их с Тауриэль лица оказались вровень, потом улыбнулся, подбадривающе подмигнул эльфийке и встал возле Бильбо – по правую руку от трона. Кили же ничего этого не заметил и не сводил с неё влюбленных глаз.

После вступительной речи Торина и надетых на шею молодым амулетов в виде крошечных луков, пересекаемых колчаном стрел, с рунами на обратной стороне – эльфийскими и гномскими, складывающимися в слово “любовь”, настала пора поцеловать невесту, и вот тут Тауриэль снова почувствовала, что мир разрушился в ничто и соткался вновь: так захолонуло сердце, такое счастье захлестнуло душу! Кили притянул её лицо, с такой любовью посмотрел в глаза, что неустрашимая воительница дрогнула, дрогнула в прямом смысле – и тогда счастливый жених переместил руки на её талию, опрокидывая и поддерживая, прижимая эльфийку к своему плечу поцеловал со всем жаром и страстью, на которые был способен.

Крики на кхуздуле и синдарине зазвучали громче, в воздух полетели венки самого разного толка, кто-то даже столкнул с Трандуила корону (случайно), сидящий на спинке трона довольный Рубин выпустил огромную, больше себя самого раза в три, струю пламени над их головами, но счастливые молодожены ничего этого не видели и не слышали: они были слишком заняты друг другом.

Много позже, когда праздник уже отгремел самой пышной и трезвой частью, переходя в плавное и долгое веселье, Кили и Тауриэль отправились в спальню официально и вместе, провожаемые залихватским свистом, разной степени разнузданности пожеланиями и общим счастливым за них настроением. Не свистели и не желали ничего только Трандуил с Даином, которые старались друг друга в этот момент как раз перепить. Тауриэль испытала мимолетную гордость за своего лесного Владыку – уж где-где, а в этом состязании он вполне мог опрокинуть гнома под стол практически без усилий. Только запершись в спальне, Тауриэль почувствовала облегчение, а когда Кили подхватил её на руки и перенес от порога до кровати – необычайную легкость. Хотя эльфийка знала, что по крайней мере полночи будет бездарно убито на долгое и заковыристое венчальное плетение, но вторые полночи, наконец-то, останутся в их полном распоряжении.

Кили помог ей снять верхнее, достаточно жесткое платье, сам тоже избавился от расшитого камнями и золотом камзола, добытого, похоже, в тех же кладовых Эребора и принадлежавшего, возможно, ещё юному Торину, они подбросили поленьев в камин, уселись на кровать и сосредоточились на плетении. Уставшая Тауриэль путалась в своих пальцах, Кили, на которого накатило облегчение, тоже продвигался медленно, но общий настрой их первого официально семейного дела был оптимистическим. Пришлось, правда, пару раз прерваться, чтобы Тауриэль могла разогнуться, а Кили – перекусить, но молодожены, полные решимости сыграть, наконец, свадьбу по всем статьям, с истинно гномьим упорством продолжали это нелегкое дело. Чем длиннее становилась косичка Тауриэль, тем вольнее они могли расположиться, что отдельно радовало Кили.

Между делом новоиспеченные муж и жена обсуждали полученные от вечера впечатления, Тауриэль делилась сравнением с пауками в веночках, Кили смеялся и фыркал, что сначала не понял – есть, что ли, старательно подсовываемый ему под нос Трандуилом букет? Может, от него надо было откусить? Эльфийский Владыка преподнес две плетенные из зеленых ветвей корзины, наполненные плодами и яркими цветами, чем выполнил свою часть традиций гномьих свадеб в виде преподнесения двойных поздравлений. Даин подарил кованые браслеты с одинаковым изящным рисунком – сцепленный несколькими кольцами потоньше для супруги, широкий и монолитный для супруга. Мотивы гномьи и эльфийские переплетались, сочетая острые углы и плавные линии удивительным образом: Даин был очень талантливым кузнецом.

Сколько бы венчальное великолепие, по недоразумению называющееся косичкой, ни вилось, а конец все-таки пришел! Кили с облегчением выпустил рыжий хвостик с красивой бусиной из рук и почти сразу почувствовал, как Тауриэль тоже завершила плетение: подергала его косу на проверку, убедилась, что все прочно, и выдохнула ему в затылок.

По спине гнома побежали мурашки, он как-то сразу вспомнил, что Тауриэль сидит позади него только в нескольких нижних рубахах и одном платье, осознание полноправности желания теперь эльфийку целовать и возможности делать это первым, не дожидаясь инициативы девушки, прошибло его молнией, он обернулся, чтобы обнять жену, потянулся поцеловать в манящие губы…

Когда над головой раздалось недоуменное шипение. Кажется, можно было разобрать отдельные слова: “а кхахккжше суууп?”

Комментарий к Глава тридцать восьмая, или Совет да любовь!

Дорогие друзья и уважаемые читатели! :D

Автор ненадолго испарился (на два дня, максимум – на три), поэтому глава открывается уже в пятницу!

Искренне буду рада вашим отзывам по приезде, горячо надеюсь, что уважаемый и великолепный соавтор найдет время на них ответить по горячим следам :D

До связи!

========== Глава тридцать девятая, или Любовь да совет! ==========

Отзвук вопросительного шипения ещё висел в воздухе, а Кили и Тауриэль уже тревожно переглядывались, не в состоянии позабыть, что это первая брачная ночь, но точно так же не в состоянии упустить из виду тот факт, что маленький дракончик спрятался где-то рядом и, похоже, собирается дожидаться тут супа. То есть внимательно наблюдать за обстановкой, не сводить молящих золотых глаз с ближайших гномов или эльфов, что было, конечно, во все прочее время суток очаровательно и мило, но не сейчас. И не здесь. И не во время продолжающегося свадебного застолья, где уж тарелку супа маленькому дракошке кто-нибудь сердобольный обязательно бы нашел!

Тауриэль нервно хохотнула, Кили набычился – он хотел и собирался, несмотря ни на какие драконьи выверты, посвятить остаток ночи жене и только жене, а вовсе не поискам супа или выставлению беспардонного ящера из спальни молодоженов. Но что-то делать было надо! Однако супруга не зря была капитаном лихолесской стражи, да и пауков поминала не зря: она встала в полный эльфийский рост на цыпочки (у Кили от этой картины совершенно пересохло во рту) и пошарила цепкой рукой поверх высокого для мужа балдахина. Где-то в центре образовалась весело подпрыгивающая ямка, как он мог рассмотреть снизу, но Тауриэль до этого поганца безнадежно не доставала. Кили затравленно огляделся, но поблизости не было ни луков, ни стрел, ни швабр, ни мечей – ничего хоть отдаленно напоминающего орудие, которым игривого Рубинчика можно было безапелляционно сбросить с кровати и выставить за дверь.

Курлыканье усилилось, похоже, дракончик уверился, что они хотят с ним поиграть. Кили сердито запыхтел, ухватил и подбросил подушку, прицельно, в нагло продавленную чешуйчатым задом ямку, сверху оскорбленно заверещали, захлопали крыльями, метнулись над головой Тауриэль, мимоходом взлохматив заплетенные и незаплетенные волосы. Кили глянул на жену и понял, что Рубин сделал это зря: столь трудоемкое венчальное плетение было дорого ей как память о первой половине их брачной ночи, поэтому в присевшего на косяк Рубина полетела вторая подушка. Верещание повторилось, вспугнутый дракончик стал метаться по спальне алой молнией, не забывая цеплять коготками прически молодоженов и для особого веселья распарывая попадающиеся по пути подушки и перины, кажется, занесенные им в список особо опасных предметов. Кили и Тауриэль, чертыхаясь во вьющихся вокруг перьях, старались разглядеть и поймать маленького нахала, эльфийке удалось мазнуть пальцами по крылу, отчего Рубин заверещал восторженно – его погладили! – и продолжил сеять вокруг бардак и бедлам. Затаившийся Кили несколько раз бросал на мечущегося дракончика прорванную наволочку, но Рубинчик заливисто верещал и когтями или даже просто мордой разрывал крепкую ткань, теоретически, рассчитанную на столкновение с окованными предметами одежды.

Молодожены предприняли несколько попыток наброситься на Рубинчика одновременно, даже приоткрыли дверь, чтобы крылатый поганец вылетел прочь, но вместо этого привлекли, кажется, одобрительно улюлюкающих зевак, восхитившихся эльфийской страстью – аж перья летят! Дверь пришлось поспешно захлопнуть, но комментарии продолжали сыпаться, Тауриэль запунцовела не хуже Рубинчика, Кили заполыхал ушами, молодожены с трудом могли посмотреть друг на друга: им до дрожи и сведенных пальцев хотелось попробовать на практике хоть что-то из присоветованного, однако весело верещащий дракончик сводил эти планы на нет.

Разъярившаяся Тауриэль сдернула с кровати простыню, перехватила её как ловчую сеть, набросила на пролетавшего стремглав Рубина, тот заметался прямо в простыне, странным образом не теряя ориентации в пространстве и даже наоборот – усиливая хаос, и без того творящийся вокруг, из этого конкретного положения. Теперь перья вновь взметнулись за простынным хвостом вихрем, на пол полетела задетая тряпкой ваза, Тауриэль крикнула ему, указывая на посуду, “Кили!”

Кили бросился её ловить, едва поймал, потом на пол сверзилась расписная тарелка, подаренная на счастье, которую, вытянувшись в немыслимом прыжке, спасала уже Тауриэль. Следом вредный ящер столкнул стеклянное деревце, пару венчальных кубков, кочергу из горного хрусталя и молот из раух-топаза. Кили и Тауриэль сложили спасенные хрупкие предметы на продранную перину и уставились на восторженно верещащее и нарезающее круги по комнате привидение в ожидании новых сюрпризов.

Сюрпризы, разумеется, не заставили себя ждать – прорвавший гребнем дыру, Рубинчик сбросил простыню на них самих, а пока они пытались выпутаться, старательно, прямо сквозь ткань, подправлял им прически, полагая, наверное, что тоже должен принять участие в венчальном плетении. Кили готов был убивать, рядом свирепо рычала Тауриэль, но на дракончика это не производило ровно никакого впечатления, он продолжил свой рейд имени неуместного присутствия в спальне, задавшись, кажется, целью опрокинуть все, что может быть опрокинуто, и порвать все, что может быть порвано. Тауриэль оскорбленно вскрикнула, когда Рубин, одним когтем зацепившись за крючки на её верхнем платье, полетел вниз, посшибав и посрезав крепления застежки подчистую. Кили только застонал, когда разглядел, что и на его камзоле, расшитом золотом и драгоценными камнями, не остается ни того, ни другого. А в другую минуту он уже исступленно кричал “Тауриэль!”, указывая на тяжелое бронзовое зеркало, которое раскачивал, усевшись на его верхушке, разыгравшийся Рубин. Молодожены сразу же подскочили к огромному, в полный рост эльфийки, зеркалу, навалились на него, придавливая в другую сторону, обратно к полу, жена застонала, упираясь в тяжелую вещь, Кили взрыкнул, призывая на помощь все свое гномье упрямство и силу. А когда зеркало встало на место, они оба облегченно вздохнули, совершенно позабыв о слушателях. Ответом на крики и стоны стал одобрительный гул за дверью. Кили решил, что обязательно отшлепает Рубина, когда тот все же устанет и приземлится. А стоило ему бросить взгляд на супругу, Кили понял, что Рубину лучше попасться именно к нему в руки, кажется, Тауриэль вознамерилась Рубинчика самым страшным образом умертвить.

Смотрелась, впрочем, взъерошенная и раскрасневшаяся эльфийка просто божественно. Высокая грудь часто поднималась от яростного дыхания, румянец во всю щеку и горящие жаждой крови глаза делали её по-своему неотразимой, в очередной раз напомнив Кили, что он женился на самой бешеной и прекрасной эльфийке на свете. Которая как раз подкрадывалась и собиралась придушить маленького Рубинчика, но тут в дверь неугомонно заколотили, криками обозначая, что наступило утро. Кили недоверчиво переглянулся с женой, осмотрел спальню, больше похожую на поле боя, и обреченно прошептал:

– Нам никто не поверит…

Поспешно набросившие свои парадные одежды молодожены с горечью и некоторым разочарованием вновь оглядели спальню, а особенно пристально – продранную со всех сторон, кроме каменного основания, кровать, так и не ставшую их брачным ложем. Тауриэль безуспешно пыталась удержать на себе сползающее платье, поэтому Кили предложил использовать одно из подаренных полотенец вместо пояса, чтобы хотя бы выглядеть прилично. Однако как отметила Тауриэль чуть позже, когда они посмотрелись в тяжелое бронзовое зеркало, спасенное такими страшными усилиями, о приличном виде им оставалось только мечтать: начиная с ужасно растрепанного венчального плетения и заканчивая сломанным каблуком на туфельке невесты, а сегодня – уже жены, все свидетельствовало о том, что страсть настигла их буквально сразу на входе в спальню. Обрушилась прямо, заставляя на радостях рвать крючки, лохматить волосы до состояния мочала, выпускать из перин и подушек все перья.

Как они и предполагали, их появление за дверьми спальни вызвало настоящий фурор: гномы одобрительно выкрикивали самые разные похвальбы страстности холодной на вид эльфийке, эльфы поражались внутреннему пламени, заключенному в столь небольшом, на их вкус, гноме. Кили попытался объясниться, но только поднял руки и начал говорить, стараясь побороть алый на щеках румянец (ну как же! Брачная ночь без брачной ночи!), как его похлопали по спине в несколько рук, понимающе похмыкали и огорошили фразой “не надо ничего объяснять!”

Тауриэль то бледнела, то краснела, стараясь хоть хладнокровным родичам рассказать о невероятном коварстве маленького дракона, однако эльфы уже слишком тесно познакомились с содержимым эреборских винных бочек, а потому из разговора о мечущемся по комнате алом дракончике уловили только слова: “очень даже большой” и “когда он порвал простынь, во мне проснулась страсть”. Что было для Тауриэль очень обидно, потому что полностью фразы звучали как “Этот мелкий Рубин очень даже большой, оказывается, особенно когда не надо” и “Когда он порвал простынь, во мне проснулась страсть к убийству”. Однако нюансы были упущены, зато эльфы приобрели новое знание о скрытых талантах таинственного подгорного народа.

В большом зале эта комедия повторилась с тем же успехом, только масштабнее, да вдобавок уже получившие некоторые сведения гости спешили поделиться новостями с пребывающими в блаженном неведении сотрапезниками. Вокруг поднялся шум, гомон, молодоженов поздравляли и уже прикидывали – кто после такой первой бурной ночи родится, мальчик или девочка? Тауриэль яростно шипела, что после такой первой бурной ночи мучительно умрет один дракон, но Кили старательно успокаивал супругу и принимал удары поздравлений на себя, списывая яростно блестящие глаза и её залитые краской щеки на смущение.

Подгулявший, хотя и умеренно, Торин настолько остро заинтересовался рассказом, что подхватил Бильбо под локоток и потянул смотреть это поле боя. Кили побурел, как свекла, и побежал догонять дядю, а Тауриэль ощутила себя очень несчастной, но вновь вспыхнула яростью, углядев беззаботно уплетающего что-то прямо из трандуиловой тарелки Рубина. Дракончик тоже её заметил, радостно курлыкнул и подрал когтями скатерть, похоже, намекая на продолжение игр, однако теперь вид Тауриэль нисколько не походил на смущение, а тупой столовый нож в побелевшем кулаке – на игрушку.