Текст книги "Mortal Kombat: Icedpath"

Автор книги: Ахэнне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Она поморщилась. Умирающий – на ее территории? Это ей ни к чему. Каждый умирающий – потенциальный Они… ей едва удалось изгнать злобного ублюдка Драхмина с ее законной Зоны Охоты, и часть синяков от его дубинки до сих пор темнела на бархатистой коже. Новый Они – это плохо. Совсем плохо. Надо добить специальной магией экзорсизма.

Она нагнулась: в пепле, шуршащем, загробно-поющем закопаны трупики мелких падальщиков, смахивающих на сурков. Невезучие – получившие отпор "сурки" сбежались на кровь и предсмертие – живая плоть редкость в Зоне, обычно "сурки" жрали тех же демонов… все едят друг друга, а дитя обитаемых миров – сладкий десерт.

Вроде мороженого.

Ассоциация вспыхнула после того, как кошкоподобная женщина приметила тающий лед… лед сковывал большинство дохлых падальщиков.

Она вздрогнула. Нет, задрожала.

Она знала только одного смертного, кто мог сотворить такое со своими недругами. И смертный сей значил для нее очень, очень много. Он был ее надеждой… и косвенной причиной ее смерти. Не-Смерти. Нахождения в Не-Мире.

– Ты? – прошептала женщина. – Ты? Но как…?

Теперь она бежала. Скользящими, гепардовыми скачками.

Она страшилась опоздать.

Она обнаружила его приблизительно через пятьсот метров. Человек боролся с болью и потерей крови иррационально долго (о, его стиль… он такой упорный, такой высокомерный…), но вечны лишь Боги. И безумие Не-Мира.

Она склонилась над неподвижным телом мужчины. Она вздернула бровь: это был не тот, кого она рассчитывала увидеть. Хотя, несомненное сходство наблюдалось.

Неважно. Сейчас – неважно, кто он, ибо его часы бьют полночь, и если она не вмешается…

– Я не хочу, чтобы ты стал Они, – объявила она. И приступила к делу.

Мужчина, потерявший сознание около получаса назад, лежал лицом вниз. Она перевернула его, поджала губы: дело хуже, чем опасалась: в его рану можно было засунуть оба кулака. Повреждены легкие, сломаны ребра. И, разумеется, обескровлен. Она попыталась нащупать пульс… едва не отдернула руку: холодно. Она улыбнулась: то холод не мертвеца, напротив, он подтверждал стойкость раненого.

– Похоже, я догадываюсь, кто ты, приятель, – ухмыльнулась женщина. – И я не намерена бросать тебя, слышишь? Ты не умрешь.

Вряд ли расслышал.

Она отодрала прилипшие лохмотья рубашки, счистила полурастаявшие пласты льда с краев разрыва. Остроумная медицина, ничего не скажешь. Жаль, что бессмысленная…

Она извлекла откуда-то пузырек с густой, сходной с болотной жижей, субстанцией. Отсчитала ровно десять капель, капли зашипели, соприкоснувшись с обнаженными внутренностями.

– Тсс, – она погладила его волосы, словно утешая. – Больно, я знаю. Впрочем, сейчас ты ничего не чувствуешь, правда?.. Ты попал в крупную переделку, приятель, но я тебя выручу.

Она сидела рядом, ожидая пока кровь остановится и частично возместится.

– Тебе повезло, что ты Мастер Льда… Лед – замедляет умирание… повезло… – она перебирала его волосы, провела по бледным губам и сомкнутым векам. – Так, ну теперь можно домой… думаю, я сумею поднять тебя…

Она бережно забросила его руку на свои плечи. Проворчала "Хм, а ты тяжелее, чем мне казалось!".

Она держала его слегка остранясь, тревожась, как бы не задеть едва утихомирившуюся рану. Она, не переставая, разговаривала с ним, хотя пока он не мог воспринимать ее. Дурная привычка Не-Мира…

– …И вот гад заявился на мою территорию, ну мне и пришлось его выгнать. Дрались мы полмесяца по вашим меркам. И все-таки я Драхмина этого – поганой метлой. Пускай не рыпается. И совсем не улыбается, чтобы ты стал подобным демоном, ясно? Ты мне больше таким нравишься, – она хихикнула.

Ее пещера – незаметная снаружи и вполне уютная внутри, радушно встретила и хозяйку, и гостя. Она уложила его на шкуру какого-то животного, подозрительно похожего на шакала.

– Уф, наконец-то, – вздохнула она. – Теперь точно жить будешь. Если я захочу, – рассмеялась. Темная жидкость снова закапала в разорванную грудь мужчины. Потом женщина нашарила другой пузырек, на сей раз с зеленым содержимым, и попыталась влить его в рот спасенного.

– Эй, не сжимай зубы! – пробурчала она. – Горько, предположим… ну так я только этим и выстояла. Не позволила Не-Миру себя в Они превратить.

Она стерла капли изумрудного химреактива с его подбородка.

– А ты симпатичный, – шепнула женщина, и ее губы беззвучно слиплись с его ледяными губами.

Кэйно с ненавистью отшвырнул бесполезный сломанный нож. Трое суток он блуждал по ужасному лесу с дубами-лицами, и порой ему мерещились образы его же жертв. Закованные в древесину. Он припомнил жутковатые россказни о Живом Лесе: будто в каждой травинке заточены мертвецы, и они ждут… ждут, пока кто-то рискнет залезть достаточно близко. И тогда они съедят его. Либо замучат, что суть – одно и то же.

Мертвецы жаждут чужой боли.

Образины, вылепленные из коры, скалились на него и утробно ворчали. Они не давали ни есть, ни спать… Кэйно ощущал, что силы его на исходе, и тогда

(тогда дохлые дрова дождутся)

Вот так сбежал от сдвинутых роботов. Из огня да в полымя.

Кэйно выругался.

Усталость валила, подобно кувалде. Он держался, но спрашивал – на сколько его хватит еще вчера, теперь ответ очевиден: вот красная линия севшей батарейки.

Ветви зашевелились над головой Кэйно. Ветви заскребли по его затылку.

– Мама! – взвыл уголовник. Страх впрыскивал адреналин. Страх – это плата за грехи…

Черта с два. Раскаиваться – не дождетесь.

У него не осталось оружия: нож затупил о кору одного из растений-агрессоров. Кора – тверда, будто камень, будто прутья тюрьмы.

Ветки вздернули его, словно висельника. Вероятно, это была справедливая мера наказания преступнику, но сам Кэйно так не считал. Он вывернулся из цепких лап.

Он метнулся в сторону. Сухожилия свела судорога: он приземлился прямо в чешуйчатые клешни нового противнику.

– А-а-а!!! – заорал Кэйно.

– Ссссс, – зашипело существо. Кэйно отшатнулся. Рептилия. Еще один слуга Шэнг-Цунга…

– Ты?! Дьявол, ни за что б не подумал, что буду рад видеть твою зеленую морду! – воскликнул Кэйно.

– Не время болтатьссс, человекссс, – свысока бросил Рептилия. Зеленая сволочь явно не трусила перед Живым Лесом. Ящерица хренова. – Хоззссяин поручил поймать Изззсссбранных… они идут сссюда…

– А я чего? – разозлился Кэйно. Трехдневная усталость сказалась: он плюхнулся прямо на упругую болотистую почву с выпирающими корнями. В присутствии рептилоида, кстати, Деревья не атаковали. – Вонючие Лин-Куэевские киборги кинули нас!

– Хоззссяин зсснает, – вздернул аналог носа Рептилия. Ящерица кичился превосходством над большим и тупым теплокровным. – Хозззссяин вссссе зсснает! И у него новый плансссс!

– Какой же? – буркнул Кэйно без особого энтузиазма.

– Пойдем сссо мной…

И Рептилия потащил несчастного вымотанного Кэйно за собой.

Он пришел в себя.

На самом деле, он давно воспринимал происходящее, только не совсем отчетливо. Будто от стопроцентной реальности отгараживала матовая пленка… вроде корочки льда. Эта защитная "корочка" помогла ему выстоять против орды странных зверьков

(а еще кровь… неправдоподобно-алая, слишком алая даже в багровой тьме Не-Мира…)

Если ты в сердцевине безумия – лучше спрятаться в жемчужно-льдистых створках.

(пока то, что снаружи не сокрушит… и не…)

Тогда – он не додумал. Теперь – да.

(я ведь не Они?!)

Собственно, эта мысль и заставила его подскочить. Мгновенно яркими издевательски-праздничными фонариками полыхнула боль. Он скрипнул зубами, и чья-то рука успокаивающе потрепала волосы.

– Где… я? – игнорируя целую гирлянду свечей в пробитых легких, проговорил он. Едва не закашлялся, но кашель снова подталкивал к границе не-восприятия.

– Тсс, – прошелестел женский голос. – Лежи.

– Где я? – настойчивей повторил он, сквозь полумрак оглядывая обстановку.

(я – в плену?)

Ржавые зубья боли отшвырнули на несколько пунктов назад.

– Да не дергайся ты, вот упрямый! – недовольно сказала женщина. – Мои зелья могущественны, но я не Древняя-Богиня-чтоб-им-пусто-было, если хочешь знать. Рановато тебе особо-то двигаться.

– Где я? – ржавчина или нет, мигающие ли лампочки перегрузки, он обязан выяснить.

– В Не-Мире! Где ж еще… Чуть было не переродился в очередного Они, скажи спасибо, что я тебя нашла! – из сумерек вынырнула девушка. Что ж, она уже мелькала в не-снах… высокая, гибкая с угрожающим обаянием хищницы. Кошка. Ее иззелена-желтые глаза без белков и с вертикальными зрачками подрагивали внутренним свечением.

(отлично… а зачем ты нашла меня?)

Он вскрикнул: к открытым (или так казалось?) ранам прикоснулся огонь… проклятье, он ненавидит огонь, неужели нельзя не пытать его…

Украдкой покосился на девушку. Целительница хранила каменное выражение на худощавой заостренной мордочке.

"Не дергайся!"

Впрочем, боль, напротив, поутихла.

– Зачем… ты… нашла меня? – хрипло выговорил он. Кошка засмеялась.

– Это хороший вопрос… Ну, перво-наперво мне не нужны Они в моей Зоне. А вот почему не добила?.. – она выдержала театральную паузу.

(замечательно, почему не добила?)

– Скажем так, ты мне кое-кого напомнил, – "кошка" отвернулась, из прически выскользнул локон. Она красива, внезапно подумал он. Очень. – И по-моему не случайно… имя Саб-Зиро что-то да говорит тебе, а?

Он снова закашлялся. Черт, больно…

– Это мое имя, – наконец, ответил он.

"Кошка" вздернула бровь, оценивающе изучая ее гостя.

– Неправда. Ты похож на него, но ты – не он. Впрочем, я слышала, что у него был брат… младший брат.

Саб-Зиро изумленно воззрился на женщину. Откуда ей известен его брат?

– Я… да, я Саб-Зиро-младший… А кто ты?

– Сарина, – сказала "кошка".

Сарина?.. Одна из тайн недосягаемого Великого Воина Саб-Зиро-старшего… невысказанная, несвершившаяся, словно астероид во Вселенной.

Одно из заданий – Великий Воин выполнил его, и вернулся, но не все трещины заживают… ибо был рассвет на Южном Полюсе и имя его – Сарина, не-человек, но лучше любой из дочерей Евы, но короток полярный восход, и ночь сомкнулась – навеки, и не обрести им друг друга, ибо погасли хрупкие кошачьи лучи, и вернулся он – победителем, побежденным… он затаил память – словно в кварцевом ларце с семью замками, запечатал мороком и снежными вьюгами, запретил себе вспоминать… никогда не рассказывал, но слова – это ложь, они мешают пониманию.

Саб-Зиро знал о Сарине.

Давно-потерянной-любви его брата.

Мир тесен. И Не-Мир тоже.

– Сарина, – тихо повторил он.

Девушка-демон придвинулась поближе:

– Как он там? Как твой брат?

Потом отшатнулась. Потому что осколки льда – так болезненно ранят, и они стеклисто рассыпались в темных глазах ее гостя. Она уже поняла. Она спрятала лицо в ладонях, и расщелины узких зрачков поглотили ровную топазовую желтизну.

– Он умер, Сарина, – деревянно выговорил Саб-Зиро.

Он умер… так просто. Умер… и нет ему могильной плиты, ибо истинных воинов не хоронят в гробах. Они – уходят. Навсегда.

– Прости, – сказала Сарина.

(прости – я? Почему… это я должен просить прощения, ибо я уничтожил твою надежду встретиться с ним…)

Он попытался высказать ей что-то – утешающее, ведь только двое, тоскующих по одному, способны понять мысли другого, но она приложила указательный палец к его губам.

Молчи. Разумеется.

Он с облегчением принял этот совет.

Она встала. Саб-Зиро захотелось шепнуть ей: "Не уходи" – безотчетно, будто во вспоротой груди сердце его билось четче, и оно рвалось к Сарине…

(она – не твоя!.. не твоя!)

Девушка-демон пристально взглянула на него. Поблескивали слезы, похожие на солнечные дождинки. Она отвернулась. Она покинула жилище, оставив его одного.

Впервые одиночество было неприятно ему. Сарина отсутствовала уже несколько часов, возможно минут, но его измученным вынужденной неподвижностью сознанием промежуток воспринимался стремящимся к бесконечности.

Саб-Зиро успел высчитать приблизительные размеры хижины Сарины, приметить аккуратно развешенное оружие и чьи-то кости в углу. Прямо перед носом Саб-Зиро скалился рогатый череп. Милая обстановочка.

Затем он исследовал свои повреждения. В прошлый раз рана представлялась Мариинской впадиной, бездонным гейзером, из которого хлещет горячая кровь. Теперь дела обстояли значительно лучше. Варево Сарины хоть и не исцеляло мановением волшебной палочки, подобно Эденийским чарам, но дало бы сто очков вперед любой медицине Земли. Обнадеженный Саб-Зиро попытался сесть, и зря: едва затянувшиеся рубцы открылись, заструился противно-теплый ручеек.

Он решил "не дергаться".

Потянулись густые часы. Он сравнивал их с застоявшейся заводью: не совсем болото, но около. Он изучал исперщенный зубцами и мохнатый от шкур потолок пещеры. Зазубринки складывались в букву "С".

Сарина.

(она не твоя…)

Да, то правда. Девушка-демон принадлежала его брату, и нечестно было бы отнять ее у него. Обманывать, особенно мертвых – уж точно против Чести.

(да хватит, ты уже всех достал своей "Честью". Засунь ее подальше. Нет ее – Чести… особенно у жизни… Потому что она слишком не вовремя и слишком часто оборачивается изнанкой – смертью)

Он подумал о Смоуке. Их встреча на Мосту была чудовищной, противоречащей здравому смыслу…

(и логичной, словно компьютер, правда?)

Древние Боги. Воздастся каждому по делам его. Он не верил… но Рэйден прав. Воздается. Он не спас друга, и тот возвращается – запутанной в проводки и пружины мумией, клоном Скорпиона.

Жаль, что и такого Смоука больше нет.

(перешагни)

Да, разумеется. Перешагнуть всегда можно. Сарина и ушла – перешагивать. Через гибель того, кого любила. Неужели Мастер Льда слабее женщины… пускай и демона?

Нет.

Сарина… Дикая, атипичная красота. Точно грань – агонии и удовольствия. Безумная, точно весь Не-Мир – и прекрасная в своей завершенности.

Он поймал себя на том, что в томительной тиши пещеры Сарина превращается в его идею-фикс. Она спасла его от удела Они, но что дала взамен?

(вернись, пожалуйста)

Он прислушался.

(неуж у меня и слуховые галлюцинации начнутся?!)

Лязг мечей и приглушенный вопль. Женский.

(ее! Сарины!)

Она сражается с кем-то и проигрывает битву, моментально вывел опытный воин Саб-Зиро. Не-Мир верен себе – даже в законной Зоне Охоты Сарину поджидали неприятности. А он – так и будет валяться здесь, вроде как еще один рогатый череп?

Ну нет.

Он оттолкнулся с места. Боль расцвела, словно россыпь туманностей и созвездий, округлая и с ароматом ржавчины. Он игнорировал. Он пополз к выходу. Алая дорожка вильнула хвостиком

(жаль, я испортил ее вещи)

Дурацкая мысль. Ну, еще немного…

(будет весело, если померещилось)

Саб-Зиро высунулся наружу. Не померещилось: Сарина действительно сражалась с каким-то громадным огром. Над огром вились мошки: от него несусветно воняло. Огр навалился на Сарину, и чугунная дубинка – вогнутая, безобразная, как и сам враг девушки, вознеслась над ней.

Не так быстро, приятель.

Раненый или нет, Саб-Зиро все-таки повелевал Стихией Холода. А опасность угрожающая Сарине послужила допингом. Неудивительно, что огр покрылся толстой темно-синей коркой и рухнул, рассыпавшись крупными ломтями.

(даже Холод не сделал его эстетичнее)

Сарина замерла с неописуемо изумленным выражением лица. Покрутила у виска, и сей жест явно адресовался Саб-Зиро. Подбежала к нему:

– У тебя суицидные наклонности или просто сбрендил? Ты ж ранен, черт тебя подери!

– Ты. Спасла. Меня. Не. Люблю. Быть. В. Долгу, – тяжело выговорил Саб-Зиро. Кровь снова плескалась вовсю, и снова захрустела жемчужинка отстранения… но терять сознание он не желал.

– Ох, какой ты глупый! – нервно засмеялась Сарина, пряча беспокойство… и благодарность. – Против Драхмина бороться вздумал… выполз ведь! Ох…

Она опустилась рядом с Саб-Зиро.

– Ну конечно, лечение все насмарку…

А он не жалел. Он улыбнулся ей сквозь искрящуюся жемчужно-алую пелену боли. Он радовался, что помог ей.

– А хотя… я ж в общем-то ради тебя к Драхмину полезла. На его территории фениксовы цветы растут… а то обычным моим зельем тебя не вылечить… – Сарина обращалась не столько к Саб-Зиро, сколько – сама с собой. Поэтому сумбурно. – Смешной ты… совсем не такой, как твой брат… Он-то точно – Посвященный Холода был, знал, чего нужно. А ты… благородный чересчур, да глупое благородство-то… словно винишь себя в чем-то и искупить пытаешься… ой, черт, только б фениксовы цветы не завяли… Погоди, скоро я тебя подниму на ноги.

Саб-Зиро внимал бессвязному монологу, будто чудеснейшей музыке. Сарина удерживала его от того, чтобы уйти. Фениксовы цветы или Драхмин, неважно о чем…

Только б слышать ее.

Тем временем, Сарина вытрясла на него какие-то рыжие лепестки, точно выкованные из бронзы и с заостренными краями. Они смахивали на раскаленные ножи.

Но он доверял Сарине.

А потом – потом заиграла радуга, исполинская, выросшая из днища ада и достигшая верхней площадки горы Богов. Радуга шелестела освежающе и искристо…

Радуга официально именовалась фениксовыми цветами, но подлинное имя ее – Сарина…

…И раны Саб-Зиро закрылись – послушно, будто новое, непонятное, тревожно-светлое чувство было семицветной магией, и магия та суть – исцеление.

Он вскочил. Он чувствовал себя гораздо лучше, чем в последние недели – после смерти Рокси и не-смерти Смоука.

Сарина улыбалась ему. Сарина обхватила его плечи с чуть язвительным нахальством. Она, безусловно, имела права на него, ибо она оживила его, рискнув в том числе и ее безопасностью.

– Ты совсем другой, – повторила Сарина. – Он был холоден – целиком, ты же – только снаружи…

(воспоминания и маски – долой… потому что я хочу тебя, Сарина)

Он требовательно уткнулся переносицей в ее шелковистые волосы – словно щенок, просящий ласки. Он бережно, словно стесняясь собственного желания и силы полуобнял девушку.

Сарина хихикнула.

Ее нечеловечески ловкое тело обвилось вокруг Саб-Зиро – и ему чудилось, что так и должно быть… ибо Боги сотворили мужчину и женщину единым целым.

(она не твоя…)

– Но… – он слегка запротестовал. Честь. Честь – она-принадлежит-не-тебе. Ну и что?

(Мне! Сейчас – мне!)

– Тсс, – Сарина пресекла любые поползновения зануды Саб-Зиро продвигать высокие идеи о Чести. Она любила его брата, верно… но мертвые мертвы, а живые – живы. Логика демонов и умеющих-перешагивать. Так надо.

Сарина вонзилась губами в его губы. Он с наслаждением отвечал ей, упиваясь вишнево-сладким ее вкусом.

Сначала – робко… он, как правило, был нерешителен с женщинами, впрочем, он и не ощущал такого прежде. Саб-Зиро притянул Сарину, и она вжалась в него.

– Тебе… тебе не холодно? – оторвался он от головокружительно-вишневого поцелуя.

– Нет… нет, продолжай, – выдохнула Сарина.

Она солгала. Льдистость его прикосновений едва не отпугнула ее, но только в первую секунду.

– Про… продолжай…

Саб-Зиро рванул ее одежду, сильнее, чем требовалось. Обрывки ткани смешались с пеплом, и Не-Мир взирал на них с нескрываемой хмурой ухмылкой.

Любовь – противоречие в сожженном измерении трупов.

Саб-Зиро стиснул ее, гибкая Сарина завязалась едва ль не узлом вокруг него, тоже стаскивая с него пальцами ног ткань-помеху. Сарина – вишнево-топазовая, переливающаяся – была самым сладким наркотиком, демоническим, грешным – и запредельно-восхитительным. Словно целительная радуга, влившаяся в его, Саб-Зиро, вены изначально принадлежала не лепесткам, а ей.

Ее поцелуй – самый заостренный и пестрый фениксов цветок.

Тонкая талия, бархатная кожа и вихреподобный, пронзительно-упоительный ягодный аромат сродни самому Не-Миру – безумием.

Саб-Зиро всегда несколько со стороны анализировал происходящее – но не теперь. Страсть перечеркнула отстраненное тестирование информации.

(я занимаюсь любовью с демоном… и избранницей моего брата… как странно)

Дальше он уже не соображал вовсе, ибо Сарина овладела им. Он – ею.

А Не-Мир все скалил черно-багровые клыки…

Утром Лю Кэнг понял, что Не-Миру надоело играть в радушного хозяина, и он вспомнил, что и в райском саду водились змеи.

Сложно определить, в чем заключался непорядок. То ли солнце запеленалось сеткой, железной и обветренной, словно тюремная решетка. То ли полиняла и поблекла трава, а цветы перестали источать медово-горьковатый аромат, его заместил чуть заметный привкус тлена.

Лю Кэнг настороженно побродил в радиусе их стоянки. Ничего. Спокойствие.

Но птицы не пели, и ветерок не дул.

Лю вернулся к Китане, заплетающей в этот момент свои иссиня-черные локоны. А венок – подаренный ей только вчера, пронзительно-индиговый, сотканный из цикория и незабудок, печально закоричневел. Завял.

– Лю, – сказала Китана. – Что-то изменилось, верно?

– Да, – ответил Лю. Он взлохматил волосы жестом беспокойства. Поднял венок Китаны… и тот расползся, будто древний пергамент. Он вздохнул. Изменилось. Сдвинулось – снова в канаву, водопад или колья испытаний. Было бы наивно надеяться, что трудности закончились и теперь они благополучно доберуться до Башни, а Шао Канн по-хорошему согласится уступить первенство… а добрые и милосердные Боги восстановят все миры, воскрешат умерших, накормят голодных и соединят влюбленных…

Лю Кэнг смял неживые цветки, и прелый сок размазался по его ладони.

Окей, курорт закончен. Пора в дорогу.

– Где Джакс? – спросил Лю Кэнг деловито, и Китана восприняла его мы-еще-в-Пути. Да, разумеется.

– Спит еще, полагаю, – пожала она плечами. – Да вон он, сзади тебя.

Лю обругал себя. Он воистину расслабился… не расслышать шаги неуклюжего Джакса. Не-Мир нарочно успокоил их.

Значит, следует ожидать чего-то крайне гадкого.

– Ребята, вы чувствуете… – начал Джакс.

Лю и Китана синхронно кивнули.

– Пойдем, Джакс.

– О да, – пробурчал майор. – Мы ведь на задании, как же позабыть?

– На задании… И безопасная зона кончается. Так решил

(Боги?)

Не-Мир, – Китана словно ставила точку. Джакс внезапно разозлился: почему она ведет себя свысока? Мисс-всезнайка-черт-бы-ее-подрал. С Пророчицей она тоже обещала спасение, а закончилось все проклятым Мостом. Лю в рот ей смотрит, но он-то, Джакс, не втюрился по уши в высокомерную эденийскую девицу…

Он вспомнил о Кейдже. Кейдж ненавидел ее – когда Милина заразила его… а Саб-Зиро защищал, но теперь оба мертвы, а они все так же идут и нет конца, и…

Что же делать?

Надеяться.

Лю и Китана уже отошли на добрые сто метров. Джакс вздохнул и заторопился за ними.

Приблизительно с полкилометра тянулась все та же идиллическая картинка, разве чуть подпорченная. Фрукты были свежи, но Не-Мир распологает к гниению, и червоточины утыкали миловидные яблочные угодья. Адаму и Еве пора "изгоняться". Пасторальный пейзаж постепенно выцветал. А вот деревья – деревья становились все выше и гуще, древнее и

(опасней?)

Лю схватил запястье Китаны, словно защищая ее. От кого? От деревьев? Глупости какие, растения не кусаются.

На Земле, уточнил внутренний голос.

А дубы, буки и вязы, а может, и вовсе неизвестные науке исполины все учащались. Словно стискивали, словно обступали угрожающей толпой. Лю почему-то припомнил эденийских линчевателей. У сосен и вязов не наблюдалось петель и кинжалов, зато ветки – узловатые, когтистые, точно когти кондора, поскребывали прямо над ухом Чемпиона.

– Что за дерьмо? – выдал Джакс. Он поежился.

– Не знаю, – шепотом ответил Лю.

– Это Живой Лес, – фирменным "всезнающим" тоном сообщила Китана. – Осторожней…

– Полезная информация. Особенно – "осторожней"! – фыркнул Джакс.

– Могу добавить: Живой Лес – это пленные души… Вообще-то он всегда рос во Внешних Мирах, но Не-Мир имитирует чужие лица… – Китана ступала, избегая выпирающих раковыми опухолями корней. Лю тщательно копировал ее движения. Джакс счел за лучшее последовать его примеру.

Деревья всхрапывали. Лю очень надеялся, что они спят. И не проснуться, покуда троица Избранных не минует малоприятное место.

Ветка покорябала затылок Лю. От неожиданности он едва не вскрикнул, но Китана стиснула запястье Чемпиона до хруста. Не кричи. Не буди Лес. Он Жив – но это псевдожизнь, жестокая и всененавидящая.

Сгустился полумрак, градиентный в самую натуральную мглу: верхние ярусы крон сплелись тесно, сражаясь за сантиметры и микроны пространства. Своды стволов с лицами теперь были ужасающе схожи с пещерой… и Джакс, негромко выругавшись, закинул крючок-предложение о возвращении.

Китана только рассмеялась. Он опять ругнулся. Да, конечно. Они в Не-Мире. Пути назад не спроектировано.

– Чертова темень, – пробурчал он.

Лю попытался призвать немного его Огня… но спички подмокли. Мрак дышал тяжелым растительным, гнилостным запахом. Что-то явственно шевелилось, но туннельная темнота не позволяла вычислить врага. Лю поплотнее прижал к себе Китану.

Китана шагала уверенней, привычная к темени эденийских ночей. Но Живой Лес, жуткие легенды нервировали и ее.

Чьим окажется лицо следующего вяза?

Что прорычит он пришельцам?

– Все будет хорошо, – обнадеживающе (себе?) проговорила она. Но звучало то бледновато.

– Неужто ни у кого нет зажигалки? – ворчал Джакс.

– Вообще-то я мог призывать огонь… – ответил Лю. – Но здесь – не выходит!

– Так попытайся! Мы заблудимся в этом гнилье!

– Джакс, мы не заблудимся, если Лес не пожелает того, – изрекла Китана.

– Опять фатализм? Ты и на Мосту то же говорила!

– И еще повторю. А иначе – нельзя. И не жалуйся, в конце концов ты жив.

– О да, – Джакс взбесился окончательно. Жив. Какая радость-то – еще не сдох, но вроде того, шляется по аду в поисках неизвестно чего. Существующего ли?.. За что?!

Он сорвал гнев на ближайшем стволе. Древесина оказалась неожиданно твердой, каменной на ощупь и стылой, словно надгробный камень. Но хуже всего было другое.

Дерево раззявило пасть – огромную, с годичными кольцами зубов, источающую болотные газы. И крючья ветвей потянули майора к жуткому провалу…

– Убирайся! – проорал Джакс.

– Джакс?! Где ты?! – голоса Лю и Китаны рассыпались незагоревшимися угольками. Лю метнулся обратно – наощупь, растерянно. Где-то на дне мозга уже значилось "Оставь его. Он мертв".

(Нет! Не так сразу, проклятый Не-Мир!)

Лю Кэнг вновь призвал его Стихию – и на сей раз она подчинилась на краткий, растерянный миг. Джакса он не обнаружил.

Зато обнаружил кое-кого другого.

Того, кого тьма вполне устраивала. Того, кто был трусоват, но во мраке обретал особую подколодную силу.

Рептилия.

Лю Кэнг скривился от отвращения. Он уже встречался с ящером – перед битвой с Шэнг-Цунгом на первом Турнире, и бой с негуманоидом вспоминался Лю… грязью. Вот именно, словно вымазался в иле или загаженной луже.

– Ты! – бросил Лю. Китана подскочила, ее вееры отразили слабый отблеск огня, созданного Чемпионом.

С челюстей Рептилии капала ядовитая слюна. Он ухмылялся.

(эй, а почему мы можем разглядеть что делает гаденыш?)

Своевременная мысль.

Да, теперь Живой Лес не представал непроницаемым траурным крепом черноты. Потому что за спиной Рептилии, охраняя Дерево, схватившее и обвязавшее Джакса лианами, стоял Кэйно с коптящим фонариком. Кэйно тоже усмехался, и Лю подумалось, что уголовник с ящером обладают поразительным сходством… и что наемник успевает спеться со всеми – что с Лин-Куэйевскими киборгами, что с рептилоидами…

– Попалиссссь! – торжествующе прошипел Рептилия. Он едва не прыгал на месте в какой-то пародийно-отталкивающей манере. Он явно имитировал человеческие жесты, и от этого выглядел еще фальшивей, неантропоморфней и чужеродней.

– Ага, попались! – подгавкивал Кэйно. – Классная была идея – приманить вонючий лес! Рептилия, ты гений! И Шэнг-Цунг тоже, хоть и колдун!

Ярость – такая горячая, словно вены у кончиков пальцев – выплеснулась в свежий залп огня. Ничто не остановит его, даже мутная гуща псевдожизни.

Рептилия легко увернулся от атаки Лю, скаля зеленоватые зубы. В тусклом освещении коптилки они напоминали два гриба. Поганки.

– Отпустите Джакса! – рявкнул Лю.

(и деритесь как мужчины, правда? Но Рептилия – не мужчина… а Кэйно – он не способен и сунуться на Мост, он – шакал…)

– Отпустите его, прихвостни Шэнг-Цунга, – с булькающим кипятком лже-спокойствия повторил Чемпион.

Его проигнорировали. Он мельком оглянулся.

Лес загустел сплошной стеной. Никаких вариантов.

– Нет! – Китана вспорола веерами ветви и кору. Бесполезно. Они попались, ибо так и задумано. На дне любого рая таятся Змеи… Рептилии…

Ящер плюнул. Лю уклонился, но плевок был не нападением – издевкой, ибо раб некроманта праздновал победу. Легкую. Очень.

– Ну че, теперь и этих духам на подкормку? – осведомился Кэйно. Рептилия кивнул.

– Чудненькие червячки! Ха-ха, самый перегной! – ржал уголовник.

За спиной Лю и Китаны, задавленных плетеной корзиной ветвей, началось шевеление. Финальная фаза пробуждения Леса. Его жизнь – это их, его, Китаны и Джакса – смерть. Все живое существует за счет гибели, вот печальная истина…

Сучья, подобные иглам или рыбьим костям, обвили Лю плотными кольцами. Он потерял из вида Китану, он исступленно позвал ее, но тьма и Лес пожрали его крик.

Ветви, вздрагивая голодными змеями, подгребали к горлу. Скользкие, поросшие мхом отростки хлестали по лицу и ковырялись во рту. Лю выплюнул гнусную щепку, но три новых выросли взамен первой.

Плесневые побеги – бамбуковая казнь и паучье высасывание. Гибрид.

Лю захрипел: пережали горло. Впрочем, пока Дерево удовлетворилось: Рептилия невнятно приказал потерпеть. Ты получишь свой ужин, растение, но не раньше, чем я наиграюсь.

– Круто, круто, лягушка ты рогатая, – загибался от хохота Кэйно. – Как ты ими командуешь, просто овечки у тебя! Ой, прикажи той дубине выдавить кишки из Джакса, эй, Рептилия, давай!..

Ящер зашипел.

Кэйно осекся.

Рептилия подскочил к уголовнику, и хохот моментально стих – испуганным мышонком забился в норку. Дежа-вю бунта машин хлестануло Кэйно прутом. Или карой в наручниках.

– Эй, ящерица, чего… – Кэйно отступил на шаг назад.

– Я голоденссс, – безапеляционно заявил Рептилия. – Ты – моя еда, человексс…

– Ты сдурел?! – Кэйно запнулся о корягу, вывихнул ногу. Или сломал – смачно хрустнула кость. Он заревел от боли и ужаса, ибо Рептилия надвигался на него. – Ты сдурел?! А как же Хозяин?

– Я голоденссс, – повторил ящер. – А Хоззссяин – не узззсснает!..

Кэйно истошно заорал. Фонарик покатился прочь, еще тлея.

Брызнула кровь.

(вот тебе и справедливость… Кэйно должен был убить Джакс – в честном бою, ведь они враги много лет… или Саб-Зиро – Кэйно хвастался, что "прикончил" какую-то его знакомую… а сожрал преступника его союзник…)

Справедливость – это насмешка. Деревянная. Не остроумная. Голод ящериц замещает ее в любых химических реакциях.

Рептилия громко зачавкал.

Кости и ошметки плоти взметнулись дымящимся фонтанчиком.

Лю отвернулся. Ветви и так сплющили его, а от этого зрелища… стошнит еще.

Лю скривил губы в гримасе предельного отвращения. Живой Лес – грязная разлагающаяся темень, и Рептилия – ее сын. Мерзость.

Окончив трапезу, Рептилия облизнулся.