Текст книги "От перемены мест слагаемых (СИ)"

Автор книги: Чук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Несколько позже, когда намиловавшаяся парочка все ещё лежала в обнимку, Торин приподнялся, с улыбкой, но очень внимательно поглядел в глаза Бильбо, а потом произнес, стараясь удержать серьезный тон:

– Думаю, доспехи надо будет примерить ещё завтра. И послезавтра, – прищурился, заметив её улыбку, и добавил: – И послепослезавтра!

Бильбо фыркнула, поцеловала Торина ещё раз, чем застала его врасплох, но ответила на неозвученный вопрос:

– Вообще, ваше величество, доспехи надо примерять почаще! Особенно – в моей компании!

***

Весь следующий день Торин старался осмыслить произошедшее, но никак не мог уложить его в голове: по всем приметам они с Бильбо вступили в законный брак и уже создали домашний очаг. Причем главной приметой было то, что Торин явно и сильно ощущал одно простое обстоятельство – он хоббитянку любит. Король тасовал факты и так, и эдак, нашел время обратиться к Ори и хроникам, но не нашел ни одного упоминания о любви, родившейся до брака!

Ещё Торина немало смущало, что в своем порыве, который казался тогда и продолжал иррационально казаться сейчас самым верным, они с Бильбо перешагнули все и всяческие традиции, касающиеся бракосочетания, которые только существовали у гномов. Ни ухаживательной косички, заплетенной по всем правилам, ни взаимного согласия, озвученного обеими сторонами при всех, ни периода собственно ухаживаний, во время которого избранный гном должен был всеми правдами-неправдами очаровать и поразить избравшую его девушку; ни ответных даров девушки, полных намеков и тайных посланий, подводивших ухаживания к финальной стадии и после знаменующих помолвку! Ни-че-го такого!

С Бильбо, наоборот, было все предельно ясно, но и предельно туманно при этом: она позволяла Торину то, что могло бы быть разрешено ему только после свадьбы, но при этом исключала возможность проявления инициативы – косичка-то заплетена не была!.. Это было истинным испытанием на стойкость, равное которому не проходил, пожалуй, ни один гном со времен по крайней мере Дурина Бессмертного! Бильбо дразнила его, то не приближаясь, то оказываясь прямо перед носом; заставляла сердце то замирать, то биться чаще; вызывала к жизни всю немалую изобретательность, на которую был способен король гномов и об истинных размерах которой он до недавнего времени даже не подозревал! Отношения с разведчицей напоминали Торину процесс закаливания: молот и наковальня, огонь и вода, жар и холод – но именно в этом процессе, незаметно для него самого, родилось неподдельное чувство, служившее теперь отрадой, заботой и неожиданностью.

Торин и не подозревал, что сможет спокойно смотреть в сияющую голубизну Сердца горы, не поддаваясь его страшным чарам и даже не слыша тех шепотков алчности, про которые, помнится, давным-давно – даже не верится, насколько давно! – предупреждал его дед. Однако, факты оставались фактами, Торин преспокойно прятал Аркенстон в карман и размышлял о необходимости каким-то образом выцепить у Бильбо ухаживательную косичку, о воспитании Рубинчика, о продвижении строительства новых ворот, о предупреждениях Гэндальфа…

Одним словом – забот хватало, хотя теперь окунуться в пучину отчаяния и даже просто уныния у гномьего короля ни в какую не получалось. А все благодаря той же Взломщице: неожиданные последствия примерки доспеха в сокровищнице каким-то образом распустили туго скрученную до того петлю долга, забот и обязательств. Торин мог вздохнуть легче и сделать перерыв, от одной мысли о Бильбо улыбка рвалась на лицо, а в груди расцветала удивительная нежность – и гном вполне уверенно отдавал себе отчет в том, что это любовь.

Любовь, выкованная совершенно неуловимо, искры от которой он едва успевал заметить, а теперь ощущал полный жар разгоревшегося чувства.

С того вечера в сокровищнице Торин и Бильбо повадились “примерять доспехи” почти каждый день, хотя теперь отдавали предпочтение расчищенной комнате в королевских покоях. Даже тогда, когда сил у них к вечеру совсем не оставалось, оба были довольны тем фактом, что просто находятся рядом – засыпают и просыпаются вместе.

На третий или четвертый день – Торин так устал, что дни сливались в одну монотонную смену, будто в кузнице, хотя и расцвечивались совершенно разными событиями – он проснулся раньше Бильбо (что было непросто, разведчица вскакивала обычно очень рано), полюбовался на спящую девушку, тихонько, чтобы не разбудить, поправил кудрявые прядки, чуть подвинулся на кровати и почувствовал, как ему в шею уперлось что-то твердое и неудобное. Торин медленно завел руку за голову, нашарил мешающий предмет и вытащил на свет – золотую монетку. Монетка знакомо блестела профилем деда, но и наводила на мысли: Эребор он отвоевал и мог спокойно почивать на золоте, один из вариантов королевского отдыха теперь был очень даже возможен. Другое дело, улыбнулся Торин, что ему гораздо сильнее приглянулся другой вариант – промежуточный – и прижал Бильбо к себе покрепче. С этим вариантом можно было отдыхать не только на золоте и среди золота. Этот вариант сам был удивительным живым золотцем.

Комментарий к Глава двадцать седьмая, или Эреборские страсти разгораются

Не судите строго за милоту ;D Автора развезло :D Не только печенье хочет любви :D

И да, это была постельная сцена в рейтинге PG-13 ;D

========== Глава двадцать восьмая, или Рекогносцировка ==========

Гэндальф понял, что настало время решительных действий: судя по тому, что он видел, и тому, о чем доносили разведчики Сарумана и Радагаста, возле Эребора в ближайшее время должно было разгореться нешуточное сражение. Только-только отбившие свою гору гномы явно не были готовы дать отпор тем полчищам тьмы, которые хлынут сюда, на Пустошь, в надежде захватить ещё одно весьма удобное для не переносящих дневной свет созданий гномье королевство. Ну уж дудки! Отдавать им Эребор, чтобы тут, в опасной близости Востока, появилась вторая Мория, Гэндальф Серый не собирался!

Гэндальф был стратегом и тактиком. Что бы там ни происходило, и что бы кто ни думал, у Гэндальфа всегда был план. Правда, зачастую план требовал корректировки в связи со сменой обстоятельств и его приходилось додумывать на ходу, но тем не менее план был всегда. И уж тем более в такой критической ситуации, как возрождение зла.

Первый пункт плана: организовать подмогу в виде озерников под предводительством наследника Гириона – был успешно исполнен.

Второй пункт, заключавшийся в том, чтобы призвать на помощь войска под командованием Даина Железностопа из ближайшего королевства гномов, тоже можно было засчитать как выполненный, хотя тут Гэндальфу и пришлось действовать довольно деликатно. По сравнению с тем же Бардом-лучником, которому Гэндальф просто обрисовал ситуацию и практически потребовал собрать народ на битву, с Торином пришлось применить хитрость. Ведь если для Барда легендарный маг, прибывший в сопровождении эльфийского принца и капитана эльфийской стражи, был фигурой авторитетной, то своенравный гномий предводитель, услышав от Гэндальфа прямой приказ, мог и оскорбиться. Упрямство и гонор гномов не зря вошли в легенды. Так что Гэндальф предпочел не рисковать и ограничился тем, что настойчиво намекал Торину пойти прогуляться до уцелевшей западной сторожевой башни, оттуда, мол, откроются новые перспективы.

Торин, пусть и не сразу, но совету внял, прогулялся, перспективы оценил и отправил гонца-ворона в королевство Даина. Вернувшись, отрапортовал, что подкрепление следует ожидать в самом ближайшем времени, изобразил благодарный кивок, и Гэндальф удовлетворенно выдохнул – готово.

Третий пункт был сложнее: предстояло убедить Трандуила присоединиться к людям и гномам в борьбе со злом. Зная Трандуила не понаслышке, Гэндальф предполагал, что это будет не так-то легко сделать. Владыка Лихолесских эльфов отличался непомерным гонором, несвойственной для дивного народа жадностью, а в целом – довольно скверным и крайне вредным характером. Целью похода Трандуила явно были самоцветы, что белее света звезд. Те самые, что эльфийский владыка безуспешно пытался выцыганить еще у Трора.

Видимо, разведка Трандуила была послана по следам отряда Торина, и эльф был в курсе, что дракон повержен. Вот и решил король Лихолесья добыть камни силой, воспользовавшись малой численностью гномов, охраняющих Эребор в данный момент. Конечно, в Эребор еще надо сначала войти, что совсем непросто: отыскать потайные гномьи двери невозможно. А центральные ворота, разломанные когда-то драконом, по приказу Торина забаррикадировали прочно и капитально, как могут только гномы – подбирая и укладывая камни таким образом, что простоят века, потому что разрушить особую гномью кладку не так-то просто. Вероятно, Трандуил рассчитывал взять гору в осаду, не зная о том, что к Торину идет подмога из Железных холмов, и вряд ли подозревая о том, какая угроза надвигается со стороны Барад Дура.

Гэндальф прикинул, насколько сложно будет переубедить упрямого Трандуила, заполучить его в союзники, и только вздохнул. Пожалуй, единственный способ сделать это – отдать Лихолесскому владыке самоцветы, что он так жаждет получить. Прекрасная мысль. Осталось только придумать, как убедить Торина отдать Трандуилу эти самые самоцветы. То есть убедить гнома добровольно отдать часть своих сокровищ эльфу.

Что ж, Гэндальфу оставалось только пожелать себе удачи.

До прихода Трандуила еще оставалось время, а пока следовало позаботиться о четвертом пункте плана: орлы. На их помощь Гэндальф очень рассчитывал, тем более, что гордые птицы испытывали очень сильную нелюбовь к гоблинам и оркам. Так что Гэндальф подозвал мотыля и поручил ему отправиться за Гвахииром, а заодно заглянуть и к Беорну – сейчас любая помощь будет кстати, потому что положение более чем серьезное. На них надвигается армия тьмы. Несметные полчища орков и гоблинов, что тайно собирались в Барад Дуре, должны были нанести внезапный удар. И у них почти получилось.

Гэндальфа уже какое-то время тревожило предчувствие беды. Его обеспокоенность разделяли некоторые майар и эльфийские правители, но никто из них даже не мог предположить, насколько все серьезно. А тем временем зло росло и набиралось сил прямо у них под носом, готовилось вернуть себе былое могущество. Однако Гэндальфу удалось проникнуть в логово врага и узнать о готовящемся наступлении, лишить его тем самым одного большого преимущества: эффект неожиданности был потерян. Теперь они встретят противника во всеоружии, лицом к лицу.

Времени, конечно, оставалось очень мало, но Гэндальф использует его, чтобы собрать армию сил добра. Разумеется, рыбаки, что придут под предводительством Барда-лучника, совсем не профессиональные воины, а эльфов еще нужно убедить вступить в битву плечом к плечу с гномами, которые тоже вряд ли будут рады такому соседству.

Но Гэндальф верил, что все получится. Верил в благоразумие эльфийского владыки, в то, что стремление к добру и свету, составляющее саму суть дивного народа, пересилит в нем алчность. Надеялся, что Торин и Даин смогут смирить в себе гордыню и объединить свои усилия с эльфами во имя великой цели. Был уверен, что люди не отступят – они будут биться насмерть за свой дом и за свои семьи. Не сомневался, что орлы успеют вовремя, как всегда успевали ему на выручку. Зло не пройдет. Какой бы ужасной ни казалась нависшая над ними опасность, Гэндальф считал, что все не так уж и безнадежно.

В конце концов, у него есть стратегическое подкрепление. Маг хитро усмехнулся и подозвал второго мотыля. Орков и гоблинов в ближайшем будущем ждёт малорослый, но смертоносный сюрприз.

Однако пока что следовало озаботиться сбором основных сил.

Первыми на Пустошь Смауга пришли люди. Гэндальф со стены с удовольствием наблюдал, как не слишком стройными рядами шагали под предводительством Барда озерники. Повинуясь приказам своего предводителя, они разбили лагерь среди руин Дейла, использовав обломки стен, как укрытие от холодных северных ветров и вражеских стрел. Гэндальф довольно хмыкнул на такую сообразительность, но стоящий рядом Торин лишь удрученно покачал головой.

– Их доспехи – старье, а оружие – бесполезный хлам, – проинформировал он мага. – При такой экипировке много не навоюешь.

– Сдается мне, ты знаешь, о чем говоришь, – ответил Гэндальф, внимательно разглядывая хмурое выражение на лице гномьего короля, – неужели довелось побывать в оружейной Эсгарота? – догадался волшебник.

– Довелось, – кивнул Торин. – Удручающее зрелище. И я обещал это исправить! – решительно закончил он.

Бард, разумеется, видел, что Гэндальф и какой-то гном в дорогих одеждах наблюдают за ним и его людьми с дозорной площадки над главными воротами. Точнее, над тем местом, где когда-то были ворота, а сейчас возвышалась баррикада из огромных булыжников, полностью закрывающая вход в подгорное королевство. Пока люди разбивали лагерь, обустраивались и готовили похлебку, Бард отправился к горе, чтобы выяснить ответ на один животрепещущий вопрос: где дракон? Он думал над этим всю дорогу с самого выхода из Эсгарота – ведь если с одной стороны на них надвинется армия тьмы, а с другой ударит разбуженный дракон, то от защитников Эсгарота ничего не останется. Бард не желал вести свою маленькую армию, состоящую, в большинстве своем, из рыбаков да мелких ремесленников, на верную смерть. Он вел их в бой с орками и гоблинами и очень надеялся на победу.

Поэтому, увидев на дозорной площадке Эребора Гэндальфа, Бард сразу воспрял духом: если волшебник смог войти внутрь, значит, дракона в горе нет. Может, он бросил захваченные им сокровища и давно улетел, может, издох от старости, а может даже статься, что Смауг был убит – повержен наследником Трора. Ведь есть же легенда, что подгорный король однажды снова будет править в этих землях, низвергнув огнедышащего ящера.

Дозорная площадка была слишком высоко, и Бард не мог разглядеть, что за гном стоял рядом с Гэндальфом – он и самого волшебника сумел узнать только по серой хламиде да остроконечной шляпе. Что уж говорить о том, чтобы рассмотреть лицо гнома, на чьих плечах была наброшена накидка, отороченная мехом и переливающаяся золотой вышивкой в лучах закатного солнца. Что ж, самое время познакомиться.

Едва Бард оказался перед забаррикадированным входом в Эребор, как пара больших камней сдвинулась, открыв для него проход. Бард спешился и, оставив лошадь снаружи, ступил внутрь горы. Первым, кого увидел Бард, оказавшись в гномьем королевстве, был Гэндальф – он как раз спускался по крутой каменной лесенке с дозорной площадки. Бард слегка поклонился в знак приветствия и только тут заметил Фили и Кили, которые задвигали на место камни, открывшие проход в гору. Не успел Бард удивиться такой внезапной встрече со старыми знакомыми, как вслед за Гендальфом с дозорной площадки спустился тот самый гном в богатой накидке, и Бард не поверил своим глазам:

– Трари?!

– На самом деле я Торин, – ответил Трари. – Торин Дубощит.

– Торин Дубощит? – растерянно повторил Бард, которому это имя почему-то казалось очень знакомым.

Он глянул на Гэндальфа, надеясь получить от мага хоть какие-нибудь разъяснения, и был очень удивлен тем, что волшебник и сам выглядел немало озадаченным. Неожиданно это даже польстило Барду: не один он тут чувствует себя совершенно обескураженным.

– Я прошу прощения за эту вынужденную ложь, – заговорил тем временем Тра… Торин. – Мы ни в коем случае не хотели оскорбить тебя недоверием, но мне очень нужно было добраться до Эребора инкогнито. Поэтому и пришлось утаить мое настоящее имя и цель нашего путешествия, придумав историю о больной тетушке Бильбо.

И тут Бард вспомнил, почему имя гнома показалось ему таким знакомым – видел его под портретом на гобелене в лавке старьевщика. На родовом гобелене династии Дуринов.

– Пророчество! – пораженно выдохнул Бард. – Пророчество о возвращении подгорного короля! Ты потомок Трора!

– Торин Дубощит. Сын Траина. Внук Трора, – подал голос стоящий за спиной Барда Фили.

– Приветствую тебя в Эреборе, Бард-лучник, наследник Гириона – правителя Дейла, – снова заговорил Торин.

И после этих слов в холл, где стояли они впятером, вышли все остальные гномы, что когда-то гостили в доме Барда. И, конечно, хоббитянка тоже была здесь. Глянув на них, Бард неожиданно поймал себя на том, что очень рад всех их видеть. Гномы ответили ему не менее радостными улыбками и громкими приветствиями. Однако радость встречи и даже осознание того факта, что эта развеселая компания водила его за нос, следовало отложить на потом, потому что самый главный вопрос по-прежнему оставался без ответа.

– Где дракон? Его ведь больше нет в Эреборе? – Бард снова обернулся к Торину, который, до этого момента стоявший совершенно спокойно и даже величественно, как и полагается наследнику династии, вдруг как будто слегка смутился.

– Смауг Ужасный повержен! – громогласно объявил Гэндальф. – Убит мисс Бэггинс.

Мисс Бэггинс чуть улыбнулась, едва заметно приподняв уголок рта, и присела в легком реверансе – Гэндальф умел это лучше всего: отвечать на вопросы так, что вроде и совершенную правду сказал, но при этом умудрился не выложить самую суть правды – Смауг повержен, да, но в Эреборе по-прежнему есть дракон.

Бард тем временем удивленно уставился на Бильбо.

– Вы убили дракона? Но как?! – переспросил он, недоверчиво глядя на Взломщицу и, судя по напряженному выражению лица, перебирая в голове варианты того, как именно она могла это сделать.

– Да я сначала и не собиралась его убивать. Случайно получилось, – смущенно откликнулась Бильбо, зардевшись и пожимая плечами.

– Случайно? – совершенно растерялся Бард. – Вы что, решили рассказать ему о своей выдуманной тетушке, а Смауга от этих рассказов удар хватил?

– Вовсе нет, – улыбнулась Бильбо, глядя на ошарашенного Барда. – А тетушка, кстати, совершенно настоящая. Выращивает розы, с которыми неизменно занимает первые места в конкурсах, на здоровье не жалуется и живет в Бри, – это было одно из основополагающих правил, которым обучали будущих разведчиков: во лжи всегда должна быть доля правды – это делает всю ложь правдоподобной.

– И как же тогда вы его убили? – не унимался Бард.

– Ногой. Наступила и раздавила, – снова пожала плечами Бильбо.

– В лепешку! – не удержался Кили, воскликнув прямо за спиной Барда, отчего человек слегка дернулся. – Шмяк! И нет больше Смауга!

Бард моргнул. Глянул на Кили, затем обвел взглядом всех присутствующих в надежде, что это просто шутка, но и гномы, и Гэндальф были предельно серьезны. Балин даже кивнул Барду для пущей убедительности. Тогда Бард снова уставился на Бильбо, глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и, наконец, снова заговорил:

– Вы, – Бард смерил Бильбо внимательным взглядом, будто хотел лишний раз убедиться, что перед ним, действительно, полурослик. – Случайно, – медленно продолжил он. – Наступили на дракона. И раздавили его в лепешку?

– Ну, да, – кивнула Бильбо после небольшой паузы.

– Вы. Случайно наступили. На дракона, – еще раз повторил Бард.

– Самое главное то, что Смауг мертв! – вклинился Гэндальф. – А значит, Эсгароту не грозит участь Дейла. Нам следует лишь порадоваться этому обстоятельству, – подытожил он.

– Да. Да, разумеется! – встрепенулся Бард, а потом вдруг фыркнул, прикрыл рот руками, наткнулся взглядом на Бильбо, не выдержал и расхохотался.

“Истерика,” – подумала Бильбо и бросила на Гендальфа вопросительный взгляд – может, следует немного стукнуть наследника Гириона посохом, чтобы успокоился? Но Бард неожиданно прекратил смеяться, пораженно покачал головой и весело поглядел на Торина.

– Я слышал, что после изгнания и скитаний гномы Эребора обосновались в Синих горах?

– Так и есть, – кивнул Торин, пытаясь понять, что же в этом развеселило Барда.

– И вы с вашим отрядом прошагали тысячи лиг через все Средиземье, пока добрались до своих родных земель, пробрались через Лихолесье, улизнули от Трандуила, проскользнули под носом у нашего Бургомистра, а потом победили Смауга, чтобы занять свое законное место на троне – пророчество сбылось! Оно передавалось у моего народа из поколения в поколение. Мы так надеялись и ждали, когда власть зверя падет! Кто-то успел утратить надежду, кто-то заключал пари и делал ставки на то, что это случится в ближайшие пять-десять лет, и случится ли вообще. И вот теперь мы, наконец, можем вздохнуть спокойно!

– Но сейчас у нас новая напасть, – опять заговорил Гэндальф. – Зло возродилось, и мы должны дать ему отпор! – слова мага словно послужили сигналом: гномы деловито закопошились и подобрались, всем своим видом показывая боевой настрой.

– Мои люди готовы к битве, – сосредоточено кивнул Бард.

– Это с вашим-то обмундированием и оружием? Сплошной хлам, – скептически фыркнул Торин.

– Наш Бургомистр не слишком переживал за безопасность города, так что да, и доспехи, и мечи… – начал Бард, но подозрительно прищурился: – А как вы вообще об этом узнали? О том, что ни обмундирование, ни оружие никуда не годятся?

Глядящий на него Торин не спешил отвечать и как будто слегка смутился.

Положение на этот раз спасла Бильбо.

– Да вы что?! – возмущенно воззрилась она на Барда. – Перед вами же гномы! Кто лучше них разбирается в металлах? Да они дурно выкованный меч за лигу увидят! Может даже по запаху определят, кто их знает, – шепотом добавила она, придвинувшись ближе к Барду. – Разве можно сомневаться в том, что гном не заметит, что у воина никудышный меч? – после этих слов Бильбо посмотрела на Торина с таким извиняющимся выражением на лице, словно ей было очень стыдно за Барда, который усомнился в кузнечном мастерстве и таланте всего подгорного народа.

Барду и вправду стало совестно – чего это он в самом деле? Что он знает о гномах? Ну, слышал легенды да пересказываемые из поколения в поколение обрывки воспоминаний. Вот и все. Так что, честно говоря, ничего ему о гномах не известно. Это он, человек, не мог разглядеть лица тех, кто стоял высоко на дозорной площадке, но гномы ведь не люди и, возможно, вполне способны видеть гораздо дальше. А может, солнечные лучи как-то по особому отражается от неправильно выкованных мечей, кто знает? Или же, и правда, по запаху? Не зря ведь говорят, что нет кузнецов, лучше гномов. Торин, вон, даже выглядит растерянным от такой бестолковой подозрительности со стороны Барда.

Бард осознал свою вину и даже попытался принести Торину свои извинения и уверения в том, что никоим образом не хотел его оскорбить, но Торин сразу ответил, что нисколько не обижен.

– В эреборских хранилищах много оружия и доспехов, которые ковались специально для людей, – сказал он. – Мы готовили их для большой ярмарки. Многие человеческие правители предпочитали облачать своих воинов в латы, изготовленными нашими мастерами, и вооружать свои армии выкованными в эреборских кузнях мечами.

– Слава о наших незатупляющихся мечах и топорах шла по всему Средиземью, – гордо подтвердил стоявший неподалеку Балин.

– Теперь я хочу отдать все это тебе, – продолжил Торин, прямо глядя на Барда. – Возьми и латы, и оружие. Пусть твои воины встретят врага в крепкой броне и с уверенностью, что их меч не подведет в бою. Считай этот подарок первым шагом для возобновления дружеских отношений между нашими народами, наследник Гириона, – улыбнулся Торин и протянул Барду руку для рукопожатия.

– Я с благодарностью принимаю твой дар, Торин Дубощит, – ответил Бард, крепко сжимая протянутую гномом руку, – и почту за честь называться твоим другом.

Гэндальф, наблюдавший за этой сценой со стороны, удовлетворенно кивнул и улыбнулся Бильбо: гномы и люди теперь союзники, армия под предводительством Барда-лучника вооружена до зубов и, хотя не имеет специальной военной подготовки, собирается биться яростно и до последней капли крови, защищая свой дом.

Что ж, прекрасно: люди готовы. Эльфы на подходе. А пока они будут убеждать Трандуила присоединиться к ним, глядишь, и гномы подтянутся – уж Даин-то в жизни не упустит случай поучаствовать в с сражении, тем более с орками и гоблинами – с которыми едва ли не каждый гном мечтает поквитаться за Морию. Гэндальф мысленно пообещал себе, что на этот раз все будет по-другому: захватить Эребор они не позволят.

Комментарий к Глава двадцать восьмая, или Рекогносцировка

Пользуясь случаем, поздравляю тебя, **Зима.,** с Днём рождения! __ Всех благ, интересных книжек читать и писать :D

========== Глава двадцать девятая, или Камни преткновения ==========

Через три дня на Пустошь вышла армия Трандуила. Сам лихолесский владыка ехал впереди и, в отличие от Барда, настроен был явно недружелюбно. Гэндальф только вздохнул, понимая, что убедить упрямого эльфа принять участие в битве со злом будет не так-то просто – не зря ведь Трандуил столько времени носа не казал из своих владений, предпочитая бороться с наступающими силами тьмы только лишь в пределах собственного королевства, совершенно не заботясь об участи остального Средиземья. Что было непростительной глупостью, по мнению Гэндальфа, ведь если зло победит, то тьма накроет всех. Никому не удастся остаться в стороне и избежать ужасной участи.

Эльфы стояли на подступах к Эребору ровными шеренгами, их шлемы блестели в лучах тусклого зимнего солнца, а волосы развевались по ветру. Гэндальф услышал восхищенный вздох стоящей рядом с ним Бильбо и мрачно подумал о том, что понадобится приложить немало усилий, дабы заставить всю эту красоту принять участие в битве.

Тем временем Трандуил выехал вперед, остановился напротив забаррикадированного входа в гору и поднял голову, разглядывая стоящих на дозорной площадке гномов и Гэндальфа. Торин вежливо поприветствовал правителя эльфов, стараясь не слишком громко рычать сквозь зубы. Трандуил поприветствовал его в ответ, одарив самой ледяной улыбкой из своего арсенала, которая сменилась искренним удивлением, когда сквозь открывшийся в баррикаде проход, навстречу Трандуилу вышел Леголас.

Переговоры прошли крайне неудачно. Как и предполагал Гэндальф, владыку Лихолесья совершенно не беспокоили ни судьба Средиземья, ни тайно возродившееся зло. Все, чего хотел Трандуил – получить самоцветы, что белее света звезд, хранящиеся в сокровищнице Трора, которые Торин, разумеется, отдавать не собирался ни при каких условиях. Увещевания Леголаса тоже не имели положительного результата. Тауриэль, отправившаяся вместе с эльфийским принцем и также сделавшая попытку вразумить своего короля, была и вовсе изгнана из Лихолесья с волчьим билетом, правда, к вящему удивлению Гэндальфа, рыжая воительница совершенно не выглядела расстроенной таким поворотом событий.

Поразмыслив немного, Гэндальф решил присоединиться к Леголасу и попытаться помочь склонить упрямого эльфийского правителя к противостоянию со злом. Однако ни появление Митрандира в шатре Трандуила, ни его пламенная речь положительного эффекта не принесли. Более того, Трандуил не только не изъявил желание выступить союзником в борьбе со злом, но еще и попытался настроить против Торина явившегося в эльфийский лагерь Барда, заведя речь о том, что гномы чрезвычайно жадные и самодовольные, что им нельзя доверять.

Бросив быстрый взгляд на Барда, Гэндальф слегка улыбнулся уголком рта: может, до встречи с отрядом Торина наследник Гириона и поверил бы эльфам, как давним союзникам Эсгарота, но теперь все изменилось. Сейчас Бард стоял перед эльфом, одетый в первоклассный военный доспех, изготовленный гномьими мастерами; вооруженный превосходным мечом и идеально сбалансированными метательными ножами, а в сапоге был припрятан длинный и острый, как бритва, кинжал. Все это – щедрый подарок тех самых «жадных и самодовольных» гномов. И ведь Барду даже не пришлось просить о помощи, потому что Торин сам предложил и доспехи, и оружие как для Барда, так и для пришедших с ним озерников, ничего при этом не попросив взамен. Торин отплатил добром на добро, и Бард верил гномьему королю, когда тот говорил, что желает видеть их народы добрыми друзьями и соседями. Поэтому вместо союзника против гномов Трандуил получил еще одного ярого сторонника борьбы со злом, жаждущего убедить его выступить в битве против орков и гоблинов.

Пока шли переговоры с Трандуилом, Торин не поленился отыскать в сокровищнице те самые самоцветы, что так жаждал заполучить эльфийский владыка. Разглядывая переливающиеся холодным белым цветом камни, Торин испытывал двоякое чувство: с одной стороны, приятно было осознавать – ты владеешь тем, что так дорого твоему врагу, а с другой – касаться этой эльфийской святыни отчего-то было неприятно. Даже немного раздражало. Вероятно, дело было в том, что она все же была создана именно для эльфов и только им принадлежала по праву.

Трандуила Торин упорно продолжал воспринимать как своего врага, да и остальных эльфов особо не жаловал, и в то же время сын владыки Лихолесья не вызывал у гнома таких отрицательных эмоций. Если бы Леголас попросил Торина отдать ему эти самоцветы, то возможно – только лишь возможно! – Торин и задумался бы об этом всерьез. Но Леголас не просил вернуть камни, нет. Более всего эльфийский принц желал дать бой надвигающимся силам зла. И Торин не мог не уважать его за это. Разумеется, Торин не собирался отдавать Трандуилу самоцветы – даже предполагать подобное нелепо. И совершенно не жаждал видеть эту эльфийскую рожу в числе своих союзников против сил зла, но Гэндальф ему уже плешь проел своими рассказами о том, насколько же велика армия тьмы и как сильно может им пригодиться любая помощь.

Торин скрипнул зубами от досады, пренебрежительно захлопнул ларец с самоцветами и оттолкнул его в сторону. Стоящий рядом Двалин хмыкнул и вопросительно поглядел на него.

– Ты же не собираешься уступить этому напыщенному индюку? – на всякий случай уточнил он.

– Еще чего, – фыркнул Торин.

Они с Двалином оба развернулись и пошли к выходу из сокровищницы. Торин вышел первым, а Двалин уже в дверях обернулся и вдруг замер, явно рассматривая что-то. Торин заглянул обратно и тоже удивленно уставился на ларец с самоцветами: его крышка была откинута, а внутри, поблескивая красными боками, очень активно копошился дракончик. Гномы поспешно вернулись в сокровищницу и принялись наблюдать, как Рубин, старательно пыхтя, разгребает самоцветы когтистыми лапками. Вырыв ямку, он принялся усаживаться над ней, недвусмысленно задрав кверху хвост.

– Это он что, собирается?.. – Двалин расхохотался в голос, глядя на то, как Торин за шкирку вытаскивает из ларца устроившегося по нужде, а теперь возмущенно верещащего дракончика.

– Ты зачем безобразничаешь? – строго вопросил Торин.

Рубин перестал возмущаться, уставился на короля круглыми золотыми глазами и радостно закурлыкал. Торин возвел очи горе, снова захлопнул ларец, потом с сомнением посмотрел на подвижные драконьи пальчики, вздохнул, посадил Рубина себе на плечо, а ларец взял подмышку.