Текст книги "От перемены мест слагаемых (СИ)"

Автор книги: Чук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Что произошло? – воскликнул Глоин.

– Это… ты его убила? – недоверчиво спросил Торин.

– Случайно получилась, – совсем смутилась, пожала правым плечом и склонила голову Бильбо. – Я не хотела… то есть я не думала его убивать, но он собирался меня испепелить и мне пришлось защищаться.

– И ты его что… раздавила? – потрясенно проговорил Фили.

– Ну, да… – потупилась Бильбо.

– Как?! – ахнули хором Дори и Нори.

– Ногой, – пожала плечами Взломщица и виновато глянула на Торина из-под выбившихся на лоб прядок.

– Э-э-э… – потрясенно протянул Бомбур.

– Ногой? – ошарашенно переспросил Бофур.

– Ага…

На грохот обернулись все: Двалин, вооруженный до зубов топорами, рухнул в обморок.

========== Глава двадцать вторая, или Вместе веселее ==========

Когда Балин и Оин привели Двалина в себя, и он, смущенно оглядевшись, поднялся на ноги, а остальная Компания почти отошла от шокирующего зрелища, зато подошла поближе к раздавленному дракону, восхищенно перекрикиваясь, Торин, так и не отпустивший Бильбо, снова всмотрелся в её лицо:

– Я же говорил, что идти в одиночку очень опасно! – его руки немного судорожно вцепились в курточку хоббитянки, и Бильбо поняла, что сейчас они оба на грани небольшого нервного срыва: Торин – от беспокойства, она – от пережитого столкновения с драконом.

И хотя ключевым тут было слово пережитого, профессиональная разведчица не готова была так сразу успокоиться. А еще её немного пугало, что ей неимоверно хочется прижаться к Торину, крепко обнять надёжного гнома и спрятать лицо на его груди, скрываясь от видов сокровищницы, разбредшейся по ней Компании и совершенно мертвого, уже не опасного, но только минуту назад огнедышащего и ужасного дракона. Обуреваемая противоречивыми чувствами, Бильбо едва потянулась разомкнуть руки, когда Торин, до того всегда отпускавший её по первому знаку, посуровел лицом и притянул хоббитянку к себе, проигнорировав слабые протесты, крепко обнял и, как успела заметить краем глаза Бильбо, даже зажмурился.

Бильбо обняла Торина в ответ и с большим облегчением вздохнула, решив, что иногда, рядом с Торином, можно позволить себе побыть слабой и на время оставить профессионализм в стороне. Бильбо даже разок шмыгнула носом, но слезы быстро отступили – благодаря её везению и смекалке, Беорновому подарку и его ключевой роли, Смауг ужасный был несомненно мертв, а Торин Дубощит – несомненно жив и даже не ранен. Итоги столкновения с драконом были, как ни крути, радостными. Поэтому хоббитянка успокоилась, ласково потерлась щекой о Торинов воротник, заставив гнома выпрямиться и нехотя выпустить её из объятий.

Отходить он, впрочем, не спешил, да и Бильбо тоже не очень-то рвалась – по сокровищнице она уже набродилась, сейчас ей хотелось обсудить план дальнейших действий и, желательно, вздремнуть.

Торин же внезапно нахмурился, похоже, вспомнил о чём-то важном:

– Бильбо, я понимаю, что времени у тебя было немного, но может ты хотя бы заметила, где дракон спрятал Аркенстон? – тон у короля был деловым, но в нем звучали и нотки беспокойства.

Ничтоже сумняшеся, хоббитянка вытащила Аркенстон из кармана и протянула на раскрытой ладони Торину. Дубощит только вскинул брови – не только заметила, но и захватила камень! – а потом взял Сердце горы очень аккуратно, обеими руками, вгляделся в сияющую голубизну, прищурился и, не успела Бильбо испугаться, что драконья болезнь ударила и по Торину тоже, совершенно обыденным жестом спрятал камень в карман сюртука.

– Потом надо будет поместить Аркенстон на его законное место – возле трона, раз уж как символ единства гномьих кланов он не пригодится: вести войска на завоевание Горы нам теперь ни к чему, – Торин лукаво сверкнул глазами. – Спасибо за это нашей умелой взломщице!

Бильбо шутливо раскланялась, мол, это просто моя работа, хоть десять драконов – к вашим услугам! На что гномий король не менее чинно склонил голову в ответном жесте вежливости – мол, если впредь будут проблемы с драконами, мы только к вам!

Потом Торина окликнул Балин, и король, сразу ставший сосредоточенным и серьезным, направился к своему первому советнику, а Бильбо, прислонившаяся к малопострадавшей морде раздавленного дракона, осталась размышлять о том, что Торин Дубощит непредсказуем сверх всякой меры, а также сверх всякой меры восхитителен – даже весь Белый Совет не смог бы предположить, что Король-под-Горой просто засунет Аркенстон в карман и двинется по собственным золотым горам к первому советнику, негромко ругаясь на кхуздуле.

***

Путь Гэндальфа по Средиземью без Компании оказался весьма познавательным и в то же время безрадостным: так, он на собственной шкуре опытным путем выяснил, что Саурон жив, дееспособен, сердит; что Барад Дур собирает многотысячное ополчение; что гоблины тоже планируют подтянуть свои армии к Эребору. Что орлы, наконец, способны утянуть его прямо из-под отсутствующего Сауроньего носа. Последнему обстоятельству маг был чрезвычайно рад и надеялся, что Тёмный Властелин еще некоторое время не заметит пропажи пленника – ради этого волшебник пожертвовал шляпой и старой хламидой.

Гвахиир с удовольствием помог старому другу, но к самой горе, естественно, не понес – ему еще надо было вернуться засветло, покормить птенцов. Гэндальф не стал сетовать – все же высадили его почти в окрестностях Эсгарота, прямо за опушкой Лихолесья – но поразился тому, как одновременно захватывают всех его знакомых монархов семейные проблемы.

И будто в ответ на мысли о знакомых монархах и их семьях из Лихолесья появился Леголас, сын Трандуила, в сопровождении молодой рыжей эльфийки, судя по лычкам – еще и капитана местной стражи при этом. Гэндальф только поразился настолько боевой эльфийке – а он-то думал, что нынче военным воспитанием девушек грешат только боевые хоббиты. Тогда у светлых народов есть еще шансы.

Вид девица имела меланхолический, но при этом Леголас не развеивал даже части этой меланхолии, из чего старый маг сделал вывод об очередной неразделенной любви. Тихонечко чертыхнувшись про себя, Гэндальф отчетливо прокашлялся, полюбовался на два наконечника стрел, которые оказались сразу же нацелены на него, но настроения на переговоры не растерял и уговорил эльфов сопровождать его до Эсгарота или Эребора – один он боялся не дойти, а предупредить Торина Дубощита было просто необходимо! Ни Тауриэль, ни Леголас не сделали даже попытки удивиться заявлению волшебника, но и не стали заявлять, будто этот отряд сгинул в полном составе или сидит в полном составе же в чудесных лихолесских темницах. Из чего Гэндальф сделал вывод, что Компания благополучно миновала Лихолесье, каким-то неведомым образом одновременно попавшись на глаза эльфам, но не оставшись у них ни в гостях, ни в плену. Такой оборот дела рисовался волшебнику крайне удачным. Успеть бы еще только их предупредить!..

И Гэндальф в сопровождении двух эльфов бодро припустил к Эсгароту – сначала следовало выяснить, миновала ли Компания этот Водный город, который иногда хотелось назвать Болотным, так как иногда там можно было сгинуть как в болоте – без звука и плеска.

По дороге к Эсгароту Гэндальф размышлял о том, что это даже забавно: на просьбу помочь немощному старику велись все и всегда. Без исключений. Даже эльфы, точно знавшие, кто такой Гэндальф Серый на самом деле и какой силой он обладает. Вот и сейчас эльфийка, на время оставив свою меланхолию, старательно отгибала ветви деревьев, нависших над тропинкой и придерживала их для мага. Майа имел не только много имен – ведь каждый народ величал его по-своему – но и много личин, при том, что никогда не менял облик. Он, по желанию, мог быть веселым добродушным волшебником, устраивающим веселые фейерверки – таким знали его жители Шира; оказывался искусным воином – если нужно было разделаться с разбойниками, промышляющими на дорогах, а то и отбиться от орков; бывал мудрым советником – для королей, строгим командиром для разведчиков, прошедших развлекательный курс обучения старого Тука; или же в мгновение ока становился грозным всесильным магом (если возникала необходимость противостоять силам зла).

Однако сейчас был тот редкий случай, когда Гэндальфу действительно была нужна помощь: возродившееся из небытия зло сильно потрепало его, поэтому истари опирался на плечо эльфийского принца совсем не для проформы, а еще совершенно искренне был благодарен его рыжей спутнице за то, что расчищала путь. Но эльфы нужны были Гэндальфу не только для того, чтобы добраться до Эсгарота. Ведь Митрандиру предстояло не просто предупредить Торина о надвигающейся битве, но и снискать для него союзников. И этими союзниками должны были стать люди. Хотя, разумеется, на помощь эльфов Гэндальф тоже очень рассчитывал. Однако начать следовало именно со смертных. Мудрый майа знал, что будущее Средиземья за людьми, и им настала пора отвоевывать это будущее для себя.

Вот поэтому-то Гэндальф и планировал уговорить наследника Гириона повести озерников в бой. Но если эльфы, знавшие истари, были готовы слушать и верить, как послушал и поверил его словам о возродившемся зле Леголас, то с людьми все было куда как сложнее. Ведь тот же Бард – наследник правителей Дейла – понятия не имел о том, кто такой Гэндальф Серый. То есть он, наверняка, слышал имя, но об истинном величии майар вряд ли знал. Что уж говорить о простых рыбаках, населяющих Эсгарот! Потому-то Гэндальф сильно сомневался, что в его рассказ о наступающей армии тьмы люди безоговорочно поверят и тут же бросятся вооружаться.

Но вот эльфы – это совсем другое дело. Эльфов озерники прекрасно знали и верили им, поскольку вели с ними торговлю долгие годы. Перед дивным народом смертные испытывали благоговение, и если эльфийский принц расскажет эсгаротцам о надвигающейся угрозе, а Бард-лучник призовет пойти в бой с силами зла под его началом, то вот тогда уже можно надеяться на результат. Таким образом, план заключался в следующем: донести до сознания людей тот факт, что на них идут войной, убедить Барда возглавить армию людей и заодно вернуть принадлежащий ему по праву наследования Дейл.

Для того, чтобы напроситься к Барду на ночлег, Гэндальф использовал личину немощного старика. Уж он-то точно знал, что наследник правителей Дейла не оставит за порогом того, кому нужна помощь. Все же разведка Гэндальфа работала отлично, и он всегда был прекрасно осведомлен о политической ситуации в каждом королевстве Средиземья, и в общих чертах о том, что из себя представляет правитель каждого из этих королевств – включая тех правителей, с кем ему не довелось быть знакомым лично. Так, например, отзывы о Бургомистре Эсгарота были не самыми положительными, а скорее даже наоборот. Тогда как о Барде-лучнике все разведчики и шпионы в один голос говорили как о человеке сильном духом, мужественном и волевом, но при этом добром и чутком к чужому горю.

Гэндальф лично убедился в правдивости этих характеристик, когда, постучавшись в дверь скромного деревянного дома, был без лишних вопросов приглашен Бардом внутрь, и сердобольный хозяин предложил “немощному старику” отужинать с его семьей и переночевать. Гэндальф, разумеется, принял его предложение и принялся рассыпаться в благодарностях.

Неладное Бард заподозрил лишь тогда, когда следом за “немощным стариком” к нему в дом просочилась пара эльфов, но было уже поздно.

Оглядев нехитрый уклад жизни наследника Гириона, Гэндальф с улыбкой заметил, что ступеньки на лестнице основательно закреплены прочными железными скобами, вместо типичных деревянных креплений, что применяют люди при строительстве домов в Эсгароте, новенькие деревянные ножки у старого буфета – с характерным гномьим орнаментом, кукла, с которой играет младшая дочь Барда, выглядит слишком похожей на традиционные тряпичные куклы хоббитов, а уж многочисленные деревянные фигурки животных и воинов и вовсе с головой выдают игрушечных дел мастера Бофура. Теперь понятно, где отряд отдыхал и обновлял запасы да экипировку после похода через Лихолесье.

Рыжая эльфийка, подобрав фигурку одного из воинов, который, судя по пропорциям фигуры, был гномом, снова впала в меланхолию. Но ненадолго. Гендальф понимал, что время дорого – ведь зло слишком близко. Поэтому он решил не терять время впустую. Едва поблагодарив хозяина за скромный, но сытный ужин, майа перешел прямо к делу, немало удивив Барда своим перевоплощением из немощного старца в великого мага.

К чести Барда, тот сориентировался быстро, глупых вопросов не задавал и зря не пугался, наоборот, он четко и по-деловому выспрашивал все подробности, что мог поведать ему Гендальф об увиденном за стенами Барад Дура. Капитан эльфийской стражи тоже сразу оживилась и, отложив деревянную фигурку гнома в сторону, принимала активное участие в разговоре, ратуя за то, чтобы поднять в бой всех мужчин Эсгарота и призвать в помощь эльфов Лихолесья. Леголас сомневался в том, что его отец захочет принимать участие в битве, поэтому собирался отправиться к Трандуилу и попытаться лично убедить его в необходимости оказать военную помощь людям и гномам. Но Гэндальф заверил принца, что Трандуил уже собрал войско и сам поведет его в бой.

Данные о том, что войско лихолесских эльфов выступает завтра на рассвете под предводительством самого владыки, магу передала сойка. Вместе с приветом от Беорна. Агентурная сеть Гэндальфа всегда отличалась широтой и разнообразием.

Правда, зная Трандуила, Гэндальф сильно сомневался, что Лихолесский владыка решил отправиться в поход, дабы бросить вызов силам зла, которые в последние годы не раз забредали в его владения. Митрандир сильно подозревал, что Трандуил все же прознал о цели похода Торина и теперь собирается истребовать у гномов сокровища, до которых всегда был охоч. Однако истари также надеялся, что оказавшись лицом к лицу перед общим врагом, люди, гномы и эльфы объединятся, чтобы дать злу отпор. Делиться своими опасениями и надеждами с Леголасом Гэндальф не стал.

Первостепенной задачей сейчас было собрать армию людей и предупредить Торина Дубощита о надвигающейся угрозе. Действовать решили по порядку, то есть начать с того, чтобы объединить под предводительством Барда-лучника всех мужчин Озерного города, кто способен держать в руках меч.

Конечно, у Барда были сомнения в том, что люди пойдут за ним, и он поделился своими сомнениями с Гэндальфом. И сам того не зная, обратился как раз по адресу, потому что Гэндальф умел убеждать. Если наследник Гириона и был удивлен тем фактом, что случайно зашедший на огонек старик разбирается в политической ситуации родного города Барда лучше, чем сам Бард, то он не подал виду. А между тем Гэндальф совершенно верно отметил и тяжелое положение людей, и произвол хитрого жадного Бургомистра, и то, что терпение людей на исходе. “В тебе течет кровь храброго Гириона! Того, кто не побоялся бросить вызов Смаугу Ужасному! Он отдал жизнь, пытаясь спасти людей. И даже спустя десятилетия люди помнят об этом. Настало время для тебя вернуть землю своих предков, бросить вызов злу! Ты все это время боролся по мере сил против несправедливости властей и поддерживал людей как мог, помогал, делал то, что было в твоих силах, чтобы сохранить этот загнивающий и рассыпающийся в прах город. Неужели ты думаешь, что никто этого не видел? Народ пойдет за тобой, Бард-лучник! Пойдет, потому что верит тебе! Теперь лишь ты сам должен в себя поверить!”

И Бард поверил.

Когда следующим утром на площади Леголас и Гэндальф поведали людям о том, что на их земли идет враг, когда люди начали оглядываться в поисках Бургомистра, которого уже и след простыл, Бард-лучник встал в полный рост и расправил плечи. Глядя в глаза тем, кого он знал всю свою жизнь, Бард спросил, готовы ли озерники сражаться под его предводительством, готовы ли защищать то, что им дорого, пусть и ценой собственной жизни, готовы ли отправиться вслед за ним на Пустошь Смауга и дать бой злу, остановив его на подступах к городу. Ответом ему было громкое и дружное “Да!!!”

Гэндальф лишь удовлетворенно кивнул, глядя на то, как воспрявшие духом и охваченные единым порывом люди вооружаются, собирают обозы с провизией и готовятся выступать в путь. Все шло как надо. А значит, Гэндальфу тоже пора было выдвигаться в дорогу – время поджимало, а до Эребора было несколько дней пути.

Бард выделил Гэндальфу и сопровождавшим его эльфам небольшую легкую лодку, попутный ветер раздувал парус, и отдохнувший да восстановивший силы Маг целеустремленно припустил по Пустоши, едва лодка причалила к противоположному берегу Долгого Озера.

Торин Дубощит был весьма удивлен, когда под стенами Эребора появился Гэндальф в сопровождении двух эльфов. Нет, разумеется, Гэндальфу Торин был рад. Но вот эльфы у него восторга не вызывали. Сперва он даже хотел прогнать их прочь, но потом глянул повнимательней и узнал рыжую эльфийку – ту самую, с которой любезничал Кили, сидя в темнице у Трандуила.

Кили был легок на помине. Подбежал и, взволнованно пролепетав: “Дядя, там Тауриэль… можно ей войти, пожалуйста?”, уставился на Торина широко распахнутыми умоляющими глазами, совсем как в детстве, когда притащил из леса маленького лисёнка и вымаливал разрешение оставить его у себя. Торин только вздохнул – как тут откажешь? – и приказал разобрать часть баррикады на главном входе. Кили вихрем умчался прочь, и Торин, в очередной раз тяжело вдохнув, снова поглядел вниз. Гендальф стоял, опершись о посох, и ждал, когда проход будет открыт, а рыжая в этот момент подскочила к самой баррикаде и уже что-то быстро и горячо доказывала Кили, а тот также поспешно и очень взволнованно отвечал ей.

Торин не мог разобрать слов, но его лицо невольно скривилось в тоскливой гримасе: “Только бы не о звездах, цветах и бабочках – как тогда”. Белобрысый эльф ответил ему снизу не менее расстроенным выражением лица: “Да уж, не хотелось бы снова это услышать”. Торина неожиданно развеселил этот обмен мнениями и навстречу Гендальфу с эльфами он вышел в довольно-таки приподнятом настроении.

Правда, пребывал он в таком расположении духа недолго: новости, что принес маг, были, мягко говоря, неутешительными. Но потом к Торину подошла Бильбо, положила руку ему на плечо, и сыну Трайна как будто стало чуть легче. Они что-нибудь придумают. Обязательно. Вместе они смогут найти выход.

Комментарий к Глава двадцать вторая, или Вместе веселее

Так уж вышло, что эта суббота – День Победы! Пользуясь случаем, авторы поздравляют уважаемых читателей с праздником! :D

========== Глава двадцать третья, или Драконье наследство ==========

После возвращения своего родного королевства, своей родной горы, у Торина появилась просто масса неотложных дел. И хотя подданных было всего двенадцать, гостей королевства – одна очаровательнейшая хоббитянка да один престарелый маг, плюс – два прибившихся эльфа, а корреспонденцию, которая лежала сто лет и ещё может полежать, разбирать было не к спеху, свежеиспеченный (хотя пока не коронованный) Король-под-Горой был весьма занят.

На пару с Балином они составляли в срочном порядке договоры о сотрудничестве с Эсгаротом, потом – письма родичам в Железных Холмах, потом – Торин инспектировал восстановительные работы главных ворот, не упуская случая и принять в них участие: сидеть на такой куче сокровищ без дракона на цепи и даже дверей было на редкость некомфортно. Сердце короля, правда, отчетливо звало его к хоббитянке – общаться с ней, видеть её, слышать, ощущать присутствие, добиваться плетения ухаживательной косички и дальше, но долг перед народом и памятью предков держал Торина на месте.

Ещё и поэтому Торин стремился восстановить ворота и наладить контакты как можно быстрее – Королю-под-Горой не терпелось отложить в сторону королевский долг и заняться непосредственно своими, глубоко личными и чрезвычайно важными интересами.

Впрочем, расстроенного короля поддерживала неизменная теплота, с которой мисс Взломщица приветствовала его всякий раз, как они виделись – даже если происходило это по несколько раз на дню. Всякий вечер сын Трайна проводил в мыслях о том, какие завтрашние дела можно укоротить или сдвинуть, как ускорить и наладить, чтобы поговорить с Бильбо наедине, обнять её… Но всякое утро встречало его ворохом новых забот, которые тоже нужно было безотлагательно решать.

Одной из главных Ториновых забот была туша убиенного героической пяткой разведчицы дракона: эта туша занимала изрядную часть сокровищницы, затрудняла проход, вызывала своим видом глубокое отвращение и при всем этом вдобавок еще портила настроение. К тому же мертвый дракон почему-то оставался совершенно таким же, каким был в первый день после размазывания: местами чрезвычайно плоский, местами почти целый, но ничем, кроме повреждений, не наводящий на мысли о своей гибели. В частности – воздух в сокровищнице оставался поразительно свеж для затхлого, набитого пыльными горами золота помещения, хотя и будто прогрелся.

Торин не единожды проверял драконью тушу в течение дня, убеждаясь, что подлый ящер мертв, а не притворяется в свойственной подлым ящерам манере. Торин даже несколько раз проверял тушу ночью, пару раз во время таких проверок заметил за собой хвост из племянников, но великодушно сделал вид, что к нему можно-таки подкрасться в его родной горе. Проверка состояния дракона стала почти ежедневным ритуалом, Балин начал бросать на Торина обеспокоенные взгляды, когда думал, что король не видит, да еще принялся бурчать под нос о фамильном проклятии. Торин немного повздыхал, что визиты в сокровищницу выглядят даже в глазах Балина столь двусмысленно, и в следующий раз, когда услышал знакомый шорох шагов Фили и Кили, специально потыкал мертвого дракона Оркристом в глаз. Впрочем, всякая показательность этих движений пропала, когда сын Трайна заметил, что облик дракона отчетливо изменился: огромное тело будто истаивало, постепенно сливаясь окрасом с окружающими его золотыми монетами. Раньше это не бросалось в глаза, но теперь, когда самое пристальное внимание было перенесено с головы (как самой обозримой части огромной твари!) на остальное тело, оказалось, что поверженный Смауг будто вплавился в золото – найти границу между бывшей раньше красной чешуёй и монетами с чеканным профилем Трора представлялось невыполнимой задачей.

В тот же день, по возможности скоро, был созван общий совет – приостановили даже отстраивание ворот, ибо возможные проблемы с волшебным и огромным драконом требовали немедленного решения.

Компания, волшебник и пара эльфов собрались около почти не пострадавшей морды Смауга, сверля все еще доставляющего неприятности дракона недружелюбными взглядами, пока Торин излагал свои подозрения.

– … Может золото его вообще исцеляет! – ударил дракона кулаком в нос и завершил череду предположений (одно другого неприятнее) Король-под-Горой. – Нам следует срочно избавиться от туши ящера!

– Но Торин, – голос Гэндальфа был как всегда глубок и спокоен. – У тебя нет никакого подтверждения своей догадке, кроме обесцвечивания чешуи! Сейчас следует сосредоточиться на приближающейся угрозе орков и гоблинов, позаботиться о фортификациях Эребора, а не искать выход своей мании пребывать в сокровищнице, пусть даже самой большой сокровищнице Средиземья!

Торин от безосновательности подобных обвинений аж воздухом подавился, сухой и неожиданно горячий, как в кузне, воздух на несколько секунд похитил способность ворочать языком, а также натолкнул Торина на новую догадку: король шагнул еще ближе к начинающей золотиться тоже драконьей морде, приложил к ней руку и ощутил нарастающий жар – что-то тут, определенно, уже происходило!

Под мозолистой ладонью Торина жар стал нарастать гораздо быстрее, тоненько пискнул Ори, на неизвестном языке аж до эха громко возопил Гэндальф, переливчато и высоко бросила слово эльфийка, рыкнул Двалин, вскрикнула Бильбо, зашумели племянники – Торину показалось, что из этих звуков складывается обвал и рушится на его бедные уши. Оторвать будто прибитую ладонь от шкуры проклятого Смауга – теперь полностью и вполне буквально – Золотого, гномий король не мог. Свободной рукой Торин зажал ухо, рванулся от опаляющей и держащей его морды дракона, почувствовал, как его дергают каким-то неимоверным количеством рук, мимоходом отметил на плече маленькие – Бильбо, с усилием рванулся снова и отлетел вместе со всеми помощниками на несколько футов от раскаленной уже головы.

Гэндальф встал перед ними, загораживая от краснеющего, как плавящееся золото, силуэта дракона, выкрикнул незнакомые слова вновь, с приказной интонацией, грохнул посохом перед ногами так, что отклик от удара прокатился до самых корней горы – почувствовавший мощь этих слов Торин обессиленно обмяк, затем вздрогнул вместе с горой, но попытался встать и тут же обнаружил подставленное плечо Двалина и протянутую руку Фили. Бильбо, все ещё вцепившаяся в его рукав, круглыми от беспокойства глазами заглядывала ему в лицо, а убедившись, что Торин более-менее пришел в себя, перевела взгляд на творящего магию Гэндальфа – и выражение её глаз сменилось на восторженное. Торин осторожно перевел дыхание.

С головой дракона и его телом тем временем происходило нечто странное: силуэт ящера вновь четко выделялся на фоне золота, но там, где длинная и гибкая шея переходила в мощную чешуйчатую грудь, где при жизни Смауга зарождалось смертоносное пламя, там теперь пульсировала крохотная, по сравнению с полным размером туши, точка. Зато пульсировала часто. И горячо! Воздух раскалился так, что казалось ещё чуть – вспыхнут брови. Торин слегка задвинул Бильбо за свой локоть, не закрывая обзор (это было бы бесполезно), но готовясь заслонить её от любой опасности.

Компания сгрудилась чуть позади своего короля, задвинув назад и эльфов, на удивление не сопротивляющихся такому самоуправству. Гэндальф продолжал что-то приказывать, но посохом больше так страшно не бил.

Пульсация всё нарастала, а когда красное свечение достигло такой же частоты, как моргание, туша вдруг вздрогнула, застыла на мгновение в светящемся красном великолепии, а в следующий миг – рассыпалась волнами точно таких же золотых монет с чеканным профилем Трора, которые окружали её со всех сторон до сего момента.

Звон на некоторое время оглушил всех, Бильбо могла поклясться, что даже Гэндальф не ожидал от дракона такого посмертного коварства – Смауг и впрямь оказался золотым! А еще Бильбо была уверена, что только она расслышала глухой и тяжелый стук, который легко было пропустить среди всего этого рассыпающегося и дробящегося от стен сокровищницы звона. Впрочем, эту загадку мисс Взломщица собиралась разгадывать после, пока её главной задачей было убедиться, что Торин, которому, похоже, снова досталось как-то особенно и больше всех, в порядке или скоро будет в порядке.

Поэтому Бильбо подергала короля за рукав, привлекая его внимание и готовясь настаивать на необходимости лекарского осмотра, но растеряла все слова от того, с какой заботой и тревогой обернулся на неё Торин. И из-за нарастающей под его взглядом слабости в коленках Бильбо решила, что лекарский осмотр не помешает им обоим. О чем и не преминула Торину сообщить. А гномий король почему-то и не вздумал противиться таким планам и такой компании, поэтому, слегка помятые, они отправились прочь из сокровищницы.

В одной из ближайших к сокровищнице комнат Оин все же почти насильно усадил Торина на уцелевший табурет и долго пытался выгнать обеспокоенных шумных племянников, встревоженного Двалина, настороженного Балина и добросердечного Дори, уже успевшего каким-то загадочным способом заварить ромашку. Бильбо не шумела, но отходить от Торина отказывалась наотрез. В конце концов лекарю пришлось смириться, но это вовсе не означало, что он пришел в благостное расположение духа – громко высказанных нарочито глуховатым Оином недовольств наслушались все.

Самым большим повреждением у Торина, как оказалось после беглого осмотра, была обожженная левая ладонь, несмотря на грубость мозолистой кожи, уже покрасневшая и распухшая, с поднимающимися волдырями. Сам Торин, пока Оин обрабатывал ему ожог, даже не пикнул – только поморщился и стиснул зубы, когда лекарственная мазь плюхнулась на руку, зато все, кто находились в помещении, выразили сочувствие по-своему: Дори залпом выпил всю свою ромашку и закашлялся, Фили и Кили неосознанно схватились друг за друга, Двалин слегка побледнел (но никаких обмороков!), Балин прикрыл глаза и чуть отвернулся, нахмурившись. Бильбо вцепилась в Ториново плечо крепче, но тут же опомнилась и ослабила хватку, вместо этого взявшись помогать Оину – принесла воды, чистых тряпиц и попеременно подавала то одно, то другое.

Едва процедуры были окончены, Бильбо, пользуясь тем, что она помощница лекаря (пусть и на время), ускользнула с водой и грязными бинтами, решив, что пара её ушибов и синяков, заработанных, когда Торин в падении слегка придавил её, не стоят такого большого внимания. А коленки, похоже, имеют особенность слабеть в непосредственной близости от хмурого гномьего короля.

Тем более, что упомянутый хмурый гномий король, напоенный ромашкой пополам со снотворным зельем, сейчас готовился засыпать прямо на той табуретке. Колени Бильбо от таких картин слабели и вовсе неимоверно. Так что хоббитянка, оставив Торина на попечение уже понесших его в кровать подданных, решила вернуться в сокровищницу и все же разобраться с источником глухого и тяжелого звука, а также – отвлечься от дум о чувствах и всяких там слабеющих коленках.

В сокровищнице уже никого не было – голос Гэндальфа удалялся в одном из северных коридоров, который вел в сторону самой старой библиотеки; эльфийка надрывно вздыхала с верхней галереи, пребывая в уверенности, что её не слышат; эльф перешел в плавильню, которую недавно запустили вполсилы, но уже отчетливая мощь металлических рек и укрощённой воды не переставала притягивать невольных гостей гномьего королевства, не занятых на восстановительных работах у ворот.

Так что Бильбо осталась один на один с каким-то дивным секретом! Взломщица вся подобралась и стала подкрадываться к тому месту, где только недавно пребывала гигантская туша дракона, а теперь высилась очередная золотая гора. Мисс Бэггинс подошла примерно к тому месту, где в последний раз видела центр пульсации, застыла и прислушалась. Негромко шелестел ветер в воздуховодах, звенели отдельные осыпающиеся монетки, с жаром и энтузиазмом общались на верхней галерее эльфийка и Кили – как будто за время, проведенное во дворце Трануила не наговорились – взахлеб доказывали друг другу что-то про технику стрельбы из лука и рукопашного боя, делились детскими воспоминаниями, дружно смеялись над чем-то и, кажется, все никак не могли наговориться вдоволь.