Текст книги "За горизонт (СИ)"
Автор книги: Alex Whitestone
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Он врывается в мой зрительный канал, отмечая мне красными точками уязвимые места на корпусах киборгов, я встаю из лопухов в полный рост, поднимаю «Витязь» двумя руками, как следует прицеливаюсь и стреляю на задержке дыхания, как при работе в тире по статической мишени. Я валю их двумя точными одиночными выстрелами – «мухи» с грохотом и треском падают в вытоптанную траву, дымя черно-фиолетовым, как сбитый мною чужак. Подбегает Кузнецов, забирает у меня пистолет-пулемет и тщательно расстреливает в них всю обойму. Обломки так и летят во все стороны, а дым валит клубами.
Слишком крепкие, – объясняет Доктор, пристально оглядывает меня с головы до ног и возвращает мне «Витязь». – Без контрольного выстрела никак – мало ли что. Ты в порядке?
Нормально, – отвечаю я, тоже внимательно приглядываясь к нему – не зацепило ли? Куртка у него вся в пыли и порвана на плече, щека исцарапана, колени в грязи и зелени, в волосах застрял сухой листик, но на этом вроде бы все. – Сам как?
Я всегда в порядке, – рассеянно отвечает он, целясь свиристелкой в останки мух-киборгов. – Мне вот интересно, откуда они тут взялись… Очень, очень интересно.
На несколько секунд он замирает, щурясь и точно прислушиваясь к чему-то еле слышному, а затем выдает:
Шторм, беги в оружейку, возьми ручной «Гарпун», если не найдешь – бери огнемет или хотя бы термитную шашку. Надо сжечь эту дрянь дотла, чтобы ничего не осталось, – он кивает на мух и морщится. – Заодно растолкай технарей и гони их сюда – надо посмотреть, что с машинами. Я пока покараулю.
Будет сделано, – киваю я, перезаряжаю пистолет-пулемет и вручаю его Кузнецову. – Возьми на всякий случай – вдруг дернутся.
Ага, – Доктор машет мне рукой, мол, шевелись, я поворачиваюсь, собираясь бежать в оружейку, но краем глаза замечаю какую-то возню на земле. В тот же миг Кузнецов успевает одновременно сбить меня с ног подсечкой, уклониться с директрисы и открыть огонь. Он стреляет вполоборота, почти не целясь, но умудряется короткой очередью срезать мухе не успевший подняться хвост, подбегает к ней и добивает в упор тремя одиночными. Из всех дыр и щелей мушиного корпуса с шипением начинает валить густой фиолетовый дым, а Доктор возвращается, протягивает руку и помогает мне встать.
Не ушиблась? – обеспокоенно интересуется он, хоть и прекрасно знает, что уж падать-то я умею. – Вот о чем я и говорил – эти штуки крепко сделаны, могут снова завозиться в самый неподходящий момент. Надо было и второй сразу отстрелить хвост, а я затупил.
Нет, нормально, – я улыбаюсь ему в ответ, хотя меня все ещё потряхивает: если бы не реакция и меткость Кузнецова, быть бы мне продырявленной лазером, и хорошо, если не насмерть. – Ну ты даёшь! Спасибо тебе!
За что? – отмахивается от меня Доктор и недоверчиво косится на ещё дымящиеся остатки киборгов. – Не забыла? Оружейка и технари. Беги давай!
В ангаре, где живут наши птички, как на пляже: светло и жарко, только почему-то тихо. Вхожу и чувствую себя как в пароварке. Как наши технари тут работают? И где они все?
Доктор! Женек! Серый! Вы где?
Сразу же где-то что-то упало, что-то загремело и зашипело, невидимый Серый затейливо матюгнулся, Женек с высоты вполголоса осведомился, в какую часть женского организма провалился «сраный шестигранник», а Доктор откуда-то снизу с тихой яростью поинтересовался, не эта ли железяка упала ему за шиворот, и не подкрутить ли этим шестигранником кому-нибудь руки, а может быть, сразу мозги, чтоб думал, когда ему приспичит что-нибудь уронить.
Народ, ау! – кричу во все горло. – Эй, на барже! Хорош ругаться, обедать пора! Мы с Ханкишиевым шурпу сварили!
Тут же из-за заднего оперения, из кабины и из-под правого крыла «42-красного» показались три головы: одна в кепке задом наперед – Серого, вторая в панаме – Женька, и третья в арафатке, завязанной как бандана – Доктора.
Где обедать?
Что на барже?
Шурпа?
У Женька под правым глазом буйным фиолетовым цветом сияет впечатляющий бланш – результат рандори с Доктором в прошлое воскресенье. И чего, спрашивается, нашему го-дану по айкидо и окинавскому карате не спалось, какая нелегкая принесла его к нам на утреннюю тренировку? Но пришел, постоял, посмотрел, увлекся – и допустил роковую ошибку, напросился на свободную схватку в полный контакт. Ни мое хихиканье, ни насмешливо поднятая бровь Доктора его не остановили. Я вручила Женьку свой бокэн, уселась под деревом и, глядя, как они расходятся на ма-ай, горько пожалела, что у меня с собой нет ни семечек, ни попкорна. А тут пришли поглазеть еще и Серый с Ханкишиевым, и пара местных летунов в компании молоденькой симпатичной капитанши-завскладом, и мне стало совсем смешно.
На посторонний взгляд из этих двоих Женек, конечно, выглядел предпочтительнее, особенно сейчас, когда один в штанах от кейкоги, а второй в шортах для кроссфита и оба голые по пояс: высокий, крепкий такой, накачанный, но при этом очень подвижный – типичный боец ММА. Поиграл мышцами, разогреваясь, оценивающе оглядел соперника: Доктор, легкий и стройный, смотрелся далеко не так внушительно, по крайней мере, пока оба стояли неподвижно, один – в напряженной сэйган, второй – в нарочито расслабленной вакигамаэ, коварство которой я уже не раз испытывала на себе.
Я скомандовала им «Хадзимэ!», и Женек тут же атаковал красивым крученым маки ути мэн – и попался. Доктор зацепил его клинок киссаки своего бокэна, выдавил его вниз и развил контратаку, но не классическим в хакка-но тачи уколом в бедро, а более сложным, но и более опасным секущим ударом по ноге сбоку чуть выше колена. Он тут же довернул бокэн лезвием вверх (сколько же веников он сломал, чтоб настолько легко разворачивать набравший скорость клинок?!) и с резким вскриком «То-о!» нанес решающий молниеносный цки в горло – безусловная победа в этой стремительной схватке. Остановив киссаки с запредельной точностью в сантиметре от подбородка Женька, Доктор шагнул назад и изобразил канонический йоко-тибури, стряхивая с клинка воображаемую кровь противника.
Женек почесал ушибленную ногу, отскочил на ма-ай и сразу же атаковал своим коронным кэса гири, но его клинок встретил пустоту: Доктор ушел от удара с виду неспешным, но по факту очень быстрым тэнкан. Вдруг он отшвырнул бокэн в сторону – дал Женьку фору, но тут же резко сократил дистанцию и показал свое сверхзвуковое тачи дори во всей красе: обманный удар тэгатаной в ухо – поворот и захват запястья вооруженной руки – молниеносный коте гаеси без единого шанса на контратаку, и рукоять бокэна оказалась в его ладони, а бедный Женек еле успел сгруппироваться для маэ укеми, но не докрутил и жестко приземлился спиной на травку. Вскочил, встряхнулся, вспомнил об ударной технике, попытался достать Доктора, отбросившего и второй бокэн в сторону, ногой в корпус довольно шустрым маваши гери, но опять не попал – тот уклонился в ирими тэнкан с одновременным сёмэн-атэ прямо под глаз, поймал за шею потерявшегося противника и швырнул его на землю весьма жестким ирими-нагэ. Точнее, не сколько жестким, сколько быстрым – я-то видела, что мой сэнсей пожалел недотепу.
Ямэ! – бросил Доктор и нахмурился. – Это избиение, а не поединок. Что ты там возишься? Если бьешь гери, не красуйся, а будь готов к контратаке или бей быстро!
И вдруг, мгновенно встав в стойку, выдал такую скоростную, хлесткую, техничную связку йоко гери кеаге – тоби маваши гери, что вспоротый его босой ногой воздух аж свистнул, как в старых китайских боевиках. Даже я не удержалась и охнула от удивления. Что там Женек – такую резкость и сам Брюс Ли не развил бы. В реальном бою такие «ножницы» размазали бы и сумоиста.
Вот так, – пояснил Доктор, глядя на нас сверху вниз, и засунул руки за пояс своих штанов, которые тут же сползли, показав его худой мускулистый живот. – Стоит нам продолжать?
Женек, охая, принял вертикальное положение, отвесил победителю неуклюжий поклон и потер шею. Теперь по части произведенного на зрителей впечатления они полностью поменялись ролями. У Женька сбито дыхание, спина исцарапана, что-то не в порядке с рукой и под глазом выросла слива – а Доктор даже дотронуться до себя не позволил, но при этом совсем не вспотел и не запыхался, только волосы надо лбом взъерошены чуть более, чем обычно. Подтянул штаны, вернул Женьку поклон и улыбнулся: мол, не виноватый я, мой тори сам напросился.
Вот это да! Я даже в кино такого не видела! – капитанша-завскладом вытащила из авоськи крупное яблоко, вскочила со своего пенька и подрулила к Доктору, свободной рукой теребя собачку «молнии» на слишком тесной форменной блузке. – Хотите яблочко, Дмитрий Васильевич? Из местного садика, можно сказать, сама вырастила!
Не откажусь, – Кузнецов сверкнул своей фирменной улыбкой во все тридцать два, вытер ладонь об штанину, взял протянутое ему яблоко и вгрызся в его румяный бок с удовольствием, которое мне показалось преувеличенным. – Говорите, сами выращиваете? Позвольте поинтересоваться, как вас зовут, очаровательный садовод?
Елена Андреевна, – капитанша стрельнула в него зелеными глазищами, опустила длинные и угольно-черные, наверняка нарощенные ресницы и принялась накручивать на палец кучерявую рыжую прядь волос. – Можно просто Лена…
Какой интересный случай, – заявил Доктор в ответ. – Исторический факт: Елена Прекрасная получила яблоко в подарок, а здесь наоборот – дарит сама. Благодарю!
Ой, Дмитрий Васильевич, – Леночка вспыхнула как маков цвет до самых корней волос. – Что вы, не за что! Мне надо было тоже что-нибудь на яблочке написать. Например, «Непобедимому».
Ох, как же мне не понравилось, как она на него смотрела – призывно хлопала ресницами, блядски облизывала губы и стреляла глазками, прямо-таки раздевала его взглядом, тем более, что темно-синее хэбэ изрядно затасканных штанов обрисовывало крепкие мышцы его ног, но оставляло достаточно простора для ленкиных интимных фантазий. Первая моя начальница Фаина Марковна, помнится, чуть ли не на каждом приеме, на котором я ее сопровождала, потешалась над такими девицами: «Глянь, Санек, видала целку-невидимку? Строит из себя недотрогу, а сама готова стащить с парня штаны прямо здесь и сейчас! Вот никогда так себя не веди! Поняла меня, чудо ты деревенское?»
Ну, деревенское или нет, но в предупреждениях Фаины Марковны я не нуждалась совершенно – поведение таких девиц я никогда не понимала, по крайней мере головой. Правда, тогда мои телепатические способности мирно спали. Зато сейчас все мысли, бурлящие в леночкиной рыжей головушке, оказались у меня как цели на радаре: «вот же красавчик! – двигается как тигр! – неужели правда генерал? совсем молодой же! – ого, какие у него руки… – а как дерется! – наверно, целуется не хуже! – ямочка на щечке, ммм… – на абордаж!» – и буйный поток картинок, касающийся того, как бы это началось и чем закончилось. Снова накатило головокружение, к горлу подкатила тошнота, я поперхнулась и полезла в карман разгрузки за ириской. Запас конфет мне теперь приходилось постоянно таскать с собой – мало ли, когда на меня в очередной раз накатит «переход на новый уровень». Видимо, блядища Леночка спровоцировала очередной шаг вперед: раньше других людей я читать не могла, а сейчас – пожалуйста. Прочитать Кузнецова, впрочем, я и сейчас не смогла.
А он, хоть и экстрасенс-небожитель, отреагировал на ленкины авансы самым типичным образом: засиял и распушил хвост, как кот, которого похвалили, погладили и угостили печенкой.
Тоже интересуетесь историей? – осведомился он и снова заулыбался. – Замечательно! Много читаете?
Еще бы! – соврала Леночка, не моргнув глазом, но я-то видела, что историю Елены Прекрасной она знает исключительно по сериалу о троянской войне с Иваном Казанским в главной роли, и то исключительно из-за того, что ее по этому Казанскому до последнего времени плющило и таращило. Вот и хорошо, подумала я, сейчас наш телепат тоже вычислит врушку, пошлет ее в огород ловить бабочек, и мы спокойно закончим тренировку. Однако он и ухом не повел, а Ленка, оценив его реакцию как сугубо положительную, принялась развивать наступление.
Дмитрий Васильевич, – она опять захлопала ресницами и пододвинулась к нему поближе, – не хотите на мой садик взглянуть? Тут недалеко, вон за первым складским корпусом…
Запертый сад, заключенный колодезь, запечатанный источник, – выдал Кузнецов цитату из «Песни Песней», хитро поглядывая на Ленку, и я чуть не залилась краской от такой откровенности. Но для этой дурищи намек оказался слишком тонким – она глупо захихикала в ответ и поскакала за своей кошелкой, а я почувствовала лютое, почти непреодолимое желание взять рыжую дуру на санкё и подержать, пока всякие мысли о тактико-технических характеристиках того, что у Кузнецова в штанах, не вылетят из ее головы. Кажется, я опять поперхнулась, и не знаю, чем это кончилось бы, если бы валявшийся в траве планшет Доктора не заверещал благим матом экстренного сообщения. Раньше я ненавидела этот звук – будто коту хвост отдавили, но сейчас я была благодарна программистам Чебвычтеха, выбравшим настолько мерзкий звук. Кузнецов сорвался с места как укушенный, схватил планшет, прочитал сообщение и развернулся ко мне.
Это Филин, – сообщил он, запихивая планшет обратно в чехол. – Я в штаб. Шторм, занесешь мой шмот в бытовку? Собирайся – и в ангар, скоро буду!
Он унесся в сторону штаба в чем был, даже не накинув куртку и босиком – только пятки засверкали. Видимо, что-то и вправду очень срочное и очень важное. Леночка же ни с того ни с сего схватилась за голову, покосилась на меня и в темпе отбыла на свое рабочее место. А мне вдруг ириска встала поперек горла, я закашлялась, и Серый хлопнул меня по спине.
С-спасибо, – еле выдавила я. – Воды нет?
Есть, – Серый скрутил крышку у литрушки минералки и протянул мне. Я жадно присосалась к бутылке, а он ухмыльнулся.
Оттаяла Снежная королева, – заявил он в ответ на мой недоумевающий взгляд. – А чего ты хотела? Хоть ты нам и свой парень, а все равно девушка. Не грузись, Ленка тебе не конкурент, Кузнецов в ППЖ не заинтересован!
И прежде, чем я успела у него поинтересоваться, почему он так в этом уверен, Серый подхватился, кивнул Женьку – мол, погнали – и проворно смотался. Я собрала наше барахло, раскиданное по травке, и направилась в бытовку переодеваться. По дороге я прокачала ситуацию по науке Фаины Марковны – и немало удивилась результату. Во-первых, кажется, я нечаянно сделала Ленке что-то вроде телепатического атеми – судя по тому, как она морщилась, уходя, это было довольно неприятно. А во-вторых, я это сделала не просто так, а из ревности.
Я ревную Кузнецова к Ленке? Своего сэнсея и командира – к этой рыжей дурехе? Какого черта? Еще и Серый со своим «оттаяла Снежная королева»... Что со мной происходит? Мне неприятно смотреть, как мой наставник-«иной», куда более сильный, чем я, разменивается на заигрывания обычной земной девицы – или я просто в него влюбляюсь? Я ровным счетом ничего не понимаю.
Как бы оно там ни было, но с тех пор Ленка на наши тренировки больше не приходила, а Женёк и Серый нас с Доктором стали откровенно побаиваться и слушаться беспрекословно, что в условиях нехватки рабочих рук было весьма кстати. Отправляя нас в Тихоново, Филин с Палычем почему-то решили, что двух технарей нам будет вполне достаточно, и конечно же облажались. Хотя кто же знал, что к нам на базу нагрянут киборги ххазр и все-таки успеют попортить механику наших птичек? Крышу нам бойцы Филина, конечно, залатали, выставили усиленное охранение и патрули на запретке, ОКУ прислало дополнительные расчеты РЭБ, вооруженные до зубов, но с повреждениями машин надо было что-то делать, и притом очень быстро, а прибытие усиления для технарей ожидалось только через четыре дня, по окончании проверки ОКУ по каждому направляемому нам персонажу. И черта с два мы успели бы до учений привести машины в порядок, если бы Доктор не пристроил к работе всех, включая меня и прапорщика Ханкишиева из АХЧ, и не вкалывал бы за десятерых сам. Очень быстро выяснилось, что он не только пилот, но и инженер от бога – мне иной раз казалось, что техника просто боится с ним связываться. Сегодня он затеял тотальную проверку всей механизации оперения и, конечно, по уши перепачкался в графитной смазке, потому и самый чумазый из всей троицы, прямо верховный вождь маслопузов. Вылез из-под машины, вытер руки тряпкой, изогнулся в попытке понять, где в его комбезе застрял пресловутый шестигранник, и вполголоса выругался.
Женек вылез из кабины на крыло, перебрался на платформу ремонтного подъемника и спрыгнул вниз:
Давай достану.
Доктор косо глянул на него, задрав левую бровь.
Руки прочь! – заявил он. – Сделаем по-другому.
Встал на руки, прогнулся, пару раз подпрыгнул – шестигранник выскользнул из-за ворота комбеза и звонко брякнул об пол.
Мольто бене! – он встал на ноги через «мостик», выпрямился и потянулся, как кот. – А что там с обедом?
Ну еще бы его не волновал обед, ведь он и не завтракал, причем, насколько я помню, со вчерашнего дня. Как он умудряется не спавши, не жравши неделями выдерживать предельный режим? Опять просидел в штабе всю ночь, с утра мы с ним валяли друг друга по травке, отрабатывая техники каэси вадза, потом в телепатической связке тестировали управление маршевыми моторами, по результатам проверки он заявил, что настройки магнитных ловушек надо переделать, а механизации оперения сделать ревизию, и засел за расчеты, а ребята пошли разбирать машины, чтоб добраться до приводов рулевых моторов. Тогда я, поняв, что тушенка с макаронами и прочая котловая еда на двадцатый день в Тихоново нам всем уже в горло не лезет, а жрать-то хочется, взяла Ханкишиева с его «тигром», отпросилась у коменданта, радикально ужесточившего нам режим после мушиного налета, и отправилась в райцентр на базар. Результатом нашего похода явился казан жареной шурпы на бараньих ребрышках, за которым наш храбрый прапорщик сейчас бдительно присматривал с помощью Владимира Владимировича. Как минимум, должен был.
Обедать мы уселись на той самой обустроенной полянке вокруг костра, на котором лениво побулькивал казан – Ханкишиев сварил треногу для котла, приволок ящики из-под ФАБов (где только нарыл!) и где-то спер старое сиденье от вертолета, которое Доктор сразу же и оккупировал, при этом технично стащив с импровизированного кухонного стола (те же ящики под клеенкой) ложку, острый перчик и лепешку. Я налила полный котелок шурпы, кинула туда зелени и подала ему с шуточным полупоклоном:
Угощайтесь, товарищ генерал-майор.
Товарищ генерал-майор, рассевшийся в вертолетном кресле, на генерал-майора, между тем, был совсем непохож – скорее, на аспиранта-физтеха на шабашке. Перед обедом этот чистюля все-таки сбегал в душ, после помывки надел свой рабочий комбез наполовину, завязав рукава вокруг талии, а арафатку набросил на плечи – его, светлокожего, солнце не щадило, еще в первый день в Тихоново обожгло докрасна везде, где дотянулось, а в качестве компенсации щедро отсыпало веснушек. Он подался вперед, принюхался, ухватил котелок поудобнее и набросился на еду как серый волк. То ли совсем оголодал, то ли я этой шурпой ему необыкновенно угодила.
Неожиданно для себя я обнаружила, что мне нравится на него смотреть. Нравится его худое выразительное лицо, его яркие карие глаза под длинными, как у девчонки, ресницами, его улыбка-искорка, особенно когда левый уголок рта поднимается чуть выше правого, что придает ей просто магическое очарование. Нравится, как буйно торчащая вверх челка подчеркивает его точеный профиль.Нравится, как он поднимает бровь, когда сталкивается с чем-то интересным или, наоборот, неприятным, как прорезается ямочка на его щеке, когда ему весело или, напротив, что-то злит. Нравится, как под гладкой кожей просматривается рельеф его отлично проработанной мускулатуры – кто другой бы сказал, что по нему можно анатомию изучать, а по мне такому бойцу, как он, пересушенность в самую масть: ничего лишнего, это мощь сверхманевренного истребителя, а не тяжёлого танка. А какие у него руки – изящные, ловкие, но очень сильные, способные и на сверхточную работу, и на смертельный удар, и, наверно, на самое нежное прикосновение… Милосердная Каннон, да почему это меня так волнует, в конце-то концов? То, что он два раза приводил меня в чувство, дал поспать у себя на плече, проводил до общаги и выбрал себе бытовку по соседству с моей, еще ничего не значит. Или? Разве не летали между нами искры, когда он поймал меня на лесенке у самолета, когда тем же вечером задержал мою руку в своей, прощаясь у дверей моей норки, или когда мы, сломав бокэны, врезались друг в дружку на рандори? Разве сейчас не обжигает нас обоих практически каждое прикосновение? Разве не теплеет, не смягчается его жесткий пронзительный взгляд, встречаясь с моим, разве не увеличивается вдвое его обычная разговорчивость, маскируя неловкость, когда мы остаемся с глазу на глаз, разве не пытается он сам все чаще создавать такие моменты? А как он распереживался после сшибки с киборгами, как отшвырнул меня с линии огня, а потом помогал мне встать на ноги и расспрашивал, не ушиблась ли я… Это я-то, которую он на тренировках не задумываясь отправляет в самые головоломные полеты! Ой, а как он краснел и стеснялся, когда позавчера вечером он в своем обычном хардкорном темпе ворвался в душевую, раздеваясь на бегу, и нечаянно (а нечаянно ли?) налетел там на меня, свежевымытую и в одном полотенце…
Берегись, Санька, говорю я себе, это опасная территория, это грозовой фронт, в который лучше бы не соваться. Непозволительно думать о своем командире и сэнсее в этаком ключе, как бы он ни был хорош. А он чертовски хорош, теперь я начинаю понимать Ленку – те же мысли, что я тогда подглядела в ее голове, донимают и меня, отчего приходится изворачиваться ужом на сковородке, чтобы они не просачивались за ментальный экран. Но если Кузнецову это действительно интересно, он вскроет мою защиту как банку сгущенки, и что тогда? Недолгий роман и неизбежное расставание неизвестной степени болезненности. Так что мне не следует даже мечтать о том, как это могло бы быть, если мы вдруг плюнем на все и бросимся в омут башкой… Правильно говорил боцман ТАВКР «Кузнецов» своим подопечным матросикам: «Если хочешь жить в уюте – не ебись в своей каюте». Но как пересилить себя, если впервые в жизни я ощущаю влияние дао нечеловеческой силы и глубины?
Ну как? – поинтересовалась я, наполняя свой котелок. – Есть можно?
«Ага! Еще как! – рот у Доктора был занят, он ответил телепатически. – У нас дома иногда стряпали что-то похожее, но это куда лучше. Как однажды в гостях в Самарканде, ох и объелся я тогда – а сейчас определенно повторю!»
Спасибо, Шторм, – добавил он вслух, справившись с ребрышком. – Наелся как дурак.
В кои-то веки нормально пожрали, – подал голос Женек. – Теперь поспать бы. Может, устроим тихий час, а?
Разбежался, – одернул его Доктор. – Надо закончить с механизацией на «сорок втором» за два часа, хоть ты тресни. Потом мы со Шторм – в небо, а вы займетесь «сорок девятым». На всякий случай напомню: до часа «Ч» у нас всего ничего – двести пятьдесят четыре часа. Алонси!
Он поставил пустой котелок на землю, рывком поднялся с кресла, влез в верх комбеза и помчался в ангар, на бегу заматывая голову арафаткой. А я, морально нестойкая, чуть задержалась, засмотревшись на его легкую, ладную фигуру. Вид сзади не уступал виду спереди: спина атлетичным треугольником, стройные ноги, особая, присущая только ему опасная грация движений… Да тьфу на меня, надо бы все-таки взять себя в руки! Но как?
Примечания автора
«Полевая кепка сдвинута на затылок» – так ходят особо наглые старослужащие.
Ай-учи – термин в японских боевых искусствах, означающий взаимное уничтожение (убийство).
Примечание консультанта
Смысл этого понятия глубже, чем буквальное описание. Обладатель меча, натренированный нести смерть, не убивает просто ради убийства, а только чтобы защитить что-то дорогое для него. Таким образом, искусство меча посвящено выполнению двух абсолютно противоположных идей – сохранению и разрушению жизни.
Чтобы достичь успеха в этой двойной цели, обладателю меча нужно развивать сознание, которое бы поддерживало другую противоположность. Его цель должна стать долгом, который настолько велик, что его собственная жизнь не имеет никакой ценности по сравнению с ним. Он может добровольно пожертвовать своей жизнью ради смерти врага. Это и есть принцип ай-учи. Но если человек действительно достигает такого состояния ума, такой высокой степени решимости, когда собственная жизнь ему безразлична, он, как ни странно, получает больше шансов выжить. Сознание ай-учи выводит конфронтацию на уровень, где сила и слабость не имеют никакого значения. И, естественно, обладатель меча, добровольно признающий неизбежность собственной смерти, освобождается от страха смерти. Он свободен от любых сомнений и полон решимости.
Осознание ай учи не может быть достигнуто путем пренебрежения ценностью жизни. Его можно достичь, только начав осознавать истинную ценность жизни. Человек не может добровольно отдать свою жизнь, не зная ее истинной ценности; если он накликал смерть, не ценя свою жизнь, неосознанные сожаления и желания начнут мучить его и ввергнут в панику. Человек не может действительно желать смерти противника, не зная цены того, что он желает. Готовность обладателя меча умереть может быть достигнута только в том случае, когда он становится над привязанностью к жизни, а не за счет пренебрежения к этому прекрасному дару.
Отмечу также, что с моей точки зрения Доктор как воин следует высшим принципам будо, требующим большей духовной силы – ай-нуке (взаимное сохранение), кацу дзин кен (сохранение жизни врагу) и курай дори (контроль над духом врага).
«Качать маятник» – владеющие этим темным искусством дают такое определение этому термину: «наиболее рациональное поведение при скоротечных огневых контактах». Включает в себя и технику уклонения от выстрелов противника. Подробнее описано, например, в «Моменте истины» Богомолова. Да, в этом моменте Доктор действует как старший лейтенант Таманцев.
Директриса – направление стрельбы.
ММА – смешанные единоборства.
Киссаки – кончик меча или кинжала, примерно шириной в ладонь от его острия.
Хакка-но тачи – «меч восьми богов», техника фехтования катаной.
Тачи дори – в айкидо техника обезоруживания противника, вооруженного мечом.
Гери – удар ногой. Маваши гери – круговой удар. Тоби ура маваши гери – знаменитая ван-даммовская «вертушка» в прыжке. Маэ гери, прямой удар, йоко гери – боковой, кеаге – вариант встречного удара.
Тэгатана – «рука-меч». Пальцы сомкнуты, удар наносится ребром ладони.
Йоко-тибури – традиционное в японском фехтовании движение мечом, символизирующее стряхивание крови с клинка. Обычно обозначает «ты труп, я победил», но в данном случае еще и «маловат ты еще со мной связываться» – примечание консультанта.
Ирими-тенкан – разворот на передней ноге, техника уклонения от удара.
Ломать веники – традиционное упражнение мечников для тренировки силы рук. А еще для этих целей выжимают тряпки и крутят тяжелую палку (примечание консультанта).
Маки ути – вертикальный замах, меч ложится на изгиб левого локтя. У новичка там может быть синяк.
Ирими-нагэ – «бросок со входом». Уход с линии атаки – захват за шею – круговое движение вниз – разворот и опрокидывание за шею. Техника, нацеленная на вывод противника из строя. Здесь Доктор выполняет ее в мягком варианте – без опрокидывания противника и удара по горлу. Выполнил бы в жестком варианте – был бы смертельный исход (примечание консультанта).
«Песнь Песней» – каноническая книга Ветхого Завета, написанная на библейском иврите и приписываемая царю Соломону. В настоящее время обычно толкуется как сборник свадебных песен без единого сюжета, но может интерпретироваться как история любви царя Соломона и девушки Суламиты. Доктор трактует эту фразу очень своеобразно (за такую трактовку православные попы предают анафеме). Смысл названий: «запертый сад», «заключенный колодезь», «запечатанный источник» уясняется из аналогии Притч 5.15-18, где источник является символом супружеской любви и ласки жены (см. толкование Лопухина).
ППЖ – «походно-полевая жена», насмешливое прозвище любовницы офицера.
Каэси вадза – контрприем. Вадза вообще – любая техника, например, танто вадза – техника боя с кинжалом (танто).
ФАБ – фугасная авиабомба.
========== Глава 7. Непрощенный ==========
Минус двести сорок три часа
Доктор
День был жаркий, ночь теплая, в бытовку идти не хочется. Лучше разжечь новый костер на старом месте, такой чисто символический маленький костерок, и растянуться на травке, глядя то на звезды, то на огонь. Часы мира и спокойствия истекают, самое время подвести промежуточные итоги.
То, что ххазр готовят землянам неприятный сюрприз на учениях, я знал с самого начала. Дальнейшее развитие событий примерно намекало на то, к чему нужно было подготовиться – чем я и занимался все это время. Все, что меня в этом раскладе радовало – то, что я наконец-то делаю все это не один. С другой стороны, мой помощник, точнее, помощница – сама по себе загадка, и вот тут-то я не продвинулся вперед ни на шаг. Напротив, закапывался все глубже.
Новым фактором в уравнении Шторм был быстрый прогресс ее способностей. Когда мы встретились, ее мышление не сильно отличалось от обычного для ее расы. Да, заметно быстрее, немного больше порядка, больше внутренней дисциплины, но фундаментальных отличий я не видел до нашего первого ментального контакта. Все началось с того, как... да, определенно, в первом испытательном полете, когда я, по выражению Шторм, на нее телепатически наорал. Сигнал у меня с перепугу получился очень сильный, стресс обострил ее чувствительность, и в мозгу Шторм сорвало некий ограничитель – именно это чуть не вырубило ее сразу после посадки, а вовсе не избыточная перегрузка. После этого раскрытие способностей моей ученицы понеслось по нарастающей, пока не вышло за пределы возможностей ее вида. Чем больше я ее тренирую, тем дальше она уходит от своего народа. Это касается не только ее ментальных способностей – она становится быстрее и сильнее, точнее и восприимчивее, что, кстати говоря, хорошо заметно по ее пилотажу. Если две недели назад она еле-еле справлялась с обученным под меня «сорок девятым» и удерживала боевой порядок звена с огромным трудом, то сейчас она пилотирует машину с моими настройками куда легче и даже пытается противостоять мне в догфайте – нереальная для человека задача.
