Текст книги "Mise en Place (СИ)"
Автор книги: azriona
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
Шерлок положил ладонь ему на плечо.
– Нет.
– Ты можешь помочь, – предложил Джон, и Шерлок так и сделал. Воздерживаясь от разговоров, они мыли и сушили посуду под аккомпанемент музыки, звона тарелок и шума воды, смывающейся в раковину. Дыхание Шерлока, согласованное с Джоновым, было медленным и спокойным, равно как и сердцебиение. Когда они закончили с последней тарелкой, Шерлок уже стоял позади, обхватив Джона за талию.
– Идем в постель, – прошептал Шерлок ему в шею.
Джон потянулся в его объятиях, чувствуя себя уютно.
– Согласен.
Они поднялись наверх, Шерлок шел впереди. Он потянул Джона в свою спальню, и тот закрыл за собой дверь. Оба разделись: Шерлок аккуратно сложил одежду на стул, а Джон бросил свою в ящик для стирки, стоящий в углу. Они двигались в едином ритме, словно продолжали тот танец, который недавно начали на кухне. Ни один из них не знал точно, кто кого обнял первым. Они целовались, и, казалось, все, что есть на свете, – это их поцелуй, и кроме него ничего нет и не было, и так будет всегда. Им было некуда торопиться, и с каждым мгновением их вера друг в друга становилась все тверже (впрочем, тверже становилась не только вера). Джон подтолкнул Шерлока к кровати – тот упал на спину, рывком сел и посмотрел на Уотсона снизу вверх широко раскрытыми глазами.
– Джон.
Уотсон прикрыл его губы ладонью – он боялся, что странное обаяние момента исчезнет. В нем было что-то такое… словно он закутан в мягкое теплое одеяло, и его едва ли тревожит что-либо, происходящее за гранью маленького круга, созданного им и Шерлоком. Будто снаружи и вовсе нет ничего – ни света, ни воздуха. А есть только воздух, который они вдыхают сейчас, и только мягкий рассеянный свет, что есть в центре круга.
Джон забрался на кровать, обхватил ноги Шерлока и снова поцеловал его – глубоко и нежно, медленно и мягко лаская зубы и язык Шерлока. Холмс крепко сжимал бедра Джона, потом притянул его ближе, и Уотсон почувствовал, как любовник отклоняется назад. И вот Шерлок уже лежит на спине, а Джон склоняется над ним, опираясь на локти. Большие пальцы Холмса кружили по слегка выпиравшим косточкам на бедрах Уотсона, и каждый раз, когда Джон делал вдох, его член упирался в член Шерлока.
Уотсон медленно опустился. Теперь он полностью лежал на любовнике, а тот притянул Джона своей длинной худой рукой и снова поцеловал. А потом рывком перевернул мужчину на спину – так, словно это не стоило ему практически никаких усилий, и хищно оскалился.
– Я же тебе говорил.
Джон усмехнулся и приподнялся на локтях, а Холмс спускался все ниже и ниже.
– Шерлок…
Тот касался губами груди Джона, его рот был приоткрыт, но это были не поцелуи, не совсем поцелуи, скорее вдохи и выдохи. А когда Шерлок чуть отстранялся, кожа казалась немного влажной и покрывалась мурашками. Когда Холмс приблизился к члену Джона, тот задержал дыхание, и Шерлок взглянул на него с той же дьявольской усмешкой, а потом поцеловал – сперва головку, потом ствол, наконец, пах у самого основания. А затем медленным ленивым движением провел языком по всей длине и взял его в рот целиком.
Джон застонал. Он смотрел как завороженный, не в силах отвести взгляда. Шерлок раза три провел губами по всей длине, а потом выпустил член.
– Чего ты хочешь? Хочешь?..
– Всего, – выдохнул Джон, хоть толком и не знал, что именно имел в виду Шерлок, да и какое это имело значение?
Шерлок подтянулся выше. Он лежал сверху и целовал Джона, а затем протянул руку за небольшим бумажным пакетом, который так и лежал на прикроватной тумбочке – там, где Джон его оставил. Тюбик с лубрикантом он бросил Уотсону, а сам принялся торопливо распаковывать пачку презервативов.
– Чтоб вас… – буркнул он, и Джон усмехнулся. – Хоть бы помог, что ли.
– Я силы коплю, – нахально заявил Джон. В ответ Шерлок протянул руку, обхватил член Уотсона и слегка сжал. Дыхание Джона сбилось, он запрокинул голову и откинулся на подушки. А секунду спустя он услышал звук рвущейся фольги и почувствовал неожиданный холодок латекса на своем горячем и влажном от слюны члене.
– Мне нужно… – начал было Шерлок, но вдруг замолчал. – Я точно не знаю, как это делается.
– Ты раньше хоть раз в жизни делал подобные признания? – рассмеялся Джон.
– Нет, – ответил Шерлок, и, судя по голосу, его этот факт нисколько не радовал.
– На колени, – решительно произнес Джон, но, прежде чем принять удобное положение, им обоим пришлось повозиться. Шерлок тяжело дышал – то ли нервничал, то ли не мог справиться с нараставшим желанием. Джон открыл тюбик, выдавил немного смазки на руку и растер между пальцами, пытаясь согреть.
– Джон…
– Подожди, я сейчас.
– Нет. Джооон.
Уотсон взглянул на Шерлока: тот тоже смотрел на него через плечо. Его глаза были широко открыты, но он едва заметно улыбался. Холмс, кажется, собирался что-то сказать – уже даже рот приоткрыл, вздохнул и снова сомкнул губы.
– Я знаю, – улыбнулся в ответ Джон.
Изнутри Шерлок был горячим. Горячим, тесным и скользким от смазки. И Джон выдыхал невесомые поцелуи вдоль его позвоночника, чтобы запомнить все-все. Пусть отпечатается в памяти. Навсегда. Распростертый перед ним Шерлок протяжно вздыхал, изгибался, его трясло, он таял. Джон чувствовал его трепет, его напряжение, ощущал на кончиках своих пальцев, как колотится его пульс. Когда он коснулся маленького гладкого бугорка где-то внутри, Шерлок закричал, запрокинул голову и беспорядочно задвигал бедрами.
– Шшш… – прошептал Джон, а когда это повторилось, он перевернул Шерлока на спину, потому что в тот момент ничего не желал сильнее, чем увидеть его лицо.
Холмс приподнял ноги, чтобы Джону было удобнее; теперь их лица почти касались друг друга, а тяжелое дыхание стало одним на двоих.
– Нет, – сказал Шерлок.
– Но ты же еще не…
– Я уже. Пожалуйста.
Джон поцеловал его – так, словно извинялся за то, что сделает через мгновение, – и настойчивым движением подался вперед, сперва крайне осторожно и медленно. А потом он услышал гортанный рык Шерлока и пропал – он толкался, толкался, толкался вперед, пока не вошел на всю длину, а потом замер, и оба они задыхались. Холмс набрал воздуха в грудь, зажмурился, стиснул руки Джона, и тому на мгновение показалось, что любовнику очень больно.
А потом Шерлок резко, с шумом выдохнул и открыл глаза. Казалось, его зрачки затопят всю радужку, мужчина потянулся вперед и поцеловал Джона – неистово, жадно, и тот осознал, что уже двигается внутри любовника. Шерлок открывал рот в беззвучном крике, судорожно хватал воздух, его напряженный до предела член терся об их животы, а Джон будто ловил губами его протяжные стоны.
Казалось, это продолжалось бесконечно долго, и одновременно слишком быстро закончилось. В тот момент, когда Шерлок кончил, они целовались. Через несколько секунд кончил и Джон, а они все целовались – нежно и невесомо касались губами губ, щек, носов, глаз… А потом Джон выскользнул наружу и так и остался лежать, крепко сжимая Шерлока.
***
В доме на Бейкер-стрит было темно и тихо. Там пахло теплом и уютом, апельсинами, перцем и острым соусом терияки. Но в воздухе витал еще один отчетливый аромат, в основе которого угадывались соль и мускус, и еще навязчивая сладость.
А наверху в спальне, приподнявшись на локте и уперев подбородок в ладонь, лежал в постели Шерлок Холмс и прижимался к своему любовнику. Тот лежал на животе и обнимал руками подушку, а Шерлок чертил у него на спине узоры своими длинными пальцами, скользил вдоль позвоночника, кружил по позвонкам.
Вот указательный палец в районе поясницы, на позвонке L4: Кросс Киз. С трудом, но он все-таки вспомнил тех парней – Гарри и Билли. Сложно представить парочку, более неподходящую друг другу, и, тем не менее, они были практически единым целым: Шерлоку было трудно им что-либо объяснить по отдельности, только вместе. Он как-то даже попытался написать у парней на лбу, кого из них как зовут, что, разумеется, привело Лестрейда в (мягко говоря) крайнее недоумение, поскольку они были абсолютно непохожи внешне.
– Прекрати немедленно, – сказал тогда Грэг (хоть Шерлок не очень-то и слушал). – Зачем ты так с ними? Только не говори, что ты гомофоб.
– Я тебя умоляю… – ответил Шерлок. – Они же идиоты. Их ориентация к этому не имеет никакого отношения и на факт их идиотизма нисколько не влияет.
Средний палец чуть выше указательного, на позвонке L1: Шерлоку казалось, что только сейчас, по прошествии трех лет, он, наконец, понял. Гарри и Билли – парочка владельцев жалкого нелепого ресторана на грани разорения. Вся эта готовка изо дня в день, попытки вести дела, постоянные ссоры из-за пустяков, все эти «у нас молоко закончилось», «перестань храпеть» и «что сегодня хочет на завтрак мой лапусик» – такие банальные, такие скучные… Именно это ужасно бесило Шерлока в семейных ресторанах.
Именно поэтому он решил сосредоточиться на своей передаче. Если он посвятит себя телевидению, то никогда не станет таким.
Безымянный палец на Т9: а теперь шоу закрывают.
Мизинец на Т5: а теперь он у Джона дома, в постели Джона, в объятиях Джона, в ресторане Джона. В жизни Джона.
Все вернулось на круги своя.
Указательный палец на Т2: «Империя». Полностью обновленная, готовая к открытию, к новой жизни, второе дыхание для него самого, возрождение Джона.
Средний палец на С7: Джон. Они с Джоном. Шерлок и Джон. Он вспоминал, как они готовили вместе на кухне – единое целое, продолжение друг друга. Было так просто, так естественно. Он идеально вписался и в дом Джона, и в его кухню.
А Джон – в его загородный дом в Суссексе, словно бывал там раньше тысячу раз. Такой теплый Джон – хохочущий у костра, разжигающий камин в гостиной, грохочущий посудой на кухне, целующий его в детской на втором этаже.
Теперь представить этот дом без Джона было невозможно. Шерлоку было ужасно интересно, может ли Уотсон представить обновленную «Империю» без него? Когда он увидит отремонтированный зал в первый раз, Шерлок будет стоять у него за спиной, он будет рядом. Теперь их судьбы переплетутся: он станет частью новой «Империи» – отныне и навсегда. И этого не изменить.
Безымянный палец на С4: но прежнего Шерлока теперь не существует. Его убило руководство BBC, когда закрыло шоу. Кто же он теперь, если не тот Шерлок Холмс, что был звездой «Кухонного переворота»? Может, он Шерлок Холмс из ресторана «Империя»? Сможет ли он стать этим Шерлоком Холмсом?
Мизинец на С2: хочет ли он им стать?
– У меня есть тайны, – проговорил в темноте Шерлок, и Джон откликнулся:
– У меня тоже.
– Ты как открытая книга, – пренебрежительно ответил Шерлок. – Намереваешься исключить из меню кеджери (прим. пер.: жаркое из риса, рыбы и острого карри) и думаешь, я об этом не догадываюсь.
– Но как ты?.. – Джон в недоумении уставился на Холмса.
– Я же говорю: открытая книга, – пожал плечами Шерлок. – Я не возражаю.
– Но я возражаю. Не желаю, что бы ты вот так читал меня, – недовольно заявил Джон и отвернулся.
– Я имел в виду кеджери. В любом случае, если собираешься что-то выкинуть, предлагаю заменить это пиццей.
– Я люблю пиццу.
– Ты любишь Мармит (прим. пер.: соленая паста из дрожжевого экстракта, можно сравнить по вкусу с соевым соусом), – Шерлоку не удалось скрыть гримасы отвращения, и Джон тихонько рассмеялся. Холмс приложил ладонь к его спине и почувствовал, как этот смех вибрирует где-то внутри. Пальцы скользнули на бок, и Уотсон снова хохотнул.
– Щекотно, – сказал Джон и поежился. Рука Шерлока мгновенно замерла.
Джон заворочался, пытаясь устроиться поудобнее, а Шерлок тихонько примостился с краю. Когда Уотсон наконец улегся, он наклонился и прижался губами к лопатке любовника.
– Добавь в меню плов.
Джон помолчал.
– Вообще-то, это не совсем английская кухня.
– Нет. Но я думаю, нужно его включить. Для тебя ведь это важно.
Джон перевернулся на спину и принялся разглядывать Шерлока. Тот терпеливо ждал и молчал.
– Для тебя-то почему это важно? – наконец спросил Джон, и Шерлок пожал плечами в ответ. – Вот только не надо так делать. Ты со мной вообще не советовался, когда менял меню. Ты даже не говорил, что хочешь видеть в итоге. Просто делал, что хотел – на глазах у зрителей. Так что, если бы я и захотел бы возразить, мне пришлось бы либо говорить с тобой с глазу на глаз, либо выставлять себя дураком перед камерами. Но сейчас ты предлагаешь ввести в меню наш семейный рецепт, сейчас – когда нас никто не видит… Господи… Надеюсь, Андерсон не притаился за дверью?
– Нет, Джон, – рассмеялся Шерлок.
– Ладно, – Джон сел на кровати. – С чего это мое мнение вдруг стало иметь какое-то значение?
– Оно всегда имело значение.
– Нет, не имело.
Шерлок ничего не ответил. Джон спустил ноги с кровати.
– Молли уже…
– Не Молли, – проговорил Шерлок. – Его должен готовить ты. Это твой рецепт.
Джон повернулся и посмотрел на него:
– Я не шеф-повар. Я вообще едва ли компетентен у себя же на кухне.
– У тебя больше способностей, чем ты думаешь. А плов готовят заранее, так что можешь делать его до открытия ресторана и потом заниматься своими делами, работать в зале с Мэри. Если ты, конечно, хочешь этим заниматься. Может, Гарри надумает вернуться к своим обязанностям.
– Я не знаю, чего хочет Гарри, – сказал Джон.
Шерлок решил его в это не посвящать. Пусть сестра сама скажет ему, когда сочтет нужным.
– Это должен делать ты.
Джон молчал. Шерлок смотрел, как играют мышцы у него на спине.
– Ладно, если пообещаешь научить Молли готовить твою курицу с помидорами.
Шерлок нахмурился; пришлось напрячься, чтобы вспомнить.
– Блюдо, которое она готовила в первый день. А я потом ночью переделал его для тебя по-своему.
– Точно, – подтвердил Уотсон. – Просто сделай это для меня. А я приготовлю плов для тебя.
Это была сделка. Шерлок подумал, что Джон оказался куда проницательнее и практичнее, чем ему казалось.
– Хорошо, – согласился Холмс, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо – так, будто ему не жалко своего рецепта.
– Вот и славно, – сказал Джон, повернулся и повалился на Шерлока. Они поцеловались, и этот поцелуй скорее скреплял сделку, чем примирял и успокаивал, хотя и это тоже.
***
Утром, когда Джон проснулся, кровать рядом с ним уже была пуста.
Он перевернулся на бок, вдохнув запах Шерлокова шампуня на подушке, и улыбнулся. Все еще улыбаясь, он встал с кровати, накинул халат и спустился вниз.
Джон почти ожидал увидеть Шерлока на кухне, но в комнате царила темнота. Записки не обнаружилось, равно как пальто и ботинок Шерлока; в раковине стояла кружка из-под кофе, а еще одна – возле чайника.
Но самое главное, что Шерлок ему оставил, – это рецепт курицы в томате, приколотый к столу вертикально стоящим ножом.
К тому времени, как Джон, посмеиваясь, вытащил нож, чтобы прочитать рецепт, Шерлок был уже в Лондоне.
========== Глава 18 ==========
Большинство людей даже не представляют, что мир ресторанного бизнеса сродни американским горкам – бесконечная череда падений и взлетов. И я не знаю ни одного шеф-повара (не важно, знаменит он или нет), которому бы не пришлось столкнуться с суровыми реалиями этой профессии и не замарать рук ради того, чтобы оставаться на плаву. Я говорю не об искусственных постановочных историях, которые вы видите в реалити-шоу. Я о том, что на ваши плечи ложится ответственность за средства к существованию десятков людей, и о немыслимо тонкой грани между прибыльным бизнесом и финансовым крахом.
Маркус Самуэльсон.
Утром в среду Грег Лестрейд застал Шерлока в просмотровой «С» на цокольном этаже студии BBC. Казалось, он чего-то ждет, терпеливо и задумчиво всматриваясь в темный экран прямо перед собой, соединив кончики пальцев под подбородком. В этот момент Лестрейду ужасно захотелось развернуться, уйти и спокойно посмотреть отснятый материал у себя дома в Уотфорде.
Но после секундного колебания он как ни в чем не бывало зашел в комнату – так, словно Шерлока там не было, и вставил диск в DVD-плеер. Грег расположился в нескольких метрах от Холмса и достал блокнот и карандаш для того, чтобы делать пометки.
– Разумеется, съемки прошли неплохо.
За эти пять лет Шерлок успел наговорить и сделать кучу неприятных вещей. Это, по понятным причинам, выводило Лестрейда из себя. Он с трудом подавлял желание схватить Холмса за волосы, швырнуть на пол и дать ему хорошего такого пинка.
Но Лестрейд был профессионалом, а Шерлок был… был Шерлоком. На телевидении работали люди куда более неприятные, и Грег об этом знал. И знал, что ему, скорее всего, придется работать с ними, раз уж он больше не работает с Шерлоком. Все эти мысли растревожили в его душе странное сочетание эмоций: гнев и щемящую ностальгию.
– Тебя, вообще-то, здесь не должно быть. Коль скоро твой контракт аннулирован, это незаконно.
– Тогда тебе не следовало придумывать таких отвратительно предсказуемых кодов доступа в студию, – ответил Шерлок.
Реакция Лестрейда могла быть какой угодно – ярость, обида, сожаление, праведный гнев… В любом случае, почти все они предполагали физическую расправу над Шерлоком. И ни один из вариантов не казался Грегу предпочтительнее прочих, поскольку он просто устал. Устал от Шерлока, от этих игр, от всего.
Лестрейд взял пульт и включил запись.
На экране замелькали картинки с числовыми обозначениями – дата, точное время – вплоть до секунды и прочие технические детали, на которые сейчас можно было не обращать внимания. Лестрейд практически сразу начал что-то строчить в блокноте, а вот Шерлок продолжал неподвижно пялиться в экран.
Брикли, улица, на которой находится «Империя», заполнена взволнованными возбужденными людьми. На переднем плане миссис Хадсон, болтает со знакомыми и смеется. Лестрейд узнавал лица людей – казалось, стоит напрячь память, и он вспомнит даже имена. Вот мясник – тот, что лично доставил в ресторан курицу; вот портье из отеля, где они жили; и этот человек с узким лицом и кислой миной… стоит несколько в стороне, словно еще не решил, нравится ли ему здесь.
Таких кадров было довольно много: массовка, крупные планы (Андерсон выбрал пару-тройку смеющихся и весело болтающих горожан). Из всего этого им потребуется не больше десяти секунд, максимум пятнадцать. Лестрейд выписал номера тех кадров, что ему особенно понравились, и взглянул на Шерлока, который за все это время, кажется, даже не моргнул.
Теперь на экране была кухня «Империи», и Грег услышал, что Холмс заерзал в кресле.
Работа кипела: Молли пассировала шампиньоны в оливковом масле, а позади нее Арти пытался изобрести какое-то адское зелье в большой миске. Мэри нервно цокала каблуками: очевидно, ей нетерпелось обслужить гостей в зале, но заказ еще не был готов.
А вот на экране показался Джон Уотсон. Он крепко держал Гарри за руку. Оба они казались взволнованными, а улыбка на его губах – вымученной, поскольку она то и дело исчезала.
Джон был на экране невероятно долго: он повернулся к сестре, что-то сказал, она ответила. Их голоса терялись в шуме кухни. На нем был микрофон – они писали звук сразу, поскольку для отдельного дубляжа после съемок не было времени, просто его еще не успели включить. Но даже на экране Лестрейд заметил особенный блеск в глазах мужчины – тот самый, что он увидел утром, когда Джон пришел в ресторан. Немой вопрос, ищущий взгляд.
Уотсон отличался от тех управляющих, что Грег встречал прежде. Все они воспринимали заключительный день съемок как последний рубеж перед возвращением к нормальной жизни. А вот Джон… Он, судя по всему, вообще не считал финальный день каким-то препятствием (не считая того, что он не мог справиться с выражением лица). Он выглядел так, словно наступило рождественское утро, а за дверью стоит дедушка Мороз.
Грег услышал свой собственный голос. Эти слова должен был произнести Шерлок, но Шерлока там не было.
– Волнуетесь из-за того, что вот-вот увидите обновленный зал?
– Немного, – почти самоуверенно рассмеялся Джон, – Просто… я никогда не видел зал другим и не представляю, чего ожидать.
– Думаем, вам понравится.
– Надеюсь. Но если не понравится, полагаю, шоу получится еще увлекательнее.
За кадром послышался искренний смех, и Лестрейд записал в блокнот точное время сцены, решив включить это предварительное интервью в финальный выпуск, и снова взглянул на Шерлока.
Тот был по-прежнему неподвижен, но неотрывно смотрел на Джона, подавшись вперед всем корпусом. Но красноречивее всего были его руки – большие пальцы теперь были плотно прижаты к губам. И Лестрейд на секунду задумался: старается ли Холмс сдержать дыхание или что-то совсем другое?
– Готовы войти? – услышал он свой закадровый голос.
Джон посмотрел на Гарри.
– Да, – сказал он и одернул рубашку, словно это был последний штрих к тому, чтобы выглядеть безупречно. И на короткий миг показалось, что он полон надежд.
Кадр снова сменился: на экране появились общие планы зала. Он смотрелся великолепно: просторный, чистый, светлый. Теперь на окнах не было тяжелых занавесок, и в комнату лился яркий солнечный свет. Стены были оклеены жемчужно-серыми текстурированными обоями с рисунком, напоминающим какую-то причудливую волну. Зал украшали старинные карты в новеньких рамках, изображения Британской военной формы разных лет и несколько ценных антикварных вещей из коллекции Уотсонов: шляпа, меч и искусно вырезанная деревянная кукла.
И, разумеется, с дальней стены на все это по-прежнему смотрели четыре портрета отцов семейства.
Дверь открылась, и Джон вошел в зал.
Он успел сделать три с половиной решительных шага, а потом вся эта новизна обрушилась на него. На секунду он просто застыл, а потом начал осматриваться – очень медленно, фиксируя малейшие изменения, подмечая каждую карту, каждый рисунок. Лицо Джона не выражало никаких эмоций – лишь тщательно продуманная и отрепетированная невозмутимость. Но только лицо. Его осанка, плечи, даже руки говорили совсем о другом: замешательство, шок, удивление… А потом Уотсон повернулся и увидел портреты.
Сначала он замер, а потом плечи расслабились, руки на секунду сжались в кулаки, Джон закрыл глаза и выдохнул. С облегчением.
А потом он продолжил осмотр своих владений так, словно и не останавливался, и когда прошел полный круг по залу, Лестрейд снова заговорил.
– Джон, скажи что-нибудь.
– Я… я не могу, – ответил Уотсон. А потом тихо рассмеялся и быстрым движением вытер глаза и начал увлеченно тереть шею, будто давно намеревался сделать именно это.
Его выдавал только голос, на лице по-прежнему не отражались никакие эмоции. Ни облегчения, ни разочарования. Почти.
– Если тебе не нравится, это ничего, – мягко проговорил Лестрейд. Но Джон поспешно ответил:
– Нет-нет, нравится. Правда. Это… так здорово. Фантастика просто. Очень красиво. Жду-не дождусь, когда здесь снова будет полно гостей.
– Но…
– И вы оставили портреты. Спасибо. В смысле, правда спасибо. Я так надеялся.
– Шерлок предупредил.
– Да… – сказал Джон и повернулся спиной к камере, будто хотел снова взглянуть на портреты, но сейчас его плечи неуклюже ссутулились, правда, через секунду он снова выпрямил спину. – Не иначе. Что-что, а положиться на него можно.
Лестрейд оторвался от экрана и взглянул на Шерлока.
Тот был по-прежнему неподвижен. Только смотрел на Джона с такой жадностью и отчаянием, с какими Уотсон искал его взглядом в тот день. А на экране тем временем в зал ввалились Гарри, Молли с Арти и Мэри – такие потрясенные, ошеломленные… Молли разрыдалась, Мэри обошла зал и прикоснулась к каждому столу, а Арти немедленно изучил все карты и постановил отмечать наклейками те места, где кто-то побывал. На что Мери ответила, что лучше вынуть стекла и использовать булавки. Гарри стояла в центре зала и минут пять просто смотрела на портреты. Джон подошел и тихонько обнял сестру за плечи. Это был чудесный кадр, и Лестрейд отметил это время в блокноте.
– Он ждал чего-то другого, – проговорил Шерлок.
– Он ждал тебя, – ответил Лестрейд, не скрывая раздражения в голосе.
Шерлок выпрямился: – Полагаешь, мне следовало остаться.
– Если честно, не понимаю, почему ты этого не сделал. Это же последний день. Ты же всегда оставался, чтобы пожелать им…
– Надоело одно и то же. Я попрощался в воскресенье. Это даже сняли на камеру. С Джоном я всё обсудил накануне. Больше мне им сказать нечего. Не вижу смысла приезжать ради пары часов.
– Херня всё это. Ты их просто бросил. Услышал, что шоу прикрыли, и свалил.
– Меня оскорбляет само предположение…
– Знаешь, о чем я подумал, когда ты не пришел, Шерлок? – продолжил Лестрейд, глядя своему шефу прямо в глаза. – Я подумал, ты поехал в Лондон поговорить с руководством. Подумал, ты собираешься бороться за шоу. Скажешь им, какие они мудаки, потому что ты не виноват, что Ирэн Адлер или кто-то из этих запойных управляющих просрали свои рестораны. Может, телевизионная аудитория оставляет желать лучшего, но у тебя высоченные рейтинги на ютубе и тамблере, после каждого выпуска форумы просто взрываются. Люди такие программы смотрят не из познавательного интереса, им нужен драйв, настоящий фейерверк.
Шерлок сжал подлокотники. – Так ты… думаешь, я сбежал из-за шоу?
– Ну уж не от большой любви к Джону Уотсону, – сухо заметил Лестрейд.
– Так вот как ты думаешь, – негромко рассмеялся Шерлок.
Лестрейд посмотрел на экран: теперь Джон разговаривал с Мэри, улыбался, а в глазах поблескивали слезы.
– Кто я? Разве я не Шерлок Холмс? – спросил мужчина, и Грег снова перевел на него взгляд.
– Что?
– А тебе когда-нибудь приходило в твою нелепую бестолковую голову, что я не хочу больше запускать эти дурацкие фейерверки, Грегори? Неужели ты думаешь, я не в курсе, что именно обо мне думает руководство? Они считают, я гожусь только для одного: нужно немного взбодриться? швырнуть кусок чего-нибудь этакого изголодавшейся публике? шоу Грэма Нортона на этой неделе несколько скучноваты? Тогда нам нужен Шерлок Холмс, который несомненно сотрет в порошок всех и вся, что ему не предложи, и всё на потеху зрителю. Когда ВВС начинают обвинять в излишнем занудстве и заумности, они звонят мне. Вот, пожалуйста, Шерлок Холмс. Он наглядно продемонстрирует, что нам не безразличны и простые люди с их простыми радостями. И мы уверены, им хватит сил выдержать все эти его безжалостные обличительные тирады.
– Так вот как ты это видишь…
– Именно, Лестрейд. Я говорю людям то, что им нужно услышать, но они этого не желают признавать. И они никогда к этому не прислушиваются. Это бессмысленно и скучно.
– Вот как – тебе стало скучно, и ты завязал?
– Не вижу смысла продолжать, – холодно проговорил Шерлок. – Как ты и сказал, рестораны и без нас активно закрываются.
Лестрейд ударил кулаком по столу. – Боже, Шерлок! не все рестораны закрываются. И не все управляющие тебе сопротивляются. Джон Уотсон, например.
– Но он хотел бы, – возразил Шерлок, – Я приехал, чтобы уничтожить его детство.
– Да, но он верил тебе. И посмотри, как подло ты с ним обошелся в конце.
Лестрейд схватил пульт и ускорил изображение. Картинки мелькали, люди заходили в ресторан, рассаживались. Мэри принимала заказы, Молли и Арти двигались, как детали одного слаженного механизма, смеялись, когда Арти налетел на Молли с противнем пиццы в руках и испачкал ее жакет. Лестрейд помнил, как все было на самом деле: сначала она едва не расплакалась, а потом, когда Арти от ужаса все слова позабыл, девушка расхохоталась, и всё снова вошло в норму.
Грэг запомнил, как выбивались пряди волос из туго затянутого хвостика, как она помогала Арти собирать с пола куски пиццы, как они то и дело хихикали… Все эти воспоминания прочно и навсегда засели у него в голове.
Лестрейд включил обычную скорость и бросил пульт Шерлоку на колени.
– Вот, посмотри и попробуй потом сказать, что всё это не имеет значения.
Лестрейд вышел из комнаты. На экране застыл кадр с крупным планом лица Джона. Он знал, какое у Джона было лицо в тот момент.
Он не знал, что будет на экране дальше, но знал, что Шерлок никогда ему не скажет. Но для Лестрейда это не имело никакого значения.
***
[Необработанный кадр: полный людей и шума зал «Империи». Джон стоит у барной стойки, наблюдая за всем с улыбкой на лице. Лестрейд за кадром берет у него интервью.]
Лестрейд: Так что ты думаешь на самом деле?
Джон: На самом деле?
[Он оглядывает весь зал.]
Джон (продолжая): Это потрясающе. Я серьезно говорю. Все, с чем я вырос, вы оставили, только обновив – причем самые лучшие части. Конечно, так зал еще не выглядел, но когда я был маленьким, проводил здесь очень много времени. Обычно я сидел за своим маленьким столом на кухне, делал уроки или же наблюдал, как готовит дедушка. Это – самые лучшие воспоминания об «Империи» до его смерти. Я наблюдал за ним среди всего этого блеска сверкающих башен нержавеющей стали, подносов, белых курток и колпаков, и постоянно слушал шипение пара, ощущал жар от духовок. Я смотрел и думал: о Боже, я хочу готовить рядом с ним, когда вырасту.Понимаете, я ни разу не задумывался, что он может умереть. Я просто думал, что буду становиться все старше и старше, а потом вступлю в ряды его поваров.
Лестрейд: Когда он умер?
Джон: Мне было десять. Знаете, он постоянно работал, шесть раз в неделю, но даже когда ресторан закрывался, он все еще оставался там, потому что любил бывать в тишине. У него всегда было куча работы, но он никогда не возражал против наших визитов. Я вот приходил, если в школе занятий не было. Порой дедушка приглашал готовить вместе с ним, и это были лучшие дни в моей жизни.
[Джон замолкает на мгновение и отворачивается; когда он снова показывает лицо, глаза у него влажные, но на губах все равно играет улыбка.]
Джон (продолжая): Рецепт плова, который был на ланч, принадлежал дедушке. Он научил меня готовить его за неделю до смерти. Плов был в меню ресторана всю его жизнь, но папа убрал этот рецепт из меню почти сразу, сказав, что оставлять его – в тягость. Шерлок же попросил вернуть плов в меню.
Лестрейд: О, я попробовал немного, вкус отличный.
Джон: Спасибо.
[Джон прикусывает губу; возникает краткосрочная пауза.]
Джон (продолжая): как говорила моя сестра Гарри, мы должны были сделать это еще десять лет назад, но я отказывался прислушиваться к ее словам. Думаю, все мы порой не можем прислушиваться к своим домашним. Иногда необходимо услышать то же самое от кого-то другого, и только потом получится увидеть, как обстоят дела на самом деле.
Лестрейд: Да, это один их способов прояснить ситуацию. То есть ты был рад, что Шерлок приехал?
Джон: Рад?
[Он будто задумывается об этом.]
Джон (продолжая): Да. Но и нет тоже. Я имею в виду, что это не та «Империя», которую я знал будучи ребенком. Но также это и не страна, которую я знал будучи ребенком. Как говорится, однажды вырастаешь из детских взглядов на мир, но я, похоже, так и не перестал думать об «Империи», как о моей собственной тихой гавани. Так что я продолжал наведываться на кухню, ожидая увидеть дедушку у плиты или отца, сидящего в офисе менеджера. Но они умерли, и тогда я уехал прочь. Надо признать, что мир сильно изменился, пока я из кожи вон лез, чтобы его защитить, чтобы позаботиться о наследии, оставленном для меня дедушкой. Быть может поэтому иногда мы цепляемся за то, от чего следует отказаться.
