Текст книги "Горящие сердца"
Автор книги: Жанакаит Залиханов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Бориса разбудил шум тяжело подымающейся вверх по дороге грузовой машины. Борис быстро включил и тут же выключил фары. Грузовик проехал с непогашенными огнями.
– Видал ты его, а? – сказал Батыр, усаживаясь на свое место.
– Видал. Он шел со светом, рассчитывая, что среди ночи о таком нарушении никто и не узнает. Ну что, поехали, Батыр Османович?
– Поехали, поехали!
Миновали придорожный аул. В свете фар на мгновение мелькнула рыжая шерсть лисы.
– В курятник пробирается! – рассмеялся Борис. – Здесь лисы частенько кур таскают, а по лисам стрелять нельзя – Шохай не велит.
– Стало быть, хозяева с Шохая, а не с лис должны ответа требовать.
– Потребуешь с него! Он свой лес да зверей в лесу прямо обожает, не лесничий, а заячий пастух. Только и делает, что пересчитывает своих лис да зайцев, вся у него и радость.
– Ну, это как раз неплохо. Все бы так относились к своему делу!
Они уже у дома Баразова.
– Когда завтра приезжать, Батыр Османович? – спрашивает Борис.
– Завтра – не знаю, а сегодня, как обычно, к шести утра, – отвечает Баразов, отпирая калитку. – Второй час ночи, брат!
Вот и еще один день прошел. Батыр, стараясь не шуметь, ложится в постель и думает о том, что, к сожалению, многое осталось несделанным...
3. СЕРДЦА ТРЕХ
Вот и настоящая осень пришла в горы: зарядили холодные дожди, всюду слякоть, грязь. Ветер клонит вниз верхушки деревьев. Они не поддаются, выпрямляются, а ветер налетает с новой силой. Деревья размахивают ветвями, но стволы их стоят гордо и непоколебимо. Их опора крепка – корни, глубоко ушедшие в землю. В землю, которая поддерживает все живое и щедро отдает ему свою силу, свое богатство. Надо только уметь взять это богатство, уметь приумножить. Не всякому, кто ходит по ней, открывает земля свои недра, а только умному и настойчивому, терпеливому и смелому.
Подходит к концу так называемый полевой сезон у геологов. Работа у них нелегкая: изо дня в день по горам, по ущельям, все лето в неусыпных трудах – и ничего... Никаких результатов. Зато потом, вдруг, в один из самых обычных дней, приходит удача. Такой день стоит целого года, ради одного такого дня стоит жить, стоит отдавать все свои силы.
Это лето принесло геологам настоящий успех. Разумеется, и раньше группа Потапова трудилась не зря – обширный район в горной Балкарии был изучен серьезно и основательно. И вот наступил тот день, о котором мечтает каждый геолог. Не было предела ликованию наших друзей! Кажется, и сами горы, и солнце, и высокие деревья – все радовалось вместе с ними. Была бы пушка – дали бы салют в честь их открытия. Но у них не было даже двухстволки.
Работали после этого дня с утроенной энергией. Так уж устроен человек – что бы он ни нашел, ему хочется большего. Мечта зовет, манит и гонит его вперед с неослабевающей силой: вон там, за перевалом, говорит она, скрыты еще большие сокровища, иди и бери их... И человек идет все дальше и дальше, к новым перевалам, к новым находкам...
Наступление холодов положило предел поискам. Планы были большие, но волей-неволей пришлось их свертывать.
А уезжать отсюда не хочется. По крайней мере, двоим из трех. Борис Петрович и Валя полюбили места, где пришлось им на этот раз работать, чудесный край и его замечательных людей. Только любовь эта у каждого своя, особая.
Борис Петрович, например, более всего привязался именно к людям. Не первый год работает он на Кавказе и все крепче приникает душой к своим друзьям-горцам. По его мнению, люди они особенные – мужественные в борьбе со стихиями, скромные, простые, бесконечно гостеприимные. Видали вы когда-нибудь, чтобы горец отказал в помощи тому, кто в ней нуждается? Оставит свои дела и поможет человеку. Прекрасное качество!
А Валя Свиридова испытывает любовь иного рода. От этой любви у нее кружится голова. Так кружится, что порой, кажется, вот-вот сорвешься в пропасть с крутого обрыва... Она полюбила славного парня-балкарца. Полюбила за его открытую, чистую душу, за веселый нрав, за горскую удаль. Нетрудно догадаться, кто он. Это Назир.
Что касается Коли Медведева, то он, как известно, тоже неравнодушен к Вале. И поэтому недолюбливает Назира. Он готов сделать что угодно, лишь бы не встречаться с Назиром, не видеть, как радуется Валя каждому его приезду.
Старый геолог все замечает, но помалкивает. Однажды он сказал девушке: «Надо бы перевести нашу корреспонденцию сюда, на новое место. А то Назиру приходится делать большой круг из-за нас». «А может, ему это приятно?» – ответила тогда Валя. Хорошо, что Николая при этом разговоре не было.
Назир теперь либо идет к геологам напрямик, через перевал, либо действительно делает большой круг на попутных машинах, чтобы добраться до того места в Чегемском ущелье, откуда он прибывает в лагерь, как говорится, на своих на двоих.
Когда они впервые встретилась с Валей в сельсовете у Азамата, Назир шутя обещал устно сообщать ей все, что захочет сказать. Слова своего он тем не менее не сдержал и не раз приносил Вале письма, написанные не кем-нибудь другим, а им самим. Скажем по секрету, что бывали случаи, когда вся принесенная им почта состояла из одного такого письма. Вначале Валя не отвечала на его послания, отшучивалась. Но день проходил за днем, и Валя, пожалуй, не заметила даже, в какой из них Назир прочно поселился в ее сердце. И однажды Назир обнаружил в прочитанной Валей книге записку, ему адресованную, Случилось это в библиотеке, при Ариубат. Увидев записку, неуязвимый Назир покраснел, как девчонка. Хорошо еще, что Ариубат была занята с читателями и не заметила его смущения. Записка, правда, ничего особенного не содержала: Валя писала о том, о сем, но в конце было сказано нечто, заставившее Назира понять, где у него сердце, – так оно вдруг застучало. «Сегодня видела тебя во сне. К чему бы это? Может, привезешь мне письмо? Может, к чему другому – не знаю...» Назир быстро спрятал записку и с той поры уже не писал Вале писем, а только записки. И вкладывал их в те книги, которые Валя просила ей привезти. Так и наладилась их неосторожная, надо признаться, переписка. Неосторожная, но все-таки она меньше бросается в глаза, чем обмен письмами на глазах у людей.
Ариубат, наверное, догадывается о том, что творится с Назиром. Как не догадаться, если он целый год никаких других книг, кроме романов о любви, не читает? К тому же, как мы знаем, библиотекарша и сама сгорает от любви к своему Асхату, а влюбленные по каким-то им одним известным приметам хорошо узнают друг друга. Молчит Назир – молчит и Ариубат. Рано или поздно он ей во всем признается – нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Пока же Назир и Валентина принуждены общаться только при помощи записок. Беда в том, что влюбленным никак не удается побыть наедине. Приезд почтальона – праздник для геологов: только он покажется вдали – бегут ему навстречу, усаживают, угощают, чем могут, расспрашивают об аульных новостях, обо всем, что делается «на большой земле». Только и успеешь, что передать из рук в руки книгу с заветной запиской и получить в обмен другую. Старик, тот кое-что понимает – поговорит, посмеется и уткнется в свежую газету, будто и нет его вовсе. А Николай этот – как стражник, к ним приставленный. Ни на минуту не оставляет Валю с Назиром наедине.
Отъезд геологов – Назир это прекрасно понимает – означает для него долгую разлуку с Валей. Зимой геологу нечего делать в горах, тут уж ничего не попишешь. Однако парень надеется на то, что зиму они проведут где-нибудь поблизости. Скажем, в Нальчике... Будут обрабатывать в лаборатории материалы летних разысканий. А он нет-нет, да и заглянет к ним ненароком. Предстоящий отъезд Вали в Москву для Назира – полная неожиданность. Если бы он мог предположить, что ему грозит столь долгая разлука с ней, он, наверное, старался бы навещать геологов почаще.
Сегодня Назир сидит в библиотеке, просматривает газеты, журналы – готовится к предстоящему молодежному вечеру. Много красоток попадаются ему на снимках. Но где им всем, вместе взятым, сравниться с его любимой! Как случилось, что он до сих пор не догадался попросить у нее фотографию? «Как только приеду, сразу же попрошу», – думает Назир. Скоро он, однако, в горы не попадет: через два дня комсомольский вечер.
А Валя тем временем тоже готовится к отъезду. Уезжать ей не хочется, и поэтому она особенно не торопится. Николаю же, наоборот, не терпится поскорее вырваться отсюда – подальше и от изрядно надоевших гор, и от удачливого соперника. Он всех тормошит и подгоняет:
– Хорошо бы нам, Валь, организовать перед отъездом горячую баньку! Грязи на нас – по пуду.
– Ты в таких случаях говори о себе, а не о других, – дергает плечиком девушка.
– Это почему?
– А потому.
Николай мрачнеет.
– Ну, до каких пор ты будешь на меня волком смотреть?
– Вовсе я не смотрю на тебя так, с чего ты взял?
– Валь, ну я ведь чувствую, знаю... Как только приедем в Москву, познакомлю тебя с мамой. Она тебе понравится. Я в этом уверен.
– Почему же не понравится – понравится, конечно. Я вообще людей люблю.
– А в частности?
– Назвать?
– Да!
– Не пугайся, Коля, тебя не назову. Тебя я оставляю Тане.
Николай опускает голову. В такие минуты его лицо делается неприятным – брови нахмурены, глаза превращаются в узкие щелочки, резче выступают острые скулы.
– Ну, друзья, косточки мои просят заслуженного отдыха! – провозглашает Борис Петрович, выходя из палатки. Он утеплился – в куртке и ушанке. – Оделись бы вы потеплей, ребята, холодно-то как, бр-р!
– Я одета вполне по погоде, – откликается девушка, – а вот Николай форсит: ворот распахнут, душа нараспашку. – Валя довольна, что Борис Петрович прервал неприятный разговор с Николаем.
– Надень на себя что-нибудь теплое, замерзнешь, – распоряжается Потапов. – Нам перед отъездом болеть никак нельзя. Знаете, как говорят балкарцы: резали-резали быка, а на хвосте нож сломался.
Старик с грустью смотрит на покосившийся навес. Хорошую службу сослужил он им этим летом. Сколько под ним сижено, сколько переговорено, сколько шахматных партий сыграно... И от солнца и от дождя защищал ты нас, старый друг. Только от осеннего холода спасти уже не можешь.
– Неси-ка шахматы, Николай! Сыграем еще разок, на прощанье, – предлагает Борис Петрович.
– Настроения нет. Играйте с Валей.
– Я готова, Борис Петрович.
– Что толку с тобой играть? Выучил тебя на свою голову, и теперь ты меня постоянно обыгрываешь. И не стыдно?
Валя смеется и обещает напоследок быть снисходительной. Николай приносит шахматы, и девушка зажимает в руках две фигуры.
– Выбирайте, Борис Петрович!
Потапов ласково улыбается. В прошлом году, когда Валя только училась играть, он отдал ей право всегда играть белыми. Теперь она играет лучше, чем он. Сегодня Вале достается черная пешка.
– Вам начинать, Борис Петрович.
Первые несколько ходов они делают быстро. Потом темп игры замедляется.
«Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить...» – тихонько напевает Борис Петрович. Валя научилась во время игры думать о посторонних вещах... Старику не хочется уезжать отсюда. А ей самой? Больше всего на свете она боится уехать, не повидав Назира. Если бы она могла, растянула бы эту последнюю партию на всю ночь, и потом – на все утро, и на весь день, и еще на один день... Только бы дождаться Назира... Может быть, по пути к «Голубым озерам» свернуть в сторону и заехать к Назиру? Нет, это неловко. Если бы какой-нибудь повод, какая-нибудь серьезная причина...
– Что, по-вашему, лучше, Борис Петрович, ждать или догонять? – неожиданно спрашивает девушка.
– Ненавижу и то и другое, – отвечает Потапов и тут же объявляет Вале шах.
– А если бы пришлось выбирать?
– Тогда я предпочел бы догонять.
– Почему?
– Потому что догоняющий активен: он хочет и может догнать того, кого преследует. А если нет, винить ему приходится только себя. Ожидание, наоборот, пассивное и потому особенно мучительное состояние. Тут уж человек ничего не может сделать. Не правда ли? И обвинять надо не себя, а того, кто заставляет ждать...
Молча сделали еще несколько ходов.
– А у нас это называется вилкой, – говорит Валя.
– А у нас говорят: стреляющий опережает того, кто целится, – отвечает Потапов и, защищая своего ферзя, отдает ладью.
– Ох, Борис Петрович, сейчас вас разгромят, как шведа под Полтавой, – подает реплику молчавший до сих пор Николай. Ему сейчас хочется, чтобы проиграла Валя.
– Когда играют двое, кто-нибудь непременно выигрывает, – мудро изрекает Потапов, делая очередной ход.
– Более сильный. И более смелый, – медленно говорит Коля, думая о своем.
– Можно быть и сильным, и смелым, но если в голове пусто... – улыбается Потапов. – В конечном счете, побеждает всегда умнейший.
– А если и ума у тебя вроде бы хватает, да ты просто не умеешь им как следует пользоваться? – не унимается Николай.
– Ну, какой это ум! Ум, он себе всегда дорогу найдет. На то он и ум. Правда, Валя?
Но Валя задумалась и почти не слышит мужчин.
Партию кончили молча. Получилась ничья. Стало холодно. Валя ушла в палатку.
Мужчины еще немного посидели. Прерванный разговор не налаживался. Вздохнули разом и тоже отправились спать...
А ночь была хороша. Ветер утих. В высоком холодном небе ярко сверкали звезды, отражаясь в зеркале маленького пруда, некогда сооруженного Борисом Петровичем и теперь уже никому не нужного. В равнинных реках редко увидишь отражение звезд – лишь лунная дорожка бороздит их поверхность... А в горных водоемах звезды любят купаться... Снежные вершины блестят, как газыри на черкеске. Тихо вокруг. Лишь изредка филин своим странным криком нарушает первозданную тишь.
Чутко прислушивается Валя к ночным звукам. Ей не спится. Сердце беспокойно ворочается в груди...
«Зачем он пристает ко мне? – сердится она на Николая. – И какое мне дело до его матери и вообще до всей его родни? Неприятный какой-то. Назир совсем другой. Стройный, как березка... Дурочка, ты, кажется, сравниваешь Назира с Николаем? Причем здесь он? А вообще-то я не знаю, как Назир ко мне относится, серьезно или нет. У них в горах свои обычаи. Захочет ли он связать свою судьбу со мной? Интересно, что он сейчас делает? – Валя подносит к глазам руку со светящимся циферблатом часов. – Девять... Непременно спрошу его при встрече, о чем он думал сегодня в это время. Вряд ли он спит, еще рано, это нас тут холод загнал в палатки...»
Ну а что же, действительно, делает в этот час Назир? Он снова сидит в библиотеке, медленно листает подшивки газет и думает конечно же о Вале... Никто ему не мешает. Умница Ариубат оставила ключи: сиди сколько нужно. Сама отправилась, кажется, к Ачахмату. Старик обещал выступить на их вечере.
У Ариубат – свои заботы, свои огорчения. Никак не договорятся они с Асхатом о дне свадьбы. Асхат с головой ушел в работу. В прошлом месяце даже в выходные дни не приезжал домой. Днюет и ночует на стройке. Теперь, кажется, стало полегче – вокруг комитета комсомола уже есть неплохой молодежный актив. Впрочем, легче – это только так говорится. Каждый день новые задачи, новые трудности. Свадьбу, видимо, придется отложить до Нового года. Ариубат думает, что так лучше – неудобно, нехорошо как-то, если бы они сейчас, в самый разгар работ, занялись устройством своих собственных дел. И старшие согласились с решением молодых.
Наступило утро. Последнее Валино утро в горах. Девушка давно проснулась. Какой тут сон, когда ветер раскачивает палатку из стороны в сторону – вот-вот сорвет ее с места и унесет далеко, закружит по ущельям...
Вздрагивая от холода, девушка натягивает на себя теплую кофту и выходит наружу. Нет, утро ясное. В темной палатке все казалось гораздо страшней. Только, пожалуй, похолодало. Валя направляется к запруде. Первая пригоршня воды, которую она плеснула себе в лицо, показалась ледяной – иглами закололо щеки. Но потом даже жарко сделалось. Валя торопливо оглянулась, сдернула кофточку и стала быстро поливать себя ледяной водой. Потом докрасна растерлась полотенцем. Ох, как бодро, легко!
Сидя на камне подле запруды, Валя расчесывает волосы и смотрит на свое отражение в воде. Ничего, все как будто в порядке. Потом она сидит и смотрит на горы – надо же с ними попрощаться. Какие красивые они и какие разные! Эта вот – недовольно хмурит свой изрезанный морщинами лоб, а эта – приветливая и добрая, будто улыбается... А вот на склоне отвесной скалы что-то чернеет. Должно быть, пещера. Интересно, забирались туда когда-нибудь люди? Или только птицы изредка вглядывались в ее таинственный мрак?
Большой орел вылетает из-за горы и плавно парит в вышине. Валя не может оторвать от него взгляда. «Летит навстречу солнцу, – думает девушка. – Солнце, солнышко, что стало бы с нами, не будь тебя? А мы прячемся летом от твоих лучей, нам жарко. Сейчас вот холодно, хочется обогреться. Как сильно шумят сегодня деревья! Когда смотришь на них в жаркий день, приятно думать, что в тени деревьев прохладно. А сейчас от них, кажется, так и веет холодом... Куда же подевался мой орел? Вон он, на камне. Теперь все ясно: он прилетел сюда за добычей, это ее он высматривал с высоты своего полета... Сегодня я расстаюсь с вами, горы! Лучше умереть, чем расстаться с вами навсегда! Как не любить мне вас, если и любовь моя родилась здесь, в горах...»
На одной из скал Валя вдруг увидела тура. Он стоял, гордый и прекрасный, вонзив в синеву неба полукружья рогов.
Валя боится пошевельнуться, чтобы не вспугнуть сказочное виденье. Потом она тихонько подходит к палатке, где спят мужчины, будит Николая и заставляет его взять фотоаппарат, чтобы сделать несколько снимков. Полусонный Николай плохо понимает, чего она от него хочет, но в конце концов стряхивает с себя дрему и принимается разыскивать уже упакованный аппарат.
А тур все стоит неподвижно на своем утесе. Будто дожидается их, будто хочет, чтобы люди вволю налюбовались им...
– Он пришел попрощаться с нами, – говорит Борис Петрович, выбираясь из палатки. – Прощай, красавец, мы еще вернемся сюда, мы еще встретимся!
4. СВЕТ И ТЕНИ
Строительство канала идет полным ходом. Ребята-экскаваторщики работают посменно, днем и ночью. Обязательства взяты нешуточные: к Октябрьским праздникам закончить выемку грунта. Экскаватор рычит, как разъяренный бык, на шею которому набросили ярмо. Пусть рычит. Умелые и сильные руки заставляют его подчиняться. Рев огромной машины и шум горной речки сливаются в странную мелодию, похожую на прерывистые ритмы современного джаза.
Асхат уже так привык к этому неумолчному гулу, что даже не замечает его. Только говорит он теперь очень громко.
Во второй бригаде экскаваторщиков трудится почти одна молодежь. Немудрено поэтому, что Асхат чуть ли не все свое время проводит здесь. Парторг Сокуров упрекает его за пристрастие к молодежной бригаде, но ничего не попишешь – дел невпроворот, хорошо бы хоть с ними справиться как следует.
Умение организовывать работу, как известно, приходит к человеку не сразу. Поэтому и настроение у комсорга стройки меняется, как погода. Сегодня люди видят его веселым и улыбающимся, назавтра – он шагает с опущенной головой, хмурый, как осенняя туча. Трудно, очень трудно руководить большим коллективом людей, у каждого из которых – свой нрав, свои привычки и склонности. Частенько вспоминает Асхат слова Баразова: «Сколько людей – столько и характеров, и к каждому – свой подход. Постарайся понять человека, и он обернется к тебе лучшей своей стороной. Одни любят, чтобы их хвалили. В этом нет ничего плохого, ты должен уметь поощрять людей в их труде, вдохновлять их. Другой же, распущенный и самоуверенный, нуждается в постоянном наблюдении, в ежедневной деловой и требовательной критике. На улыбку отвечай улыбкой, а если у товарища горе – прежде всего постарайся выяснить, не можешь ли ты чем-нибудь помочь ему. И всегда помогай чем только можешь...»
Сегодня Асхат с группой молодых рабочих собирается бетонировать тот отрезок канала, где уже закончены земляные работы. Идут дружной гурьбой, шумят, смеются. Серьезен, пожалуй, один только прораб Малкаров.
– Боюсь, друг, – тихо говорит он Асхату, беря его под руку, – не управимся мы к празднику.
– С такими орлами да не управимся! – откликается комсорг; чувствуется, что в его вопросе заключен и ответ.
– Что ж, пусть будет по-твоему, но все же... – Прораб достает из кармана пачку сигарет – надежное средство для улучшения настроения.
– Закуришь? – спрашивает он Асхата.
– Пока я еще не покупаю для себя болезни!
Ребята смеются. Не смеется лишь один из них, курчавый Шамиль.
– Молод еще, не знает вкуса табака! – бурчит он себе под нос и демонстративно закуривает. – Влюбился бы разок до чертиков, как я, например, – небось, сразу закурил бы. Да еще и запил бы в придачу. Без курева да выпивки – какая жизнь...
– Что ты там бормочешь, Шамиль? – спрашивает его Башир.
– Ругаю некурящих! – недовольно отвечает Шамиль, выпуская изо рта густую струю дыма.
– А не лучше ли вообще не курить?
– Как так – лучше? Когда у тебя кончаются сигареты, значит, и стрельнуть будет не у кого?
– Зато, когда никто рядом не курит, своих сигарет надолго хватит! – улыбается Башир.
– Ничего ты не понимаешь!
– А ты объясни, если такой умный, да побыстрее, скоро дойдем уже...
– Все-то ты торопишься. А куда?
– Ты, что ли, за меня будешь работать? Ну, рассказывай, если есть что.
– Вот, к примеру, идешь ты в магазин, – начинает Шамиль, загадочно улыбаясь, – а у тебя не хватает пяти копеек на чекушку. Так? Ты, конечно, постесняешься попросить у незнакомого человека. Так? А если тебе хочется курить, а у тебя нет сигарет, ты у любого попросишь без стеснения, и никто тебе не откажет. Понял, в чем секрет?
– Тьфу, что за ерунда! У тебя получается, будто курево сближает людей. Замечательная теория, ничего не скажешь.
– Не знаю как насчет теории, а на практике именно так выходит. Зачем же тогда государство продает табачные изделия? А?
– Вот этого я как раз и не понимаю, – искренне признается Башир.
– То-то и оно, – говорит Шамиль, очень довольный тем, что последнее слово осталось за ним. – Все равно, дружок, закуришь рано или поздно...
– Нет уж, научи меня лучше чему-нибудь другому.
– Могу научить пить не пьянея. Хочешь?
– Ну, знаешь... Если уж выбирать, то, по-моему, лучше курить.
– Ну вот и выбери одно из двух, а я научу. Ты же сам без конца твердишь: один – за всех, все – за одного.
– Вы о чем, друзья, – спрашивает Асхат, подходя к ним.
– Пусть тебе Шамиль скажет, – отвечает Башир.
Шамиль молчит. Вообще-то в свои светлые минуты он относится к Асхату с явным уважением: ценит его за ум, образованность, душевный такт. Жаль только, что такие моменты просветления случаются у Шамиля редко. И он торопится заглушить их водкой, и забывает благие порывы так же быстро, как пьянеет... Парень лжет, когда говорит, что умеет пить не пьянея. Как раз этого-то он не умеет.
Жизнь у Шамиля сложилась неладно, путано. Родители его поженились после войны; отец – инвалид, мать постоянно тревожится за его здоровье, работает за двоих. Немало огорчений принес ей и Шамиль – учился плохо, еле дотянул до окончания школы.
Ни о каком вузе, конечно, и речи не могло быть. Рано начал курить, пить, связался с плохой компанией. Сейчас отцу совсем тяжко – болят старые раны, работать почти не может. Насилу мать уговорила Шамиля поступить на стройку. Надеялась, бедная, что хоть какая-то помощь от него будет, а он вот ни копейки еще ей не послал. Все на себя тратит.
Не раз уже Асхат разговаривал с ним по душам, и иногда комсоргу казалось, что его слова доходят до парня, задевают в его душе какие-то струны. Да все, видно, впустую! Встряхнется Шамиль, как теленок после укуса овода, и все идет по-старому.
Совсем иной человек Башир – лучший каменщик бригады, парень крепкий, спокойный, работящий. Любит шутку, веселье, верен в дружбе. С ним Асхату легко, они с полуслова понимают друг друга. Это – не Шамиль, с тем комсоргу придется немало повозиться...
– Итак, о чем спор, ребята? – повторяет Асхат свой вопрос.
Не ответить было уже нельзя, и парни одновременно раскрыли рты:
– Да просто так... – сказал Шамиль.
– Агитирует меня начать курить! – неожиданно для себя выпалил Башир.
– Я, признаться, думал, вы о чем-то серьезном рассуждаете. К примеру, о том, как нам выполнить наши обязательства.
Слова комсорга задели Шамиля за живое:
– Дай хоть приступить к работе, – раздраженно бросает он. – Тогда и увидим, кто что выполнил и кто чего стоит.
– Это время уже наступило, – отвечает ему Асхат.
– Да справимся мы с этим, Асхат, не бойся! Вот посмотришь – выполним обязательства к сроку! – веско говорит Башир.
Асхат немного отстал. Он недоволен собой: нет у него еще настоящего подхода к людям. Ребята шутят, смеются, а он, как дятел, долбит одно и то же: нормы, работа, обязательства... Так делу не поможешь.
– О чем задумался? – спрашивает Асхата прораб, снова оказавшийся рядом. – Не о моих ли опасениях?
– Пожалуй, ты угадал, Жунус.
Солнце печет все сильней. Асхат надевает широкополую шляпу, которую до этого держал в руках. Если раньше его длинная тень походила на стройный тополек, то теперь она напоминает высокую сосну, у которой ветви растут на самой макушке.
За шутками и разговорами не заметили, как дошли до места. Прораб быстро распределил задания, роздал инструменты. Шамиля с напарником назначили подносить раствор, Башир с тремя рабочими стал на кладку, другие подчищали и выравнивали зеленые стенки канала, готовили место для каменной облицовки. Работа закипела.
– Давайте-ка испытаем сегодня Шамиля, – обращается Башир к своему напарнику, круглолицему Хусею. – Эй, вы, поживее поворачивайтесь! Даешь раствор!
Шамиль с товарищем тащат носилки с раствором. Тяжесть прижимает носилки к земле, руки растягиваются, как резиновые; ноги гнутся, как ивовые прутья.
– На, получай, коли соскучился! – с этими словами Шамиль вываливает раствор прямо на ноги Баширу. Башир отскакивает в сторону, но поздно: сапоги и спецовка – в пятнах раствора.
– Что ж ты убегаешь? – хохочет Шамиль.
– Ничего, – рассудительно говорит Башир, – посмотрим, что он запоет после пятой ходки.
Принялись, наконец, за облицовку. Любо смотреть, как умело и споро работает Башир. Откуда у него такая сноровка? Как заправский, опытный каменщик, цепким оценивающим взглядом осматривает он камень со всех сторон и тут же находит ему нужное, единственно возможное и удобное место. Видно, сказывается в нем опыт многих поколений горцев-камнекладов... Товарищи едва поспевают подавать ему камни.
– Экий молодец, настоящий мастер! – говорит Жунус Малкаров, обращаясь к Асхату. – Зря мы, оказывается, его держали на подсобных работах.
– Да, но до сих пор ведь и не было для него настоящей работы.
Раствор кончился, а Шамиля с носилками не видать. Во-он он плетется, нога за ногу заплетается, и напарнику его, видать, не легче. Однако скоро и подносчики раствора втянулись в общий ритм. Каменщики больше не простаивали по их вине.
А солнце поднимается все выше и выше. Его прямые лучи жгут нестерпимо. Но люди, захваченные работой, кажется, не чувствуют жары. Один лишь Шамиль, улучив минутку, сбегал к речке, окунулся разок.
Асхат переходит от одной группы к другой, берется то за кирку, то за лопату: ничего, получается не хуже, чем у других. Асхат доволен, довольны и ребята.
– Дай-ка, подменю тебя, отдохни немного, – говорит он Баширу, беря у него из рук мастерок.
Шамиль заметил это и теперь старается еще быстрее оборачиваться с носилками. Приятно все же покрасоваться перед комсоргом, доказать ему, что и ты – не из последнего десятка. Однако ноги совсем уже не слушаются своего хозяина, вот-вот подломятся в коленях. Это не укрылось от зорких глаз Башира. Быстро выскочив из котлована, он отбирает носилки у Шамиля:
– Покури, видно тебе уже невмоготу.
Кажется, Шамиль еще ни к кому не испытывал такого прилива благодарности, как сейчас к Баширу. Он сразу опускается на землю. Даже «спасибо» не успел сказать. Курить почему-то совсем не хочется... Ломит руки, сильнее даже, чем ноги.
Башир с напарником дважды успел обернуться с носилками, а Шамиль все сидит на солнцепеке, не в состоянии шевельнуться. Наконец он заставил себя встать, сделал несколько шагов и опять обессиленно опустился на землю у самой реки. Как хорошо! Тень от большого камня надежно защищает его от солнца. От реки веет прохладой. Вот сейчас можно и закурить.
Малкаров смотрит на часы – полдень. Пора объявлять перерыв на обед, да повар сегодня почему-то запаздывает. Но вот на дороге показалось облачко пыли, оно быстро приближается – везут обед.
Ребята медленно собираются на берегу. Несколько смельчаков, сбросив одежду, полезли в воду; большинство ограничилось умыванием. Что ни говори, хоть осеннее солнце и припекает вроде бы по-летнему, да вода в реке обжигает холодом.
Обедают молча, сосредоточенно, с отменным аппетитом. После еды, как водится, снова начались разговоры и шутки.
– Дорогой наш комсорг, – заводит круглолицый Хусей, – хоть для приличия включили бы к нам в бригаду девушку. Одну. А?
– Что ж, ты прав, Хусей, – серьезно отвечает Асхат. – Подыщем подходящую. С девчатами веселей. Да и соревнование разгорится с новой силой – всякому захочется показать себя с лучшей стороны.
– А по-моему, совсем ни к чему нам здесь бабы, – заявляет Шамиль. – При них лишнего слова не скажешь.
– Лишних слов вообще не стоит говорить, – откликается Асхат.
– Нет, девушки здесь нам очень и очень нужны, – поддерживает его Башир. – Без них и работа не клеится, и глазу не на чем отдохнуть.
– Вон ты какой! – замечает прораб, поднимаясь с места. – С тобой, я вижу, шутки плохи.
Асхат с Жунусом направляются к газику поболтать с поваром. Разговор о женщинах продолжается и без них.
– Пойми, чудак, – серьезным тоном вразумляет Башир Шамиля, – не было бы женщин – не было бы и жизни на земле.
– Ну, жизнь-то, наверное, была бы, а вот людей действительно не было бы. Ты это хотел сказать? – мигом откликается Шамиль, всем своим видом показывая, что и он кое в чем разбирается.
К сидящим вновь подходит Асхат. Он взял у повара транзистор и сейчас настраивает его на московскую волну. Передают Чайковского. Думал ли когда-нибудь Чайковский о том, как величественно и торжественно должна звучать его музыка в горах? Асхат, конечно, не может ответить на этот вопрос; он знает только, что никогда знакомая мелодия не казалась ему такой прекрасной, как сейчас, здесь, в горах Балкарии... Но вот музыка смолкает, и раздается взволнованный голос Левитана: советская автоматическая станция летит к Луне... Ребята замерли, стараясь не проронить ни слова. Когда сообщение закончилось, все дружно захлопали.
